выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
К разделам: Славяне | Турция
| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Славяне | Турция | |
Россия, Польша и Причерноморье в XV–XVIII вв. М., 1979.
{147} – конец страницы.
OCR OlIva.
Из тех слов, которые означают в османо-турецком языке рабство, в польском языке прочно принялся термин, называющий военного пленника словом «есир» (esir) в форме «ясырь» (jasyr). Одновременно произошло перемещение его значения — от конкретного к абстрактному.
В польском языке слово «ясырь» означает турецкий или татарский плен. Стоит отметить, что в османо-турецком языке слово «есир» означало также попросту раба, а производное от него «есирджи» (esiridzi) — торговца рабами. Такое расширение значения слова связано с тем фактом, что немусульманское население, взятое в плен во время войны, составляло в соответствии с принципами мусульманского права основную группу рабов. Кроме того, легальной основой статуса раба ислам признает лишь наследование этого статуса. Ему неизвестны другие источники рабства, такие, например, как рабство за долги. Тот, кто родился на территории мусульманского государства, т.е. «исламского мира» (dar al-islam) свободным человеком, не может быть превращен в раба. Этому принципу противоречило лишь принудительное отбирание христианских детей на территории Османской империи, так называемое девширме (dewszirme). Имели место и другие случаи его нарушения. Тем не менее число людей, превращенных в рабов вопреки мусульманскому праву было, по всей вероятности, небольшим. Большинство рабов, как отмечают европейские повествовательные источники, были военнопленными. А среди них рабы русского и польского происхождения перечисляются на первых местах наряду с немцами (австрийцами), грузинами и эфиопами. На самых тяжелых работах, например на галерах, в XVI и XVII вв. использовались главным образом, пожалуй, славяне.
До сих пор нет каких-либо исследовательских работ, посвященных рабству в Османском государстве. Историки считают, что это явление играло незначительную роль {147} в тогдашней общественной структуре Турции. Особенно эту проблему обходят современные турецкие историки. Симптоматическим кажется тот факт, что «Общественно-экономическая история Турции», написанная Мустафой Акдага, два тома которой уже изданы под эгидой Турецкого исторического общества, совершенно не затрагивает этой проблемы. Некоторые статьи по частным вопросам содержит «Словарь исторических терминов» Мехмеда Зеки Пакалина, но в нем нет общей статьи на тему рабства. Даже новая «Энциклопедия ислама» ограничивается лишь описанием юридического положения рабов.
Формально-правовой подход облегчает идеализацию судьбы рабов. Так, английский ученый Ч. Боуэн утверждает: «Рабы в исламе являются или являлись собственностью своих господ, имевших над ними абсолютную власть. Но их служебный статус (servitude) почти не приводил к какому-либо общественному неравенству». Такой взгляд правомерен лишь по отношению к привилегированным, которые оказались рабами самого падишаха. Именно перед ними через корпусы (так называемых «рабов Порты» — adzemi и jeniczeri), а также школы пажей (iczoglani) был открыт путь к высоким должностям, высокому общественному положению и богатству. Издавна говорят и пишут, что в Порте, если кто-либо имел соответствующие квалификацию и счастье, мог дойти даже до должности великого визиря. Известно, что по крайней мере со времени Мехмеда Завоевателя большинство высших офицерских и административных кадров вышло из рядов рабов. Европейские авторы прошлого времени считали, что даже на верху своей карьеры эти люди оставались рабами в полном смысле этого слова. Англичанин Рико писал в XVII в.: «Если бы кто-нибудь захотел, как следует понаблюдав, правдиво описать турецкий двор, то ему пришлось бы признать, что это не что иное, как тюрьма, полная рабов, которые ничем не отличаются от тюрьмы на галерах, разве только тем, что на более опрятном месте и в более дорогих цепях сидят».
