|
|
|
В христианском мире вплоть до времени, близкого к нашему, наряду с металлическими подвесными реликвариями (энколпионы, медальоны) существовали, как известно, и матерчатые. От эпохи средневековья в Западной Европе сохранилось не более двух десятков таких мешочков, преимущественно шелковых.1 Они происходят главным образом из сокровищниц соборов, где хранились обычно в составе других реликвий в ларцах, иногда найденных в алтаре. При этом в лучшем случае известно имя святого, чья реликвия была заключена в данном мешочке, для большинства же нет и таких сведений. Таким образом, датировка может основываться, когда это возможно, лишь на датировке тканей, из которых они сшиты. Нет прямых свидетельств и относительно первоначального способа их использования, поскольку такие мешочки, насколько мне известно, ни разу не были обнаружены в погребениях (где, впрочем, находки тканей вообще являются большой редкостью). Сохранившиеся на многих образцах шнурки для подвешивания, а также естественные ассоциации с поздними ладанками указывают на то, что европейские реликварные мешочки могли служить для ношения реликвии на себе. Остается, однако, неясным, куда именно их подвешивали, равно как и неизвестно и время возникновения этого обычая у христиан вообще.
Мешочки из Кестнер-музея (а, б) и из Мощеной Балки (в)
Дата наиболее ранних из дошедших до нас в Европе мешочков — не раньше X—XI вв., основная же часть их относится к XII—XIII вв. и позже, так что можно предположить, что они появились здесь, вместе с потоком реликвий из «святых мест», главным образом с эпохи крестовых походов.
Относительная стандартизация их формы, размера и способа крепления допускает предположение об их сравнительно массовом изготовлении2 — подобно тому, как это имело место еще в VI—VII вв., например, для вместилищ, предназначенных для священных воды или масла. Но существовала ли такая традиция в пределах Византии или на [53] «христианском Востоке» в эпоху, более раннюю, чем та, когда эти «ладанки» фиксируются в Европе?
Шелковый мешочек из детского погребения
Материалы из северокавказского могильника Мощевая Балка, если и не могут дать прямого ответа на поставленные вопросы, то, во всяком случае, дают пищу для некоторых гипотез.
В настоящее время в нашей коллекции из этого могильника насчитывается 13 мешочков (10 — шелковых, 2 — из простых тканей, 1 — наполовину шелковый).3 Их форма и средний размер (длина 9-11, ширина 7-8 см) соответствуют европейским, система же креплений совершенно своеобразна и является сугубо местной: с наружной стороны по краю мешочка расположены симметрично две кожаные нашивки, каждая — с двумя отверстиями, сквозь которые выведены концы двух продернутых ремешков из сухожилий; концы одного ремешка служат для задергивания, заматывания и завязывания, концы другого, выходящие с тыльной стороны, — для подвешивания мешочка. В женских погребениях мешочки обнаружены закрепленными на груди, в левой из двух нашитых на платье петель, где подвешивался и ряд других амулетов (медвежий коготь, раковина каури). Мужчины же носили такие же мешочки на поясе,4 опять-таки в сочетании с различными другими (отличающимися от «женских») амулетами.
Содержимое как «женских», так и «мужских» или «детских» мешочков в тех редких случаях, когда оно сохранилось, оказалось единообразным: короткие палочки из обструганной ветки орешника5 (три случая — из мужского, женского и детского погребений); корешок (один случай); несколько ягод (один случай — в сочетании с обычной палочкой).6
Следует иметь в виду, что, составляя единое целое с одеждой и всей системой прикрепленных к ней амулетов, мешочки, несомненно, носились их владельцами и при жизни. Их содержимое, безусловно, имеет характер амулета, связанного с апотропеической или с лечебной магией, а также, очевидно, с местным культом деревьев и почитанием орешника. К собственно погребальному ритуалу относится, возможно, только отмеченное «преломление» амулета, быть может, совершавшееся после смерти обладателя.
Представляются не случайными два обстоятельства: 1) чуждая, ни разу не примененная по отношению к другим амулетам идея подвешивания амулета в специальном вместилище, а не в открытом виде, как все другие, в том числе и столь же хрупкие (например, веточки таволги, подвешивавшиеся к поясу), и 2) распространенность именно этой разновидности амулетов у всех членов общества, независимо от пола и возраста — опять-таки в отличие от прочих амулетов.
Эти факты, вероятно, можно интерпретировать как свидетельство привнесения самой идеи такого рода извне и, вероятно, позднее установления собственной, дифференцированной по половозрастному признаку системы амулетов. Если прибавить к этому еще один отмечавшийся выше факт — чрезвычайное сходство мешочков из Мощевой Балки с европейскими, определенно христианскими,— то закономерно возникает предположение об общем для тех и других, христианском же, прототипе.
