Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Феодальная Россия во всемирном историческом процессе, М. 1972.
[339] — начало страницы.
OCR Bewerr.

[339]

В. В. Дорошенко.
Русский экспорт через Нарву
(по данным Ивангородской таможни 1619—1620 гг.)

Среди материалов, полученных в виде микрофильма из Шведского государственного архива, имеется реестр торговой пошлины, взимавшейся шведами на протяжении одиннадцати месяцев — с июля 1619 г. по начало июня 1620 г.¹⁾ Это — небольшая тетрадь in folio, содержащая около 230 записей (явок) об обложении тех товаров, которые проходили через таможню. При этом всегда указывалось количество привозимых или вывезенных товаров и имя купца, а также сколько лиц прибыло вместе с данным купцом и сколько «весов» (Wichte) потребовалось для данной товарной партии. Почти всегда указывалась цена товаров или их оценка в русской монете (рубль = 100 «денег»); об исключениях из этого правила (соль, вина, некоторые металлы, скот и зерно, которые не подвергались оценке) речь пойдет ниже. Всего в реестре встречаем 67 партий, принадлежавших тому или иному торговцу, каждая из них составлялась обычно из 3-4 (но иногда — более 10) различных товаров. Размер взятой шведами пошлины (Zoll) — также в рублях и «деньгах» — показан в реестре не отдельно по каждому виду товара, но в целом для грузов, представленных данным купцом. Так как некоторые торговцы приезжали и уезжали по нескольку раз, общее их количество несколько меньше, нежели число партий: реестр дает четкое представление о торговой активности 48 купцов, побывавших на данной таможне в течение почти целого года. Из этих торговцев 29 обозначены как «местные жители» (Inwaner), 11 — как пскович (van der Plesckouw), 7 — как новгородцы (van Nougarden) и один купец — из Печор (van Pitzur). Имена и фамилии плательщиков пошлины — почти сплошь, за редкими исключениями, — несомненно русские.

В каком же пункте располагалась таможня, где шведы взимали пошлину в русской монете, где местные торговцы были почти сплошь русскими и куда, наконец, приезжали с товаром русские [340] же купцы из Пскова и Новгорода? Для локализации документа кое-что говорит его дата (1619—1620 гг.). Незадолго до этого, летом 1617 г., между Швецией и Россией был заключен Столбовский мир, закрепивший за шведами не только Нарву (потерянную Россией уже в конце Ливонской войны, в 1581 г.) и стоявший против нее Ивангород (эта крепость и порт на реке Нарве оставалась за русскими вплоть до ее занятия шведскими интервентами в 1612 г.), но и все русское побережье Финского залива. Лишившись полностью выхода на Балтийское море, русские купцы могли торговать с Западной Европой только через шведские гавани, с уплатой пошлин посредникам — шведским властям. В тексте Столбовского договора упоминались конкретно таможни (для русских товаров) в Стокгольме, Выборге, Ревеле и Нарве, а также «в иных городах». Если выражение «в иных городах» имело «чисто формальный характер»,²⁾ то интересующая нас пошлина 1619—1620 гг. скорее всего относилась бы к Нарве — тем более что именно Нарва была центром значительного подъема русского экспорта в годы Ливонской войны,³⁾ а в результате Столбовского мира должна была стать средоточием чуть ли не всей русской торговли на Балтике.⁴⁾

Однако для изучаемого нами реестра Нарва не подходит в силу того, что ее купечество в этот период — во всяком случае, до середины XVII в. — рекрутировалось из немцев.⁵⁾ Ссылка трактата 1617 г. на «иные города» не являлась пустой формальностью уже потому, что после Столбовского мира главный поток русских товаров для экспорта по Балтийскому морю направлялся не непосредственно в шведскую Нарву, а в Ивангород, хотя он и не был назван в официальном перечне городов — таможенных пунктов для русских купцов. Придавая Нарве действительно значение первостепенное (в 1614—1615 гг. выдвигалась даже идея сделать ее ... столицей Шведского королевства!), шведские власти придерживались, однако, отнюдь не прямолинейного курса по отношению к Нарве и другим городам только что завоеванных «остзейских провинций».