Точно так же польские авторы в XVI и XVII вв., как, например, Ожеховский, ошибочно утверждали, что османская армия отличается невысокими боевыми качествами, поскольку состоит из рабов нетурецкого происхождения. В этом месте следует подчеркнуть, что, называя этих людей, принадлежавших к высшим слоям османского {148} общества, рабами, мы допускаем неточность с точки зрения права. Они были не рабами, но вольноотпущенниками и в соответствии с принципами мусульманского права между ними и господином имели место отношения типа клиент — патрон. По мнению Халила Инальцика, наряду с арабским институтом mewla, определявшим отношения именно этого типа, в Османской империи следует также искать влияния монгольского института нукеров (nökeri).
Оценка диаметрально изменится, если вместо этой привилегированной группы мы будем рассматривать положение всей массы рабов. Поэтому болгарский ученый Бистра Цветкова утверждает, что рабы были лишены в Османской империи каких-либо человеческих прав, что их положение было хуже, чем рабов античного мира. Но с этим крайним мнением тоже трудно согласиться.
Разная оценка прежними и современными историками доли рабов невольно наводит на мысль, которую обычно не принимают во внимание, а именно: в Османской Турции раб рабу не был равен. Если речь идет о высокой мобильности в османском обществе, о том, что даже рабу — а в XVI и XVII вв. прежде всего рабу — был открыт доступ к наивысшим должностям, то следует определить, какой категории рабов это касалось.
Забирая в ясырь людей из соседних государств, турки увеличивали состав населения своей страны, а вместе с тем и численность воинских контингентов. Этот процесс совершался в определенных юридических формах. Прежде всего, следует сказать о так называемом pendzik, по которому одна пятая часть пленных, захваченных во время войны с неверными, являлась собственностью падишаха. Известно, что эти пленные специально отбирались. Кроме этого пути, существовала возможность выдвинуться в общественном отношении у рабов пашей, беев и высших военных чинов (askeri). Будучи отпущенными на свободу, если они годились к участию в войнах, они тоже приобретали статус askeri, т.е. военных. Однако турки нуждались в иностранных пленных не только для управления государством или для увеличения своего войска, но также и для выполнения разных хозяйственных работ.
Рассматривая вопрос о социальной подвижности, следует помнить о том, что такие возможности были {149} ограниченными. Подобной перспективы была лишена категория подданных, определяемых названием райатов (reaja). «Сын райата является райатом» — гласила классическая османская формула. Она распространялась и на рабов райата. Вольноотпущенник райата становился райатом.
Кроме того, известно о существовании в XVI и XVII вв. особой категории крестьян из рабов, так называемых ortakczy kullar, поселенных в султанских владениях (havassi-i numajun). Они наделялись участками земли для возделывания, снабжались необходимыми орудиями труда и семенами. За это половина полученного ими урожая шла в казну султана. Кроме того, их обязывали нести такие повинности свободных крестьян reaja, как например, öszür, или десятина, а если они не приняли ислама, то должны были также платить дань (haracz). Надзирал над ними специальный чиновник султана — «амин» (emin), от которого, как следует из документов, они пытались утаить часть урожая. Власти старались сохранить замкнутость этой социальной группы. Рабам, входившим в категорию ortakczy, разрешалось жениться, но жен они могли выбирать только в своей среде. Они были полностью подчинены своему надзирателю — эмину. Территория деревни была закрыта перед чиновниками извне, и даже наказывать их можно было только с ведома эмина.
Об этих сторонах османской системы следует помнить, рассматривая проблему ясыря в тогдашней Речи Посполитой. В польской историографии этот вопрос изучен слабо. Он интересовал польских историков, изучавших отношения с Востоком, таких, как Б. Барановский, Я. Паевский и Я. Рейхман. Были изучены лишь некоторые аспекты. Довольно много внимания было уделено истории поляков, взятых в плен татарами или турками и сделавших карьеру в Турции или Крыму, таких, как Иоахим Страж (Ибрагим-бей), Ян Кердей (Саид-бей), Войцех Бобовский (Али-Бей), Цегельский (Ислам-бей). Некоторое внимание было уделено вопросам, связанным с выкупом пленных; опубликованы ферманы турецких султанов, касавшиеся их освобождения.
