Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Седов П.В.
Деятельность боярских надворных комиссий XVII  в. в отсутствие царя в Москве

Studia Humanistica. 1996. Исследования по истории и филологии.
СПб., БЛИЦ, 1996 г.
{74} – начало страницы.
OCR OlIva.

В XV—XVII вв. на время царских отъездов из Москвы на государевом дворе «ради сохранения царского дому»¹⁾ оставляли специальные боярские комиссии. Этот институт власти не привлекал внимания исследователей. Даже самые подробные обзоры приказного строя Московской Руси обходят эти комиссии молчанием. Единственное краткое их описание находим в труде В.О. Ключевского «Боярская дума Древней Руси». В.О. Ключевский рассмотрел московские надворные комиссии XVI—XVII вв. и, опираясь на комплекс опубликованных документов об одной из них (1654—1655 гг.), оценил их в целом как «временную малую думу»²⁾.

В фонде Разрядного приказа сохранились документы десятков других боярских надворных комиссий. Обширная переписка царя с ними откладывалась в виде отдельных столбцов и столпиков. Эти новые материалы позволяют существенно расширить поле наблюдений за деятельностью оставляемых «на Москве» боярских комиссий.

Значение этих органов управления определялось, в частности, тем, насколько часто они назначались. Дневальные записки приказа Тайных дел за неполные 12 лет периода 1657—1674 гг. позволяют сделать вывод, что Алексей Михайлович проводил за пределами Москвы более четверти времени³⁾. Причем в эти годы царь не участвовал в военных походах, как это было в 1654—1656 гг., когда столица по полгода оставалась без государя. Царские богомольные и увеселительные походы приходились в основном на теплое время года и длились иногда не один месяц. Свидетельством длительного пребывания царей за пределами Москвы является строительство многочисленных загородных усадеб: в Коломенском, Измайлове, Покровском, Воробьеве и др. Думская надворная комиссия действовала не только тогда, когда царь покидал столицу, но даже и тогда, когда он удалялся от своего дворца на несколько десятков шагов для службы в кремлевских соборах и монастырях⁴⁾. При частоте подобных царских выходов думская комиссия сидела во дворце каждый третий и даже каждый второй день.

Имеются два описания надворных комиссий, относящиеся к середине XVII  в. В 1655  г.  архидиакон Павел Алеппский как {74} очевидец наблюдал работу одной из них: «Перед своим отъездом царь поставил на место себя полномочного наместника и нескольких министров. Из них на каждого было возложено одно дело; высшее же решение принадлежит наместнику». «Обыкновенно ежедневно, рано по утру, министры являлись в приказ, то есть диван, для рассмотрения» дел. «Так мы видали своими глазами, что самый важный из них, царский наместник (главой комиссии был в это время боярин Г.С. Куракин. — П.С.) приезжал в морозные дни в санях» в Кремль в сопровождении двух-трех слуг. «Все министры, собравшись в диване, (оставались там)» и отправлялись для доклада Никону⁵⁾. Описание П. Алеппского — это взгляд наблюдателя со стороны. Архидиакон не был искушен в тонкостях московской администрации. Не совсем ясно его свидетельство о том, что каждому из членов комиссии было поручено «одно дело», а общее руководство возложено на «наместника». Полный состав описываемой Алеппским комиссии нам не известен и проверить его свидетельство пока затруднительно. Вероятно, его надо понимать в том смысле, что члены комиссии были одновременно судьями в приказах.

Ещё одно описание московских комиссий находим у Григория Котошихина, хорошо знавшего московские обычаи: отправляясь в поход, царь «двор свой царской и Москву для оберегания приказывает одному человеку боярину, а с ним товарыщам околничим двум человеком да думным дворяном двум же человеком и думным дьяком; и лучатся какие дела ис полков или ис городов, и они те дела, кроме тайных, смотря, посылают к царю в поход, а по иным делам указ чинят, не писав к царю, по которым мочно»⁶⁾. Трудно сказать, что имел в виду Г. Котошихин, когда писал о чиновном составе московских комиссий. В 50–60-е гг. XVII в. нам не известно ни одной комиссии подобного состава. Представляет интерес свидетельство о взаимоотношениях московской комиссии с царем. В целом, описания П. Алеппского и Г. Котошихина хотя и сообщают ряд ценных подробностей, носят общий характер. Решающее значение для изучения надворных комиссий имеет их делопроизводство.

Источники XVII в. не всегда позволяют точно установить состав думцев, оставляемых на царском дворе. Дворцовые Разряды и записные книги Московского стола сохранились не за все годы. К тому же в них часто опускали думных дьяков в составе комиссий⁷⁾. Тем не менее, можно заметить, что почти все члены надворных комиссий XVII в. были одновременно приказными судьями. Как правило, в Москве оставляли судей наиболее важных приказов: Посольского, Поместного, Разрядного, Печатного, судных, Казанского дворца, Сибирского, четвертей и некоторых других.

