Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Зеленин И.Е., Ивницкий Н.А., Кондрашин В.В., Осколков Е.Н.
О голоде 1932—1933 годов и его оценке на Украине

Отечественная история, 1994, № 6.
[256] - конец страницы.
OCR OlIva.

9-10 сентября 1993 г. в Киеве состоялась Международная научная конференция «Голодомор 1932—1933 гг. на Украине: причины и последствия». Организаторами ее были Академия наук Украины, Институт истории республики, Всеукраинская ассоциация исследователей голода-геноцида 1932—1933 гг. На открытии конференции выступил президент Л. М. Кравчук. На пленарных и секционных заседаниях было заслушано более 70 докладов, сообщений и выступлений. В работе конференции участвовали исследователи из США, Канады, Англии, Японии, России, политические и общественные деятели, писатели, очевидцы тех трагических событий.

Отмечая научную значимость конференции, мы должны с большим сожалением отметить известную негативную тенденцию в освещении трагических событий голода 1932—1933 гг. на Украине, в той или иной мере проявившуюся в докладах и выступлениях большинства участников форума, а также в некоторых публикациях историков республики. Речь идет о необоснованном акцентировании некоей исключительности Украины, особом характере и содержании этих событий в республике в отличие от других республик и регионов страны. В пресс-релизе посольства Украины в Москве в мае 1993 г., распространенном на конференции, посвященной той же проблеме, голод на Украине квалифицируется как «целенаправленный геноцид украинского крестьянства»¹⁾. С аналогичной точкой зрения, не подкрепленной соответствующими документами, выступил Л. Капелюшный в газете «Известия»²⁾, отражена она и в комментариях историка В. А. Маняка в послесловии к книге «Голод 1933»³⁾. Капелюшный утверждает, что Сталин в целях осуществления запрограммированного им голодомора украинского крестьянства назначил сначала С. В. Косиора, а затем П. П. Постышева «главнокомандующим голодом», исходя из того, что в этой роли и «этим оружием» можно сделать «больше, чем Семен несколькими конными армиями». А геноцид нужен был для того, чтобы сначала «усмирить селян и приобщить их к колхозам», а затем уничтожить украинское село, крестьянство как «носителей национальной идеи», хранителей «национального генофонда».

Известный общественно-политический деятель Украины И. Драч в выступлении на конференции в Киеве говорил, что Россия, проводившая по отношению к Украине имперскую политику, приведшую к геноциду, должна признать свою вину, покаяться перед украинским народом и возместить нанесенный республике ущерб. Он крайне негативно оценил выступления российских историков в посольстве Украины в мае 1993 г., поскольку все они, по его мнению, выступали «с имперских позиций».

Мы решительно не согласны с подобными оценками голода 1932—1933 гг. на Украине, считаем, что в данном случае речь идет прежде всего о попытках использовать некоторые события истории в политических целях. В этой связи примечательно выступление на конференции в Киеве известного историка-аграрника, доктора исторических наук И. Ф. Ганжи, в котором обращалось внимание на недопустимость, оперируя событиями прошлого, «призывать к ненависти между народами», приводить явно завышенные данные о числе жертв голода на Украине (15 и более млн. чел.). Кандидат исторических наук С. Горошко пришел к выводу, что голод на Украине «не был самоцелью», а «явился следствием хлебозаготовок и коллективизации». Тесную связь голода 1932—1933 гг. с хлебозаготовками и коллективизацией показал в своем докладе доктор исторических наук С. В. Кульчицкий.

В наших докладах на конференции были приведены данные, свидетельствующие о том, что трагедия голода обрушилась на основные зерновые районы страны и была вызвана антикрестьянской политикой сталинского руководства, не имевшей, однако, ярко выраженной национальной направленности. Картина общекрестьянской трагедии во всех переживших ее регионах, по существу, была идентичной.

