выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
|
Новое в археологии. Издательство МГУ, 1972.
[295] — конец страницы.
Вопрос о чеканке русской монеты шведами в оккупированном Новгороде вполне мог быть поставлен еще в 1864 г., когда Археографическая комиссия опубликовала вывезенные из Швеции С. В. Соловьевым «Книги денежного двора за 1610—1611 гг.».1) В 1865 г. к этому источнику обратился Д. И. Прозоровский, который, однако, не проявил никакого интереса ни к месту чеканки, ни к датам зафиксированных в этих книгах четырех переделов серебра в монету;2) между тем они были один другого интереснее. Первый происходил при польском наместнике И. Салтыкове, когда в Новгороде единственный раз чеканились копейки с именем Владислава, второй и третий — когда Новгород, свергнув и казнив Салтыкова, на короткое время обрел полную самостоятельность; четвертый завершился через несколько дней после захвата города солдатами Делагарди.
Можно было бы предположить, что на последнем переделе деятельность Денежного двора в Новгороде надолго оборвалась. Однако в 1890 г. появился труд К. И. Якубова, опубликовавшего в выдержках изученные им в Стокгольме в «Делагардиевском архиве» «Записные книги Новгородского денежного двора за 1611—1617 гг.», и факт не прекращавшейся при шведах чеканки русских копеек стал бесспорным. Новгородские денежники Богдан, Нефед и другие плавили скупаемые шведами у населения «с наддачей» старые серебряные копейки и выделывали новые, более легкие.3) Поскольку указаны затраты и доходы [295] по операции, не составляет труда вычислить, что по конец 1614 г. «шведская» копейка весила в среднем около 54 мг, то есть вместо прежней 3-рублевой стопы (вес копейки 68 мг) возникла стопа в 3,6 рубля; а с начала 1615 г. новые копейки чеканились уже по 4-рублевой стопе, следовательно, имели вес около 50 мг.
Вполне понятно, что сами монеты, выпускавшиеся в Новгороде в течение 6 лет, не могли бесследно исчезнуть. Если никто не знает их, значит они затаились среди массы копеек начала XVII в. и их нужно угадать. Поразительно, что публикация К. И. Якубова осталась забытой, когда в 1909—1913 гг. шла дискуссия о том, кто первым понизил вес копейки — Михаил Федорович или В. Шуйский. В ходе ее указывалось, что среди монет Шуйского легковесные известны только в новгородской чеканке и только двух типов — чеканенные датированным штемпелем 1610 г. (вместе с такими же полновесными) и еще более легкие, битые старым штемпелем 1605 г.4) Но догадка о чеканке их шведами не родилась, хотя и была где-то совсем рядом.
Безрезультатный исход полемики предопределила, с одной стороны, неверная постановка вопроса — кто, вместо как и почему, а с другой — полная неизученность всего периода чеканки серебряной копейки. Наиболее авторитетный участник этого обсуждения, С. Б. Веселовский через несколько лет с недоумением вспоминал о легковесных копейках Шуйского в «Сошном письме».5)
Для меня шведская чеканка в Новгороде стала одним из стержневых вопросов в 1946 г., когда я занялся изучением и подготовкой к публикации нескольких тысяч русских монет XVI и XVII вв., добытых раскопками А. П. Окладникова на восточном берегу Таймыра6) — и именно потому, что в изученном монетном комплексе не оказалось ни одной легковесной новгородской копейки!
Большинство специалистов, работавших с разными материалами экспедиции, склонялись к датировке плавания русских мореходов, на века опередивших прославленного Норденшельда, 30-ми годами XVII в. Но монетный комплекс с полной очевидностью датировался самыми первыми годами царствования Михаила Федоровича — 1614 г., в крайнем случае, 1615 г. Оно было представлено только московской чеканкой, без Новгорода и Пскова; из более чем 30 известных верхних штемпелей его московских монет встречались только 2 и из доброй сотни нижних (именных) — 5.