Один из «зигзагов» шведской торговой политики, — кстати, проливающий свет и на происхождение нашего документа, — был подробно прослежен в исследовании эстонского историка А. Соома.⁶⁾

[341] Оказывается, что в первые годы после Столбовского мира Нарве пришлось терпеть чрезвычайно деятельное соперничество со стороны Ивангорода. Более того, грамота Густава-Адольфа от 28 ноября 1617 г., определявшая статус обоих соперников в делах русской торговли, отдавала определенное предпочтение ивангородским купцам, издавна располагавшим гостиным двором и прочными связями с русским купечеством. Складочное право (Stapelrecht) делилось между Нарвой и Ивангородом таким образом, что купцы из Москвы, Новгорода, Пскова и других русских городов были обязаны разгружать свой товар не в Нарве, а именно в Ивангороде, там его взвешивать, платить с него пошлину и лишь после этого предлагать к продаже — ивангородцам или нарвчанам. Ивангородцы, кроме того, получали неограниченные права на самостоятельные поездки в русские земли (а также в эстонские, финские и шведские гавани) с целью торговли, в Нарве же они могли, наравне с нарвскими бюргерами, покупать западноевропейские товары непосредственно у прибывающих туда иностранцев. Правда, торговля ивангородских купцов ограничивалась в том отношении, что экспорт купленных ими товаров в Западную Европу, согласно упомянутой грамоте, должен был осуществляться лишь через Нарву. Ивангородец мог, скажем, продать свой товар или иностранцу, или на своем гостином дворе, но перед отправкой его за пределы Шведской державы товар обязательно нужно было представить нарвской таможне, где его опять взвешивали, подвергали проверке на качество и облагали вывозной пошлиной. Несколько упрощая дело, можно сказать, что купечество Ивангорода сосредоточивало в своих руках мобилизацию, заготовку русских товаров, а бюргерство Нарвы — последующую отправку этих товаров на заграничные рынки.

В целом грамота от 28 ноября 1617 г., задуманная как средство предотвратить опасность переселения ивангородских купцов обратно в пределы Русского государства (статьи Столбовского договора давали им эту возможность), оказалась для них очень выгодной. Об этом свидетельствуют не только текст названной грамоты и беспрестанные жалобы королю со стороны Нарвы; как показал А. Соом, в 20-30-х годах XVII в. торговля ивангородцев необычайно расширилась, многим русским купцам — к зависти нарвского бюргерства — удалось сколотить «прямо-таки большие состояния», да и по количеству населения Ивангород быстро опережал Нарву.⁷⁾ [342]

Таким образом, уже общая ситуация, сложившаяся к началу 20-х годов XVII в. в устье реки Нарвы (и прежде всего введенная шведским правительством монополия Ивангорода на прием всех товаров, поступавших по суше и по воде из сферы «русского рынка»), заставляет предположить, что в интересующем нас реестре пошлинных сборов за 1619—1620 гг. дело идет о торговле не нарвских, но ивангородских купцов.

Уверенность в этом предположении дает сопоставление списка купцов, упомянутых в нашем реестре, с другими — несколько более поздними источниками. В работе того же А. Соома приводятся данные о составе ивангородского магистрата в 1634 и 1640 гг., а также список наиболее зажиточных и почтенных (principalste) жителей Ивангорода в 1646—1647 гг.; последний список составлен в то время, когда участь города — его ликвидация и переселение русских торговых людей в предместье Нарвы — была предрешена.⁸⁾ В этих списках встречаются между прочими Яков Посников, Алексей Монастырин, Иван Григорьевич Шолковников и Бабин. В реестре 1619—1620 гг. встречаем все четыре фамилии, тех же самых торговых людей или их родственников, обозначаемых здесь как «местные жители» (Inwaner). В частности, Яков Посников в марте 1620 г. внес 2 руб. пошлины с разных товаров (рукавицы, полотно, хмель и др.); Алексей Монастырин побывал на таможне трижды — в ноябре 1619 г. и в январе — феврале 1620 г. — и уплатил 2 руб. 77 денег (в основном за представленный лен); из Шолковниковых здесь побывали в тот же период: однажды — Григорий с пошлиной в 70 денег (за коров) и три раза — Богдан, внесший всего 1 рубль 73 коп. (он торговал главным образом мылом); наконец, в реестре 1619—1620 гг. представлен и Алексей Бабин, пошлинный взнос которого 13 руб. 37 денег (в основном за лен и пеньку) вполне оправдывает его позднейшую репутацию как одного из самых зажиточных русских купцов в Ивангороде. После того как правительство Швеции решило сосредоточить всю торговлю в этом районе исключительно в Нарве (принципиально такое решение было принято уже в 1642 г.) и предложило ивангородцам переселиться в нарвский форштадт (1645—1649 гг.), [343] значительная их часть предпочла перебраться на Русь. Множество бывших ивангородцев оказалось, например, в Пскове. Как отмечает Е. В. Чистякова, изучавшая таможенную книгу города Пскова 1670—1671 гг., более половины товарных явок, сделанных местными жителями, приходилось на бывших ивангородцев, совершавших поездки «в Ревель, минуя ненавистную Нарву».⁹⁾ Этот факт, интересный сам по себе,¹⁰⁾ в данной связи важен в том отношении, что и среди псковских торговцев — выходцев из Ивангорода (еще в начале 70-x годов XVII в. их отличали от коренных псковичей!) встречаются имена торговых людей из таможенного реестра 1619—1620 гг. Помимо упоминавшихся выше Шолковниковых (в Пскове 1670—1671 гг. — Николай Шолковников) отметим, к примеру, жителя Пскова Ивана Фролова, который, быть может, являлся потомком Родиона Фролова, уплатившего в декабре 1619 г. шведским властям в Ивангороде 1рубль 98 денег пошлины за ввезенный лен (12 берковцев) и вывезенный золотой слиток.

