Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Цатурова М.К.
Прекращение брака по русскому семейному праву XVIII в.

Вестник Московского университета. Право. 1990. № 5.
[59] — конец страницы.

Русское семейное право основывалось на христианском учении о нерасторжимости брачного союза, освященного церковью. Русское законодательство, следуя за византийским, традиционно строго относилось к возможности расторгнуть брак. Посягательства на незыблемость супружества тщательно изучались синодом.

Идея о вечности брачных уз нашла воплощение в ограниченных законом поводах для развода. Действовавшие в законодательстве основания для расторжения брака не подлежали расширительному толкованию; количество их было небольшим; они не отражали всех нюансов жизни.

Одним из наиболее распространенных поводов к разводу являлось прелюбодеяние супруга, которое давало обиженной стороне право требовать развода. Согласно христианскому учению и Кормчей книге, супруги имели равные права разводиться по этому основанию,¹⁾ что подтверждают архивные материалы. Так, в синод с прошением о разводе с женой в связи с ее прелюбодеянием обратился флигель-адъютант Андрей Щербинин.²⁾ Синод поручил исследовать дело архиепископу Рафаилу (он возглавлял епархию, на территории которой жил истец), принявшему решение развести супругов с запретом виновной стороне вступать в новый брак. Было также решено отдать ее на содержание родителям. В другом случае прошение развести с женой по ее прелюбодеянию подал солдат Дорофей Гаврилов.³⁾ Дело также рассматривал архиепископ Рафаил, который разрешил развод и постановил отдать ребенка на воспитание отцу, а виновную жену приказал наказать плетьми и запретил ей новое супружество. На развод подавали и жены. Жена полковника гренадерского полка Мария Порецкая просила расторгнуть ее брак с мужем из-за его прелюбодеяния.⁴⁾ Попутно она обвиняла его в жестоком обращении с ней, расхищении ее имущества, понуждению к пострижению. В 1748 г. синод начал расследование по прошению жены вице-сержанта Петра Языкова Марии Ивановой, которая обвиняла мужа в прелюбодеянии.⁵⁾ Рассмотрение дела длилось 20 лет (до 1768 г.), в течение которых супруги обвиняли друг друга в изменах. В результате при поддержке императрицы синод доказал вину мужа и не сумел доказать прелюбодеяния жены. Брак был расторгнут, и мужу было запрещено новое супружество.

Интересным представляется разводный процесс генерал-прокурора сената Павла Ивановича Ягужинского, одного из ближайших сподвижников Петра I, видного государственного деятеля России первой четверти XVIII в. В 1722 г. синод начал расследование по делу в связи с прошением истца о разводе с женой.⁶⁾ Жена Ягужинского Анна сначала дала показания, но после от них отказалась, что было расценено [59] синодом как дача ложных показаний. Однако для принятия решения нужны были доказательства в прелюбодеянии, но их не могли найти. Было очевидно, что расследование зашло в тупик, но синод явно стремился поддержать прошение Ягужинского и решить дело в его пользу. Тогда истец предъявил синоду новое обвинение, в частности, в нахождении жены у неизвестных лиц без его разрешения, что было запрещено Кормчей книгой. Синод со своей стороны счел доказанным настоящий факт и приговорил жену к ссылке в монастырь с возложением на мужа обязанности содержать ее там на собственные средства. Кроме того, синод немедленно дал Ягужинскому разрешение на новый брак. На этом дело не закончилось, так как жена бежала из монастыря. В связи с ее побегом синоду были представлены новые улики — любовные письма жены к разным лицам. Неизвестно, были ли эти письма подлинными или изготовлялись в связи с острой необходимостью. Как бы там ни было, представленные «аргументы» привели синод к решению учредить надзор за непокорной женой и перевести ее в отдаленный монастырь (что было своего рода тюремным заключением), под охраной доверенных лиц генерал-прокурора. Нетрудно заметить, что монастырь явился удобным местом пребывания ненужной жены, так как из представленных материалов не доказана вина жены, но нет оснований сомневаться в намерении Ягужинского (причем до начала разводного процесса) вступить в новый брак. Синод в данном разбирательстве проявил исключительную расторопность с целью угодить истцу. Ягужинский со своей стороны был согласен на все: содержать жену в монастыре за свой счет, охранять ее, чтобы она не сбежала. Показаний жены мы не знаем: синод они не интересовали. Красноречивым подтверждением, сфабрикованности обвинений в разводном процессе является постановление синода отправить в Переславль-Залесский, где находилась жена Ягужинского, с нарочным «для прочтения вслух, при монахинях и служителях Федоровского девичаго монастыря, отлученной жены... Ягужинского писем ея к Левольду и ответов... последняго для доказательства пред всеми ея совершенной против мужа своего виновности и в удостоверении справедливости присужденного ей наказания».⁷⁾

