Система OrphusСайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.


Иван Вадимович Рак.
Мифы древнего и раннесредневекового Ирана

[153]
Назад

Раздел 3. Мир до Заратуштры

Далее

Арийцы-дэвопоклонники

Ссылки на существование данного эпизода легендарной истории (являющегося её логически необходимым звеном) содержатся в зороастрийских текстах разных эпох. Описания подробностей, в основном, введены искусственно

Когда Машйа и Машйои, первая человеческая пара, умерли, их потомки — {пятнадцать народов}1) — вскоре заселили Хванирату, все {шестнадцать стран, созданных Ахура Маздой. Но как убийца сыпет щепоть ядовитого зелья в котёл — и отравляет всю еду, так Ангхро Майнью, когда Датуш сотворил Арьяна Вэджа и остальные пятнадцать лучших стран и мест обитания [В], в каждой из стран расплодил Зло, пороки и грехи, дабы везде и навсегда отравить жизнь людям.

Всё же шестнадцать лучших стран Хванираты остались и после этого лучшими, дарующими покой, как бы мало радости [там] ни было [В]}.2) Всякое племя занималось своим промыслом, и каждый человек, как мог, пытался выжить, выстоять против дэвовского зла. Но если с дэвом зимы ещё удавалось справиться, вовремя заготовив сухих дров для огня и утеплив жилище; а Апаоша хоть и мог наслать страшную засуху, однако не по силам ему было сделать, чтоб пересохла Вахви Датия и другие великие реки, так что вода оставалась у людей, только приходилось в надрыв трудиться от рассвета до заката, возя её в кувшинах на поля, — то дэвы зависти, зломыслия, жадности и других пороков зачастую легко брали над арийцами верх, подчиняли людей себе. Ведь им, людям, ещё не сиял свет божественной Истины — праведной маздаяснийской веры. Многие племена вели кочевой образ жизни, и Айшма злорадствовал, видя это; многие поклонялись дэвам — Индре, Шару, Буити, Нахатья, считая их истинными богами.

Вот почему они поклонялись этим лжебогам: {Ангхро Майнью скрыл от них, что в потустороннем мире за благодеяние полагается награда, а за грехи — тяжкое наказание. И ещё он скрыл, что грядёт конец мировой истории, когда Дух Зла и его приспешники будут [154] уничтожены навсегда. Люди при первоначальном творении были так мудры [Ч], что всё это знали, но тлетворный Ангхро Майнью замутил их умы: он распространил по миру много религий и греховных верований [Ч] — и люди, забыв о праведности, разучились отличать Добро от Зла. Каждый <…> считал хорошей ту религию, которой обучен, и особенно сильной — ту религию, [благодаря] которой у него будет власть [Ч]. Не понимали арийцы, что хорошее управление деревней лучше, чем плохое управление каршваром, поскольку Творец Ахура Мазда создал хорошее правление для [обеспечения] защиты созданий, а лживый Ангхро Майнъю создал плохое правление для противодействия хорошему [Ч].

Ужасны были те дэвовские религии! Из-за их большой испорченности они настолько искажены и смешаны, что [их] начальные слова не соотносятся со [словами] срединными, а срединные — с заключительными [Ч].3)

Миссия Арьямана

Изложено по: «Видевдат» 22. К данному этапу легендарной истории — времени до воцарения династии Парадата — мифологические события отнесены условно.

Но уже в те времена, за много столетий до прихода Заратуштры, люди постепенно стали осознавать, что поклонение дэвам и идолам влечёт неминуемую беду.

Видя, как сперва один клан, потом несколько, а потом уже целые племена и народы отвращаются от степного кочевничества и, не услаждая больше Айшму кровавыми набегами, ведут праведную оседлую жизнь, занимаются скотоводством и земледелием; и как от этого преображается, расцветает и осеняется благодатью сотворенный Ахура Маздой мир,4) многопагубный Ангхро Майнью исходил злобой. Он должен был воспрепятствовать Датушу — намерзить, сокрушить, испортить творение, — и Дух Зла мучительно раздумывал над этим денно и нощно.

И, наконец, он придумал, негодный Ангхро Майнью, смертоносный, — придумал, какой он нашлёт на землю лютый бич: 99999 смертельных недугов и болезней! — да! — чуму, моровую язву, проказу, лихорадку, бесплодие и… не перечесть — девять недугов, и девяносто, и девятьсот, и девять тысяч, и девять раз по десять тысяч неисцелимых болезней, сеющих горе и смерть.

Столь много было их, порождений Зла, столь неисчислимое множество их создал Ангхро Майнью на погибель земле, что сам Творец [155] Ахура Мазда не мог справиться с ними. И он воззвал к Мантра Спента:

— Помоги мне, праведная Мантра Спента! Исцели мой мир, изгони прочь порождения Друджа.

— Но как я сделаю это? — сказала в ответ Мантра Спента. — Как мне выполнить твоё веление, скажи, Мазда, ибо это неведомо мне.

{Мантра Спента одна была не в силах изгнать Зло. Нужен был праведник, который бы произнёс благочестивое исцеляющее Слово.}5)

И Ахура Мазда решил воззвать о помощи к Арья́ману, благому язату, сотворенному им, Ахурой, — духу телесного и душевного здравия, религиозного послушания и благочестия, покровителю оседлых племён, противостоящему — вместе со Сраошей — буйному Айшме.

Он совершил возлияние в честь Арьямана, принёс ему в жертву коней, верблюдов, тысячу бурых быков и мелкий скот. Потом призвал перед свой лик На́йрьо Са́нгху (среднеперс. Нерья́санг) — божественного вестника, {огненного духа},6) и молвил ему:

— Лети, Найрьо Сангха, мой посланник и глашатай, к Арьяману праведному, и вот какие слова обрати к нему: «Так говорит Ахура Мазда, праведный, тебе [Арьяману]: „Я, Ахура Мазда, создатель всех благих творений, когда я создал эту обитель, прекрасную, сияющую, видную издалека <…> тогда негодный посмотрел на меня [и моё творение], негодный Ангхро Майнью, смертоносный, и создал своим чёрным колдовством девять недугов, и девяносто, и девятьсот, и девять тысяч, и девять раз по десять тысяч недугов смертельных, неисцелимых! Так принеси же мне и миру телесному исцеление, Арьяман! Тебя я почтил возлиянием и молитвой, тебе принёс жертвы щедрые, богатые: коней тысячу, и крутогорбых верблюдов тысячу, и тысячу бурых быков, и тысячу голов мелкого скота — всё тебе! Оказал я должные почести тебе, Арьяман!»

Мазда умолк — и тотчас же в послушание словам Ахуры он пошёл, Найрьо Сангха, вестник; он направился прямо в обитель Арьямана и объявил ему волю Творца. Всё, что сказал Мазда, верный Найрьо Сангха передал Арьяману слово в слово — и о почестях, которые были возданы ему, и о щедрых жертвах. Это было быстро сделано, не было это долго.

Арьяман воспылал праведным рвением. Уничтожить зло, исцелить телесный мир — великую и почётную миссию возложил на него Ахура! Не теряя времени, он отправился на гору праведных вопросов.7) [156] Девять жеребцов взял он с собой, девять быков, девять верблюдов, девять голов мелкого скота взял он с собой,8) полный [праведного] рвения Арьяман. Он <…> вырыл девять борозд продольных,9) произнёс молитвы и заклинания, отвращающие болезнь, — и так, праведным Словом Мантра Спента, он изгнал Друджа и исцелил мир, как были на то воля и приказание Ахуры.

Вивахвант

Изложено по: «Ясна» 9.4

Постепенно люди узнавали, что дэвы и Зло не безраздельно царят на земле, но есть в мире и ахуры — истинные боги, благие, добрые, праведные. Так, узнали они про Хаому.10)

Чудесные свойства напитка хаомы арийцам открыл их соплеменник, добродетельный муж по имени Вивáхвант (среднеперс. Вивáнгх). Он был первым из смертных, кто выжал сок золотистого растения. В награду за это богоугодное деяние та на него благодать снизошла, та его постигла удача, что у него родился сын — Йи́ма (среднеперс. Йим, Джам, в поздней традиции Джам, Джамше́д, фарси Джамши́д) блестящий,11) богатый стадами, сиятельнейший среди рождённых, солнцеподобный между людьми [Бр]. А Вивахвант стал первым жрецом Хаомы.

В «Яшт» 10.89 первым жрецом Хаомы и Ахура Мазды назван сам бог Хаома — см. выше, с. 142-143.

Царствование Йимы
(авестийская традиция)

Изложено по: «Видевдат» 2

Образ Йи́мы, представленного во 2-м фрагарде «Видевдата» первым земным царём, восходит ещё к индоевропейской эпохе. Первоначальное значение имени — «Пара», «Близнецы» — свидетельствует о связи образа с древнейшим общеиндоевропейским [157] мифом о братьях-близнецах — сыновьях Солнца. В скандинавской мифологии Йиме соответствует персонаж И́мир (этимологически «двойное [существо]» — то есть «близнецы» или, возможно, «гермафродит») — первое живое существо, получившее телесное воплощение, великан, из плоти которого впоследствии был сотворен мир. Ведийское соответствие Йимы — Яма́ («Близнец»), вместе со своей сестрой Ями́ составляющий первую человеческую пару, сын бога солнца Вива́свата (авест. Вивахвант), впоследствии — царь загробного мира, в обители которого усопшие праведники вкушают блаженство.12)

В индоиранскую эпоху у разных племён существовали совершенно разные представления о Йиме: солярный бог, верховное божество пантеона, владыка загробного мира, царь «золотого века» человечества, культурный герой, податель плодородия (см. далее — внутритекстовый комментарий на с. 181) и др. Из этих никак не взаимосвязанных представлений «младоавестийская» традиция выработала цельный, по-своему логичный миф, вошедший в канон «Авесты» («Видевдат» 2).

Основное содержание первой части фрагарда (строфы 1-20) составляют «младоавестийские» интерпретации индоиранских сказаний о Йиме — царе «золотого века», когда люди были бессмертны и жили в изобилии и благополучии. Во второй части (строфы 21-43) прослеживаются, главным образом, отголоски легенд о Йиме как о герое-цивилизаторе, проложившем людям путь в загробный мир и сделавшимся верховным богом потустороннего царства, а также представления о загробном блаженстве праведников в обители бога мёртвых и ранние эсхатологические мифы — о конце света в результате зимы и о всемирном потопе (последние, бесспорно, вавилонского происхождения).

Первым земным правителем Йима изображён только в «Видевдат» 2 и в так называемом «Мемориальном списке» («Яшт» 13.130); в остальных зороастрийских текстах при перечислении легендарных царей он упоминается третьим в династии первозаконников Парадата (см. далее — с. 174-177).

Йима хшаэта — Йима сияющий — был первым из смертных, с кем Ахура Мазда беседовал до <…> Заратуштры; ему [Ахура Мазда] объявил её, религию Ахуры и Заратуштры [Бр]. И ему, Ииме прекрасному, сказал Ахура Мазда:

Стань для меня, о Йима прекрасный, сын Вивахванта, хранящим и несущим Веру! [СК].

Но Йима не был готов стать пророком веры. Он ответил Ахуре:

Не создан я и не обучен хранить и нести Веру. <…>

Если ты не станешь для меня, о Йима, хранящим и несущим Веру [СК], — сказал тогда Ахура Мазда, — то ты мне мир приумножай, ты мне мир взращивай! Ты стань мира защитником, хранителем и наставником! [СК] Царствуй на земле!

— Да! — воодушевлённо отозвался на это Йима. — Я, я буду мир твой взращивать, я буду мир твой увеличивать, я буду <…> защитником, охранителем и надсмотрщиком мира! Да не будет под моим господством ни холодного ветра, ни горячего, ни болезней, ни смерти! [Бр]

Тогда Ахура Мазда торжественно вручил Йиме золотой рог и кнут, украшенный золотом [СК]. [158]

Первый из атрибутов Йимы в «Авесте» описывается очень неопределённо — как нечто, имеющее отверстие; предлагались различные толкования: стрела, кольцо, плуг и др. «Второе, по всей видимости, использовалось именно для понукания скота — это либо плеть, кнут, либо стрекало, бодило, стимул. По последним толкованиям, учитывающим и этимологические связи, и то, что Йима прежде всего царь-пастух и земледельческие оружия или оружие ему не свойственны, наиболее вероятным значением для первого орудия считается рог, пастушеский рожок, дудочка, труба» (Стеблин-Каменский И.М. К отрывку из Видевдата (Фрагард 2) // Авеста. С. 196. Примеч. 1). Эту точку зрения не разделяет С.П. Виноградова, считающая первым атрибутом Йимы особую разновидность земледельческого орудия — каменный диск, заострённый по краям, с отверстием посередине (для надевания на палку).13)

{В тот же миг с небес слетела божественная сияющая Хварна, дабы сопутствовать благословлённому Ахура Маздой первому земному властителю.

Озарённый светом Хварны}14), {Йима поднялся на вершину Хукарьи.

Там он принёс жертву Ардвисуре Анахите — сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец [Бр], и воззвал к прекраснейшей богине:

Даруй мне такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы стал я наивысшим властителем
Над всеми каршварами,
Над дэвами и людьми,
Над колдунами и паирика.
<…>
Чтобы от дэвов я спас
И имущество, и припасы,
И урожай, и стада,
И покой, и почёт.

И даровала ему эту удачу Ардвисура Анахита, которая всегда дарует удачу просящему, заотру в дар приносящему, благочестиво жертвующему [Бр]}.15)

{Затем с такой же молитвой Йима обратился к Геуш Урван, праведной покровительнице стад, — и тоже снискал её помощь и благоволение},16) {потом вознёс молитву Вайю — и был услышан им}.17)

{И, наконец, воззвал Йима к праведной дочери Ахура Мазды, доброй богине Аши:

Вот так просил он Аши:
«Такую дай удачу [159]
Ты мне, благая Аши,
Чтобы я тучность стада
Добыл твореньям Мазды
И чтобы я бессмертье
Твореньям Мазды дал.
И чтобы удалил я
И голод бы, и жажду
От всех творений Мазды,
И чтобы удалил я
И старость бы, и смерть
От всех творений Мазды,
И чтобы удалил я
Палящий ветр и хладный
От всех творений Мазды
На целых тысяч зим».

И подступила Аши,
Приблизилась к нему,
Обрёл такую милость
Великолепный Йима,
Владетель добрых стад [СК].}18)

Так Йима, Вивахвантов сын, был венчан на царство.

{В царствование Йимы могучего ни мороза не было, ни зноя, ни старости не было, ни смерти, ни зависти, дэвами порождённой [Бр]. Пятнадцатилетними, по наружности, юношами расхаживали <…> как отец, так и сын, доколе на земле царствовал Йима, безукоризненный вождь племён, сын Вивахвантов [К].}19)

Минуло триста лет благоденствия — и переполнилась земля живыми существами: мелким и крупным скотом, и людьми, и собаками, и птицами, и красными огнями, пылающими [Бр]. Скот плодился, рождались дети, — а смерти не было. И на земле стало тесно. Не находилось места для мелкого и крупного скота и людей [Бр].

Тогда Ахура Мазда призвал Йиму к себе и повелел ему расширить землю.

Йима выступил к свету в полдень на пути Солнца.20) Он этой земле дунул в золотой рог и провёл по ней кнутом, говоря:

Милая Спента Армайти, расступись и растянись вширь, чтобы вместить мелкий и крупный скот и людей!

Вот так Йима эту землю раздвинул на одну треть больше прежнего, и нашли себе здесь пристанища мелкий и крупный скот и люди по своему желанию и воле, как им хотелось [СК]. [160]

Минуло ещё триста зим — и земля вновь переполнилась скотом и людьми. Ахура Мазда опять призвал к себе Йиму, и Йима по велению Творца сделал землю на две трети больше, чем она была вначале.

А ещё через триста зим царствования Йимы всё повторилось в третий раз; и когда Йима в третий раз расширил землю орудиями, данными Творцом, земля стала на три трети больше, чем её создал Ахура Мазда в начале творения. И расположились на ней мелкий и крупный скот и люди по своей воле и желанию, как им хотелось [Бр].

Но не суждено было людям вечно вкушать блаженство. На мир телесный, грешный [З] наступали лютые зимы с севера, и всё живое должно было погибнуть.

Всеведущий Ахура Мазда знал об этом. В Арьяна Вэджа, на берегу Вахви Датии, он созвал совет небожителей — ахуров и язатов.

На тот совет был приглашён и праведный Йима-царь, Вивахвантов сын. Вместе со своей свитой — фраваши праведников — он предстал перед богами, и Творец Ахура Мазда сказал ему так:

О незапятнанный Йима, сын Вивахванта! На мир телесный наступают зимы со свирепыми морозами и ветрами <…> и тучи снега будут велики, снег покроет всё сплошь, даже вершины гор и бурные реки, бегущие вниз, будут погребены под снегом.21) Неисчислимыми страданиями наполнится царство твоё. Все твари живые будут страдать: и те, что обитают в долинах, и те, что бродят в горах, и те, что обрели приют в хлевах и конюшнях… Посмотри на эту землю, Йима, окинь её взором от края до края, насколько видит глаз! Вот оно, твоё царство, полное сочных трав для скота и студёных чистых источников. Спаси же эту счастливую землю! Ибо затопит её водой, когда кончится зима и снега растают. Чудом, о Йима, для плотского мира покажется, если увидят где след овцы [СК]. Построй же ограду, Йима, обнеси оградой эту землю. Пусть та ограда будет размером в [лошадиный] бег на все четыре стороны [СК], и назовётся она — Ва́ра (среднеперс. Вар).

Согласно пехлевийскому комментарию («Зенд») к этому пассажу, «лошадиный бег» составляет две хатры. До 1993 г. традиционным прочтением было: по всем четырём сторонам [Бр], и Вара, соответственно, представлялась как квадратное сооружение. По новейшему толкованию (И.М. Стеблин-Каменского) — на все четыре стороны [СК] (то есть относительно центра), Вара является окружностью с радиусом «в лошадиный бег». Такое толкование подтверждается находками в Средней Азии поселений крепостного типа, обнесённых по кругу стеной, внутренняя планировка которых довольно точно соответствует авестийскому описанию планировки Вары (см. далее), — в первую очередь, раскопками на Урале арийского города-поселения Аркаи́м.22)

— Отгородись Варой от зимы лютой, от дэвов, от Зла, — продолжал [161] Ахура Мазда. — И туда, за ограду, в безопасную обитель отнеси семя всех самцов и самок, которые на этой земле величайшие, лучшие и прекраснейшие. Туда принеси семя всех родов скота <…> семя всех растений <…> [и] семя всех снедей, которые на этой земле вкуснейшие и благовоннейшие. И всех сделай по паре, пока люди пребывают в Варе. <…> Там воду проведи по пути длиною в хатру, там устрой луга, всегда зеленеющие, где поедается нескончаемая еда, там построй дома, и помещения, и навесы, и загородки, и ограды.23) <…> В переднем округе [Вары] сделай девять проходов, в среднем — шесть, во внутреннем — три.24) В проходы переднего [округа] принеси семя тысячи мужнин и женщин, среднего — шестисот, внутреннего — трёхсот. Сгони их в Вару золотым рогом и закрепи Вару дверью-окном, освещающимся изнутри25) [СК].

— Запомни, о Йима прекрасный, — наказал Ахура Мазда, — в той Варе не должно быть ни горбатых спереди, ни горбатых сзади, ни увечных,26) ни помешанных, ни с родимыми пятнами, ни порочных, ни больных, ни кривых, ни гнилозубых, ни прокажённых, чья плоть выброшена, ни с другими пороками, которые служат отметинами Ангхро Майнью, наложенными на смертных [СК].

Йима внимал Творцу в полной растерянности. Дело, которое поручал Ахура Мазда, было не по силам ему.

«Но как же, как же я смогу построить Вару?!» — думал он. Всеведущий Ахура услыхал его мысли.

— О чистый Иима, сын Вивахванта, — рек он. — Топчи землю пятками и мни руками так, как люди лепят намокшую землю [СК]. Подобно тому, как делает гончар, мни её и лепи ограду.

И праведный Йима, воспряв духом и уверовав в себя, сделал всё согласно велению Ахура Мазды. Он возвёл ограду Вару размером в [лошадиный] бег на все четыре стороны <…> провёл [туда] воду по пути длиною в хатру, там <…> устроил луга, всегда зеленеющие, где поедается нескончаемая еда [СК]. И там основал он обиталища — дома для людей и загоны для скота. [162]

На земле, отгороженной Варой, защищенной от злых северных ветров и снегопадов, Йима выстроил восемнадцать улиц и отнёс туда семена всех мужей и жён <…> и всех пород животных, которые на этой земле величайшие, лучшие и прекраснейшие <…> всех растений, которые на этой земле высочайшие и благовоннейшие <…> всех плодов, которые на этой земле сладчайшие и благовоннейшие [З]. И все те семена, которые он принёс [в Вару], по два от каждой породы, он сочетал по парам на все времена, пока те люди, и звери, и растения оставались за оградой, в обители Йимы.

В ограде Йима сделал дверь и прорубил окно.

Когда великий труд был завершён, земля осветилась несотворённым светом и светом сотворенным.27) Обитателям Вары казались только один раз [в году] заходящими и восходящими <…> звёзды, Луна и Солнце. И одним днём казался год28) [СК].

Нагрянул со своими полчищами Дух Зла, задул северный ветер, ударили морозы трескучие, свирепые, повалил снег, — а в царстве Йимы зеленела трава и щебетали птицы.

Каждые сорок лет у каждой пары рождалась двойня — мальчик и девочка. И то же у домашнего скота всякой породы. И люди в Варе, Йимой возведённой, жили счастливой жизнью. {Они жили, там по сто пятьдесят лет, а некоторые уверяют, что они вообще не умирали.}29)

Царь птиц Каршиптар принёс в Вару закон Мазды. Фраваши Заратуштры и его сына Урвата́т-нары покровительствовали благословенной Варе,30) — и текли золотые дни без забот и горестей, {покуда Йима, сын Вивахванта, не совершил греха и не пал}.31)

Грехопадение Йимы

Дошедшие зороастрийские тексты содержат лишь упоминания о грехопадении Йимы, не сообщая подробностей сюжета (за единственным исключением [163] — см. далее). Грех Йимы в разных источниках определяется по-разному: в «Гатах» ему ставится в вину употребление в пищу мяса рогатого скота («Ясна» 32.8; подразумевается, вероятно, что Йима научил люден забивать скот и есть мясо, что явилось одной из причин грехопадения человечества и утраты им «золотого века»); в «Яшт» 19.33-38 Йима представлен «соблазнившимся лживой мыслью» и «утратившим Хварну» — этот фрагмент, а также 3-я строфа 2-го фрагарда «Видевдата», где Йима отказывается взять на себя миссию пророка веры (с. 157) (уступая её, таким образом, Заратуштре — «Видевдат» 2.1-2), но готов, однако, быть на земле гарантом материального благополучия («Видевдат» 2.4-5 — с. 157), свидетельствуют, что уже в «младоавестийской» теологии Йима — податель земных благ и телесного бессмертия противопоставлялся Заратуштре, суть учения которого — не только материальные, но также и духовные блага и бессмертие праведной души. Постепенно в зороастрийском богословии вырабатывается, а затем и канонизируется двойственная трактовка образа Йимы–Джама: он сохраняет все свои положительные черты и характеристики, но в то же время ему приписывается множество греховных деяний, за которые он осуждается (см. далее — с. 177).