Среди тысяч собранных монет не оказалось ни одной легковесной копейки с именем Шуйского обоих упомянутых выше типов, и уже одно это показывает, что казна русских мореходов сложилась на Севере не позднее 1615 г., когда по живому телу страны пролегла граница, на несколько лет отрезавшая в 1611 г. Новгород и новгородские земли. Взаимопроникновение выпускавшейся по обе стороны этого рубежа монеты по каналам обращения стало невозможным; следовательно, состав накопившейся после 1611 г. части местного монетного фонда обращения по обе стороны этого рубежа должен быть различным и различимым в подходящих по времени кладах. [296]
В таймырской казне 1615 г. верхний, самый молодой «слой» монет составляют московские копейки Михаила 1613—1615 гг., ниже залегают копейки Ополчения 1612—1613 гг., далее — монеты польских оккупантов (Владислава) 1610—1612 гг., а еще ниже — мощная масса копеек Шуйского всех монетных дворов; все годы его датированной новгородской чеканки по 1610 г. включительно обильно представлены только добротными, полновесными копейками! (Более старые копейки, от времени Самозванца до Грозного, в данном случае интереса не представляют.)
Легковесные копейки с именем Шуйского нужно искать за шведским рубежом. В любых кладах царствования Михаила, особенно его начала, открытых на занятой шведами после 1611 г. территории, всегда присутствует масса этих копеек обоих видов. Если счастливый случай когда-нибудь пошлет нам новгородский клад, зарытый в 1610 г., даже до середины 1611 г., в нем не будет ни одной легковесной; позже, по начало 1615 г., будут легкие копейки со знаком РIИ, а потом пойдут и совсем легкие копейки со знаком НРГI.
Материалы К. И. Якубова в сопоставлении с анализом состава многих кладов позволили мне в публикациях 1947—1955 гг. изложить события 1611—1617 гг. в Новгороде. До конца 1614 г. шведы из серебра скупаемой старой монеты выделывали более легкие копейки по стопе в 3,6 рубля вместо прежних 3 рублей (возможно, что после Салтыкова остались какие-то документы, сообщавшие о введении этой стопы поляками в Москве). Но и в Москве, а вслед за ней и в чеканке Ярославского ополчения уже в 1612 г. появилась еще более облегченная стопа в 4 рубля. В 1613 г. ее узаконило и правительство Михаила Федоровича. Шведы оставались в неведении и спохватились только в начале 1615 г.
Чтобы иметь возможность продолжить скупку старых полновесных копеек, а также и недавней собственной продукции 1611—1614 гг., [297] пришлось сменить штемпели; воспользовались на редкость характерным по композиции, отличной сохранности старым штемпелем 1605 г. (времени Самозванца), а вторым взяли приметный по крупным буквам легенды старый именной штемпель Шуйского (рис. 1).
Изучение новгородских монет с именем Михаила привело меня к убеждению, что где-то после 1615 г. шведы решили отказаться от имени Шуйского и завели штемпель с именем Михаила: после подделки старой монеты — подделка законной монеты нового государя! Зная, что, покидая Новгород, шведы увезли с собой весь архив Денежного двора, было естественно предположить, что они не оставили на месте и штемпели, которыми чеканили свои поддельные копейки.7)
Изложенное в целом было положительно встречено советскими нумизматами, но вызвало различное отношение в Швеции. Д-р Э. Натхорст-Бёёс, дважды побывавший в те годы в отделе нумизматики Эрмитажа, опубликовал в 1964 г. рецензию на несколько моих работ разного содержания, обойдя молчанием вопрос о шведах в Новгороде.8) Эта рецензия вскоре вызвала «контррецензию» д-ра Э. Г. Берггре на «Несколько замечаний по поводу рецензирования работ И. Г. Спасского». В ней давалось понять, что д-р Натхорст-Бёёс имеет слабое представление о рецензируемых работах и излагает предвзятые и поверхностные суждения о них.9) Ответом была очень сердитая рецензия на одну появившуюся перед тем работу д-ра Берггрена, причем основным объектом критики на этот раз стала отсылка автора к моим занятиям шведской чеканкой в Новгороде. «Эти сведения не новы, — писал д-р Натхорст-Бёёс, — Спасский много раз повторял их в частной переписке и в докладах, но, несмотря на требования, упорно избегал давать какие-нибудь доказательства, что и следует теперь отметить, когда читаешь эту статью, которая лишь цитирует Спасского, полагаясь на его авторитет. Пока Спасский не сообщил какого-либо источника, представляется более чем сомнительным, можно ли принимать на веру эти сведения...».10)