В архивах можно обнаружить дела о разводах, в которых участвуют все слои общества: дворяне, посадские, дворовые люди, военнослужащие, отставные военные и их жены. Любопытно отметить, что разводов по инициативе мужей гораздо больше, чем прошений недовольных жен. Возможно предположить, что жены намного чаще нарушали супружескую верность, чем мужья. Но так ли это? Не скрывается, ли за этими обвинениями мужей стремление расторгнуть надоевший брак, подкрепленное реальной властью в семье? Избежим в данном случае обычного экскурса в историю общественной роли женщины в России. Отметив, что в действительности жены могли спокойнее относиться к изменам мужей, чем наоборот, все же можно недоумевать по поводу столь значительной количественной разницы в разводных делах у мужей и жен.

Другим распространенным поводом к расторжению брака было, принятие монашества одним из супругов или обоими. Этот повод к разводу был записан в Кормчей книге: «Аще же составлящуся браку, или муж един или едина жена внидет в монастырь да разрешится брак».⁸⁾ [60] В русской историографии существовали различные точки зрения на вопрос, что есть монашество: способ прекращения брака или один из поводов к разводу.⁹⁾ Слова «да разрешится брак», записанные в Кормчей книге, можно толковать по-разному. Сложность вопроса состоит в том, что разрешение и на развод и на постриг всегда давала духовная власть. Более того, прошения о разводе и постриге должны были быть тщательно исследованы с целью выявления возможных сомнительных обстоятельств. В XVIII столетии этот и без того запутанный вопрос был усложнен тем, что государство (сначала в лице Петра I, а затем эту же политику поддержала императрица Анна Иоанновна) существенно меняет взгляд на монашество как на сословие. С одной стороны, предпринимаются меры, направленные на сокращение численности монастырей (ликвидируются сотни монастырей в течение столетия). С другой стороны, синоду вменялось в обязанность чрезвычайно строго относиться к челобитьям о постриге. Причем право дать разрешение на постриг становится исключительной компетенцией синода, так же как и право разводить супругов.¹⁰⁾ Вместе с тем Духовный регламент ввел специальные условия для тех, кто состоял в браке, намеревался постричься в иноческий сан: достижение 50 или 60 лет, согласие остающегося в миру супруга, наличие взрослых и независимых от родителей в материальном отношении детей (если имелись дети в браке).¹¹⁾ Следовательно, для не состоящих в браке были более простые условия принятия иночества. В связи со сказанным пострижение одного из супругов можно считать поводом для развода, который совершался по взаимному согласию мужа и жены и признавался уважительной причиной для расторжения супружества в отличие от других поводов к разводу, возникавших при совершении каких-либо виновных действий одним из супругов.

В архивах можно найти достаточно много дел о пострижении в монастыри от живых жен и мужей, а также с просьбой разрешить оставшемуся в миру супругу (как правило, мужу) вступить в новое супружество.¹²⁾ И еще больше дел по прошениям жен на незаконные действия священнослужителей, постригших в монахини без согласия, и мужей, приневоливших жен к пострижению с целью расторгнуть брак. Так, в 1721 г. синод разбирал прошение Владимира Петровича Шереметева на своего зятя князя Долгорукого, который принуждал его дочь, а свою жену Анастасию постричься в монашество.¹³⁾ Долгорукий вынудил жену дать крепость, в которой утверждалось, что она все свое приданое прожила и уплатила врачам за лечение; в этом же документе она давала обязательство, что ни сама, ни ее родственники не имеют права требовать от мужа чего-либо под угрозой уплаты штрафа в размере 300 р.¹⁴⁾ А в 1726 г. синод снова рассмотрел дело о насильственном пострижении в монахини Агафьи Висленевой.¹⁵⁾ Муж, прожив с ней 27 лет, постриг ее. Кроме того, написал от ее имени поступное письмо, в котором она отказывалась от отцовского приданого, а также от вотчин и дворовых людей первого мужа. Это снова [61] представительница дворянского сословия, которую так бесцеремонно постригли в монахини. Пострадавшая от несправедливостей мужа, Агафья подала прошение с жалобой на мужа архиепископу Феодосию, отменившему незаконное пострижение; священник, принявший участие в противозаконных действиях, был лишен права священнослужения.

