Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Лукиан из Самосаты
ЗЕВС УЛИЧАЕМЫЙ

1. Киниск. Уж я-то, Зевс, не стану надоедать тебе ничем похожим на просьбы о богатстве, золоте и царской власти — ведь остальные люди чаще всего молят именно об этом, а тебе совсем не легко выполнять такие просьбы, и я вижу, как ты обыкновенно пропускаешь их мимо ушей. А мне нужно от тебя только одно, да и то — сущий пустяк.

Зевс. Что же это, Киниск? Тебе не будет отказа, в особенности, если потребности твои умеренны, как ты уверяешь.

Киниск. Ответь мне на один несложный вопрос.

Зевс. Желание, и в самом деле, незначительное и легко исполнимое. Что ж, спрашивай, сколько хочешь.

Киниск. Дело вот в чем, Зевс. Ты, несомненно, читал поэмы Гомера и Гесиода. Так скажи мне, правду ли говорили эти поэты, когда пели о Роке и Мойрах, утверждая, будто нельзя избежать ничего из той участи, которую они выпрядают каждому при его рождении?

Зевс. Да, истинную правду. Нет в мире ничего, чем бы Мойры не распоряжались; наоборот, все, что ни происходит, — это дело их веретена, и сразу же, с самого начала, имеет свой конец, который они уже успели выпрясть. Иным образом ничто произойти не может.

2. Киниск. Значит, когда тот же Гомер в другом месте своей поэмы говорит:

Чтобы судьбе вопреки не сошел ты в обитель Аида¹⁾

и тому подобные вещи, мы можем утверждать, очевидно, что в таких случаях он несет вздор?

Зевс. Несомненно. Ведь нет ничего, что происходило бы просто так, помимо закона, установленного Мойрами, или вопреки их нити. А у поэтов, когда они поют, вдохновляемые Музами, — только тогда каждое их слово — правда. Но всякий раз, как богини покинут их и они начнут складывать стихи собственными силами, тут уж они и сбиваются и начинают противоречить тому, что сами же говорили раньше. Да это и простительно: они всего только люди и, когда оставляет их божество, которое до тех пор пребывало в них и говорило их языком, слагая песни, — истина им недоступна.

Киниск. Ну, хорошо, допустим, что это так Ответь мне еще на такой вопрос: Мойр три, не правда ли, — Киото, Лахесис и Атропос?

Зевс. Совершенно верно.

3. Киниск. А Рок и Счастливый Случай? Кто же они такие, эти божества, которые, как и Мойры, намозолили всем языки? Какая у каждого из них власть? Такая же, как у Мойр, или даже большая, чем у них? Я, по крайней мере, от всех слышу одни речи — нет, мол, ничего могущественнее Счастливого Случая и Рока.

Зевс. Не дано тебе, Киниск, знать все. Но почему это ты задал вопрос о Мойрах?

4. Киниск. Сейчас услышишь, Зевс, скажи мне только прежде еще одну вещь: над вами они тоже властвуют, и вам приходится висеть на их нитке?

Зевс. Да, Киниск, приходится. Что же ты улыбаешься?

Киниск. Я вспомнил те стихи Гомера, которые у него произносишь ты, выступая на собрании перед богами. Ты угрожал им тогда, что подвесишь весь мир на какой-то золотой цепи, и говорил, что сам спустишь эту цепь с неба, а боги, пусть они даже все вместе, если захотят, схватятся за нее, стараясь стянуть тебя на землю, не смогут и на волос сдвинуть тебя с места. Ты же, как только пожелаешь, без труда всех их

С морем самим к небесам повлечешь и с самою землею.²⁾

Прежде, слыша эти слова, я дрожал от страха, и твоя сила казалась мне чудесной. А теперь я уже вижу, что ты и сам висишь, как ты признаёшь, на тонкой нитке вместе со своей цепью и угрозами. По-моему, у Клото́ больше права хвастаться, раз она самого тебя поднимает и тянет своим веретеном, как рыбаки — мелкую рыбешку удочкой.

5. Зевс. Не понимаю, к чему ты клонишь со своими расспросами.