То, что интересующая нас проблема до сих пор не изучена глубже, объясняется, пожалуй, некоторыми объективными причинами. Довольно трудно отыскать соответствующие источники. Исключительно важное значение {150} имеют здесь архивные источники, причем нет сомнений, что фонды польских архивов могут оказать лишь частичную помощь в изучении проблематики ясыря. Необходимо прежде всего получить доступ к турецким архивным фондам и провести в них продолжительный розыск, что для польских историков по объективным причинам до сих пор было невозможным.
Развитие турецкой экспансии в XV в. привело к прямому столкновению польских и турецких государственных интересов. Попытка разгромить возрастающую мощь Турции, предпринятая Владиславом Варненьчиком, к которой в определенной степени было привлечено и польское рыцарство, закончилась неудачей. Польша Ягеллонов также не сумела успешно соперничать с турецким влиянием в районе Черного моря. Подчинив себе Крымское ханство, завоевав Килию и Белгород, Турция прочно обосновалась в этом районе и могла контролировать Молдавию и Валахию. Поход Яна Ольбрахта оказался безуспешным. В XVI в. обе стороны воздерживались от крупных военных начинаний. Это был период относительного спокойствия и нейтральности, прерываемых, отдельными походами, организуемыми турецкими центрами на северо- западном побережье Черного моря, и ответными действиями польского рыцарства.
Положение изменилось в XVII в., когда нейтральность перешла в открытую враждебность, выразившуюся в целой серии войн, проводимых с переменным успехом. Турецкая угроза Речи Посполитой перестала существовать после отпора, данного туркам под Веной Яном Собесским, и после Карловицкого договора, заключенного в 1699 г. В XVIII в., в период кризиса обоих государств, их взаимные отношения снова улучшились.
Данная характеристика польско-турецких отношений является, безусловно, упрощенной, мы оставили в стороне мотивировки и причины такого положения вещей. Для нашей темы существенно лишь то, что на протяжении длительного периода, во время которого Польша и Османская империя успели пережить свой расцвет и упадок, в Турции всегда имелось определенное количество ясыря с польских, литовских и украинских земель, входивших в то время в состав единого государственного организма. Ведь даже в XVI в., когда польско-турецкие {151} отношения в годы правления в Польше Сигизмунда Старого и Сигизмунда Августа, а в Турции — Сулеймана Великолепного были действительно хорошими (о чем убедительно свидетельствует заключение в 1533 г. прочного мирного договора вместо предшествовавших ему кратковременных перемирий) на территории Турции имелось значительное число рабов польского происхождения. Нам известны выдающиеся поляки того времени, достигшие высоких должностей при османском дворе. Иоахим Страж — Ибрагим-бей, взятый в ясырь ребенком, ряд лет был главным переводчиком Высокой Порты. Он не раз приезжал в Польшу с разными миссиями. Несколько ранее в турецкой дипломатической службе действовал Ян Кердей (Саид-бей). О том, что в XVI в. в Турции было много польских пленных, свидетельствуют также посольские инструкции и дипломатическая переписка между Высокой Портой и коронной канцелярией Польши. Вопрос освобождения польских подданных из плена в них появляется постоянно.
По феодальной традиции поставщиками ясыря в Стамбул и другие турецкие города прежде всего были татары — «охотники за врагами», как их часто называли османские авторы. Для Крымского ханства с его слабо развитым сельским хозяйством, с населением, состоящим частично из родоплеменных групп, ведущих традиционный кочевой образ жизни, грабеж соседних стран был главным источником дохода и условием благосостояния.
Поэтому крымские, нагайские и буджакские татары отправлялись за скотом и ясырем на территорию Польши, Литвы, а также Московской Руси. Выгода, получаемая от рабского труда, а еще больше, пожалуй, прибыль от продажи рабов на турецком рынке, либо же от больших сумм, уплачиваемых в порядке выкупа, если в плен попадал богатый человек, семья которого могла заплатить такой выкуп, давали Гиреям и богатым крымским родам средства для роскошной жизни, а рядовым членам орды позволяли выжить, особенно в часто повторяющиеся периоды голода. Татары нередко открыто признавались в такой экономической мотивировке своих действий. Они так же упорно не соглашались возвращать пленных без выкупа. Эти вопросы освещены в письме великого крымского визиря Сефера-Гази-аги, адресованном Миколаи Пражмовскому: {152} «Послы, да и разные коронные посланники, не хотят уходить от нас без ничего, не взяв по нескольку рабов. О чем, ваша светлость, изволь ведать, ибо мы не можем безвозмездно от наших татар брать рабов… Нам приходится платить за них такие суммы, в которые они оценивают их. Хотя они и оценивают, но им это в убыток, да и нам не на руку, что приходится такие суммы платить, когда берем такого раба от татарина, чтобы отдать послам вашим, которых множество. А у ваших татарских людей нет другого богатства, кроме рабов, ибо они — их плуг и коса».