Тем самым вопрос о локализации нашего памятника можно считать решенным: в 1619—1620 гг. шведы взимали пошлину в Ивангороде, куда приезжали с «русским товаром» как сами ивангородцы — «Inwaner» (по условиям Столбовского мира имевшие право ездить по торговым делам в Новгород, Псков и Ладогу, вплоть до самой Москвы), так и подданные русского государя — новгородцы и псковичи.

Обратимся теперь к анализу русского ввоза и вывоза, как он отразился в данных Ивангородской таможни с июля 1619 г. по [344] 7 июня 1620 г. Сумма всех пошлин, взятых таможней за одиннадцать месяцев, составила 126 руб. При этом сами ивангородцы внесли 56 руб. (или 47,9%), торговцы из Пскова — 34 руб. 61 деньгу (или 29,6%), из Новгорода — 17 руб. 20 денег (или 14,7%) и единственный, но зато крупный купец из Печор — Шестак Микитин сын — 9 руб. 16 денег (т.е. 7,8%).¹¹⁾ Представленные здесь цифры отражают удельный вес названных городов в оборотах ивангородского рынка, а в известной мере и рынка Нарвы, поскольку экспортные товары перед отправкой их дальше должны были проходить еще и таможню в Нарве.

Как уже отмечалось, размер взятой с торговца пошлины указывался суммарно для всех товаров — как ввезенных, так и вывезенных. Чтобы определить рубеж между ввозом и вывозом, а также структуру того и другого, приходится оперировать уже не размерами собранных пошлин, но количеством соответствующих товаров и их стоимостью.

Пошлинный реестр 1619—1620 гг. упоминает всего 39 различных товаров, привезенных в Ивангород для экспорта через Нарву, и 16 товаров, которые вывозились (ausgefhuert) теми же купцами в русские земли. Количество тех и других легко подсчитать, поскольку оно указано в реестре.¹²⁾ Сравнительно просто обстоит дело и с оценкой привозных товаров, таких, как лен, пенька, воск и сало, шкуры и т.п., цена или стоимость которых всегда проставлялась в нашем реестре. Из вывозных товаров только металлы (железо, медь и свинец) всегда получали оценку в самом реестре, для остальных пришлось — ориентировочно — брать цены на ревельском или рижском рынках в тот же период (рубеж 20-х годов XVII в.) или же цены в Нарве, известные там для начала XVII в.¹³⁾ Ввиду невозможности привести полный список товаров, [345] прошедших через таможню, ниже приводятся суммарные данные о важнейших товарах (товары второстепенные сведены в группы). Помимо количества и стоимости товаров, предъявленных на таможне в течение почти целого года, таблица показывает удельный вес купцов тех или иных товаров в структуре ивангородской торговли.

Здесь обращает на себя внимание прежде всего огромное превышение привозных, т.е. русских, товаров (5071 руб = 75,4%) над отпускными, т.е. западноевропейскими (1654 руб. = 24,6%). Это явление общее для всех прибалтийских рынков XVI— XVII вв.