Насильственная коллективизация, составной частью которой являлась политика «ликвидации кулачества как класса» («раскулачивание»), в результате чего наиболее дееспособная часть крестьянства была экспроприирована и депортирована, привела к резкому падению сельскохозяйственного производства. В результате этого и антикрестьянской политики сталинского партийно-государственного руководства в стране осенью 1932 — весной 1933 г. разразился невиданный голод. Он охватил Украину, Северный Кавказ, Поволжье, Казахстан, Западную Сибирь, юг Центрально-Черноземной области и Урала, где в целом проживало примерно 50 млн. человек. [256]

9 сентября 1940 г. Сталин на совещании в связи с обсуждением кинофильма «Закон жизни» А. А. Авдеенко вынужден был признать, что «у нас, например, миллионов 25-30 голодало, хлеба не хватало»⁴⁾. Но ни причин голода, ни его виновников он не назвал. Это выступление не было опубликовано. В советской печати даже упоминание об этой общекрестьянской трагедии было строжайше запрещено на протяжении нескольких десятилетий.

В 1932 г., несмотря на частичный неурожай в ряде районов и значительные потери зерна при уборке, хлеба было собрано достаточно, чтобы избежать голода.

Однако индустриализация проводилась главным образом за счет эксплуатации крестьянства, составлявшего в то время примерно 100 млн. человек. Из деревни любой ценой выкачивалась сельскохозяйственная продукция на снабжение городов и промышленных центров, Красной Армии, на экспорт. Колхозы являлись удобной формой для этого — они прикрепляли крестьян к земле, превращая их, по существу, в крепостных тоталитарного государства.

Волюнтаристский пересмотр сталинским руководством заданий первого пятилетнего плана в области промышленности неизбежно вел к усилению перекачивания средств и ресурсов из деревни в город. С начала 30-х гг. фактически уже речь шла о разорении деревни. Требовалась валюта для закупки промышленного оборудования за границей. Важнейшим ее источником был вывоз хлеба за рубеж. В 1931 г. было вывезено 51,8 млн. ц зерна, в 1932 г. в условиях начавшегося голода — 18 млн.

Несмотря на снижение валовых сборов зерна в 1931—1932 гг. по сравнению с 1929—1930 гг., планы заготовок выросли на треть. Поскольку изымался не только весь товарный, но и значительная часть необходимого в хозяйстве хлеба, колхозы и крестьяне не были заинтересованы в увеличении производства продукции. В январе 1932 г. председатель ЦКК ВКП(б) Я. Э. Рудзутак, а в марте секретарь ЦК КП(б) Украины С. В. Косиор предлагали Сталину до начала хозяйственного года устанавливать планы заготовок с тем, чтобы колхозы и колхозники могли планировать использование хлеба на личное потребление, продажу на рынке части продукции после выполнения государственного задания. Но Политбюро 16 марта 1932 г. отклонило эти предложения⁵⁾.

И даже когда осенью 1932 г. в деревнях многих регионов начался голод, сталинское руководство продолжало политику решительного наступления на крестьянство. Небезынтересно в этой связи привести следующий факт. Секретарь ЦК КП(б)У и Днепропетровского обкома партии М. М. Хатаевич в брошюре о хлебозаготовках на Украине утверждал, что нужно заготовлять товарный хлеб, а не хлеб вообще. Это вызвало гнев В. М. Молотова, который считал, что хлеб нужно взять любой ценой и в первую очередь⁶⁾.

Сталинское руководство сознавало, что непомерные заготовки даже при нормальном урожае приведут к голоду и разорению крестьян и тем не менее продолжало выкачивать хлеб из деревни. Сталин еще 18 июня 1932 г. писал из Сочи Молотову и Кагановичу, что план хлебозаготовок в 1931 г. был разверстан по районам и колхозам «механически, без учета положения в каждом отдельном районе, без учета положения в каждом отдельном колхозе», в результате чего, «несмотря на неплохой урожай, ряд урожайных районов оказался в состоянии разорения и голода». Однако, чтобы «не повторять ошибок истекшего года», он предложил... «допустить надбавку к плану в 4-5%, чтобы создать тем самым возможность перекрытия неизбежных ошибок в учете и выполнить самый план во что бы то ни стало». Через неделю, 24 июня, Сталин вновь подтверждает свою установку «на безусловное исполнение плана хлебозаготовок по СССР»⁷⁾. Летом 1932 г. Молотов, вернувшись с Украины, заявил на заседании Политбюро ЦК ВКП(б): «Мы стоим действительно перед призраком голода и к тому же в богатых хлебных районах», и тем не менее все делалось для того, чтобы «призрак голода» превратился в реальность. Для Украины, например, был установлен явно нереальный план хлебозаготовок в 425 млн. пуд.