В соответствии с исторической правдой следует подчеркнуть, что жертвами татарских набегов, если иметь в виду земли Речи Посполитой, чаще всего становилось украинское население, или же, как его прежде называли,— русинское, а по терминологии турок и татар — русы.
На основании разных источников можно показать, что польской стороне нелегко было противодействовать тогда крымскому натиску. Из исследований, проведенных недавно М. Хорном, следует, что в первой половине XVII в. Польша делала для защиты своих русских воеводств от крымских набегов гораздо больше, чем считалось прежде. Но, признавая, что татарские набеги наносили огромный ущерб землям, входившим в состав Речи Посполитой и прежде всего ее восточным окраинам, заселенных русинами, мы не можем не зафиксировать и того факта, что территории Московской Руси на протяжении рассматриваемого времени оказывались в аналогичном положении. Крымское ханство попеременно вело борьбу то с одним, то с другим своим восточноевропейским соседом. Оно организовывало грабительские набеги то на земли Московского государства, заключая при этом союз с Польшей, то на территории Речи Посполитой, вступая в данных случаях на путь сближения с Москвой. В выработке этой тактики Крымского ханства, как подчеркивалось в историографии, играли роль не только экономические, но и политические причины. А.А. Новосельский справедливо отверг взгляды, в соответствии с которыми направление крымских набегов зависело лишь от того, какая сторона приносила больше выгод, больше даров и упоминок.
И действительно, при объяснении тактики лавирования крымской дипломатии между Московской Русью и {153} Речью Посполитой следует, пожалуй, учитывать стремление Бахчисарая сохранять равновесие сил в Восточной Европе. Как отмечалось в исторических исследованиях, Крым на протяжении XVI—XVII вв. успешно добивался этих целей, совершая нападения то на одного, то на другого своего северного соседа. Следует, однако, учитывать, что при этом Крым избегал установления прочных и длительных союзов как с Московской Русью, так и с Польско-литовским государством (исключением был первый период правления Менгли-Гирея в конце XV в., когда он, зная о союзе Польши с Волжской ордой, выступил последовательным противником Польско-литовского государственного объединения).
Такая тактика Крымского ханства не была изолирована от политики Порты.
Со времени покорения побережья Крыма турецким флотом под предводительством Ахмета Гедика-паши ханство Гиреев попало в вассальную зависимость от Высокой Порты «под верховенством Оттоманской Порты», как гласит название незаменимой до сих пор «Истории Крымского ханства», написанной выдающимся русским востоковедом В.Д. Смирновым. Каждый новый хан получал инвеституру от османского султана. Поэтому вполне понятно, что политика Крыма, зависимая от Порты, обсуждалась польскими послами не только в Бахчисарае, но и в Стамбуле. Правда, при этом правители Турции и Крыма часто делали вид, что татарские набеги происходили стихийно, без их санкции. Даже если Высокая Порта передавала польскую жалобу в Крым, в ответ можно было услышать, что польский король запаздывает с уплатой подарков (так польская сторона называла дань, которую неоднократно соглашалась уплачивать хану, или налога (турецкое vergi), как пишут турецкие и крымско-татарские источники). А если, несмотря на уплату дани, совершались грабительские набеги, ханы оправдывались тем, что это происходило без их ведома.
Так выглядели широкие политические предпосылки крымских походов на земли Московской Руси и Речи Посполитой, тех походов, которые обеспечивали Крыму и Порте поступление ясыря.
