Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Степь – монголы | Рецензии

Фирсов Н.Н.
[Рец. на:] Д-р Эренжен Хара-Даван.
ЧИНГИЗ-ХАН, КАК ПОЛКОВОДЕЦ, И ЕГО НАСЛЕДИЕ.
Культурно-исторический очерк Монгольской империи XII—XIV века. Издание автора. Белград, 1929 года.

Труды общества изучения Татарстана.
Том первый. Казань, 1930. Стр. 179-180.

Автор считает Чингиз-хана великим творческим гением. Именно он создал громадную империю монголов. Не явись Чингиз-хан, — никогда монгольские отдельные племена и роды не объединились бы в монгольский народ: лишь этот необыкновенный человек, лишь этот „герой", посланный в среднеазиатские степи „Вечно Синим Небом", внушил монгольским ордам самосознание и своею гениальною деятельностью вывел их, как единый монгольский народ, на историческую сцену. Он и устроил гигантскую монархию, которой по величине не было равной в мире, по хорошему. Дал отличный кодекс законов (Джасак), и хотя первою статьею этого кодекса п о в е л е в а л — он был неограниченный властелин — „веровать во единого бога, творца неба и земли, единого подателя богатства и бедности" и пр., однако, в своем громадном и потому, естественно, пестром государстве он установил такую полную широкую веротерпимость, что она должна была бы пристыдить Западную Европу, в которой не только тогда, во времена Чингиз-хана, но и после него, в течение нескольких столетий „пылали костры инквизиции". Чингиз-хан был божественно прозорлив и для отдельных отраслей управления умел выбирать людей самого лучшего, самого благородного человеческого типа. Поэтому дела шли хорошо. Управлял сам Чингиз-хан со своими прекрасными, под стать ему подобранными помощниками. Он стоял во главе аристократии. Народоправством в его великой империи и не пахло. „В империи Чингиз-хана", говорит автор, „не было ни одного, так называемого, выборного органа". Правда, от времени до времени созывалось общее собрание чинов — „Курултай" — своеобразное „народное собрание", но и на нем не практиковалось голосования, а было только „провозглашение", и Чингиз-хан считал себя не выбранным, а провозглашенным властелином. И автор подчеркивает, что и этим он был обязан отнюдь н е н а р о д у. Чингиз-хан был гениальный дикарь, не желавший, чтобы монголы расстались с кочевым бытом, но в то же время он не только не чуждался просвещения для своего народа, но положил прочные основания для культурной жизни в его необъятных владениях. Самодержавный посланец бога, Чингиз-хан, в них насадил все-таки не восточную деспотию, а нечто отличное от нее. „Империя Чингиз-хана", утверждает автор, „управлялась на строгом основании закона, обязательного для всех, начиная от главы государства и кончая последним подданным. Это осталось без изменения и тогда, когда империя, включив в свои пределы соседние культурные государства с оседлым населением, потеряла характер кочевой державы". Таковы вкратце представления автора об исторической роли Чингиз-хана и о возглавлявшейся им монгольской империи. Не трудно увидать, что автор не столько исследует исторические явления и факты, сколько воспевает своего излюбленного героя, освещая лучами его славы и его „дела", наполнившие собой всю историческую сцену Азиатского и отчасти Европейского материка. Отсюда, само собой, понятно, что многие существенные вопросы, неразрывно связанные с образованием чингизовской монархии остаются в стороне, их даже не ставит автор, он их не видит, они заслонены пред его глазами легендарной личностью Чингиз-хана с его колоссальной, нечеловеческой „волей". В числе таковых первое место принадлежит вопросу об экономической картине на той громадной территории и в ту эпоху, где и когда создавалась империя Чингиз-хана. В этой-то картине, в экономических условиях момента и лежит, несомненно, ключ для научного разрешения вопроса о создании монгольской империи Чингиз-хана. Широкое и разностороннее торговое движение, охватывавшее громадные пространства Азии и Восточной Европы, есть тот великий фактор, с изучения которого и надо было бы начать исследование: тогда выяснилось бы, что воля и гений Чингиз-хана не были самодовлеющими, какими-то абсолютными величинами, а подчинялись действию объективных экономических причин, и значение их было только относительным. — Этим основным экономическим фактором, по всей вероятности, должна