Состав надворных комиссий зависел от продолжительности царского похода. Чем длительнее был поход, тем многочисленней {75} и представительней была оставляемая в Москве комиссия. Во главе ее ставили, за исключением самых коротких царских выездов, одного из наиболее влиятельных бояр. Короткие царские походы за город обычно не предполагали назначения в комиссию судьи Печатного приказа, тогда как многодневные объезды, напротив, сопровождались его включением в комиссию. Это обстоятельство раскрывает различие полномочий надворных комиссий. Во время длительных объездов они имели право использовать государеву печать.

Надворные комиссии контролировали работу приказов. В царской грамоте 7 декабря 1647 г. из Можайска боярам И.В. Морозову с товарищами предписывалось: «и вы б дворяном и дияком, которые в приказех у наших дел, приказали накрепко, чтоб они в приказех сидели и наши росправные всякие дела делали и судили безволокитно и над подьячими смотрили, чтоб подьячие в приказех сидели и дела всякие делали неоплошно и челобитчиков не волочили, и приезжали б дворяне и дьяки в приказы и подьячим велели приходить на первом или в другом часу дни и сидеть до шестого часу, а в вечеру з другово часу ночи до седмово и до осмово часу, а которые учнут в приказех сидеть не против нашего указу и челобитчиков волочить, и вы б на тех дворянех и на дьякех и на подьячих велели имать пеню по прежнему нашему указу»⁸⁾. По царскому указу 18 сентября 1684 г. боярская комиссия должна была обязать являться на службу судью Владимирского приказа думного дворянина Н.С. Хитрово, который «в приказ не ездит»⁹⁾. По государеву указу боярская комиссия назначала дьяков в приказы¹⁰⁾.

Оставляемые на государевом дворе думцы ведали самые различные дела управления — дипломатические, финансовые, судебные, дворцовые и другие. В октябре 1638 г. царь указал боярской комиссии Ф.И. Шереметеву с товарищами написать статьи наказа на крымскую посольскую размену, «примеряя к царевым и калгиным к шертным грамотам и против отписок государевых посланников». После составления статьи были посланы для доклада в царский поход¹¹⁾. Боярские комиссии писали грамоты послам, однако предварительно они также отправлялись для утверждения в царский поход¹²⁾. По приказу оставленных на Москве бояр проводились допросы смоленских «литовских» купцов (1638 г.), «цесарских и иных земель немец», выехавших на службу в Россию (1650 г.), гонца запорожского гетмана (1671 г.) и т.д. Сами допросы проводились, видимо, в приказах. В случае с запорожским гонцом имеется прямое указание, что это было в Малороссийском приказе¹³⁾. В более важных случаях допрос проводился непосредственно членами комиссий. В 1638 г. крымских языков допрашивал второй член комиссии боярин Б.М. Салтыков, а в октябре 1655  г. пыткой татарских пленных руководил глава комиссии {76} боярин Г.С. Куракин¹⁴⁾. Комиссии занимались и другими делами, связанными с внешней политикой, например: представляли царю дворян для посылки в Крым, организовывали встречу иностранного посланника, въезжавшего в Москву, и т.д.¹⁵⁾. Дипломатическая деятельность надворных комиссий XVII в. отличалась полным отсутствием всякой самостоятельности. Если они и занимались делами, связанными с внешней политикой, то наименее значительными из них.

Более значительны были финансовые функции московских комиссий. В октябре 1638 г. в связи со смертью подьячего Б. Юрьева, хранившего печать от казёнки и Оружейной палаты, на боярскую комиссию была возложена ответственность за сохранность царской казны. По распоряжению главы комиссии Ф.И. Шереметева помещения были опечатаны государевой печатью¹⁶⁾. В 1654 г. боярская комиссия руководила выпуском медных денег¹⁷⁾, а в сентябре 1658 г. наблюдала за доставкой денежной казны из Новгорода к Москве¹⁸⁾. Расход крупных денежных сумм в отсутствие царя осуществлялся приказами под контролем надворных комиссий. Царская грамота 21 сентября 1639 г. предписывала боярам Ф.И. Шереметеву с товарищами допросить четвертных дьяков, сколько у них налицо денег, и отослать их в Стрелецкий приказ¹⁹⁾. Выдача жалования в отсутствие царя осуществлялась приказами по памятям надворных бояр²⁰⁾. На практике контроль думской комиссии над выдачей денег из приказов осуществлялся по-разному. Деньги могли быть выданы самим приказом. В этом случае либо в соответствующий приказ посылалась память, либо дьяка из приказа вызывали к оставленным в Москве думцам и вручали ему память о выдаче денег. Иногда приказы не сами выдавали деньги, а присылали их в комиссию²¹⁾.

