Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К оглавлению книги

П. В. Седов. Рец. на: А. Л. Станиславский. Гражданская война в России XVII в.
Казачество на переломе истории. М. Мысль. 1990. 270 с.

Вопросы истории, № 11-12, 1992 г.

[199] — конец страницы.

Исследование доктора исторических наук А. Л. Станиславского — это серьезная попытка проверить утвердившуюся в нашей историографии концепцию Смуты начала XVII в. как первой крестьянской войны в России.¹⁾ Монография основана на обширном фактическом материале, в значительной степени впервые введенном в научный оборот. В результате многолетних архивных изысканий автору удалось обнаружить многие важнейшие источники по истории Смуты. Среди них — «Повесть о Земском соборе 1613 г.», послужной список окольничего М. А. Вельяминова и другие. Станиславский тщательно разработал наименее изученный комплекс материалов о казачьих движениях десятых годов XVII века. Сквозь призму новых источников ему удалось нарисовать обстоятельную и достоверную картину жизни казаков на территории Московского государства в начале XVII века.

В советской историографии принято было считать вольных казаков беглыми крестьянами и холопами, а их борьбу против правительства проявлением классовой борьбы крестьян против феодалов. Автор отказался от этой упрощенной схемы. Он детально рассмотрел специфические черты казачества как особой «сословной группы» (с. 44). К началу XVII в. в вольных казачьих станицах сложился институт казачьего ученичества — «своеобразного патриархального рабства» (с. 9). По наблюдению Станиславского, вольное казачество начала XVII в. «по своему социальному развитию было много архаичнее общественного устройства Русского государства того же времени» (с. 244). Холопы и крестьяне, вступая в вольные казачьи станицы, «изменяли свой сословный статус» (с. 242). «Ведь крестьяне, — пишет Станиславский, — уходили к казакам вовсе не для того, чтобы избавившись от помещиков, свободно возделывать землю, а для того, чтобы ее никогда не возделывать и, подобно дворянам, получать жалованье за службу или жить за счет других крестьян» (с. 36, ср. с. 247). [199]

Интересны наблюдения автора по поводу «показания» холопов, а также определенной связи между разбойничеством и действиями вольного казачества. «Казачество в силу своего неопределенного социального статуса и отсутствия надежных источников дохода нередко прибегало к прямому разбою — казаки и разбойники были подчас для современников неразличимы» (с. 26). (Ср. интерпретацию движения Хлопка и «разбоев» 1602—1603 гг. в исследовании Р. Г. Скрынникова²⁾.) Станиславский впервые обратил внимание на институт казачьих приставств на территории Московского государства в период Смуты. Этот архаичный институт взимания ренты, характерный для раннего феодализма, был для крестьян более тяжелой формой эксплуатации, чем дворянское землевладение (с. 23-24, 40-42, 151, 244-245).

По мнению Станиславского, нет оснований преувеличивать степень расслоения казачества в период Смуты (с. 28-29, 42). Автор подчеркивает, что специфические интересы вольных казаков могли противоречить интересам социальных слоев, за счет которых пополнялись ряды казачества. Так, крестьянские миры, особенно в 1614—1615 гг. активно участвовали в борьбе с казаками, организуя отряды самообороны против казачьих грабежей (с. 124).

Всестороннее исследование казачества конца XVI — начала XVII в. как особого сословия позволило автору прийти к ряду важных выводов. Как известно, вольное казачество сыграло огромную роль не только во время Смуты, но и в других массовых движениях XVII—XVIII веков. Автор считает, что необходимо «решительно пересмотреть» представления о Смуте как о крестьянской войне (с. 247).

Главное внимание в монографии уделено участию казаков в событиях завершающего периода Смуты, последовавших за освобождением Москвы в 1612 году. Начальный этап Смуты, включая так называемое восстание Болотникова, затронут в исследовании Станиславского бегло. Однако хотя этому событию посвящено в книге немного места (с. 20-25), наблюдения автора важны в принципиальном плане. Изучение истории казачества после 1612 г. меняет взгляд на участие вольных казаков во всех событиях Смуты. Автор присоединился к мнению В. И. Корецкого о том, что Болотников вошел в пределы России с отрядом украинских казаков, закаленных в боях с турками (с. 23). Как утверждал Корецкий, Болотников стал предводителем восстания не в силу того, что был поставлен на этот пост самозванцем, выдавшим ему в Самборе «царскую» грамоту, а потому, что сам прибыл в Самбор во главе крупного казачьего отряда. Впрочем, это мнение подвергнуто сомнению Скрынниковым.³⁾

