Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

[129]

Хангалов М.
Духи-людоеды у бурят.

(К вопросу о человеческих жертвоприношениях).

Этнографическое обозрение. 1896. № 1.
[129] — начало страницы.
OCR OlIva.

У бурят Унгинскаго Инородческаго ведомства существуют духи-людоеды, которые едят человеческое мясо и пьют человеческую кровь, как питье. Таких духов-людоедов у бурят много; например: Ада, которые разделяются на две группы — хороших и худых. Хорошие ада новорожденных детей не едят и не трогают: напротив, они заботятся о них и няньчаются с ними; кроме того, ада заботится о хозяине, чтобы у него ничего не пропало, чтобы посторонние люди не унесли без спроса какую-нибудь вещь. Худые ада едят новорожденных детей, а потому буряты употребляют все меры, чтобы не допустить к новорожденному ребенку худого ада, и разными религиозными обрядами прогоняют его, если он входит в дом или юрту, где лежит новорожденный ребенок. По словам бурят, ада ест новорожденных детей только до года; ребенка, которому год и более, а также взрослых ада не трогает. Чтобы не допустить худых ада в дом, то из предосторожности никого из посторонних или незнакомых не впускают, чтобы худые ада с ними не вошли в дом незамеченными; эта предосторожность называется „хорюр” — запрещение. Если шаман положит запрещение, т.-е. „хорюр”, тогда обыкновенно никого не впускают и даже дверь держат постоянно запертою; другие возле двери ставят чугунный кувшин или горшок с палкою: кто входит в дом, тот должен постучать палкой в горшок, чтобы худой ада не вошел вместе с ним. В большинстве случаев шаман делает так называемый „хахюхан” — оберегатель; хахюхан или заян, от имени котораго сделан оберегатель, должен беречь новорожденнаго ребенка от худого ада и от прочих злых духов. [130]

Кроме «ада», есть еще другой дух, котораго буряты называют Му-шубун; он живет в лесах. Му-шубун гораздо опаснее и сильнее, чем ада. Му-шубуны едят взрослых людей, одиноко кочующих в лесах. Му-шубун убивает людей своим длинным красным клювом, на подобие клюва птицы, словно из железа. Он подходит к спящему человеку, ударяет его клювом по голове и пробивает ее, а затем, убив таким образом человека, съедает его мозг, печень и почки.

Кроме ада и му-шубун, питающихся человеческим мясом, у бурят есть и другие духи-людоеды, которые еще сильнее, чем ада и му-шубун. Эти духи-людоеды принадлежат к числу сильных и больших черных заянов. Для таких заянов буряты в прежнее время приносили в жертву людей для умилостивления этих духов-людоедов.

Что человеческия жертвоприношения существовали у бурят, это безспорно, хотя нынешние буряты не могут подтвердить этого. Существование духов-людоедов и обряда „долё” (о нем скажу далее) вполне доказывает, что у бурят когда-то существовали такия жертвоприношения. Подтверждением служат слова призываний черных заянов, например:

Есть еще и другое призывание чернаго заяна, в котором говорится:

В настоящее время заянам обыкновенно приносят в жертву животных.

В числе восточных хатов и тэнгэринов, которые считаются покровителями черных заянов и шаманов, тоже есть людоеды. Так, между восточными хатами девять кровавых хатов (ехон шухан хат), которые тоже питаются человеческим мясом и пьют человеческую кровь. Между восточными тэнгэринами находим девять кровавых тэнгэри (ехон шухан тэнгэри) и тринадцать тэнгэри Асаранги (Асаранги арбан чурбан тэнгэри) и по мнению других восемнадцать тэнгэри Асаранги, которые тоже питаются человеческим мясом и пьют человеческую кровь, как питье.