Материал, приводимый А. Аттманом для 1550—1640 гг., показывает, что в Нарве, Ревеле, Риге и других гаванях «русский товар», предназначенный к экспорту в Западную Европу, составлял примерно 2/3 всего торгового оборота; как отмечала шведская королевская резолюция 1580 г., «почти 1/3 товаров у московитов приходится покупать за наличные деньги».¹⁴⁾ В нашем источнике отмеченное явление еще более ощутимо, и это понятно: тут сказывался не только активный торговый баланс, но еще и «разделение функций» между Ивангородом (прием всех «русских товаров») и Нарвой (прием всех товаров, идущих с Запада), предписанное грамотой от 28 ноября 1617 г. Общая сумма торгового оборота Ивангорода за неполный год (1619—1620) составляла, как видно, 6725 руб. Для полусотни торговцев это сумма немалая, если ее сравнить, например, с оборотом тридцати русских купцов в Ревеле, который в 1618 г. составил 13 695 талеров, т.е. примерно 4944 русских рубля.¹⁵⁾

Совершенно иная картина получится при сравнении ивангородской торговли 1619—1620 гг. с кратковременным, но ярким — поразившим всех европейцев — расцветом торговли Нарвы в «русское время». В 60-е годы XVI в., когда Нарва принадлежала Руси, она вывозила в Западную Европу ежегодно в среднем по 5273 берковца льна и пеньки, по 465 берковцев воска и по 4990 «десятков» шкур, что составляло соответственно 69,9%, 82,1% и [346]

Привоз и отпуск товаров на Ивангородской таможне в 1619—1620 гг.

80,8% экспорта всех портов Восточной Прибалтики, включая самое Ригу!¹⁶⁾ При этом надо иметь в виду, что эти цифры — сильно [347] заниженные, на деле эффект «нарвского плавания» был значительно большим.¹⁷⁾ Поскольку ивангородский привоз — это и есть в основном экспорт Нарвы, наш документ дает представление о степени упадка нарвской торговли в начале XVII в. по сравнению с периодом Ливонской войны. И все же эта торговля, как видно, была довольно активной.¹⁸⁾ Как ни скромны обороты ивангородцев в 1619—1620 гг., они свидетельствуют о том, сколь опрометчивым был бы вывод о полном упадке торговли эстонско-ингерманландских гаваней в эти годы, если об этой торговле судить только по данным Зундского пошлинного регистра.¹⁹⁾

Обращаясь к структуре привоза товаров на ивангородский рынок, отметим прежде всего доминирующее значение льна и пеньки (44,0%). Это основные предметы русского экспорта через Нарву. Характерно, что в годы наибольшего подъема «нарвской навигации» (1562—1569) Нарва отправила через Зунд льна и пеньки почти в три раза больше, чем Рига (42 182 берковца против 15 964 берковцев). Примерно в таком же объеме вывозились эти товары из Нарвы и в более поздний период, в 1662—1696 гг.²⁰⁾ На втором месте в реестре 1619—1620 гг. стоят продукты животноводства (30,2%). Это в основном кожи и шкуры, а также рогатый скот (волы и коровы); обращают на себя внимание незначительные размеры поставок животного сала (Talg), занимавшего большое место в экспорте Нарвы как в годы Ливонской войны, так и во второй половине XVII столетия.²¹⁾ Но еще более поразительным представляется ничтожный удельный вес пушнины и воска (вместе 4,0%), особенно если учесть весьма серьезную роль этих статей нарвского вывоза в более [348] раннее время — в XVI в.²²⁾ Судя по выкладкам X. А. Пийримяэ, во второй половине XVII в. воск и пушнина в экспорте Нарвы играли уже третьестепенную роль. Следует заключить, что значение этих товаров упало на рубеже XVI—XVII вв. Среди привозных товаров на ивангородской таможне встречаем, наконец, мыло, изредка хлеб (его оттуда и вывозили) и так называемый «Воdemwahr». Последнее — это, видимо, совокупность каких-то мелких товаров, привозимых чаще всего по воде, из Пскова; определить их конкретный состав пока, к сожалению, невозможно.²³⁾