Такое же положение было и во всех других зерновых районах. 20 августа 1932 г. секретарь Северо-Кавказского крайкома партии Б. П. Шеболдаев в записке Сталину просил во избежание голода снизить план хлебозаготовок. 22 августа Сталин ответил: «Вашу записку получил и отослал в ЦК. Поддержать вас не могу ввиду плохой работы края по хлебозаготовкам. Если пережившая засуху Средняя Волга сдала в третьей пятидневке 4 млн. пудов, а ваш край не сдал и 2-х, то это значит, что крайком сдрейфил перед трудностями и сдал позиции апостолам самотека, и старается ЦК вести за нос. Согласитесь, что я не могу поддержать в такого рода работе»⁸⁾. Политбюро ЦК отклонило просьбу Шеболдаева⁹⁾ . Подчиняясь решению Политбюро, Северо-Кавказский крайком 21 августа в телеграмме сельским райкомам партии потребовал выполнения хлебозаготовительного плана и применения репрессий к тем работникам, которые его не обеспечивают. Тем не менее план августа был выполнен лишь на 32%, сентября — на 65%, к 20 октября в крае было заготовлено 18% месячного задания. [257]

В таких условиях крестьяне, что вполне естественно, оказывали значительное противодействие хлебозаготовительным органам, стремились утаить от них часть выращенного урожая. Сталин расценил такие явления как «злостный саботаж» хлебозаготовок, вредительство, преодолевать которое надо с помощью чрезвычайных мер.

Сведения о невыполнении планов поступали с Украины, Нижней Волги, Сибири, Урала, Казахстана, ЦЧО. 22 октября 1932 г. Политбюро ЦК ВКП(б) решило: «В целях усиления хлебозаготовок» направить чрезвычайные комиссии на Украину под руководством В. М. Молотова и на Северный Кавказ под руководством Л. М. Кагановича. В конце ноября 1932 г. для поездки в Поволжье была создана комиссия П. П. Постышева¹⁰⁾.

Чрезвычайные комиссии были основными проводниками, механизмом репрессий. Опираясь на обкомы и крайкомы партии, а на Украине — на ЦК и Политбюро, они осуществили комплекс репрессивных мер по отношению к колхозам, деревням и станицам, уличенным в «злостном саботаже» хлебозаготовок.

Принятое Северо-Кавказским крайкомом и отредактированное Сталиным постановление от 4 ноября 1932 г. «О ходе хлебозаготовок и сева на Кубани» было ориентировано на применение репрессивных мер к колхозам и крестьянам. Ставилась задача «сломить саботаж хлебозаготовок и сева, организованного кулацким контрреволюционным элементом, уничтожить сопротивление части сельских коммунистов, фактически ставших проводниками саботажа, и ликвидировать несовместимую со званием члена партии пассивность и примиренчество к саботажникам»¹¹⁾.

В тот же день, 4 ноября, Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение о проведении «чистки» сельских парторганизаций Северного Кавказа, «вычищенных выслать как политически опасных».

18 ноября 1932 г. ЦК КП(б) Украины по предложению Молотова принимает постановление «О мерах по усилению хлебозаготовок», которое предусматривало такие же драконовские меры воздействия на крестьян Украины, как и на Северном Кавказе (занесение сел и колхозов на «черные доски», «чистка» парторганизаций, выселение крестьян). К единоличникам, не выполнившим план хлебозаготовок, предписывалось применять натуральные штрафы в виде установления дополнительных заданий по мясу в размере 15-месячной нормы и годовой нормы сдачи картофеля. Таким образом, у крестьян изымался не только хлеб, но и скот, и картофель. Они обрекались на голодную смерть.

Лишались крестьяне снабжения промтоварами, включая такие, как соль, спички, керосин. 20 ноября 1932 г. Молотов, находясь в Геническе, телеграфировал Косиору: «До сих пор в районах действует распоряжение о продаже всюду спичек, соли и керосина. Есть об этом телеграмма Бляхера от 9 ноября. Надо немедленно это отменить и проверить исполнение»¹²⁾.