Д-р Берггрен сделал то, что следовало бы сделать его и моему строгому оппоненту: лично убедился в существовании в самой Швеции моего главного источника — «Записных книг Новгородского денежного двора». В 1967 г. вышла его статья «Шведская чеканка в Новгороде в «Смутное время»; свой материал он изложил также в очень большой газетной статье.11)
Я получил от д-ра Берггрена его публикации, а приложением к ним был полный текст ставших ему известными уже после их выхода двух интереснейших писем короля Густава Адольфа, имеющих самое непосредственное отношение к предмету споров. Хотя я еще не имел [298] никакого представления об их содержании, я знал об их существовании, так как еще в 1964 г., вслед за выходом первой критической статьи, глава нумизматов Швеции профессор Н. Л. Расмуссон любезно уведомил меня о том, что в Государственном архиве совсем недавно обнаружены письма Густава Адольфа 1615 г. из-под Пскова, которые будут для меня чрезвычайно интересны. Перевод их любезно выполнила для меня Ф. Б. Шаргородская.
Посланное 29 июля 1615 г. из лагеря под Псковом письмо руководителю Государственного казначейства содержит разработанный шведским королем план финансовой операции — форсирования чеканки «новых копеек», то есть самых легких, выпуск которых производился всего полгода, начавшись в январе 1615 г. Густав Адольф был, уверен, что если удастся организовать систематическую закупку талеров в Данциге или Гамбурге (для начала он требовал добыть в кредит под 15% 200000 или 300000), то прибыль от переделки их в Новгороде в копейки позволит, рассчитавшись с поставщиками, организовать постоянное производство и сбыт и полностью обеспечить содержание оккупационных войск!
Понимая особый характер своей затеи, король предупреждал: привлекаемым к поставкам купцам как заморским, так и отечественным, незачем знать для чего требуются талеры. Несмотря на серьезные просчеты, в основе увлекшего Густава Адольфа плана лежало хорошее понимание специфики русского денежного хозяйства XVI—XVII вв. — всегда существовавшего весьма определенного соотношения между ценой в копейках, по которой иностранные поставщики отдавали талеры, и количеством выделываемых из талера копеек; соотношение это было такого рода, что переходя в руки русского частного лица или казны, талер уже потенциально заключал в себе ощутимую прибыль! (Именно это составляет наибольшее затруднение при возникающих время от времени попытках доказывать, что талеры использовались в России как платежные единицы, полноценные деньги. Кому же был расчет отказаться от добрых 10% дохода?). Что касается иностранных поставщиков талеров, то хотя и известно немало жалобна корыстолюбие «бессовестных русских», в поставщиках обычно не было недостатка и они позволяли «обирать» себя — так как отлично знали, какие высокие барыши дают русские товары на Западе.
Вполне надежные источники свидетельствуют, что со времени Грозного и вплоть до 1610 г., когда из талера выходило до 42 тяжелых копеек 3-рублевой стопы, за него платили не больше 36 копеек. После ликвидации последствий интервенции, в условиях стабилизации 4-рублевой стопы, на десятки лет установилась цена в 48—50 копеек, которая не поколебалась ни под влиянием небольшого уменьшения веса копеек, ни даже тогда, когда прекратилась очистка серебра талеров, и выход копеек стал соответственно большим. Перепад этого соотношения приходится на годы интервенции, когда временами могли складываться весьма непрочные «пропорции», вроде той, которую имел в виду король: цена 42 копейки за талер, видимо, была «пережитком» стопы в 3,6 рубля, по которой шведы чеканили больше трех лет. В связи с переходом к 4-рублевой стопе она вот-вот должна была поползти вверх.
