выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
|
|
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
|
[399] - конец страницы.
Σισσιτια, СПб., 2000 г.
OCR Антон из Крыма.
Всеволод Викторович Арендт, историк оружия и военного дела, оставил заметный след в науке. Расстрел в 1937 году как бы перечеркнул всю его деятельность. Его имя оказалось забытым. Теперь по отрывочным данным можно воссоздать биографию этого незаурядного человека. Некоторые подробности удалось почерпнуть из анкеты ученого, сохранившейся в архиве Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи,1) следственного дела, обнаруженного в архиве Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и трудового списка, обнаруженного в архиве Государственного Исторического музея в Москве.2)
В. В. Арендт родился в Москве 27 февраля 1887 года. Его дворянский род восходит к далеким немецким предкам, жившим в XII веке. В роду, обрусевшем еще в XVIII веке, были потомственные военные и врачи. Вспомним лейб-медика Н. Ф. Арендта, лечившего смертельно раненного А. С. Пушкина. Что касалось В. В. Арендта, то в документах советского времени он записан русским. Мать его была русской, а отец - поляком.3)
В 1906-1908 годах молодой дворянин учился на Юридическом факультете Университета в Тулузе во Франции, а в 1909-1910 годах был слушателем Московского археологического института. Как стипендиат этого института В. В. Арендт в 1911 году находился в заграничной командировке - занимался в музеях Вены и Парижа. Его военная служба юнкером началась в 1908 году. Во время Первой мировой войны В. В. Арендт был боевым офицером. В 1915 году он командовал эскадроном Первого Лейб-Драгунского Московского имени императора Петра Великого полка. В октябре 1917 года В. В. Арендт в чине штабс-ротмистра уволен из армии, как сказано в его трудовом списке «по болезни и контузии». Из этого ясно, что он участвовал во фронтовых операциях и ушел из армии, случайно или нет, в дни большевистского переворота.
В дальнейшем в 1918-1923 годах бывший драгун служит в Красной армии, ведет преподавательскую работу, консультирует учебу кавалеристов, работает в Главном управлении коннозаводства. Один из последних его постов перед демобилизацией — [399] заместитель начальника учебной части Высшей школы штабной службы командного состава.
В 1926-1933 годах В. В. Арендт работал в Государственном Историческом музее в Москве (консультант, заведующий отделом). Одновременно он пробует себя в журналистике, выступает как консультант Всесоюзного общества культурной связи с заграницей и Театрального музея, занимается организацией музея обороны Москвы (1812 года? — A. К.).
С переездом в Ленинград он более обстоятельно начинает заниматься научной работой. С 1935 года он числился старшим научным сотрудником, затем ученым секретарем Артиллерийского исторического музея. 1 октября 1937 года ему присвоили звание профессора Государственного музея этнографии, а на следующий день по доносу сослуживца арестовали. В жизни ученого этот арест был четвертым по счету.4) Через два с половиной месяца B. В. Арендта не стало. Его жена Евдокия Ивановна Кожевникова и пасынок погибли в годы блокады Ленинграда. Семейные документы и большая часть библиотеки, видимо, не сохранились. Лишь некоторые книги с экслибрисом Арендта я видел в библиотеке Эрмитажа с надорванными корешками.
О творчестве ученого можно судить по его публикациям. Знание военного дела и военной археологии, а также иностранных языков способствовало тому, что в 1920-30-х годах Всеволод Викторович взялся за изучение отдельных видов, преимущественно, средневекового вооружения: мечей, сабель, шлемов, пушек (Arendt. 1933. S. 155-175;Arendt. 1935. S. 48; Arendt. 1935a. S. 26-34). Оружие он хорошо знал, свободно разбирался в тонкостях его устройства, авторские рисунки и реконструкции всегда профессиональны. Предметы военной старины рассматривались В. В. Арендтом в контексте европейского исторического оружиеведения. В своем творчестве он успешно объединил обстоятельное музейное вещеведение начала XX века с современными ему международными познаниями в области истории военного искусства. Такой подход был направлен на преодоление растущей самоизоляции и провинциальной ограниченности тогдашнего отечественного оружиеведения. Предметы военной техники оценивались и квалифицировались с общеевропейских исследовательских позиций и сами приобретали эталонную известность. Это стимулировало изучение собранных в изобилии, но неизвестных в публикациях редкостей наших музеев. Российское оружиеведение, накопившее значительный опыт, но развивающееся замедленно и неравномерно, трудами В. В. Арендта стало выходить на передовой общемировой научный уровень. Широкое знание литературы вопроса и музейных собраний позволило В. В. Арендту печататься не только в СССР, но и в Германии. Он являлся иностранным членом немецкого Общества исторического оружиеведения и активно сотрудничал в его журнале «Zeitschrift für historische Waffen und Kostumkunde». Также был членом Академии Тулузы во Франции.