Пехлевийский «Ривайат» излагает версию грехопадения Джама, сходную по существу с версией «Шахнаме»: Джам возгордился, возомнил себя богом и творцом мира и был за это низвергнут в ад; впоследствии он осознал свой грех, раскаялся и получил прощение Ормазда (31.а9-а10). На вопрос Зардушта: «Что было наихудшим из сделанного Джамом этому миру?» Ормазд отвечает: «Когда я явил ему Религию, он не принял её» (31.с1—с2) — бесспорная апелляция к соответствующему эпизоду из 2-го фрагарда «Видевдата»; сама же легенда о гордыне Джама (подробный пересказ см. на с. 295-296) никак не противоречит указанию в «Яшт» 19.33, что Йима «соблазнился лживой мыслью». Сравн. также «Ривайат» 47.8 — с. 328.

Как уже говорилось, первым земным правителем Йима изображён только в «Видевдат» 2 и в «Мемориальном списке» (130); в остальных текстах «Авесты» при перечислении легендарных царей он упоминается третьим в династии первозаконников Парадата. Эту традицию наследуют все пехлевийские источники. В ранней зороастрийской ортодоксии функции первого праведника, а в поздней традиции — и первого царя полностью отходят к Гайомарту (к Пишдадидам не причислявшемуся).

Гайа Мартан
(поздняя традиция)

Изложено по: «Меног-и Храт» 27.14-18, «Денкарт» VII.1.6-11, 14-15

Первый человек и первый праведник Гайа Мартан (среднеперс. Гайомарт) принёс многие блага в сотворенный Ахура Маздой мир.

Несказанным благом было то, что он уничтожил одного из злейших друджевских дэвов — Арзýра32) и, прожив отведённый ему срок, [164] умер с пользой для торжества вселенского Добра. Во вред дэвам была его смерть: он по справедливости отдал себя Ангхро Майнью [Ч].

Вторым благом было то, что род людской и все души праведных <…> мужчин и женщин возникли из его тела.

В-третьих, то, что даже металлы произошли <.,.> из его тела.

Благодаря добрым мыслям, добрым речам и добрым делам Гайа Мартана на земле восторжествовала воля Мазды и установилось угодное ему царствование Амеша Спента. В Гайа Мартане было благословение Творца, и когда Гайа Мартан умер, это благословение передалось его потомкам — первой человеческой паре, Машйа и Машйои.

Под (упоминаемым в пересказах мифов и далее) «благословением» (букв.: «блистательный удел», «удача»), в «Денкарт» VII.1 иносказательно подразумевается Фарр.

Ахура Мазда наказал первым людям жить в праведности и не поклоняться дэвам. И они возблагодарили Ахура Мазду за великую щедрость и отправились делать то, что было им велено; они так же [как и Гайа Мартан] исполняли волю Творца, и вкушали наслаждение — ибо вели праведную жизнь. Творец научил их сеять зерно, передал им часть своей великой мудрости и дал заповеди. Познав, что угодно и что не угодно богу, и обретя мудрость, Машйа и Машйои научились строить дома, обрабатывать поля, пасти скот, шить одежду.

А потом у них родились дети, много детей — {семь пар, [каждая пара — ] мужчина и женщина, [и] каждая [пара] была — брат и сестра-жена, и от каждой из них [один раз] в пятьдесят лет рождались дети <…> Из тех семи пар была одна: мужчина звался Сиямáк, а женщина — Нашáк}.33)

Сиямаку передалось благословение Гайа Мартана. {Сиямак и Нашак родили пару, чьи имена были: Фравáк — мужчины и Фрáвакиен — женщины. От них пятнадцать пар родились, а от этих пятнадцати пар произошло пятнадцать народов.34)

Те пятнадцать народов расселились по Хванирате и зажили каждый сам по себе, каждый своим промыслом, — воды, угодий и пастбищ поначалу хватало на всех в лучшем каршваре. Но рождались дети, род людской множился числом, народам стало тесно. Тогда девять народов покинули Хванирату. На спине быка Сарсаóка,35) которого также называют Хадайаш, они переплыли заливы Ворукаши, что отделяют [165] срединный каршвар от окраинных, и расселились там — в окраинных каршварах. А шесть народов остались жить в Хванирате}.36)

И везде, во всех семи каршварах людям сопутствовало благословение Гайа Мартана, которое они унаследовали через Сиямака.

Три тысячи лет люди прожили с этим благословением. Благодаря ему, в мир, полный Зла, приходили герои и праведники, и люди отвращались от Лжи и пороков, становились на путь Истины — три тысячи лет, тридцать веков, — покуда в мир не был послан новый благословенный — Заратуштра.

Каюмарс и Горшах

В «Шахнаме» Гайомарт — Каюмáрс, первый царь, создатель цивилизации. В эпоху его правления, длившуюся тридцать лет, на земле был «золотой век»: мир получил закон, и власть, и милость <…> возликовали твари, — всё живое, / Все люди зажили тогда в покое [Л]. Ахриман и его сын, волк-воитель [Л], которым Добро и справедливость, установившиеся на земле, не дают покоя, идут войной на Каюмарса. В сражении гибнет сын Каюмарса Сиямак — его убивает чёрный див. Затянувшееся на целый год оплакивание царевича прерывает посланник небес Суруш (авест. Сраоша): он велит снарядить войско против злых исчадий и уничтожить их. Сын Сиямака Xушáнг (авест. Хаошья́нгха) убивает чёрного дива. Царь Каюмарс насытил сердце местью, — / Пришла к нему кончина с этой вестью [Л].

По версии, изложенной аль-Бируни (973 — ок. 1050 гг. н.э.), Гайомарт — Горша́х («Горный царь») три тысячи лет был на небе, потом спустился на землю и следующие три тысячи лет правил там. Против него выступил сын Ахримана Хазýра. Горшах убивает его. Ахриман мстит за сына и убивает Горшаха. Из крови Горшаха, упавшей на землю, произошла первая человеческая пара. По другому мифу (также переданному аль-Бируни), Каюмарс родился из капель пота Ормазда, вспотевшего во время сражения с Ахриманом. Впоследствии Каюмарс одолел Ахримана, оседлал, стал разъезжать на нём, как на коне, — и верхом на Ахримане достиг пределов ада. Увидев преисподнюю, он испугался, — и тут Ахрнман сбросил его и сожрал. Перед смертью Каюмарс изверг семя, из которого произошла первая человеческая пара.37)

Династия Парадата

В зороастрийской литературе и эпосе цари первой династии — Парада́та («Первозаконники»; букв.: «Данные первыми», «Впереди поставленные»; [166] среднеперс. и фарси Пишдáды, Пишдади́ды) являются персонажами чисто мифическими. Однако легенды о Парадата в «Авесте», в пехлевийской литературе и у арабских авторов сохранили следы реального исторического фона индоиранской эпохи. К роду Парадата (парлáтов) возводили свою генеалогию скифы.38)

Сказания о первых царях — цивилизаторах и основателях социума, по-видимому, долгое время существовали раздельно, полностью мифологизировались и были собраны и объединены в цикл между I и III вв. н.э. — в процессе собирания и кодификации утраченных авестийских текстов. Особенную популярность эпические циклы о Пишдадидах и их преемниках Кейанидах приобретают в IV—V вв. н.э. — в связи с разработкой новой династийной доктрины Сасанидов (см. с. 61).

Число царей Парадата/Пишдадидов и последовательность их на престоле называются разные в разных источниках. Поздние сочинения зороастрийского богословия («Меног-и Храт», «Денкарт») систематизируют и отчасти канонизируют эпические циклы о легендарных властителях Ирана: устанавливается последовательность их царствований (уже очень близкая к версии «Шахнаме»), сглаживается разноречивость в их нравственных оценках, при этом резко усиливается, в сравнении с «Авестой» и ранней ортодоксией, религиозная тенденциозность этих оценок: Пишдадиды и Кейаниды наделяются качествами правоверных зороастрийцев, изображаются «верящими в Ормазда» и ревностно блюдущими его «закон», — хотя, согласно тому же религиозному учению, «веру» и «закон» Ормазда людям принёс Зардушт, живший значительно позднее. Канонизацию и одновременно литературно-художественную обработку эпические циклы о первозаконниках, очевидно, получили также в (несохранившейся) «Книге владык» — «Хвадай намак», впоследствии положенной Фирдоуси в основу «Шахнаме».

Хаошьянгха Парадата

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанными в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок) основаны на зороастрийских мифах, излагавшихся ранее, и на сюжетных аналогах легенды о Хушанге в «Шахнаме». Последовательность легендарно-исторических событий, относящихся к царствованию Хаошьянгхи, условная

Первым властителем, ниспосланным миру, был {правнук Машйа и Машйои, внук Сиямака, сын Фравака и Фравакиен}39)Хаошья́нгха (среднеперс. и фарси Xушáнг).

{Хаошьянгха со своей сестрой-женой Гуза́к остались в Хванирате, когда девять народов на быке Хадайаше-Сарсаоке удалялись в неведомые земли. От Хаошьянгхи и Гузак впоследствии произошли иранцы. А от другой пары, тоже оставшейся в Хванирате, — от Таза и Тазáк — произошли арабы, враги зороастрийской веры.}40) [167]

{Хаошьянгхе передалось благословение Гайа Мартана},41) {и слетела к нему с поднебесья и пристала <…> на длительное время [СК] Хварна, пылающая божественным огнём}.42)

В мире царили Амеша Спента, и вся земля пребывала под сенью закона Ахура Мазды, открытого Гайа Мартану: {потомки Гайа Мартана унесли его благословение и закон Ахуры с собой, когда уходили жить в окраинные каршвары}.43) Каждый человек нёс в душе частицу божественного благословения роду людскому. Но не каждый хранил и берёг этот великий дар. Многие арийцы, как и раньше, поклонялись дэвам — Индре, Буити, Нахатья, услаждали друджевское отродье кровавыми жертвоприношениями, устраивали грабительские набеги на соседей. Да и оседлые племена ещё пребывали в дикости и варварстве.

Но главным скопищем Зла были Мазáнские земли и Варна. Зло кишело там, как кишат храфстра-муравьи в своём муравейнике.

Хаошьянгхе предстояло выйти на бой против исчадий Друджа и истребить Ложь, заполонившую лучший каршвар.

Он был отважен и могуч, благословенный потомок Гайа Мартана, но всё равно не по силам ему было совершить такой подвиг, не заручившись покровительством богов. {И он отправился путь, на край Хванираты, к горам, чтоб подняться на Хара Березайти и там, в поднебесной вышине, воззвать к ахурам о помощи.

На вершине Хары он принёс жертву Ардвисуре Анахите — сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец. И просил он её:

Даруй мне такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы стал я наивысшим властителем
Над всеми каршварами,
Над дэвами и людьми,
Над колдунами и паирика,
Над кавийскими и карапанскими властителями,
Чтобы две трети мазанских дэвов
И служителей Друджа в Варне44) я в прах поверг! [168]

И даровала ему эту удачу Ардвисура Анахита, которая всегда дарует удачу просящему, заотру в дар приносящему, благочестиво жертвующему [Бр].}45)

{Потом такую же молитву Хаошьянгха вознёс к Геуш Урван, и щедрая богиня стад тоже вняла ему.}46)

{Потом он молился благой дочери Ахура Мазды, богине Аши.

Когда молился Аши
Хаошьянгха Парадата
Под Харою высокой,
Прекрасной, данной Маздой,
Вот так просил он Аши:
«Такую дай удачу
Ты мне, благая Аши,
Чтобы сумел осилить
Я всех мазанских дэвов,
Не отступил бы в страхе
От ужаса пред ними,
Но чтобы предо мною
Склонились дэвы в страхе,
Удрали в страхе в Тьму».

И подступила Аши,
Приблизилась к нему,
Обрёл такую милость
Хаошьянгха Парадата [СК].}47)

{И ещё он молился Вайю, богу ветра, на вершине горы Таэ́ра (среднеперс. Терáк)},48) {которая есть середина мира};49) {молился во всеоружии,50) на золотом троне, под золотыми лучами и золотьии балдахином; просил он Вайю о том же, о чём прежде просил Ардвисуру Анахиту, Аши и Геуш Урван: ниспослать ему такую удачу, чтоб он, Хаошьянгха, смог уничтожить две трети мазанских дэвов и изгнать друджевскую нечисть из Варны. И Вайю, который пребывает высоко, даровал ему ту удачу}.51)

Хварна сопутствовала Хаошьянгхе, божественная, сияющая пламенем, благословение Гайа Мартана было с ним, и боги отныне покровительствовали ему в праведном деянии.

Спустившись с гор в долину, Хаошьянгха направился в Варну, {где царствовали неарийские правители [В], возведённые на престол [169] пагубным Ангхро Майнью},52) {и истребил их всех до единого},53) а после {убил две трети мазанских дэвов}54) и {уничтожил семь сил Айшмы}.55)

Так начиналось славное правление Хаошьянгхи.

Волею Мазды и под покровительством ахуров {он стал царём — первым на земле, во всех каршварах, единодержавным властелином племён арийских. Хаошьянгха первым установил законы для людей.

Их, людей, доселе живших почти что в дикости, он обучил хлебопашеству, показал им, как орошать поля в засушливое время, как выпекать хлеб на огне}56) — {ведь люди прежде питались лесными плодами, собирая их и запасая на зиму, сами же не умели выращивать ничего, и не умели готовить на огне; построил города с каменными домами и дворцами};57) и ещё много благ принёс он людскому роду, потомкам Гайа Мартана.

{В царствование Хаошьянгхи Парадата на земле зажглись три священных огня — три пламени Атара, от которых впоследствии были зажжены и воспылали в Иране три сакральных огня маздаяснийской религии.

То свершилось волею божьей: при Хаошьянгхе люди продолжали расселяться по [другим] каршварам на быке Срýво,58) [и] однажды ночью, на полдороге [через залив Ворукаши], когда [они] наслаждались созерцанием огней, алтари огня, что были водружены в трёх местах на спине быка [и] в коих пребывал Атар, упали в море, и пламя59) того единого великого Атара, [которое] было зримым,60) разделилось натрое;61) [и] они [люди] поместили [огонь] на трёх алтарях огня, и он [Атар] сделался тремя сияниями, чьи воплощения — в огне Фарнбáг [огне жрецов], в огне Гушнáсп [огне шаханшаха и воинов] и [в] огне Бурзи́н-Михр [огне оседлых общинников и бога договора Митры]}.62)

По «Бундахишну» (17.4), это событие произошло в царствование Тахморýпа (авест. Тáхма-Урýпи) — см. далее, с. 173. О переправе через залив Варкаша на [170] быке и заселении окраинных кешваров сравн. также в «Бундахишн» 15.27 и 19.13 — с. 164-165. О сакральных зороастрийских огнях см. в статье: Атар.

{При Хаошьянгхе на землю низошла правда истинной Веры маздаяснийской и восторжествовал закон земледельческий. И второй великий закон установился при нём — закон, по которому не должно быть отныне в племенах и народах безвластия, но надлежит владычествовать над всем и вся царю, — и так тому и быть до скончания времён. Блистательная династия царей Парадата началась с Хаошьянгхи.}63)

{Хаошьянгха Парадата царствовал сорок лет.}64)

Хипанг Пишдадид

В «Шахнаме» Хаошьянгха — Xушáнг после смерти Каюмарса становится царём — родоначальником династии Пишдадидов. Венчаясь на царство, он объявляет народу, что отныне он склоняет душу к правде и милости. На земле наступает небывалый расцвет, / Сиянием правды наполнился свет. Хушанг добыл из руды железо, создал мотыгу, топор и пилу, / Начало кузнечному дал ремеслу, оросил пустыни, научил людей охотиться на пушного зверя, шить одежду из выделанных шкур, выращивать зерновые культуры — и каждый свой хлеб стал выращивать сам, / Не стал кочевать по степям и лесам, — прежде же люди питались земными плодами, а одеждою [им] листья служили одни. Главным же благодеянием Хушанга было то, что он дал людям огонь: сражаясь с чудовищным змеем, Хушанг метнул в него камень и промахнулся; камень ударился о скалу и рассыпал огненные искры вокруг. Дракона могучий Хушанг не настиг, / Но тайну огня разгадал он в тот миг. / Железом в кремень ударяют с тех пор, / Чтоб искра, сверкнув, разгоралась в костёр. Хушанг учредил культ огня и праздник Садэ́ в память о его открытии. (Зороастрийцы отмечали этот праздник в десятый день месяца Boxy Маны.) Процарствовав сорок лет, Хушанг умер, и престол унаследовал его сын Тахмурáс (авест. Тахма-Урупи).

Тахма-Урупи

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок) основаны на зороастрийских мифах, излагавшихся ранее, и на сюжетных аналогах легенды о Тахмурасе в «Шахнаме». Последовательность легендарно-исторических событий, относящихся к царствованию Тахма-Урупи, условная

У Вивахванта, {внука Хаошьянгхи Парадата},65) добродетельного мужа, {который первым выжал сок [Хаомы] для телесного мира [171] [Бр]},66) {было четыре сына: Йима, Спитью́ра (среднеперс. Спитýр, в поздней традиции Спедýр), Нарси́,67) который сделался мудрым судьёй, и Тáхма-Урýпи (среднеперс. Тахморýп, фарси Taxмурáс}.68)

Отважный Тахма-Урупи {был вторым, кому судьба ниспослала огнесияющую Хварну}69) из царства Бесконечного Света Анагранам Раучама, {а от его великого прадеда, Хаошьянгхи Парадата},70) {ему передалось благословение Гайа Мартана}.71) Теперь благословенным был — он, не знающий страха воин, {вооружённый множеством оружия},72) как пристало доблестному ратнику, {и облачённый в богатые одежды из лисьего меха}.73)

{Во всеоружии, в полном блеске своего величия он почтил жертвоприношениями Вайю. Он просил у него удачи, говоря:

Даруй мне это, о Вайю, пребывающий высоко! — чтоб я смог одолеть всех дэвов и людей, всех йоту и паирика, и чтобы смог я одолеть Ангхро Майнью многопагубного, злокозненного, учиняющего везде зло.

И Вайю, пребывающий высоко, даровал ему ту удачу.}74) Тахма-Урупи стал вторым царём династии Парадата — и воистину воссиял на престоле! И {на тридцать лет}75) воссияла вся Хванирата под его мудрым правлением.

{На земле он правил
Во всех семи каршварах
Над дэвами, людьми,
Над ведьмами, волхвами,
Кавийскими тиранами
И злыми карапанами [СК].}76)

{Он везде и всюду славил Творца Ахура Мазду и учредил его культ. [172] Он объявил войну дэвам, друджвантам и колдунам и из раза в раз наносил им сокрушительные поражения. Он по всей земле истребил идолопоклонников.}77)

Вскоре обессиленное, обескровленное, сломленное воинство Зла уже не могло продолжать войну с Тахма-Урупи. Дэвы в ужасе разбежались по земле, попрятались кто где — в пещерах, в норах, в горах, — и сидели в своих укрытиях затаясь. При каждом звуке — зашелестит ли листва, простучит ли камешек, скатываясь по горному склону, или прожужжит шмель — они вздрагивали от страха.

А род людской — все племена — зажили спокойно и счастливо. Никто теперь не чинил им зла.

Тогда против Тахма-Урупи вышел на смертный бой сам Дух Зла, многопагубный Ангхро Майнью.

Доблестный царь смело принял вызов — ведь {он был осенён благословением бога},78) {и огненная Хварна сопутствовала ему}.79) В назначенный срок противники сошлись. И Тахма-Урупи победил!

Он заставил поверженного противника принять облик чёрной лошади, оседлал его {и тридцать зим разъезжал верхом на нём из края в край земли}.80)

На целых тридцать зим был усмирён Дух Зла отважным всадником! Он покорно возил Тахма-Урупи по Хванирате, не брыкался, не вставал на дыбы и не бил землю копытами, — только в бессильной злобе грыз удила да временами жалобно ныл, умоляя дать ему свободу. Тахма-Урупи оставался непоколебим. Наконец, отчаявшись, Ангхро Майнью {поведал царю тайну, которую он до сих пор тщательней всего берёг и скрывал от людей — тайну письменности: он открыл Тахма-Урупи семь видов письма}.81) Он надеялся, что теперь царь смилостивится и отпустит его. Но Тахма-Урупи взмахнул рукой — и просвистела в воздухе плеть, настёгивая черного коня.

А тайну письменности и все другие секреты, которые доблестный властитель вырвал у друджей, он сразу передал людям — бесценный дар праведного владыки, благословлённого Маздой! Искусства, науки и ремёсла расцвели по всем семи каршварам. В племенах появились первые жрецы — пастыри своих народов, справедливые судьи, наставники в деле постижения Истины — той единственной сущей в мире Истины-Аша, что дана Творцом и коей имя — закон Ахуры. [173]

Этот благостный, преисполненный добродетели закон люди разнесли во все края земли. {Ведь в царствование Тахма Урупи <…> [они] продолжали [свой] исход на спине быка Сарсаока в другие каршвары},82) и во всех неведомых землях, куда племена приходили, чтоб поселиться там навсегда, — всюду утверждался благой закон. Дэвы покидали свои обиталища и бежали прочь — дальше, в непролазные дебри, в леса, куда ещё не дошли люди и где закон Ахуры пока не мог их настичь и покарать.

В те чудесные времена, когда мир упокоился в благоденствии и почти не ведал Зла, {на земле зажглись три пламени Атара, три огня, которым божьей волей суждено было стать главными священными огнями веры маздаяснийской. Люди переправлялись на быке Сарсаоке через залив океана Ворукаши, и однажды ночью посреди моря ветер опрокинул алтарь огня — алтарь, в коем пылал огонь, тот [огонь], что пребывал в трёх местах на спине быка. <…> Ветер сбросил [алтарь] вместе с огнём в море; но все те три пламени, подобно трём душам живым, продолжали пылать на месте и местоположении огня на спине быка, а посему сделалось весьма светло, [и] люди [смогли] продолжать путь свой через море}.83)

А Дух Зла тем временем всё возил и возил на себе доблестного Тахма-Урупи. Дэвы провожали своего повелителя обречёнными взглядами из-под коряг и камней. Добро победило, и они думали, что отныне уже — навсегда, и рвали на себе волосы в отчаянии, и скрипели зубами. Но судьбой было предопределено иначе.

Легенда о гибели Тахмураса сохранилась в единственной версии, дошедшей в персидском «Ривайате». По этой легенде, Ахриман, оседланный Тахмурасом, улучил момент и хитростью убедил жену Тахмураса выведать у супруга, неужели тот, разъезжая верхом на самом дьяволе, ни разу не испытывал страха. Оказалось, что Тахмурас боится высоты. Женщина простодушно выболтала эту тайну Ахриману, Ахриман тут же поскакал на Албурз, и когда у царя закружилась голова, конь-дьявол сбросил Тахмураса и проглотил его84) (судя по косвенному упоминанию в «Меног-и Храт» 27.32, он также пожрал «земные существования»). Труп царя вызволил из брюха Ахримана и предал погребению Джам (авест. Йима) — см. во внутритекстовом комментарии на с. 177.

Тахмурас

В «Шахнаме» Тахма-Урупи — Тахмурáс, сын Хушанга, второй царь династии Пишдадидов. Принимая трон, он торжественно клянётся изгнать с земли <…> насилье и страх, / Свой век [провести] в служенъи, в трудах, везде отрезать пути Ахриману. Как и его отец Хушанг, Тахмурас становится [174] царём-цивилизатором. За тридцать лет своего правления он научил людей стричь овец и вязать шерстяную одежду, ткать ковры, пасти скот; приручил собаку, кошку, кур, ловчих птиц. Во всём ему сопутствовала удача, и он денно и нощно благодарил за это Творца, постился, молился, являя подданным пример религиозного благочестия. И вот благодать на него снизошла. / Герой, Ахримана в борьбе полоня, / Вскочил на него и погнал, как коня. Силы Тьмы, видя это, ополчились против Тахмураса. В битве с ними Тахмурас истребил треть их войска, остальных взял в плен, и пленники, в путах влекомы в пыли, / Взмолились о пощаде. Царь смилостивился над ними и даровал всем жизнь, а бесы за это научили Тахмураса писать на тридцати языках. Процарствовав тридцать лет, Тахмурас умер своей смертью, и престол Ирана унаследовал его сын Джамшид.