Цифры отпуска товаров из Ивангорода (рубрика «Ausgefhuert»), дают, несомненно, только частичное представление о составе русского импорта из Западной Европы. Складочным пунктом для западноевропейских товаров была, как сказано, Нарва. Там их принимали с судов, облагали пошлиной, и там же, следует полагать, они в основном и продавались — тем же ивангородцам, псковичам и т.д. Реестр 1619—1620 гг. фиксирует на ивангородской таможне всего лишь 46 ластов (= 828 бочек) соли и совершенно не упоминает о сельди, хотя тот и другой товар, как показывают другие источники, был одним из важнейших предметов импорта Нарвы в XVI—XVII вв.²⁴⁾ Среди вывезенных из Ивангорода тканей встречаем 23 штуки сукна (halve Laken) неизвестного происхождения (на сумму 255 руб.) и гданьских сукон (Dansker Laken) на 150 руб., а кроме того, немного шелковых тканей (на 57 руб.).²⁵⁾ Следующей важнейшей позицией ивангородского вывоза были вино (французское и «красное» — рейнское (?), всего 4 1/2 «ама») и водка (4 «ама»), затем идут металлы (9 1/2 берковца свинца, 21 берковец железа и 6 1/2 пудка меди), золото и серебро (Untzengoltt, Silberwerk), стекло и бумага, наконец — разнообразные «колониальные товары»: сахар, перец, изюм и т.д.

Как видно из таблицы, примерно 2/3 всех оборотов таможни совершали сами ивангородцы, на втором месте стоят псковичи и только потом — торговцы из Новгорода. Слабое участие новгородцев в ивангородско-нарвской торговле объясняется разорением Новгорода за годы шведской интервенции, продолжавшейся до весны [350] 1617 г.²⁶⁾ В подвозе из Новгорода решающее значение имели кожи и шкуры, а также пушнина. «Специальностью» псковичей — помимо кож и шкур — был так называемый «Bodemwahr»; увозили же псковичи из Ивангорода главным образом ткани и вина. Что касается, наконец, купцов из самого Ивангорода, то их привозным товаром являлись главным образом лен и пенька, хмель, скот и мыло, а вывозным — соль и металлы.

По размерам уплаченной на таможне пошлины все 67 явок (записей) можно разделить на следующие группы:

более 10 рублей — 2 случая

 6-10 рублей — 3 случая,

 3-5 рублей — 6 случаев,

 1-2 рубля — 21 случай,

 менее 1 рубля — 35 случаев.

Относительно крупные сделки следует считать характерными, пожалуй, для псковских торговцев. Самый заметный из них — Трифон Устинов (пошлина —10 руб.). Другой представитель верхушки русского купечества — ивангородец Алексей Бабин (пошлина — 13 руб. 37 денег). Не много им уступали такие явно зажиточные торговцы, как Шестак Микитин сын из Печор (пошлина — 9 руб. 16 денег), Мелентий Алексеев из Пскова (пошлина — 7 руб. 66 денег) и Василий Суспелник из Ивангорода (пошлина — 6 руб. 43 деньги). В подавляющем же большинстве случаев речь идет о сравнительно небольшой пошлине и, следовательно, о мелких поставках. Этот тип сделок представляется характерным в особенности для торговых людей из Ивангорода: здесь из 40 явок почти половина (19) сопровождались уплатой самых низких пошлинных взносов — менее полурубля.

Как оценить размер самой пошлины, взимавшейся на Ивангородской таможне в 1619—1620 гг.? Сопоставление стоимости товара с размером уплаченной пошлины можно сделать для большинства явок, но результат при этом получается разный. Пошлину брали в границах 1,5-3%, причем иногородние купцы (например, псковичи) платили, как правило, несколько больше: 2,5-3 деньги с каждого рубля. В наших руках нет пошлинного тарифа, поэтому нет и уверенности в том, что размер обложения зависел лишь от того, какой купец — местный или иногородний — представлял товар на таможне. Вполне возможно, что размер взимаемой пошлины дифференцировался также в зависимости от вида товара, способа его доставки (по воде или суше), места его назначения и т.д.²⁷⁾ Пошлину в 1,5-3% следовало бы признать [349] небольшой — сравнительно с уровнем таможенного обложения, который мы наблюдаем в начале XVII в., с одной стороны, в Нарве, а с другой — в Новгороде.²⁸⁾ Подобный либерализм в таможенной политике шведских властей непосредственно после Столбовского мира объяснить можно, по-видимому, стремлением возродить торговлю в этом районе, серьезно подорванную в предшествующий период военных бурь, и — в перспективе — обеспечить условия для успешной конкуренции шведских портов в Прибалтике с торговлей Архангельска.