В работах В. В. Арендта встречались ошибки в основном общеисторического плана, например, он утверждал, что древнерусские мечи принадлежали исключительно пришельцам-варягам. Да, варяги на Руси торговали мечами, но не были их монопольными владельцами. С годами, однако, заключения B. В. Арендта становились все более продуманными и обоснованными.
В 1930-х годах Всеволод Викторович плодотворно занимался техникой клинкового производства и впервые открыл мечи с «накладным Дамаском» (Арендт. 1935а. С. 161-189). Его статья о греческом огне претендует на лучшее понимание этого запутанного вопроса в европейской науке (Арендт. 1936. С. 151-204). В. В. Арендт первым разработал методику измерения сабельных клинков (Arendt. 1932. S. 43-44), ныне принятую специалистами. По его инициативе развернулось изучение отечественных и зарубежных пушек, включая редкие образцы корабельной артиллерии (Арендт. 1935. C. 297-323). Он впервые опознал и опубликовал пистолетные стволы из собрания Государственного исторического музея в Москве, оказавшиеся древнейшими в Европе (Arendt. 1934. S. 223-224).
По отзыву авторитетных ученых - современников В. В. Арендта - А. В. Арциховского, А. П. Смирнова, Г. А. Новицкого, написанному в 1934 году, «он является крупнейшим в СССР специалистом по истории оружия и автором нескольких десятков (более сорока - А. К.) печатных работ, где разрешил ряд вопросов, относящихся к оружию сарматскому, тюркскому, новгородскому, московскому». В. В. Арендт был, несомненно, одаренным человеком и в изучении отдельных видов средневекового оружия достиг, может быть, большего, чем его предшественники. Жизнь и творчество ученого были оборваны на взлете в зловещем 1937 году. Эти трагические дни можно представить по его следственному делу, насчитывающему 46 листов.
3 октября 1937 года арестованному днем раньше В. В. Арендту было предъявлено обвинение [400] в антисоветской деятельности (по статье 58 УК), что он первоначально отрицал. При обыске были изъяты паспорт, разная переписка и 41 иностранный журнал. Ученый обменивался письмами с зарубежными коллегами, музеями и издательствами. Одно это в те годы могло показаться подозрительным. Однако о международных связях, равно как и о научных изысканиях в деле нет ни слова. Очевидно, программа дознания была иной.
Вызванный на допрос 11 октября В. В. Арендт уже не отрицал «своей вины», а признал, что в кругу знакомых «высказывал антисоветские взгляды». Он и его «единомышленники» (в деле названы два археолога, этнограф и архивный работник)5) «осуждали политическую линию ВКП(б) и Советского правительства с контрреволюционных позиций». Подпись под текстом допроса выведена неверной рукой и подчищена. Дознание явно велось с пристрастием. Судя по тому, что постановление о причинах ареста предъявлено В. В. Арендту 11 октября сержантом госбезопасности Родиным, заместителем начальника отдела, младшим лейтенантом госбезопасности Божичко, начальником отдела, капитаном госбезопасности Карповым, они и вели допрос. При его чтении обращает внимание поразительное обстоятельство. Документ раскладывается на оговор и очевидную правду, по-видимому, затененную при жизни на свободе или даже не очень скрывавшуюся. (Археологи, знавшие Арендта, говорили мне, что в общении он держался независимо и не скрывал своих мыслей). Всеволод Викторович со смелостью обреченного высказал своим мучителям то, что, скорее всего, давно разделял. Он сказал: «Главный вопрос, который нас всех волновал и который мы часто обсуждали, это положение интеллигенции в советских условиях. В данном вопросе мы единодушно сходились на том, что интеллигенция в СССР находится в политически бесправном положении. В процессе своих суждений мы утверждали, что в Советском Союзе осуществляется жесткая диктатура партийной верхушки, подавляющая всякую свободу мысли особенно в среде интеллигенции, лишенной права высказывания своих убеждений и симпатий тому или другому политическому строю. ... В стране осуществляется резкий нажим на все слои населения, от которого, с нашей точки зрения, больше всего страдает интеллигенция. В области экономики мы резко осуждали политику коллективизации сельского хозяйства как враждебную, проводившуюся насильственным путем и уничтожившую, с нашей точки зрения, стимул развития сельского хозяйства. Мы говорили о том, что советская власть применяет на строительстве рабский труд, имея в виду строительство каналов. Лично я утверждал, что вся страна сейчас замучена, находится в подавленном состоянии».
