выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
Перевод: Н.П. Баранов.
По изданию: Лукиан. Сочинения, т. 2. Алетейя, 2001 г.
Spellchecked OlIva.
1. При архонте Аристархе Фалерском1) Пианепсиона седьмого дня2) Сигма вошла в суд семи Гласных с жалобой на Тау,3) обвиняя последнюю в насилии и расхищении ее имущества и заявляя, что все слова с двойною Тау отняты подсудимою у нее, Сигмы.
2. — Судьи Гласные! Пока вот эта самая Тау, присваивающая мое достояние, появляясь на местах, ей не подобающих, обижала меня умеренно, я без затруднения сносила чинимый мне ущерб и пропускала мимо ушей некоторые ее выражения, сохраняя ту умеренность, которой, как вам известно, я всегда отличалась по отношению как к вам, так и к прочим буквам. Однако, раз Тау в своей безумной жадности дошла до того, что не довольствуется уступками, которые неоднократно я ей делала с великой кротостью, но уже добивается большего, я вынуждена ныне потребовать ее к ответу перед вами, знающими нас обеих. Немалый я испытываю страх при мысли, что мне грозит опасность оказаться вовсе упраздненной; что, прибавляя к прежде совершенным преступленьям все новые и большие, Тау окончательно вытеснит меня с моих исконных мест и что, сохраняя спокойствие, я, пожалуй, вовсе перестану считаться буквой и буду приравнена к простому свисту.
3. Справедливость требует, чтобы не только вы, на суд которых мы сегодня явились, но и остальные буквы так или иначе стояли на страже против подобных покушений: ибо, если дозволить всякой букве по желанию покидать места, где она должна ставиться, и насильно захватывать чужие, а вы будете этому потворствовать — вы, без которых ни одно слово не пишется, — я не вижу, каким способом сохранятся тогда в нашей расстановке те правила, по которым нам исстари положено ставиться. Нет, я уверена, что вы никогда не дойдете до такой беззаботности и небрежности, чтобы потворствовать всяким несправедливостям. Но если уж случится, что вы не обратите внимания на нашу тяжбу, то мой долг как потерпевшей не оставить так этого дела.
4. Ах, если бы и дерзость других букв была пресечена сразу, когда они только еще начинали нарушать законы! Не воевали бы тогда до сих пор между собою Лямбда и Ро,4) оспаривая друг у друга головную боль: «кефаляргия» иль «кефалялгия»?5) Также и Гамма не ссорилась бы с Каппой, и между ними дело не доходило бы частенько чуть не до драки в мастерской валяльщика из-за того, как надлежит называть ее: «гнафейон» или «кнафейон»?6) Та же Гамма перестала бы бороться с Лямбдой за «молис» — «с трудом» отнятое или, лучше, украденное ею у Лямбды и переделанное в «могис».7) Да и другие буквы жили бы себе спокойно, не устраивая противозаконной путаницы. Как хорошо, когда каждый сохраняет то место, где ему назначено стоять. Переходить же куда не следует пристало только правонарушителям.
5. Кто был он, первый начертавший нам эти законы? Кадм-островитянин? Или Паламед, сын Навплия? Или правы те, что с Симонидом связывают это мудрое изобретенье? Как бы там ни было, эти люди не только четко определили наш порядок, закрепивши в нем почетные места, — кому быть первой, кому — второй, — но поняли природу каждой из нас: каковы мы и на что способны. Так, вам, о судьи, они воздали большую честь за то, что вы звучать способны сами по себе. Полугласные идут после вас, так как они нуждаются в добавке гласного, чтобы стать слышными. Наконец, самое последнее место было присуждено тем девяти из нас, которые сами по себе вовсе не имеют никакого звучанья.8) Таким образом, очевидно, гласные поставлены на страже законного порядка.
6. Но эта Тау, я не подберу ей имени позорнее того, каким она зовется,9) Тау, которую, клянусь богами, одну и не расслышать было бы, когда б не стали рядом с нею двое из нас, почтенных и приятных видом: Альфа и Ипсилон,10) — эта Тау осмелилась обижать меня, чиня небывалые насилья, изгоняя меня из слов и выражений, отцами завещанных, преследуя в союзах и приставках, доведя неслыханную жадность до того, что наконец у меня не стало сил терпеть. Откуда и как все это началось, вы сейчас услышите.
