Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

В. Н. Козляков.
Рец. на: А. А. Зимин. Витязь на распутье: феодальная война в России XV в. М. Мысль. 1991. 288 с.

С выходом в свет книги А. А. Зимина (1920—1980 гг.) завершается издание серии его работ, освещающих важнейший период русской истории с 1425 по 1598 год.¹⁾ Рецензируемый труд, написанный в последний год жизни историка и посвященный событиям «великой замятии» второй четверти XV в. и путям объединительного процесса на Руси, фактически открывает эту серию. В тексте книги нет термина «феодальная война», и это «умолчание» более чем красноречиво выглядит на фоне собранных и осмысленных им фактов политической борьбы второй четверти XV в., которым упомянутый штамп становится чужд. Сам автор обозначал свой метод повествования как «прагматический». В предисловии он пишет, что «стремился изложить читателю всю известную ему (автору. — В. К.) сумму сведений, которые бы тот мог осознать как нечто существенное для понимания хода братоубийственных войн времен Василия II и необходимое, [198] чтобы задуматься о причинах происшедшего становления единого Русского государства» (с. 5).

Труд Зимина содержит кропотливый и искусный анализ летописных текстов, духовных и договорных грамот, нумизматического материала. Наряду с событиями междукняжеской борьбы рассматриваются взаимоотношения русских княжеств с Ордой и Литвой, место и роль церкви в объединительном процессе, попытки реформ в области суда и монетного дела. Автор уделяет большое внимание нравственному критерию оценки исторических лиц и их деятельности. Он не оправдывает, как это делалось большей частью до него, государственной целесообразностью, «прогрессивностью» и т. п. неправедный захват великокняжеского престола при помощи Орды, ослепление или отравление политических противников московских князей, якобы сопротивлявшихся «централизации» (еще одно «нелюбимое» Зиминым слово). Вводя этический критерий и привнося опыт человека XX столетия, он по-новому разрешает старый вопрос о «героях» и «антигероях» XV века.

Книгу открывает скрупулезный анализ завещания Дмитрия Донского, а также политических проблем, возникших в 1425 г. в связи с его интерпретацией. В ходе дальнейшего повествования автор неоднократно возвращается к оценке поступков Василия II или Юрия Дмитриевича с точки зрения соответствия их духу и букве духовной грамоты их деда и отца. Зимин вполне обоснованно учитывает действительно существовавшую у княжат «дома Калиты» необходимость опираться на авторитет старины. Благодаря этому получает объяснение «ошибочное» решение Юрия Дмитриевича о выделении в 1433 г. повергнутому Василию II в удел Коломны. «Как же мог он, — восклицает Зимин, — победив своего противника, достигнув «высшей власти», выступить нарушителем традиции великого князя Дмитрия?» (с. 59).

Учет влияния традиции престолонаследия на междукняжескую борьбу позволил также дать убедительную трактовку «авантюры» Василия Косого, захватившего престол в 1434 г. после смерти отца и не поддержанного своими братьями, так как «факт захвата престола Василием Косым превращал борьбу за «идею», «принцип», «наследие Дмитрия Донского» в обыкновенный разбой» (с. 70). В борьбе родового (от брата к брату) принципа наследования великокняжеского престола, отстаиваемого галицкими князьями, с семейным (от отца к сыну), за который сражалось сначала окружение малолетнего Василия II, а затем и он сам, победил порядок, выгодный московским князьям и окончательно утвердившийся в 1447 году.

Книге чужд «московско-центристский» подход. Уже первые страницы ее посвящены подробному выяснению «политической структуры земель Русского государства», их историко-географическому обзору. И в дальнейшем автор внимательнейшим образом вчитывается в оттенки толкования событий у московских или новгородских летописцев, следит за изменением формул именования галицких, можайских, белозерских, суздальско-нижегородских, рязанских князей в докончаниях с московскими великими князьями. Он изучает по договорным грамотам содержание прав «старших» и «молодших» братьев, причины изменения территории их уделов, характера распоряжения в своих землях, что помогает ему реконструировать состав междукняжеских союзнических группировок на разных этапах «замятии».

Неискушенному читателю, привыкшему к назидательным разъяснениям о неких «объективных» причинах, предопределивших роль Москвы как «основы собирания Руси», страницы заключительной главы книги могут даже показаться эпатирующими. Зимин методично и убедительно разбирает мифы об экономических предпосылках подобного пути создания единого Русского государства. Разветвленные торговые связи, выгодные промыслы, прогрессивное, по сравнению с подсекой, трехполье, — всего этого, по отрывочным сведениям источников, в Москве и ее округе в рассматриваемое время найти нельзя, не было там также «ни ископаемых, ни соляных колодезей, ни дремучих лесов» (с. 193). Зимин не согласен и с тезисом о Москве как «центре сложения русской народности», справедливо подчеркивая, что нельзя «локализовать в одном городе с округой этот процесс» (с. 195). Василий II продолжал традиционную для московских князей политику верных вассалов Орды, и это подтверждает справедливость вывода, что «не стала Москва и средоточием сил национального сопротивления татарам, несмотря на гром Куликовской победы» (с. 195).

Но если не Москва, то кто же? Зимин не торопится отвечать на этот вопрос, хотя его предпочтения очевидны и не скрываются. Помимо московской («с холопьей покорностью властям и благочестивостью бессловесной паствы») у «витязя на распутье» были еще, по крайней мере, две дороги, две «тенденции, или силы поступательного развития». Олицетворением одной являлись Новгород и Тверь, старавшиеся не вмешиваться в борьбу между московскими и галичскими князьями там, где она не задевала впрямую их интересов, и как раз богатевшие в силу своего расположения на путях транзитной торговли с Западом и Востоком. «Вторую силу, — пишет Зимин, — составляли Север и отчасти Поволжье, точнее Галич, Вятка, Углич и Устюг». Эти земли обладали историческим и географическим своеобразием, там жили совсем не похожие на московский служилый люд мужики-солевары, атаманы, охотники и промысловики, причем земли эти не только русские, а «многонародные, имперские».