Женское погребение с мешочком, закрепленным на платье
Появление такого рода предметов христианского культа было бы совсем не удивительно в свете всего, что стало теперь известно о Мощевой Балке.7 Не останавливаясь на этом подробнее, напомню лишь, что, как удалось установить, по этому и другим ведущим к перевалам ущельям северо-западного Кавказа проходил в раннем средневековье один из оживленных рукавов «шелкового пути», сделавшийся, по-видимому, и дорогой для насаждения христианства — в форме ли миссионерской деятельности или массового ввоза культовых предметов для нужд христианской церкви Хазарии, куда они следовали «транзитом» вместе с шелковыми тканями. Свидетельством такого проникновения христианства в эти районы Северного Кавказа (во всяком [54] случае в VIII—IX вв.) являются, в частности, находки в Мощевой Балке двух христианских реликвариев — серебряного и самшитового, а также стеклянных лампадок с изображением крестов.8 Все они имеют основания атрибутироваться как сирийско-палестинский импорт. Что касается даты, то она подтверждена как анализом самих этих предметов,9 так и общей датировкой могильника: VIII—IX вв. Эта же дата должна быть принята и для наших мешочков, причем дважды они зафиксированы в комплексах, датируемых по металлическому инвентарю более узко — IX в.,10 что хорошо согласуется с гипотезой о проникновении сюда их христианских прототипов в VIII веке, ознаменованном, кстати, пиком миссионерской активности сирийской несторианской церкви.11
Шелковый мешочек из мужского погребения
Наконец, прекрасно подкрепляет и эту дату, и регион, откуда, видимо, вышло большинство христианских культовых предметов этого времени, найденных на Северном Кавказе, шелковая ткань мешочка из мужского погребения. Она принадлежит к широко известной группе так называемых «сиро-александрийских» шелков,12 которую датируют в настоящее время VIII—IX вв., и которая, с моей точки зрения, имеет больше оснований для отнесения к Сирии, чем к Александрии.13
Таким образом, амулетные мешочки из Мощевой Балки оказываются по крайней мере на один — два века старше самых ранних из европейских христианских реликварных мешочков, что уже само по себе подтверждает гипотезу о существовании христианских реликвариев такого типа — вероятно, на Востоке, а может быть и в Византии — задолго до их появления в Европе.
На Северном Кавказе, среди адыго-аланских племен, обитавших в ущельях типа Мощевой Балки, эти завезенные сюда реликварные мешочки постигла та же участь, что и все другие предметы христианского культа: их приспособили для своих собственных религиозных или бытовых нужд,14 в данном случае, по-видимому, превратив их во вместилища для собственных амулетов и переняв саму идею ношения амулета не в открытом виде, а спрятанным в ладанку.
Разумеется, трудно сказать, каким образом проходили подобные процессы у европейских народов; нет оснований, например, предполагать, что ладанки должны были там носить тем же способом, что на Кавказе. Единственное, что можно утверждать,— это то, что в основе появления христианских европейских ладанок должны были лежать такие же глубинные дохристианские верования магического характера, которые так ярко выявляются в Мощевой Балке.
[53] ― конец страницы.
Сообщения Государственного Эрмитажа, вып. 47. 1982 г.
1 См., например: Chartraire Ch. E. Les tissus anciens du trésor de la Cathédrale de Sens, Paris, 1911, p. 18-19, 33- 34, 44-46 (n°. 29, 30, 53-59); Grönwoldt R. Webereien und Stickereien des Mittelalters. Bildkataloge des Kestner-Museums, VII. Textilien I. Hannover, 1964, s. 25, 28-29, 32, 34, 37, 42; Müller-Christensen S. Sacrale Gewänder des Mittelalters. München, 1955, Katalog, S. 27, № 43, 44, Abb. 52.
2 Многие реликвии хранились обернутыми в кусочки шелковых тканей. Это могло привести к изготовлению для этой цели специальных мешочков (Grisar H. Die römische Kapella Sancta Sanctorum und ihr Schatz. Freiburg/Br., 1908, S. 133; Fogt E. Frühmittelalterliche Seidenstoffe aus Hochaltar der Kathedrale Chur. — ZÎSAK, 1952, Bd. 13, H. 1, S. 3; Fogt E. Die Textilreste aus Reliquienbehälter des Altars in der Kirche St. Lorenz bei Paspels. — ZfSAK, 1963-64, Bd. 23, H. 2, S. 83-90; Müller-Christensen, Sacrale Gewänder, № 13, 14; Grönwoldt, Webereien, S. 24-25, 29-31, 33, 40-41; Chartraire, Les tissus anciens, p. 9-10, 44-46).