Как же практически осуществлялся этот сбор ясыря на территориях Восточной Европы вообще и Речи Посполитой в частности? {154}
М. Хорн составил недавно хронологию и установил территориальные границы татарских набегов в первой половине XVII в. Он насчитал их 76, в 1606—1649 гг. это были набеги разного типа. Автор делит их на три вида: генеральные походы, большие и, наконец, небольшие. Интересны его попытки определить величину ясыря в каждом типе; во время генерального похода забиралось до 5 тыс. пленных, в больших — до 3 тыс., в небольших — в среднем около 250 пленных. Мимоходом можно заметить, что подобное деление было известно также туркам того периода. Известный турецкий ученый XVII в. Катиб Челеби называет на первом месте походы, организуемые ханом или членами его семьи и называемые sefer. Затем он называет экспедиции меньшего значения, называемые по-турецки czapul, от чего происходит польское слово czambul. Наконец, грабительские набеги совсем уже небольших отрядов, так называемые besz basz, т.е. буквально «пять голов».
Кроме крымских татар, набеги на Польшу устраивали также орды, находившиеся в некоторой зависимости от власти хана. В первой половине XVII в. особенно прославился своими набегами предводитель буджакских татар Кантимир-мурза, т.е. «Кровавый меч». Протоптанными путями, которые в исторической литературе имеют свои названия — Кучманский, Черный и Валахский, на земли Речи Посполитой вторгались ордынцы. Избегая крупных оборонительных центров, они захватывали добычу и часто уходили с ней прежде, чем удавалось организовать оборону.
Случалось, что и само население, даже без помощи армии, успешно боролось с татарскими набегами. Например, в 1621 г. во время Хотинской войны, когда Кантимир-мурза дошел до самого Люблина, на обратном пути, под Каменец-Подольском, на него напали горожане и крестьяне. Ясырь удалось отбить и доставить в город.
В XVII в. важным источником ясыря были походы турецких войск. Для турецких воинов ясырь был лакомым куском. Случалось, что перед походом турки брали от стамбульских торговцев задаток на пленных, которых намеревались доставить. Кроме этих, своего рода официальных походов, турецкие начальники нередко организовывали небольшие походы собственными силами на Подолье и Волынь с территории Молдавии или из причерноморских {155} крепостей Очаков, Аккерман, Килия, где были расквартированы турецкие гарнизоны и где собирались купцы, занимавшиеся торговлей рабами. Неоднократно сами купцы были инициаторами походов.
Захватом людей на польских территориях занимались также турецкие купцы, ездившие в Москву и обратно через земли Речи Посполитой «не по обычным дорогам, ибо если бы они хотели делать это на обычных дорогах, то опасались бы, что им это было бы запрещено», — говорилось в посольской инструкции Петра Зборовского.
Случалось также, что нечестные посредники уводили беглых крестьян на турецкую территорию либо продавали их там как рабов. Таким образом, по-разному можно было попасть в турецкий плен и этот увод пленных приносил Речи Посполитой значительный ущерб.
Нет сомнений, что ясырь был одной из главных причин претензий, выдвигаемых в адрес Османской Турции и Крымского ханства. Соответствующий пункт, касающийся освобождения пленных, постоянно включался в так называемые примирительные письма, посылаемые турецкими султанами королям по их просьбе. К примеру, в примирительном письме Мурада III, отправленном Стефану Баторию, второму после Генриха Валуа польскому королю, который, между прочим, был избран на польский трон по турецкой протекции, султан позволял «людям короля» (kyralyn adamlary) выкупать пленных польского происхождения (Lihlü), которые не перешли в ислам и остались христианами:
1) «людям короля» дозволяется разыскивать таких пленных и выкупать их по согласию их господ;
2) им дозволяется с выкупленными пленными уйти из Турции, и никто не может помешать им в этом;
3) если во время действия договора кто-либо из подданных обоих государств будет взят в плен, следует освободить его без выкупа;
4) что касается пленных, захваченных ранее, то королевские люди могут забирать их с мест, где они находятся, а господам не разрешается требовать слишком большого выкупа;
5) пленные, которые перешли в ислам, должны быть освобождены.