¹⁾ ЦГАОР СССР, Хранилище микрофотокопий, 3А-44 (Швеция): Svenska Riksarkivet (Stockholm), Rulla Nr. 99. Handel och Sjöfart, 15. Utrikeshandeln VI. Ryssland 1500-och 1600-talen, fol. 1-11.

²⁾ И. П. Шаскольский. Столбовский мир 1617 г. и торговые отношения России со Шведским государством. М.-Л., 1964, стр. 91.

³⁾ A. Attman. Den ryska marknaden i 1500-talets baltiska politik. 1558—1595. Lund. 1944, s. 47-56, 297-344, 448-449; W. Kirchner. Die Bedeutung Narvas im 16. Jahrhundert. — «Historische Zeitschrift, Bd. 172, H. 2. München, 1951, S. 265-284; T. S. Willan. The early History of the Russia Company 1553—1603. Manchester, 1956, p. 82, 132, 141-142, 157.

⁴⁾ И. П. Шаскольский. Указ. соч., стр. 205 и 207.

⁵⁾ А. В. Петров. Город Нарва. СПб., 1901, стр. 162, 177; H. J. Hansen. Geschichte der Stadt Narwa. Dorpat, 1858.

⁶⁾ A. Soom. Ivangorod als selbständige Stadt 1617—1649. — «Sitzungsberichte der Gelehrten Estnischen Gesellschaft 1935». Tartu, 1937, S. 215-315.

⁷⁾ A. Soom. Op. cit., S. 289, 302-306. Нарисовав ряд ярких портретов преуспевающих торговых людей - ивангородцев (располагавших накопленным капиталом «по нескольку тысяч рублей деньгами» и даже ссужавших правительству Швеции крупные суммы — порядка до 4000 талеров), А. Соом выделяет успехи русских купцов в местной и особенно сельской торговле (Landhandel). Ивангородцы не только покупали товары у приезжавших в город крестьян и помещиков, но также усиленно разъезжали по селам и городам (эстонским и русским) и, благодаря своим налаженным связям, действительно проявляли бóльшую изворотливость, нежели нарвские бюргеры: в 20-30-е годы XVII в. представители шведской администрации отмечали неоднократно, что «русская торговля вытесняет немецкую» (Ibid., S. 304). К этому следовало бы добавить, что преимущества ивангородских купцов в известной мере определялись также активным балансом русской торговли через Прибалтику; вывоз преобладал над ввозом (об этом см.: A. Attman. Op. cit., s. 102-104). Сосредоточив в своих руках заготовку товаров для экспорта, купечество Ивангорода имело дело попросту с большей массой товаров, чем нарвские бюргеры. К тому же ивангородцы могли продавать у себя экспортные товары и непосредственно иностранцам, извлекая торговую прибыль на разнице закупочных и продажных цен. То обстоятельство, что предназначенные на экспорт товары должны были проходить через таможню в Нарве, создавало источник обогащения для шведской казны, но не обязательно для немецких купцов — жителей Нарвы.

⁸⁾ A. Soom. Op. cit., S. 246, 292-294, 297.

⁹⁾ Е. В. Чистякова. Псковский торг в середине XVII в. — «Исторические записки», т. 34, 1950, стр. 217.