Каждый случай незаконного пострижения становился возможным из-за участия в нем священнослужителя. Именно священники различных рангов поощряли противоправные действия мужей в отношении своих жен. И это несмотря на синодские указы, строго запрещавшие самовольные постриги лиц. Причины, по которым священники не подчинялись закону, могли быть разными. В ряде случаев служители церкви не знали о новых положениях закона: информация приходила с большим запозданием, а иногда и совсем не приходила в отдаленные епархии. В других вариантах священнослужители могли стать жертвами принуждения со стороны заинтересованных в пострижении лиц; не последнюю роль играло для них получение материального вознаграждения за оказанную услугу.

В XVIII в. появилось новое основание для расторжения брака — вечная ссылка на каторжные работы. Создателем данного повода к разводу явился Петр I, издавший в 1720 г. указ, который хотя и прямо не провозглашал разрешения развестись, но косвенно давал возможность толковать его таким образом: «...которые сосланы в вечную каторжную работу тем женам, которые захотят идти за мужем или постричься или в своих приданных деревнях жить, и в том дать им; свободу понеже мужья отлучены вечно, подобно якобы умре».¹⁶⁾ До издания сего указа ни Кормчая книга, ни русское законодательство не предусматривали развода на данном основании, напротив, брак продолжался, и жена либо следовала за мужем в новое место пребывания, либо, оставаясь дома, сохраняла брачные узы с ним. Новый указ, по существу, вторгся в доселе автономную сферу церковной власти, ибо только церковь могла создавать новые поводы к разводу. Замечу в связи с этим, что русская церковь не допускала новшеств в вопросах развода, считая себя связанной с постановлениями вселенских и поместных соборов константинопольской церкви. Здесь же случай уникальный: создание нового повода к разводу, инициатором которого стала государственная, а не церковная власть.

Новый повод к разводу быстро стал широко практиковаться: синод без всякой волокиты рассматривал дела подобного рода. Так, в 1741 г. в синод обратилась жена копииста Степанида Федорова, прося расторгнуть ее брак с сосланным в Сибирь мужем.¹⁷⁾ Брак был расторгнут без каких-либо затруднений. Подобных дел было множество.¹⁸⁾ Учитывая это обстоятельство, а также то, что в процессуальном порядке настоящие дела не требовали сложных расследований, синод в 1767 г. опубликовал специальный указ, согласно которому право разводить супругов на данном основании было предоставлено епархиальным архиереям, «не представляя ... Синоду, но только за известие о том, чьей именно жене и за кого к выходу в замужество дозволение дано будет, немедленно ... рапортовать».¹⁹⁾ [62]

Еще одной причиной для расторжения брака являлась неспособность одного из супругов к брачному сожитию. Эта причина была записана в Кормчей книге²⁰⁾ и теоретически продолжала действовать и в XVIII в. На данном основании брак мог быть расторгнут, если прошло три года после его заключения. Однако в России настоящее право супругов, по-видимому, не реализовалось, за исключением одного найденного в архивах случая, когда супругов развели через 6 лет после заключения брака.²¹⁾

Существовало еще одно основание для расторжения брака — разводное письмо. Правда, оно не являлось законным основанием для развода, но зато широко применялось на практике супругами. Разводное письмо представляло собой письменный документ, в котором муж и жена договаривались прекратить семейные узы со всеми вытекающими отсюда последствиями. Юридически это не являлось разводом, и супруги по-прежнему состояли в браке, так что если один из них заключил бы новый брак, то указанный брак был бы признан недействительным. Следовательно, написание разводных писем было попыткой обойти закон, который располагал небольшим количеством поводов к разводу, требовал длительной и дорогостоящей процедуры разводного процесса.