Характер взаимоотношений московских комиссий с приказами по финансовым вопросам хорошо виден из двух конфликтов в октябре 1638 г. Дьяк Костромской четверти отказался выдать жалование стрельцам по памяти главы комиссии Ф.И. Шереметева, заявив, что у него в приказе денег нет. Ф.И. Шереметев обратился к царю с просьбой дать на дьяка «оборонь». В царской грамоте по этому поводу разъяснялось, что дьяк «обесчестил» боярина и его следует посадить в тюрьму на три дня²²⁾. Одновременно аналогичный случай имел место с дьяком Новой четверти. В соответствии с царским распоряжением Ф.И. Шереметев должен был получить деньги для крымского отпуска из четвертей и приказа Большого прихода, для чего взять у приказных дьяков росписи о наличии у них денег. Из Новой четверти сообщили, что у них имеется 4633 рубля. Однако когда эти деньги были затребованы Ф.И. Шереметевым, дьяки отказались их дать. Как выяснилось, 900 рублей были уже выданы дьяками «в расход». В отношении остальной суммы дьяки заявили Ф.И. Шереметеву с товарищами, {77} «что и достольные деньги им надобны в расход на кабацкие заводы, и вы в тех денег место и что сверх тово надобно в Крымскую посылку взяли из приказу Большого дворца». В царской грамоте действия дьяков получили должную оценку: они «нашего указу не послушели те деньги дали в расход не сказав вам (Ф.И. Шереметеву с товарищами. — П.С.) и тем вас... обесчестили». За этот проступок дьяков следовало посадить в тюрьму на неделю. «А будет они впредь учнут так делать, — говорилось в царском указе, — и не доложась вас, наших бояр Федора Ивановича с товарищи, в расход деньги давать и им от нас быть в наказании безо всякие пощады». Ф.И. Шереметев получил разрешение самому изыскать необходимые деньги в приказах, «где довелось»²³⁾. В отсутствие царя надворная комиссия должна была осуществлять финансовый контроль над приказами. Однако по всем важным и спорным вопросам требовалось обращаться к царю в поход. На практике финансовая власть боярской комиссии была стеснена дьяками приказов, поскольку деньги на текущие расходы находились у них.

Оставленным в Москве думцам случалось ведать государево «слово и дело»²⁴⁾. После создания приказа Тайных дел разбор такого рода дел перешел к этому приказу. Так, 3 июля 1671 г. тюремный сиделец Д. Смиренников отказался сообщить надворной комиссии «слово и дело» и требовал поставить его в приказе Тайных дел²⁵⁾.

Московские боярские комиссии осуществляли полицейские функции в столице. 24 мая 1654 г. боярской комиссии стало известно, что «многие всяких чинов люди меж Петровских ворот и Трубы по валу кругами сидят и зернью и карты играют и вино пьют». Для их поимки бояре направили сотника со стрельцами²⁶⁾. 14 марта 1655 г. царь писал в Москву боярам Г.С. Куракину с товарищами, чтобы они сыскивали и наказывали тех, кто торгует вином и табаком²⁷⁾. По царским указам комиссия отдавала распоряжения о заключении в тюрьму²⁸⁾.

Надворные бояре следили за противопожарной безопасностью в Москве и деятельностью объезжих голов. В памяти мая 1656 г. объезжему голове И.К. Совину среди его обязанностей значилось докладывать оставленным в Москве боярам о всех задержанных в ночное время на городских улицах²⁹⁾. Объезжие головы назначались царским указом. Однако в экстренных случаях боярская комиссия сама назначала объезжих голов «до государеву указу»³⁰⁾. Если население не подчинялось указам и в жаркое время топило бани и не давало их опечатывать, объезжие головы жаловались надворным боярам³¹⁾. Думцы, которым была «приказана» Москва, сообщали в царский поход о всех случаях пожаров или иных стихийных бедствиях в столице. В любое время суток они бежали на {78} пожар со стрелецкими приказами и непосредственно руководили тушением³²⁾.

На Московскую комиссию возлагался ряд дворцовых обязанностей. Отъезд царя из Москвы предполагал определенную церемонию. «Скаска» оставляемым на Москве думным людям производилась накануне дня отъезда и могла быть сделана как в помещении приказа, где находился думный человек³³⁾, так и «в верху», куда его могли специально вызвать для официального уведомления. Из покоев царь шел Постельным крыльцом «для моления» в Благовещенский, а затем в Архангельский и Успенский соборы³⁴⁾. При выходе царя из Успенского собора члены назначенной комиссии допускались к царской руке³⁵⁾. Здесь могло последовать челобитье одного из членов комиссии «о местах»³⁶⁾. Царь садился в карету и отправлялся в поход. До первого стана его провожали думные чины, за исключением членов комиссии, и московские чины, как походные, так и назначенные быть на Москве с боярской комиссией³⁷⁾.

Надворная комиссия имела особое помещение во дворце. В первой половине XVII в. она неизменно располагалась в Столовой палате³⁸⁾. В дальнейшем её местопребыванием упоминаются то Золотая³⁹⁾, то Столовая⁴⁰⁾ палаты.

В отсутствие царя боярская комиссия была ответственна за охрану дворца. В это время в Кремле действовал особый режим. Некоторые ворота закрывались⁴¹⁾. В 1654 г. хоромы царя и членов царской семьи были опечатаны печатью главы московской комиссии⁴²⁾. Оставшиеся в столице московские чины делились на смены и по очереди дежурили на государеве дворе с одним из оставленных в Москве думных людей. Из общего числа дежуривших назначался ещё особый караул: стольник, стряпчий и несколько жильцов, которые «в верху стерегли», то есть охраняли царские покои»⁴³⁾. На протяжении XVII в. вместе с ростом количества московских чинов росла и численность таких смен с трех десятков в начале века (1621 г.) до сотни и более к концу столетия. Первоначально смена состояла из московских дворян, дьяков и жильцов, а с 1627 г. также стольников и стряпчих.