¹⁰⁾ В рубрике «отвозные товары» псковская таможенная книга 1670—1671 гг. отмечает не менее 86 явок от псковичей, в том числе 46 явок от бывших ивангородцев. В исследовании Е. В. Чистяковой (указ. соч., стр. 225) приводится поименный список их, возглавляемый крупным торговцем оптовиком Яковом Белоусом, который переехал из Нарвы в Псков в 1659 г. Об обширных торговых операциях Я. Белоуса (купившего в Любеке собственное судно «Фортуна» и отправлявшего грузы даже прямо на Лондон), а также братьев его Петра и Павла приводятся любопытные данные как в цитированной работе А. Соома (op. cit., S. 303-304), так и в его более позднем труде (A. Soom. Die Politik Schwedens bezüglich des russischen Transithandels über die estnische Städte in den Jahren 1636—1656. Tartu, 1940, S. 178). К сожалению, названный автор не ставит даже вопроса о том, как отразился на нарвской торговле переезд множества русских купцов из Нарвы в Россию около середины XVII в. А. Соом говорит о Нарве в этот период так, будто и выселения не было никакого, упадок же судоходства в 50-е годы объясняет лишь войнами: Англии с Нидерландами (1652—1654) и России со Швецией (1656—1658). Какая часть жителей ликвидированного в 1649 г. Ивангорода перебралась в Россию, сказать пока трудно. К середине XVII в. в Ивангороде — Нарве насчитывалось около 250 русских — мужчин, плательщиков налога, в основном ремесленников, рыбаков, трепальщиков льна и т.д.; в группу зажиточных торговцев (Grosskaufleute) А. Соом включает до 30 семей, мелочной торговлей занимались еще столько же. Судя по выкладкам Е. В. Чистяковой, приводящей фамилии более 30 «бывших ивангородцев», оказавшихся в 1670 г. в Пскове, в пределы России после закрытия Ивангорода вышла, пожалуй, большая часть тамошнего купечества, что не могло не сказаться и на динамике нарвской торговли в 50-60-е годы XVII в.

¹¹⁾ В сумму пошлинных сборов (126 руб.) включена также «малая пошлина» (Kleine Zoll), составившая за то же время 6 руб. 65 денег. Она записывалась в реестре суммарно, в итогах за каждый месяц. Это своеобразная пошлина, которой облагались, по мнению А. Соома, мелкие партии товара, поступавшие с местного рынка в порядке сельской торговли (Landhandel). По документам несколько более поздним, «малая пошлина» встречается лишь в городах и местечках Ингерманландии. Как полагал Соом, шведы ввели ее «в конце 1623 года» (A. Soom. Die Politik Schwedens..., S. 117), теперь же видно, что она взималась и несколько раньше.

¹²⁾ Исключение составляли лишь некоторые товары, количество которых либо вообще не указывалось (например, «Bodemwahr», о нем см. ниже), либо не может быть суммировано из-за специфики этих товаров (например, всякого рода пряности, пушнина, ткани, напитки). Ввиду наличия таких исключений (к счастью, не очень многих) тем более важным для количественной (статистической) характеристики как объема, так и структуры торговли русских купцов в Ивангороде 1619-1620 гг. является вопрос о стоимости товарной массы ивангородского рынка.

¹³⁾ Показатели цен на остальные товары (т.е. на оцененные в реестре 1619—1620 гг.) мы брали либо из других документов, преимущественно архивных, либо из упоминавшегося выше труда А. Аттмана, приводящего материалы о ценах в Нарве и Ревеле за 1583—1611 гг. (A. Attman. Op. cit. Bilagor, Nr. 15). Дело здесь осложняется тем, что нарвские и иные цены определялись в балтийской или западноевропейской монете (в рижских марках и талерах); следуя Аттману (op. cit. s. 441), мы принимали за 1 русский рубль 2 3/4 талера. Из наиболее важных ценовых показателей, взятых в основу наших подсчетов, отметим: соль — 12 руб. за ласт, сукно (halve Laken) — 11 руб. за «штуку», вино - 20 руб. за «Uxhuett» и водка — 33 руб. за «Ahm». Кроме того, в отношении скота, который являлся одновременно предметом ввоза и — реже вывоза, принято: корова -2 руб. 70 денег, вол — 3 руб. 50 денег. Отдавая себе отчет в условном, а подчас и проблематичном характере принятых показателей (цены в Прибалтике мало изучены!), мы должны вместе с тем подчеркнуть, что главный поток товаров (не менее 3/4 всей массы товаров по стоимости) оценивался в самом реестре таможенными чиновниками. Поэтому неточность в оценке ряда товаров не повлияет на результаты подсчета существенным образом.

¹⁴⁾ A. Attman. Op. cit., s. 104-105.

¹⁵⁾ Ibid., s. 447.

¹⁶⁾ Здесь и далее мы используем данные Зундского пошлинного регистра, сведения которого о торговле Восточной Прибалтики обработаны нами для периода 1562—1630 гг. (N. Ellinger Bang. Tebeller over skibsfart of Varetransport gennem. Øresund 1497—1660, I-II. Køpenhavn, 1906—1922). Что означал русский экспорт из Нарвы для тогдашней Европы, показывают расчеты Аттмана для 1565—1567 гг., когда Нарва обеспечивала 31,6% льна и пеньки, 94,6% животного сала и 81,1% шкур, отправляемых через Зунд в Западную Европу из всей Балтики (включая экспорт не только Риги, но также Гданьска, Кенигсберга и т.д.).