Теперь обратимся к черным шаманам, представителям черных заянов, восточных хатов и тэнгэринов. Буряты и [131] теперь обыкновенно говорят, что черный шаман ест людей, хотя это вовсе не соответствует действительности. Бурятское выражение „харан бö ху иде" в буквальном переводе по-русски значит: „черный шаман съел человека”. Таким образом, хотя нынешний черный шаман не ест человека в самом деле и не приносит человеческих жертвоприношений, как в былое время, но все-таки выражение сохранилось до сего времени. Нынешний черный шаман, по словам бурят, не ест человека в буквальном смысле этого слова, а только ест душу человека, с помощью своего покровителя чернаго заяна. Следовательно, у бурят в прежнее время, помимо черных заянов, хатов и тэнэринов, и черные шаманы считались людоедами, почему прежние буряты не любили и боялись их, как людоедов и как причиняющих разные несчастия и болезни, и теперь тоже боятся и не любят их, хотя человеческих жертвоприношений и долё уже не существует. В связи с этим находятся выражения: „хуни мяха шуханда хухэхима” (желающий человеческаго мяса и крови), „хуни мяха шуханда обтохыма” (так ему хочется человеческаго мяса и крови).

Интересно обратить внимание на борьбу черных шаманов между собою, при чем часто случается, что один черный шаман „ест душу” другого чернаго шамана. Когда два черные шамана разссорятся между собою, то, желая съесть друг друга, они выходят на борьбу следующим образом: оба черные шамана шаманят, призывая каждый своих покровительствующих заянов; в это время души этих черных шаманов борются между собою; если душа одного чернаго шамана в борьбе побеждает душу другого чернаго шамана, то победившая ест побежденную. Во время такой борьбы иногда душа одного чернаго шамана обращается в медведя или волка и гонится за душою другого шамана, душа котораго тоже обращается козулею или каким-нибудь другим животным и в таком виде гонятся друг за другом. Победитель, обратившийся в медведя или волка, догнавши своего противника, обратившагося в козулю или другое животное, обыкновенно съедает его. Это доказывает людоедство черных шаманов и покровительствующих им черных заянов, хатов и тэнгэринов. Иногда какой-нибудь черный заян ест душу шамана или простого бурята; у котораго шамана или простого бурята душа съедена, тот скоро помирает, потому что без души человек не может жить долго.

Здесь следует упомянуть и о черных кузнецах и об их заянах. Черные кузнецы и их черные заяны очень сильны и тоже едят людей. Черный кузнец делает человеческую фигуру, т.-е. модель какого-нибудь человека с конем, над которым делает обряд „амилха” (оживить), а потом вносит в кузницу, где, шаманя т.-е. призывая своих черных кузнечных [132] заянов, сделанную фигуру ставит на наковальню и разбивает молотом. После этого тот человек скоро должен помереть.

По мнению бурят, белые шаманы — представители добрых заянов, ухан-хатов, западных хатов и западных тэнгэринов. Белые шаманы не едят людей, как черные шаманы; также белые заяны, ухан-хаты, западные хаты и западные тэнгэрины не едят людей, которых и не приносили им в жертву. В честь белых заянов, ухан-хатов, западных хатов и западных тэнгэринов совершают религиозные обряды с жертвоприношениями в новолуние и всегда днем: „талганы” и „когрыки” — это обряды с кровавой жертвой, а „зухэли”, „гаргаха” и '''тэнгэри-дудаха”— с „тарасуном”, вином и молочными продуктами, но без животных.

Для религиозных жертвоприношений черным заянам, восточным хатам и тэнгэринам выбирают темную, безлунную ночь; для жертвы употребляют „саганъ”, т.-е. хурунгу из молочной пищи; при некоторых религиозных обрядах хурунгу вовсе не употребляют, а заменяют ее дегтем.

В талганах, совершаемых белым заянам, ухан-хату, западному хату и западным тэнгэринам большею частию, кроме животных, употребляется молочная пища; иногда талганы делаются из одной молочной пищи без животных, такие талганы вазываются „сагагар тахиха” или „идегэр тахиха”. В больших религиозных обрядах, например: „зухэли-гаргаха” и „тэнгэри дудаха”, вовсе недопускаются животныя, пролитие крови считается большим грехом, и ограничиваются только одною молочною пищею, тарасуном и вином; во время этих обрядов крик, шум, драка и ругань строго запрещаются, как для хозяев, так и для посторонних присутствующих.

