Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделу Гунны

Ермолова И.Е.
Общественный строй гуннов последней четверти IV — начала V в.

Древнейшие государства на территории СССР.
Материалы и исследования. 1982 год. М., 1984.
[229] – конец страницы.

Вопрос об общественном строе гуннов является наименее разработанным в истории этого народа, так как по данной проблеме в исторических источниках сохранилось очень мало сведений. Особенно скудно освещен начальный период пребывания гуннских племен в Европе, то время (последняя четверть IV — начало V в.), когда они находились на территории нашей страны, в Северном Причерноморье. Знания греческих и латинских авторов о них носят по преимуществу этнографический характер.

Поэтому предметом немногочисленных специальных исследований является социальная структура державы Аттилы, более ранние этапы развития гуннского общества рассматриваются в них менее подробно, как ее предыстория. Э.А. Томпсон утверждает, что в 70-х годах IV в. гунны находились на «нижней ступени пастушества».¹⁾ Такой несколько расплывчатый термин означает, по Томпсону, что кочевые племена, наводнившие Северное Причерноморье, не вышли за рамки первобытного равенства, у них не выделилась еще родовая аристократия.²⁾ Я. Харматта высказывает другую точку зрения. Он полагает, что английский ученый значительно занижает уровень развития гуннов, племенная организация которых уже вступила в стадию распада.³⁾ Исследование Харматты в области социальной терминологии античных авторов IV—V вв. вносит большой вклад в историю изучения гуннского общества, но он не ставит перед собой задачу дать целостную характеристику общественных отношений гуннов раннего периода. Особое место занимает книга О. Мэнчена-Хелфена; в ней из 600 страниц социальной истории этих племен посвящено лишь 10 (р. 190-200), на которых он в основном выступает против отнесения к гуннскому обществу принятых дефиниций, против разделения его на социальные группы. Мэнчен-Хелфен сетует на то, что «искушение ученых втиснуть гуннов в рамки излюбленной социально-экономической категории кажется непреодолимым… Советские ученые… говорят, что гунны достигли последней ступени "варварства", когда "родовое общество" развилось [229] в "военную демократию"… По Энгельсу, греки героической эпохи были типичными представителями военной демократии. Советские историки, неустанно повторяя, что гунны достигли той же стадии, конечно, даже не пытаются доказать это. Если все народы, которые под предводительством военных вождей грабили своих соседей, жили в условиях военной демократии, то ассирийцы, скотоводы зулу, земледельцы-ацтеки и пираты-викинги должны быть похожи друг на друга. После многих попыток точнее определить военную демократию этот термин в конечном счете остается пустой фразой».⁴⁾ Сам Мэнчен-Хелфен не вносит ничего конструктивного в решение проблемы общественного строя гуннских племен.

Ф. Энгельс выдвинул положение о военной демократии как последней ступени первобытнообщинного строя и выработал метод ее исследования. Он выделил следующие основные признаки военной демократии: образуется союз родственных племен; во главе народа стоит военный вождь; в управлении участвует совет старейшин и народное собрание; война становится постоянным промыслом.⁵⁾

В советской историографии внутренняя история западных гуннов специально не исследовалась, а в работах общего характера и посвященных более поздним эпохам существования тюркских народов соответствующие характеристики приводятся без развернутой аргументации.⁶⁾ В двух советских книгах по истории восточных хуннов (предков гуннов) главы о гуннах представляют собой сводку данных письменных источников о них и критических указаний на литературу вопроса, а не специальное исследование.⁷⁾ А.Н. Бернштам и Л.Н. Гумилев главное внимание уделяют проблеме происхождения гуннов и их этнической связи с хуннами, известными из китайских источников. Гумилев подробно объясняет причины этнографических и культурных различий этих народов (с. 242-248). В очерке Бернштама, который охватывает историю не только гуннов, но и сменивших их в степях Причерноморья аваров, дается хронология событий интересующего нас периода и рассматривается вопрос о положении покоренных гуннами племен (с. 143-153).