14 декабря 1932 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области», которое обязывало партийные органы решительно искоренять «саботажников» хлебозаготовок «путем арестов, заключения в концлагеря на длительный срок, не останавливаться перед применением высшей меры наказания»¹³⁾.

Сибирь с большим напряжением к началу декабря выполнила план хлебозаготовок на 81,5%, оставшуюся часть секретарь крайкома партии Р. И. Эйхе просил Сталина отсрочить до 1 марта 1933 г. В качестве «крайней меры» Сталин и Молотов согласились ждать лишь до 1 февраля. «Ответственность возлагаем, — говорилось в телеграмме, — на Эйхе, Грядинского и уполномочиваем их принять все меры репрессий, какие найдут нужным применить»¹⁴⁾.

5 декабря 1932 г. Сталин получил сообщение о том, что, хотя для выполнения плана вывозятся семена, перемолачивается солома и т. д., совхозы Урала не смогут выполнить план хлебозаготовок ввиду низкого урожая (3,5 ц с га). В ответ на это Сталин и Молотов телеграфируют в Свердловск: «Шифровку Мирзояна о невыполнении плана совхозами считаем неубедительной: формально бюрократической. Областное руководство не может уйти от ответственности и за невыполнение плана совхозами. СНК и ЦК обязывают вас сообщить в Москву фамилии директоров отстающих совхозов, директорам объявить от имени СНК и ЦК, что в случае невыполнения плана они будут арестованы как обманщики, саботажники и враги Советского государства, так же, как арестован ряд директоров Западной Сибири, Украины, Северного Кавказа. Директорам объявите, что партбилет не спасет их от ареста, что враг с партбилетом заслуживает большего наказания, чем враг без партбилета»¹⁵⁾.

Несмотря на усилия чрезвычайных комиссий, обеспечить выполнение плана удалось только Нижне-Волжскому краю (к 10 января 1933 г.)¹⁶⁾. На Украине же он был «провален», что зафиксировано в постановлении ЦК ВКП(б) от 24 января 1933 г. и на Февральском (1933 г.) пленуме ЦК Компартии Украины¹⁷⁾. На Северном Кавказе, как отмечалось в решении крайкома партии, он «был выполнен к 15 января 1933 г.», но при этом «в выполнение плана внесен весь собранный краевой семфонд»¹⁸⁾. [258]

Срыв хлебозаготовок вызвал массовые репрессии против крестьян, местных работников, колхозов. Только за ноябрь и 5 дней декабря на Украине в этой связи было арестовано 340 председателей колхозов, 750 членов правлений, 140 счетоводов, 265 завхозов и кладовщиков, 140 бригадиров, 195 колхозников. Кроме того, под суд отдано 327 партийных работников. На «черную доску» было занесено свыше 400 колхозов. На Северном Кавказе по 68 районам (из 83) осуждено 6208 человек, в том числе 175 человек было расстреляно¹⁹⁾.

Следует особо сказать о Казахстане, входившем в состав РСФСР на правах автономной республики. Чрезвычайная комиссия здесь не создавалась, ее функции выполнял крайком партии, возглавляемый Ф. И. Голощекиным. Именно под его верноподданническим руководством в 1931—1932 гг. проводился курс на сплошную коллективизацию кочевых и полукочевых хозяйств Казахстана исключительно в форме сельскохозяйственной артели, а ранее созданные тозы срочно преобразовывались в артели. При этом руководствовались разработанной сталинскими стратегами после XVI съезда партии авантюристической программой «большого скачка» в животноводстве²⁰⁾. Казахстану и другим республикам, краям и областям были определены соответствующие задания по поголовью скота и сдаче продукции на основе создания колхозных ферм и увеличения поголовья скота в животноводческих совхозах.

В результате насильственной коллективизации произошла ломка вековых традиций и всего образа жизни кочевников. В центральных районах республики почти в 10 раз сократилось поголовье скота — основного источника существования населения. «Обобществленный» скот погиб от бескормицы и зимних холодов или был сдан заготовительным органам в счет плана мясозаготовок по социалистическому сектору. Разумеется, решить животноводческую проблему не удалось.