При религиозном обряде „хун-долё”, давали человека в жертву черному заяну во время болезни; это означало, что за больного человека дают другого человека, т.-е. больного заменяют другим и желают умилостивить того чернаго заяна, который послал болезнь больному; тогда черный заян, приняв человеческое жертвоприношение и умилостивившись, пошлет выздоровление больному. Приведу следующее предание о „долё”.

Были два брата: один Тöмö, богатырь, который имел двух дочерей; а другой брат бедный Тэрму, имевший двух сыновей и двух дочерей. Однажды богатый Тöмö, в это время живший на местности Мадаган (ныне в Бильширском инородческом ведомстве), сильно заболел; вследствие этого он обратился к черному шаману, который сказал, что нужно делать жертвоприношение человеком, т.-е. долё. Тöмö совершил религиозный обряд так называемый „хун долё”. У Тöмö жила одна девица служанка, которую звали Боржихон; выбор чернаго шамана пал на эту девицу Боржихон, которую и принесли в жертву по [133] обряду хун-долё, как обыкновенно приносят теперь в этих случаях животных, но только с некоторыми особенностями. А именно: приступив к обряду „хун долё”, сделали все приготовления какия требуются, а потом эту девицу Боржихон убили, как обыкновенно колют животных во время религиозных обрядов; при этом взяли „жулдэ” (у унгинских бурят — „хурай”; иногда и унгинские буряты хурай называют „жулдэ”, но очень редко). После этого вышли на степь, где по обряду разложили огонь, на который положили тело убитой девицы головою к юго-востоку, и таким образом сожгли. По словам разсказчика, вперед на огонь положили жулдэ, а потом остальное тело. После этого религиознаго обряда „хун-долё”, богач Тöмö помер; это значит, что черный заян не принял жертвоприношения хун-долё; за богача Тöмö он не принял девицу Боржихон, которою желали его умилостивить.

Другое предание говорит, что богач Доно имел одного сына, который сильно заболел. Тогда, по совету чернаго шамана, совершили религиозный обряд „хун-долё”, для котораго взяли мужчину, выбрав одного работника из 25; этого избраннаго работника и принесли в жертву, как животное. При совершении религиознаго обряда „хун-долё” шаман шаманил следующим образом (привожу небольшой отрывок):

Пооле этого „хун-долё” сын богача Доно выздоровел. Это значит, что черный заян, которому устроили этот религиозный обряд „хун-долё”, принял жертву, т.-е. душу работника принял за душу сына Доно, а мясо черные заяны съели, как еду, и кровь выпили, как питье. Разсказчик место жительства Доно не мог сказать, а только сказал, что этот богач жил в нынешнем Балаганском округе.

Таким образом прежние буряты больного человека заменяли другим, посредством религиознаго обряда „хун-долё”, как ныне больного заменяют в долё животными. По мнению бурят, если человек сильно заболеет и должен помереть по воле заянов, то все-таки он с помощью хорошаго шамана может выздороветь, отдав на место себя какое-нибудь домашнее животное в „долё”; если же животное нельзя отдать, заяны не принимают, то может отдать какого-нибудь посторонняго человека из [134] соседей или же из родных вместо себя, тогда больной человек выздоравливает, а отданный человек заболевает и помирает; это у бурят называется „долё”, т.-е. замена.

В прежнее время, если к тяжко больному и умирающему призывали хорошаго и чернаго шамана, тогда соседи и родные больного сильно побаивались, чтобы шаман взамен больного не отдал одного из них. По приезде шамана, который находился у больного, соседи и родные принимали меры предосторожности: в юрте разводили большой огонь и ночью не спали, так как будто бы у не спящаго теловека душу трудно взять, она не выходит из тела, когда же человек спит, то его душу можно выгнать из тела и легко поймать.