В октябре 1638 г. глава московской комиссии сообщал царю в поход, что стольники, стряпчие, дворяне московские и жильцы, которым «на твоем государеве дворе для всяково бережения дневать и ночевать, и из них, государь, многие... не днюют и не ночюют, а иные днюют и начюют не всегды», а иные и вовсе съехали в свои поместья. Царь указал ослушников сажать в тюрьму⁴⁴⁾. Сохранившиеся росписи дежуривших свидетельствуют, что московские чины систематически избегали этой службы. Так, 4-16 октября 1638 г. из 16 стольников явились дежурить только 3 и то только на половину дежурств. 22 сентября 1642 г. отсутствовало из 10 стольников  — 9, из 21 стряпчего  — 19, из 16 {79} иноземцев — 10, из 5 дьяков — 3. 17 июля 1665 г. из назначенных дневать и ночевать 22 дьяков явился только один. Примеры неявки дневать и ночевать можно значительно умножить⁴⁵⁾. В какой-то мере эту систематическую неявку на дежурство можно объяснить тем, что в Москве оставляли отставных и больных московских чинов, которые не могли сопровождать царя в походе⁴⁶⁾. Сознательно уклонявшихся от дежурств высылали в качестве наказания в царский поход⁴⁷⁾. Другой дворцовой обязанностью надворных боярских комиссий было участие в церковных церемониях, носивших в Московской Руси характер государственных мероприятий⁴⁸⁾. Оставленные в Москве думные люди разбирали также судные дела, касавшиеся дворцового ведомства: в 1636 г. третий член московской комиссии окольничий С.М. Проестев вёл допрос об убийстве комнатного истопника⁴⁹⁾.

Надворная комиссия организовывала встречу царя из похода. Она давала распоряжение вызвать в столицу для встречи царя думных и московских чинов, отпущенных из Москвы на время похода. Царь уведомлял комиссию о времени и месте, где его надлежало встретить. В XVII в. стольники, стряпчие, московские дворяне и жильцы, как правило, встречали царя за Земляным городом, а иногда и дальше, у самых подмосковных сел — Воробьева, Алексеевского, Покровского. Думные чины обычно встречали царя в самой Москве. Однако иногда и думные, и московские чины вызывались на подмосковный стан и вместе с царем въезжали в столицу. Гости, торговые люди гостиной и черной сотен составляли особую встречу за Земляным городом «с хлебом и собольми»; «для проезду и тесноты людской» за Земляной город высылался отряд пеших стрельцов «без мушкетов с прутьём». В середине XVII в. он обычно насчитывал 100 человек. В отдельных случаях, когда возвращение царя наблюдали представители иностранных государств, устраивался более торжественный въезд — 500 стрельцов, московские чины должны быть «в золоте», следовало специальное распоряжение — «чтоб было людно». По возвращении на государеве дворе проходила служба.

В отсутствие царя надворная комиссия нередко становилась высшим следственным органом по чрезвычайным делам. 13 мая 1647 г. стольник Д.А. Долгоруков подал надворным боярам челобитную на родственников своей невесты, которую на свадьбе «ошиб обморок за тощетою, что она в тот день не ела да и по тому, что у ней на голове затянута была кика крепко». Д.А. Долгоруков считал себя обманутым, поскольку родственники невесты якобы скрыли от него её болезнь. Надворная комиссия провела опрос свидетелей, но решение спора в деле отсутствует⁵⁰⁾.

Иногда надворные бояре не успевали закончить какое-нибудь важное следствие до возвращения царя из похода. В этом случае они превращались в «приказ сыскных дел» и доводили дело до {80} конца. Так, 30 июня 1647 г., уезжая в Коломенское, царь оставил «на Москве» бояр И.В. Морозова, П.И. Пронского, окольничего Б.И. Пушкина и думного дьяка Н. Чистого. В тот же день перед царским отъездом судья приказа Большого дворца А.И. Львов «при государе» передал назначенной комиссии дело о колдовстве «бабы Дарьицы». Проведя расследование, комиссия отослала материалы следствия в Коломенское. В следующий поход 14 июля царь оставил в столице других думных людей, а комиссия, назначенная 30 июня, продолжала работать в новом качестве как «приказ сыскных дел» и 28 ноября 1647 г. довела порученное дело до конца⁵¹⁾.

Надворные комиссии занимались множеством других дел. Они осматривали больных дворян на предмет годности к службе⁵²⁾, принимали меры предосторожности против распространения эпидемии⁵³⁾, давали разрешение послать лекаря к думному человеку, находившемуся на воеводстве⁵⁴⁾, и т.д. Обо всех этих делах московская комиссия докладывала в поход и поступала в соответствии с царскими указами.