Историческая, реконструкция процесса классообразования и особенностей общественного строя гуннов затрудняется из-за недостатка источников. Археологических памятников по кочевым скотоводам, как правило, всегда меньше, чем по оседлым земледельцам,⁸⁾ [230] справедливо это положение и в отношении гуннов.⁹⁾ Историческая интерпретация результатов археологических раскопок оставляет желать лучшего. В советской историографии нет ни сводных, ни обобщающих работ по археологии этих кочевых племен. Исследования по археологии гуннского времени делятся на два типа. В одних устанавливаются точная этническая принадлежность погребений, характерные признаки гуннского погребального обряда, но не делаются попытки определения социального статуса погребенных на основе дифференциации в погребальных устройствах, способах захоронения, объеме и составе погребального инвентаря.¹⁰⁾ В других — анализируются богатые комплексы вещей из погребений сармато-гото-гуннской варварской знати или вождей, обнаруженных на территории Нижнего Поволжья и Северного Причерноморья, но не уточняется их конкретная этническая принадлежность.¹¹⁾ Сопоставление имеющихся археологических данных приводит к выводу об имущественной дифференциации и социальной неоднородности гуннского общества.¹²⁾

Что же представляли собой общественные отношения гуннов в последней четверти IV — начале V в.? Самое раннее сообщение об этом народе содержится в «Истории» Аммиана Марцеллина (ок. 330 — ок. 395), антиохийца, профессионального военного, затем историка, жившего в Риме и писавшего на латинском языке.¹³⁾ В сохранившихся книгах (XIV-XXXI) автор излагает современные ему события с 353 по 378 г. Экскурс о гуннах в XXXI книге является в греко-латинской литературе самым первым описанием этих кочевых [231] племен, богатым достоверными данными об их образе жизни, обычаях, военной мощи. Источником экскурса о кочевниках послужили сведения, полученные Аммианом от лиц, которые непосредственно сталкивались с гуннами.¹⁴⁾ Ценность «Истории» Аммиана Марцеллина в том, что это единственный источник, проливающий свет на состояние гуннского общества 70–80-х годов IV в., в момент их перехода из Азии в Европу.

Сведения этого автора о социальном строе гуннов скупы, но крайне важны, так как они дают представление об обществе кочевников времени их появления в Северном Причерноморье (70–80-е годы IV в.).

Характеристике внутренней структуры племени (или, точнее, племен) посвящены две фразы «Истории» Аммиана Марцеллина: «et deliberatione super rebus proposita seriis hoc habitu omnes in commune consultant, aguntur autem nulla severitate regali, sed tumultuario primatum ductu contenti perrumpunt, quidquid inciderit¹⁵⁾ (XXXI, 2, 7) [«И при обсуждении предложенных серьезных дел они в таком положении (верхом на конях. — И.Е.) решают все общие вопросы. И они не подчиняются никакой царской строгости, а, довольствуясь наспех назначенным руководством кого-нибудь из знатных людей, преодолевают все, что бы ни случилось»]. Мы узнаем из этого короткого сообщения, что наиболее важные вопросы решались гуннами сообща, видимо на народном собрании. Во всех остальных случаях они довольствуются «руководством наспех назначенных» primates.¹⁶⁾ Возможно, определенную роль в формировании представлений Аммиана об общественной организации гуннов сыграла столь непривычная для римлян их тактика боя: раз отдельные группы гуннов действуют независимо друг от друга, стремительно собираются и так же быстро рассыпаются вновь (XXXI, 2, 8), то и военачальники этих отрядов выбираются среди primates только по необходимости, на время, и действуют они совершенно самостоятельно (XXXI, 2, 7).

Чтобы понять, кого называет Аммиан Марцеллин термином primates, необходимо выяснить, в каких еще случаях он встречается в «Истории». Поскольку, как любой другой автор, Аммиан мыслит категориями того общества, в котором живет, и использует терминологию, характерную для него, постольку, употребляя это слово по отношению к гуннам, историк, вероятно, вкладывает в него привычный смысл. У Аммиана Марцеллина оно встречается еще три раза. В XIV книге (гл. 7, § 1) в следующем контексте: «Проявляя [232] все шире и свободнее свой произвол, цезарь (Галл. — И.Е.) стал невыносим для всех благонамеренных людей и, не зная удержу, терзал все области Востока, не давая пощады ни должностным лицам, ни городской знати, ни простым людям» (…nec honoratis …nec urbium primatibus nec plebeiis). В XXVIII книге (гл. 6, § 4) речь идет о восстании племени австориан в провинции Африка, которые «увели с собой взятого ими в плен некоего Сильву, человека знатного сословия, которого случайно застали в деревне вместе с семьей» (…Silvam … ordinis sui primatem). Аммиан Марцеллин употребляет этот термин и по отношению к приближенным императора: «Констанций был поражен этим известием, словно ударом грома; и так как во вторую стражу ночи был созван совет, все сановники поспешили во дворец» (…primates…) (XV, 5, 18).