Киниск. Вот к чему, Зевс (но заклинаю тебя Мойрами и Роком, выслушай спокойно и без гнева мои правдивые и откровенные слова). Если дело обстоит так, как ты рассказал, если над всем владычествуют Мойры и ничто из однажды решенного ими не может быть изменено никем, зачем мы, люди, приносим вам жертвы, устраиваем гекатомбы³⁾ и при этом молим вас о благих дарах для себя? Я не вижу, какая нам польза от этого почитания, если наши молитвы не могут ни отвратить от нас бед, ни доставить нам какое-нибудь благо в дар от богов.

6. Зевс. Я знаю, откуда у тебя эти хитрые расспросы — от проклятых софистов, которые утверждают даже, что мы не заботимся о людях. Они-то, нечестивцы, и задают такие вопросы, стараясь удержать и других людей от жертвоприношений и молитв, потому-де, что все это — попусту. Мы, мол, и внимания не обращаем на то, что у вас происходит, да и вообще не имеем ни малейшей власти в земных делах. Но не пройдут им даром такие рассуждения.

Киниск. Нет, Зевс, клянусь веретеном Клото, не они уговорили меня спросить тебя об этом, а сам наш разговор, уже не знаю и как, пришел к тому, что жертвы — вещь бесполезная. Но все же, если ты не возражаешь, я еще спрошу тебя совсем кратко, а ты отвечай решительно и как можно увереннее.

Зевс. Спрашивай, если тебе нечего делать и ты можешь терять время на такую болтовню.

7. Киниск. Ты утверждаешь, что все происходит по воле Мойр?

Зевс. Да.

Киниск. А вы можете изменить этот порядок и распустить их пряжу?

Зевс. Никоим образом.

Киниск. Ты хочешь, чтобы я и вывод сделал из этих посылок, или все ясно уже и без этого?

Зевс. Ясно. Однако те, кто приносят жертвы, делают это не ради выгоды, в обмен на что-то или как бы покупая наши благие дары. Нет, они вообще хотят почтить нечто более совершенное, чем они сами.

Киниск. Вполне достаточно и этого: ты сам признаешь, что жертвоприношения совершаются без всякой пользы, а лишь из какого-то почтения людей к высшему совершенству. А все-таки, будь здесь кто-нибудь из тех софистов, о которых ты недавно вспомнил, он спросил бы тебя, па каком основании ты утверждаешь, что боги совершеннее смертных, раз они такие же рабы, как люди, и подчиняются одним и тем же госпожам — Мойрам. Ведь софистам недостаточно того, что боги бессмертны, и они не станут считать их по этой причине существами более совершенными. Наоборот — тем хуже для вас: если людей хотя бы смерть отпускает на свободу, то вашему несчастью нет конца, и вечно ваше рабство, которое покачивается на такой длинной нитке.

8. Зевс. Да, Киииск, но эта вечность и беспредельность полна для нас блаженства, и наша жизнь окружена всевозможными радостями.

Киниск. Не для всех, Зевс. Нет в этом деле и среди вас равенства и порядка. Ты, например, блаженствуешь, потому что ты царь и можешь подтянуть к небу землю и море, как тянут ведро, спустив веревку в колодец. А Гефест — хромой и к тому же обыкновенный ремесленник, кузнец. Прометей был даже распят. А что мне сказать о твоем отце,⁴⁾ который и теперь еще сидит в Тартаре, забитый в колодки? Говорят, что вы и влюбляетесь, и раны получаете, и рабами иной раз бываете у людей, как твой брат⁵⁾ у Лаомедонта и Аполлон у Адмета.⁶⁾ Все это, по- моему, не слишком-то большое блаженство, и похоже на то, что одни из вас счастливы и щедро одарены судьбой, а другие — наоборот. Я уж не стану говорить о том, что на вас и разбойники нападают, точно так же, как на нас, и святотатцы грабят ваши храмы, так что в одно мгновение вы из несметных богачей превращаетесь в последних бедняков. А многих из вас уже и в переплавку пустили, — тех, кто был сделан из золота или серебра, — так уж им, видно, было суждено.

9. Зевс. Осторожнее, Киниск! Твоя речь становится уже дерзкой, ты еще в этом раскаешься.

