выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
К разделу СССР
Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион.
Общественные науки. Спецвыпуск 2007 г.
Актуальные проблемы исторических исследований.
{79} – конец страницы.
OCR OlIva.
В советской историографии идеологически обоснованным и потому непреложным являлось утверждение о том, что коллективизация представляла собой комплекс мероприятий по созданию социалистической системы хозяйства, которая, — как заявлял Сталин на XVIII съезде ВКП(б) в 1939 г., «является теперь единственной формой нашего земледелия» [1]. По этой логике, в коллективизированной деревне господствовал колхозный уклад, представленный коллективными хозяйствами. Компонентом колхозного уклада признавались личные подсобные хозяйства колхозников (ЛПХ), и где-то на обочине сельской жизни находились единоличные хозяйства, представлявшие собой обреченный на исчезновение осколок старого крестьянского мира.
В постсоветской историографии такая трактовка социально-экономического устройства колхозной деревни справедливо критикуется как однобокая и, вопреки устоявшейся традиции, и ЛПХ, и хозяйства единоличников нередко квалифицируются как компоненты крестьянского, или старокрестьянского уклада [2]. По нашему мнению, такое видение проблемы в большей мере соответствует исторической реальности уже хотя бы потому, что и ЛПХ, и хозяйства единоличников играли в жизни колхозной деревни весьма заметную роль. Вместе с тем трактовка ЛПХ и единоличных хозяйств как компонентов старокрестьянского уклада нуждается в детализации и уточнении. Анализ конкретно-исторических материалов позволяет утверждать, что данные хозяйства отличались многообразием хозяйственных типов, а крестьянский уклад в колхозной деревне был неоднороден. Если говорить об ЛПХ, то они, по нашему мнению, делились на два основных хозяйственных типа — натурально-потребительские и мелкотоварные хозяйства колхозников [3]. В рамках данной публикации акцентируется внимание на развернутой типологии хозяйств единоличников (как наиболее близких к эталону крестьянских хозяйств), основанной на материалах Юга России.
Единоличными хозяйствами признавались семьи (или одиночки), не состоявшие в колхозе, не являвшиеся рабочими и служащими и получавшие доход исключительно или в основном от собственного сельхозпроизводства [4, с. 375]. Советским законодательством (основанным на «классовом подходе») хозяйства единоличников по имущественным и социальным параметрам делились на кулацкие, середняцкие и бедняцкие. Когда критерием выступал род занятий, выделялись трудовые хозяйства единоличников (не использовавшие наемный труд, не занимавшиеся предпринимательством и пр.) и хозяйства спекулянтов («кулаков»). Такое деление закреплялось инструкцией Наркомфина СССР «О порядке проведения сельхозналога в 1929 году» [4, с. 375].
В какой-то мере такое деление отражало реальность. Однако имеющиеся в нашем распоряжении архивные материалы и иные исторические источники позволяют разработать качественно иную классификацию хозяйств единоличников, основанную на их производственно-экономических характеристиках. Согласно такой классификации, хозяйства единоличников дифференцировались на ряд основных групп (типов): 1) потребительского типа; 2) наемно-батрацкого; 3) мелкотоварные хозяйства (делившиеся на две категории — предпринимательско-производящие и садово-огороднические); 4) примитивно-коммерческие.
Подразделение единоличных хозяйств на указанные типы являлось прямым следствием государственной политики, выражавшейся в непрестанном административном и налоговом давлении на некооперированных крестьян. Нормы налогов и поставок в бюджет для единоличников были гораздо выше тех, которые устанавливались для колхозов и колхозников [4, с. 370]. После выполнения госзаданий у единоличников {79} нередко почти не оставалось денег и продуктов. Так, политотдел Анастасиевской МТС Славянского района Северо-Кавказского края в октябре 1933 г. докладывал, что у большинства единоличных хозяйств после выполнения поставок осталось по 5-8 пудов пшеницы, а другие остались ни с чем [5, д. 12, л. 87]. В итоге единоличники были вынуждены либо сворачивать свое производство, либо расширять его вопреки закону, либо же развивать те направления, которые давали хороший доход при минимальных земельных площадях.
