Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Степь – хунно-сарматская эпоха | Сибирь

Худяков Ю.С., Алкин С.В., Юй Су-Хуа
Сяньби и Южная Сибирь

Древности Алтая. Известия лаборатории археологии [Горно-Алтайского университета] № 4.
Горно-Алтайск: Изд.ГАГУ, 1999 г. Стр. 162-169.

В мировом и отечественном востоковедении прочно утвердилось мнение о важной роли в этнокультурогенезе монгольских народов племён сяньби, обитавших в Центральной и Восточной Азии в первой половине I тыс. н.э., которое опирается на китайскую летописную традицию. Первостепенное значение для этой темы имели переводы на русский и европейские языки китайских источников, в которых содержатся сведения о происхождении, истории и культуре племён сяньби. На русский язык эти источники переведены Н.Я. Бичуриным, Н.В. Кюнером, В.С. Таскиным.¹⁾ Анализ и интерпретация этих сведений, реконструкция последовательности исторических событий, в которых принимали участие племена сяньби, в особенности, их отношения с хунну и Китаем, затрагивались во многих трудах, посвященных истории Центральной Азии. Среди них заметным явлением была работа Г.Е. Грумм-Гржимайло, выделившего «сяньбийский период» в истории Центральной Азии.²⁾ Сведения о взаимоотношениях хуннов и сяньбийцев систематизированы в книгах Л.Н. Гумилёва.³⁾ Роль сяньби в этногенезе монгольских народов подробна рассмотрена Л.Л. Викторовой.⁴⁾ По её мнению, роль сяньбийцев в истории Центральной Азии «чрезвычайно велика».⁵⁾ Из работ, вышедших в последние годы необходимо отметить разделы, посвященные этнической истории, общественному устройству и социальным отношениям у сяньбийцев в трудах В.С. Таскина, М.В. Воробьёва, Е.И. Кычанова.⁶⁾

В исторической литературе зарубежных стран сяньбийской проблематике также уделено значительное внимание. В трудах китайских и японских исследователей анализировались сведения письменных источников о сяньби. В последнее десятилетие всё большее значение для изучения данной темы приобретают работы китайских археологов на территории Внутренней Монголии и соседних провинций северного Китая, которые идентифицировали с культурой племён сяньби исследованные ими памятники первой половины I тыс. н.э.⁷⁾

Свой вклад в разработку этой темы внесли и монгольские учёные. В работах Г. Сухбаатора племена сяньби и хунну рассматриваются как подразделения единой дуально-фратриальной организации, протомонгольской по своей этнической принадлежности.⁸⁾ Этому автору принадлежит неудачная попытка выделения памятников сяньбийской культуры на территории Монголии. Он безосновательно отнёс к сяньбийскому времени антропоморфные скульптуры из Дариганги.⁹⁾ Как было убедительно доказано Д. Баяром, эти памятники относятся к юаньской эпохе.¹⁰⁾

Отсутствие данных об археологической культуре племён сяньби негативно сказывалось на реконструкции процесса культурогенеза не только на территории Монголии, но и Забайкалья, что приводило к попыткам отдельных исследователей заполнить имеющуюся лакуну на основании косвенных признаков, отличающих отдельные памятники от «классических» хуннских. Е.В. Ковычев, на основании таких отличий, отнёс к культуре сяньби несколько захоронений, исследованных в Восточном Забайкалье в разные годы.¹¹⁾ Л.Л. Викторова отнесла к числу сяньбийских некоторые городища Восточной Монголии, отличающиеся от типично хуннских ориентацией стен по странам света.¹²⁾ Разумеется, такие отличия, сами по себе, не могут свидетельствовать о сяньбийской принадлежности памятников.

Важную роль в идентификации конкретных памятников на территории Центральной Азии с культурой сяньби мог бы сыграть сравнительный анализ с комплексами, изученными в Китае. Однако, материалы раскопок сяньбийских памятников на территории Китая остаются малоизвестными для специалистов из других стран. Отдельные сведения о погребальных памятниках сяньби, раскопанных в Китае содержаться в работах Г. Мэнэса и М.В. Воробьёва.¹³⁾ Приведённые данные, по необходимости очень краткие, дают некоторое представление о погребальном обряде и сопроводительном инвентаре сяньбийских могильников, но не могут служит основой для сравнительного анализа. Отдельные находки из сяньбийского могильника Лаохэшэнь воспроизведены в статье М.В. Горелика.¹⁴⁾ Разумеется, эти предметы не могут характеризовать предметный комплекс сяньбийской культуры в полном объёме, и задача её характеристики остаётся актуальной.