Киниск. Оставь свои угрозы при себе, Зевс — ты сам знаешь, что со мной не случится ничего такого, что не было решено Мойрой раньше тебя. Ведь даже святотатцы, насколько я вижу, не все несут наказание, а в большинстве случаев избегают вашей кары. Мне кажется, что им не суждено быть схваченными.

Зевс. Разве я не говорил, что ты один из тех, кто в своих рассуждениях устраняет из мира божественную заботу?

Киниск. Ты так сильно боишься их, Зевс? Почему бы это? Не понимаю. Что бы я ни сказал — во всем подозреваешь их науку.

10. А я охотно задал бы тебе еще один вопрос (от кого, в самом деле, я могу узнать истину, если не от тебя?): что это у вас за Божественная забота такая? Что-нибудь вроде Мойры или еще более великая богиня, которая как бы повелевает самими Мойрами?

Зевс. Я тебе уже и прежде говорил, что не дано тебе знать все. А ты хоть и уверял сначала, что задашь только один вопрос, докучаешь мне, не переставая, своими хитросплетениями. И я вижу, что главное для тебя в нашем разговоре — доказать, что мы совершенно не заботимся о делах людей.

Киниск. Нет, я так не говорил. А ты сам только что утверждал, что это Мойры вершат всем в мире. Или, может быть, ты раскаиваешься в этом признании и хочешь взять свои слова обратно, и вы, боги, оттолкнувши Рок в сторону, оспариваете его право заботиться о людях?

11. Зевс. Нет, ни в коем случае. Однако, все свои решения Мойра выполняет через нас.

Киниск. Понимаю: вы как бы подручные и слуги у Мойр, и сами признаете это. Но все же и в этом случае они окажутся несущими заботу о мире, а вы — чем-то вроде их снасти или инструмента.

Зевс. Как это?

Киниск. Так же, как топор и бурав облегчают плотнику его ремесло, но никто не скажет, что сами эти инструменты и есть мастер, и корабль — работа не топора или бурава, а кораблестроителя. Вот подобным же образом строителем корабля всего сущего является Рок, а вы — буравы и топоры в руках у Мойр. И похоже на то, что людям надо Року приносить жертвы и его просить о благих дарах, тогда как они обращаются к вам, стараясь почтить вас процессиями и жертвоприношениями. Но даже если бы они оказывали почести Року, они и тут поступали бы не так, как следует. Да потом, мне кажется, что и сами Мойры не в силах изменить или повернуть назад то, что было с самого начала решено о каждой вещи в отдельности. Ведь не стала бы Атропос спокойно смотреть, как кто-то собирается дать веретену обратный ход и распустить работу Клото.

12. Зевс. Ты уже считаешь нужным, Киниск, чтобы даже Мойр люди не почитали. Да ты, кажется, решил все разрушить и перепутать. А мы — если и не принимать во внимание всего остального — могли бы иметь законное право на почести уже потому, что даем предсказания и заранее открываем людям все решения Мойр.

Киниск. Вообще-то, Зевс, бесполезно знать, что тебе предстоит, раз предохранить себя от этого все равно невозможно. Впрочем, ты скажешь, что человек, которому заранее известно, что ему предстоит умереть от копья с железным наконечником, может избегнуть смерти, если посадит самого себя под замок. Но это невозможно: Мойра выведет его поохотиться⁷⁾ и предаст острию копья. И Адраст, метнув свое копье в кабана, промахнется и убьет сына Креза, потому что неотвратимый приказ Мойр направил оружие в юношу.

13. А ответ оракула Лаю? Ведь это прямо-таки смешно:

Совершенно излишнее, на мой взгляд, предостережение: ведь в любом случае все произойдет именно так, а не как-нибудь иначе! Ведь, выслушав оракул, Лай мысли о потомстве не оставил и родил сына, который его убил. Так что я не вижу, какие у вас есть основания требовать платы за свои пророчества.

14. Я уж не говорю о том, что вы почти всегда, как правило, ответы даете туманные и двусмысленные и не слишком утруждаете себя объяснениями, свое ли царство разрушит⁹⁾ тот, кто перейдет через Галис, или царство Кира:¹⁰⁾ предсказание можно понимать и так и этак.