Йима
(среднеиранская традиция)

Изложено по: «Меног-и Храт» 27.25-33 и «Денкарт» VII.1.20-24

Блистательный Йима, {брат Тахма-Урупи},85) был следующим из людей, кому по воле Творца Ахура Мазды передалось благословение Гайа Мартана {и кого озарило лучами царственной Хварны}.86)

Йима стал третьим царём Парадата. Он правил на земле шестьсот лет, шесть месяцев и шестнадцать дней,87) и бессмертие [на всё это время?] обрели благодаря ему все создания и твари <…> Ахура Мазды; они не страдали, не грешили, не знали забот. В царствование прекрасного Йимы, Вивахвантова сына, земля преисполнилась благодатью, и мирская жизнь сделалась столь же счастливой, как и жизнь на небесах.

{Но благодать низошла на мир телесный не сразу.

Прежде в арийских племенах достойнейшие мужи объединялись только для войны — собирали дружину и вместе отражали набег кочевников, подвигнутых злым Айшмой на путь греха; всё же остальное время люди хоть и жили племенем на одной земле, но вели своё хозяйство порознь: каждый сам для себя выращивал хлеб, лепил из глины и обжигал посуду, глава семьи совершал возлияния богам и служил им лишь ради себя и своих домочадцев — только о собственном доме, о собственной жене и о собственных детях он радел, молясь ахурам, почитая их жертвами и за это прося их покровительства и помощи.

Боги были милостивы к добродетельно молящимся, помогали. Но людям всё равно жилось нелегко. Слишком уж много забот и трудов взваливалось на них из-за такой неслаженной жизни: всяк должен был поспевать и в доме, и в поле, и на подворье, и в ратном деле, и в [175] кузнечном, и в ремесле. Люди выбивались из сил, к заходу Солнца валились с ног от усталости, так за целый день и не успев починить конскую упряжь и сплести корзины, — ибо ради починки пришлось бы отложить на завтра вспашку земли, а с пахотой нельзя промедлить и дня, — но теперь, без корзин, не в чем завтра везти зерно для сева. А погода жаркая, завтра к полудню землю высушит, — завтра уже черёд сеять и орошать. И за всем этим ещё не забыть о благочестивой молитве, иначе ахуры и язаты прогневаются. Поэтому нужно сплести корзины за ночь, сидя у огня, без сна…

Вести хозяйство так было тяжко всем — но разве был способ вести его как-нибудь иначе? Сколько ни хитри, ни крутись, — но земля всё равно должна быть вспахана, зерно посеяно, оросительные каналы вычищены и укреплены; почести богам подобает воздавать ежедён; а оружие, боевой конь и сам воин всегда должны быть наготове.

Таким несовершенным достался телесный мир Йиме блестящему, сыну Вивахванта, и таким поначалу был при нём},88) покуда Йима не догадался, что нет никакой надобности всем метаться и разрываться на части, дабы везде поспеть, а надо просто-напросто каждому дать свою работу, чтоб он выполнял только её одну — но уже для всех.

Для этого нужно было разделить род людской на сословия.

Столь великое дело не по силам было бы выполнить простому смертному, хоть и облечённому в царский сан, хоть и благословлённому и озарённому Хварной, — это было деяние под стать лишь богам одним. {Но на земле уже пылали и утверждали в мире закон Мазды три пламени Атара, которые зажглись некогда от огня, упавшего в Ворукашу со спины быка Сарсаока-Хадайаши.}89) {Йима призвал на помощь эти великие огни — и каждое дело стало делаться с большим мастерством благодаря помощи всех тех трёх огней},90) ибо Йима отныне разделил род людской на четыре сословия: жрецов, воинов, земледельцев и ремесленников. Таким образом мир [порядок] был исправлен. У каждого заспорилась работа — и только теперь, наконец, все люди зажили счастливо.

{И были в царстве Йимы
Равно неистощимы
И пища, и питьё,
Бессмертны скот и люди,
Не вянули растенья,
Не иссякали воды;
И не было в том царстве
Ни холода, ни зноя, [176]
Ни старости, ни смерти,
Ни зависти зловредной [СК].}91)

{А Йима, преисполненный благодарности и почтения к трём святым огням Ахура Мазды, взял пламя одного из них и в назначенном [Маздой?] месте на горе Гадмáн-Хомáнд в Хорезме возжёг от этого пламени огонь Адур-Фарнбаг (Фробáк) — один из трёх сакральных огней зороастрийской веры, огонь жречества, воплощение Хварны.}92)

Когда же земля переполнилась скотом и людьми — ведь никто не умирал в царстве блестящего Йимы, Вивахвантова сына, в царстве Йимы правили только рождение и приплод, — когда земля переполнилась, Ахура Мазда, Творец, повелел:

— Расширь мой мир, увеличь мой мир, Йима! И зорко наблюдай за ним. И властвуй в согласии с истинной верой. Следи, чтоб никто не нанёс другому рану или телесное повреждение.

И это было понято и сделано Йимой в согласии с волей Ахура Мазды. <…> Он сделал землю на три трети больше, чем она прежде была.

Потом Йима по приказанию Ахура Мазды, Творца, воздвиг в Арьяна Вэджа ограду — Вару, и за оградой спас людей и скот от суровой зимы, налетевшей с севера. Все, кто был в Варе, остались живы и невредимы, а когда снова потеплело и схлынула затопившая Хванирату талая вода, люди, и скот, и прочие твари и существа, созданные Ахура Маздой, Творцом, смогли выйти за ограду и воссоздать мир заново.

Сравн. в «Меног-и Храт» 62.15-19: Убежище Йимкáрд [букв.: «Ограда Йимы», т.е. Вар)] построено в Эранвеже под землёй, и всякое семя каждого творения и создания Господа Ормазда, людей, скота, овец, птиц, всё лучшее и избранное отнесено туда. Каждые 40 лет от женщины и мужчины, что находятся там, рождается ребёнок, и жизнь их [равна] 300 годам, а болезней и несчастий у них мало [Ч].

{В те дни Йима построил для людей у горы Бакуи́р,93) в её прекрасной и цветущей долине <…> множество несметное селений и городов.}94)

И ещё два поистине великих благодеяния успел совершить Йима прекрасный для земного мира, покуда жил и правил безгрешно, в согласии с Истиной:

Во-первых, он не отдал дэвам козу в обмен на старика <…> [177]

Во-вторых, он вызволил обратно всех живых существ, которых [Ангхро Майнью] <…> проглотил, из его брюха.

В первом случае — ссылка на неизвестный миф; прочтение и толкование (Э. Веста, 1885 г.) предположительные. Ссылка засвидетельствовала в единственном списке «Меног-и Храт» (27.33), в остальных редакциях текста она отсутствует. О.М. Чунакова предлагает прочтение: он не отдал барана дэвам за слона [Ч], основанное на толковании Тафаззоли (1975 г.), считающего, что один из пассажей пехлевийского «Ривайата» (31.b2-b3 — см. с. 295), где говорится, что дэвы предложили людям убить овцу, а взамен взять у них слона, является ссылкой на тот же (неизвестный) миф, на который ссылается и автор «Меног-и Храт». Согласно толкованию А. Вильямса, этот фрагмент «Ривайата» читается следующим образом: Когда дэвы сказали людям: «Убейте благое животное, и тогда мы дадим вам слона, который обладает преимуществами, [ибо] ему не требуются ни сторож, ни пастух», и люди решили: «Давайте поступим [по-своему], не [испросив] разрешения Джама», — то Джам сражался с дэвами <…> чтобы благое животное не было убито <…> и чтобы люди не брали слона у дэвов, и вот — он сокрушил дэвов, так что они стали смертными и могли быть наказаны.

Во втором случае — ссылка на эпизод мифа о Тахмурасе и Ахримане, известного по персидскому «Ривайату» (см. выше — внутритекстовый комментарий на с. 173). Когда Ахриман сожрал Тахмураса, вестник Ормазда Суруш повелел Джаму найти Ахримана и усмирить его. Джам отправился в пустыню, громким пением привлёк вниманне Ахримана, и когда тот вышел Джаму навстречу, Джам стал льстить ему, превозносить его и нахваливать; втёрся к Ахриману в доверие и, улучив момент, вытащил из (желудка Ахрнмана труп Тахмураса и предал его погребению по зороастрийскому обряду. От прикосновения к мёртвому телу (считавшемуся «нечистым», вместилищем (скверны) рука Джама была поражена проказой. Джам долго мучительно страдал, пока однажды случайно не окропил больную руку бычьей мочой; это исцелило его от недуга, и так людям открылось, что коровья моча очищает от скверны.

Но не сумел Йима жить и в дальнейшем благочестиво: он совершил грех и пал.95) И тогда стали твориться страшные дела. {Говорят, что Йима, когда разум96) покинул, его, из страха перед дэвами взял дэва женского [пола] в жёны, а Йимáк, которая была [его] сестрой[-женой], отдал в жёны дэву; и от них пойти хвостатые люди-обезьяны,97) и медведь, [и] другие всяческие уродства.}98)

Зло проникло в мир. И близок уже был день, когда Злу суждено было воцариться и восторжествовать на долгие годы.

Джамшид

В «Шахнаме» Йима — Джамши́д, унаследовав после Тахмураса престол, становится третьим царём династии Пишдадидов. Его царствование — «золотой век» — длится семьсот лет. Земля отдохнула, раздоры забыв; / [178] Джамшиду и зверь покорился, и див. / И славной людей одарил он судьбой. Первое столетие своего правления Джамшид посвятил тому, что изготавливал воинские доспехи и обучал людей ткачеству, портняжному и скорняжному ремеслу, — с тех пор люди вместо звериных шкур носят одежду. Затем он к другим обратился делам: поделил народ на сословия, по занятиям: <…> священников <…> / Кто в мире избрал благочестья стези, / Джамшид отделил от сословий других, / Обителью горы назначил для них; вторым по рангу сословием стали воины, третьим — земледельцы и четвёртым — ремесленники. При Джамшиде мир зодчества тайну впервые постиг. / Воздвигнулись бани, громады дворцов, / Дома — человеку спасительный кров. Царь открыл месторождения самоцветов и драгоценных металлов, научил людей изготавливать из трав благовонии и лекарственные снадобья, построил суда, положив тем начало мореходству, — кто в мире столь щедро людей одарил? Но, оглядев созданное им, Джамшид возгордился и решил вознестись над величьем земным: сделал себе трон из драгоценностей, высотой достигавший небес, и, созвав подданных на пир в свою честь, упоённо взирал на них сверху. Однако Йездáн (верховный бог; от авест. язат) и после этого ещё оставался милостив к Джамшиду. Через некоторое время, своё осознав торжество, / Он [Джамшид] стал признавать лишь себя одного и во всеуслышание объявил себя богом, творцом мира (сравн. с версией пехлевийского «Ривайата» — с. 295). Собой пред всевышним Творцом возгордясь, / Навлёк на себя он погибель тотчас: вельможи покинули его, рать разбежалась, в народе началась смута. Джамшид раскаялся и стал молить бога о прощении, но напрасно: его разлучил с благодатью Изед [Йездан], / И царь содрогался в предчувствии бед. Вскоре его сверг иноземный царь Заххáк — авест. Áжи Дахáка.

Наследники царственной Хварны

Изложено по: «Яшт» 19.33-39

Когда блестящий Йима, сын Вивахванта, совершил грех — взял себе на ум <…> лживое, неистинное слово [СК], огненная Хварна, ниспосылающая благодать и царский сан своим избранникам, покинула его. Приняв облик птицы Варагн, она отлетела от Йимы прочь. И Йима, отныне и навсегда уже не царь, уныло побрёл куда глаза глядят. Теперь удел его был — скитаться по земле, нигде не находя прибежища.

Хварна трижды отлетала от Йимы, впавшего в грех.99)

Когда впервые Хварна
От Йимы отлетела,
Ушла она от Йимы,
Потомка Вивахванта,
Летя как птица Варагн,
Тогда схватил ту Хварну
Тысячеумный Митра, [179]
Чьи пастбища просторны,
Чьи уши слышат всё.
Мы почитаем Митру,
Его, всех стран владыку,
Создал Ахура Мазда
Наиблагословенным
Средь неземных божеств [СК].

Когда Хварна отлетела от Йимы во второй раз, её схватил Траэтáóна (среднеперс. Фретóн, фарси Фаридýн). А на третий раз огненный диск достался сыну врачевателя Три́ты — доблестному Керсáспе (среднеперс. Керсáсп, фарси Гаршáсп), который из всех смертных сильнейшим среди сильных, помимо Заратуштры, был по мужской отваге [СК].

{Но это произошло много столетий спустя. Траэтаоны, грядущего царя, и доблестного Керсаспы ещё не было на свете.

А благостная жизнь — в изобилии, — без болезней и смерти — кончилась для людей после Йиминого греха. В мир снова проникло Зло, и престол царей Парадата захватил самый могущественный и страшный из друджевских дэвов — трёхглавый змей Ажи Дахака (среднеперс. Дахáк, фарси Заххáк).}100)

Ажи Дахака

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок), в основном, введены искусственно

Он был сыном Хрутáспа, потомка Сиямака и Нашак в шестом колене; праправнуком Таза, сына Фравака и Фравакиен; а его мать была дочерью Удáи,101) чьи предки — все до единого — были злейшие дэвы102) и вели свой род от самого Духа Зла, — вот почему дочь Удаи породила чудовищного змея на погибель миру.}103)

По некоторым источникам, матерью Дахака была Вадáк. Подробнее см. в примеч. 774 на с. 316. [180]

{Его тело о трёх головах}104) было сплошь покрыто омерзительной скользкой чешуёй, как у ползучих храфстра, три зубастые пасти изрыгали смрад, а в глазах холодно поблёскивала злоба. Едва он появился на свет и огласил Хванирату утробным рычанием, от которого содрогнулось всё живое, даже гады и насекомые, Ангхро Майнью возликовал, сразу признал в чудовище своего любимого потомка, который наконец низвергнет мир, творение Ахуры, во тьму, и дал ему имя: Áжи Дахáка (среднеперс. Дахáк, фарси Заххáк).

Змеёныш быстро подрастал и скоро превратился в гигантского змея.

{Трёхпастый, шестиглазый,
Коварный, криводушный,
Исчадье дэвов, злой,
Могущественный, сильный,
Он сделан Ангхро Майнью
Сильнейшим быть во Лжи
На гибель всего мира,
Всех праведных существ [СК].}105)

Но ещё быстрее, чем рос он сам, росла в нём ненависть к творениям Мазды. Прослышав, что {Ардвисура Анахита <…> всегда дарует удачу просящему, заотру в дар приносящему, благочестиво жертвующему [Бр]},106) он, Ажи Дахака, {принеся ей жертву — сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец [Бр], вот о чём осмелился просить богиню:

Даруй мне такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтоб обезлюдил я все семь каршваров! [Бр]

Конечно, Анахита не даровала ему эту удачу [Бр]}.107) Другие боги тоже отказали ему в помощи. Не мог мерзостный змей снискать — и не снискал покровительства язатов: нет от свиты Мазды покровительства злому умыслу. Но Ангхро Майнью, Дух Разрушения — вот кто давал силу трёхглавому змею, рождённому на погибель миру. С его помощью он сверг Йиму, захватил престол Ирана и стал четвёртым царём в династии Парадата. Сестёр Йимы, красавиц Арна́вак (фарси Эрнава́з) и Сахна́вак (фарси Шехрна́з), он сделал своими наложницами.

Степень родства Йимы и Арнавак и Сахнавак неясна. По «Шахнаме», Эрнаваз и Шехрназ — сестры Джамшида, и, поскольку «Шахнаме» восходит непосредственно к [181] Хвадай намак» — тексту, отражающему позднюю ортодоксию, можно предполагать, что в среднеперсидской традиции Арнавак и Сахнавак считались сёстрами-жёнами Йима—Джама—Джамшеда (кровнородственный брак, поощрявшийся зороастризмом). Однако, среднеперсидские генеалогии легендарных царей называют сестрой-женой Йима Йимак («Бундахишн» 23.1; 31.4 — см. выше, с. 177), а потомки Арнавак и Сахнавак именуются и «потомками Йимы» — исходя из этого, с не меньшим основанием можно предполагать, что Арнавак и Сахнавак — дочери Йимы.

Спитьюра подло предал {своего брата}108) Йиму и стал служить узурпатору.

А несчастный Иима скитался по земле в изгнании. Не было с ним Хварны — {он утратил её, не уберёг; в виде птицы Варагн отлетело огненное божество к грядущим преемникам династии}.109) И престол утратил он, сын Вивахванта, впавший в грех и свергнутый исчадием-змеем.

{Сто лет он ещё прожил в изгнании вдали от родины},110) {прячась от врагов},111) повсюду искавших его, чтобы убить — от Дахаки и предателя Спитьюры.

Но злодеи выследили его, схватили и — живого! молящего о пощаде! — {распилили пополам острозубой пилой}.112)

Миф об убийстве Йимы братом восходит, очевидно, либо к древнейшему индоевропейском мифу о братоубийстве («близнечный миф»), либо к мифу об убийстве божества с ритуальной целью (сравн. примеч. 256 на с. 141). Сюжет «близнечного мифа» является «бродячим», и, поскольку в мифологиях многих народов он связывается с представлениями об «умирающем и воскресающем» боге (с воскресением которого связывается весеннее «воскресение» природы — сравн., например, в древнеегипетской мифологии миф об Осирисе и Сете, с. 13-14), есть основания предполагать, что у некоторых индоиранских племён Йима почитался как божество плодородия (или имел эту функцию наряду с другими функциями). Однако в зороастрийской традиции всякая связь с этими мифами уже стирается, и сюжет об убийстве Йимы Спитьюрой становится самодостаточным в легендарной истории.

Дахака хотел вместе с плотью Йимы уничтожить и его душу. Но этому злодейству свершиться была уже не судьба: {душу Йимы охранял от рук Дахаки огонь Фробак.113) И хранит её по сей день}.114)

На земле восторжествовало Зло. Ангхро Майнью думал, что — навсегда. {Ведь Ахура Мазда создал Йиму бессмертным, но ему, Духу Зла, удалось изменить это так, как [это] известно [Ч]. Но не знал Ангхро Майнью, что и Ажи Дахака, которого он создал бессмертным, [182] всё-таки смертен — Ахура Мазда тоже, к большой пользе, изменил так, как это [всем] известно [Ч].}115)

{Только тысячу лет суждено было царствовать Дахаке.}116)

Заххак и Джамшид

В «Шахнаме» Дахака — Заххáк, злой, безрассудный и беспутный сын Мердáса, доброго и богобоязненного арабского царя. Юный Заххак имел множество коней, за что получил прозвище Биверéсп (соответствующее эпитету Дахака в пехлевийских текстах (например, «Меног-н Храт» 8.29; 27.34, «Бундахишн» 23.9 и др.) «Беварáсп» — «Обладатель 10000 коней», то есть владеющий несметным богатством. Один из Ахримановых дивов, видя гордыню Заххака, явился к нему под обличьем проповедника, постепенно внушил молодому царевичу мысль, что он более достоин трона и славы, нежели его отец Мердас, что Мердасу давно время в могилу сойти, а он медлит, и что, стало быть, его нужно умертвить. После недолгих душевных колебаний Заххак решается на отцеубийство. С его согласия див вырыл в дворцовом саду, где царь по утрам молился, западню — глубокую яму, и замаскировал её цветами. Мердас упал в эту яму и разбился насмерть. Заххак унаследовал трон, стал царём. Тогда див, распалив в его сердце жажду мирового господства, явился к нему опять — теперь уже в облике юноши. Назвавшись непревзойдённым искусником в стряпне, «юноша»-див поступил на службу к Заххаку придворным поваром и стал кормить царя мясом убитых животных — а люди в еде изобилья в те дни / Не ведали, мяса не ели они. /Лишь злаки да овощи в пищу им шли <…> / Впервые животных, вести на убой / Задумал нечистый. (В «Гатах» этот грех ставится в вину Йиме — см. выше, с. 162.) От мясной пищи Заххак сделался ещё более свирепым, чем был.

Однажды, наслаждаясь очередным мясным блюдом, царь решил вознаградить умельца повара и спросил его, какую тот желает себе награду. «Дозволь мне поцеловать тебя в плечи, хоть я и недостоин этой милости», — верноподданно ответствовал див. От его поцелуев из плеч Заххака выросли две змеи (переосмысление авестийского образа «трёхглавого змея» Ажн Дахаки). После многих тщетных попыток врачевателей исцелить царя, Заххак, потеряв надежду избавиться от змей, внял совету Ахримана, явившегося к нему под видом лекаря: больше не трогать змей и каждый день кормить их человеческим мозгом.

Тем временем в Иране разгоралась смута, начавшаяся из-за грехопадения Джамшида. Меж знатными распри кровавые шли, / Над краем зловещая тьма разлилась, / С Джамшидом расторглась народная связь, — и наконец иранская знать, дабы положить конец междуусобицам, позвала на царство Заххака, о котором шла молва как о грозном решительном властителе. Заххак пришёл с войском в Иран, легко сломил беспомощное сопротивление Джамшида, разбив остатки его рати, и занял иранский престол. Сестёр Джамшида, Эрнавáз и Шехрнáз, он взял себе в наложницы. Джамшид бежал из [183] страны и сто лет проскитался в изгнании, покуда воины Заххака не разыскали его у моря Чин.117) По приказу Заххака Джамшид был распилен.

Борьба за обладание Хварной

Изложено по: «Яшт» 19.46-54

Царственная Хварна, утерянная Йимой, не спустилась с небес к Дахаке, когда он захватил престол. Впервые в Арьяна Вэджа правил царь Парадата, не благословлённый свыше Творцом.

Хварна пребывала в небесах, сопутствуя Митре, богу договора. Ведь Траэтаона и Керсаспа, грядущие наследники огненного диска, ещё не родились на свет.

Хварна пребывала в небесах — и мерзопакостный Ангхро Майнью замыслил заполучить её для себя и для своего трёхглавого исчадия, царствовавшего на погибель земле. По велению прародителя Зла за Хварной отправились Ака Мана, Айшма, сам Ажи Дахака и его сообщник — братоубийца Спитьюра.

Нужно было немедленно воспрепятствовать злодеям, опередить их, не дать свершиться кощунственному умыслу. И Господь Ахура Мазда послал за Хварной своё воинство — Спента Майнью, Даэну и Огонь-Атар.

Атар первым из всех увидел в небе лучащийся диск и сразу устремился к нему, чтоб схватить. Уже на лету он сообразил, что он ведь не знает, не представляет, как же это сделать — взять руками раскалённое пламя. И Атар, первым достигший Хварны, остановился перед ней в раздумье. Потом нерешительно протянул к ней руки. И вдруг позади раздалось:

— Прочь, Атар, Огонь Ахура Мазды, не тронь Хварну! Если ты посмеешь хотя бы прикоснуться к ней, я уничтожу тебя, ты сгинешь из этого мира навсегда!

Это ревел подоспевший следом Ажи Дахака.

И Атар отдёрнул руки <…> за жизнь свою боясь [СК]. Очень уж он был страшен, змей Ажи Дахака.

Атар отступил. Теперь был черёд Змея попытаться схватить Хварну, и он ринулся на неё с протянутыми лапами. Но Атар уже подавил в себе страх перед трёхглавым зубастым чудищем и закричал ему вслед, преисполненный решимости, грозно:

— Назад, змей Ажи Дахака! Не тронь божественную Хварну, не посягай на неё! Не то я заполыхаю, вспыхну в твоей пасти [СК] и превращу тебя в пепел, чтоб ты больше никогда не чинил зла! Прочь! [184]

И Дахака отнял лапы <…> за жизнь свою боясь: Огонь был очень страшен [СК].