Приведенные слова провидческие, звучат как суровое обвинение. История подтвердила их справедливость. Сказаны они, безусловно, без подсказки, искренне, честно, для своего времени с захватывающей смелостью. В 1937 году подобное выступление квалифицировалось как тягчайшее преступление. Все равно, что подписать самому себе смертный приговор. Не случайно, что допрос завершился стандартной, видимо, наговоренной следователями фразой. «Все наши суждения имели одну цель - показать необходимость борьбы против Советской власти, за ее свержение и восстановление в СССР капиталистического строя».
Одного признания арестованного об «антисоветских» разговорах его с товарищами следователям показалось недостаточно, и они 17 ноября в последний раз допросили В. В. Арендта. Тот, понимая, конечно, безвыходность своего положения, в ответ на вопрос о намерении использовать индивидуальный террор ответил, что «терракты дадут реальные результаты». Так просто неосторожные собеседники о политике превратились в вооруженных боевиков. Каких-либо сведений о конкретных «подрывных» действиях кружка Арендта в деле, как и следовало ожидать, нет.
В ходе следствия был допрошен единственный свидетель. Им оказалась научная сотрудница Эрмитажа, известный археолог. 25 ноября 1937 года она сообщила, что знает В. В. Арендта с 1928-29 годов. Он, будучи музейным работником «очень низкой квалификации», в разговорах «клеветнически заявлял, что интеллигенция в СССР не имеет политических прав и устранена от участия в руководстве политической жизнью страны»; говорил, что «вся страна терроризирована, никто не может сказать свободно о своих политических убеждениях, (...) клеветал на действия органов НКВД, заявляя, что проводятся массовые репрессии, что сажают людей без основания». Допрос заключают слова о том, что «все суждения Арендта содержали в себе резкую злобу и ненависть к Советскому строю, ко всем мероприятиям ВКП(б) и Советского правительства».
В 1962 году при проверке дела В. В. Арендта ту же свидетельницу вновь попросили рассказать о ее знакомом и записали нечто противоположное прежним показаниям. Оказалось, что Всеволод Викторович был очень «увлечен своей специальностью, ...взаимоотношения с ним были хорошие, ...насколько помню, антисоветских и антипартийных взглядов я от него не слышала». Когда же свидетельнице [401] напомнили о ее показаниях 1937 года и дали их прочитать, то, по словам допрашиваемой, оказалось, что ее первоначальные показания «не соответствуют действительности», а были даны «под принуждением». (Я не хочу раскрывать имени этой женщины по этическим соображениям).
Возвратимся к основному сюжету. 26 ноября 1937 года следствие по делу В. В. Арендта было закончено. Обвинение гласило, что он «входил в антисоветскую группу и участвовал в обсуждении политической линии ВКП(б) и мероприятий Советского правительства с контрреволюционных позиций, является сторонником террористических методов борьбы против Советской власти». 14 декабря В. В. Арендт по приговору особой тройки был расстрелян. Ему было тогда 50 лет.
Утверждение следствия о существовании антисоветской группы стало разваливаться уже в период, когда по делу Арендта в конце 1937 года привлекли названных в нем людей. При этом двое арестованных сообщили, что не знали или не общались с другими членами «своего» кружка. Осужденный как член упомянутой группы заведующий архивом Артиллерийского исторического музея И. Д. Тубянский в жалобе, написанной в лагере в 1940 году, пояснил, что «с Арендтом у меня были лишь нормальные служебные отношения и некоторое уважение к нему как незаурядному специалисту в области военной археологии». Что же касалось обвинения в групповой антисоветской деятельности, то оно «неправильно и необоснованно», а признание добывалось таким путем: «На мое категорическое отрицание (вины) следователь Михайлов поставил меня на "стойку" и с применением избиений собственных и с помощью других сотрудников отдела. Так как я все же не мог сообщить ему ничего подходящего, то через сутки непрерывного допроса (следователь) заявил, что будет меня разоблачать». Жалоба не помогла. В 1942 году Тубянский умер в Онеглаге.
В 1962 году по запросу заведующего Ленинградского отделения Института археологии АН СССР профессора Б. Б. Пиотровского дело В. В. Арендта было пересмотрено и при этом выяснилось, что никакой антисоветской группы не существовало и все дело было сфальсифицировано. По протесту прокурора г. Ленинграда Президиум Ленгорсуда дело прекратил 25 декабря 1962 года. В. В. Арендт был посмертно реабилитирован.