Не имея возможности выполнить многократно завышенные планы налогов и поставок, значительная часть единоличников отказывалась от возделывания зерновых (особенности колосовых — пшеницы, ячменя и пр.) культур. Так, в подготовленной в 1933 г. сотрудниками Кубанского оперативного сектора (КОС) ОПТУ справке «О положении и состоянии единоличников в районах Кубани» отмечалось, что «удельный вес единоличников в весеннем севе весьма близок к нулю» [5, д. 22, л. 159]. Уклонение значительной части единоличников от выполнения посевных заданий оставалось устойчивой тенденцией на всем протяжении 1930-х гг. Так поступали хозяйства потребительского, наемно-батрацкого, примитивно-коммерческого типов, а также (в большинстве) садово-огороднические.
Единоличные хозяйства потребительского типа ограничивали свои размеры потребительской нормой. Еще в 1932 г. единоличники станицы Полтавской на Кубани, якобы под влиянием «кулацкой агитации», стали «сеять черным до горы», что значило: «запахивая свой план, забороновывая, не сеять, не бросать в землю ни единого зерна, за исключением небольшой потребительской нормы, которая нужна для удовлетворения личных потребностей» [6]. Это колоритный, но далеко не единичный пример. Кроме того, хозяйства потребительского типа зачастую не занимались земледелием и существовали за счет природных ресурсов (рыбная ловля, сбор ягод, фруктов и т, д.) и хищений продукции с полей, огородов, ферм и амбаров колхозов и сельских жителей [7]. В упомянутой справке «О положении и состоянии единоличников в районах Кубани» говорилось, что многие единоличники, не имея посевов, «промышляют рыбной ловлей, мелкой спекуляцией и воровством» [5, д. 22, л. 160, 161]. С началом уборочной кампании 1934 г. по колхозам 7 МТС Кубани отмечались многочисленные случаи стрижки колосьев, причем сотрудники ОПТУ утверждали, что «в большинстве расхитителями являются единоличницы, не имеющие своих посевов» [5, д. 115, л. 4]. А секретарь крайкома ВКП(б) Азово-Черноморского края Б.П. Шеболдаев констатировал в июле 1934 г., что «единоличники в громадном количестве являются кадрами, поставляющими воришек, которые воруют с колхозного поля» [8, с. 179].
Значительная часть обедневших единоличников предлагала нанимателям свои рабочие руки (хозяйства наемно-батрацкого типа). Такие единоличники обрабатывали свои приусадебные участки, держали скот и птицу, но основным источником средств для них являлась работа по найму. В рамках аграрного производства у представителей единоличных хозяйств наемно-батрацкого типа было три основных варианта трудоустройства — наняться в батраки к зажиточным единоличникам или колхозникам, записаться на сезонные работы в совхоз или уйти на заработки в колхоз.
Батрачество и наем сезонных рабочих сохранялись в колхозной деревне, несмотря на правительственные табу. Батраки чаще всего работали на хозяина постоянно, в основном за еду, одежду и пр. Сезонные рабочие привлекались на период напряженных сельхозработ (уборка урожая) и чаще всего получали за свой труд деньги или часть собранной продукции. Наемных рабочих и батраков использовали наиболее крупные хозяйства единоличников (и колхозников), которые не могли выполнить все работы трудом своих членов. Ведь, по статистике, к исходу 1934 г. средняя семья единоличника Азово-Черноморского края состояла из 3,3 чел., а Северо-Кавказского края — 4,17 [9]. В 1935-1937 гг. состав семей единоличников на Юге России существенно не изменился [10].
Случаи применения единоличниками труда наемных сезонных работников или найма постоянных батраков достаточно часто упоминаются в источниках [11], причем масштабы наемного труда впечатляют. Так, в 1933–1934 гг. в селе Петровском Петровского района Северо-Кавказского края «сезонной рабочей силой для обработки садов, виноградников и огородов» пользовались «до 1000 единоличных хозяйств» [12]. Даже в конце 1930-х – начале 1940-х гг. подобные явления имели место [13].
