Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделам: Сибирь | Рецензии

Резун Д. Я.
Материалы по истории Хакасии 17—18 вв. — Абакан, 1995. — 232 с.

Гуманитарные науки в Сибири.
1997, № 3, стр. 104-105.

Собрание документальных источников по истории Сибири пополнилось новым и ценным изданием. Данная работа состоит из «Предисловия» (В. Я. Бутанаев), очерка «История присоединения Хакасии к России» (В. Я. Бутанаев), публикации самих документов, подготовленных замечательным киргизским ученым, ныне покойным А. Абдыкалыковым, а также терминологического и этнотерриториального указателей (В. Я. Бутанаев). Кроме этого есть именной и хронологический указатели.

Надо отдать должное автору очерка об истории присоединения Хакасии к России. Он сумел достаточно емко и полно показать социально-экономические и политические процессы, происходившие в Хакасии, и придти к выводу, что «сложившееся в эпоху позднего средневековья этносоциальное Объединение Хонгорой, по всей видимости, представляло раннефеодальное образование», основу которого «составляла элитарная племенная группа кыргызов, политическая власть которых держалась на военной силе» (с. 11, 20). И к моменту контакта с русскими на территории Хакасии сложилось четыре княжества-улуса, «землицы»: Алтысарская, Исарская, Алтырская и Тубинская.

Примечательно, что в данном очерке не будируется особо вопрос о «присоединении» или «вхождении», о «добровольном или насильственном присоединении» Хакасии к России, который еще недавно волновал ученых национальных территорий Сибири. Отвлекаясь от различных политико-идеологических моментов, в сугубо научном плане заметим, что данная проблема требует сегодня нового теоретического подхода, а именно — в плане теории мировой колонизации. Но пока что вся история Сибири от Г. Ф. Миллера и В. А. Александрова рассматривалась лишь в плане русской колонизации и не более. Поэтому В. Я. Бутанаев правильно отмечает, что это был сложный и неоднозначный процесс, сочетающий в себе в разной степени и в разное время различные методы и подходы. Хронологически он начался еще в начале 17 в. и «официально завершился Бурлинским трактатом Кяхтинского мира в 1727 г.», а в 1758 г. «произошло окончательное закрепление Хакасии за Российским государством» (с. 27-28).

Большую часть книги составляет публикация документов, охватывающих время с 1609 по 1747 г., подобранные историком А. Абдыкалыковым, «посвятившим проблеме изучения енисейских кыргызов всю свою жизнь» (с. 6). Корпус опубликованных источников состоит из 70 документов, извлеченных из фондов Сибирского приказа (с. 34), из «портфелей» Г. Ф. Миллера (с. 29) и некоторых других отдельных фондов РГАДА, а также и других архивохранилищ. Опубликованные документы интересны не только для изучения внутренней истории Хакасии, но и для широкого круга проблем русской колонизации Сибири. Они раскрывают обстоятельства и хронологию русских походов и посольств в Хакасию, дают даты основания ряда острогов, во многом уточняют биографи служилых людей, показывают как военные походы и посольства в Хакасию служили одной из форм первоначального накопления капитала. Можно уверенно говорить о том, что первые предприниматели, появившиеся среди служилых людей Томска в конце 17 в., во многом составили свой капитал на явной и тайной торговле с кыргызами, которая тесно совмещалась с дозволенными и недозволенными поборами-«подарками» и военной добычей. Причем, этот процесс не ограничивался только одной служилой верхушкой, а захватывал широкие круги казаков.

В целом, безусловно, данное издание будет весьма полезным для науки. Однако все же следует сделать ряд замечаний. Трудно согласиться с утверждением автора «Предисловия» о том, что «некоторые русские документы о енисейских кыргызах частично опубликованы (выд. — Д. Р. {в журнале выделения нет. OCR}) в разных сборниках» (с. 5). Но мы провели анализ и можем сказать, что не «некоторые» и не «частично», а подавляющее большинство. Этой неточности можно было избежать, если бы в данном издании были разработаны «легенды» к каждому публикуемому документу. Для историка, занимающегося 17-м в., странно также видеть несогласованность в терминологии и типологии данных документов. Так, в одном месте называется «комендант Мелеского острога» (с. 38), а в другом — «воевода» (с. 87), хотя в рассматриваемое время эта должность называлась «приказчик». Далее, со времен Н. Н. Оглоблина, в науке принято прошения частных лиц на имя царя классифицировать как «челобитные», а не как «жалобы» (с. 33). Всех этих недочетов можно было бы легко избежать, заглянув в различные дореволюционные издания, где по большей части и публиковались первый раз эти документы. Особой осторожности требует передача текста в тех столбцах Сибирского приказа, где нумерация листов с самого начала перепутана или же вообще не обозначена, как это случилось с публикацией текста статейного списка посольства П. Сабанского в Киргизы (с. 45).

Достоинством издания является терминологический указатель, но трактовка некоторых понятий вызывает сомнение. Так, слово «зырян» однозначно трактуется как «браконьер-охотник» (с. 228). Да, к середине 17 в. зырян можно было встретить не только промышляющих в хакасских степях и тайге, но и на рынках сибирских городов, а также добывающих пушнину в Енисейском уезде. Но что они все «браконьеры»? И потом — не спутали ли авторы фамилию с этнонимом? Дело в том, что среди томских служилых людей был довольно значителен клан конных и пеших казаков по фамилии «Зырян», «Зыряновы»: Митька, Костька, Аврамко Зыряновы и т. д.

Сказанное нами не является простой «придиркой», а высвечивает одну важную проблему сегодняшней науки: в источниковом плане все мы до сих пор живем «старым багажом» — теми изданиями «Актов исторических...», «Дополнений к Актам историческим...», «Русской исторической библиотекой» и другими, которые сегодня стали библиографической редкостью и которые часто не найдешь в сибирских библиотеках. Поэтому не пора ли, помимо поисков новых документов, всерьез подумать над переизданием классических публикаций прошлого?

В заключение нельзя не отметить и еще одно обстоятельство: отрадно, что в наше время, когда идут сокращения финансирования на науку, на местах появляются такие издания, которые говорят о том, что наука еще жива.