В прежнее время, когда существовали жертвоприношения человеком вообще, то и долё тоже совершали человеком, но впоследствии этот обычай прекратился, хотя все-таки остались воспоминания об этих обрядах, ясно свидетельствующия о их существовании.

По мнению бурят, когда большой и черный шаман, по указанию больного или его домашних, шаманит ночью, тогда он ловит душу другого человека из соседей или из родных больного и отдает ее взамен больного, а душу больного освобождает из заключения и из цепей.

Белый шаман не может совершать обряд “долё” с человеческой жертвой, а животных может приносить в жертву.

Приведу два примера со слов бурят:

Один богатый человек сильно заболел и пригласил одного большого и чернаго шамана Хахул, который приехал к больному и начал совершать свои религиозные обряды; тогда один из соседей больного незаметно стал подслушивать, что они будут говорить между собою и кого будут отдавать в «долё» за больного. Он подслушал, что шаман Хахул и больной между собою согласились отдать в долё того самаго бурята, который подслушивал их разговор. Тогда этот бурят поехал в лес, взяв с собою тарасун; когда он приехал в лес с тарасуном, то совершил особый религиозный обряд «духаху», после чего вырубил маленькую сосну м при этом говорил: «я рублю шамана Хахул». Срубив сосну и взяв ее с собою, он приехал домой, налил в кадушку воды и начал ее болтать привезенною сосною, держа вниз верхушкою; при этом он говорил: «болтаю воду шаманом Хахул, пусть голова шамана Хахул кружится, рождение (происхождение) Хахула заблудится и происхождение Хахула одуреет». Таким образом он болтал воду в кадушке до утра. В эту ночь шаман Хахул шаманил, чтобы за больного отдать в «долё» уже другого человека, но никак не мог шаманить: голова его кружилась, заяны его не приходили на его призыв. [135] На другое утро шаман уехал домой и после этого он скоро помер, а также помер и больной.

Другой пример: В Закулейском улусе сильно заболел староста Ишигил, который был богат. Ишигил пригласил шамана Халта. Когда шаман Халта приехал к старосте Ишигилу, то соседи и родные его приняли меры предосторожности. Это было в летнее время; когда настала ночь, то соседи и родные старосты Ишигила зарядили ружья, а у кого не было ружья, те приготовили стрелы и луки; в юрте под порогом двери положили веник: по мнению бурят, когда духи или душа шамана придет, чтобы войти в юрту, то этот веник обращается в непроходимый лес, и тогда дух или душа шамана не может войти в юрту, через этот лес; в юрте развели большой огонь и в ожидании шамана не спали. В эту ночь шаману Халта сделали трость (хöрбо); ночью шаман Халта начал шаманить, и в это время душа шамана Халта, сделавшись медведем, отправилась к соседу старосты Ишигила Дармаю, котораго он, по указанию старосты Ишигила, хотел отдать в «долё» на место больного. Душа шамана Халта, под видом медведя, пришла к Дармаю, который в это время не спал. Медведь разобрал потолок юрты Дармая с северо-восточнаго угла и хотел войти в юрту; он уже вошел до половины тела в юрту, но в это время Дарма⁺⁾ увидел медведя и в испуге крикнулъ: «что делаешь, Халта!» а потом из ружья выстрелил в медведя, который упал на улицу и убежал. Соседи и родные старосты Ишигила так и не спали по ночам до тех пор, пока шаман Халта не уехал домой, а староста Ишигил помер.

Таких преданий в разных местах найдется много, но я ограничусь этими для примера.

Без шамана также можно отдать в долё другого человека. Если какой-нибудь бурят присужден заянами умереть и заболеет, или даже до болезни, он может за себя отдать другого человека, который за него должен помереть; это также называется «долё», или как обыкновенно говорят «долёхо», т.-е. отдать за себя другого человека, или замениться. В долё можно отдать чужих или из родных и даже из своих детей: но все-таки этот человек должен скоро помереть, потому что он только на время откупился, или заменился. Он опять может другой раз замениться, т.-е. отдать другого чоловека; но все-таки помирает скоро, лишь иногда может дожить до старости лет.