Супруги прибегали к написанию разводных писем в двух случаях, которые кажутся наиболее распространенными: во-первых, при обоюдном желании супругов, но при отсутствии законных причин для расторжения брака; во-вторых, когда инициатором развода являлся один из супругов, единолично расторгавший брак, не согласовывая свое решение с женой или мужем (чаще первое). Законных причин для развода здесь также не было. Существенной разницей между двумя вариантами развода по разводному письму было то, что в первом случае супруги пренебрегали авторитетом церковной власти и законом, но реализовали свое стремление развестись, а во втором случае ущемлялись интересы как церкви, так и оставленной супруги (оставленного супруга).

Нередкими были случаи написания разводных писем непосредственно священнослужителями. Их поведение нельзя объяснять одним лишь стремлением получить денежное вознаграждение, хотя это тоже имело место. Священники, избранные приходом на эту должность, находились в большой зависимости от своих прихожан, которые могли их переизбрать, воздействовать на них угрозами. Приходский священник не спешил обратиться за помощью к архиепископу, так как тот находился далеко, а с прихожанами он сталкивался каждодневно. Кроме того, приходские священники часто одобрительно относились к разводному письму, не видя в нем ничего противоправного, тем более что в русских источниках права разводное письмо признавалось законным. Что же касается указов синода, которые клеймили разводные письма как противозаконные, то из-за отдаленности многих епархий и тем более приходов от Москвы и Санкт-Петербурга эти указы часто не доходили до приходских священников. Сами же по себе указы были один другого резче. В 1730 г. синод совместно с императрицей Анной Иоанновной издал указ, в котором осудил самовольные разводы, пригрозив духовным отцам в случае неподчинения «тяжким штрафом, лишением священства».²²⁾ Спустя почти 40 лет уже при Екатерине II [63] был издан новый указ, который повторил запрет писать разводные письма.²³⁾ Причем поколебать синод в его яростном неприятии разводных писем не могло ничто: настоящие разводы признавались недействительными, даже если супруги десятилетиями находились в разлуке.²⁴⁾

Приведу пример, как строго наказывали участников написания разводных писем. В 1732 г. синод постановил супругов Костылевых наказать плетьми за «самовольно совершенное ими разлучение от сожительства друг с другом».²⁵⁾ Кроме того, что синод обязал их жить вместе по-прежнему, он приговорил сослать мужа на каторжные работы по месту его службы сроком на 6 месяцев.²⁶⁾ Более строго наказывали священнослужителей, «приложивших руки к написанию разводных писем».²⁷⁾ Так, по одному из дел священник был лишен священства с острижением бороды (как известно, право носить бороду без уплаты налога государству было исключительной привилегией священнослужителей), ссылкою в Кириллов монастырь в число самых «низких рабочих».²⁸⁾

Рассмотренные мною поводы к разводу дают возможность сделать некоторые выводы. Основным законодательным документом по вопросам расторжения брака была, как и раньше, Кормчая книга. Кормчая книга являлась сборником постановлений вселенских соборов, законов греческих и римских императоров и мнений авторитетных деятелей церкви. Настоящие законы и постановления были созданы и записаны в Кормчую книгу не позже XV в. В России эти нормы права продолжали действовать на протяжении нескольких веков до конца XVIII столетия. В Кормчей книге было установлено, в каких случаях разрешалось расторгать брак. Большинство русских законов повторяло каноны Кормчей книги, не всегда ссылаясь на источник заимствования. Какие-либо новшества, добавления в законодательство по данному вопросу не привносились в семейное право России: традиции русской церкви состояли в точном следовании каноническому праву. Законотворчество синода также сводилось либо к повторению уже известных канонов Кормчей, либо к толкованию действовавших норм права в тех случаях, когда текст Кормчей книги был написан излишне расплывчато для полуграмотных священнослужителей. На протяжении XVIII в. единственный раз произошло посягательство на права синода и традиции русской церкви: когда в 1720 г. Петр I ввел новый повод к расторжению брака. Пожизненная ссылка одного из супругов даровала свободу от брачных уз, как правило, жене. Новое законоположение, не будучи записанным в Кормчей книге, выглядело резким вмешательством светской власти в церковные дела. Однако введение нового основания для развода не смогло существенно поколебать основы канонического права. Таким образом, русское право по вопросам расторжения брака продолжало носить достаточно консервативный характер.