Суммируя наблюдения над компетенцией московских комиссий, можно отметить, что, с одной стороны, они занимались практически всеми делами управления. В 1658 г. глава комиссии боярин Б.А. Репнин, жалуясь на своего товарища окольничего А.Ф. Литвинова-Мосальского, который не ездил в Кремль по причине местничества, имел все основания посетовать на множество дел — «а твои, великого государя, делы многие»⁵⁵⁾. С другой стороны, по всем, подчас даже незначительным поводам, комиссия предварительно обращалась в поход к царю. В июне 1656 г. от солнца потекла смола, стоявшая в кадях за Разрядным приказом. Московская комиссия не решилась сама определить ее участь и только после доклада в поход приказала отослать ее в Пушкарский приказ⁵⁶⁾. Перед нами иллюстрация к свидетельству Котошихина о том, что надворная комиссия «по иным делам» могла сама учинить указ без обсылки с царём. Как видим, она не могла самостоятельно решить судьбу смолы за Разрядным приказом. В XVII в. самостоятельные шаги надворных комиссий без совета с находящимся в походе царем рассматривались как самоуправство. В царской грамоте 10 сентября 1682 г. главе московской комиссии И.А. Хованскому указывалось прекратить правёж стрелецких полковников, поскольку при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче во время их походов «никаким людям за великие вины казни и наказанья, так же ни в каких долгех и искех правежу не бывало»⁵⁷⁾.

Вместе с тем было бы неправильно недооценивать значение рассматриваемого института управления. Например, во время Медного бунта 25 июля 1662 г. в 8-м часу утра московской комиссии Ф.Ф. Куракину с товарищами стало известно о возмущении в столице и появлении «воровских писем». Куракин приказал {81} доставить их к нему в Золотую палату. Оставленная комиссия выступает здесь как высшая власть в столице в отсутствие царя. Это подтверждается также и тем, что полковник А.А. Шепелев, узнав о начале восстания, первым делом явился в Золотую палату за разрешением вести войска к царю в Коломенское. Не получив разрешения, он не посмел ослушаться и был вынужден послать за разрешением к царю. После подавления восстания комиссия во главе с Ф.Ф. Куракиным взяла на себя также и функции сыскного ведомства и не прекращала своей работы и во время краткого приезда царя в Москву⁵⁸⁾.

Попытаемся теперь оценить место надворных комиссий в системе государственного управления. Для этого следует обратить внимание на ряд особенностей московской администрации. В исторической литературе подчеркивают бюрократизацию управления в XVII в. Однако следует иметь в виду, что в XVII в. этот процесс был далек от завершения. Исполнение государственных обязанностей в значительной степени имело ещё характер личных поручений. Так, наряду с царскими грамотами ко всем членам московской комиссии и их отписками существовала также переписка между отдельными лицами, сопровождавшими царя в походе, и главой комиссии или судьей какого-то приказа. Эти письма не были частной перепиской, а отражали сложившуюся практику управления — через личное поручение. В отписках боярских комиссий часто встречаем указание подать письмо кому-то из сопровождавших царя придворных⁵⁹⁾. Также и из царского похода приходили не только грамоты, адресованные всем членам боярской комиссии, но и письма только её главе⁶⁰⁾. Личный характер отношений в системе управления хорошо виден из письма боярина М.Ю. Долгорукова главе надворной комиссии боярину Я.Н. Одоевскому 15 июля 1677 г.: «по указу великого государя изволь послать весть ко всем боярам комнатным и некомнатным и к окольничим и думным людям, чтоб все утре съехались вверх поранее, а я прислан от великого государя ис походу сего часу с ево государевым делом, а что со мною дел наказано, и то я объявлю по указу великого государя утре всем бояром»⁶¹⁾. Письмами, адресованными от одного из царских приближенных главе московской комиссии или разрядному дьяку, передавались такие важные царские распоряжения из похода, как изменение состава самой комиссии⁶²⁾, назначение в крестный ход (последнее затрагивало местнические интересы и имело важное значение)⁶³⁾, вызов думного или иного служилого человека в поход⁶⁴⁾, созыв заседания Боярской думы⁶⁵⁾, управление войсками (воеводские назначения, роспуск полков и пр.)⁶⁶⁾.

Другой особенностью центральной администрации XVII в. было наличие нескольких центров управления во время отсутствия царя в столице. Обо всех важнейших делах сообщалось не только главе {82} боярской комиссии, но и судье Разрядного приказа (обычно думному дьяку)⁶⁷⁾. Как правило, думный разрядный дьяк входил в состав московских комиссий. Тем не менее, сообщения об организации встречи царя из похода посылались отдельно ему и главе комиссии⁶⁸⁾. Другим центром управления в отсутствие царя была Боярская дума. В письме 15 июля 1677 г. окольничий А.И. Чириков сообщал главе надворной комиссии Я.Н. Одоевскому царский указ: «Утре дворцовых и иных дел, которые есть» у боярина Б.М. Хитрово (судьи приказа Большого дворца и Костромской чети. — П.С.) «слушать всем бояром и о том повестить из розряду»⁶⁹⁾. То есть царский указ о созыве думы был передан находившемуся в походе А.И. Чирикову, который написал о нем главе московской комиссии. Тот сообщил об указе в Разрядный приказ, откуда думных людей оповещали о заседании.

Отсутствие единого центра управления во время царских походов создавало дублирование в работе московской администрации. В письме 19 июля 1677 г. боярин И.М. Милославский, извещая разрядного думного дьяка В.Г. Семенова о назначении думных чинов в церковный ход, сообщил: «и бояром (Думе или надворной комиссии. — П.С.) о том для ведома писано ж»⁷⁰⁾.