¹⁷⁾ Зундский регистр отражает, естественно, лишь ту часть потока товаров в Западную Европу, которая направлялась через датский пролив. Между тем до 40% судов из Восточной Прибалтики туда вообще не ходило - они направлялись в Любек или другие балтийские порты (W. Doroszenko. Eksport Rygi na Zachód w okresie przynaleźności do Rzeczypospolitej, 1562—1620. — «Zapiski historyczne», t. XXI, zesz. 1. Torun, 1966, str. 29). Тем более это надо иметь в виду относительно Нарвы, так как общеизвестно, что «Navigatio Narvica» в годы Ливонской войны обслуживалась любекским флотом в первую очередь. Кроме того, и на самой Зундской таможне учету и обложению подвергалась лишь часть (нередко лишь менее половины!) товаров, действительно проходивших через пролив. Вот почему не будет чересчур смелым предположение, что фактический экспорт Нарвы был в несколько раз большим, чем это показывает зундская пошлина.

¹⁸⁾ Еще для сравнения: в 1620 г. экспорт Таллина составил 376 берковцев льна, 231 1/2 бочки сливочного масла, 123 бочки ворвани, а шкур и мехов — на 2431 талер («Eesti majandussajalugu», toimetanud H. Sepp, О. Liiv, J. Vassar. I. Tartu, 1937, p. 248).

¹⁹⁾ Согласно показаниям зундской пошлины, в течение двух лет (1619 и 1620 гг.) из этих гаваней (включая Ревель) прошло через пролив всего лишь 171 1/2 берковца льна и пеньки и около 650 шкур.

²⁰⁾ X. А. Пийримяэ. Состав, объем и распределение русского вывоза в 1661—1700 гг. через шведские владения в Прибалтике на примере торговли г. Нарвы. — «Скандинавский сборник», вып. V. Таллин, 1962, стр. 46.

²¹⁾ Там же, стр. 68.

²²⁾ Об этом мы можем судить, например, по торговым сделкам ревельского купца О. Элерса с торговцами Нарвы, Ивангорода и Новгорода в 30-х годах XVI в. (Таллинский городской архив, ф. 230, oп. I, A 36 — торговая книга Элерса).

²³⁾ В нашем источнике «Bodemwahr» — всегда товар привозной, его доставляли в восьми случаях псковичи, в двух новгородцы и в трех случаях — сами ивангородцы.

²⁴⁾ X. А. Пийримяэ. Торговые отношения России со Швецией и другими странами Европы по материалам нарвского ввоза в 1661—1700 гг. — «Скандинавский сборник», вып. VII. Таллин, 1963, стр. 67, 71.

²⁵⁾ В операциях Г. Коннэ (1535-1540) сукна составляли по стоимости приблизительно 1/4 всего ввоза из Ревеля, а во второй половине XVII в. в Нарву ввозилось ежегодно по 1-2 тыс. штук сукон.

²⁶⁾ С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, кн. V. М., 1961, стр. 89, 296-298.

²⁷⁾ Как это мы видим, например, в Новгороде - по данным таможенных откупных грамот 1586-1587 гг. («Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи», т. I. СПб., 1836, № 331, 332, 334).

²⁸⁾ Основываясь на шведских источниках, А. Соом отмечает, что в самом конце XVI в. в Нарве взимали пошлину (Zoll) в размере 1,5% стоимости ввозимых и вывозимых товаров, но после 1599 г. она была повышена до 3%, а еще позже — до 6 и даже до 10-20% стоимости товара (A. Soom. Die Politik Schwedens..., S. 14). Согласно Памяти новгородским таможенным головам от 2 октября 1616 г., с «немецких людей», приезжавших с товарами в Новгород из «свейских городов», взимали с рубля по алтыну при ввозе и еще по алтыну — при вывозе; с западноевропейских купцов брали вдвое больше («Акты собранные в библиотеках и архивах Российской империи», т. II. СПб., 1836, № 212). Если 1 алтын = 6 денег, а рубль имелся в виду московский, то пошлина здесь составляла 3-6%.