В какой мере планы Густава Адольфа оправдались и получили осуществление? Ответ содержится, вероятно, в «Записных книгах» за 1616 и 1617 гг. Они только упомянуты Якубовым, но какой-либо характеристики не получили. Микрофильмы этих выдержек имеются в ЦГАДА. [299]
Почти одновременно с этими интересными для истории Новгорода археографическими новинками мне стал известен не менее замечательный русский документ, указанием на который я обязан И. П. Шаскольскому. Это наставление боярам, назначенным принимать приезжавшего в 1618 г. шведского посла Г. Стенбука в Москве. Им предлагалось заявить претензии по поводу нарушений шведами условий мирного договора; одна из них касалась непосредственно Денежного двора: «после такого мирного договору свейские державцы, которые были в Великом Новегороде, вывезли из царского величества отчины... ноугороцского государства печать, да из денежного двора чеканы, которые деланы были блаженные памяти при царе и великом князе Василье Ивановиче Всея Руси, и денежных мастеров Нефедка с товарищи взяли с собою и свезли в Свею силно и ныне в Свее денги чеканят, переделав те старые чеканы на великого государя нашего его царского величества имя...».
Новые документы — ценные источники для истории Новгорода в годы интервенции. Они освещают и большие, государственного значения дела, и судьбы простых новгородцев, силком уведенных шведами. И шведский, и русский документы, столь удачно ставшие известными в одно время, подтверждают то, что ранее было достигнуто в значительной мере чисто нумизматическими методами. Наконец, письмо Густава Адольфа представляет значительный интерес не только для истории Новгорода: сообщая сведения о спросе на копейки в Данциге и Гамбурге, Польше и Литве, оно фиксирует цену талера в середине 1615 г. В свете этого документа становится понятной заинтересованность шведской стороны в получении платежей по Столбовскому договору в копейках, а не в талерах. Увоз новгородских денежников в Швецию свидетельствует о том, что заинтересованность в возможном продолжении производства копеек там явно существовала. Можно надеяться, что со временем методами нумизматики удастся проверить правильность заявленного московскими дипломатами обвинения шведского правительства в незаконной чеканке копеек Михаила Федоровича в самой Швеции.
1 — копейка Василия Шуйского PIИ — 1610 г.; 2 — копейка Лжедмитрия РГI — 1605 г.;
3 — копейка Василия Шуйского PSI — 1608 г.;
4 — шведская копейка 1611—1614 гг. Чеканка обоими старыми штемпелями 1610 г.;
5 — шведская копейка, чеканившаяся с начала 1615 г.
лицевым штемпелем 1605 г. и оборотным 1608 г.;
6 — по-видимому, шведская копейка с именем Михаила Федоровича.
1. Графу Якову Делагарди о присылке полка Еспера Андерсона. В лагере под Псковом, 28 июля 1615 г. Государственный архив Швеции, Riksregistraturen, Fol. 622.
Густав Адольф Божией милостью... и т. д. После того, как мы дали распоряжение графу Якову Делагарди о возвращении полка Иеспера Андерсона сюда под Псков, мы хотим, чтобы он поторопился сюда и прибыл как можно скорее, не задерживаясь. Мы также желаем получить с нарочным несколько чеканенных в последнее время московских денег, которые мы хотим послать в Швецию как образцы. С нами бог.