Громоздкость системы управления усугублялась ещё и тем, что Дума, московские комиссии и Разрядный приказ не могли принимать важные решения самостоятельно и докладывали о них в поход царю. На отписках московских комиссий находим пометы «государю чтена», «государь, сей отписки слушав, указал»⁷¹⁾. Таким образом, существовал также и четвёртый центр управления — это царь и часть Боярской думы, сопровождавшей его в походе. Надворные бояре работали с постоянной оглядкой на находившегося в походе царя. Главу комиссии могли вызвать в царский поход (его товарищи оставались в это время на Москве)⁷²⁾. Московские комиссии посылали в поход множество бумаг. В походы за государем следовали особые отделения Посольского, Челобитного, Разрядного и Стрелецкого приказов с подьячими, толмачами и сторожами. В троицких походах этот приказной обоз составлял сначала 25 подвод, а в 1628 г. был сокращен до 16. Сокращение не коснулось самого большого обоза — Посольского приказа⁷³⁾. Очевидно, в нем была наибольшая надобность. Внешнеполитическая деятельность правительства в царское отсутствие находилась под неусыпным контролем царя.

Существование отделений приказов в царском походе указывает на обширную переписку со столицей, фрагменты которой находятся в нашем распоряжении. Со своей стороны, оставленные в Москве думцы высылали в поход воеводские отписки из городов. Эти отписки сначала слушались в московской комиссии и за печатью первого боярина отправлялись царю. Печать главы комиссии была обязательна. В случае его болезни отсылка воеводских {83} отписок откладывалась. Напротив, глава комиссии мог единолично разбирать и отсылать отписки царю⁷⁴⁾.

Незавершенность процесса бюрократизации центральной власти демонстрирует деятельность надворных комиссий во время царских военных походов 1654—1656 гг. Комиссия была подчинена царевичу Алексею Алексеевичу и одновременно должна была «приходить» к патриарху Никону.

П. Алеппский рисует живые картины взаимоотношений Никона с оставленными в Москве боярами: «Наблюдателем над всеми он (царь. — П.С.) поставил патриарха: ни одно дело, важное или незначительное, не делается иначе, как с его совета и по докладу ему министрами каждое утро». Думные люди стояли у дверей Никона «на сильном холоде, пока патриарх не приказывал впустить их». С непокрытой головой бояре «докладывали ему все текущие дела, на кои он давал ответ, приказывая им, что должно делать»⁷⁵⁾. Хотя члены московской комиссии иногда и возражали патриарху⁷⁶⁾, но не смели его ослушаться. В 1656 г. Г.С. Куракин с товарищами сообщали царю, что не могут выполнить его указ и выслать к нему в поход подьячего приказа Большого прихода И. Самсонова, поскольку тот «по указу» Никона оставлен на Москве⁷⁷⁾. Церковные дела, с которыми приходилось сталкиваться надворным комиссиям в это время, также оставлялись на усмотрение патриарха⁷⁸⁾. Подчинение оставляемых «на Москве» думных людей главе церкви — характерная черта управления Московского государства. Она восходит к обычаям предшествующего времени⁷⁹⁾ и подчёркивает традиционный, небюрократический характер деятельности надворных комиссий.

Итак, оценка В.О. Ключевским надворных комиссий как «временной малой думы» не отражает всего многообразия их деятельности. В частности, специфическим для них был ряд дворцовых функций. Длительное существование этого традиционного института Московской Руси свидетельствует о незавершенности процесса бюрократизации управления.

Боярские надворные комиссии — неотъемлемая часть системы центрального управления Московского государства. В 1711 г., отправляясь в далёкий Прутский поход, Пётр I поручил управление страной Сенату, учреждению невиданному ранее, но по форме восходившему все к тем же боярским надворным комиссиям. Традиция московских боярских комиссий была настолько сильна, что даже влияла на форму учреждений, принципиально отличавшихся от них по существу.

П.В. Седов,  кандидат исторических наук

¹⁾ ПСРЛ. М., 1968. Т. 31. С.201, 202.

²⁾ Ключевский  В.О. Боярская дума древней Руси. СПб., 1919. С. 426-428.

³⁾ Дневальные записки Приказа Тайных дел. 7165-7183. М., 1908. {84}

⁴⁾ ДР. Т. З. СПб., 1852. Стб. 667, 686, 1156; Дополнения к 3-му тому Дворцовых разрядов. СПб., 1854. С. 376, 377.

⁵⁾ Особенность надворных комиссий 1654—1656 гг. состояла в том, что они были подчинены патриарху (Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. М., 1898. Вып. 3. С. 158.)

⁶⁾ Котошихин Г. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1906. С. 31.

⁷⁾ Официальные документы иногда не включали в состав надворных комиссий также печатника (РГАДА. Ф. 210. Белгородский ст. Стб. 67. Л. 4, 14, 27, 28, 30, 34, 35, 39, ср.: л. 21, 23, 37); и казначея (ДР. Т. 3. Стб. 123; ср.: РИБ. Т. 10. С. 457-458).

⁸⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 82. Столпик 2. Л. 31.

⁹⁾ Там же. Стб. 658. Столпик 2. Л. 43-45.