Таким образом, Аммиан называет словом primates людей, принадлежащих к высшим слоям римского общества, аристократию, городскую знать, резко отличающихся по своему социальному и экономическому положению от простых свободных людей империи. По наблюдению Харматты, в том же значении, что у Аммиана Марцеллина, данный термин употреблялся в IV в. и в других источниках, в том числе в официальных документах, например в Кодексе Феодосия.¹⁷⁾ Поэтому с достаточным основанием можно предположить, что и у гуннов primates — наиболее знатные члены племени, родовая аристократия, старейшины, своим богатством и социальным положением выделявшиеся из массы народа.

По мнению Э.А. Томпсона, primates у Аммиана — это военачальники, власть которых основана исключительно на личном авторитете удачливых полководцев. Власть их, весьма ограниченная во время войн, в мирные периоды вообще отсутствовала. Английский ученый полагает, что в последней четверти IV в. у гуннов еще не сложились предпосылки для развития имущественной дифференциации и тем более социальных различий, так как в условиях нищенского существования «праздный или даже полупраздный класс знати» возникнуть не мог.¹⁸⁾ Но выделение пастушеских племен из остальной массы варваров (первое крупное общественное разделение труда), пишет Ф. Энгельс, ведет к увеличению производства и появлению у них прибавочного продукта, что лежит в основе возникновения частной собственности, имущественных различий внутри рода и племени, а в конечном счете и зарождения классов.¹⁹⁾

Сведения Аммиана Марцеллина позволяют говорить о наличии у гуннов родовой аристократии, к которой, по свидетельству Приска Панийского, принадлежали предки Аттилы,²⁰⁾ и, может быть, [233] родственники (οικειοι) гуннского вождя рубежа IV—V вв., упомянутые Созоменом,²¹⁾ церковным историком середины V в., одним из источников которого было сочинение Олимпиодора из Фив.²²⁾

Даже если предводители каких-то групп в самом деле избирались или назначались гуннами на ограниченные периоды военных действий, то, во-первых, выбор их обусловливался не столько личными боевыми заслугами, сколько богатством и родовитостью; во-вторых, такой порядок и полномочия народного собрания не исключают наличия у гуннов стоящего над всеми вождя. Ведь, не имей гунны единого руководства, направлявшего действия всех племен, едва ли их вторжение на запад имело бы такой быстрый и решительный успех. Хотел ли Аммиан Марцеллин сказать, что у гуннов нет никакого вождя? Верно ли делают такой вывод из его слов: «И они не подчинены никакой царской строгости…» (…nulla severitate regali…)?

В результате анализа многих античных источников такие ученые, как Т. Бернс и Я. Харматта, пришли к выводу, что термин rex римляне с древних времен до конца существования империи употребляли для обозначения постоянных вождей варварских народов.²³⁾ У Аммиана Марцеллина это слово встречается неоднократно именно в данном значении (XVI, 12, 26; XVII, 12, 16, 20, 21; XXVIII, 5, 10, 13, 14; XXIX, 5, 46, 51; 6, 5-6). У него содержание разбираемого термина даже более жестко определено. Племена (аламанны, квады, бургунды), предводителей которых Аммиан называет reges, в IV в. достигли высокого уровня социального развития, власть вождей у них передавалась по наследству.²⁴⁾ В тексте «Истории» Аммиана Марцеллина находим еще одно подтверждение этому: часто вместе с вождями в политических событиях участвуют их наследники — «царевичи» (regales) (XVI, 10, 16; 12, 26, 34; XVII, 12, 9, 10, 12, 21; 13, 24). Поэтому логично предположить, что Аммиан говорит об отсутствии у гуннов только наследственной власти, а не власти вождя вообще.