Так соперники стращали друг друга, угрожали — и не заметили, как Хварна улетела на край земли и опустилась в океан Ворукашу, на самое дно.

Это были владения благого духа воды Апáма Нáпата (среднеперс. Абáн). Он и укрыл Хварну в водной пучине, откуда ни Дахака, ни сам Ангхро Майнью уже не смогли бы её достать, сколько б ни старались. Так и остался злодей Ажи Дахака властителем без Хварны.

И Ахура Мазда, видевший всё, рек:

«Пусть кто-нибудь из смертных
<...>
Той Хварной недоступной
Сумеет завладеть,
Тогда дары священные
Получит благотворные.
<...>
Тогда благая Аши
Последует ему,
Дающая богатства,
И пастбища, и скот;
Вседневная Победа118)
Последует ему,
Сметающая силой
И длящаяся годы;
Сразит с Победой этой
Он всех своих врагов!» [СК]

Царствование Ажи Дахаки

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок), в основном, введены искусственно. Последовательность мифологических событий, отнесённых к царствованию Ажи Дахаки, условная

Ажи Дахака, злодей, трёхглавый змей, правил всеми странами, сотворенными Ахура Маздой в Хванирате. От истоков Ранхи до середины Земли, от восточных гор Хара Березайти до западных, где по вечерам уходит с небосклона Хвархшайта-Солнце, и над всеми шестью окраинными каршварами, {заселёнными при первых царях Парадата},119) [185] простёрлось Зло, Зло и Зло. Зло и несправедливость восторжествовали в мире — и торжествовал в своём дворце победу мерзостный трёхпастый змей.

Но его торжество не было полным. Сколько ни творил он зла — но не мог извести на земле весь людской род, правоверных маздаяснийцев. А люди — Дахака это знал, он запомнил это накрепко! — люди были главным воинством Мазды, {которое Творец послал в мир и которому было назначено низвергнуть создания Злого Духа в небытие.}120)

Он помнил и то, что {Ардвисура Анахита отказала ему в помощи, когда он приносил ей жертву и просил дать ему такую удачу <…> чтоб обезлюдил [он] все семь каршваров [Бр]}.121) Теперь злодей вновь решил попробовать заручиться покровительством ахуров.

{На этот раз Дахака обратился к Вайю.

Он долго молился ему — молился в своём отвратительном дворце <…> на золотом троне <…> под золотым балдахином, почитал Вайю щедрыми подношениями в надежде умилостивить его, и просил у бога удачи:

Даруй мне это, о Вайю,
Пребывающий высоко,
Чтоб смог я все семь каршваров земных
Безлюдными сделать.

[Но] напрасно приносил он жертвы, напрасно молил он, напрасно взывал он, напрасно подносил он дары, напрасно совершал он возлияния: Вайю не даровал ему той удачи.}122)

Не снискал трёхглавый змей покровительства тех, кто любезен Мазде. И не мог снискать!

{Тогда он воззвал о помощи к Ангхро Майнью и дэвам на реке Спед.123)}124) И, конечно, его призыв был услышан всей дэвовской нечистью и каждым из дэвов.

И он стал плодить мерзкие исчадия на земле, Дахака, отродье Друджа, чтоб увеличить воинство Зла. {В правление Ажи Дахаки молодая женщина была допущена к дэву, и молодой мужчина был допущен к паирике, — от их соития появились на земле чернокожие люди.}125) [186]

И ещё много, много зла учинил в мире Дахака {за тысячу лет, которые он пробыл на престоле}.126) Неисчислимые бедствия претерпевала земля. Стенания и плач раздавались в домах, ревели дойные коровы, угоняемые в полон кочевниками, предсмертно хрипели волы на окровавленных жертвенных алтарях — их убивали друджванты, поклоняющиеся дэвам. Геуш Урван, Душа Быка, в отчаянии взывала к Мазде:

{Молит вас Душа Быка:
«Кто создал меня и для чего?
Айшма злой гнетёт меня,
Угоняют воры и грабители» [Бр].}127)

И праведные скотоводы вторили мольбе богини:

{Мазду просим о двояком мы:
«Чистый скот чтоб не погиб,
Скотовод — чтоб Друджу не служил» [Бр].}128)

Они не знали, праведные скотоводы, и не знала Геуш Урван, что {зло вершится на земле — во её спасение. Да! — ибо если б Дахака <…> не заполучил власти, то проклятый Дух Зла дал бы тогда власть Айшме, а если б только Айшма её заполучил, было бы уже невозможно отобрать её у него <…> по той причине, что он бестелесен, злой Айшма, — и он властвовал бы на земле до скончания времён}.129) А Дахака был — из плоти и крови. Его можно было убить.

И герой, предназначенный на великий подвиг, уже родился. Траэтáóна.

Второй жрец Хаомы

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях

Отцом Траэтáóны (среднеперс. Фретóн, фарси Фаридýн) был Áтвйа (среднеперс. Áспйа, фарси Атиби́н)}130) — {далёкий, в восьмом поколении, потомок Йимы},131) некогда блистательного и столь бесславно падшего царя Парадата. С того дня, {когда Йима был убит [187] Дахакой и Спитьюрой},132) {семь поколений его рода успело смениться на земле. Каждое поколение жило по сто лет}133) — и ровно через семьсот лет после злодейского убийства родился Атвйа.

Аспйа назван отцом Фретона только в «Авесте» («Ясна» 9.7). Пехлевийские источники имя Аспйи упоминают уже косвенно — как родовое имя потомков Йима— Джамшеда: «Аспйан», а отцом Фретона называется потомок Йима в восьмом поколении Пур-Тýра или, в пазендском разночтении, Пур-гáу («Бундахишн» 31.7) («Сын быка[?]» — см. в статье: Бермайе; возможно, однако, эти имена этимологически соответствуют титулу потомков Атвйи в «Авесте» («Афренакан» 4): Поругáу («Богатые быками [?]»).

{Отец Йимы, добродетельный муж Вивахвант, был первым из людей, кто выжал золотистый сок хаомы для телесного мира [Бр].}134) {Атвйа совершил это благое дело вторым — и рождение Траэтаоны, сына <…> из дома богатырского [Бр], было наградой, ниспосланной Атвйе богами.}135)

Грядущему царю Парадата суждено было низвергнуть злодея Дахаку. {И во имя такого блистательного подвига благословение Гайа Мартана сошло на Траэтаону ещё до его рождения, когда мать только вынашивала его. На то были повеление Творца <…> [и] закон хлебопашеский, что является одним из главных устоев религии [маздаяснийской].}136)

Царствование Заххака

В «Шахнаме» Заххак, убив Джамшида и став царём Ирана, установил тысячелетнее царство Зла: обычай правдивых и чистых исчез; / Везде побеждал омерзительный бес. <…> / Лжи всюду дорога, нет Правде пути. / Насилья и злобы настала пора, / Лишь втайне чуть слышался голос Добра.

Сестёр Джамшида, Эрнаваз и Шехрназ, Заххак взял в наложницы и воспитал их в обычае злом, / С дурными делами сдружил, с колдовством. Змей, что росли из его плеч, он, следуя совету «лекаря» Ахримана, кормил человеческим мозгом — для этого стража каждый день хватала и обезглавливала на дворцовой кухне двух юношей. Злодейские убийства продолжались много лет и повергли в горе весь Иран.

Наконец, два мудреца, Армаи́л и Кармаи́л, представившись искусными поварами, были приняты на царскую кухню, — и с тех пор они каждый день спасали одного из двух юношей, обречённых на убой, а в кушанье [188] для змей вместо человеческого мозга добавляли мозг овцы. По тридцать юнцов каждый месяц они / Спасали от смерти в те чёрные дни. Спасённых тайком выводили из дворца, все они по совету Армаила и Кармаила уходили жить в горы, занимались там скотоводством, и от них пошло племя курдов.137) (Вся легенда об Армаиле и Кармаиле — не зороастрийского происхождения.)

За сорок лет до конца своего царствования Заххак увидел сон: три брата-бойца, / Из рода властителей три храбреца, и младший из братьев повергает Заххака ударом булавы, сдирает с него кожу, этой кожей, как ремнём, связывает ему руки, и, путы на шею надев, за конём / Пленённого он волочит по земле к горе Демавéнд.

Испугавшись, что в этом сне — пророчество, и вняв совету Эрнаваз: «Сном пренебречь / Не должно: ищи, как себя оберечь», Заххак созвал звездочётов, чтоб они истолковали сновидение. В страхе перед царём мудрецы долго не решались сказать ему правду, и только когда разъярённый Заххак пригрозил их всех повесить, они открыли тайну грядущего: скоро родится герой Фаридýн. Ему, Заххаку, суждено убить отца Фаридуна — Атиби́на и кормилицу Фаридуна — корову Бермайé. Фаридун выступит мстителем за них, сразит Заххака — это свершится так, как царь видел в вещем сне — и станет царём Ирана. Выслушав пророчество, Заххак без чувств упал с трона; когда же сознание вернулось к нему, он решил победить рок, уйти от судьбы и разослал по всей стране гонцов на поиски младенца Фаридуна.

Траэтаона

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок), в основном, введены искусственно

Траэтаона Атвйан, {сын <…> из дома богатырского [Бр], дарованный своему отцу Маздой и богами за то, что Атвйа выжал сок хаомы},138) {родился в Варне}.139) Он рос в царствование змея Дахаки и ничего, кроме зла, не видел вокруг. Бедствовал и страдал народ, священные стихии осквернялись, скот гнали на убой; и ликовали мазанские дэвы, и злорадствовали все прочие исчадия Тьмы. {Тому было уже скоро тысячелетие, как они процветали во всех семи каршварах.}140) Их прислужники — ашэмауги, йату и кавии — всеми своими помыслами, речами и делами поддерживали угнетение и приумножали Ложь. [189]

Траэтаона был ниспослан земному миру, чтобы беззакония прекратились и вновь восторжествовала Истина.

{Благословение Гайа Мартана было с Траэтаоной уже задолго до его рождения.}141) {А о своём великом предназначении он узнал, когда ему было девять лет.}142)

Однажды Атвйа рассказал мальчику, как Ажи Дахака злодейски убил их предка, Йиму, владыку Парадата блистательного и грешного, {чья Хварна теперь сопутствовала Митре в небесах}.143) Потрясённый Траэтаона поклялся отомстить змею за смерть прародителя.

Шли годы. Траэтаона взрослел, мужал. Сердце его и разум его, устремлённые к праведной вере маздаяснийской, были заняты одной думой: как свергнуть и убить царствующее чудовище, как изгнать из Хванираты дэвов и как исцелить людей от болезней, насланных проклятым Ангхро Майнью.

И вот исполнилось ему пятнадцать лет, прекрасному юноше, наследнику рода Йимы.

Прежде, чем идти на смертный бой, он должен был воззвать к ахурам с молитвой и щедрыми жертвами, дабы заручиться их покровительством в добрых делах, как прежде заручались их покровительством все цари Парадата, кроме змея.

{На родине, в четырёхугольной Варне, созданной Ахура Маздой в начале времён вместе с другими пятнадцатью лучшими странами Хванираты};144) в той самой Варне, {где могучий Хаошьянгха истреблял служителей Зла},145) Траэтаона почтил молитвой дочь Мазды, благую Аши.

{Вот так просил он Аши:
«Такую дай удачу
Ты мне, благая Аши,
Чтоб одолел я змея
Трёхглавого Дахаку —
Трёхпастый, шестиглазый,
Коварный, криводушный,
Исчадье дэвов, злой,
Могущественный, сильный,
Он сделал Ангхро Майнью
Сильнейшим быть во Лжи
На гибель всего мира,
Всех праведных существ;
И чтобы у Дахаки
Я двух его любимиц, [190]
Сахнавак и Арнавак
Увёл, прекрасных телом,
Пригоднейших для родов
И лучших среди жён».
И подступила Аши,
Приблизилась к нему.
Обрёл такую милость
Наследник рода Атвйи
Траэтаона могучий [СК].}146)

{Потом — к Анахите, к пречистой, доброй и щедрой Ардвисуре Анахите, всегда столь отзывчивой на благочестивые прошения, были его жертвы — сто коней, быков тысяча да овец десять тысяч.

«Даруй мне такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы я победителем стал
Над чудовищем Ажи Дахака,
Трёхпастым, трёхглавым, шестиоким,
Владетелем тысячи сил,
Миру Истины на гибель созданным,
Чтобы я его жён обеих похитил,
Обеих — Сахнавак и Арнавак, —
Их материнское лоно прекрасно,
Их проворство в домашней работе прекрасно».
И даровала ему эту удачу
Ардвисура Анахита,
Которая всегда дарует удачу просящему,
Заотру в дар приносящему,
Благочестиво жертвующему [Бр].}147)

{И ту же молитву, в той же четырёхугольной Варне, Траэтаона вознёс к Вайю, пребывающему высоко.

И Вайю тоже даровал доблестному Траэтаоне удачу во всех благих деяниях.}148)

Ахуры были с наследником царственного рода — а змею не сопутствовал ни единый из них. Близился, близился конец тысячелетнего царствования Зла! В сердцах маздаяснийцев уже много веков не теплилось никакой надежды на справедливость и правду; теперь же она вспыхнула, подобно Атару, озарив тьму. {Звездочёты знали и всем поведали: Дахака будет править земным миром, покуда делами земными правит с небес созвездие Скорпиона — тысячу лет; и тысячелетие это [191] уже почти минуло, а, значит, почти отцарствовал своё мерзостный змей. Грядёт время созвездия Кентавра.}149)

Во Введении (внутритекстовый комментарий на с. 15) уже говорилось о попытках поздних сасанидских богословов увязать события легендарной истории Ирана с астрологическими знаниями и астрономическими явлениями. Характерный пример такой попытки — 34-я глава «Бундахишна», «О летоисчислении», где приводится удивительно неуклюжий астролого-астрономический расчёт. Больше всего удивляет несоответствие астрономической грамотности (безграмотности) автора «Бундахишна» (или только последних глав? — ведь ниоткуда не следует, что все главы написаны одним и тем же жрецом) уровню знаний позднесасанидской эпохи — этот уровень был уже очень высок (сравн. расчёт движения планет в «Затспрам» 4.7-10 — с. 93-94); не случайно у арабов, завоевавших Иран и впитавших его культуру («зороастрийское завоевание ислама» — с. 64), так стремительно в Средневековье развилась астрономия (из 275 сохранившихся собственных имён звёзд 15% — греческие, 5% — латинские и др. и 80% — арабские).

Автор 34-й главы, ссылаясь непосредственно на Дэн («Авесту»), пишет буквально следующее: Время составляет 12000150) лет; в Дэн [сказано], что 3000 лет продолжалосъ духовное [состояние — см. с. 75-80], при котором творения были недвижны, безмолвны [и] не мыслили; и 3000 лет длилось пребывание в мире Гайомарта с Быком [т.е. 3000 лет, когда Дух Зла не решался нападать на мир — см. с. 90]. За эти 6000 лет [т.е. за вторые 3000] миновали последовательные 1000-летние [эпохи] правления [созвездий] Краба [Рака], Льва и Колоса [Девы], ибо через 6000 лет 1000-летнее правление [миром] перешло к Весам, Разрушитель ворвался [в мир], и Гайомарт прожил [ещё] 30 лет в несчастье [см. с. 91, 93]. По прошествии (этих] 30 лет [т. е. через 40 лет после смерти Гайомарта — см. с. 101] выросли Машйа и Машйои; 50 лет они не были мужем и женой [дэвы на 50 лет лишили их полового влечения друг к другу — см. с. 103], и 93 года прожили как муж [и] жена — [вплоть] до наступления времени, [когда к власти] пришёл Хушанг. Хушанг [царствовал] 40 лет; Тахморуп — 30 лет; Йим, покуда [его] величие151) не удалилось, — 616 лет и 6 месяцев, [и] после он провёл [ещё] 100 лет в изгнании. Затем 1000-летнее правление перешло к Скорпиону, и Дахак правил 1000 лет. После [этого] 1000-летнее правление перешло к Кентавру [Стрельцу]

Исходный посыл расчёта прост: 12000 лет мировой истории/12 созвездий Зодиака = 1000 лет «правления» каждого созвездия. Но первые 3000 лет (до сотворения материального мира) созвездия не «правили» вообще — и не могли «править», поскольку ещё не были созданы Ормаздом. Таким образом, уже с самого начала истории Зодиаку остаётся «править» миром лишь 9000 лет — по 750 лет каждому созвездию, либо (поскольку говорится о «1000-летнем правлении») последние три — Ягнёнок (Овен), Бык (Телец) и Два Портрета (Близнецы) — вовсе выпадают из мировой истории.

И что, собственно, означает «правление»? Во всех астрологических школах оно связывалось с представлениями о Миром годе (см. примеч. 219 на с. 119), то есть, в сасанидскую эпоху, — с прецессией, а именно — с нахождением весенней равноденственной точки (обычно) или точки летнего солнцестояния (редко) в том или ином созвездии. Как известно, эти точки смещаются по эклиптике навстречу движению Солнца — в «Бундахишне» же созвездия «правят» в том порядке, в каком Солнце проходит через них в своём годовом кругообращении. Не говоря уже о том, что период прецессии составляет 25850 лет, и, значит, на «правление» каждого созвездия должно приходиться [192] ок. 2154 лет (в древности, конечно, с такой точностью рассчитать прецессию не могли, но и ошибиться больше чем в два раза не могли тоже). Либо автор 34-й главы вопиюще не знал астрономии, либо (почти невероятно) перед нами следы неизвестного астрологического учения, не зафиксированного больше нигде.

Следующие 3000 лет — до нападения Ахримана — миром последовательно «правят» Краб, Лев и Колос. Указание весьма ценное: если, по «Бундахишну», в начале творения день и ночь были равны — Солнце постоянно находилось на границе созвездий Ягнёнка и Рыбы (Рыб) (точка весеннего равноденствия в древности), а «правящим» созвездием является Краб, значит, автор 34-й главы, вероятнее всего, связывает «правление» с местом точки летнего солнцестояния. Но неподвижность Солнца, статичность созданного Ормаздом мира означает и неподвижность равноденственных точек (их, собственно, ещё и нет, как нет и эклиптики), — однако, раз созвездия последовательно «правят», точка летнего солнцестояния, стало быть, смещается… (Впрочем, ту же самую логическую ошибку допускает и автор «Затспрама» — см. внутритекстовый комментарий на с. 86.)

Далее наступает тысячелетняя эпоха «правления» Весов. Не исключено (но это даже не предположение, а лишь сырая догадка, которую ещё проверять и проверять), что под Весы, возможно, символизирующие баланс, равновесие Добра и Зла после нападения Ахримана (их «смешение»), искусственно подогнан и весь расчёт: 1000 лет «правят» Добро и Зло, а затем на смену приходит эпоха Зла — Дахака — созвездия Скорпиона (насекомого, причислявшегося к злейшим храфстра, хотя, может быть, связи здесь и нет). Вообще-то никакой астрологии раннего Средневековья не свойственно было связывать созвездие однозначно со Злом — но, однако, мы видели, как в «Меног-и Храт» к силам Зла механически причислены Луна и Солнце (см. примеч. 220 на с. 119 и соответствующий фрагмент текста).

Эпоха Весов складывается из 30 (лет жизни Гайомарта) + 40 (лет между смертью Гайомарта и произрастанием ревеневого куста) + 50 (лет, на которые дэвы лишили первых людей полового инстинкта) + 93 (лет, которые Машйа и Машйои прожили как муж [и] жена) + 40 (лет царствования Йима до потери им «величия») + 100 (лет, проведённых Йимом в изгнании = 999 1/2 лет. «Потеряны» полгода. Конечно, глупо было бы предполагать, что образованный зороастрийский вероучитель запутался в простейшей арифметике. Один из комментаторов «Бундахишна» (XIX в.) причисляет эти недостающие полгода к 40 годам между смертью Гайомарта и рождением первых людей из ревеневого куста, но, к сожалению, в издании не объясняется, на каких основаниях.152) «Найти» недостающие 6 месяцев непосредственно в тексте «Бундахишна» несложно, но — обычная «головная боль» исследователя! — насчитать эти 6 месяцев можно несколькими способами, и ни один из них ничем не хуже другого, а решающих доказательств нет. Например: перед тем, как из семени Гайомарта вырастает ревеневый куст, это семя «прочищается» во вращении сияния Солнца (см. с. 101) — это может означать переход Солнца от весеннего равноденствия к осеннему — полугодовой цикл от весны, когда семена бросают в землю, и до сезона урожая, когда собирают плоды. С другой стороны, под «вращением сияния» можно с равным основанием понимать переход Солнца от равноденствия к солнцестоянию (тем более что автор 34-й главы, говоря об «эпохах», явно ориентируется на солнцестояние — см. двумя абзацами выше), — это 3 месяца; и ещё 3 месяца проходят от рождения первых людей из ревеневого куста до того момента, когда дэвы лишают их полового инстинкта (см. с. 101, 103): трижды с перерывом в месяц (=2 месяца) они грешат, а перед тем живут праведно — логично предполагать, что тоже месяц.

Наконец, число 93 (года, прожитых Машйа и Машйои в супружестве), — откуда оно? Похоже, автор 34-й главы вставил его искусственно, чтоб подогнать общий конечный результат под 1000 лет. В «Бундахишне» на этот счёт содержится единственное расплывчатое указание (15.24): у Машйа и Машйои рождаются семь пар детей (см. с. [193] 103), мальчик и девочка, и каждая [пара] была братом и сестрой-женой, и от каждой из них, через пятьдесят лет, дети родились, и сами они [кто? пары или Машйа и Машйои?] умерли через сто лет [после чего? — если речь о Машйа]. Число 93 можно получить из расчёта: 100 лет (жизни первых людей после зачатия первой пары) - 7 лет (если пары рождались с перерывом в год) = 93 года, но как связать этот расчёт с указанием, что 50 лет Машйа и Машйои не имели полового контакта, а затем «стали мужем и женой», — совершенно непонятно.

…Ахуры были с ним, с юным Траэтаоной. Он снискал их благоволение. Осталось только, чтобы Вертрагна благословил его на бой.

И это свершилось. {Сначала к Траэтаоне с небес слетела Хварна, чтоб сопутствовать ему},153) как сопутствовала эта огненная благодать всем былым царям Парадата, праведным, любезным Мазде. {Уже во второй раз покинув Йиму154) из-за его греха, она устремилась к Траэтаоне в облике чернокрылой птицы Варагн}155) — той быстролётной птицы, которая воплощает в себе Хварну и {Вертрагну-Победу}.156)

Так был благословлён на царство Траэтаона. Вместе с Хварной птица Варагн принесла ему победу и удачу. {Теперь он из всех смертных наипобедоносным был после Заратуштры [СК]}.157)

Траэтаона знал, {какая сила заключена в перьях птицы Варагн:

Дают нам благо перья
И кости сильной птицы,
Могучей птицы Варагн.
Никто того не может
Сразить, повергнуть в бегство,
Кому даёт удачу,
Кому даёт поддержку
Перо той птицы птиц.
Его убить не может
Тиран или убийца,
Никто убить не может
Владетеля пера —
Один он всех сразит!

Траэтаона могучий владел такою силой [СК] — у него было волшебное перо.}158) {И ещё у него было победное оружие [СК] Саошьянта — Спасителя, грядущего сына Заратуштры, который родится чудесным образом в конце мировой истории и Друджа этим оружьем из праведного мира навек он изведёт [СК].}159) [194]

Теперь Траэтаона мог бросить вызов Ажи Дахаке.