На XVII съезде партии (январь 1934 г.) Сталин вынужден был признать «кризис животноводчества»²¹⁾. А в Казахстане начался голод, от которого, по последним данным историков и политиков Казахстана, в начале 30-х гг. погибло около 2 млн. казахов, проживавших в кочевых и полукочевых районах. О масштабах и глобальных последствиях казахстанской трагедии можно судить по тому, что казахский этнос после этих потерь был восстановлен только к концу 60-х гг. «Эта страшная трагедия, — считают ученые Казахстана, — по своим последствиям затмила все сколько-нибудь известные прецеденты из исторического прошлого народа»²²⁾.

Задаче усиления массовых репрессий в условиях надвигавшегося голода был подчинен и написанный Сталиным закон от 7 августа 1932 г., который вводил «в качестве меры судебной репрессии за хищение ( воровство) колхозного и кооперативного имущества высшую меру социальной защиты — расстрел с конфискацией всего имущества или с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией всего имущества»²³⁾. Амнистия по делам такого рода запрещалась.

Сотни тысяч крестьян покидали родные края в поисках куска хлеба. Но это решительно пресекалось. 22 января 1933 г. Сталин и Молотов разослали директиву партийным, советским организациям и органам ОГПУ, в которой предписывалось органам власти и ОГПУ Украины и Северного Кавказа не допустить массового выезда крестьян в другие районы, а органам ОГПУ Московской, Западной и Центрально-Черноземной областей, Белоруссии и других регионов «немедля арестовывать пробравшихся на север „крестьян" Украины и Северного Кавказа и после того, как будут отобраны контрреволюционные элементы, выдворять остальных на места их жительства»²⁴⁾. К началу марта 1933 г. было задержано и возвращено обратно 219 460 человек.

Необоснованными, на наш взгляд, являются опубликованные в украинской печати утверждения о том, что от голода 1932—1933 гг. пострадало только население Украины, что якобы даже в нескольких километрах от границы Украины — в Белоруссии или в Российской Федерации (за исключением Крыма и Кубани) — голод не наблюдался, хотя продовольственное положение местного населения было крайне трудным. Приведенные в этой связи свидетельства очевидцев необоснованно ограничивают географию районов Северо-Кавказского края, охваченных голодом²⁵⁾. Как показали последние исследования, на заседании бюро Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) 23 февраля 1933 г. партийное руководство за закрытыми дверями вынуждено было признать, что население голодает. Из подготовленного органами ОГПУ документа, приложенного к протоколу заседания бюро, видно, что голод охватил 21 из 34 кубанских, 14 из 23 донских и 12 из 18 ставропольских районов (из 75 зерновых районов — 47, или 63%).

К особо неблагополучным относились 13 районов, в том числе 11 районов Кубани: Армавирский, Ейский, Каневский, Краснодарский, Курганенский, Кореновский, Ново-Александровский, Ново-Покровский, Павловский, Старо-Минский, Тимашевский; 1 район Адыгейской АО — Шовгеновский и 1 район Ставрополья — Курсавский²⁶⁾.

О том, что голодом было поражено подавляющее большинство сельских районов края свидетельствует [259] и рост эпидемических заболеваний, прежде всего сыпным тифом, во многих населенных пунктах. Наибольшую тревогу у руководителей края вызывали вокзалы г. Грозного, Минеральных Вод, Армавира, станицы Тихорецкой, Ростова-на-Дону, Каменска, Миллерово, Таганрога, где сходились железнодорожные пути из районов, охваченных голодом. В их число входили и граничившие с Украиной Таганрогский, Матвеево-Курганский, Каменский и Тарасовский районы Дона. Таким образом, голод охватил подавляющее большинство сельских районов края.

В наибольшей степени голодом были охвачены районы Кубани, где наблюдался самый низкий урожай зерновых культур (от 1 до 3 ц). Во все эти районы, согласно решению комиссии Кагановича, был прекращен завоз каких бы то ни было товаров, а из 10 районов со складов и баз было вывезено почти все продовольствие, в том числе зерно. В последующие два с половиной месяца эти районы находились под пристальным вниманием чрезвычайной комиссии и крайкома, в них был последовательно осуществлен весь комплекс репрессивных мер, вплоть до расстрела лиц, обвиненных в саботаже хлебозаготовок, и массовых депортаций населения ряда станиц.