¹⁰⁾ Там же. Стб. 283. Л. 156-157.

¹¹⁾ Там же. Стб. 82. Столпик 1. Л. 164-167,  230 и сл.

¹²⁾ Там же. Приказной ст. Стб. 171. Л. 58, 62.

¹³⁾ Там же. Московский ст. Стб. 82. Столпик 1. Л. 258; Стб. 445. Столпик 1. Л. 1-3; Белгородский ст. Стб. 298. Л. 592-593.

¹⁴⁾ Там же. Московский ст. Стб. 82. Столпик 1. Л. 105; ср.: Стб. 270. Л. 262, 263.

¹⁵⁾ Там же. Московский ст. Стб. 82. Столпик 1. Л. 6, 68.

¹⁶⁾ Там же. Л. 320-322.

¹⁷⁾ Там же. Севский ст. Стб. 157. Л. 71-73.

¹⁸⁾ Там же. Московский ст. Стб. 289. Л. 426.

¹⁹⁾ Там же. Стб. 82. Столпик 1. Л. 416.

²⁰⁾ Расходные книги и столпы Поместного приказа (1626—1659 гг.). М., 1910. Кн. 1. С. 271.

²¹⁾ Восстание 1662 г. в Москве: Сборник документов. М., 1964. С. 263-264; РГАДА. Ф. 210. Севский ст. Стб. 157. Л. 22, 37; Новгородский ст. Стб. 162. Л. 458-459.

²²⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 82. Столпик 1. Л. 305-306.

²³⁾ Там же. Л. 183а-186.

²⁴⁾ Новомбергский Н. Слово и дело государевы. М., 1911. Т. 1. С. 147-150, 338, 369-372; РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 82. Л. 82.

²⁵⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 445. Столпик 1. Л. 26.

²⁶⁾ Там же. Севский ст. Стб. 157. Л. 31.

²⁷⁾ Там же. Новгородский ст. Стб. 162. Л. 455.

²⁸⁾ Там же. Московский ст. Стб. 237. Л. 41; Стб. 283. Л. 312.

²⁹⁾ Там же. Стб. 283. Л. 490.

³⁰⁾ Там же. Стб. 82. Столпик 1. Л. 104.

³¹⁾ Там же. Стб. 237. Л. 371, 619.

³²⁾ Наиболее подробное описание действий надворных бояр при тушении пожара см.: Там же. Белгородский ст. Стб. 298. Л. 450об., 480-489; см. также: Там же. Л. 235, 617; Московский ст. Стб. 82. Столпик 1. Л. 67, 250; Столпик 2. Л. 27, 80а; Стб. 237. Л. 373, 621; Стб. 651. Л. 189; Стб. 659. Столпик 2. Л. 66.

³³⁾ Боярину И.А. Хованскому было сказано о таком назначении 8 мая 1663 г. в Ямском приказе за день до похода (Там же. Московский ст. Стб. 348. Л. 155).

³⁴⁾ РГАДА. Ф. 396, Оп. 1. №  52566. Л. 1-2. Моление царя в трех соборах накануне {85} отъезда могло проходить «в разных временех» (Дневальные записки. С. 105). Книги царских выходов фиксировали в данном случае только службу в Успенском соборе, поскольку она сопровождалась облачением в парадную одежду.

³⁵⁾ ДР. Т. 4. Стб. 178-179.

³⁶⁾ Там же. Стб. 698. Два местнических дела по поводу назначения в надворные комиссии см.: РГАДА. Ф. 210. Белгородский ст.  Стб. 933. Л. 24-35;  Стб. 1032. Л. 14-21.

³⁷⁾ Там же. Ф. 396. Оп. 1. №  5266. Л. 2; ДР. Т. 4. Стб. 122.

³⁸⁾ В Столовой палате надворная комиссия упоминается 29 августа 1638 г., 14 декабря 1645 г., 11 октября 1650 г., 5 декабря 1654 г., 3 апреля и 8 августа 1655 г. (ДАИ.Т. 3. С. 50; РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 82. Столпик 1. Л. 94; Столпик 2. Л. 5; Белгородский ст. Стб. 298. Л. 489; Приказной ст. Стб. 288. Л. 50, 337).

³⁹⁾ В Золотой палате надворная комиссия находилась 18 мая 1657 г., 25 июля 1662 г., 10 сентября 1672 г., 1 декабря 1676 г. (Восстание 1662 г. в Москве: Сборник документов. М., 1964. С. 146, 263-264; РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 466. Л. 197. Стб. 470. Столпик 4. Л. 2; Приказной ст. Стб. 298. Л. 76, 78; Стб. 749. Л. 186). 21 сентября 1672 г. надворная комиссия заседала в Золотой Меньшой (Царицыной) палате. См.: Крестьянская война под предводительством Степана Разина. М., 1976. Т. 4. С. 123.

⁴⁰⁾ Во второй половине XVII в. надворная комиссия размещалась в Столовой палате 25 июня и 14 июля 1671  г., 19 июля и 22 сентября 1677 г., 25 сентября 1679 г. (РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 445. Столпик 1. Л. 34; Приказной ст. Стб. 440. Л. 106; Белгородский ст. Стб. 859. Л. 664, 853-856; Ф. 27. Оп. 1. № 299. Ч. 3. Л. 157).