Консолидация первобытных племен — период длительный. Племенная организация проходит различные стадии развития, постепенно совершенствуясь. В 70-х годах IV в. племена, объединенные общим названием «гунны», вероятно, были почти независимы друг от друга, союзные отношения между ними могли иногда уступать место соперничеству и враждебности. В «Истории» Аммиана Марцеллина есть сведения о том, что при завоевании Северного Причерноморья какая-то часть гуннов сражалась против своих соплеменников на стороне гревтунгов Витимира (XXXI, 3, 3). Из этого мы можем [234] заключить, что союз гуннских племен носил только военный характер и потому был непрочен. Во главе этой федерации стоял военный предводитель, вождь наиболее сильного племени, выдвинувшийся благодаря богатству и военным успехам. В рассказе Гермия Созомена о переправе гуннских племен через Боспор Киммерийский вождь, руководивший походом, назван правителем.²⁵⁾ На рубеже IV—V вв., когда гунны вступают в непосредственные контакты с Римской империей, в античном мире становятся известны личные имена их вождей. Один из них, Ульдис (или Ульд), как об этом свидетельствуют греческие авторы, то вступал в союз с римлянами, то разорял их придунайские провинции.²⁶⁾

Грек Олимпиодор (V в.), родом из Фив в Египте, большую часть жизни посвятил литературным занятиям. Его «История» в 22-х книгах охватывала 18 лет истории Римской империи (407—425). Сохранились только выписки, сделанные из этого труда патриархом Фотием в IX в.²⁷⁾ Среди них — краткое описание собственного путешествия Олимпиодора к гуннам в составе посольства 412 г.,²⁸⁾ содержащее важные сведения об отношениях внутри правящего слоя гуннов.

Из «Истории» Олимпиодора известно, что племена гуннов, продолжавшие в начале V в. кочевать в Северном или Северо-Западном Причерноморье,²⁹⁾ возглавлялись вождями (ρηγες),³⁰⁾ с которыми, очевидно, следует сопоставить «предводителей больших масс народа» (…ανδρας των βαδιλείων Σκυθων και πολλου πλήθους αρχοντας) Приска Панийского.³¹⁾ Согласно Олимпиодору, среди гуннских вождей складывается определенная иерархия: он упоминает Харатона, «первого из вождей» (ο των ρηγων πρωτος).³²⁾ Выражение Олимпиодора «первый из вождей» не дает ответа на вопрос, стала ли должность вождя федерации племен гуннов наследственной в начале V в. С уверенностью можно только утверждать, что один из вождей пользовался наибольшим авторитетом. Следует также заметить, что вожди гуннов сохраняли свое главенствующее положение и в мирное время (посольство 412 г. относится к довольно спокойному для [235] степей Причерноморья периоду³³⁾); следовательно, нет оснований видеть в них, как это делает Томпсон, исключительно «военных предводителей, власть которых исчезала с окончанием военных действий»,³⁴⁾ так как не имела никаких экономических и социальных предпосылок.

Для понимания структуры всего гуннского общества важно свидетельство Приска Панийского об одном из племен гуннов, акацирах. Приск (V в.) из города Панион во Фракии, историк и дипломат, написал «Византийскую историю» в восьми книгах, охватывающую события с 411 по 472 г. Содержание труда Приска восстанавливается только по фрагментам и выдержкам, включенным в произведения других византийских авторов.³⁵⁾ В основе уникального рассказа о державе Аттилы в Паннонии лежат личные наблюдения Приска, бывшего участником византийского посольства 448 г. к Аттиле.³⁶⁾ Некоторые черты характеристики гуннов он, возможно, взял у Аммиана Марцеллина.³⁷⁾ Сведения Приска позволяют судить о сохранении родо-племенной организации у гуннов, живших в южнорусских степях и в середине V в.³⁸⁾ «У этого народа (акациров. — И.Е.) было много вождей по племенам и родам;³⁹⁾ император Феодосий послал им дары (πολλων κατα φυλα και γένη αρχόντων του ''εθνους, Θεοδόσιος ο βασιλεύς 'εκπέμπει δωρα…), для того, чтобы они по взаимному соглашению отказались от союза с Аттилой и предпочли союз с римлянами. Но посланный с дарами роздал их не по порядку каждому из правителей народа⁴⁰⁾ (των βασιλέων του ''εθνους), так что Куридах, старший по власти (πρεσβύτερον ''οντα τη αρχη), получил дары вторым и, как обиженный и лишенный принадлежавших ему даров, призвал Аттилу против своих соправителей (κατα των συμβασιλευόντων)».⁴¹⁾ Главный из вождей акациров не обладал реальной властью над остальными либо потому, что они все уже подчинялись непосредственно Аттиле, либо потому, что Куридах был первым среди равных. Второе предположение представляется более вероятным. Ведь, если бы припонтийскими акацирами твердо управлял Аттила из своей ставки в Паннонии, то вряд ли бы они могли иметь такое [236] серьезное значение для империи, чтобы умилостивлять их дарами. Помимо этого соображения, из данного контекста Приска следует, что до описываемого им эпизода 448 г. племена акациров состояли только в союзных отношениях с главными силами Аттилы, т.е. в их внутреннюю жизнь он не вмешивался. Поэтому можно предположить, что родо-племенная организация акациров представляет собой уменьшенную копию социальной структуры совокупности всех гуннских племен несколько более раннего периода. Следовательно, в начале V в. первый из вождей Харатон не мог единовластно распоряжаться всеми гуннами, остальные вожди были его соправителями. О наследственной передаче власти пока говорить не приходится. Однако иерархия, складывающаяся внутри правящего слоя гуннского общества (родовая аристократия, старейшины — вожди отдельных племен — верховный вождь), свидетельствует о его укреплении и постепенной консолидации.