Грянул бой, беспощадный, кровавый, смертный бой Истины с Друждем. Траэтаона победил. {Он поверг и связал Ажи Дахаку, который был столь чудовищно греховен},160) {и благодаря победе той Дахака им [был] сокрушён, [а] создания [Ахуры], следовательно, спасены и утешены}.161)

{Траэтаона не в одиночку совершил этот великий подвиг. Вместе [с ним] также были <…> Бармийýн [и] Катайýн — его старшие братья, однако Траэтаона был более велик, нежели они.}162)

{Но, пленив трёхпастое исчадие, связав его, Траэтаона убить его не смог и впоследствии приковал его [цепями] к скале Демавéнд. Там, в огнедышащем вулканическом жерле, злодей томится и сейчас, грызёт цепи, мечется в бессильной ярости.}163)

В авестийской традиции Траэтаона убил чудовище Дахаку, [имевшего] три пасти, три головы, шесть глаз, [обладавшего] тысячью сил, всесильного дэва Друджа <.,.> которого произвёл Ангхро Майнью против телесного мира на погибель правдивости миров [Бр] («Яшт» 19.37, то же дословно в «Ясна» 9.8, «Яшт» 14.40 и др.)

Временами от рёва Ажи Дахаки Земля-Спандармат содрогается так, что разваливаются дома, отламываются каменные глыбы от скал и с грохотом обрушиваются вниз, и, как кровь из раны, хлещут из чрева земли раскалённые потоки лавы. {Когда мировая история завершится и настанет Судный день, Дахака вырвется из оков и снова набросится на творение Ахуры, — и будет убит, уйдёт из мира уже навсегда, безвозвратно.}164)


Змей Ажи Дахака был низвергнут, {созвездие Скорпиона, правившее землёй тысячу лет, уступило власть созвездию Кентавра, и Траэтаона, сын Атвйи, венчался на царство. Он стал пятым царём в династии Парадата. Пятьсот лет было суждено ему править}165) во всех семи каршварах.

{В жёны он получил Арнавак и Сахнавак. Когда-то Траэтаона молил ахуров об этом, и боги даровали ему такую награду за подвиг.}166)

Но земля, доставшаяся ему…! Многие века она изнывала под гнётом змея-разрушителя и была разорена и разграблена. Брошенные селения; поля, заросшие сорняками; пепелища на месте деревень; одичалый скот в горах, — вот какое наследство досталось Траэтаоне [195] Атвйану. И по всей Хванирате свирепствовала чума, кося людей, ежедён забирая сотни и сотни жизней. Ведь друджванты-кочевники во времена Дахаки, грабя сёла, всех жителей убивали, — земля Хванираты осквернилась от трупов, {и Насу, дэв заразы, каждый день в облике отвратительной трупной мухи <…> с торчащими вперёд коленями, поднятым кверху задом, [которая] вся покрыта пятнами, как ужаснейшие храфстра [Кр], прилетала с севера}167) на места побоищ, чтоб разнести заразу от мёртвых тел по всем каршварам.

Траэтаона знал целебные травы.168) Секреты приготовления снадобий он тоже знал. {С ним было благословение Гайа Мартана},169) ему сопутствовали ахуры, — и {благодаря закону хлебопашескому, который есть третья из основ религии [маздаяснийской], болезни все, даже чума, [были] излечены его лекарствами.

И много ещё чего благостного он дал роду людскому.}170) {Многие дэвы лшзанские были сокрушены им и изгнаны из каршвара Хванираты},171) {их зло и козни прочь сгинули}.172) {Очистился лучший каршвар от чернокожих людей, что наплодились во времена Дахаки — после того, как молодая женщина была допущена к дэву, и молодой мужчина был допущен к паирике, — они, чернокожие потомки дэвов, бежали на юг и поселились на морском побережье.}173)

{Так праведный Траэтаона, наследник рода Йимы, сохранил и уберёг Хванирату для трёх своих сыновей.}174)

Траэтаона и Паурва

Единственный фрагмент мифа о Траэтаоне и Пáурве сохранился в «Яшт» 5.61-66; ниже он приводится полностью. Сюжет мифа неизвестен; никаких ссылок на него и никаких упоминаний о Паурве в других зороастрийских текстах и в светских произведениях не содержится. По косвенным свидетельствам, однако, установлено, что Паурва — персонаж древнеиранского эпоса, поэт и путешественник-мореплаватель, переживший множество приключений. Некоторые исследователи считают, что к легендам о Паурве восходит знаменитый цикл сказок о Синдбаде-мореходе.

Ей [Анахите] жертву приносил Паурва,
Бывалый лодочник,
Когда по воле Траэтаоны, победоносного воина,
Взлетел он в небо в образе коршуна. [196]
Без отдыха он носился
Три дня и три ночи,
Стремясь к своему жилищу,
И не мог вернуться к себе.
На скончании третье ночи
К утренней заре воспел он,
К восхождению Ардвисуры.175)
И на утренней заре он
Воззвал к Ардвисуре Анахите:
«О Ардвисура Анахита!
Приди ко мне на подмогу,
Подай мне помощь!
Если я опущусь успешно
На землю, сотворенную Ахурой,
К своему жилищу,
То воздам тебе
Тысячью жертвенных возлияний
Молоком, заключающим хаому,
Очищенным по обычаю и отцеженным заотрой
В водах Ранхи».
И стекла к нему Ардвисура Анахита
В образе прекрасной девушки,
Сильной, стройной,
Прямой, высоко подпоясанной,
Знатного рода, именитого.
До самых лодыжек была она
Обута в сияющие сандалии,
Золотыми лентами схваченные.
Она крепко взяла его за руки,
И тут же свершилось это — в единый миг! —
Он, усердный, проворный в работе,
Очутился на земле, сотворенной Ахурой,
В своём жилище, здоров и силён,
Невредим и цел, как и прежде!
Так даровала ему эту удачу
Ардвисура Анахита,
Которая всегда дарует удачу просящему,
Заотру в дар приносящему,
Благочестиво жертвующему [Бр].

Фаридун

В «Шахнаме» Траэтаона — Фаридýн появился на свет при добрых знамениях неба. Заххак, как то и предсказали ему мудрецы, стал преследовать отца Фаридуна, Атибина. Скитался гонимый в степи, без дорог, / Но пасти [197] драконьей избегнуть не смог. <…> Был схвачен Атибин и на смерть обречен. Феранéк (авест. Фрéни), мать Фаридуна, бежала с младенцем, долго скиталась по стране, нигде не находя приюта, и, встретив однажды на лугу корову Бермайе и её пастуха, отдала малыша Фаридуна пастуху на воспитание. Пастух прозорливый дитя приютил, / Три года его по-отцовски растил. / Меж тем всё искал их владыка-дракон, / О дивной корове молвой устрашён. Через три года Феранек, следуя наставлению Изеда, забрала мальчика обратно и укрылась с ним на горе Эльбурс у отшельника-богомольца. Спустя некоторое время исполняется второе предсказание мудрецов: Заххак находит и убивает корову Бермайе.

О своём отце, Атибине, и обо всех злодействах Заххака Фаридун узнаёт от матери только в пятнадцатилетнем возрасте и, не внимая отговорам Феранек, торжественно клянётся отомстить дракону.

Между тем к Заххаку пришёл кузнец Кавá, моля сжалиться над ним: у него было восемнадцать молодцев-сыновей, и уже семнадцать из них схвачены и убиты для прокорма змей, растущих из плеч Заххака, — пусть же царь явит милость и оставит отцу последнего сына. Заххак согласился, но в качестве ответной любезности потребовал у кузнеца, чтоб тот подписал его, Заххака, «послание к народу», восхваляющее дракона и его правление: Владыка <…> сеет лишь благо в стране, / Исполнены правдой владыки слова, / И в царстве его справедливость жива. Прочитав такое, возмущённый ложью и лицемерием Кава бросился вон из дворца, собрал вокруг себя толпу и стал призывать народ к восстанию. Знаменем восстания становится кузнечный фартук Кавы, прикреплённый к древку копья — будущий «стяг Кейев».176) Под этим знаменем Кава привёл повстанцев к Фаридуну. И кожу, что поднял кузнец на копьё, / Царь знаменем сделал, украсив её парчой и драгоценностями; и каждый, на трон восходивший потом, / Всё множил каменья на знамени том.

Изед наделяет Фаридуна великой силой и во всём покровительствует ему. Фаридун великодушно прощает своих старших братьев, Пормайé (среднеперс. Бармийун) и Кеянýша (среднеперс. Катайун), пытавшихся его убить, и вместе с ними, заручившись благословением матери, выступает в поход против Заххака, который на время покинул Иран и разбил дьявольский стан в Индии. Фаридун захватил дворец Заххака, взял себе в жёны Эрнаваз и Шехрназ, отвратив их предварительно от «языческой лжи» и наставив на путь правды, и в ознаменование победы устроил пир. Покуда он при всеобщем ликовании предавался пирам и любовным утехам, обо всём случившемся Заххаку донёс казначей, сохранивший ему верность. Ревности жгучим огнём обуян <…> жаждая крови красавиц, Заххак тайком проник во дворец, но был схвачен и пленён Фаридуном. Посланник Изеда Суруш, однако, сообщает Фаридуну божье повеление: злодея не казнить, ибо не настал его час, а [198] заковать его в цепи и закованным повесить в вулканическом жерле горы Демавенд. С позором Заххака помчали, кляня, / Привязанными накрепко к шее коня.

Наступила 500-летняя эпоха правления Фаридуна. Он венчается на царство в первый день месяца Михра и в память о победе над Заххаком учреждает праздник Мехргáн;177) с тех пор в тот праздник — повсюду веселье, пиры. / Хранит его в память владыки народ. / В Мехрган избегай и трудов и забот.

Пять светлых столетий [Фаридун] мудр, справедлив, / Царил, ни единожды зла не свершив. <…> Избавился мир от насилья и зла, / Стезёю Изедовой жизнь потекла.

Потомки Траэтаоны

Изложено по: «Бундахишн» 31.4-12; 34.6, «Денкарт» VII.1.28

Пятьсот лет правил на земле Траэтаона, благословенный победитель Дахаки. И в те же пятьсот лет Траэтаоны [были] двенадцать лет [царствования] Áрьи (среднеперс. Аири́к, фарси Ире́дж).

У Траэтаоны было три сына; Арья, {сын Арнавак},178) был младшим из них. Его и избрал Ахура Мазда как преемника благословения Гайа Мартана и царственной Хварны, потому что старшие братья Арьи, {сыновья Сахнавак}179) Са́йрима (среднеперс. Салм, фарси Сельм) и Ту́ра (среднеперс. и фарси Тур), оба были завистливы, злобны, греховны, и оба таили богомерзкие помыслы в сердце; Арья же был душой и мыслями в своего отца: праведен, предан Истине, — его чистый разум, открытый Небу, был неприступной крепостью для дэвов и Лжи. Только вот характером он не походил на доблестного Траэтаону: не боец, не богатырь был Арья, жизнь вёл тихую, дни проводил в молитвах и проповедовал смирение.

Ахура Мазда столь возлюбил кроткого Арью, что наследие царей Парадата — благословение Гайа Мартана, воплощённое в Хварне, низошло к Арье, сыну Траэтаоны <…> [ещё] во время жизни Траэтаоны <…> и растворилось в нём.

Детей у Арьи было трое: два сына и дочь. Имена пары сыновей были: Ванидáр и Анастóх,180) имя дочери было Гузáк.181)

Но воистину под стать Дахаке были Сайрима и Тура, завистливые злодеи! — родиться бы им столетиями двумя раньше, когда царствовал трёхголовый змей, — они оба очень пригодились бы друджевскому [199] воинству, не на последнем счету были бы в том стане Лжи. Они убили Арью и его сыновей, Ванидара и Анастоха. Лишь двенадцать лет успел поцарствовать Арья на благо Арьяна Вэджа и всем семи каршварам.

Они — Сайрима и Тура — искали убить и дочь Арьи, юную Гузак. Но Траэтаона держал [её] в упрятании. И у Гузак дочь родилась.182) В далёком своём глухом укрывище, оберегаемая Траэтаоной, она растила дитя; жила, как в заточении, боясь выйти на простор при свете дня, чтоб её, сохрани благой Ахура, не увидели люди.

И всё же Сайрима и Тура выследили её и безжалостно убили.

Но ребёнка, внучку свою, дочь Гузак, Траэтаона спас и стал её растить и воспитывать, — тоже тайно, тоже в упрятании — на далёкой горе Ману́ш; и вырастил, — но и тогда не было дозволено ей покинуть свою обитель. Так и жила она там. И там же, на горе Мануш, родились, выросли и жили десять поколений её потомков — род Траэтаоны и Арьи. Всех младенцев в том роду нарекали именем в честь благословенной спасительницы горы. Из десятого поколения был Ману́ш-и Хурше́д-вини́к — «Солнечный Нос»; его потому прозвали так, что, когда он родился, на нос ему упал солнечный зайчик и сверкнул золотисто. От Мануш-и Хуршед-виника [и его] сестры был [рождён] Ману́ш-хурна́р, [а] от Мануш-хурнара [и его] сестры был рождён Манушчи́хр183) — мститель за Арью, наследник престола Парадата.

Потомки Фаридуна

По сюжету «Шахнаме», через пятьдесят лет после царствования Фаридуна у него родились трое сыновей: старшие, Сельм и Тур, — от Шехрназ, и младший, Ире́дж, — от Эрнаваз. Посланец Фаридуна нашёл им достойных невест — трёх йеменских царевен, и, несмотря на хитрокозни и колдовство царя Йемена, не желавшего выдавать дочерей замуж, вскорости были сыграны три свадьбы. После этого Фаридун разделил своё царство между сыновьями: Запад достался Сельму, Чин (Китай) и Туран — Туру, и Иран — Иреджу. В странах своих воцарились они. / Настали счастливые, мирные дни, на многие годы во всех землях утвердилось спокойствие.

Когда Фаридун одряхлел, старшие его сыновья, Сельм и Тур, возгорелись завистью к младшему брату: отец, считали они, не по справедливости разделил между ними наследство, ибо Иреджу достались лучшие земли, да и вообще он возвышен над ними, старшими: «Наш враг — позабывший Йездана отец <…> Три сына, венца мы достойны равно, / Но младшему старшими править дано, — и, заключив союз, они отправили к Фаридуну гонца с посланием: или он, Фаридун, лишит Иреджа царского венца и даст ему во [200] владение далёкие окраинные земли, или Туран и Чин — Тур и Сельм — вместе пойдут войной на Иран. Разгневанный Фаридун в ответном послании устыдил сыновей, призвал их обратиться на путь Добра и объявил, что не выполнит их требования.

Узнав о притязаниях братьев, Иредж попросил у Фаридуна дозволения поехать навстречу их войску одному, без дружины, — с тем, что он, Иредж, постарается убедить Сельма и Тура в их неправоте. Скрепя сердце, Фаридун согласился. Иредж прибыл в воинский стан братьев, смиренно сказал, что готов сложить с себя венец; но Тур, терзаемый злобой и ненавистью к брату, всё равно убил его, обезглавил труп и отрезанную голову послал Фаридуну. Это убийство стало причиной многовековой вражды Ирана и Турана (войнам иранцев с туранцами посвящена значительная часть «Шахнаме»).

Уже после гибели Иреджа у него родилась дочь — будущая мать Менучéхра (средненерс. Манушчихр).

Манушчихр

Изложено по: «Бундахишн» 12.10; 31.12, 14, «Денкарт» VII.1.29, «Меног-и Храт» 27,42-43

Манушчи́хр (среднеперс; авест. Манýш-чи́тра, фарси Менучéхр) был наречён таким именем потому, что родился на великой горе Мануш, — как и все потомки доблестного героя Траэтаоны, победителя Ажи Дахаки.

Разные источники (и даже фрагменты одних и тех же текстов) называют разное число поколений от Траэтаоны до Манушчихра. Например, согласно «Бундахишн» 31.14, он потомок Фретона в 10-м поколении, двумя строфами ранее (31.12) — в 12-м; в «Меног-и Храт» 27.41 он — внук Аирика, то есть правнук Фретона.

В назначенный срок вестник Ахура Мазды Найрьо Сангха принёс Манушчихру огненную Хварну с небес: бог благословил юношу, как благословлял он прежде всех царей-первозаконников. Заручившись поддержкой Творца, Манушчихр пошёл войной на туранские земли, где царствовали братоубийцы. Неисполненный родовой долг был отныне на нём, на его совести, не ведающей грехов перед богом и Верой. Наследник Траэтаоны шёл с войском в туранские земли вершить праведную месть за Арью.

И час божьей справедливости настал! Он уничтожил Сайриму и Туру <…> прочь отстранил их от [дела] разрушения мира.

Смерть братоубийц была для дэвов великим уроном. Но силы разрушения, вдохновляемые многопагубным Духом Зла, продолжали неистовствовать. Теперь возопил о кровавом мщении злейший из туранцев — Франгрáсйан (среднеперс. Фрасийáк Тур, фарси Афрасиáб). [201]

Менучехр

В «Шахнаме» Фаридун, ко времени рождения Менуче́хра уже ослепший от старости, при известии, что у его внучки, дочери убитого Иреджа, родился сын, возликовал и обратился к Изеду с мольбой вернуть ему зрение, чтоб он мог увидеть внука. Бог внял молитве, Фаридун прозрел и,

                   …едва увидав белый свет,
Взглянул на младенца, любовью согрет,
И молвил: «Пронзи же злодеев сердца,
Хранимый святой благодатью Творца».
Из чаши, где яхонт искрился и лал,
Испив, он дитя Менучехром назвал.184)

Пока Менучехр рос, искусствам таким, что пригодны царям, / Прославленный дед обучил его сам, — и в назначенный день при всеобщем торжестве, в присутствии двух сыновей кузнеца Кавы и других прославленных иранских героев, объявил юного Менучехра своим соправителем.

Весть об этом достигла Сельма и Тура и привела их в ужас. Предчувствуя, что воссиявший на троне молодой властелин будет мстить за Иреджа и возмездие неминуемо их настигнет, Сельм и Тур решают обманом заманить Менучехра к себе и убить его. Они отправляют к Фаридуну гонца с покаянным посланием: оба, мол, они льют слёзы теперь от стыда пред отцом, <…> готовы прощенья молить у царя, — / Но сами явиться [к нему] не смеют и потому просят прислать Менучехра: «навеки мы станем рабами его». Но Фаридун разгадывает обман и в гневном ответном послании объявляет воину Сельму и Туру.

После отъезда гонца он снаряжает Менучехра в бой. Началась многовековая война Ирана и Турана.

Под кавианское знамя185) становятся Сам и Гаршасп (Са́ма и Керса́спа «Авесты» — см. ниже, с. 215-216). В первом сражении Менучехр разбивает туранское войско, убивает сначала Тура, а чуть позже и Сельма, и отсылает их головы Фаридуну. Насладившись созерцанием праведного возмездия, Фаридун передаёт престол Менучехру и умирает. Тем завершается 500-летняя эпоха его царствования.

120-летняя эпоха царствования Менучехра с самого начала была ознаменована клятвой царя защищать справедливость и истреблять Зло оружием. Край счастливо зажил под царской рукой.

Зороастрийская легендарная хронология относит к царствованию Мануш-чихра нападение на Иран Фрасийака Тура. В «Шахнаме» это событие отнесено [202] ко времени правления преемника Менучехра — Новзéра (авест. Наотáра, среднеперс. Нотáр); основное же содержание главы, посвященной царствованию Менучехра, составляет сказание о Зале и Рудабé, восходящее к фольклорной традиции. Заль (именуемый в поэме также Заль-Зер — букв.: «Седой старец» и Дестáн — букв.: «Хитрость, находчивость»), сын Сама, родился седым, и отец, сочтя это недобрым знаком, отнёс младенца в горы и бросил там.

Заля нашёл, унёс в своё гнездо и воспитал Симу́рг — вещая птица («бродячий» сюжет в мировом фольклоре). Впоследствии Сам раскаялся в своём поступке, и Заль, уже взрослый юноша, с благословения Симурга возвратился в отцовский дом.

Заль влюбляется в Рудабе, дочь царя Кабулистана186) Мехрáба, потомка Заххака. Из-за нежелания Мехраба отдать дочь Залю, а ещё больше из-за противодействия их браку со стороны Менучехра едва не начинается война Ирана с Кабулистаном; однако всё приходит к развязке, благополучной и для влюблённых, и для царей. У Заля и Рудабе рождается сын — богатырь Рустáм (или Ростéм), один из центральных персонажей «Шахнаме». Чтобы богатырский младенец смог появиться на свет, Рудабе приходится делать кесарево сечение; эту операцию проделывает жрец, наученный Симургом, которого позвал на помощь Заль (Заль призывает Симурга, сжигая его перо — сравн. о птице Варагн в «Яшт» 14, стихотворный перевод на с. 193). В годы царствования Менучехра Рустам совершает два подвига: убивает взбесившегося боевого слона («белого слона») и захватывает неприступную крепость, отомстив тем самым за смерть своего прадеда Неремáна, некогда, ещё во времена Фаридуна, погибшего при осаде этой крепости.

Тем временем состарившийся Менучехр наставляет перед смертью своего сына и престолонаследника Новзера: «…царский престол — суета из сует; жить надо по Правде; наследие добрых — благие дела»; предсказывает пришествие Зардушта («Последуй за ним — знай, Изедов тот путь, / К ученью тому должно сердцем прильнуть») и нападение туранца Афрасиаба, от которого Ирану будут неисчислимые бедствия.

Манушчихр и Франграсйан

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок), в основном, введены искусственно, на основании сюжета «Шахнаме»

{Колдун}187) Франгрáсйан (среднеперс. Фрасийáк Тур, фарси Афрасиáб) {тоже, как и Манушчихр, происходил из рода Траэтаоны: он был сыном Пашáнга (среднеперс.; фарси Пешéнг) — потомка Туры в пятом поколении}.188) [203]

Таким же злодеем и дэвопоклонником, как Франграсйан, был {его воинственный брат Керсева́зда (среднеперс. Карсева́з, фарси Гарсива́з). Зато третий из братьев, Аграэра́та (среднеперс. Агрера́т, фарси Агрера́с, Агри́р)}189) был праведен, мудр, благочестив — и тем любезен Ахура Мазде.

В «Авесте» Аграэрата упоминается несколько раз: в «Мемориальном списке» (131) как «Аграэрата нара́ва», в остальных случаях («Яшт» 9.18; 17.38, 42; 19.77) в сочетании «Сьяваршан нара [„зрелый муж", „человек"] Аграэрата нарава», которое И.М. Стеблин-Каменский толкует как «…Сьяваршан и муж Аграэрата, Наравид» — то есть из рода Наравы (в стихотворном переводе: [мстя за] Сьяваршана / И за Аграэрату, героя Наравида [СК]. Это — лингвистически безупречное (во всяком случае, при современном уровне авестологии) — толкование смущает, однако, тем, что нигде более в зороастрийских текстах, в том числе и в (кратко пересказанной выше) родословной Агрерата и его братьев («Бундахишн» 31.14-15), ни персонаж с именем Нарава, ни родовое имя Наравид не встречаются.

Дж. Дармстетер предлагал (1883 г.) понимать слово «нарава» как антитезу, логическое противопоставление слову «нара»: «нара — нарава», по Дж. Дармстетеру, составляют смысловую пару «человек — получеловек». Это прочтение, с лингвистической точки зрения довольно сомнительное (что оговаривал и сам Дж. Дармстетер190)), однако, очень хорошо соответствует по смыслу некоторым сведениям об Агрерате, содержащимся в пехлевийских источниках:

«Бундахишн» 29.5: Агрерат, [сын] Пашанга, пребывает [в качестве Рата] в земле Сакастан, и его зовут Гопатшах.

«Бундахишн» 31.20, 22: Агрератом [был] рождён сын Гопатшах. <> Фрасийак казнил Агрерата <…> [и] Агрерат, в воздаяние [т.е. в качестве награды от Ормазда за мученическую смерть], родил [такого] сына, как Гопатшах.