⁴¹⁾ Памятники русского права. М., 1959. Вып. 5. С. 229.

⁴²⁾ ДАИ. Т. 3. С. 308-309.

⁴³⁾ РИБ. Т. 10. С. 227-230.

⁴⁴⁾ РГАДА, Ф. 210. Московский ст. Стб. 82. Столпик 1. Л. 352, 352 об.

⁴⁵⁾ Там же. Стб. 42. Столпик 1. Л. 92-102; Стб. 82. Столпик 1. Л. 362-411 об.; Стб. 121. Л. 1-3; Стб. 182. Столпик 4. Стб. 216. Л. 358-379; Стб. 222. Л. 501-503; Стб. 442. Столпик 1. Л. 308; Стб. 672. Столпик 2. Л. 70-93; Стб. 1134. Л. 1-3.

⁴⁶⁾ Там же. Стб. 270. Л. 143, 253-255; Стб. 283. Л. 128, 155, 178-178 об., 221-221 об., 353, 364, 407-409.

⁴⁷⁾ Там же. Стб. 741. Л. 169-171.

⁴⁸⁾ Там же. Стб. 442. Л. 441, 453, 505, 580; ДР. Т. 4. Стб. 370.

⁴⁹⁾ Там же. Стб. 82. Столпик 1. Л. 10.

⁵⁰⁾ Там же. Приказной ст. Стб. 564. Л. 628-658.

⁵¹⁾ РИБ. Т. 10. Ст. 376; РГАДА. Ф. 210. Приказной ст. Стб. 564. Л. 154-234.

⁵²⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 283. Л. 109 и сл., 310 об., 312 об.; Севский ст. Стб. 157. Л. 34.

⁵³⁾ Там же. Московский ст. Стб. 303. Л. 54; Стб. 445. Столпик 1. Л. 29-34.

⁵⁴⁾ Там же. Стб. 82. Столпик 1. Л. 98-99, 101.

⁵⁵⁾ Там же. Стб. 289. Л. 424.

⁵⁶⁾ Там же. Стб. 283. Л. 290. {86}

⁵⁷⁾ Восстание в Москве 1682 г.; Сборник документов. М., 1976. С. 124.

⁵⁸⁾ Буганов В. И. Московское восстание 1662 г. М. 1964. С. 50-51, 98-126 и др., Восстание 1662  г. в Москве: Сборник документов. М., 1964. С. 249-251.

⁵⁹⁾ Восстание 1662 г. в Москве. С. 179-180; РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 283. Л. 78, 156, 157; Стб. 289. Л. 45, 131, 158, 293; Стб. 445. Столпик 1. Л. 17; Новгородский ст. Стб. 162. Л. 459.

⁶⁰⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 621. Л. 31-35, 39.

⁶¹⁾ Там же. Л. 32.

⁶²⁾ Там же. Л. 10, 29, 34.

⁶³⁾ Там же. Л. 33, 38, 39. ДР. Т. 4. Стб. 91-92.

⁶⁴⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 621. Л. 20, 31; Стб. 509. Л. 165; Стб. 674. Л. 873.

⁶⁵⁾ Там же. Стб. 621. Л. 30.

⁶⁶⁾ Там же. Белгородский ст. Стб. 850. Л. 794-799.

⁶⁷⁾ Там же. Московский ст. Стб. 503. Л. 1-14; Стб. 500. Л. 258, 259, 309; Стб. 621. Л. 10, 13-15, 35-37, 40, 41; ДР. Т. 4. Стб. 11, 86-87, 89, 94-95,  115-116.

⁶⁸⁾ ДР. Т. 4. Стб. 105, 115.

⁶⁹⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 621. Л. 30.

⁷⁰⁾ Там же. Л. 37.

⁷¹⁾ Там же. Стб. 82. Столпик 1. Л. 67, 94, 145, 302 об., 435, 510.

⁷²⁾ Там же. Стб. 82. Столпик 1. Л. 464; Восстание в Москве 1682 г.: Сборник документов. М., 1976. С. 179; Буганов В.И. Московские восстания конца XVII века. М., 1969.  С. 273-274.

⁷³⁾ Памятники русского права. М., 1959. Вып. 5. С. 546.

⁷⁴⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 658. Столпик 1. Л. 434; Ф. 159. Оп. 2. №  545. Л. 2.

⁷⁵⁾ Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в половине XVII века, описанное его сыном архидиаконом Павлом Алеппским. М., 1898. Вып. 3. С. 158-159.

⁷⁶⁾ ДАИ. Т. 3. № 121.

⁷⁷⁾ РГАДА. Ф. 210. Московский ст. Стб. 283. Л. 491.

⁷⁸⁾ Там же. Севский ст. Стб. 157. Л. 36, 70.

⁷⁹⁾ В XVI в. надворные комиссии также должны были «приходить» к митрополиту (Разрядная книга 1475—1598  гг.  М., 1966.  С. 115;  Разрядная книга 1475—1605 гг. М., 1977. С. 348; ПСРЛ. М., 1965. Т. 13. С. 185).