Что касается вопроса о взаимодействии племён и государственного объединения сяньби первых веков н.э. с населением Южной Сибири, то со времени выхода в свет работы В.В. Бартольда утвердилось мнение, что сяньби не сыграли никакой роли в этнокультурогенезе южносибирских кочевников. Приведя сведения китайских источников о борьбе сяньбийского вождя Таньшихуая с динлинами, он предположил, что речь должна идти о столкновениях с их южными соседями, гянь-гунями–кыргызами.¹⁵⁾ Аналогичным образом представляет ситуацию в Центральной Азии в период возвышения сяньби Л.Р. Кызласов. Свидетельство источника о том, что Таньшихуай «на севере остановил динлинов», он считает доказательством в пользу того, что «динлино-гяньгуньские племена» воевали с сяньбийцами в Центральной Азии и сяньбийцы «не захватили Хакасско-Минусинской котловины».¹⁶⁾ Археологические материалы таштыкской культуры также не свидетельствуют о каких-либо изменениях, что было бы неизбежно в условиях сяньбийского завоевания. В дальнейшем Л.Р. Кызласов уточнил, что сяньбийцам не удалось захватить не только Минусинскую котловину, но и Туву, где «никаких изменений в это время не произошло».¹⁷⁾ В то же время С.И. Вайнштейн допускал, что динлины, в том числе кочевое население Тувы, после разгрома северных хуннов могли попасть в зависимость от сяньбийцев.¹⁸⁾ М.И. Рижский предполагал, что владения сяньби на западе простирались «чуть ли не до Урала».¹⁹⁾ Археологи, изучавшие памятники хунно-сарматского времени в Туве, Горном Алтае и Минусе отмечали влияние южных, центрально-азиатских кочевников на этногенез и культурогенез местных саяно-алтайских племён, при этом почти единодушно отождествляли их исключительно с хуннами, или зависимыми от хуннов племенами.²⁰⁾ Д.Г. Савинов констатировал, что памятники сяньбийцев в северных районах Центральной Азии не выявлены.²¹⁾ Мнение Л.Н. Бернштама о принадлежности сяньбийцам Оглахтинского могильника в Минусе, он счёл маловероятным.²²⁾ Для подобных выводов у специалистов по археологии Южной Сибири были известные основания, поскольку памятники культуры сяньби, исследованные в Китае оставались им практически недоступны. Безусловно, это осложняло решение важных вопросов этно-культурогенеза кочевников Центральной Азии. В настоящее время имеется возможность охарактеризовать основные элементы сяньбийской культуры по материалам исследованных в Китае археологических памятников. Это позволит провести сравнительный анализ с погребальной обрядностью и сопроводительным инвентарём синхронных культур Саяно-Алтая, уточнить их хронологию и определить характер контактов местных кочевников с сяньбийцами.

Сведения письменных источников о пределах западной экспансии сяньбийцев очень лаконичны. Они относятся ко времени правления Таньшихуая. В середине II в. н.э. Таньшихуай «на севере отразил динлинов», а на западе «нападал на усуней» и овладел всеми бывшими хуннскими землями, простиравшимися с востока на запад на 14 тысяч ли.²³⁾ В другом источнике сказано, что владения Таньшихуая составляли 12 с лишним тысяч ли с востока на запад и 7 тысяч ли с юга на север.²⁴⁾ Свои владения он разделил на три аймака. Западный аймак включал земли до г. Дуньхуан и земель усуней в Притяньшанье. В его состав было включено 20 кочевий во главе со старейшиной, который подчинялся Таньшихуаю.²⁵⁾ Это деление соответствовало прежнему делению Хуннской державы.²⁶⁾ Вероятнее всего, сяньбийская экспансия в западном направлении была продиктована стремлением контролировать торговые пути и подчинить своему влиянию кочевые племена северных районов Центральной Азии. Кочевники Саяно-Алтая могли контактировать именно с западным аймаком сяньбийского объединения.