Таким образом, отчетливо просматривается связь между действиями в крае комиссии Кагановича, руководства крайкома и катастрофическим голодом на Кубани. Сходные последствия имели место и в других районах края, ибо предложенные комиссией ЦК методы воздействия на хлеборобов применялись во всех районах Дона и Ставрополья.

Рассматривая Кубань как одну из самых богатых житниц страны и намереваясь отсюда извлечь значительную часть товарного зерна, руководство ЦК ВКП(б) опасалось, что этому может воспрепятствовать казачье население, составлявшее во многих районах подавляющее большинство жителей.

Помня об активном участии большинства кубанских, донских и терских казаков в белом движении в годы гражданской войны, партийные и советские руководители страны в 30-е гг. усматривали в казачьих станицах гнезда кулацко-казачьей контрреволюции. Необоснованно отождествляя казачество с кулачеством, представители высшего партийного и советского руководства априорно подозревали и обвиняли казачество в преднамеренном срыве плана хлебозаготовок. Поэтому, хотя в ходе хлебозаготовок удар направлялся в целом против крестьянства, но прежде всего против казачества. Этим и объясняется, что в наиболее тяжелом положении оказались казачьи районы Кубани, Дона и Ставрополья.

Вопрос о числе жертв голода 1932—1933 гг. по Северо-Кавказскому краю, как и в целом по СССР, и по сей день остается открытым. В известной мере помогают на него ответить выявленные в Российском государственном архиве экономики (РГАЭ) сведения о динамике смертности в Северо-Кавказском крае в 1932—1933 гг. (см. табл.).

Количество умерших в Северо-Кавказском крае в 1932—1933 гг. ( по месяцам).^*)

В первом полугодии 1932 г. смертность в крае была обычной, не превышала естественной убыли населения, составляя в среднем в месяц 8270 человек. Но начиная с июля 1932 г. она заметно увеличилась и во втором полугодии достигла 12 247 человек. Резко стал возрастать этот показатель с января 1933 г. В мае скончалось людей почти в 7 раз больше, чем в среднем ежемесячно в первом полугодии 1932 г. В последующие месяцы смертность постепенно снижалась, но до конца года так и не пришла к своему естественному уровню. Избыточная смертность в крае с июля 1932 г. по декабрь 1933 г. составила примерно 350 тыс. человек, т. е. 4,4% населения. Очевидно, таково примерное количество погибших в Северо-Кавказском крае от голода 1932—1933 гг.

Людские потери края не исчерпывались прямыми жертвами голода. Только с Кубани было насильственно выселено в необжитые места Севера почти 62 тыс. человек²⁷⁾. Кроме того, начиная с ноября 1932 г. за два месяца и двенадцать дней хлебозаготовок под руководством Кагановича в крае было арестовано и брошено в тюрьмы около 100 тыс. человек (из них 26 тыс. вывезено в другие районы)²⁸⁾.

Судьбу репрессированных хлеборобов разделили и многие коммунисты, пытавшиеся защитить интересы трудового крестьянства и казачества. За два последних месяца 1932 г. и в 1933 г. в краевой парторганизации было исключено из партии около 40 тыс. коммунистов, большинство из них было репрессировано. 30 тыс. коммунистов, не выдержав разгула насилия, разуверившись в политике партии, покинули свои организации и бежали из края ²⁹⁾.

Таким образом, всего лишь одна хлебозаготовительная кампания 1932—1933 гг. в Северо-Кавказском крае сопровождалась людскими потерями ( жертвы голода, репрессий, депортаций) в 620 тыс. человек, т. е. около 8% населения Дона, Кубани и Ставрополя.

В Поволжье голод поразил зерновые районы, расположенные на территории бывших Нижне-Волжского, Средне-Волжского краев (НВК, СВК) и Автономной Советской Социалистической Республики Немцев Поволжья (АССРНП), входящие в настоящее время в состав Волгоградской, Саратовской, Астраханской, Самарской, Пензенской и Оренбургской областей. Его эпицентр, характеризовавшийся голодной смертностью населения и всеми ужасами, обычно сопровождающими массовый голод, находился в правобережных районах Нижне-Волжского края, на территории АССРНП, в левобережных районах Средне-Волжского края. В сельской местности, пораженной им, проживало около 11 млн. человек: русских, немцев, мордвы, татар, чувашей, украинцев и представителей других национальностей³⁰⁾.