В более ранней статье Станиславский сформулировал тезис о том, что конфликт между промежуточными слоями служилых людей (военными холопами, «жилыми» казаками и стрельцами, «зольными» казаками, служилыми татарами, мелким дворянством) и привилегированным дворянством был одним из стержневых в Смутное время.⁴⁾ В монографии этот вывод конкретизирован и уточнен. На первый план выдвинулось противоречие между казачеством и дворянством в целом. С одной стороны, казаки направляли свои действия «и против дворян вообще» (с. 44); а с другой — «вряд ли следует сомневаться, что в разгар Смуты дворяне мечтали об уничтожении казачества именно потому, что не могли справиться с сословием, угрожавшим их существованию» (с. 32). Смысл противоречий между дворянством и казачеством периода подмосковных ополчений Станиславский видит в борьбе «за преобладающее влияние в армии и долю в доходах». Казачьи приставства угрожали, по мнению автора, существовавшим формам феодального землевладения (с. 45). Борьбу дворянства и казачества автор прослеживает и в дальнейших событиях Смуты (с. 122-123, 166). Общий вывод автора состоит в том, что в моменты «наивысшего обострения этой борьбы казаки стремились к полному уничтожению дворянства как правящего класса» (с. 245).

В конечном итоге Станиславский предлагает новый взгляд на Смуту как на гражданскую войну в России, основным стержнем которой были противоречия между дворянством и казачеством. К сожалению, в книге нет определения самого термина «гражданская война». Представляется, что применение этого понятия к истории России начала XVII в. потребует дальнейшего обсуждения, поскольку в историографии последних десятилетий гражданская война традиционно связывалась с борьбой за установление новых общественных отношений. Как видно из книги, автор не связывает Смуту с такого рода переменами в общественном строе Московского государства. Вызывает известные сомнения сама возможность применения термина «гражданский», «гражданин» к московскому обществу начала XVII века.

В рамках концепции Смуты как крестьянской войны наибольшее освещение получило участие в ней крестьян, холопов, посадских людей. Ограниченность такого подхода состоит в том, что служилые люди, являвшиеся главными участниками событий начала XVII в., отодвинуты на второй план и выступают как сила, втянутая в общий поток крестьянского движения. Например, дворян — участников восстания Болотникова — называют попутчиками крестьянской войны. Специфические интересы различных категорий служилых людей при этом игнорируются. После опубликования монографии Станиславского о казачестве необходимость исследовать историю дворянства [200] в полном объеме, включая и его взаимоотношения с казачеством, становится очевидной.

Станиславский подробно рассмотрел различия интересов казаков и дворян, а общность интересов этих двух категорий служилых людей осталась в тени. Действительно, владение поместьем не было идеалом для вольного казачества в целом в начале XVII в. (с. 201, 246). Однако стремление получить государево жалование в той или иной форме (в виде земельного владения, денежного и хлебного довольствия) было общим для различных групп служилого сословия. Не следует забывать также, что во всех движениях начала XVII в. участвовали различные социальные силы. В противостоящих лагерях Смутного времени — в войске Лжедмитрия I и в Тушине, в правительственном лагере Василия Шуйского и в обоих земских ополчениях, движении Лжедмитрия III — мы находим представителей всех социальных слоев московского общества от знатного князя до боевого холопа. На протяжении всей Смуты, за исключением разве казачьих движений на ее закате, дворяне и казаки, с одной стороны, сражались против дворян и казаков — с другой. В конечном итоге, именно преодоление раскола служилого сословия сделало возможным окончание внутренней смуты и освобождение страны от иноземцев.

Для дальнейшего изучения Смуты начала XVII в. необходимо исследовать все вовлеченные в нее социальные силы. Книга Станиславского способствует решению этой задачи, преодолению ряда утвердившихся стереотипов и разрешает некоторые фундаментальные проблемы истории этого периода.

¹⁾ О крестьянской войне в Русском государстве в начале XVII века (обзор дискуссии). — Вопросы истории, 1961, № 5.

²⁾ Скрынников Р. Г. Россия в начале XVII в. «Смута». М. 1988, С. 58-74.

³⁾ Скрынников Р. Г. Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников. Л. 1988, с. 75-77.

⁴⁾ Станиславский А. Л. Движение И. М. Заруцкого в 1612—1613 гг. Исторические записки. Т. 109, с. 331.