Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Сыркина И. А.
О бронзовых пластинках Истяцкого и Сузгунского кладов
из собрания Тобольского музея-заповедника

Материалы научной конференции, посвященной 100-летию Тобольского
историко-архитектурного музея-заповедника. Свердловск, 1975.
[26] – конец страницы.
OCR OlIva.

В мае 1962 года школьники из поселка тобольских судостроителей случайно нашли в лесу несколько десятков круглых бронзовых пластин. Диски лежали под вывороченной сосной: один из них — на поверхности земли, остальные — примерно на глубине 10-15 см.

Учащийся Затонской заочной школы Александр Саргин передал в Тобольский краеведческий музей 31 диск.

Место находки — Сузгунские юрты, расположенные на правом берегу Иртыша, в девяти километрах ниже устья реки Тобол. Рядом с юртами, несколько южнее, находится Голая сопка (Сузге-Тура), известная в археологической литературе как Сузгунская сопка. У подножия ее южного склона, в ложке, в 1948 году благодаря разведочным работам В. Н. Чернецова и В. И. Мошинской было обнаружено жертвенное место эпохи бронзы — Сузгун II. В 200 метрах от него располагается второй ложок, параллельный первому. Здесь и найден клад бронзовых пластин. Размеры бронзовых дисков из Сузгунского клада колеблются от 11,5 до 13 см в диаметре, толщина дисков от 22 мм до 0,8 мм. Даже на одном диске колебания толщины значительны. Все пластины имеют круглую форму с небольшими неправильностями и снабжены выступами, служащими продолжением плоскости дисков. Длина выступов колеблется от 1 до 2 см, ширина от 2 до 3 см. В большинстве случаев наблюдается закономерность: чем длиннее выступ, тем он уже. Пластины имеют выпукло-вогнутую форму. Выпуклая сторона тщательно отшлифована.

Бляхи изготовлены из так называемой «белой бронзы», в которой исследователи отмечают значительный процент олова. Внешняя сторона диска плакирована. Там, где имеются дефекты литья в виде наростов металла, плакировочный слой плотно не пристал и легко отходит. Коррозией на внешней стороне дисков покрылись лишь те участки, где отстало покрытие. В некоторых местах плакировочный слой потемнел. Внутренняя сторона, пластин покрыта значительным слоем патины. Диски изготовлены путем ковки с дальнейшей зачисткой и подправкой краев.

Наиболее близкой аналогией пластинам из Сузгунского клада можно считать истяцкие бляхи, описанные в свое время Гейкелем и более полно проанализированные В.Н. Чернецовым. Сходство отдельных дисков из Сузгунского и Истяцкого кладов настолько полное и в размерах, и в составе бронзы, и в технологии [26] изготовления (повторяется даже характер брака производства), что не остается сомнения не только в том, что они принадлежат одному времени, но и в том, что они сделаны как будто одним мастером. И все же отличие есть: бляхи Истяцкого клада носят следы долгого употребления, о чем говорит изношенность плакировочного покрытия, трещины и поломка некоторых экземпляров, процарапанные рисунки и т. д. Пластины Сузгунского клада совершенно новые, на них нет даже отверстий для подвешивания.

Сходство дисков позволяет надежную датировку Истяцкого клада, данную по бронзовому зеркалу ханьского времени (в пределах, конца первых двух десятилетий II века до н.э.) и изображению Артемиды (первая треть II века до н. э.)¹⁾ полностью отнести и к Сузгунскому кладу.

Кроме Истяцкого клада, бронзовые пластины, подобные сузгунским, были обнаружены в Пьяноборском²⁾ и Уфимском могильниках³⁾.

Естественно, что поверхностные сборы с разрушающегося памятника возле села Пьяный Бор не могли дать представления о назначении собранного материала. А.А. Спицын делает априорное заключение, что бляхи «по всей видимости, имеют связь с шаманским культом»⁴⁾. К мнению А.А. Спицына о назначении бронзовых блях подобного типа присоединяется В.Н. Чернецов: «культовое назначение блях несомненно, поскольку почти все они имеют процарапанные изображения мифологического содержания»⁵⁾.

А.П. Смирнов о назначении медных пластин из Уфимского могильника делает иное, чем А.А. Спицын, заключение: «Это был, по-видимому, панцирь, состоявший из кожи с нашитыми на него литыми медными пластинами»⁶⁾.

Значительное количество блях Истяцкого клада (по инвентарным книгам Тобольского музея оттуда поступило 92 диска, из них семь фрагментов), их разнообразие по размерам, по расположению отверстий, по наличию или отсутствию выступов и изображений в какой-то мере позволяют определить роль дисковидных блях не только истяцких, но и сузгунских, пьяноборских и уфимских. При тщательном рассмотрении истяцких пластин культовый характер их, несмотря на имеющиеся мифологические изображения, вызывает сомнение.