Факт трагедии, разыгравшейся в деревнях Поволжья в 1932—1933 гг., засвидетельствован в многочисленных архивных источниках, данных социологического опроса. В архивах районных и областных бюро ЗАГС до сих пор хранятся книги записей актов гражданского состояния, бесстрастно указывающие на гибель от голода в сельских районах Нижней и Средней Волги тысяч людей. Только в изученных фондах 61 архива районных бюро ЗАГС и 5 областных архивов Волгоградской, Оренбургской, Пензенской, Самарской и Саратовской областей, равномерно распределенных по бывшей территории НВК, СВК и АССРНП, из 82 072 актовых записей о смерти за 1933 г., имеющихся в наличии в актовых книгах о смерти за 1933 г. по 895 сельским советам, в 3296 случаях в графе «причина смерти» записано: «Умер от голода», «истощения», «бесхлебия», «недоедания хлеба» и т. д. За 1932—1933 гг. в архивах бюро ЗАГС Поволжья в актовых книгах о смерти собрано самое большое количество актовых записей, по сравнению с ближайшими предыдущими и последующими годами. Избыточное число актов составляют актовые записи, непосредственно указывающие на смерть крестьян от голода и болезней, связанных с ним (тифа, дизентерии и других)³¹⁾.

Наступление голода в Поволжье в 1932—1933 гг. подтвердили 617 его очевидцев, опрошенных в ходе социологического обследования 80 деревень и 22 сельских и районных центров Волгоградской, Пензенской, Самарской, Саратовской и Оренбургской областей³²⁾. В числе опрошенных был и писатель М. Н. Алексеев — первый, кто в условиях запрета на эту тему, существовавшего в годы коммунистического правления, осмелился заговорить о трагедии 1932—1933 гг. в Поволжье³³⁾. Очевидцы засвидетельствовали факты массовой голодной смертности населения, людоедства и трупоедства на почве голода, общих захоронений жертв голода в деревнях Нижней и Средней Волги в 1933 г. Данные факты нашли подтверждение и в архивных источниках³⁴⁾.

Насильственная коллективизация, завершившаяся в основном в НВК, СВК и АССРНП к началу 1932 г., объединившая в колхозы примерно две трети всех крестьянских хозяйств данного региона Поволжья, нанесла страшный удар по животноводству — важнейшему источнику существования крестьянства. В среднем в 2 раза за период с 1929 по 1932 г. сократилось там поголовье лошадей и крупного рогатого скота. По некоторым видам скота животноводство оказалось в положении даже чуть худшем, чем  [261] во время «царя-голода 1921 года». Настоящей трагедией для крестьянских семей стало резкое сокращение за годы коллективизации (почти в 2 раза) поголовья коров в личных хозяйствах³⁵⁾.

Общие демографические потери деревень Поволжья во время голода 1932—1933 гг., включившие в себя и непосредственные жертвы голода, и косвенные потери в результате падения рождаемости и убыли населения в города, другие районы страны, видимо, составили около 1 млн. человек. Демографические последствия этой трагедии проявились в итогах Всесоюзной переписи населения 1937 г. По ее данным, к началу 1937 г. численность сельского населения Поволжья в районах, пораженных в 1932—1933 гг. голодом, по сравнению с 1926 г. сократилась на 23% (на Украине — на 20,4, на Северном Кавказе — на 15,3%)³⁶⁾.

Голод 1932—1933 гг. унес миллионы человеческих жизней. К сожалению, нет прямых данных о количестве погибших от голода людей, но и косвенные позволяют судить о масштабах человеческой трагедии. Достаточно сказать, что население СССР, например, с осени 1932 до апреля — мая 1933 г. сократилось ( главным образом за счет сельского населения) на 7,7 млн. человек, но голод продолжался. По приблизительным подсчетам советских и зарубежных ученых, от голода погибло не менее 7 млн. человек. Однако полную картину великого бедствия советского крестьянства еще предстоит воссоздать.

