Иогеннес Фридрих.
Дешифровка забытых письменностей и языков.

Урартские надписи были впервые открыты и добросовестно скопированы в 1828—1829 гг. французским путешественником Шульцем в районе озера Ван в нынешней турецкой части Армении. Копии Шульца были опубликованы в 1840 г., уже после его смерти (Шульц погиб во время своей экспедиции). В числе прочих клинописных надписей урартские тексты тоже подвергались в XIX в. попыткам дешифровки, но когда в понимании вавилоно-ассирийских текстов был достигнут успех, урартские все еще оставались непонятными, и их изучение надолго отошло на задний план.

Исключение составил английский ученый А. Г. Сэйс, пробовавший свои силы на многих малоисследованных видах письменности и забытых языках древности. В 1882 г. он издал все известные тогда урартские надписи, причем отважился дать их связный перевод. В некоторых случаях ему удалось добиться относительно достоверных результатов, а именно, когда он основывался на пестрящих в тексте шумерских и вавилоно-ассирийских идеограммах, и пользовался для выявления значения собственно урартских слов, окружавших эти идеограммы, методом, изложенным выше (стр. 82) в разделе, посвященном хеттскому языку. Однако число идеограмм в урартском письме гораздо меньше, чем в хеттском письме, поэтому достоверные переводы урартских предложений могли быть сделаны лишь в небольшом числе случаев. Среди сплошного и в целом непонятного урартского текста понятные слова и фразы выглядели как оазисы в бесплодной пустыне. Такой результат не удовлетворял Сэйса, и, спеша дать связный перевод всех текстов целиком, он прибег к логически слабо обоснованным домыслам.

В конце XIX — начале XX в. урартские надписи привлекли к себе внимание армянских и русских ученых, искавших в них новые источники для восстановления истории Закавказья. На важность изучения этих памятников указал выдающийся армянский ученый К.П. Патканов. Особое значение в этот период имели работы русских ученых — археолога А. А. Ивановского и филолога М. В. Никольского. А. А. Ивановскому удалось выявить немало урартских надписей в русской Армении и установить археологическую обстановку, в которой они были воздвигнуты; в некоторых случаях это помогло истолковать содержание надписей. М. В. Никольский образцово издал в 1896 г. все урартские надписи, найденные в пределах тогдашней России; при этом ему удалось сделать новый шаг вперед в их понимании по сравнению с Сэйсом. И. Сандалджян опубликовал в 1900 г. в Венеции новое издание урартских надписей, но оно было целиком основано на малодостоверных построениях Сэйса, к которым Сандалджян добавил свои, еще менее достоверные.

Новый этап в изучении урартских надписей наступил в конце XIX в. в связи с экспедицией Леманн-Гаупта и Белька, которым удалось привезти в Европу эстампажи и копии большого числа новых и ранее известных урартских надписей, а также некоторое количество подлинных урартских древностей.

В 1916 г. участнику русской экспедиции в Ван И. А. Орбели удалось найти в нише Ванской скалы огромную надпись, содержавшую анналы урартского царя Сардури II. Эта находка дала еще один важный толчок к интерпретации урартского языка. Первый опыт был, впрочем, весьма неудачным. В 1922 г. Н. Я. Марр издал текст надписи Сардури II с полным связным переводом. Для своей интерпретации он пользовался исключительно этимологическим методом, сопоставляя группы урартских знаков с созвучными словами из самых различных, преимущественно кавказских, языков. При этом он иногда читал произвольно и некоторые знаки, игнорируя уже давно установленные значения ряда идеограмм. В результате перевод Н. Я. Марра имел мало общего с действительным содержанием надписи. Это еще раз продемонстрировало несостоятельность этимологического метода как метода раскрытия неизвестного языка путем сравнения с языками, родство которых с исследуемым языком не установлено.

Однако результат работы Н. Я. Марра не был только негативным. Его идея о грамматическом сопоставлении урартского языка с кавказскими оказалась плодотворной. До сих пор исследователи искали в урартском языке грамматические категории, известные из индоевропейских и семитских языков, в то время как грамматическая структура урартского языка в корне отлична от структуры этих языков; в частности, урартский язык разделяет с большинством кавказских ту особенность, что подлежащее переходного глагола стоит не в именительном, а в особом косвенном падеже и что спряжение переходных и непереходных глаголов совершенно различно. Пока не была выяснена эта особенность урартского языка, толкование урартских предложений даже там, где были понятны слова, написанные с помощью идеограмм, наталкивалось на непреодолимые трудности.

В течение двадцатых и в начале тридцатых годов И. Фридрих, А. Гётце, М. Церетели за рубежом и И. И. Мещанинов в СССР, либо отказавшись от этимологического метода, либо постепенно освобождаясь от его влияния и используя новое понимание урартской грамматической структуры, продвинули толкование урартского языка. Наконец в 1933 г. вышла работа автора настоящей книги И. Фридриха «Введение в урартский» (J. Friedrich, Einführung ins Urartäische, Leipzig, 1933). И. Фридрих в результате строгого применения комбинаторного метода, учитывая различные сочетания, в которых встречаются те или иные урартские слова и грамматические формы, смог впервые поставить изучение языка на вполне научную основу. Были выяснены основные проблемы словарного запаса надписей и их грамматики. И хотя многие места в текстах оставались и теперь совершенно непонятными, интерпретированные места давали уже достоверный смысл.

Начатое, но, к сожалению, не завершенное Леманн-Гауптом издание свода урартских надписей (Corpus Inscriptionum Chaldicarum), издание Г. В. Церетели урартских надписей Музея Грузии, дальнейшие грамматические и другие исследования И. И. Мещанинова в СССР и А.Гётце в Германии и США, раскопки Б. Б. Пиотровским урартского городища Кармир-блур около Еревана в Советской Армении, впервые раскрывшие в большом объеме и на строго научной основе материальную культуру древней державы Урарту, — все это способствовало дальнейшему развитию урартоведения. Советскому ученому Г. А. Меликишвили впервые удалось в 1953—1954 гг. издать в транскрипции и с научно обоснованным переводом все урартские тексты; из них лишь небольшая часть остается непонятной. Несколько позже такое же издание предпринял австрийский ученый Ф. В. Кениг; однако его работа грешит многими недоказанными положениями.

Недавно на Кармир-блуре были найдены письма царей и должностных лиц, написанные по-урартски на глиняных таблетках. Как оказалось, урартская скоропись значительно отличалась от письма, применявшегося для надписей на камне и металле, которое почти ничем не отличалось от новоассирийского; поэтому считалось, что письменность была впервые заимствована урартами из Ассирии в X—IX вв. до н. э. Но урартская клинописная скоропись оказалась более сходной с письмом хеттов и хурритов II тыс. до н. э.; чтение ее пока связано с многими трудностями. К тому же слова, известные нам по надписям строительного и военного содержания, не всегда встречаются в деловых письмах, словарный запас которых совершенно другой. По мере нахождения урартских деловых документов исследователям еще предстоит большая работа по их прочтению и интерпретации.

К счастью, в настоящее время выяснилось близкое родство между урартским языком и хурритским; делаются первые попытки установления закономерных соответствий между ними. Это заставляет надеяться на возможность осторожного применения к обоим языкам и этимологического метода в помощь методу комбинаторному.