3 При редкости археологических находок тканей, можно все же утверждать, что подобные мешочки не являются местной особенностью Мощевой Балки. Аналогичный мешочек был обнаружен в погребении из Эшкакона (Кузнецов В., Рунич А. П. Погребение аланского дружинника IX в. — СА, 1974, № 3, с. 196-203). Возможно, таким мешочкам принадлежали раньше некоторые фрагменты из Хасаута. Иногда использовали и кожаные мешочки, найденные в Мощевой Балке, Хасауте, а также в аланских могильниках (Камунта, Змейский).
4 В комплексе мужского погребения, переданном в Эрмитаж Е. А. Миловановым, мешочек сохранил железную накипь — видимо, от висевшего рядом ножа; в двух случаях к поясам были прикреплены кожаные мешочки.
5 Определение древесных пород сделано А. И. Семеновым.
6 Аналогичное содержимое — высохшее растение — было в распавшемся шелковом мешочке из женского погребения Нижне-Лубянского могильника салтовской культуры.
7 Иерусалимская А. О северокавказском шелковом пути в раннем средневековье. — СА, 1967, № 2, с. 55-78; Она же. Аланский мир на шелковом пути (Мощевая Балка — историко-культурный комплекс VIII—IX вв.). — В кн.: Культура Востока. Древность и средневековье. Сб. статей. Л., 1978, с. 151-162.
8 Статья, посвященная этим материалам, находится в печати.
9 Так, анализом состава черни на серебряной крышечке реликвария установлено отсутствие свинца и датировано тем самым изготовление реликвария временем до рубежа IX и X вв., начиная с которого эта технологически важная добавка свинца в чернь стала производиться (Lazovic M., Dürr N., Durand H., Houriet С, Schweizer F. Objets byzantins de la Collection du Musée d'art et d'histoire. — Geneva, 1977. n. s., t. 25, p. 51-62).
10 Публикация комплекса мужского погребения см.: Jeroussalemskaja А. Nouvelles excavations des sepulcres des VII—IX ss. аи Caucase Septentrionale et le probleme de datation de quelques groupes de soieries anciennes. — In: Conservations [55] in the Archeology and Applied Arts. Preprints to the Stockholm Congress 1975. IIC. London, 1975, p. 28, f. 2. Комплекс женского погребения, раскопанный в 1975 г., содержащий характерные для IX в. литые серьги салтовского типа и ряд других датирующих элементов, не опубликован.
11 Залесская В. Н. К вопросу о датировке некоторых групп сирийских культовых предметов. — ПС, 23, 1971, с. 89.
12 Мешочек сшит из двух небольших полосок ткани (28*8 и 18,5*5 см), что при крупном раппорте (диаметр медальона не менее 30 см) позволяет дать лишь приблизительную схему построения узора. В медальонах, обрамленных гирляндой бутонов лотоса (в виде трилистника), по-видимому, чередовались две зеркально-симметричные композиции: в одной по сторонам центрального древа сохранились фигуры козлов (восходящие к сасанидской традиции) , в другой фигур не сохранилось. Между медальонами размещались симметричные пары, архаров с подогнутыми ногами и с побегом в зубах. Фон сохранившихся участков медальонов — красный, но он чередовался с желтым; в рисунке участвуют, кроме того, белый и черный цвета (из четырех цветных утков три работали одновременно, один — сменный); две основы натурального цвета, с сильной Z-круткой; классический самит; плотность по утку — 36 (по лицу; столько же по изнанке), по основам — 19 нитей на см для каждой. Ближайшие аналогии; краснофонные шелка «с охотой», с античными и с христианскими сюжетами (Маастрихт, Секинген, Ватикан, Оттоберен, Чур, Триент и др. См.: Falke О. Kunstgeschichte der Seidenweberei. Berlin, 1921, Abb. 41-46, Volbach W. F. Il tessuto nell'arte аписа. Milano, 1966, n° 47, 48, 50-52. Наиболее близкий вариант бордюра — красный шелк с утками из Ахена (Lessing J. Gewebesammlung des Kunstgewerbe-Museum. Berlin, 1900/1913. Taf. 24a), для фигур козлов и архаров — знаменитые синефонные шелка: с квадригой из Ахена и с львиной охотой Бахрама Гура (последний сходен и по трактовке древа с вершиной в виде лотоса) — см.: Falke, Kunstgeschichłe, Abb. 52, 60.
13 См. об этом: Müller-Christensen S. Der Alexandermantel von Ottobeuren. — Studien und Mitteilungen zur Geschichte des Benediktinerordens und seiner Zweige, 1962, Bd. 73, S. 42-44 (Sonderdruck).
14 Перечисленные выше реликварии из Мощевой Балки были здесь превращены: серебряный — в бляху, деревянный — в подвесную коробочку.
Написать нам: halgar@xlegio.ru