Если у кого-нибудь пропадет хороший конь, то, говорят, не нужно жалеть, так как хороший конь или скот пропадает за хозяина. Заяны хорошаго коня или другую скотину берут за человека, т.-е. за хозяина. Если этот конь не пропал бы, то [136] сам хозяин помер бы, а потому буряты говорят, когда хороший конь пропадет, то не нужно жалеть, так как он выручает своего хозяина, т.-е. конь идет в «долё» за своего хозяина.

При этом нужно обратить внимание на то, как относятся к больному или здоровому местные заяны, а также и другие заяны, которые или покровительствуют ему, или же нет; если он постоянно брызгает вино и тарасун и исполняет другие религиозные обряды заянам, тогда они его любят и защищают, стараются заменить другим.

В прежнее время обряд долё был самый распространенный между бурятами, в особенности в те времена, когда существовали человеческия жертвоприношения; в те давнопрошедшия времена, когда человек заболевал, тогда совершали «хун долё», т.-е. человеческое жертвоприношение, чтоб умилостивить какого-нибудь чернаго заяна; таким образом за больного человека отдавался другой взамен, чтобы больной выздоровел.

Сообщу одно предание о человеческом жертвоприношении и по какому случаю этот обычай прекратился.

По словам предания, в прежнее время жил один большой черный шаман, который после смерти сделался заяном. Этому покойному черному шаману в прежнее время приносили человеческия жертвы, но впоследствии этот обычай прекратился, вследствие приказания бурхана, который этого покойнаго чернаго шамана обратил в медведя; при этом бурхан приказал этому шаману более не принимать жертвоприношения человеком, а велел ему лизать свою лапу зимою и тем питаться; с этого времени прекратились человеческия жертвоприношения. После этого у бурят появился так называемый «бабаган-онгон», т.-е. «медвежий онгон».

Нынешние шаманы Унгинскаго Инородческаго ведомства «бабаган-онгон» призывают следующим образом:

А вот еще призывание «бабаган-онгон» со слов другого шамана: [137]

Медведь, по мнению бурят, прежде был большим черным шаманом, или, как иные говорят, шаманкой, которые обратившись в медведей хотели испугать самого бурхана. Бурхан, разсердившись, оставил их навсегда медведями³⁾. Вообще души чернаго шамана и шаманки обращаются в медведей в таком виде странствуют, куда им угодно, для исполнения своих намерений.

В прежнее время, при совершении зэгэтэ-аба (о котором мы уже имели случай говорить), мстительные и подозрительные начальники Галша и другие во время призывания какого-нибудь чернаго заяна, не выбирали ли кого-нибудь из людей от лица этого заяна, и если этот человек казался им вредным и подозрительным, то не приносили ли его в жертву?

Во многих жертвоприношениях черным заянам сохранились ясные следы человеческаго жертвоприношения и также в очистительных жертвоприношениях видны такие же следы, в обрядах: зя-гаргаха, орго-ама-тахалха и пр.

Может быть, белые шаманы, не желая совершать жертвоприношение человеком, обходили это так, что во время обряда делали человеческую фигуру, и сожигали на огне вместо человека. Все это может выясниться при дальнейшем изучении шаманства учеными специалистами.

25 апреля, 1895 г.

⁺⁾ Так в журнале – OCR.

¹⁾ Буквально следовало-бы: тайги старой как старуха.

²⁾ Здесь хöбши переведено „середина”. — „Хöбши” буквально — тетива лука, а здесь употреблено в смысле середины. Обыкновенно буряты говорят: „хэря хöбши”—дословно: тетива степи, т.-е. середина степи; точно также „гурбин хöбши” тетива долины, т.-е. середина долины.

³⁾ По преданиях великоруссов и малоруссов, старик со старухой, желавщие испугать Бога, обращены в медведей. Ред.