Зевс. Были, Киниск, у Аполлона свои причины: он гневался на Креза за то, что тот, искушая его, варил вместе мясо барана и черепахи.¹¹⁾

Киниск. Не следовало ему, богу, гневаться. Впрочем, и это, полагаю, было решено заранее — что лидиец будет обманут оракулом; и вообще то, что он не разобрался, как следует, в своем будущем, выпрял ему Рок. Значит, и ваше пророческое искусство — дело Рока.

15. Зевс. А нам ты ничего не оставляешь? Мы боги только по имени, не так ли? Мы не проявляем ни малейшей заботы о делах мира, и жертв мы недостойны, как буравы, в самом деле, или топоры? Но, пожалуй, ты не без основания глядишь на меня с презрением: ты видишь, как я, взяв в руку молнию и приготовившись метнуть ее, все еще позволяю тебе рассуждать таким гнусным образом о богах.

Киниск. Мечи, Зевс, если мне суждено быть сраженным ударом молнии. Не тебя я буду считать виновником этого, а Клото, которая поразит меня твоей рукой. Я даже не могу утверждать, что молния сама по себе будет причиной моей раны. Но вот что я хочу вас спросить — тебя и Рок (а ты ответь мне и за него тоже): твои угрозы напомнили мне об этом.

16. Как это у вас получается, что на святотатцев, разбойников и такое огромное множество людей дерзких, насильников и клятвопреступников вы и внимания не обращаете, но часто ударяете молнией в какой-нибудь дуб, или камень, или мачту корабля, не повинного ни в каком зле, а иногда и в какого-нибудь добродетельного и благочестивого путника? Что ж ты молчишь, Зевс? Или это мне тоже не дано знать?

Зевс. Да, Киниск, не дано. А ты чересчур любопытен, и я никак не пойму, откуда взялись у тебя все эти вопросы, с которыми ты ко мне явился сегодня.

Киниск. Стало быть, мне нельзя спросить вас, — ни тебя, ни Божественную заботу, ни Рок, — почему это Фокион,¹²⁾ человек добродетельный, умер в такой бедности, терпя нужду в самом необходимом, и до него — Аристид точно так же, а Каллий и Алкивиад,¹³⁾ распущенные юнцы, утопали в богатстве вместе с дерзким Мидием и Харопсом¹⁴⁾ с Эгины, гнусным развратником, который уморил голодом собственную мать? И почему, далее, Сократ был предан в руки Одиннадцати,¹⁵⁾ а Мелет¹⁶⁾ не был? Почему был царем Сарданапал, настоящая баба! А столько прекрасных и благородных персидских мужей были распяты им за то, что не одобряли существующего порядка?

17. А что делается теперь? Я не стану говорить подробно обо всем в отдельности, но негодяи и алчные себялюбцы благоденствуют, а с порядочных людей снимают последнюю рубашку, их мучают бедность, болезни и тысячи других бед.

Зевс. Так ты, оказывается, не знаешь, Киниск, какие страшные наказания ожидают негодяев после смерти и в каком блаженстве будут проводить свои дни порядочные люди?

Киниск. Ты хочешь рассказать мне об Аиде, о Титиях и Танталах? Но я-то узнаю точно, существует ли что-нибудь вроде этого, только когда умру! А пока я хотел бы счастливо прожить свой век, сколько бы он ни продолжался, и пусть потом, после моей смерти, шестнадцать коршунов¹⁷⁾ клюют у меня печень. Но я не согласился бы страдать от жажды, как Тантал, здесь, на земле, чтобы пить когда-нибудь на Островах блаженных, возлежа вместе с героями среди Елисейских полей.

18. Зевс. Что ты говоришь?! Ты не веришь, что существуют наказания, и награды, и суд, где расследуется жизнь каждого?

Киниск. Рассказывают, будто какой-то Минос, критянин, — судья по таким делам. Расскажи мне, пожалуйста, что-нибудь и о нем — ведь он, говорят, твой сын.

Зевс. А что ты хочешь о нем узнать, Киниск?

Киниск. Кого он наказывает преимущественно?

Зевс. Скверных людей, разумеется, таких, как, например, убийцы и святотатцы.