«Меног-и Храт» 62.31-32: Гопатшах [пребывает] в кешваре Хванирас, и от ног до талии он — бык, а от талии и выше — человек [Ч].

«Датастан-и Деник» 90.4: Правит Гопатшах страною Гопат, чьи границы лежат выше [т.е. выше по течению Вех] Эранвежа на берегу Вех. Он сидит на морском берегу, совершает возлияния язатам и сторожит быка Хадайаш <…>

Первые два фрагмента свидетельствуют о тождественности в некоторых среднеперсидских мифах Агрерата и Гопатшаха — царя страны Гопат. Что же касается некогда общепризнанного отождествления Гопатшаха — царя с Гопатшахом — человекобыком (вторые два фрагмента), — оно, как уже говорилось выше (примеч. 185 на с. 105 и статья: Гопатшах), сейчас отвергается многими исследователями. Тем не менее, решающих доказательств, что оба мифологических персонажа с именем Гопатшах не тождественны, ещё не приведено. Поэтому толкование Дж. Дармстетера «Аграэрата, получеловек» представляется автору заслуживающим внимания.

После {гибели Сайримы и Туры от руки Манушчихра}191) Франграсйан и Керсевазда стали собирать войска для набега на Арьяна Вэджа. Вскоре у дворца царя Пешенга выстроились несметные полчища туранцев. Со всех концов страны съехались на кровавый клич всадники, сошлись ратники, и каждому не терпелось поскорее в сечу. Негодяй Франграсйан [СК], возглавивший эту дэвовскую армаду, [204] столь был вдохновлён пылом и рвением воинов, что уже не сомневался в лёгкой победе над Манушчихром. Он дал команду — и войско двинулось на запад, в Арьяна Вэджа.

Удача, действительно, на первых порах сопутствовала Франграсйану; но то была не богодарованная удача, ниспосылаемая благой Аши, дочерью Ахуры, — злому туранцу помогал Ангхро Майнью. {Армия Франграсйана окружила боевую дружину Манушчихра в горах Падашхвáр. Иранцы не выдержали яростного натиска: их войско было сокрушено [и] разбито, [и великий] урон [был] в их рядах},192) — туранец уже торжествовал, предвкушая, как он казнит пленников и обезглавит царя Манушчихра. И так бы тому и быть, и пала бы великая держава! — но, на горе злодею Франграсйану, кровожадному Керсевазде и их вдохновителю Ангхро Майнью, Аграэрата был не таков, как его братья. {Аграэрата просил покровительства у язатов,193) и он получил [то] благо, что войско и военачальники иранцев были спасены им от того бедствия.

Разгневанный Франграсйан немедленно казнил своего несчастного брата}.194) Кровь богомерзкого Туры текла в его жилах — и он оказался достоин своего предка: тот был братоубийцей, и таким же братоубийцей стал Франграсйан. {Но Ахура Мазда щедро вознаградил Аграэрату за благое дело: Аграэрата <…> родил [такого] сына, как Гопатшах}.195) Это он, сын Аграэраты, {получеловек-полубык Гопатшах совершает возлияния богам на берегу Вахви Датии}.196)


Манушчихр и его воины были спасены от неминуемой смерти. Но Франграсйан победил — {и, торжествующий победитель, он воцарился в Арьяна Вэджа.

Манушчихру было суждено править державой сто двадцать лет, — но из тех ста двадцати лет двенадцать пришлось на правление туранского захватчика}.197)

Однако сам захватчик не ведал, что его царствование в лучшей из стран будет столь коротким: он-то думал, что царить ему до конца жизни, а верховенство туранцев над иранцами утвердилось навеки. И он решил заполучить Хварну — ту самую Хварну, {которая воплощала божье благословение Гайа Мартану},198) {которая передавалась всем [205] царям Парадата},199) {которую утратил сияющий Иима}200) {и за обладание которой бились Атар и Ажи Дахака, змей}.201)

С тех пор, {как Хварной завладел повелитель водной стихии Апам Напат, огненное божество пребывало в пучине океана Ворукаши}.202) Но Франграсйан не сразу отправился к океанскому берегу: {перед тем он принёс жертву благой Ардвисуре Анахите у края пропасти, — сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец. И просил он её [Бр] об удаче.

Вот так просил он Ардви:
«Такую дай удачу,
Благая Ардаисура,
В средине Ворукаши
Чтобы обрёл я Хварну,
Которой завладели
Грядущие и бывшие
Цари арийских стран,
Обрёл то, чем владеет
Спитама Заратуштра [СК]}.203)

Судя по толкованию в «Денкарте» (VII.2.68) фрагмента «Зам-яшта» («Яшт» 19.56-64), где эти строки о Хварне и Заратуштре неоднократно повторяются, Франграсйан имеет в виду ещё не родившегося Заратуштру — грядущего пророка (см. далее — на с. 206 перед внутритекстовым комментарием). Подобное — и, казалось бы, само собой разумеющееся — заключение нельзя было бы с полной уверенностью сделать на основании одной только логики последовательности событий легендарной истории, поскольку в мифологической хронологии, даже если ограничивать её рамками только одного источника, логики зачастую нет. И вполне может быть, что составитель 19-го яшта и его современники понимали эти строки иначе, нежели поздней истолковали их авторы «Денкарта».

И лишь воспев эту молитву богине, злодей отправился к океану.

{Достать пытался Хварну
Тур, негодяй Франграсйан
Из моря Ворукаша.
Нагой, одежды сбросив,
Поплыл Франграсйан к Хварне
<…>
Но Хварна отступила,
Но Хварна отошла.
<…>
И выскочил Франграсйан,
Из туров самый бойкий,
Из моря Ворукаши, [206]
Ругательства крича:
«Итэ-ита-ятна-ахмай…204)
Нельзя достать мне Хварну,
Которой завладели
Грядущие и бывшие
Цари арийских стран,
Достать то, чем владеет
Спитама Заратуштра.
А то смешал бы вместе
Всё твёрдое и жидкое,
Великое и доброе,
Чтоб огорчился порче
Творец Ахура Мазда!» [СК]

Ещё дважды он нырял в морскую пучину, пытаясь достать огнеблещущий диск, — и ещё дважды Хварна отступала [СК], и Франграсйан с пустыми руками плыл к берегу, выкрикивая ругательства. Того, что пристало бывшим и грядущим [СК] царям, он не смог заполучить на этот раз.}205) {Не дала ему удачи Ардвисура Анахита.}206) И после тоже не было удачи Франграсйану, {когда он по всем семи каршварам искал божественную Хварну:

           …оба отвернулись,
И Хварна, и Спитама.
По воле это было
Моей — Ахура Мазды,
И Веры чтущих Мазду [СК].}207)

{Да! Столь был велик, праведен и прозорлив пророк Спитама Заратуштра, что даже до того, как он пришёл в мир через рождение, он смог воспрепятствовать колдуну Франграсйану.}208)

Следующая строфа «Денкарта» (VII.2.69), ссылаясь на «Авесту», гласит, что Фрасийак искал Хварну во всех семи каршварах; в другом фрагменте (VII.11.3) сообщается, что Фрасийак обладал ею [Хварной], когда Дрве Зенигáк был сокрушён им.

«Авеста» содержит лишь ссылку на этот миф («Яшт» 19.93); полный сюжет известен по неортодоксальной версии «Бундахишна» — «Большому Бундахишну» (41): Дрве («Демон[?])», «Зловерный[?]») Зенигак — арабский военачальник, колдун, вторгся с войском в Иран и убивал праведных зороастрийцев своим злым взглядом; иранцы воззвали о помощи к Фрасийаку, и Фрасийак убил колдуна. В «Авесте» Дрве Зенигак — Дрвáу Зайни́гу («Зловерный[?] Зайнигу»), иноверец; Франграсйан убивает его [207] хоть и не обладая Хварной, но — оружием Саошьянта («Яшт» 19.93), грядущего Спасителя мира, который чудесным образом родится из семени Заратуштры; этим же оружием (см. примеч. 442 на с. 193) Траэтаона убивает Ажи Дахаку.

По-видимому, этот миф, содержание которого совершенно не соответствует образу Франграсйана–Фрасийака как «злейшего из туранцев», уже во времена первой кодификации «Авесты» был чем-то вроде апокрифа — сказанием, не подлежащим канонизации, но и не отвергавшимся как «ложь» или «ересь» (для сравнения: в православии не канонизированы сказания об Успении Богородицы, о сошествии Христа в ад и др., — и, тем не менее, иконы на эти сюжеты есть во всех церквях).

{Свой царский чертог завоеватель воздвиг и обустроил под землёй — внутри горы Бакуир, — той самой горы, в долине которой Йима некогда построил множество несметное селений и городов. }209)

Благостная Арьяна Вэджа, цветущая земля, попала под иго иноземцев. Но предводитель захватчиков творил на покорённых землях не только зло: он совершил и множество добрых деяний. {Он провёл семь каналов, дабы морские корабли могли заходить в города, отстоящие далеко от моря; основал много селений на побережье и отвёл солёную воду из озера Канса́ва (среднеперс. Кансу́, Кеянси́х, в поздней традиции Канса́й), что в земле саков, кочевников.}210) {Когда-то в давние времена это озеро было самым чистым и самым благотворным из маленьких морей: змеи, лягушки и прочие храфстра не обитали на его берегах, омываемых прозрачной водой. Потом вода сделалась солёной, и стало невозможно подойти [к озеру] ближе чем на парасанг, столь велики зловоние и солёные [испарения] из-за неистовства горячего ветра.}211) {Франграсйан212) сделал много оттоков из озера Кансавы; поэтому божественное озеро снова стало пригодным для людей, пригодным для верблюдов, пригодным для быков, пригодным для ослов, как больших, так и маленьких; и по берегам озера стали селиться люди.}213)

{Когда мировая история подойдёт к своему концу, из этого озера родится Саошьянт.}214)

Пехлевийские источники часто представляют Фрасийака культурным героем (мотив, совершенно чуждый «Авесте»): он строит чудесные дворцы, орошает поля, прокапывает судоходные каналы и т.п.; некоторые тексты изображают его ревностным огнепоклонником, строителем храма Огня. Однако и в среднеперсидской традиции Фрасийак по-прежнему — кочевник, захватчик, враг зороастрийцев. Обе эти тенденции существовали параллельно на протяжении всей истории сасанидского Ирана и сохранились даже в мусульманскую эпоху, когда Афрасиаб стал связываться с арабским нашествием и отождествляться с Дахаком. [208]

{А во владениях царя Манушчихра тем временем, на беду иноземцам, восторжествовал закон земледельческий, и была провозглашена праведная маздаяснийская Вера. Её провозгласила Спента Армайти. В облике девушки она пришла в дом Манушчихра. Её одежды сияли небесным сиянием, и свет от лучей разливался во все стороны на расстояние в хатру, которая [длиною] как парасанг; и была она опоясана поясом, который есть воплощение Религии маздаяснийской215)}.216)

И тогда воспрявший духом Манушчихр повёл иранцев против завоевателей — изгонять их прочь с богоблагословенной земли.

Две рати сошлись. Зазвенели мечи, запели стрелы в воздухе, кровь полилась на землю. К концу дня, когда Солнце-Хвархшайта ушло за горизонт, было объявлено перемирие. Утомлённые воины отправились отдыхать, а Манушчихр и Франграсйан встретились для переговоров. И было между ними решено заключить соглашение: пусть самый искусный лучник из дружины Манушчихра выпустит стрелу с горы Арьяхшу́та; где стрела упадёт, там отныне и будет проходить граница арийских и туранских земель. Сам великий Митра, бог клятвы и договора, да будет тому свидетелем.

Лучшим лучником слыл юный Эре́хш (или: Эре́хша; средне-перс. и фарси Ара́хш). Манушчихр призвал его и сказал:

— В твоих руках — судьба твоей родины и твоего народа. Ступай же, достойный сын благородного отца! Да пребудут с тобою боги!

Эрехш не ответил. К чему высокопарные слова? — всё ясно и так. Он молча взял лук, забросил за спину колчан со стрелами и отправился к Арьяхшуте.

С первыми проблесками зари он был уже высоко на склоне горы. Повернувшись лицом на восток, он вложил стрелу в тетиву и стал ждать. Он должен был выпустить стрелу сразу с восходом Солнца. Пылающий огненный диск уже показался из-под земли, — но пока один только Эрехш видел его: ведь он стоял высоко над долиной, овеваемый утренним горным ветром, а внизу, где собрались в ожидании арийские и туранские воины, ещё царила беспроглядная темень.

Но вот скользнул по долине первый солнечный зайчик, второй, третий, и ещё, и ещё; и вот поток света хлынул вниз с поднебесья. Заискрились снегами вершины, защебетали птицы. Эрехш воззвал к язатам, изо всех сил натянул тетиву — и выстрелил.

И — рухнул на землю. Когда воины Манушчихра поднялись на Арьяхшуту и склонились над ним, он был уже мёртв. Сколько было сил у благородного юноши — все он вложил выстрел. Жизнь покинула его. [209]

А небесная стрела, {что выпустил Эрехш, стрелок из ариев лучший [СК], летела так же быстро, как летит Тиштрия.

               …Её направил
Творец Ахура Мазда,
Бессмертные Святые
И сам могучий Митра,
Чьи пастбища просторны,
Ей проложили путь.
За ней летели следом
Высокая, благая,
Божественная Аши,
А рядом с ней Паренди
На колеснице быстрой,
Пока не долетела
До Хванава́нт горы,
Пока не опустилась
Стрела на Хванавант [СК]}.217)

Солнце-Хвархшайта уже почти скрылось за горизонтом, когда стрела Эрехша дрогнула на излёте, накренилась остриём вниз и упала на Хванавант. Там её и нашли гонцы.

Арийцы ликовали. {Земли у горы Падахшвар, которые захватил Франграсйан, он [Манушчихр] по договору забрал и Франграсйана назад, вернул [их] во владение стран иранских.}218) И снова полновластно воцарился в Арьяна Вэджа. {Отныне Иран навсегда стал победоносным против иноземцев.}219)

Оставшиеся годы своего царствования Манушчихр целиком посвятил мирному труду и успел совершить много добрых дел, возрадовавших Ахуру. {Во продолжение благого дела Франграсйана — ведь нечестивый туранец творил и добро — Манушчихр прокопал новые каналы в озеро Кансава, дабы туда ещё больше стекало чистой пресной воды.}220)

{Он и в других местах прокопал каналы и воздвиг плотины — вот почему с тех пор маздаяснийцы говорят: «Я почитаю Фрат [Евфрат], который Манушчихр прокопал ради [блага] его собственной души; [ибо] он преградил воды [и] дал напиться.}221) {Он сделал всю иранскую землю плодородной.}222)

{И ещё благодаря Манушчихру люди открыли для себя чудесные свойства овцы Кури́шк. Эта большерогая овца может скакать [210] иноходью, как конь, легко взбирается в горы по крутым склонам. Манушчихр пользовался ею как лошадью — и с той поры иранцы, собираясь в дальний путь через горные перевалы, седлают овцу Куришк.}223)

{Манушчихром были рождены [сыновья] Фриш, Наотáра (среднеперс. Нотáр, фарси Новзéр) и Дурасрóб.}224) {А от неправедной сестры Манушчихра — Манушáк и злого Айшмы пошёл род противников Заратуштры.}225)

Нотар

В пехлевийских источниках Нотáр (авест. Наотáра, Новзéр «Шахнаме») практически не упоминается как иранский царь, и эпоха его правления выпадает из легендарных хронологий (эту традицию унаследовали и многие арабские источники). По-видимому, в ходе формирования зороастрийской ортодоксии сказание о коротком и неудачном царствовании Нотара не было канонизировано; однако это сказание сохранялось в фольклоре и — скорее всего, через посредство «Хвадай намак» — вошло в «Шахнаме» (в переосмысленном виде).

Новзер

В «Шахнаме» Новзер, унаследовав после Менучехра трон, очень скоро забывает предсмертные наставления отца. Закон человеческий был им презрен, / Корысти и золоту сдался он в плен <…> Отцовский обычай поправ, притеснять / Он стал и мобедов и славную рать. В народе день ото дня росло недовольство царём, как некогда во времена Джамшида. Особенно вознегодовали знать и воины.

Новзер письмом призвал Сама для защиты престола. На иранской границе дружину Сама встретили вельможи Новзера. Все спешены, к Саму один за другим / Подходят и долго беседуют с ним, осуждают Новзера: «Он мудрый завет перестал соблюдать, / Утратил божественную благодать. / Нельзя ли, чтоб Сам, чистый сердцем герой, / Воссел на престол этой смутнрй порой? / В лучах его правды весь мир бы расцвёл. Но Сам с негодованием отверг преступные речи о захвате престола и призвал вельмож вновь перед лицом Изеда присягнуть на верность царю, заверив их, что он убедит Новзера одуматься: «Найдётся ль на свете столь ржавый металл, / Чтоб, если потрудишься, не заблистал?» И Саму действительно удаётся вернуть царя на истинный путь. Однако, шли дни, по немилостив был небосвод, / К Новзеру любви не являл он с высот. [211]

Между тем весть о смерти Менучехра и дурном поведении его преемника достигла Турана. Тогда-то Пешенг, управлявший страной, / Идти на иранцев задумал войной, — чтоб отомстить, наконец, сполна за убийство Тура. Туранскую рать возглавили сыновья Пешенга — Гарсиваз (авест. Керсевазда), Агрерас (или: Агрир, авест. Аграэрата), брат Пешенга Висе́ и царский наследник боец Афрасиаб (авест. Франграсйан), / С чьей силой сравниться ничья не могла б. Все воины горят жаждой мщения, один лишь Агрерас сомневается в целесообразности войны: «Хоть нет Менучехра в Иране, но там / Вождь рати — из рода Нейремова226)Сам; однако после увещевания Пешенга он отметает сомнения прочь: «Кровь недруга лить я рекою готов».

Туранское войско выступает в поход. Накануне сражения в стане туранцев разносится весть, что Сам умер, Заль в трауре, строит Саму усыпальницу, в рядах иранцев Заля нет, — это ещё больше воодушевляет Афрасиаба. В многодневном изматывающем сражении гибнут многие иранские герои. Новзер попадает к Афрасиабу в плен, Афрасиаб воцаряется в завоёванном Иране, — тем завершается эпоха царствования Новзера, продолжавшаяся всего семь лет. (Во многих пехлевийских и арабских источниках эта эпоха вообще выпадает из повествования: Менучехра сменяет на престоле Зов (авест. Узáва).

Туранцы грозят вторгнуться в Кабулистан — владения Мехраба, отца Рудабе. Заль приходит на помощь Мехрабу и разбивает туранское войско. Тогда разъярённый Афрасиаб обезглавливает Новзера, хочет казнить и пленников, но, вняв уговорам Агрераса, милует их; назначает Агрераса правителем города Амóла227) и оставляет всех пленников под его надзором в соседнем городе Сари́ — с наказом убить их всех, если Амол будет осаждён иранцами. Вскоре это и происходит: несметные дружины иранцев под предводительством Заля идут мстить за казнённого царя. Пленники молят Агрераса о пощаде, и тот, сжалившись, без боя сдаёт Амол и Сари вместе с заложниками, а сам уезжает к Афрасиабу. Афрасиаб, взбешённый ослушанием, убивает брата.

Туса

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок), в основном, введены искусственно

У Наотары было двое сыновей: Тумáспа (среднеперс. Тумáсп, фарси Техмáсп)}228)Тýса (среднеперс. и фарси Туc)}.229)

Война с туранцами продолжалась. Хоть Манушчихр и изгнал полчища Франграсйана вон с арийских земель, но туранцы год за годом [212] совершали набеги на мирные сёла и города, грабили, убивали, угоняли скот.

Теперь пришёл черёд потомкам Манушчихра встать на защиту родной земли.

{Сыновья нечестивого Ва́э́саки (фарси Висé) захватили на востоке державы праведную крепость Кáнгху (среднеперс. Кангдéж)}230) — {чудесную крепость о семи стенах: из золота, серебра, стали, бронзы, железа, стекла и керамики}.231) Туса поклялся изгнать оттуда туранских богатырей {и обратился за помощью к Ардвисуре Анахите, которая всегда дарует удачу просящему, заотру в дар приносящему, благочестиво жертвующему [Бр]. Принеся щедрые жертвы, мощный воин Туса, искусный наездник

          …просил <…> даровать ему силу
Колесницами править
И телесное здоровье,
Врага издали высмотреть,
Ненавистника одолеть,
Недруга сразить единым ударом.

И просил он её:

«Даруй мне такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы я победителем стал над богатырями,
Отпрысками Ваэсаки,
У горной теснины Хшатросýка,
У самой высокой, надо всеми возвышенной
Крепости Кангха, Артой освящённой,
Чтобы я наголову разбил воинство земель туранских:
Пятьдесят раз сотней ударов,
Сто раз тысячью ударов,
Тысячу раз десятью тысячами ударов,
Десять тысяч раз ста тысячами ударов» [Бр].}232)

Когда Туса совершил богослужение, его воины пришпорили коней и помчались на восток брать Кангху приступом. А потомки Ваэсаки тем временем тоже готовились к битве и {молили богиню:

«Даруй нам такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы мы одолели мощного воина Тусу,
Чтобы мы наголову разбили воинство земель арийских:
Пятьдесят раз сотней ударов,
Сто раз тысячью ударов.
Тысячу раз десятью тысячами ударов,
Десять тысяч раз ста тысячами ударов». [213]

Не даровала им этой удачи Ардвисура Анахита [Бр] — зря молили её туранские богатыри, тщетными оказались их надежды умилостивить богиню жертвоприношениями в горах, у крепости Кангхи. Славную победу одержал Туса, потому что Ардвисура Анахита была — с ним}.233)

Но несмотря на свой замечательный подвиг, Туса не удостоился получить от Ахура Мазды Хварну и благословение, приставшее царям Парадата, — царствовать ему не пришлось.

{Творец уготовил ему другую судьбу: Туса сделался бессмертным. Когда мировая история приблизится к концу, Аграэрата-Гопатшах — бессмертный правитель Сакастана, Туса и другие бессмертные придут помогать Ахура Мазде и Спасителю Саошьянту в деле очищения миpa.}234)

Не стал царём и другой сын Наотары — Тумаспа. {Благой бог ниспослал Хварну Узáве (среднеперс. Узóбо, Заб, Зов, фарси Зов)}235) — {сыну Тумаспы, внуку Наотары}.236)

Узава

Изложено по: «Бундахишн» 31.35; 34.6, «Денкарт» VII.1.31

Хоть мать Узáвы (среднеперс. Узобо, Заб, Зов, фарси Зов) и была дочерью колдуна Намýна (Намáка), служившего Фрасийану, но сам Узава был праведен, и Мазда ниспослал царственную Хварну династии Парадата — ему.

Узава ещё во младенчестве, когда от роду ему было всего несколько недель, понял, что закон благого бога и счастье страны — в возделывании земли, в обильных её дарах. И он стал пахать, сеять, жать — младенец наравне со взрослыми; и благодаря этому он уже в детстве сделался высоким и сильным, как зрелый муж.

Узава процарствовал всего пять лет, но даже за столь короткий срок он успел совершить множество добрых дел, угодных Мазде: он разоблачил [свою] стенающую мать перед странами иранскими; он выступил [войной] против разрушителей-иноземцев, дабы вон [их] изгнать с иранской земли; он также сокрушил колдуна, который ужас наводил на иранские деревни, который в страхе [держал] его отца <…> — [сокрушил] туранца Франграсйана;237) он прокопал много новых оросительных каналов, возделал пустующие [214] поля, превратив их в пашни, и тем принёс несказанное благо воинству Ахура Мазды — на горе Духу Зла и дэвовским отродьям.