Установление института наследственной власти у гуннов относится, вероятно, к 20–30-м годам V в. К тому времени их главные силы ушли из южнорусских степей на запад, в Среднее Подунавье.⁴²⁾ Приск Панийский сообщает, что после смерти Руа, вождя гуннов,⁴³⁾ царская власть (βασιλείας) над ними перешла к Аттиле и Бледе,⁴⁴⁾ его племянникам. Произошло это в 434 г.⁴⁵⁾

Таким образом, кочевые племена гуннов в последней четверти IV — начале V в. переживают стадию распада первобытнообщинных отношений, которую можно назвать военной демократией; у них продолжается процесс консолидации и укрепления господствующего положения родо-племенной аристократии. О наличии рабства у гуннов этого периода сведений нет.⁴⁶⁾

Исторические источники IV—V вв. позволяют выделить следующие черты общественного строя гуннов времени их пребывания в Северном Причерноморье: родственные племена объединены в военный союз, не всегда сохраняющий свой постоянный состав; управление осуществляется верховным военным вождем федерации, сначала выборным, а потом наследующим власть (в самом конце изучаемого периода), вождями отдельных племен совместно с совещаниями знати⁴⁷⁾ и народным собранием; стоящие у кормила власти вожди [237] и старейшины выражают интересы не только родо-племенной верхушки, но и всего народа, так как завоевательные походы не только увеличивают их богатство и влияние, но и сглаживают противоречия внутри гуннского общества за счет грабежа покоренных племен;⁴⁸⁾ война и организация для войны стали регулярными функциями народной жизни, в войско входят все боеспособные гунны.⁴⁹⁾

J. Eu. Ermolova
The huns' social system of the last quarter of the IV^th and at the beginning of the V^th century

This article touches upon the problem of the social order of the Huns in the IV^th century, when they were in the territory of our country, on the North Black Sea coast. Poor and fragmentary information about the social organization of Hunic tribes remained only in the works of such IV—Vth centuries historians as Ammianus Marcellinus, Olympiodorus and Priscus of Panium. As the result of analysis of their information, particularly of social terminology, the author arrives at the conclusion, that at the end of the IV^th and at the beginning of the V^th century the tribes of the Huns were developing from the primitive community system to the class relations; we can define such social order as military democracy.

¹⁾ Thompson Ε. А. A History of Attila and the Huns. Oxford, 1948, p. 41: «…the Lower Stage of Pastaralism».

²⁾ Ibid., p. 44.

³⁾ Harmatta J. La société des Huns a l'époque d'Attila. — In: Recherches internationales a la lumière du marxisme. Paris, 1957, 2, p. 211 ff.

⁴⁾ Maenchen-Helfen О. J. The World of the Huns. Studies in their History and Culture. Berkeley; Los Angeles; London, 1973, p. 190-191.

⁵⁾ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 164.