Именно там, на Севере, Дмитрий Шемяка, по мнению автора, впрочем, небесспорному, «приступил к созданию самостоятельного государства» (с. 202).²⁾ Не получив в этих землях в 1450—1453 гг. действенной поддержки, движение Шемяки переродилось в заурядный грабеж. Это означало не только личную драму талантливого политика, опередившего свое время, но и утрату одной из возможностей преодоления крепостнического пути развития. Концепция эта, как замечает сам Зимин, перекликается с обоснованными Н. Е. Носовым представлениями о существовании там же, на Севере Русского государства, в середине XVI в. «предбуржуазной» тенденции развития.

Теперь уже не приходится говорить об однолинейности объединительного процесса, а, скорее, думать, почему Русь в XV в. да и далее обреченно упускала одну за другой возможности свернуть с дороги крепостничества, воспрепятствовать распространению московских порядков на земли, сохранявшие своеобразные формы территориального самоуправления и свою сословную иерархию. Ответ Зимина — не ценили свободу! «И плата ведь, — пишет он, — которую весь народ (и господа, и слуги) заплатил за царство благоденствия, невелика — всего только утеряна свобода («один только росчерк пера»). Да помилуйте, нужна ли она вообще? И была ли она [199] когда-нибудь на Святой Руси? Может быть, и не было, но градус несвободы повысился» (с. 211).

Итак, Москва все-таки победила, и в результате исчезла возможность альтернативы деспотии. Но чьими же руками утвердилось и держалось и просуществовало до Петра I Московское царство? В книге названы эти победители — церковь, монастыри, активно участвовавшие в колонизационном процессе, и Государев двор, превратившийся в «военно-административную корпорацию» служилых князей, бояр, чьи предки «служивали» московским князьям с XIV в., и детей боярских.

Зимин считает, что галичские князья упустили свою фортуну из-за того, что опирались «на аморфную массу солеваров, гостей, вольных крестьян, ушкуйников», что отталкивало от них «московскую знать» (с. 201). Однако подобные представления оправданны лишь отчасти, потому что не менее важными были обозначившиеся достаточно рано противоречия между дворами великих московских и галичских удельных князей. Еще в 1433 г., по известиям Сокращенного летописного свода конца XV в., из Москвы от Юрия Дмитриевича в Коломну к Василию II отъезжали «князи же, и бояре, и воеводы, и дети боярские, и вси дворяне», потому что «не повыкли галичьскымъ князем служити» (с. 57-58).

В книге говорится, что, во всяком случае, до конца 1446 г. стереотип действий Василия II, Юрия Дмитриевича, а затем и его сыновей, был один — «в Москву, в Москву!» Но когда галичские князья достигали вожделенного великокняжеского престола, то кто оказывался рядом с ними? Мужики-солевары? Вряд ли. Видимо, та же служилая знать, но с удельными заслугами и повадками, что и являлось камнем преткновения в среде нарождавшегося Государева двора. Выражаясь языком эпохи XVI—XVII вв, когда новые сословные понятия о «честности» службы и «отечестве» родов отольются в четкие местнические формулы, потомкам московских бояр «невместно» было служить вместе с сыновьями бояр галичских князей или вятских «ватаманов».

Читатель запомнит яркие портретные характеристики мудрого и рыцарственного Юрия Дмитриевича, «темного Василия» неудачника Дмитрия Шемяки. Восстановлено одно из самых важных звеньев «в цепи усилий» многих поколений историков, изучавших историю Руси XV века.

Радости знакомства с остававшейся десять лет в рукописи книгой он, как и прежде, обязан подвижническому труду коллег, учеников и близких Зимина. Рукопись была подготовлена к изданию В. Г. Зиминой и Я. С. Лурье, при участии В. Б. Кобрина и А. Л. Хорошкевич.

¹⁾ Она состоит из шести книг: «Витязь на распутье» (1425—1462 гг.), «Возрожденная Россия» (1480—1505 гг.), «Россия на подъеме» (1505—1533 гг.), «Избранная рада» (1533—1560 гг.), «Опричнина» (1561—1572 гг.), «Путь к власти» (1573—1598 гг.). Эти книги, кроме рецензируемой, выходили в разное время под другими названиями: «Россия на рубеже XV—XVI столетия» (М. 1982); «Россия на пороге нового времени» (М. 1972); «Реформы Ивана Грозного» (М. 1960); «Опричнина Ивана Грозного» (М. 1964); «В канун грозных потрясений» (М. 1986).

²⁾ В местных летописях, например в Устюжском летописце, ничего не сообщается о каких-либо шагах Дмитрия Шемяки в этом направлении. Составитель летописца ограничивается рассказом о не очень-то добром приеме, оказанном Шемяке в Устюге в 1450 г., и о расправе с непокорными. О почти двухлетнем пребывании князя в городе сказано одной фразой. Кроме того, остается неясным, как можно было примирить вятчан и устюжан после катастрофы 1438 г., когда, согласно тому же летописцу, «вятченя приходили на Устюг, город Гледен сожгли, пуст, а люди все избыли, разбрелися на лес» (см. Устюжская летопись. Полное собрание русских летописей. Л. 1982, с. 87, 88-89).