Зов

В «Шахнаме» после смерти Новзера иранцы, возглавляемые Залем, избирают нового царя; но выбор их падает не на одного их потомков Фаридуна — Туса или Гостехе́ма, ибо хоть они и родом знатны, / <…> Но ежели витязь умом не силён, / Владеть не достоин державою он, — а избирают они сына Техмаспа, мудрого 81-летнего старца Зова (авест. Узава).

В царствование Зова на землю обрушивается бедственная засуха. Иранские и туранские дружины изо дня в день сражаются, истребляя друг друга; все обессилели, — и всех осенило вдруг мыслью одной: / Знать, каре небесной мы стали виной. Иранцы и туранцы решают наконец, / Вражду вековую изгнать из сердец, / Законно, по совести мир поделить, / И души от старых обид исцелить. Земли от Амударьи до китайского Туркестана отходят к Ирану, а всё, что восточней того — к Турану. Зов возвращается в Парс (Перейду), под его мудрым правлением Иран расцветает, и пять лет проходят в несказанной благодати; но через пять лет Зов, уже 86-летний старик, умирает, и война между Ираном и Тураном вспыхивает вновь.

Третий жрец Хаомы, целитель Трита

Изложено по: «Ясна» 9.10 и «Видевдат» 20.1-4. Мифологические события к данному периоду легендарной истории (времени после царствования Узавы) отнесены условно

Из богов первым очистил землю от болезней и смерти праведный Арьяман.}238) Из смертных первым, кто это сделал, был Три́та (среднеперс. Атрáт), {сын Самы, потомка Туры в четвёртом поколении}.239)

Трита, из [рода] Самов лучший, был третьим человеком, который выжимал [сок хаомы] для телесного мира [Бр] — потому он и наречён таким именем: Трита, «Третий». В награду за благое деяние та на него благодать снизошла, та его постигла удача, что у него [два] сына родились Урвахшáйа (среднеперс. Урвáхш) и Керсáспа (среднеперс. Керсáсп, фарси Гаршáсп) — блюститель Веры один из них и законодатель [Бр] — Урвахшайа, который стал мудрым судьёй, а другой [Керсаспа] — высокий ростом, юноша кудрявый, палиценосец [Бр], божественный герой, которому, [215] {как и Траэтаоне, сыну второго жреца Хаомы Атвйи},240) {суждено было унаследовать божественную Хварну}.241)

Выжав золотой сок хаомы, Рату лекарственных трав, Трита стал целителем и первым из <…> мудрых, осенённых удачей, здоровых телом владык Парадата242) <…> изгнал из мира смерть и болезни, которые в великом множестве наплодил Ангхро Майнью. Они нещадно терзали землю и людей — недуги телесные, исчадия Друджа. И Трита воззвал к Творцу, моля, чтоб благой бог дал ему лекарства.

Ахура Мазда и Хшатра Вайрья вняли этой благочестивой мольбе, дали Трите целебные травы, которых многие сотни, многие тысячи, многие мириады растут вокруг одного главного лекарственного растения, царя целебных трав Хаомы в Гаокерне.

Трита изготовил снадобья, пропел молитвы богам, — и в мир пришло исцеление. Смерть и болезни, насланные тлетворным Ангхро Майнью, сгинули прочь.

Упоминание в контексте этого мифа Хшатра Вайрьи — покровителя металлов и сопоставление этого фрагмента с некоторыми другими в зороастрийских текстах дают основание для гипотезы, что миф подразумевает лечение с помощью металла — то есть хирургического ножа, и Трита, таким образом, — первый лекарь, который стал делать операции. В то же время, поскольку Хшатра Вайрья тесно связывался с Мантра Спента (воздействующим Словом), миф о Трите, по-видимому, подразумевает также «лечение словом» — произнесение необходимых заклинаний и молитв, связанных с врачеванием и очистительными обрядами (такого рода заклинания составляют заключительную часть 20-го фрагарда «Видевдата» — сравн. с завершающей частью мифа об Арьямане на с. 156).

Сама и Керсаспа

Образы Са́мы (среднеперс. и фарси Сам) и Керса́спы (среднеперс. Керса́сп, фарси Гарша́сп) — наиболее противоречивые и неясные как в зороастрийских текстах, так и в персидских и арабских источниках.

По-видимому, первоначальный образ, к которому этимологически восходят оба имени, — персонаж индоиранской религии некий Сáма керсáспа нарьямáна — «Сама, стройный лошадей имеющий, мужественный»; слово «керсаспа», таким образом, было просто одним из эпитетов героя Самы. Впоследствии этот единый образ раздвоился; «Фравардин-яшт», по содержанию одна из древнейших частей «Авесты», упоминает «Саму Керсаспу» уже в контексте, где имя «Сама» фигурирует как родовое имя Керсаспы («Яшт» 13.61, 136); а эпитет «нарья́мана» — «мужественный» — становится наиболее употребительным эпитетом Керсаспы. Это понимание было усвоено более поздними текстами «Младшей Авесты» и затем пехлевийскими сочинениями; однако Саму и Керсаспу, теперь уже раздельных персонажей, устная традиция продолжала [216] связывать с одним и тем же циклом героических преданий (или, возможно, выделились две традиции, но вскоре переплелись опять). В пехлевийских источниках Сам и Керсасп выступают взаимно как предки друг друга и в то же время отождествляются: совершают одни и те же подвиги, им приписывается одна и та же роль в деле конечного очищения мира от Зла и др.

На этом, однако, метаморфозы Самы-Керсалы не закончились. Обособленно от центров сасанидского богословия складывался сако-согдийский (систанский) цикл преданий, и оба персонажа в этом цикле полупили иное осмысление: Сам — легендарный правитель Сакастана, могучий воин, предок Рустама; и герой Керсасп, совершающий подвиги (уже во многом иные, нежели те, которые приписала Саму и Керсаспу зороастрийская традиция). Очевидно, здесь же, в Сакастане, эпитет «нарьямана» был истолкован как родовое имя Сама (Сам — сын Нарьямана), и впоследствии такое понимание вошло в «Шахнаме» (образ Неремáна у Фирдоуси совершенно не раскрыт: Нереман вообще не фигурирует в поэме как действующее лицо, его имя лишь косвенно упоминается несколько раз). Сако-согдийские сказания не были канонизированы зороастрийской ортодоксией, но в фольклоре они распространились широко, и некоторые их персонажи и эпизоды всё же вошли в пехлевийские тексты (так, в «Бундахишн» 31.36 упоминается Сам — дед Рустама).

Сказание о Саме и Гаршаспе, содержащиеся в «Шахнаме», восходят, главным образом, к сако-согдийским преданиям, однако «в „Шахнаме" образ Сама не получил полного отражения <…> Идея единства Ирана, в идеале Ирана Сасанидов, определённо проведена в поэме Фирдоуси. Полностью сохранить цикл легенд и сказаний о Саме-Гаршаспе означало бы создать образ, затмевавший „владыку Ирана" Менучехра, а, следовательно, противоречащий принципиальной установке поэмы. Поэтому образ Сама как „мирового богатыря" остался в „Шахнамс" как бы не раскрытым и противоречивым. С одной стороны, Сам подчиняется своему „суверену" Менучехру, с другой — подчёркивается фактическая самостоятельность Систана (см., например, на с. 211), а его владыка Сам выступает как опекун отнюдь не маленького и не нуждающегося в этой опеке Менучехра».243) О Гаршаспе см. ниже — с. 226.

Для научно-популярной книги автор посчитал возможным принять полную тождественность Самы (Сама) и Керсаспы (Керсаспа); дальнейшее изложение строится исходя из этого. В пересказах и переводах употребляется имя «Керсаспа», если в первоисточнике значится оно либо его среднеперсидское соответствие, и «Сама-Керсаспа» (через дефис), если в первоисточнике речь идёт о Саме; в подстрочных примечаниях и внутритекстовых комментариях оба персонажа (как и другие персонажи и реалии) именуются в соответствии с источником или традицией.

Мифы излагаются по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях.

{Когда сияющий Йима утратил Хварну в третий раз,

Тогда схватил ту Хварну
Керсаспа непреклонный,
Который из всех смертных
Сильнейшим среди сильных,
Помимо Заратуштры,
Был по Мужской Отваге244) [СК].}245) [217]

{Хварна была ниспослана Керсаспе, потомку Самы, потому что он был воитель, имел доблестное сердце и рвался в бой с исчадиями Зла. Ведь истребление порождений Ангхро Майнью, защита религии Ахуры оружием — благое дело: воительство — это второе [основное] занятие, на которое подвигает зороастрийцев праведная маздаяснийская Вера, — и в согласии с этим величие Йимы, воплощённое в Хварне, пристало мужественному Керсаспе}.246)

А Зло, которое {юный сын Триты}247) рвался истреблять, небывало расплодилось в те дни, загадив собою всё творение Мазды. {Рогатый змей Сэрвáра (среднеперс. Сровáр, в поздней традиции также Сробовáр) опустошал селения, пожирая коней и людей.}248) {Жрал людей и золотопятый водяной дэв Гандáрва (среднеперс. Гандáреп) с пастью, раскрытой на погибель всех праведных существ [СК].}249) {Чудовищные великаны — девять250) сыновей держали в страхе всю Хванирату.}251) {И каменнорукий великан Снави́дка грозился перевернуть Вселенную вверх дном, низвергнуть Спента Майнью из Дома Хвалы, вытащить Ангхро Майнью из царства преисподней Тьмы — и их обоих вместе запрячь в свою колесницу.}252)

И много, много ещё было на земле всякой мерзопакостной нечисти, которую предстояло извести Керсаспе.

Последовательность подвигов Керсаспы в дальнейшем изложении — условная. Сюжетные подробности (вне фигурных скобок) введены искусственно.

{Керсаспа своими собственными руками изготовил боевую палицу}253) и отправился искать змея Сэрвару.

Керсаспа был наслышан про это {рогатое чудовище <…> коней глотавшее, людей глотавшее, полное яда жёлтого, из которого яд [жёлтый] бил струёй [Бр] на высоту копья [СК]}.254) Рассказывали, что у змея Сэрвары {зубы длиной с человеческую руку, каждое ухо <…> величиной в четырнадцать одеял, <…> [каждый1 глаз <…> величиной с колесо, а его рога <…> как сучья высотой}.255) И Керсаспа теперь разъезжал на коне по Хванирате, из края в край, и недоумевал: почему же он нигде не видит этого змея, если этот змей столь огромен. [218]

Он уже изрядно измотался и притомился от верховой езды под нещадно палящим солнцем, ему хотелось есть, {и в полуденное время [СК]}256) он сделал привал, чтоб дать хотя бы короткий отдых себе и коню; отпустил коня пастись, а сам собрал хворост, {развёл огонь, подвесил над ним железный котёл}257) и, усевшись в сторонке, стал ждать, когда сварится пища.

Скоро вода весело забурлила и в воздухе дразняще запахло кушаньем. Под котлом, в языках пламени Атара-Спеништы, потрескивал хворост.

Вдруг земля заколыхалась. {Варево из опрокинутого котла с шипением вылилось в огонь. Потрясённый Керсаспа отпрянул назад.

Он был на спине рогатого чудовища! Змей Сэрвара нежился под полуденным солнцем, и настолько он был огромен, что Керсаспа, проезжая мимо, принял его туловище за взгорок — и поднялся на него, и там, на туловище змея, развёл огонь. Злодею стало жарко [СК], он взвился, из-под <…> котла выскочил и шипящую воду разлил [Бр]}.258)

{Целых полдня бежал мужественный Керсаспа по спине дэвовского змея — от хвоста к рычащей голове},259) {разбрызгивающей яд};260) {только под вечер добежал, схватил Сэрвару за шею и снёс мерзостную башку ударом палицы}.261)

В персидском «Ривайате» здесь добавляется, что когда Гаршасп заглянул в разинутую пасть мёртвого змея, он увидел там множество человеческих трупов, застрявших меж зубов. В пехлевийской версии об этом упоминается в связи с Гандарепом (см. ниже — с. 220).

Таков был первый великий подвиг Керсаспы: {он убил рогатого змея Сэрвару}.262)

В «Шахнаме» чудовищного змея (образ которого восходит к образу Сэрвары–Сровара) убивает во времена Фаридуна Сам, отец Заля, дед Рустама; много лет спустя Сам рассказывает о своём подвиге в послании к царю Менучехру. Это — один из самых ярких по художественному мастерству фрагментов поэмы:

Погиб бы весь мир, как ладонь опустев,
От змея, что взмыл над рекою Кешéф.263) [219]
Как степь меж горами, он был шириной,
Как путь меж двумя городами, длиной.
Везде трепетали при мысли о нём,
Стояли на страже и ночью и днём.
Уже не оставил он птиц в небесах,
Зверья не оставил в дремучих лесах.
Огнём он дохнёт — сокол валится вдруг,
Он яд изрыгнёт — всё сгорает вокруг.
Он пастью хватал и орла на лету;
Спастись от такого невмочь и киту.
Весь люд разбежался, и скот уведён,
Остался хозяином краю — дракон.
Когда увидал я, что нет никого,
Кто мог бы, сражаясь, осилить его —
На помощь я силу Йездана призвал,
Сомненья и робость из сердца изгнал.
Во имя того, кем земля создана,
На слоноподобного сев скакуна,
Взяв бычьеголовую палицу в путь,
Лук взяв на плечо, щит повесив на грудь,
В дорогу пустился я, гневом объят.
Пусть грозен огонь, но могуч и булат!
И каждый навеки прощался со мной,
Узнав, что на змея иду я войной.
Гляжу: предо мною дракон-великан,
Весь в космах, свисающих, словно аркан;
Из пасти раскрытой, как древо велик,
Пал наземь, чернея, драконий язык.
Глаз каждый кровавым прудом багровел;
Увидев меня, люто он заревел.
Почудилось мне, государь, в этот миг,
Как будто груди моей пламень достиг.
Клубился густой, непроглядный туман:
Казалось, вокруг грозовой океан.
От рёва дракона дрожала земля.
От яда — Чин-морем264) вдруг стала земля.
Я клич, словно яростный лев, испустил,
Как должно героям, исполненным сил.
Я выбрал одну из губительных стрел
С алмазным концом, и вложил в самострел.
Так метил я в змея стрелою попасть,
Чтоб разом сколоть вредоносную пасть.
Стрела её сшила, быстра и метка.
С испугу не прятал дракон языка,
И тотчас второю стрелою язык
Пришил я к земле. Змей забился и сник.
В драконову пасть я прицелился вновь,
И хлынула бурно багровая кровь. [226]
Он ринулся яро — схватиться со мной.
Взмахнул я рогатой своей булавой
И вмиг, слоновидного тронув коня,
Всей силою, влитой Йезданом в меня,
Ударил по темени так, что дракон
Упал, будто глыбой с небес поражён.
Огромную голову я сокрушил,
И яд полился, как бушующий Нил.
Ударом уложен он был наповал;
Горой его мозг над землёю вставал;
Кешеф заструился багровой рекой;
Вернулись на землю и сон и покой.
Сбежался народ, что скрывался в горах;
И славил меня, и рассеялся страх.
Весь мир был победой моей изумлён —
Лютейший был мною повержен дракон!

Но дэв Гандарва, с которым Керсаспе предстояло схватиться теперь, был ещё чудовищней. {Он обитал в океане Ворукаша}265) и {обезлюдил двенадцать окрестных сёл, пожрав жителей}.266)

В персидской версии «Ривайата» здесь добавляется: море ему было до колен, а голова возвышалась до Солнца. Сравн. далее о великанах — сыновьях Патаны, с. 222.

Керсаспа решился выйти на бой с этим дэвом только после того, как {он сотворил молитву Ардвисуре Анахите:

Ей жертву приносил могучий Керсаспа
Перед лицом озера Пиши́на, —
Сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец.
И просил он её:
«Даруй мне такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы я победителем стал
Над златопятым Гандарвой
У берега Ворукаши, волнами омываемого» [Бр].}267)

Заручившись покровительством Анахиты, мужественный Керсаспа отправился в путь к океану Ворукаша.

{Девять дней и девять ночей он бился со златопятым дэвом в море. Наконец, силы Гандарвы стали иссякать. Керсаспа вытащил злодея из воды, его родной стихии, на берег. Пасть Гандарвы была полна мертвецов,268) застрявших в зубах. [221]

На берегу Гандарва снова бросился на Керсаспу, схватил героя за бороду и вырвал её всю до единого волоска. Мужественный Керсаспа превозмог боль. Собравшись с силами, он оторвал у Гандарвы золотое копыто, потом содрал с дэва шкуру и связал этой шкурой его руки и ноги.

Но, даже связанный, страшен и могуч был этот водяной дэв Гандарва. Он унёс друга [Керсаспы] Акхура́гу,269) <…> унёс жену Керсаспы, и его отца [Триту?], и его кормилицу, и проглотил пятнадцать коней Керсаспы.

Это случилось, когда Керсаспа отдыхал — спал после битвы. Его разбудили жители, столь много претерпевшие горя от мерзкого змея. Керсаспа бегом бросился к берегу Ворукаши, где бушевал дэв. Так быстро бежал Керсаспа, что при каждом шаге он продвигался вперёд на тысячу шагов, из-под подошв у него сыпались искры, и каждый след от его ноги загорался огнём. В одно мгновение он достиг берега океана и убил Гандарву. Все, кого успел схватить злодей, были спасены — и отец Керсаспы, и жена его, и друг, и кормилица}.270)

В персидском «Ривайате» добавляется: И когда он [Гандареп] рухнул навзничь, множество мест и селений были опустошены.

А тем временем {брат Керсаспы, Урвахшайа, блюститель Веры <…> и законодатель [Бр]},271) возвещал людям праведные слова, которые отвращали их сердца от Лжи, и справедливо судил, поощряя добродетельных, карая тех, кто виновен. И этого праведника убил приверженец Друджа — негодяй {Хитаспа, златой венец носивший [СК]}.272)

{Керсаспа отправился вершить мщение. На берегу Гудхи, притока Ранхи, сотворенной Маздой, на золотом троне, под золотыми лучами и золотым балдахином, с барсманом в руках, совершая возлияния хаомой с молоком, он молил об удаче Вайю:

Даруй мне это, о Вайю, пребывающий высоко! — чтобы я, был удачлив в [деле] отмщения [за] брата моего Урвахшайу, чтоб я смог уничтожить Хитаспу! <…>

[И] Вайю, пребывающий высоко, даровал ему ту удачу.}273) {Хитаспа пал от руки доблестного героя.}274)

Воздав злодею смертью за убийство и совершив тем правосудие, [222] Керсаспа, настёгивая коня, помчался в другие края, чтобы поскорее уничтожить {девятерых сыновей Патаны}275) — {великанов, терзавших землю и державших в страхе народы и племена Хванираты и всех семи каршваров.

Эти великаны были столь огромны телами, что, когда они шли, людям казалось, будто они головами достигают небес; будто под ними звёзды и Луна, и под ними движется Солнце [на] восходе, и воды морские доходят им [лишь] до колен}.276)

В персидском «Ривайате» добавлено: Из страха перед ними люди никуда не выходили [из своих жилищ], а всякий, кого они видели идущим по дороге, — он был воистину съеден [великанами]; таким образом за три года они сожрали 300000 людей.

{Керсаспа сразился с ними и убил их всех. Когда чудовища рухнули замертво, земля так содрогнулась, что несколько высоких гор исчезли.}277)

Но не был ещё истреблён {каменнорукий грозный великан Снавидка, изрекавший хулу на Творца.

И он убил Снавидку
С ногами роговыми;278)
Каменнорукий, так
Снавидка похвалялся:
«Пока ещё я молод,
Несовершеннолетен,
Но если бы стал взрослым,
То колесом бы землю
Сумел бы сотворить,
А небо — колесницей;
Низвёл бы Спента Майнью
Из Дома Восхвалений,
Поднял бы Ангхро Майнью
Из мерзкой преисподней —
Они мне колесницу
Тянули бы вдвоём,
И Злой Дух, и Святой,
Лишь не сразил меня бы Керсаспа непреклонный!»

Его убил Керсаспа
Как раз перед подъёмом
Его могучей силы [СК].}279) [223]

И — ужас объял дэвов, затрепетала от ужаса и отчаяния вся их мерзостная армада: ещё немного — и славный герой истребит их всех до единого, а они — что они могут сделать против него, бесстрашного Керсаспы? как им обуздать Керсаспу, если нет в мире никого столь сильного, кто не пал бы, поверженный им в бою?

Разве вот только — Ветер, могучий Ветер, превращающий горы в пустыню.

дэвы обманули Ветер. Они говорили Ветру так: «Из всех творений ты — могущественнейший. Керсаспа противостоит тебе больше, нежели все [другие] создания <…> и тебе так о нём следует думать: „По этой земле не ходит ни [одного] человека, противостоящего мне более, [нежели] Керсаспа". Он презирает дэвов и людей, и тебя тоже, Ветер; [даже] тебя он презирает!»

Керсаспа нагло не чтит стихию ветра! И Ветер поверил этой лжи, взбесился и налетел так яростно, что каждое дерево и куст, которые встречались на его пути, [были] вырваны с корнями, и вся земля, по которой пролегал его путь, [была] измельчена в пыль, и тьма поднялась [от пыли?].

Таким неистовствующим накинулся на Керсаспу обманутый Ветер. Рушились под его натиском горы, каменные глыбы кружились в воздухе словно пылинки. Но не мог Ветер оторвать от земли силача Керсаспу, сколько ни бушевал.

И так он бушевал, выл и ревел в напрасной злобе, покуда Керсаспа сам не взмыл в воздух, схватив духа Ветра руками и встав на него.

Словно наездник, усмиряющий дикого коня, Керсаспа усмирил разъярённую всесокрушающую стихию. Ветер очень скоро изнемог бороться с доблестным героем, спустился на землю и сказал:

— Я сдаюсь и ухожу. Я буду делать то, что Ахура Мазда приказал, а [приказал он мне] вот что: «Поддерживай Землю и Небо». Теперь ты отпустишь меня, мужественный Керсаспа?}280)

Согласно персидскому «Ривайату», когда Ветер опустился на землю, Гаршасп всё равно не разжал рук и держал Ветер до тех пор, покуда сам Ормазд и Амахраспанды не велели ему отпустить побеждённого противника.

И ещё много горя причинил доблестный Керсаспа дэвам и много доставил радости Творцу Ахуре своими великими подвигами. {Он убил множество разрушителей и убийц.}281) {Он убил сыновей Ниви́ки, сыновей Даштая́ни, убил отважного туранского воина Варешáву, убил дэвопоклонника Питáóну зловредного,

Убил Арезошáману,
Отважного и смелого, [224]
Проворно ковылявшего,
Бежавшего вперёд <…>,282)
Не знавшего соперников,
Когда вступал он в бой [СК].}283)

{Доблестным Самой-Керсаспой были уничтожены ужасный дэвовский волк Капýд, которого также называют Пехи́но, <…> [и] гигантская птица Камáк, и дэв обмана [были] убиты им.}284)

Интерпретация Э. Веста. По мнению О.М. Чунаковой, слово «капуд» («голубой») «заменило бывшее в оригинальном тексте имя прилагательное „аби́г" („водяной", „голубой") <…> Подтверждением правильности [этого предположения] может служить фрагмент позднего парсийского текста <…> согласно которому Сам одолевает несколько чудовищ, в том числе водяного дэва и водяного волка. <…> Поясняющее его слово „Пехино",285) как показали многие исследователи, означает космическое существо: крылатое чудовище с телом млекопитающего (собаки или волка), покрытое чешуёй, что символизирует его связь с тремя стихиями».286) Это описание в точности совпадает с иконографией Сенмурва (см. с. 105-106 и илл. 13), вследствие чего гипотеза О.М. Чунаковой неизбежно влечёт другую — что в среднеперсидской традиции существовало представление не только о благом, но также и о демоническом Сенмурве (сравн.: благой и демонический Симург, добрый и злой Вайю).