Д. и. н. И. Е. Зеленин (Москва)
Д. и. н. Н. А. Ивницкий (Москва)
К. и. н. В. В. Кондрашин (Пенза)
Д. и. н. Е. Н. Осколков (Ростов-на-Дону)

¹⁾ Пресс-релиз. Голодомор 1932—1933 годов на Украине ( к 60-летию народной трагедии).

²⁾ Известия. 1993. 3 июля.

³⁾ Голод 1933. Народная книга-мемориал. Киев, 1991. С. 570-583.

⁴⁾ РЦХИДНИ, ф. 558, оп. 1, д. 5324, л. 66.

⁵⁾ Кремлевский архив Политбюро ЦК КПСС (ныне Архив Президента Российской Федерации, далее — б. Архив ПБ ЦК КПСС).

⁶⁾ Там же.

⁷⁾ Там же.

⁸⁾ Там же.

⁹⁾ РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 904, л. 11.

¹⁰⁾ б. Архив ПБ ЦК КПСС; РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 905, л. 12.

¹¹⁾ б. Архив ПБ ЦК КПСС.

¹²⁾ Там же.

¹³⁾ Там же.

¹⁴⁾ Там же.

¹⁵⁾ Там же.

¹⁶⁾ РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 21, д. 3364, л. 22, 256.

¹⁷⁾ Там же, оп. 26, д. 66, л. 2, 5, 16.

¹⁸⁾ Там же, оп. 21, д. 3378, л. 10.

¹⁹⁾ б. Архив ПБ ЦК КПСС.

²⁰⁾ Коллективизация сельского хозяйства. Важнейшие постановления. М., 1957. С. 381, 391-393.

²¹⁾ Сталин И. В. Соч. Т. 13. С. 329-330.

²²⁾ Вопросы истории. 1989. № 7. С. 67.

²³⁾ СЗ СССР, 1932, № 63. Ст. 360.

²⁴⁾ б. Архив ПБ ЦК КПСС.

²⁵⁾ Кульчинский С. Как это было. Читая документы созданной при Конгрессе США «Комиссии по голоду 1932—1933 гг. на Украине» // Под влиянием {Так в журнале! – OCR.} ленинизма. 1980. № 23. С. 80.

²⁶⁾ Центр документации новейшей истории Ростовской области, ф. 7, оп. 1, д. 1307, л. 47, 48.

^*) РГАЭ, ф. 1565, оп. 329, д. 17. Данные выявила Н. А. Токарева.

²⁷⁾ Осколков Е. Н. Голод 1932—1933. Хлебозаготовки и голод 1932/33 г. в Северо-Кавказском крае. Ростов н/Д. 1991. С. 55-56.

²⁸⁾ Там же. С. 51.

²⁹⁾ Там же. С. 59-62.

³⁰⁾ См.: Тезисы и доклады VIII Всероссийской конференции по исторической демографии. Екатеринбург, 13-14 мая 1992 г. С. 78-79; Российский государственный архив экономики, ф. 1562, оп. 20, д. 41  л. 2, 3, 4, 37.

³¹⁾ Кондрашин  В. В. Голод 1932—1933 годов в деревнях Поволжья // Вопросы истории. 1991. № 6. С. 176-177.

³²⁾ Там же.

³³⁾ Алексеев М. Н. Драчуны. М., 1982.

³⁴⁾ Кондрашин    В.  В.  Голод  1932—1933  годов  в деревнях  Поволжья (по  воспоминаниям [262] очевидцев) // Новые страницы истории Отечества. Пенза, 1992. С. 164-168; РЦХИДНИ, ф. 112, оп. 31, д. 8, л. 28, 44 об.; оп. 32, д. 85, л. 22.

³⁵⁾ Сельское хозяйство СССР: Ежегодник, 1935. М., 1936. С. 515, 516.

³⁶⁾ Кондрашин В. В. Голод 1932—1933 годов в деревне Поволжья: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. С. 22; Всесоюзная перепись населения. 1937 г. Краткие итоги. М., 1991. С. 49, 51, 55.