⁶⁾ См.: История СССР с древнейших времен до образования древнерусского государства. М.; Л., 1939, ч. 3, с. 46; Очерки истории СССР III—IX вв. М., 1958, с. 159; Артамонов М.И. История хазар. Л., 1960, с. 45.

⁷⁾ Бернштам А.Н. Очерк истории гуннов. Л., 1951, 256 с. (автор сам пишет об этом на с. 4); Гумилев Л.Н. Хунну: Срединная Азия в древние времена. М., 1960. 290 с.

⁸⁾ Першиц А.И. Некоторые особенности классообразования в обществах кочевых скотоводов. — В кн.: Возникновение раннеклассового общества, конференция: Тезисы докладов. М., 1973, с. 45. Ротапринт.

⁹⁾ Засецкая И.П. Полихромные изделия гуннского времени из погребений Нижнего Поволжья. — В кн.: Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Л., 1968, 10, с. 35.

¹⁰⁾ Дашевская О.Д. Погребение гуннского времени в Черноморском районе Крыма. — МИА, 1969, № 169, с. 61; Засецкая И.П. О хронологии погребений «эпохи переселения народов» Нижнего Поволжья. — СА, 1968, № 2, с. 53, 61; Она же. Особенности погребального обряда гуннской эпохи на территории степей Нижнего Поволжья и Северного Причерноморья. — В кн.: Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Л., 1971, 13, с. 64-69; Она же. Гунны в южнорусских степях. Конец IV — первая половина V в. н.э.: Автореф. дис… канд. ист. наук. Л., 1971, с. 10-14; Шелов Д.Б. Волго-донские степи в гуннское время. — В кн.: Вопросы древней и средневековой археологии Восточной Европы. М., 1978, с. 87; Harmatta J. Problème de la détermination et de l'appréciation historique du matériel archéologique hunnique. — In: Programme et discours des chercheurs hongrois à la Conférence archéologique de l'Académie Hongroise des sciences. Budapest, 1955, p. 227-236.

¹¹⁾ Минаева Т.M. Погребения с сожжением близ г. Покровска. Саратов, 1927, с. 94-123; Мацулевич Л.А. Погребение варварского князя в Восточной Европе. — Изв. Государственной академии истории материальной кульг туры. М.; Л., 1934, т. 112, с. 100-116; Каменецкий И.С., Кропоткин В.В. Погребение гуннского времени близ Танаиса. — СА, 1962, № 3, с. 238-239; Ковалева И.Ф. Погребение IV в. у с. Старая Игрень. — Там же, № 4, с. 235-238; Засецкая И.П. Полихромные изделия…, с. 47, 53.

¹²⁾ Бернштам А.Н. Указ. соч., с. 198; Harmatta J. The Golden Bow oi the Huns. — In: Acta archeologica Hungarica. Budapest, 1951, 1, p. 149.

¹³⁾ Gimazane J. Étude sur le quatrieme siècle. Ammien Marcellin, sa vie et son oeuvre. Toulouse, 1899.

¹⁴⁾ Maenchen-Helfen О. J. The Date of Ammianus' Last Books. — American Journal of Philology, 1955, 76, p. 390.

¹⁵⁾ Ammiani Marcellini rerum gestarum libri qui supersunt / Ed. W. Seyfarth. Leipzig, 1978, Vol. I-II. Далее ссылки на книги и главы «Истории» даются в тексте.

¹⁶⁾ Ю. Кулаковский переводит этот термин как «старейшины» (Кулаковский Ю., Сонни А. Аммиан Марцеллин: История / Пер, с латинского. Киев, 1908, вып. 3, с. 238).

¹⁷⁾ Harmatta J. La société des Huns…, p. 207.

¹⁸⁾ Thompson E. A. A History of Attila and the Huns…, p. 44: «…when even then famine conditions very often prevailed among them… a leisured or even a semileisured class of noble could not fully emerge».

¹⁹⁾ См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 21, с. 160, 165.

²⁰⁾ Priscus Pan., fr. 8. — Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. СПб., 1900, т. I, вып. 3, с. 816.

²¹⁾ Sozomen. Hist. Eccl., IX, 5. — Латышев В. В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 771.

²²⁾ Thompson Ε. A. A History of Attila and the Huns, p. 8-9.