Главной причиной консервативности русского права по делам о разводах было стремление сохранить брак во что бы то ни стало. Идея о вечности супружества рождала резко отрицательное отношение к разводу как способу решать конфликтные ситуации между супругами. Политика церковной власти состояла в стремлении любой ценой [64] удержать супругов в браке. Поэтому законным считалось лишь небольшое число общепризнанных оснований для расторжения брака. Увеличить число поводов к разводу означало бы пренебречь идеей о незыблемости брака.

Однако реальная жизнь не умещалась в действовавшее право о разводе. Супругам приходилось искать способы обойти закон. Один из таких способов — распространение разводных писем (форма расторжения брака). Инициаторы написания разводных писем, ограниченные рамками существовавших поводов к разводу, находили противозаконный путь. Церковным властям приходилось вести борьбу как с увеличением числа разводов, так и с нарушителями законов, игнорировавшими каноническое право. Эта борьба никогда не прекращалась и не могла закончиться победой одной из сторон. [65]

¹⁾ Кормчая книга. Б. г. и б. м. Гл. 44, 48, 49; Евангелие от Матфея, 19, 9.

²⁾ ЦГИА Канцелярии синода. Ф. 796. Оп 9 № 473.

³⁾ Там же. Ф. 796. Оп. 9. № 631.

⁴⁾ Там же. Оп. 5. № 454.

⁵⁾ Там же. Оп. 29. № 260.

⁶⁾ Там же. Оп. 3. № 997.

⁷⁾ Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи (далее — Полное собрание постановлений). Спб. 1876. Т. IV. № 1283.

⁸⁾ Кормчая книга. Гл. 42. См. также гл. 44, 48.

⁹⁾ Первую точку зрения выдвигал А. С. Павлов (Курс церковнаго права. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1902. С. 388). Вторую точку зрения поддерживали К. Победоносцев (Курс гражданского права. Спб., 1876. Ч. II. С. 92) и А. Загоровский (О разводе по русскому праву. Харьков, 1884. С. 168) и др.

¹⁰⁾ Здесь имеется в виду, что архиепископы епархий были лишены этого права.

¹¹⁾ ПСЗ. Т. V. № 4022. Пп. 4, 5.

¹²⁾ ЦГИА. Ф. 796. Оп. 41. № 245; Оп 52 № 352.

¹³⁾ Там же. Оп. 2. № 514.

¹⁴⁾ Полное собрание постановлений. Т. I. № 195.

¹⁵⁾ ЦГИА. Ф. 796. Оп. 7. № 218.

¹⁶⁾ ПСЗ. Т. VI. № 3628.

¹⁷⁾ ЦГИА. Ф. 796. Оп. 22. № 73.

¹⁸⁾ Там же. Оп. 11. № 309; Оп. 35. № 105, 334; ЦГАДА Московской синодальной конторы. Ф. 1183. Оп. 1. Ч. 20. № 209; Полное собрание постановлений. Т. VIII. № 2750.

¹⁹⁾ ПСЗ. Т. XVIII. № 12 934. См. также: ЦГИА. Ф. 796. Оп. 52. № 345; Оп. 53. № 335; Оп. 67. № 368; Оп. 79. № 575, 576, 578, 579.

²⁰⁾ Кормчая книга. Гл. 48; Закон Градский. Грань II.

²¹⁾ Полное собрание постановлений. Т. V. № 1841.

²²⁾ ПСЗ. Т. VII. № 5655. См. также: Полное собрание постановлений. Т. VII. № 2400.

²³⁾ ПСЗ. Т. XVIII. № 12 935; ЦГИА. Ф. 796. Оп. 9. № 387; Оп. 10. № 427; Оп. 12. № 350.

²⁴⁾ Полное собрание постановлений. Т VIII. № 2771.

²⁵⁾ Там же. Т. VII. № 2608.

²⁶⁾ Там же.

²⁷⁾ Там же. № 2606.

²⁸⁾ Там же.