Отверстия на выступах располагаются на бляхах диаметром от 10 см и более. Пластины диаметром менее 10 см имеют отверстия или у края (такое расположение преобладает среди пластин диаметром от 8,5 до 10 см), или в центре (преобладает у пластин диаметром от 8 до 9,5 см). Две пластины диаметром 8,5 и 9,5 см имеют по два отверстия у края. Наиболее вероятное объяснение этому явлению можно дать, рассматривая истяцкие и сузгунские бляхи как панцирные пластины.

Е.В. Черненко пишет: «В состав набора одного панциря [27] очень часто входили пластины разной величины. Это можно объяснить стремлением обеспечить максимальную подвижность частей доспехов на животе, пояснице, в плечевом и локтевом суставах»⁷⁾. И дальше: «Основных отверстий было вполне достаточно для надежного крепления частей набора на основе. Свободно висящие пластины, закрепленные лишь в верхней части, обеспечивали воину, одетому в панцирь, максимально возможную подвижность»⁸⁾. К этому типу пластин можно отнести все пластины Сузгунского клада и пластины диаметром более 10 см из Истяцкого.

Но кроме основных на некоторых бляхах имелись и дополнительные отверстия. Назначение их, по мнению А. Лаппо-Данилевского, заключалось в том, чтобы помешать нижней части пластины подниматься при движении воина, когда острие оружия противника могло попасть под пластины. Такая система дополнительных отверстий использовалась лишь на рукавах или плечах доспехов⁹⁾. К этому типу пластин относятся две бляхи из Истяцкого клада, имеющие по краям два отверстия.

Характеристика истяцких блях

Пластины, имеющие отверстия в центре, по словам Е.В. Черненко, «были нижней частью оплечий кожаного панциря». Бляхи Истяцкого клада диаметром менее 9 см, имеющие отверстия в середине, по всей видимости, использовались с той же целью.

Назначение сузгунских и истяцких пластин для панцирного покрытия объясняет их форму и плакировку. Выпукло-вогнутая форма блях вызвана тем, что выгнутая пластина в два раза прочнее, чем ровная. Блеск защитного вооружения вызывал известный психологический эффект.

Панцири с круглыми пластинами редко встречаются на территории нашей страны. Хорошо изучены скифские и сарматские [28] доспехи, для которых характерны были небольшие продолговатые пластины. О самом раннем использовании круглых дисков для усиления защитной одежды воина говорит и И. М. Дьяконов. По его мнению, на длинных плащах, в которые одеты воины, изображенные на «штандарте из Ура» и на инкрустированной панели из замка Ишта в Мари (середина III тысячелетия до н.э.), нашиты круглые металлические пластины. Эти доспехи и рассматриваются им в качестве своеобразных панцирей¹⁰⁾. Древнейшие панцири с набором из круглых пластин открыты в Закавказье, в погребении X могильника у Паравана (конец III тысячелетия до н.э.)¹¹⁾. Круглые металлические пластины от панцирей были найдены в могиле XII—XI века до н. э. некрополя Артика Т. С. Хачатряном¹²⁾, в погребении I у Дилижана, Кедабеке, Полдиндаге, Доланоре, Гозлу¹³⁾. Все они датируются VIII—V веками до н.э.

В 1962 году А. О. Миацканян на материалах погребения (конца II — начала I тысячелетия до н.э.) из могильника у села Головино в Армении реконструировал панцирь этого типа¹⁴⁾. Панцири, укрепленные нашитыми на основу небольшими круглыми пластинами, получили распространение в эпоху бронзы на территории островной Греции. На Фесте, Крите (Кафри) и Кипре (Амафус и Далион) найдены части доспехов¹⁵⁾. В какой-то мере наши представления о том, как выглядели панцири с круглыми пластинами, могут дополнить изображения их. На барельефе, найденном в развалинах Танаиды (I век н. э.), изображен всадник в панцире из круглых пластин¹⁶⁾. Интересно заметить, что Танаида, возрожденная в I—II веке н.э., благодаря изменению торговых путей на Восток вела оживленные торговые сношения в этот период с Малой и Средней Азией, чем, возможно, и объясняется появление изображения здесь, столь не свойственного для Причерноморья защитного вооружения. Попутно отметим, что и А. Снодграсс, говоря о необычайности чешуйчатого панциря в античной Греции, приходит к выводу о ближневосточном его происхождении. Всадники, одетые в панцири из круглых пластин, изображены на фресках из Керченских катакомб, найденных в 1873 году¹⁷⁾. И наконец, литая массивная статуэтка из золота, приобретенная Герардом Миллером на Колывано-Воскресенском заводе и переданная им в Кунсткамеру в числе прочих древностей из сибирских могильников. Фигура всадника выполнена тщательно, выгравированы мельчайшие детали. «Всадник представлен в характерной одежде: туловище его заключено в узкий и короткий чешуйчатый панцирь с короткими рукавами, (заметим, что как бы для большей наглядности каждая круглая пластина, из которых состоят доспехи, передана одна подле другой. — И. С.), часть спины прикрыта поверх панциря родом рубахи, оставляющей грудь непокрытой, с вырезом на спине, стянутой у пояса и спускающейся ниже талии короткой юбкой, украшенной [29] по подолу круглыми металлическими бляхами, ноги защищены от холода узкими штанами или чулками, вдетыми в кожаные ботинки, вполне схожими с теми, в которые обуты ассирийские воины на барельефах. Голова воина покрыта мягкой шапкой, являющейся вариантом той формы, которая известна под названием «кирбасии» как отличительного убора скифов. Руки всадника, как и у известных по изображениям ассирийских воинов, обнажены почти от плеча, причем левая рука украшена у кисти браслетом»¹⁸⁾. Описание всадника напоминает тип среднеазиатского воина, в костюме которого чувствуется изрядное иранское влияние. Изображение всадника с Колывано-Воскресенского завода дает наиболее полное представление о том, как выглядел панцирь из круглых пластин, подобных истяцким и сузгунским.