7. Пришлось мне как-то быть в Кибеле — городок, не лишенный приятности и слывущий афинскими выселками. Со мною вместе приехала туда и любезнейшая Ро, лучшая из моих соседок. Мы остановились в доме одного поэта, сочинителя комедий, по имени Лизимах; родом явно был он исконным беотийцем, но притязал на чисто аттическую речь. В доме этого нашего хозяина я и обнаружила впервые захватнические стремленья Тау. Покамест она посягала на мелочи, называя «сорок» не «тессараконта», а «теттараконта» и тем лишая меня моих двух мест, я объясняла это лишь содружеством двух букв, с детских лет стоявших рядом. Дальше она стянула у меня «сегодня», утверждая, что «семерон» есть «темерон» и составляет ее собственность, а также некоторые другие подобные слова. Однако их звучанье казалось мне еще терпимым, и я была не слишком уязвлена моей потерей.
8. Но, когда, начавши с этого, Тау дерзнула дальше произносить «каттитерос» и «каттима» и «питта», а потом бесстыдно, не краснея, решила царицу «басилиссу» «басилиттой» наименовать, я безмерно была возмущена, я загорелась гневом, боясь, что со временем, пожалуй, кто-нибудь и смокву молотком растюкает, превратив ее из «сюка» в «тюка». О, ради Зевса, простите справедливый гнев мне, удрученной и одинокой, оставленной без всякой помощи: ведь мне грозит опасность немалая, не каждый день встречающаяся: меня лишают достояния, с которым я свыклась и успела сдружиться. Мою сороку-болтунью — птицу «киссу» — из-за пазухи, как говорится, у меня похитив, «киттой» назвала она! И другие птицы — голубка, утка, дрозд — все украдены Тау и все, несмотря на запрещенье Аристарха, затакали: «фáтта», «нéтта», «кóттифос»! Немало Тау стащила у меня и пчел — «мелисс». Тау явилась в Аттику и в самом сердце страны, на глазах у вас и прочих букв, беззаконно отняла у меня Гимесс, подставив вместо него Гиметт.11)
9. Да что там! Тау выгнала меня из всей Фессалии, требуя, чтобы ее назвали «Фетталией». Я совершенно, благодаря Тау, отрезана от «талассы», от моря, и даже овощи в огороде она не пощадила, не оставила мне ни корешка: вся свекла стала твеклой! Между тем вы сами можете засвидетельствовать, какая я долготерпеливая буква: ни разу я не пожаловалась ни на Дзету, которая утащила у меня смарагд и отобрала всю Смирну, сделав их змарагдом и Змирной, ни на Кси,12) что так коварно отнеслась к соглашенью между нами, прибегши, как к союзнику, к составителю истории Фукидиду и заставив все «со» звучать как «ксо».13) Наконец мою соседку Ро я извиняю ее болезнью за то, что она в своих мирриновых садах возрастила мои мирсины14) и однажды, страдая черной желчью, дала мне пощечину, назвав щеку «корра». И все это я стерпела. Вот я какова!
10. А теперь посмотрим, какой насильницей по самой своей природе выступает Тау по отношенью не ко мне одной, а и к прочим буквам. Да, она не пощадила и других! Она обидела и Дельту, и Фи, и Дзету15) — без малого всю азбуку. В подтвержденье моих слов я прошу вызвать самих потерпевших...
Вы слышите, судьи Гласные, что говорит Дельта: Тау отняла у нее «энделехию», заставив, вопреки всем законам, звать ее «энтелехией». Фи бьет себя в грудь и рвет на голове волосы (увы! уже не «фрихас», а «трихас»!), — и не мудрено: осталась она без тыквы, «колокинф» стал «колокинтом»! У Дзеты отняты и свирели звучащие, и трубы звенящие, и сама она даже визга свиного издать не может. Кто в силах стерпеть все это? Какая кара достаточна для этой мерзкой злодейки Тау?
11. Но не только буквы, своих сородичей, Тау подвергает оскорбленьям. Нет! Она шагнула дальше, и даже люди уже страдают от нее. Судите сами: она не позволяет им владеть языком как следует. Больше того, граждане судьи: заговорив сейчас про дела людские, про язык, я вспомнила опять, что и в языке она обездолила меня, превратив его из «глоссы» в «глотту». О Глосса! Воистину — язвой для тебя явилась Тау! Впрочем, возвратимся снова к людям и скажем несколько слов в защиту их от притеснений Тау. Тау стремится связать, скрутить их речь как будто узами: увидев что-нибудь прекрасное, человек хочет так и назвать его прекрасным — «калон», но Тау тут как тут и заставляет произносить «талон», повсюду притязая на первое место; другой заводит разговор о винограде, но из лозы, из «клема», выходит у него «тлема», несчастье, поистине несчастный человек! И не только простые люди, кто попадется, терпят от нее обиды, но даже великого царя, которому повиновались, как говорят, и суша и море, изменяя своей природе, — и его Тау коварно превратила из Кира в Тира какого-то.