На данной территории обнаружены отдельные памятники хуннской культуры и элементы её влияния на погребальную обрядность и предметный комплекс местных культур хунно-сарматского времени: улуг-хемской и кокэльской культур в Туве, Тесинского этапа тагарской и таштыкской культуры в Минусе, булан-кобинской и кок-пашской культур в Горном Алтае.²⁷⁾ Однако, сравнительный анализ этих комплексов с материалами из памятников сяньбийской культуры свидетельствует, что ряд элементов предметного комплекса улуг-хемской и таштыкской культур не находит непосредственных аналогий в хуннской культуре, но имеет соответствия в сопроводительном инвентаре сяньбийских могильников. Среди предметов торевтики, относящихся к поясной фурнитуре, обнаруженных в отдельных погребениях на могильнике Аймырлыг XXXI в Туве — бронзовые поясные бляхи с профильным рельефным изображением крылатого коня-единорога; прорезные подвесные бляхи с изображением переплетённых ветвистых оленьих рогов; бронзовые бляшки с изображением вертикально стоящей фигуры копытного животного, вероятно, лани, с головой, повёрнутой назад; бронзовые бляхи с изображением бегущей лошади; парные бляхи и пряжка с изображением парных противостоящих фигур оленей на фоне ветвистых деревьев.²⁸⁾ А.М. Мандельштам и Э.У. Стамбульник относят этот памятник к племенам «сюнну или, что вероятнее, какому-то родственному им племени».²⁹⁾ Изображение единорога они интерпретируют как крылатого коня; парные фигуры оленей — как «геральдически расположенных фигур стоящих цервидов», или быков; прорезные бляхи — как изображение растительного орнамента; бляшки с фигурами ланей с повёрнутой назад головой — как изображение оленей.³⁰⁾

Бронзовая прорезная подвесная бляха с изображением переплетённых ветвистых рогов обнаружена в таштыкской грунтовой могиле на памятнике Салбык в Минусинской котловине. Э.Б. Вадецкая считает её «ажурной бляхой» хуннского типа.³¹⁾

Хотя исследователи Южной Сибири традиционно связывают подобные предметы торевтики с хуннской культурой, в собственно хуннских комплексах аналогичных сюжетов в орнаментации поясной фурнитуры нет. В них — традиционные образы скифо-сибирского звериного стиля: кошачьих хищники, грифоны, олени, горные козлы, аргали. Встречаются изображения лошадей, ланей, быков, головы животных и сцены терзания. Изображения животных в хуннской торевтике выполнены в особой стилистической манере.³²⁾ По репертуару и стилю изображений аймырлыгские и салбыкская бляхи, безусловно, отличаются от хуннских. Однако, подобные предметы торевтики представлены в поясной и сбруйной фурнитуре в составе сопроводительного инвентаря сяньбийского могильника Лаохэшэнь, исследованного китайскими археологами в провинции Гирин. В могильнике Лаохэшэнь обнаружены парные массивные бронзовые бляхи прямоугольной формы и с расширенным округлым краем, орнаментальное поле которых занято профильным рельефным изображением крылатого коня-единорога. Изображение единорога имеется и на округлых подвесных бляхах, которых в Южной Сибири пока не обнаружено. В могильнике Лаохэшэнь найдены и прорезные бляхи со стилизованными изображениями оленьих рогов, аналогичные аймырлыгским и сапбыкским. На этом памятнике обнаружены бляшки с фигурой стоящей лани с повёрнутой назад головой, подобные аймырлыгским (Рис. 1, 2). Имеются в памятниках сяньбийской культуры и бляхи с изображением бегущей лошади. Многие лаохэ-шэньские бляхи с изображениями животных, как и южносибирские, покрыты позолотой.³³⁾ Набор предметов торевтики из могильника Лаохэшэнь разнообразнее, чем в синхронных памятниках Южной Сибири. В этом памятнике найдены узкие бронзовые орнаментированные пластины со шпеньком-заклёпкой и крюком в виде головы змеи; пластины-поножи с двумя петлями и гравированными изображениями извивающихся драконов и профильное изображение идущей птицы. На одной поясной бляхе изображён тигр в прыжке, с раскрытой пастью. На узкой бронзовой пластине имеются профильные изображения идущих онагров. В материалах сяньбийской культуры имеются бляшки в виде профильных рельефных изображений лежащих лошадей. Особого внимания среди персонажей орнаментации сяньбийской торевтики заслуживает изображение единорога. Как отметил С.А. Комиссаров, изображение крылатого коня-единорога находит соответствие в упоминаниях китайских источников о поясных пряжках с изображением «благовещего зверя», согласно легенде проведшего сяньбийцев через суровые испытания.³⁴⁾ Бронзовые позолоченные бляшки с профильным рельефным изображением крылатого коня-единорога, помимо Лаохэшэня найдены и в могильнике Чжалайнор.³⁵⁾ Находка бляшки с изображением единорога в могильнике Аймырлыг в Туве свидетельствует о распространении подобных сюжетов на торевтике далеко за пределами основного района распространения сяньбийской культуры.