В первой половине 1930-х гг. единоличники играли важную роль в колхозах и совхозах, так как в этих предприятиях зачастую не хватало работников для освоения значительных земельных площадей. Представители власти в Северо-Кавказском крае в 1934 г. печально замечали, что «в некоторых местах работа единоличников в колхозе занимает большой удельный вес в производстве, носит систематический характер, и по существу говоря, превратилась в практику найма колхозами рабочей силы» [12, д. 22, л. 165]. В Азово-Черноморском крае положение было совершено аналогичным [14].
В расчетах колхозов с единоличниками существовала «огромная пестрота. Даже в пределах одного района, одной МТС в разных колхозах эти условия [были] различны» [5, д. 22, л. 165]: в разных колхозах единоличники получали либо только питание, либо трудодни (оплачивавшиеся натурой и деньгами); в одних колхозах им выдавали хлеба меньше, чем колхозникам, в других — поровну тем и другим и т.д. Но, как бы там ни было, работая в колхозе, единоличники могли обеспечить свои семьи продовольствием (конечно, лишь в случае удачного сельскохозяйственного года).
Еще более выгодной для единоличников была работа в совхозах, так как здесь, помимо заработка, они получали еще и дополнительные средства (скажем, часть урожая с обрабатываемых участков, как было в Сочинском районе в 1934 г.) [5, д. 112, л. 48]. Кроме того, в совхозах единоличники получали ряд установленных {80} законом льгот: освобождались от сельхозналога, госпоставок, выполнения планов сева [15]. Эти льготы были особенно важны для беспосевных и маломощных хозяйств единоличников, которые в большинстве относились к наемно-батрацкому типу.
Единоличные хозяйства садово-огороднического типа, сократив до минимума посевы зерновых (особенно колосовых) культур, акцентировали усилия на выращивании фруктов, ягод и овощей. В 1934 г. члены обследовательских комиссий в Северо-Кавказском крае констатировали, что «немало единоличников “забросили” полевые земли и... переходят на высокоценные посевы и культуры: огороды, бахчи, виноградники... почти везде (даже в степных районах) идет процесс постепенного перехода единоличников на возделывание интенсивных культур (овощи, ягодники, сады) на приусадебных участках» [12, д. 118, л. 83, 92]. В целом по краю такие хозяйства составляли 15-20 % в общей массе единоличников (причем отмечалось, что за 1934 г. число этих хозяйств несколько увеличилось) [12, д. 118, л. 83].
Преимущества садово-огороднических хозяйств были очевидны. Если в Северо-Кавказском крае в 1934 г. один гектар пашни приносил единоличникам 400 руб. дохода, то 1/3 гектара огорода — до 800 руб., 1/4 гектара бахчи — 650 руб., 0,18 гектара виноградника — 5 760 руб. [12, д. 117, л. 25]. По словам секретаря крайкома ВКП(б) Азово-Черноморского края Б.П. Шеболдаева, единоличник «на своем сравнительно небольшом посеве, особенно овощей, ...может получить 3-4-5 тыс. руб. совершенно свободно, спекулируя на рынке» [8, с. 179]. Причем садово-огороднические хозяйства единоличников (как и колхозников) на Юге России концентрировались и успешно развивались в ряде крупных сел, располагавшихся вблизи городов, райцентров или курортов [12, д. 118, л. 92]. Ведь именно горожане и отдыхающие являлись постоянными потребителями овощей и фруктов, которые производили единоличники с целью продажи. Надо сказать, что садово-огороднические хозяйства единоличников, расположенные поблизости от крупных рынков сбыта, оказались наиболее живучими на Дону, Кубани и Ставрополье. Так, даже весной 1941 г. в Ростовской области наибольшее количество единоличных хозяйств (из 898 уцелевших [16, д. 4, л. 75], было сосредоточено в тех районах, где располагались крупные города или сельские населенные пункты, традиционно являвшиеся поставщиками овощей и фруктов: Азовском, Батайском, Багаевском (здесь было наибольшее количество единоличных хозяйств — 67), Новочеркасском районах и т.д. [16, д. 3, л. 1, 3, 7].