Подтверждение этой процедуры мы находим в дипломатической переписке. Например, великий визирь Семиз {156} Али-паша сообщал в письме Сигизмунду Августу в 1564 г., что султан благосклонно принял посла Язловецкого и выдал ему польских пленных христиан. Тех же, которые перешли в ислам, он отпустил на свободу.
Стоит подчеркнуть пункт, касающийся перешедших в ислам пленных, ибо существует довольно распространенное мнение, что переход в ислам, отуречивание как бы автоматически давало свободу. Отпуск на свободу пленных, принявших ислам, зависел от доброй воли господ. Освобождение было поступком, рекомендуемым шариатом, но во всей истории ислама, в самого начала этой религии, существовали рабы-мусульмане. Мусульманское право говорит только о том, что мусульманина нельзя превратить в раба. Если же он раб от рождения или же стал рабом как военнопленный, т.е. был частью военных трофеев, ибо именно так определяли на Востоке захваченных во время войны людей, то он остается рабом до тех пор, пока не получит от своего господина освободительной грамоты или же не будет освобожден по устному заявлению. Единственно исключение — мать мужского потомка (umm walad), автоматически получавшая свободу после смерти господина, который был отцом ребенка. Это последнее правило действовало, впрочем, не только на мусульманском Востоке, оно применялось также в Древней Руси, ибо о нем говорится в «Русской правде».
Переход в ислам вводил пленного в мусульманское общество, из которого ему нельзя было выйти ни под каким видом. Вот почему в примирительных письмах говорится о том, что перешедшие в ислам не могут возвратиться в Польшу, а лишь могут быть отпущены на свободу.
Освобождение пленных, формальным основанием чего служили примирительные письма, было одной из самых трудных задач послов, хотя и подкреплялось специальными письмами, адресованными кади. Петр Зборовский жаловался, что ему грозила серьезная опасность со стороны тех турок, от которых к нему бежало более двадцати польских рабов, «так что по требованию bacz tynem, получив обещания, я отдал их всех, записав имена, ибо сам опасался опасности с их (турок. — В.X.) стороны, а обещали мне, что воистину всех вернут, только как следует расспрося, где взяты, как проданы, чтобы те, {157} что их купили, могли получить свои деньги, а те, что вопреки перемирию их захватили, будут наказаны».
Радиус действий посла и его людей был ограничен главным путем, по которому они добирались до Стамбула и обратно. Известия о том, что производился более широкий розыск, редки. Однако, например, в посольском отчете Якуба Вилямовского говорится, что его переводчик Миколай вместе с чиновником Порты отправился на поиски пленных. Небольшие фонды на выкуп пленных имели все польские послы. Государственная казна лишь в исключительных случаях отпускала средства на эту цель. Таким образом, эти средства получали послы от частных лиц. Удавалось освободить лишь немногих пленных. По-видимому, группа возвращавшихся пленных не превышала нескольких сот человек. Например, Войцех Мясковский говорил, что привел 217 пленных. По правде говоря, это много, если принять во внимание, что тринитарии за время своей почти столетней деятельности в пользу Польши выкупили всего 517 человек. И тем не менее такая практика существовала.
Кто был богат, мог сам себя выкупить через родственников, а часто через купцов, торговавших с Востоком. Такое право дал им, например, Мехмед III в письме к Сигизмунду III, отметив, что основанием для определения размера выкупа было заявление хозяина раба, сделанное под присягой.
Несмотря на все договоры и распоряжения султанов, провинциальные сановники не всегда охотно их выполняли. Об этом свидетельствует письмо, в котором Селим I повторил приказ санджакбею Аккермана возвратить всех пленных, захваченных в Польше во время набегов местных турок сообща с аккерманскими татарами.
В выкупе часто посредничали армяне или польские караимы. Однако не подлежит сомнению, что вся эта деятельность в небольшой степени уравновешивала убыль населения из-за захвата ясыря. Постоянная угроза, какой подвергались юго-восточные границы, была важным политическим фактором. Тем не менее в данных условиях Речь Посполитая, ведущая военную политику против России, не была в состоянии решить проблему ясыря.
Написать нам: halgar@xlegio.ru