Сравнительный анализ погребальной обрядности и состава сопроводительного инвентаря сяньбийских и южносибирских памятников затруднён тем, что материалы могильника Аймырлыг XXXI и Салбык, в отличие от памятника Лаохэшэнь изданы суммарно.³⁶⁾ Поэтому трудно сказать, имеются ли на этих памятниках погребения сяньбийцев.

Среди опубликованных типов погребений могильника Аймырлыг и таштыкских грунтовых могил нет аналогичных лаохэшэньским захоронениям сяньбийского времени. Вероятнее всего, южносибирские памятники принадлежат местным кочевым племенам, испытавшим влияние сяньбийской культуры во II—III вв.н.э. По-видимому, в этот период кочевники Минусы и Тувы входили в состав сяньбийской кочевой державы. Поэтому местная кочевая знать ориентировалась на престижные элементы военно-дружинной культуры господствующего сяньбийского этноса, переняв от него новые формы воинского убранства и вооружения. Вероятно, через посредство сяньбийцев на Верхний и Средний Енисей в этот период попадали и китайские импортные предметы. Возможно, что в дальнейшем, после полной публикации аймырлыгских и сапбыкских материалов, в результате детального сравнительного анализа с лаохэшэньским и чжапайнорским комплексами удастся выделить сяньбийские памятники в Южной Сибири.

Иллюстрации

Рис. 1. Предметы сяньбийской торевтики в памятниках Южной Сибири. 1-8 — Аймырлыг XXXI.

Рис. 2. Предметы торевтики из сяньбийского могильника Лаохэшэнь.

Литература

¹⁾ Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. — М.,–Л., 1950. — Ч. I. — С. 149-159; Кюнер Н.В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. — М., 1961. — С. 142-150; Таскин В.С. Материалы по истории древних кочевых народов группы дунху. — М., 1984. — С. 70-86.

²⁾ Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. — Л., 1926. — Т. 2. — С. 141.

³⁾ Гумилёв Л.Н. Хунну. — М., 1960. Гумилёв Л.Н. Хунны в Китае. — М., 1974. — С. 31-34.

⁴⁾ Викторова Л.Л. Монголы. — М., 1980. — С. 125-130.

⁵⁾ Там же. С. 129.

⁶⁾ Таскин В.С. Материалы по истории … С. 23-25, 40-46; Воробьёва М.В. Маньчжурия и Восточная Внутренняя Монголия с древнейших времён до IX в. включительно. — Владивосток, 1994. — С. 215-227; Кычанов Е.И. Кочевые государства от гуннов до маньчжуров. — М., 1997. — С. 54-59.

⁷⁾ Воробьёва М.В. Маньчжурия … С. 215-227.

⁸⁾ Сухбаатар Г. К вопросу об этнической связи между хунну и сяньби // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в средние века. — Новосибирск, 1975. — С. 15.

⁹⁾ Сухбаатар Г. Сяньби. — Улаанбаатар, 1971. — Зур. 12, 13.

¹⁰⁾ Баяр Д. Каменные изваяния из Сухэ-Баторского аймака // Древние культуры Монголии. — Новосибирск, 1985. — С. 158.

¹¹⁾ Ковычев Е.В. К вопросу о памятниках сяньби в Восточном Забайкалье // Проблемы археологии степной Евразии. — Кемерово, 1987. — Ч. II. — С. 147-148.