Итак, можно сделать некоторые выводы. Во-первых, Сузгунский клад, имеющий полную аналогию с бронзовыми истяцкими пластинами, датируется первой половиной II века до н. э. Во-вторых, круглые бронзовые пластины из Истяцкого и Сузгунского кладов имели не культовое назначение, несмотря на мифологические изображения, имеющиеся на некоторых из них, а скорее употреблялись как защитные панцирные пластины.

Оба клада — Сузгунский и Истяцкий — принадлежали, по всей видимости, представителям одного из кочевнических азиатских племен, находившихся под сильным влиянием иранской культуры. Об этом говорят:

1. «Колоколообразная» форма истяцких шлемов, распространенная, по мнению Б.З. Рабиновича, в первые века I тысячелетия до н.э. на Древнем Востоке¹⁹⁾.

2. Наличие в Истяцком кладе котла «скифского типа» и наконечника копья (не поступили в фонды Тобольского музея).

3. Среднеазиатское происхождение панцирей с круглыми бляхами.

4. Присутствие в Истяцком кладе культовых изображений птиц «с личинами», образ которых, по мнению В. Н. Чернецова, «во всех своих деталях может быть понят лишь в свете иранского фольклора»²⁰⁾.

5. Принадлежность к Истяцкому кладу китайских зеркал, которые, по-видимому, употреблялись не по назначению и служили панцирными украшениями, о чем говорят отверстия в них.

Такое объединение вещей, носящих отпечаток влияния самых различных культур, можно объяснить принадлежностью их к представителям среднеазиатских кочевников, находившихся в конце I тысячелетия до н.э. в постоянных контактах не только с Ираном, но и с Китаем и греческими колониями.

¹⁾ Чернецов В. Н. Бронза Усть-Полуйского времени. МИА, № 38, стр. 164.

²⁾ Спицын А. А. Пьяноборский могильник. Материалы по археологии России, № 25. Спб., 1903, стр. 2. [30]

³⁾ Смирнов А. П. Железный век в Башкирии. МИА, № 58, М., 1957, стр. 35.

⁴⁾ Спицын А. А. Пьяноборский могильник, стр. 3.

⁵⁾ Чернецов В. Н. Бронза Усть-Полуйского времени, стр. 165.

⁶⁾ Смирнов А. П. Железный век в Башкирии. МИА, № 58, М., 1957, стр. 35.

⁷⁾ Черненко Е. В. Скифский доспех. Киев, 1968, стр. 28.

⁸⁾ Там же, стр. 30.

⁹⁾ Лanno-Данилевский А. Скифские древности. Спб., 1887, стр. 94.

¹⁰⁾ Дьяконов И. М. Общественный и государственный строй древнего Двуречья и Шумера. М., 1959, стр. 178, 179.

¹¹⁾ Куфтин В. А. Археологические раскопки в Триалетии. Тбилиси, 1941, стр. 101, табл. CXV.

¹²⁾ Хачатрян Т. С. Материальная культура древнего Артика. Ереван. 1963, стр. 60-61, рис. 9.

¹³⁾ Есаян С. А. Погребения VI—V вв. до н. э. в горах Шамшадина. СА,. 1965, № 3, стр. 232.

¹⁴⁾ Миацканян А. О. О раскопках могильников у села Головино (Армения). КСИИМК, вып. 46. М., 1962, стр. 63-71.

¹⁵⁾ Черненко Е. В. Указ. соч., стр. 147.

¹⁶⁾ Русские древности в памятниках искусства классической древности Южной России, вып. I. Спб., 1889, стр. 14, рис. 12.

¹⁷⁾ Русские древности в памятниках искусства, вып. II. Древности скифо-сарматские. Спб., 1889, стр. 68, рис. 35.

¹⁸⁾ Там же, стр. 47.

¹⁹⁾ Рабинович Б. З. Шлемы скифского периода. ТОИПК, т. I, Л., 1941, стр. 120-127.

²⁰⁾ Чернецов В. Н. О проникновении восточного серебра в Приобье, стр. 116.