Единоличные хозяйства предпринимательско-производящего типа («кулацкие») в отличие от других единоличных хозяйств стремились не к сокращению, а к наращиванию своих производственных показателей. Данные хозяйства не только не отказывались от полеводства и возделывания колосовых, но, напротив, стремились расширить площади таких культур и использовать для их обработки наемную рабочую силу. Но сделать это единоличники могли, только преступив закон, так как еще 1 февраля 1930 г. ЦИК и СНК СССР было принято постановление, согласно которому в районах сплошной коллективизации им запрещались аренда земли и использование наемного труда; фактически положения данного постановления были распространены на всю страну [17].
В тех случаях, когда единоличникам все же приходилось расширять свои земельные наделы, обычными способами являлись захваты (как правило, у колхозов и совхозов), аренда (у тех же колхозов и совхозов, других организаций, станичных и сельских советов, колхозников и безлошадных единоличников) и значительно реже — покупка земли. Единоличники широко использовали эти незаконные способы, поскольку их просьбы о предоставлении им лучших участков (такие примеры содержатся в документах [5, д. 111, л. 198]), как правило, не только отвергались властями, но и квалифицировались как «антисоветские» акции.
Судя по тому, что свидетельств о купле-продаже земли встречается относительно немного, этот способ был наименее распространен [18]. Гораздо более распространенным вариантом расширения земельных участков являлась аренда земли единоличниками у сельхозпредприятий и сельсоветов, что признавал секретарь Азово-Черноморского крайкома ВКП(б) Б.П. Шеболдаев [8, с. 179] (причем есть сведения, что, вопреки правительственным запретам, в отдельных районах «доходы от сдачи земли в аренду были предусмотрены утвержденной в райфо сметой, а райисполкомы устанавливают твердые ставки за аренду одного гектара земли» [8, с. 310]. Арендуя землю, единоличники вносили арендную плату деньгами (50-100 руб. за сотку или даже за га) или продуктами и вещами (зерном, картофелем, даже фонарями «летучая мышь» и т.д. [19]), либо отдавали за нее часть урожая [14], либо отрабатывали [20]. Весьма распространены были и захваты земли ими, причем не только у сельхозпредприятий, колхозников, но и у представителей своей же социальной группы [21].
В каждом районе Дона, Кубани и Ставрополья имелись единоличные хозяйства, засевавшие значительные земельные площади. Так, ряд единоличников села Алексеевского (Благодарненский район Северо-Кавказского края) засевал в 1934 г. участки, которые превосходили средние площади колхозной земли, приходившиеся на каждый колхозный двор. В этом селе единоличник Мясищев имел 6 га посева, Суховей — 12, Волков — 13, Бондаренко — 14 га [12, д. 118, л. 101, 102]. Благодаря усилиям предпринимательско-производящих хозяйств, единоличники в целом выполняли и перевыполняли посевные задания. В 1934 г. по Северо-Кавказскому краю план сева им был установлен в 407 тыс. га, а засеяно было 428 тыс. (105,2 % к плану) [12, д. 117, л. 21]. Кроме того, расширение земельных площадей давало единоличникам двойную выгоду: они могли увеличивать размеры своих посевов, в том числе (и особенно) зерновых, и передавать лишнюю землю в субаренду на условиях передачи части урожая или отработок [22].