объясняться и похвальная веротерпимость правительственного режима Чингизовой монархии, устранявшая рознь и вражду между ее многочисленными и разными по вере народами, а, следовательно, устранявшая и посторонние коммерческим оборотам поводы к затруднениям и даже прекращению торговли. Далее, — на протяжении всего своего сочинения только славословя, автор не дает реальной характеристики действительных отношений в империи Чингиз-хана. Классовая точка зрения ему совершенно чужда. У него в империи великого хана все обстоит благополучно. Все довольны и лишь «провозглашают», но отнюдь не „голосуют" и, значит, не борятся. Отеческое самодержавие Чингиз-хана мудро и справедливо управляет великим государством на основе прекрасных законов и при помощи прекрасных же, удачно назначенных, отдельных начальников. Народ в этом государстве вообще безмолствует, пребывая в полной преданности и безусловном повиновении властителю. Словом, рисуется полная социально-политическая идиллия в этой исключительной и удивительной монархии. Едва-ли надо доказывать, что такая картина весьма далека от подлинной действительности. Но у автора же есть некоторые указания, позволяющие думать, что в монархии Чингиз-хана коренились серьезные социально-политические и экономические противоречия, почему жизнь не могла обойтись без внутренних тяжелых трений и борьбы. Чингиз-хан стоял во главе аристократии, т.е. богатого феодального класса, а трудовая народная масса неизбежно была в зависимости от него и эксплоатировалась им. Следовательно, Чингиз-хан стоял во главе сравнительно не столь многочисленной группы эксплоататоров; с нею, с этой группой, он только и считался, — и автор старательно подчеркивает, что народ б аристократической монархии Чингиз-хана не имел никаких прав, а только обязанность беззаветно отдавать все свои силы на службу и борьбу за интересы верховного повелителя или, что то же, за интересы своего феодально-торгового класса. При помощи замечательной военной организации, они побеждал в кровавых и разрушительных войнах всех его конкурентов, он и создал под конец единую монгольскую монархию, отвечающую единству громадного коммерческого оборота, но он, этот монгольский народ, не мог быть удовлетворен в созданном им грандиозном государственном соединении, потому-что он был нищ и бесправен, а в качестве такового он не мог не считать своими врагами своих господ, не мог воспитывать в себе особый государственный патриотизм. Государство, хотя и его руками созданное, было не его, а феодально-буржуазной аристократии, и потому у порода сравнительно ненадолго хватило энергии его поддерживать. „Latifundia", писал когда то Плиний „perdidere Italiam“ (Латифундии — громадная поземельная собственность — погубили Италию). Огромные владения монгольской аристократии и основанная на них и на связанных с ними коммерческих предприятиях ее (аристократии) власть над громадной территорией погубила эту великую монархию. Самодержавно-аристократические и плутократические государства вообще непрочны. На эту сторону следовало бы автору обратить внимание. Это — «отрицательная сторона, а почтеннейший автор хорошо выяснил лишь положительную сторону монархии Чингиз-хана. Из культурного наследства, оставленного ею другим народам, и прежде всего народам Восточной Европы, собравшим в конце концов большую часть владений монгольской державы под власть нового государственного средоточия (Москвы и Петербурга), особенное значение имела веротерпимость, сослужившая свою политическую службу в начале процесса и почти совершенно утраченная государственным центром с теченьем времени. Но какими бы культурными благами и техническими удобствами управления ни снабдила Чингизова держава чрез Золотую Орду Россию, это обстоятельство не дает нам ни малейшего права мечтать о возрождении величайшего государства Великого Монгола, может быть действительно величайшего из правителей на тех основаниях, на каких оно существовало. Оно бесповоротно отжило свое время умерло и не оживет. И нет нужды, вслед за автором, вздыхать об этом народам, входившим в состав Монгольской державы; пред ними лежит новый путь к жизненному строительству — на новых, не националистических, не аристократических и буржуазных, а на интернациональных и истинно социалистических основах.

Проф. Н.Н. Фирсов.