2. Руководителю Государственного казначейства и Счетной конторы относительно двух или трех бочек золота для чеканки копеек. Из лагеря под Псковом, 29 июля 1615 г. Государственный архив Швеции, Riksregistraturen, Fol. 623. {«Бочка золота» — счетное понятие, соответствующее 100000 серебряных риксалеров.}
Густав Адольф. Нашей высокой милостью... и проч. Мы не хотели задерживать Иеспера Маттсона, Юхана Шютте и Брудера Андерсона, [300] так как здесь в России производятся на содержание войска большие затраты денег и вы сами должны понимать, как затруднительно доставлять их из Швеции. Поэтому мы считаем, что здесь в стране должны найтись средства для содержания войск без особенно больших затрат средств из Швеции для содержания гарнизонов. В особенности это касается монет, которые чеканятся в виде новых копеек. Если там найдется порядочная сумма в запасе, из которой можно чеканить, то это будет выгодно. Не только можно будет возместить вложенную сумму, но сверх того получится порядочная помощь для содержания войска и это дело и эти предложения настолько мудры, что не может произойти никакой ошибки. Так как мы можем с замечательной выгодой покрыть все расходы этими копейками, выделанными из хороших риксдалеров, если они (копейки. — И. С.) будут так же хороши, или даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве, и они могут пойти не только по всей России наравне с другими, но и в Польше и в Литве, а также в Данциге, Риге и прочих приморских городах по 42 за 1 риксдалер. И по нашему мнению, указанный доход и выгода от этих монет последуют несомненно. Препровождаемые монеты двух сортов копеек — сделанных в Новгороде и на монетных дворах Московии, — для нашего пробирера и оценщика. В самом деле, мы должны знать, что нам следует делать, и нужно найти какие-то пути, чтобы содержать здесь в стране наших солдат, и чтобы они не покидали ее самовольно, а нам чтобы не посылать взамен их из Швеции. Поэтому нашим милостивым желанием является изготовление названных монет с самым большим старанием. И мы приказываем вам закупить в Гамбурге или в Данциге, которые имеют торговлю с Россией, 2 или 3 бочки золота в виде риксдалеров, то есть серебро в риксдалерах, в кредит и под проценты, чтобы это было доставлено в Нарву или в Ревель настолько крупной суммой, какую только возможно окажется доставить; кроме того, можно договариваться с Руленгагеном, братом Гердта Тора Хейдена, фельдполковником, с которым обычно мы имеем дела, а также с Эриком Ларсеном и другими бюргерами в Стокгольме, которые ведут торговлю с Ригой и Данцигом, чтобы они могли доставить теперь для начала порядочную сумму. Для того и другого случая следовало бы сравнить, насколько выгодны будут условия и если купцы согласятся, они должны быть уверены, что мы уплатим их главную сумму в копейках, хорошей ходячей монете, которая теперь идет в России по 42 копейки за 1 риксдалер, и что они главную сумму получат не ранее, как через 3 месяца после доставки, считая день с 12-и часов; и 14% или, самое большее, 15% прибыли, поскольку это является выгоднейшим делом и мы в этом не сомневаемся; и поищем для себя выгоду там, где можно, или в Ревеле, или в Нарве, как договорном месте. Что мы вам нашей королевской верой и правдой безусловно хотели сказать. Но мы не хотим, чтобы купцы и другие причастные лица что-нибудь знали и должно быть скрыто вышеуказанное, что это требуется для чеканки монеты, а они пусть себе думают, что риксдалеры требуются нам только для выкупа Эльфсборга, или еще на что-нибудь другое. Кроме того, мы хотели бы использовать этот доход, который имеем в России от чеканки копеек, и поднять его выше так, как вы посчитаете лучшим, поскольку мы отдаем этот вопрос на ваше суждение и полагаем, что мы сперва получим какую-то приличную сумму для начала, а затем могут доставляться одна почта за другой, так, чтобы монетная чеканка производилась чем больше, тем лучше, тем большую выгоду мы будем иметь от нее. Так что мы надеемся, что получим то, что просим для Ставки, и сможем таким [301] образом содержать в большинстве мест наши войска без особых вспоможений из Швеции. Но на все это требуется время и терпение. Так где же еще мы сможем найти подобные выгоды? И мы предоставляем вам все полномочия в настоящем деле, в чем подписываемся. Густав Адольф.
3. Наставление боярам, назначенным на встречу с шведским послом Стенбуком.
ЦГАДА, ф. 96 (Сношения России с Швецией), 1618 г., д. 3, листы 132, 133.