Однако зерновое производство не являлось ни единственным, ни наиболее важным, ни самым доходным для единоличных хозяйств предпринимательско-производящего типа. Такие хозяйства выращивали и овощи, {81} и фрукты, занимались промыслами и пр. Наблюдатели подчеркивали, что «помимо зерновых посевов большая часть единоличников в селах Прикумского, Суворовского, Ставропольского и Виноделенского районов владеют садами, виноградниками, огородами, имеют приусадебные наделы от 0,5 до 2 гектаров» [12, д. 117, л. 23]. На Юге России единоличники получали значительные доходы от продажи веников, которые изготавливались ими из специально для этого посеянных проса и соргообразных растений. По данным 1934 г., в Северо-Кавказском крае рыночная цена одного веника составляла 3 руб., что при средней урожайности с одного гектара (когда можно было изготовить до 700 веников) давало до 2 тыс. руб. В то же время гектар ячменя при (высокой) урожайности в 12 ц приносил лишь 100 руб. (правда, по заготовительным ценам, уступавшим рыночным) [12, д. 117, л. 23].
Определенные доходы единоличники получали от животноводства. Но следует признать, что в большинстве единоличных хозяйств данная отрасль находилась едва ли не на последнем месте (сказывались громадные потери животноводства во время коллективизации, трудности с кормами и пр.). Исключением являлись лошади и тягловая сила. Для единоличников, принципиально исключавшихся из числа клиентов МТС (не считая единичных случаев аренды единоличниками тракторов вместе с землей [12, д. 117, л. 23]), конь являлся важнейшей тягловой силой. Поскольку же лошадей имели далеко не все единоличные хозяйства, владельцы тягла оказывались в очень выгодной ситуации и получали неплохие доходы путем извоза, обработки земельных участков безлошадных единоличников и колхозников. В 1933–1934 г. безлошадные хозяйства единоличников и колхозники Северо-Кавказского края платили владельцам лошадей за вспашку и посев 100-150 руб. за га [12, д. 118, л. 96]. Такие расценки были и в Азово-Черноморском крае [5, д. 112, л. 147]. Помимо денег, единоличники нередко за предоставление лошадей брали часть урожая (до 50 и даже 75 %) [23]. Единоличники Дона, Кубани и Ставрополья, занимавшиеся извозом, в ряде случаев совершали рейсы на значительные расстояния (в Калмыкию, Тифлис, Баку, даже Москву) [24], за что получали немалые деньги и «могли прекрасно жить» [8, с. 179].
Еще одной группой (весьма немногочисленной) единоличных хозяйств являлись хозяйства примитивно-коммерческого типа, акцентировавшие усилия не на производстве, а на торговле и на предпринимательстве. Объективно торговцы и спекулянты были необходимы деревне, так как доставляли сюда городской ширпотреб и избавляли сельских жителей от необходимости самим выезжать на далекие рынки, где цены на некоторые товары (скажем, на те же фрукты или овощи) были повыше. Так, члены обследовательских комиссий по Северо-Кавказскому краю отмечали в 1934 г., что «единоличники вывозят веники для продажи в Тифлис, Баку, Москву через скупщиков, в роли которых выступают наиболее предприимчивые из тех же самых единоличников» [12, д. 117, л. 23]. Однако в условиях законодательно оформленных гонений на свободную торговлю в СССР деятельность единоличников-предпринимателей обретала нередко полукриминальный оттенок (торговля похищенным зерном и мукой, тайный помол зерна и пр. [25]). Отдельные единоличники поступали так, как учил «великий комбинатор», и делали деньги буквально из воздуха (Уголовный кодекс они при этом явно не чтили). Например, в районе деятельности Белореченской МТС Азово-Черноморского края в апреле 1934 г. кулаки-спекулянты Курульян и Забильян, переселившиеся в хутор Нижне-Гурийский из Армянского района края, «выехали в Сухум, где занялись вербовкой армян на переселение на Кубань, обещая им прием в члены общества, хорошие земли и т.п.». «За содействие в переселении они брали взятки. Кроме того, покупая у колхозников дома, перепродавали их прибывшим переселенцам по высоким ценам», за что и были арестованы [5, д. 111, л. 159].