²³⁾ Ibid., p. 205, 208; Burns T.S. The Barbarians and the Scriptures Historiae Augustae. — In: Studies in Latin Literature and Roman History. Bruxelles, 1979, I, p. 530.

²⁴⁾ История Древнего Рима / Под ред. В.И. Кузищина. М., 1981, с. 322.

²⁵⁾ Sozomen. Hist. Eccl., VI, 37 (…και τω χρατουντι αγγειλαι). — Латышев В.Β. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 763.

²⁶⁾ Zosim. Hist. nov., V, 22, 1; Sozomen. Hist. Eccl., IX, 5. — Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 809, 771. Оба автора называют его ηγούμενος.

²⁷⁾ Скржинская Е.Ч. «История» Олимпиодора. — Византийский временник, 1956, 8, с. 232-239.

²⁸⁾ Thompson E.A. Olympiodorus of Thebes. — Classical Quarterly, 1944, 38, p. 43.

²⁹⁾ Скржинская Е.Ч. Указ. соч., с. 253, примеч. 87.

³⁰⁾ Olympiodorus. Historiae, fr. 18. — Dindorfius L. Historici Graeci minores. Leipzig, 1870, I, s. 457. Перевод Е.Ч. Скржинской: «риксы», так как данные лица не являются, по ее мнению, правителями, тем более политическими деятелями (Скржинская Е.Ч. Указ. соч., с. 254, примеч. 88).

³¹⁾ Priscus Pan., fr. 8. — В.В. Латышев. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 831. «Царскими скифами» Приск называет правящую часть гуннов (Дестунис Г.С. Сказания Приска Панийского. — Учен. зап. 2-го отд-ния имп. Академии наук, СПб., 1861, кн. VII, вып. 1, с. 19, примеч. 5).

³²⁾ Olympiodorus. Historiae, fr. 18. — Dindorfius L. Op. cit., s. 457.

³³⁾ Harmatta J. La société des Huns…, p. 210.

³⁴⁾ Thompson E.A. A History of Attila and the Huns, p. 61, 58.

³⁵⁾ Удалъцова З.В. Идейно-политическая борьба в ранней Византии. М., 1974, с. 104.

³⁶⁾ Там же, с. 107, 113.

³⁷⁾ Szádeczky-Kardoss S. Literarische Reminiszenz und historische Realität bei Priskos Rhetor. — In: Actes de la XII^e Conférence internationale d'Etudes Classiques «Eirene». Bucuresti, 1975, S. 291.

³⁸⁾ Археологические материалы не позволяют точно локализовать эти племена (Седов В.В. Этнография Восточной Европы середины I тысячелетия н.э. по данным археологии и Иордана. — В кн.: Восточная Европа в древности и в средневековье. М., 1978, с. 11 и след.).

³⁹⁾ Перевод В.В. Латышева: «много начальников по коленам и родам» (Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 822).

⁴⁰⁾ Перевод В.В. Латышева: «Каждому из царьков народа» (Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 822).

⁴¹⁾ Priscus Pan., fr. 8. — Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 822.

⁴²⁾ Амброз А.К. Проблемы раннесредневековой хронологии Восточной Европы. — СА, 1971, № 2, с. 104; Артамонов М.И. Указ. соч., с. 55, 79-80.

⁴³⁾ Priscus Pan., fr. 1. — Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 810; ср. Роил — Theod. Hist. Eccl., V, 36, 3. — Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 780.

⁴⁴⁾ Priscus Pan., îr. 1. — Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 811.

⁴⁵⁾ Grousset R. L'Empire des steppes. Attila. Gengis-khan. Tamerlan, Paris, 1948, p. 119.

⁴⁶⁾ Аммиан Марцеллин, подчеркивая, что аланы рабства не знают (XXXI, 2, 25), не говорит этого о гуннах и тем самым дает повод думать, что у последних рабовладельческий уклад, возможно, и был.

⁴⁷⁾ Priscus Pan., fr. 1. — Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 811 (едва ли συνόδοι правящей верхушки были нововведением Аттилы; вероятно, этот обычай сохранился с более раннего времени).

⁴⁸⁾ Amm. Marc. XXXI, 2, 12; 3, 1, 8; Prise. Pan., fr. 1. — Латышев В.В. Указ. соч., т. I, вып. 3, с. 810, 812.

⁴⁹⁾ Amm. Marc. XXXI, 2, 9.