Киниск. А кого он отсылает к героям?

Зевс. Людей хороших и благочестивых, тех, кто жил добродетельно.

Киниск. За что же, Зевс?

Зевс. За то, что одни заслуживают награды, а другие наказания.

Киниск. А если человек сделал какое-нибудь зло неумышленно, Минос и его приговаривает к наказанию?

Зевс. Нет, никоим образом.

Киниск. Значит, если кто-нибудь невольно совершил добрый поступок, он и такого человека не может считать достойным награды?

Зевс. Конечно, нет.

Киниск. В таком случае, Зевс, ему никого не следует ни награждать, ни наказывать.

Зевс. Как это — никого?

Киниск. Да потому, что мы, люди, ничего не делаем по собственной воле, а лишь выполняем приказы какой-то непреклонной необходимости, если только правилен вывод, к которому мы с тобой недавно пришли,— что первопричина всего — Мойра. И если кто-нибудь убивает, то убийца — она, если кто-нибудь совершает святотатство, он делает то, что ему приказано. Поэтому, если Минос пожелает судить по справедливости, он накажет не Сизифа, а Рок, и не Тантала, а Мойру. И действительно, в чем они провинились, если подчинились приказам своих начальников?

19. Зевс. Не достоин ты больше никаких ответов, если задаешь подобные вопросы. Ты наглый человек и софист. И я оставляю тебя, а сам ухожу.

Киниск. Мне бы надо было еще кое-что спросить у тебя: где находятся Мойры? как успевают они позаботиться о таком множестве дел, да еще входят во все тонкости — ведь их только трое? Да, трудную и несчастную, по-моему, жизнь они ведут, если у них столько забот, и, кажется, даже к ним Рок был не слишком милостив при рождении. Не знаю, как другие, а я, если бы мне разрешили выбирать, не променял бы свою жизнь на их. Нет, я предпочел бы даже жить еще беднее, лишь бы не сидеть и не крутить это веретено, на котором намотано столько дел, и ни одно нельзя упустить из виду… Но если тебе трудно ответить на эти вопросы, Зевс, хватит с нас и тех, на которые ты уже ответил: этого вполне достаточно, чтобы вопрос о Роке и Божественной заботе сделался ясным. Остальное же, вероятно, не суждено мне было услышать.

Имя героя этого диалога — Киниск — напоминает о философской школе киников.

¹⁾ См. Гомер — «Илиада», XX, 336.

²⁾ См. Гомер — «Илиада», VIII, 24 (см. «Зевс-трагик», 14).

³⁾ См. прим. к стр. 78².

⁴⁾ Имеется в виду Крон.

⁵⁾ Посейдон. Гомер называет строителями троянской стены Посейдона и Аполлона («Илиада», VII, 452 и след.; XXI, 435 и след.).

⁶⁾ В наказание за убийство Киклопов, ковавших молнию Зевса, Аполлон был послан на землю к царю города Феры (в Фессалии) Адмету и служил у него пастухом.

⁷⁾ Имеется в виду легенда, передаваемая Геродотом («История», I, 34 и след.), о сыне лидийского царя Креза Атисе; было предсказано, что он умрет от раны, нанесенной копьем. Во время охоты на кабана Атис был убит по оплошности Адрастом, которому Крез поручил оберегать сына.

⁸⁾ См. Еврипид — «Финикиянки», 18-19.

⁹⁾ См. «Зевс-трагик», 20.

¹⁰⁾ Персидский царь (около 558—529), победивший Креза.

¹¹⁾ См. «Зевс-трагик», 30.

¹²⁾ Фокион, Аристид, Каллий, Мидий, Сократ, Сардапапал — см. прим. к диалогу «Зевс-трагик», 48.

¹³⁾ Алкивиад — афинский политический деятель конца V в. до н.э.

¹⁴⁾ Харопс — других упоминаний о нем нет.

¹⁵⁾ Коллегия судей в Афинах.

¹⁶⁾ Лукиан имеет в виду либо обвинителя по делу Сократа, либо другого Мелета — продажного политика конца V в. до н.э.

¹⁷⁾ После смерти Титий был распростерт на земле, и два коршуна клевали его печень.