Трагическая судьба В. В. Арендта наводит на размышления. Вспомнился писатель К. И. Чуковский, который в 1962 году в своем дневнике по поводу коммунистического террора 1930-40-х годов, как бы продолжая мысли В. В. Арендта, писал следующее: «Вся эта мразь хотела искоренить интеллигенцию, ненавидела всех самостоятельно думающих, не понимая, что интеллигенция сильнее их всех, ибо, если из миллиона ими замученных из их лап ускользнет один, этот проклянет их навеки веков, и его приговор будет признан человечеством» (Чуковский. 1994. Запись от 16. 06. 1962). Такой же разящей силой обладает и следственное дело В. В. Арендта. При всей типичности описанных приемов дознания, оно выделяется тем, что документировало истинное отношение смелого и честного ученого к существовавшему тогда тоталитарно-репрессивному режиму. Эта долгое время засекреченная и наконец открывшаяся нам правда обращена к настоящему и грядущим поколениям, ибо и в наши дни приходится отстаивать ценность работы ученого и беречь от забвения научные и моральные свершения наших предшественников.
Арендт. 1935 - В. В. Арендт. К истории средневековой артиллерии // Труды института истории науки и техники. М., 1935. Сер. 1. Вып. 7.
Арендт. 1935а - В. В. Арендт. О технике древнего клинкового производства // Труды Института истории науки и техники. Л., 1935. Сер. 1. Вып. 8.
Арендт. 1936 - В. В. Арендт. Греческий огонь // Труды Института истории науки и техники. М., 1936. Сер. 1. Вып. 9.
Чуковский. 1994 - К. И. Чуковский. Дневник (1930-1969). М., 1994.
Arendt. 1932 - W. Arendt. Vorschlag zur Beschreibung von Säbelklingen // ZWK. 1932. Bd. 4. Heft. 2.
Arendt. 1933 - W. Arendt. Das Schwert der Waringerzeit in Russland. Mannus. Leipzig, 1933. Bd. 25. Heft 2.
Arendt. 1934 - W. Arendt. Zwei Escopette des Historischen Museums in Moskau // ZWK. Berlin, 1934. Bd. 4. Heft 9.
Arendt. 1935 - W. Arendt. Türkische Säbel aus dem 18-19. Jahrhunderten // Archaeologia Hungarica. Budapest, 1935. Bd. 16.
Arendt. 1935a - W. Arendt. Der Nomadenhelm des frühen Mittelalters in Osteuropa // ZWK. 1935. Bd. 5.
Приложение (список работ В.В. Арендта).
1) Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Фонд 3 Р. Оп. 13. Ед. хр. 32 (личное дело В. В. Арендта). Я признателен Л. К. Маковской за помощь в архивных поисках в ВИМАИВ.
2) Архив Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу. Дело 32556 по обвинению Арендта по статье 58, п. 8 через статью 17 пункты 10 и 11 УК. Благодарю В. В. Мурашеву, отыскавшую в архиве ГИМ'а «Трудовой список» В. В. Арендта.
3) Мать - Любовь Николаевна Арендт. В 1937 году ей было 86 лет. Отец - Виктор Болеславович Арендт в анкете судебного дела указан подполковником, политическим ссыльным. Занимался переводами. Умер в 1929 году.
4) В 1918 году В. В. Арендт был арестован ВЧК в Москве на две недели, в 1925 году в Москве на 12 дней, в 1935 году задержан НКВД в Ленинграде на два часа. Что касалось последнего ареста в 1937 году, то он произошел в условиях массового террора и истерической охоты за людьми, когда, как известно, за одно неосторожно сказанное слово вели на эшафот. Так случилось и с В. В. Арендтом. Такое «слово» он обронил в одном случайном разговоре (об этом мне рассказали в ВИМАИВ люди, помнившие этого человека). Данный факт был квалифицирован как «антисоветская деятельность». К тому же, по своему социальному происхождению Арендт, несомненно, рассматривался властями как классово чуждый элемент. Археологи старшего поколения говорили мне, что Всеволод Викторович выглядел как «породистый дворянин». К сожалению, мне не удалось отыскать его фотографии.
5) В следственном деле названы: Д. Н. Грищенко, научный сотрудник Государственного музея этнографии (арестован в декабре 1937 года, приговорен к 10 годам лишения свободы, умер в заключении), И. П. Красников, научный сотрудник Государственной академии истории материальной культуры (арестован 20 апреля 1937 года), М. Г. Худяков, научный сотрудник той же Академии (осужден в 1936 году), И. Д. Тубянский, научный сотрудник, заведующий архивом Артиллерийского исторического музея (арестован 8 декабря 1937 года, приговорен к 10 годам лишения свободы, умер в 1942 году в заключении).
Написать нам: halgar@xlegio.ru