Да бояром же говорити во беседе со свейскими послы о договорных записях великого государя нашего царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии самодержца его царского величества великих послов окольничево и наместьника Суждалского князя Данила Ивановича Мезецкого с товарищи и государя их Густава Адолфа короля полномочных послов графа Якова Иванова Делегарда с товарищи, как они учинили меж государей мирное постановление написано и крестным целованьем закреплено, что было после договору как поставлено меж послов царского величества и свейских послов, тож зелембного Якуба короля английского и шкоцкого после при князе Иване Мерике, в прошлом РКЕ (125) году ноября К (20) числа в Ладоге, из царского величества отчине из Великого Новагорода и из иных городов, которые царскому величеству отданы и очищены, никаких дел и книг и иного ничего не вывозить и людей силно не выводить. А что после того мирного договору будет вывезено, или кому не по договору отдано, и то сыскав, послати назад в Великий Новгород. И ныне ведомо великому государю нашему его царскому величеству учинилось, что после того мирного договору свейские державцы, которые были в Великом Новегороде, вывезли из царского величества отчины из Великого Новагорода ноугороцского государства печать, да из денежного двора чеканы, которые деланы были блаженные памяти при царе и великом князе Василье Ивановиче Всея Руси, и денежных мастеров Нефедка с товарищи взяли с собою и свезли в Свею силно и ныне в Свее денги чеканят, переделав те старые чеканы на великого государя нашего его царского величества имя и то учинено через (л. 133) мирной договор неведомо коими обычаи, кабы на роздор, а не соединенье, чего искони не бывало, что государю вашему денги чеканить в своем государстве великого государя нашего царского величества имянем, мимо своего королевского имяни. И государь свейский Густав Адолф корол по договору полномочный своих послов Якова Делегарда с товарищи ноугороцкого государства печать и денежные чеканы и денежных мастеров и иные дела, что будет после договору из Великого Новагорода и из ыных городов вывезено, сыскав, велеть прислать назад. И впредь бы сверх мирного договору ничего назад делать не велеть, чтоб тот нынешней вечной мирной договор меж великих государя нашего его царского величества и меж государя вашего королевского величества и их государств ничом не нарушивался, но от часу утвержался. А с великого государя нашего его царского величества стороны никаких неправд и задоров и мирному постановлению нарушенья не будет.
1. Акты, относящиеся до юридического быта древней России, т. 2. СПб., 1864.
2. Д. И. Прозоровский. Монета и вес в России до конца XVIII столетия. СПб., 1865, стр. 390-401.
3. К. И. Якубов. Русские рукописи Стокгольмского архива. ЧОИДР, чч. I и IV. М., 1890.
4. С. Б. Веселовский. Семь сборов запросных и пятинных денег в первые годы царствования Михаила Федоровича. М., 1909, стр. 5, 14 и сл.; он же. Понижение веса монеты при царе Василии Шуйском. «Нумизматический сборник», т. II. М., 1913; И. И. Кауфман. Серебряный рубль в России от его возникновения до конца XIX в. СПб., 1910, стр. 82-86; С. И. Чижов. О весе копеек царя Василия Шуйского. «Нумизматический сборник», т. II.
5. С. Б. Веселовский. Сошное письмо, т. I. M., 1915, стр. 27 и 405.
6. Сб. «Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII века. Археологические находки на острове Фаддея и на берегу залива Симса». Л.-М., 1951.
7. И. Г. Спасский. Классификация русских монет XVI и XVII вв. Диссертация. Л., 1947; он же. Анализ технических данных в нумизматике. КСИИМК, вып. XXXIX. М.-Л., 1951; он же. Денежная казна. В кн.: «Исторический памятник русского арктического мореплавания XVII века»; он же. Денежное обращение в Московском государстве с 1533 по 1617 г. МИА, № 44. М., 1955; он же. Виницкий клад. Из истории денег в России в период польско-шведской интервенции начала XVII в. ИКФАН СССР, № 2. Петрозаводск, 1951.
8. Е. Nathorst-Böös. Nyare östeuropeisk littenatur. NNUM, 1964. N 8, p. 16.
9. E. B-n. Nagra kommentarer till resensionen av I. G. Sipasskijs arbeten. NNUM, 1965, N 2.
10. E. N.-B. — Е. G. Berggren. Nеgot om ryska koipparmyntningen. «Sam-larjournalen», № 1964, N 5-6; Skövde. NNUM, 1965, N 5.
11. E. G. Berggren. Den svenska myntningen i Novgorod under «Oredans tid». NNUM, 1967, N 5; idem. En svensk falskmyntningen i forska dagars Rysland. «Smälands Allerban'da and Jönköpings Posten», 25 & 26. IV. 1967.
Написать нам: halgar@xlegio.ru