¹²⁾ Викторова Л.Л. Монголы… С. 127-128.

¹³⁾ Мэнэс Г. О соотношении одного погребального обряда хунну и дунху в свете археологических и этнографических данных // Этническая история народов Южной Сибири и Центральной Азии. — Новосибирск, 1993. — С. 31; Воробьёв М.В. Маньчжурия … С. 223-227.

¹⁴⁾ Горелик М.В. Защитное вооружение степной зоны Евразии и примыкающих к ней территорий в I тыс. н.э. // Военное дело населения юга Сибири и Дальнего Востока. — Новосибирск, 1993. — Рис. 1, 2; 9, 4.

¹⁵⁾ Бартольд В.В. Кыргызы // Сочинения. — М., 1963. — Т. II. — Ч. 1. — С. 478.

¹⁶⁾ Кызласов Л.Р. Таштыкская эпоха в истории Хакасско-Минусинской котловины. — М., 1960. — С. 193-194.

¹⁷⁾ Кызласов Л.Р. История Южной Сибири в средние века. — М., 1984. — С. 22.

¹⁸⁾ История Сибири. — Л., 1968. — Т. I. — С. 257; История Тувы. — М., 1961. — Т.1. — С. 54.

¹⁹⁾ История Сибири… С. 252.

²⁰⁾ Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У. Гунно-сарматский период на территории Тувы // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1992. — С. 198; Пшеницина М.Н. Тесинский этап // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1992. — С. 234; Мамадаков Ю.Т. Новые материалы гунно-сарматского времени в Горном Алтае // Алтай в эпоху камня и раннего металла. — Барнаул. 1985. — С. 189; Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху — Л., 1984. С. 15.

²¹⁾ Савинов Д.Г. Народы Южной Сибири … С. 22.

²²⁾ Бернштам А.Н. Очерк истории гуннов. — Л., 1951. — С. 46-47.

²³⁾ Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. — М.–Л., 1950. — Ч.1. — С. 154; Кюнер Н.В. Китайские известия … С. 144; Таскин В.С. Материалы по истории… С. 75.

²⁴⁾ Кюнер Н.В. Китайские известия … С. 145.

²⁵⁾ Там же. С. 145; Таскин В.С. Материалы по истории … С. 76.

²⁶⁾ Таскин В.С. Материалы по истории … С. 312; Прим. 35.

²⁷⁾ Худяков Ю.С. Археология Южной Сибири II в. до н.э. — V в. н.э. — Новосибирск, 1993. — С. 14-17.

²⁸⁾ Стамбульник Э.У. Новые памятники гунно-сарматского времени в Туве (некоторые итоги работ) // Древние культуры евразийских степей. — Л., 1983. — С. 39; Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У. Гунно-сарматский период на территории Тувы … С. 200.

²⁹⁾ Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У. Гунно-сарматский период на территории Тувы … С. 198.

³⁰⁾ Стамбульник Э.У. Новые памятники гунно-сарматского времени в Туве … С. 39; Мандельштам А.М., Стамбульник Э.У. Гунно-сарматский период на территории Тувы … С. 200.

³¹⁾ Вадецкая Э.Б. Таштыкская культура // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1992. — С. 241.

³²⁾ Могильников В.А. Хунну Забайкалья // Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1992. — С. 266.

³³⁾ Степная полоса азиатской части СССР в скифо-сарматское время. — М., 1992. — Рис. б/№ между с.с. 176, 177. Аймырлыг. Берестяная фигурка, клык с изображением хищника, золотые бляшки с изображением животных, костяные фигурки горного барана и гребни.

³⁴⁾ Комиссаров С.А. Сяньбэй — «племя единорога» // Международная конференция «100 лет гуннской археологии. Номадизм прошлое, настоящее в глобальном контексте и исторической перспективе. Гуннский феномен». — Улан-Удэ, 1996. — Ч. I. — С. 31-33.

³⁵⁾ Там же. С. 32.

³⁶⁾ Стамбульник Э.У. Новые памятники гунно-сарматского времени в Туве … С. 34-39; Вадецкая Э.Б. Археологические памятники в степях Среднего Енисея. — Л. 1986. — С. 153.