12. Таковы преступления Тау против людей по части речи. Ну, а что мы видим, если от слов перейдем к делам? Стонут люди и сетуют на свою судьбу и частенько проклинают Кадма — за то, что он ввел Тау в семью букв: ибо ее наружный вид, как говорят, тираны приняли за образец, ее очертаньям подражали, соорудив из дерева такую ж Тау, чтобы распинать на ней людей! От нее же их гнусное изобретенье получило и гнусное свое названье.
Итак, каков же будет ваш приговор? Скольких смертей достойна Тау за все свои злодейства? Что до меня, то я считаю возможным и справедливым ограничиться для Тау одним наказаньем: Тау уже в самой наружности своей несет заслуженную кару: она, Тау, создала крест, а люди в ее честь назвали его «с-тау-рос»!
1) При архонте Аристархе Фалерском. Имеется в виду знаменитый критик Гомера Аристарх (II в. до н. э.), шуточно возведенный Лукианом в должность архонта, с заменой его родины, острова Самофракии, предместьем Афин, Фалером.
2) Пианепсиона седьмого дня. Месяц аттического календаря, соответствующий примерно нашему октябрю.
3) Тау — буква τ (Τ) греческого алфавита; Сигма — буква с (Σ).
4) Лямбда и Ро — буквы λ (Λ) и ρ (Ρ).
5) Кефаляргия, или Кефалялгия. Афиняне говорили κεφαλργία (головная боль) вместо κεφαλαλγία. Известна насмешка Аристофана над Алкивиадом, который произносил κόραξ (ворон) вместо κόλαξ (льстец).
6) Гнафейон (Γναφειόν) или кнафейон (Κναφειον) — слово, означавшее по-гречески «валяльня», произносилось и с начальным к, и с начальным г.
7) Μόλις и μόγις означает по-гречески «с трудом», причем первое слово было более употребительно у ионийцев и эолийцев.
8) ...девяти из нас, которые... не имеют никакого звучания... Имеются в виду буквы, служащие изображением глухих согласных звуков. Таких букв в греческом алфавите девять.
9) ...не подберу ей имени позорнее... Буква τ рассматривалась как зловещий знак в силу сходства ее с крестом, смерть на котором считалась позорной.
10) Альфа — буква α (Α) греческого алфавита; ипсилон — буква υ греческого алфавита, не имеющая равнозвучащей в русском алфавите, звук, средний между и и ю.
11) «Каттитерос», и «каттима», и «питта». В аттическом говоре двойному с соответствовало двойное т; и слова «касситерос» — олово, «кассима» — подошва и «писса» — смола, произносились указанным в тексте образом. Аттический говор и лег в основу того общегреческого языка, так называемого «койне», который во времена Лукиана господствовал уже во всех говоривших по-гречески областях греко-римского мира, вытеснив собой местные греческие говоры. Таким образом, жалобы сигмы на то, что тау «отняла» у нее ряд слов, вполне обоснованы.
12) Дзета (Ζ) — буква греческого алфавита, произносящаяся дз или з. Кси — буква греческого алфавита (ξ), произносящаяся кс (латинский икс).
13) ...к составителю истории Фукидиду... Греческий историк Фукидид (около 460-395 г. до н. э.), как и афиняне вообще, употреблял предлог «сюн» (συν), τ. е. «с» или «вместе» в форме «ксюн» (ξύν); таким образом, ряд слов у него начинался вместо сигмы буквою кси.
14) ...в своих мирриновых садах взрастила мои мирсины... В греческом алфавите буквы ро и сигма стоят рядом, как r и s в латинском, как р и с в русском. У Лукиана сигма заявляет: «Моя соседка насадила у себя свои мирты». Острота состоит в том, что мирта в ионическом говоре называлась «myrsinē», в аттическом же «myrinē». Мы попытались передать эту игру слов, заставив «мирсины» расти в «мирриновых» садах.
15) Дельта — буква δ (Δ) греческого алфавита. Фита — буква греческого алфавита (Θ), не имеющая равнозвучащей в русском алфавите, звук, средний между т и φ (отчасти схожа была старинная русская фита).
Написать нам: halgar@xlegio.ru