Итак, коллективизированная деревня 1930-х гг. отличалась многообразием типов ЛПX колхозников и хозяйств единоличников. В единоличном секторе наличествовали хозяйства потребительского, наемно-батрацкого, примитивно-коммерческого типов и мелкотоварные хозяйства (садово-огороднические и предпринимательско-производящие). Деятельность единоличных хозяйств в колхозной деревне была особенно заметна в первой половине 1930-х гг. (особенно в 1933–1935 гг., когда власть на некоторое время перестала форсировать темпы коллективизации). Впоследствии позиции единоличного уклада под давлением власти заметно сократились, а к исходу 1930-х гг. единоличники практически не были заметны в массе колхозных дворов.
1. Сталин И.В. Вопросы ленинизма: 11-е изд. М., 1945. С. 580.
2. Безнин М.А., Димони Т.М. Аграрный строй в России в 1930-1980-х годах (новый подход) // Вопросы истории. 2005. № 7. С. 31, 34; Они же. Процесс капитализации в российском сельском хозяйстве 1930-1980-х годов // Отечественная история. 2005. № 6. С. 106.
3. См.: Бондарев В.А. Крестьянство и коллективизация. Многоукладносгь социально-экономических отношений деревни Дона, Кубани и Ставрополья в конце 20-х — 30-х годах XX века Ростов н/Д, 2006. С. 314-356.
4. Вылцан М.А. Последние единоличники. Источниковая база, историография // Судьбы российского крестьянства. М., 1995. С. 375.
5. ЦДНИРО, ф. 166, oп. 1, д. 12, л. 87.
6. Социалистическое земледелие. 1933. 9 янв.
7. РГАСПИ, ф. 17, оп. 120, д. 117, л. 32; д. 232, л. 66; ЦДНИРО, ф. 166, оп. 1, д. 22, л. 76, 155, 156, 160, 161, 162, 181; Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание: Документы и материалы: В 5 т. Т. 4. М., 2002. С. 179.
8. Трагедия советской деревни. Т. 4.
9. Рассчитано по: РГАЭ, ф. 1562, оп. 82, д. 272, л. 44.
10. РГАЭ, ф. 1562, оп. 82, д. 272, л. 14,15, 23, 24.
11. РГАСПИ, ф. 17, оп. 120, д. 117, л. 24; Молот. 1934. 26 июня; Молот. 1934. 12 сент.; Трагедия советской деревни. С. 179. {82}
12. РГАСПИ, ф. 17, oп. 120, д. 117, л. 25.
13. Вперед. 1941. 3 июня.
14. Молот. 1934. 26 июня.
15. Молот. 1934. 28 марта; 2 июня.
16. ΓΑΡΟ, ф. р-4034, оп. 8, д. 4, л. 75.
17. Глумная М.Н. Единоличное крестьянское хозяйство на Европейском Севере России в 1933-1937 гг.: Дис. … канд. ист. наук. М., 1994. С. 49.
18. Молот. 1934. 14 мая.
19. РГАСПИ, ф. 17, оп. 120, д. 117, л. 22-23; д. 118, л. 96; Молот. 1934. 21 июля; 5 окт.; Трагедия советской деревни. С. 312.
20. Молот. 1934. 26 июня; 26 авг.; Трагедия советской деревни. ... С. 310.
21. РГАСПИ, ф. 17, оп. 120, д. 118, л. 94; Молот. 1934. 26 июня; Трагедия советской деревни. С. 310, 312.
22. Молот. 1934. 23 апр.; 14 мая; Трагедия советской деревни. С. 179, 313.
23. РГАСПИ, ф. 17, оп. 120, д. 118, л. 96; Социалистическое земледелие. 1933.9 янв.
24. РГАСПИ, ф. 17. оп. 120. д. 117, л. 23; д. 118, л. 10; ЦДНИРО, ф. 166, oп. 1, д. 23, л. 33.
25. ЦДНИРО, ф. 166, oп. 1, д. 22, л. 81, 127-128; д. 23, л. 4, 6, 33.
Написать нам: halgar@xlegio.ru