Подробности легенды о птице Камак известны по персидскому «Ривайату»: эта птица крыльями заслоняла Солнце и задерживала дождь, в результате чего пересохли все реки; кроме того, она пожирала людей и животных, как если б это были зёрна. Гаршасп семь дней и ночей расстреливал птицу Камак стрелами и убил её.

Дэв обмана — по мнению Э. Веста, возможно, ссылка на изложенный выше миф о том, как дэвы обманом восстановили против Керсаспа Ветер. В переводе О.М. Чунаковой: дэв пустыни [Ч].287)

{Если бы мужественный Керсаспа не совершил хотя бы одного из своих бесчисленных подвигов, и хотя бы одна из убитых им нечистей — дэв ли Гандарва, змей ли Сэрвара или злодейские великаны — остались бы на земле и чинили зло, Ахура Мазде было бы невозможно произвести обновление мира в конце времён, и невозможным стало бы изгнание Зла и будущее существование. Тогда — Ангхро Майнью и его дэвы восторжествовали бы над творениями Мазды.}288)

Но, сколь многими доблестными делами ни принёс в мир благо мужественный Керсаспа, сколь многими радостями ни возрадовал он эту землю, сотворенную Ахурой, {всё же Сама-Керсаспа не всецело был праведен душой: не всецело открыт истинной Вере [225] маздаяснийской. И из-за непочтения своего к религии маздаяснийской}289) {он совершил великий грех — оскорбил Огонь Ахура Мазды.}290) А Огонь-Атар, священное творение бога, священная стихия, так драгоценен перед лицом Ахуры, что грех Керсаспы перевесил все его добрые дела.

Подробности легенды об этом грехе Гаршаспа известны по персидскому «Ривайату» (где оскорблению подвергается Артвахишт — божество-покровитель огня). Артвахишт посылал Огонь в помощь людям, когда они собирались варить пищу: Огонь разжигал хворост под котлом и возвращался назад. Однажды Огонь опоздал к Гаршаспу, уставшему и проголодавшемуся после битвы со змеем; Гаршасп в гневе ударил Огонь палицей и затушил.

{Бог сурово покарал Саму-Керсаспу. Однажды герой-палиценосец, утомившись, улёгся спать на равнине Пешиянсáй, что в Кабулистане, близ горы Демавенд; в той степи, кроме зерна и того съедобного, что сеют, жнут и чем живут, нет накакой другой пальмы, дерева и растения [Ч]. И спящего Саму-Керсаспу туранец, которого называют Нихáг,291) ранил стрелой, когда [Сама-Керсаспа] спал там, на равнине Пешиянсай; и Сама-Керсаспа на много веков погрузился забытьё.}292)

По другому мифу, Керсаспу околдовала паирика Хнафаити («Видевдат» 1.10 — с. 114); её обещает уничтожить Заратуштра («Видевдат» 19.5 — с. 316), и тогда Керсаспа проснётся и убьёт вырвавшегося из оков Ажи Дахаку. Согласно «Денкарт» IX.15.1-4 и «Ривайат» 18f, душа Керсаспа томилась в аду, покуда не была прощена Ормаздом по заступничеству Зардушта и язатов (подробно см. на с. 292-294).

{По сей день спит крепким сном мужественный Сама-Керсаспа, палиценосец, герой. И Хварна небесная стоит над ним,293) дабы, когда Ажи Дахака [в конце времён] освободится от оков, он, Сама-Керсаспа, восстал и уничтожил трёхглавого друджевского змея — теперь уже навсегда, на веки вечные.}294) {И мириады фравашн праведных охраняют спящего героя.}295)

Согласно некоторым источникам, против Дахака в решающем поединке выступит Срош. [226]

Гаршасп

Путаницу в образах Сама и Керсаспа унаследовали все персидские и арабские источники: так же, как и в пехлевийских текстах, Сам и Гаршасп оказываются взаимно предками друг друга, совершают одни и те же подвиги и т.д. Предположительно, в арабской традиции образ Керсаспа распался на Гаршаспа — царя династии Пишдадидов (в «Шахнаме») и богатыря Гаршаспа (в других источниках, у Фирдоуси упоминается эпизодически). Гаршаспу посвящена поэма на фарси «Гаршасп-наме» (XI в. н.э.), где он изображён предком Рустама, героем. В «Шахнаме» Гаршасп — сын Зова, последний Пишдадид, правивший Ираном девять лет. Этот образ у Фирдоуси совершенно не раскрыт: в поэме лишь сообщается, что сын Зова со славой и блеском <…> правил страной <…> мир сеял, и злобных дерзкая он в узде. Причисление Гаршаспа к царственной династии «представляется как бы долгом традиции и не вполне совпадает с предысточниками».296)

Со смертью Гаршаспа настала пора злоключений и бед. Пешенг приказывает Афрасиабу снова пойти войной на Иран. Иранцев, оставшихся без царя, временно возглавляет Заль. Он торжественно вручает Рустаму палицу Сама — как залог будущих подвигов юного богатыря. Рустам ищет себе боевого коня и останавливает выбор на скакуне Рахше, который единственный выдерживает тяжесть его руки («бродячий» сюжет «испытания коня» в мировом эпосе). Иранское войско под предводительством Заля выступает в поход против Афрасиаба, две рати сходятся, но накануне боя Заль, собрав военачальников, убеждает их, что в их рядах нет единенья без царской руки, / Не ладится дело, безглавы полки, а потому надо избрать царя, и мобед указал ему, Залю, кого именно: героя Кубáда, чей дед Фаридун. По приказу Заля Рустам отправляется за Кей Кубадом (авест. Кáви Кавáта) на гору Албурз и, геройски разгромив по пути дозоры туранцев, привозит новоизбранного царя в иранский стан. Тем заканчивается период междуцарствия, и на престоле Пишдадидов воцаряется сменившая её новая династия — Кéйи, Кейани́ды (авест. Кáвии).

Династия Кавиев

Авестийское название династии — Кáвии (среднеперс. и фарси Кéйи, Кейани́ды) — этимологически восходит к названию жреческого сословия кавиев. В отличие от сказаний о Парадата — чисто мифических персонажах, сказания о Кавиях–Кейях, по-видимому, имеют реальную историческую подоплёку297) (некоторые исследователи, однако, считают и все предания о Кейях вымышленными).

«Авеста» и пехлевийские сочинения называют «царством Кавиев/Кейев» [227] различные мифические области на востоке Ирана: долину Хара Березайти, долину Вахви Датии, побережье Ворукаши, окрестности озера Чайча́ста и др.; мусульманские авторы — Бактрию; Бируни связывает Кейянидов с правителями Нововавилонского царства (VII—VI вв. до н.э.). Наиболее обоснованной в настоящее время представляется точка зрения И.М. Дьяконова, который локализует «царство Кавиев» в Дрангиане.298)

Процесс сложения легенд о Кавиях, очевидно, развивался примерно так же, как и процесс сложения легенд о Парадата: сначала сказания существовали раздельно, затем, при собирании утраченных авестийских текстов (между I и III вв. н.э.) они были объединены в цикл, а в ходе формирования зороастрийской ортодоксии — систематизированы и отчасти канонизированы. В теократической государственной идеологии Ирана значение преданий о Кейанидах возрастает с IV в. н.э.: при шаханшахе Шапуре II (309—379 гг. н.э.) провозглашается новая династийная доктрина, возводящая род Сасанидов к покровителю Заратуштры Кави Виштаспе (см. с. 61); при Шапуре III в официальную царскую титулатуру включается титул «Кей». Особенную популярность эпические циклы о Кейанидах приобретают в V в. н.э.

Пехлевийская традиция, вслед за «Младшей Авестой» представляя Кейев как праведных властителей и борцов со Злом (которое олицетворяют прежде всего туранцы и Фрасийак), в то же время приписывают некоторым представителям династии отрицательные деяния и качества: нарушение клятвы, гордыню, богоборчество и др. Такое двойственное отношение к Кейям сохранилось и у Фирдоуси.

Хварна Кавиев

Изложено по: «Яшт» 19.9, 71-72

С уходом династии Парадата, царей-первозаконников, на престоле арийских стран воссияла новая династия — Кавии. Огненная Хварна отныне пристала — им,

Так, что они все стали
Могучие и смелые,
Отважные и мудрые —
Всесильные цари [СК].

И так прославились они, такие великие дела вершили, что божественная Хварна вовеки стала называться с тех пор «Хварной Кавиев».

Сильную Кавиев Хварну,
Данную Маздою, чтим —
Самую славную, превосходящую,
Наилюбезную, наиразящую,
Наиловчайшую, неуловимую,
Высшее средь созданий [СК]. [228]

Кави Кавата

Дошедшие зороастрийские тексты не сообщают генеалогии родоначальника династии Кавиев Кáви Кавáты (среднеперс. Кей Кавáд, фарси Кей Кубáд); несомненно, однако, что его родословная восходит к потомкам Траэтаоны–Фретона по линии Арьи.

Миф изложен по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях.

{Кави Кавата был ребёнком в набедренной повязке; [его] покинули на реке.299) Но малыш чудесным образом оказался у людского жилья. Дрожа от холода, он плакал под дверным порогом. Мальчика нашёл Узава, взял его, выходил [и] установил имя дрожащему дитя.}300)

Пролетели годы, и вот {Кавата был осенён лучезарной Хварной — Хварной Кавиев}.301) {Он утвердил царскую власть в стране, объединил арийские земли Хванираты и стал родоначальником новой блистательной династии.

Власть <…> [была] хорошо использована им: он совершил много благих дел, возрадовав Землю, творение Ахура Мазды, и праведно служил ему, великому богу},302) всюду утверждая Веру маздаяснийскую.

{Пятнадцать лет царствовал Кави Кавата.}303) (Им был Кави Апивóха (среднеперс. Кей Апивóх) рождён.}304)

Кей Кубад

В «Шахнаме» после воцарения Кей Кубада к нему немедленно приступают иранские герои с Залем-Дестаном во главе: «Государь, о борьбе / С туранцами должно подумать тебе». Царь после смотра дружины посылает её в бой. Во время сражения Рустам пленяет было самого Афрасиаба, схватив его [229] за кушак и выдернув из седла, но не выдержал кожаный пояс рывка, лопнул; Афрасиаб упал, и подоспевшие туранцы сумели его спасти.

Битва заканчивается сокрушительным разгромом туранского войска. Пешенг, потрясённый рассказом Афрасиаба о силе Рустама, просит у Кей Кубада мира: «Старинную длить не должны мы вражду / <…> Уже отомщён Менучехром Иредж, / Пора отдохнуть от губительных сеч и восстановить раздел земли, совершённый Фаридуном, когда он поделил царство меж Туром, Иреджем и Сельмом». Кей Кубад соглашается на мир, устанавливает свою столицу в Истахре и царствует сто лет.

Кави Апивоха

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок), в основном, введены искусственно

Кави Каватой [был] Кави Апивóха (среднеперс. Кей Апивóх) рождён.}305)

Но к Апивохе божественная Хварна не слетела с небес. {Она передалась ему}306) иначе — воистину чудесным образом.

{Матерью Кави Апивохи была Фархáнг, дочь свирепого Ноктáрги из рода Дурасроба, сына царя Манушчихра. Кроме Фарханг, у Ноктарги было ещё трое детей, сыновья. Все четверо — Фарханг и её братья — родились и жили на берегу Ворукаши.

Ноктарга не случайно поселился там, у мирового океана. Он прознал, что Хварна Траэтаоны пребывала в корнях тростника в море Ворукаша, и решил во что бы то ни стало наделить этой Хварной кого-нибудь из своих сыновей.

Для этого Ноктарга сначала при помощи колдовства создал корову. Потом он три года возделывал тростники там и кормил ими корову до тех пор, покуда Хварна не перешла в корову. Тогда хитроумный Ноктарга выдоил молоко [и] дал [его] своим трём сыновьям.

Всё продумал до мелочей Ноктарга и всё исполнил с тщательностью, — а надежда его не сбылась. Волею судьбы Хварна передалась не сыновьям, а Фарханг.

Узнав, что его умысел, который он так долго вынашивал и так много положил сил на его осуществление, вдруг обратился в ничто, Ноктарга рассвирепел, разлютовался и в гневе хотел вред причинить Фарханг, [но] Фарханг ушла с Хварной от лютого отца и дала такую клятву: «Я отдам [моего] первого сына Ушбáму».307) [230]

Тогда Ушбам спас её от отца; и первый [её] сын, Кави Апивоха, [которого] она родила и отдала Ушбаму, стал таким же героем, как Ушбам, странствовал с ним вместе и совершал подвиги.}308)

В «Шахнаме» Апивоха отсутствует.

Потомки Апивохи

Изложено по: «Бундахишн» 31.25, «Деннарт» VII.1.35, «Яшт» 19.71-72

У Кави Апивохи было четверо сыновей: Кави Áршан (среднеперс. Кей Арш), Кави Бия́ршан (среднеперс. Кей Бия́рш), Кави Пиши́на (среднеперс. Кей Пиши́н) и Кави У́сан (среднеперс. Кей Ус, фарси Кей Кавýс).

Все четверо были благословенными наследниками Хварны Кавиев и потому они все стали

Могучие и смелые,
Отважные и мудрые —
Всесильные цари [СК].

У Фирдоуси Бияршан отсутствует; Кави Аршан — Кей Арéш, Кави Пишина — Кей Пиши́н и не имеющий соответствий в зороастрийских текстах Кей Арми́н — сыновья Кубада, правители различных иранских областей, эпизодические третьестепенные персонажи. Кави Усан в «Шахнаме» — царь Кей Кавýс (см. далее — с. 235-237).

Кави Усан

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях. Авторские восполнения фабулы (вне фигурных скобок), в основном, введены искусственно

Старший из сыновей Апивохи, Кави У́сан (среднеперс. Кей Ус, фарси Кей Кавýс), получил власть над семью каршварами [и] сделался весьма прославленным [и] преисполненным величия.}309)

{Эту удачу ему даровала Ардвисура Анахита в награду за благочестивые жертвы и моления. Кави Усан молился ей на горе Эрзи́фья, и просил он её:

«Даруй мне такую удачу,
О добрая, мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы стал я наивысшим властителем [231]
Над всеми каршварами,
Над дэвами и людьми,
Над колдунами и паирика,
Над кавийскими и караланскими властителями» [Бр].}310)

{Своим райнидáром311) Кави Усан сделал мудрого Аошнáру (в поздней традиции Аошнáр), наделённого даром всевидения. Этот Аошнара тоже был осенён божественной Хварной: Хварна Йимы сопутствовала ему уже тогда, когда он был в чреве матери; и мновим премудростям обучил он мать: <…> из материнского чрева он вещал: давал матери советы, поучал и наставлял её — и благодаря тем советам сына, ещё не родившегося на свет, мать Аошнары преуспевала во всех делах, мирских и духовных. А при своём рождении он [Аошнара] победил злопагубного духа, ответив на все вопросы смертоносного Фрачи́,312) дэвопоклонника. Уже в детстве Аошнара овладел множеством знаний и, получив сан райнидара, именем Кави Усана правил и вершил благо во всех семи каршварах, и давал советы царю Кави Усану, наставляя его на путь праведности, как прежде наставлял мать.}313)

{На радость странам арийским Кави Усан сокрушил множество мазанских дэвов и воздвиг на Хара Березайти семь дворцов — один из золота, два из серебра, два из стали и два из хрусталя. Эти дворцы были не простыми, а волшебными. Они возвращали молодость. Дряхлый согбенный немощный старик вновь превращался в юношу, стоило ему войти в дворцовые покои. И когда Кави Усан сам сделался дряхлым, он ступил под сень своего творения и стал молодым.

И заново стал жить. Уже в пятнадцать лет он мог заниматься хозяйством наравне со взрослыми мужчинами.

А потом так же мудро и благостно, как и в первую свою жизнь, управлял державой.

Дэвы наблюдали это и скрипели зубами от злобы. Невмоготу было им, мерзостным порождениям Злого Духа, видеть, как тучнеет скот и колосятся поля во всех семи каршварах.

И, посовещавшись, они послали к Кави Усану буйного Айшму — дабы он обратил наследника Хварны Кавиев на дэвовский путь и сделал из него противника Ахуры.

Айшма излил на царя всю ложь, на какую был способен, прибег ко всем хитростям, какие знал, — и удалось-таки ему, злодею, отравить сердце Кави Усана гордыней. Лживую мысль нашептал ему Айшма, и эта мысль терзала теперь царя: что такой он великий и могущественный [232] владыка, каким может быть только бог; он, Кави Усан, подобен Ахуре, Творцу Ахуре, — и мало ему властвовать только над семью каршварами, ему подобает владеть и небесами, которыми владеют Амеша Спента.

Дурные мысли правят человеком, как всадник правит конём, и неизбежно толкают его на дурные дела. Однажды царь возвращался с войском из похода. Надо было обогнуть горную гряду вдоль подножия и через ущелье выйти в долину. Но Кави Усан двинул рать в горы — наверх, к небесам.

Он хотел войти в царство Бесконечного Света Анагранам Раучама! Смертный, он этого захотел!

Но едва достиг вершины возгордившийся царь, его Хварна — Хварна Кавиев — рассыпалась в прах, и все воины один за другим попадали с горы вниз, и все до единого разбились насмерть.

Так жестоко поплатился Кави Усан за свою дерзость.

Всё же Ахура Мазда простил его потом, вняв покаянным молитвам, возвратил ему Хварну и снова дозволил властвовать над семью каршварами земли. Но лживая мысль о богоравном величии, которую внушил ему Айшма, исподволь точила сердце царя. Он по-прежнему был поражён этим недугом — гордыней, опять желал достигнуть небес и быть там равным среди язатов.

И однажды он, подобно птице, взмыл ввысь и полетел к океану Ворукаша.

Подробностей этого сюжета в зороастрийских текстах нет, но, очевидно, они те же, что и в «Шахнаме» — см. ниже, с. 236.

А за ним летела фраваши его ещё не родившегося внука — Кави Хаосра́вы (среднеперс. Кей Хосро́в, фарси Кей Хусро́у).

И — летел вдогонку за царём вестник Ахура Мазды Найрьо Сангха. Бог послал его наказать гордеца.

Но взмолилась фраваши Кави Хаосравы:

Не повергай его, о Найрьо Сангха, благодетель мира! ибо если ты повергнешь его, о Найрьо Сангха, благодетель мира, то вовеки арийцы не смогут одолеть туров и Франграсйана! Ведь этот человек родит Сьявáршана (среднеперс. Сиявáхш, фарси Сиявýш), а Сьяваршан — меня родит, а я тот, кому суждено уничтожить Франграсйана, причинившего столь много бедствий арийским странам!

И Найрьо Сангха отступил от царя, услышав это. Спасён был Кави Усан, возмездие чудом не настигло его. И с тех пор он уже не совершал столь безрассудных поступков.}314)

{Ещё семьдесят пять лет Кави Усану оставалось жить и царствовать — ровно половину срока, отпущенного ему. Кави Усан до своего [233] восшествия на небо [жил] 75 лет, [и] 75 лет после того; вместе 150 лет.}315)

Под восшествием на небо, очевидно, надо понимать миф о полёте Кей Уса — по аналогии с соответствующим эпизодом «Шахнаме»; однако не исключено, что здесь имеется в виду восхождение царя на Албурз («Денкарт» IX. 22.7-9 — с. 232).

Все эти семьдесят пять лет Кави Усан старался ни в чём не преступать закона Ахуры. Он смирил свою гордыню, не рвался больше соперничать с богом и Амеша Спента, отражал набеги Франграсйана, правильно поняв, что злой туранец создан самим Ангхро Майнью как бич арийских земель.

Но — словно проклятие над ним тяготело. Он опять впал в грех — тяжкий, непростительный.

{В те времена Иран и Туран без конца спорили о границах — где чья земля. Споры разрешались только оружием. Гибли лучшие воины, Хванирата изнемогала и стенала от непрекращающихся сеч.

И наконец Ахура Мазда, чтобы умиротворить врагов, создал огромного быка. Этот бык жил в лесу, мирно щипал траву и мох и не выходил к людям, покуда на земле был мир; но едва на восточной окраине царства Кави Усана опять затевали спор о границе, бык немедленно шёл туда и копытами протаптывал пограничную черту. Где бы ни возникал спор, граница становилась известной благодаря тому быку.

И так было из раза в раз, год за годом, — до тех пор, пока царю Кави Усану однажды не пришло в голову, что хоть бык и прислан Ахурой как беспристрастный судья, однако можно, наверно, втайне с ним сговориться, упросить, чтоб он протоптал пограничную черту по владениям Франграсйана — и часть туранских земель отошла бы к его, Кави Усана, державе.

Но царь упрашивал быка не так, как подобало: не воздал ему должного почтения.

И когда царь увидел, что бык собирается протоптать границу по справедливости, — а, стало быть, не суждено ему, Кави Усану, заполучить во владение туранские земли, — тогда Кави Усан решил убить быка.

Иную версию этого мифа сообщает «Денкарт» (VII.2.63): быком были недовольны туранцы, и с помощью колдовства они внушили Кей Усу мысль убить его.

Среди приближённых из свиты Кави Усана были семь братьев. Тот [из них], который был седьмым, звался Срито́. Но, хоть был он и самым младшим, однако силой превосходил всех своих братьев. Ему-то и приказал Кави Усан:

Иди и убей того быка в лесу! [234]

Срито отправился в лес и разыскал там быка. Увидев Сриту с оружием, бык увещевал его человеческими словами, так [говоря]:

— Не убивай меня! Нельзя тебе меня убивать! Знай: тот, чья фраваши сейчас сокрыта в стволе Хаомы, отвращающей смерть, придёт на землю и установит закон великого Ахуры! Имя его — Спитама Заратуштра, он обличит тебя перед Ахурой, если ты совершишь зло. И тогда не видать тебе прощения во веки вечные!}316)

{Это было одно из первых пророчеств о грядущем приходе мессии! Животные узнали о Заратуштре раньше людей и на своём языке возвестили миру, что скоро явится некто великий, любезный Мазде, и защитит домашний скот.}317)

{Срито был потрясён до глубины души. Опрометью он бросился назад, прибежал к Кави Усану и заявил, что не станет убивать священного быка.

— Почему так? — нахмурился Кави Усан.

Срито пересказал ему всё, что говорил бык о грядущем пророке. Но царь стоял на своём:

— Откуда мне знать, — воскликнул он, — что бык тебя не обманул? Кто подтвердит его слова? Может быть, никакой фраваши Заратуштры в Хаоме нет и не было. А даже если и есть — что из того? может быть этот Заратуштра никогда не родится. Или родится, но не станет пророком. Ступай и убей быка!

— Нет, — сказал Срито. — Заратуштра родится. Я боюсь.

— А ты сходи в лес. Там много паирика и дэвов — они вразумят тебя, и тогда ты сможешь убить без содрогания.

Срито постоял, постоял, поразмышлял — и пошёл.

Лесные паирика и дэвы быстро смутили его разум — Кави Усан был прав, знал, что говорил. Сриту обуяла страсть к кровавым убийствам. Трижды изо всех сил он ударил священного быка по спине. Бык вскрикнул, проклял Сриту страшным проклятием и умер.

Дэвы отступили, пала с разума Сриты пелена, — и только теперь он осознал, что наделал. Но было поздно.

Проклятый навеки! Его охватило отчаяние. Он пришёл к Кави Усану со словами:

— Казни меня.

— За что же мне тебя казнить? — невозмутимо пожал плечами Кави Усан. — Ты в точности исполнил моё веление.

— Казни меня, — твёрдо повторил Срито. — Потому что если ты меня не убьёшь, я убью тебя!

— Ты не можешь меня убить, ведь я — правитель мира, — возразил Кави Усан.

Так они спорили долго, очень долго, покуда царь не сказал: [235]

— Ступай снова в лес. Там живёт паирика в облике собаки. Она тебя убьёт.

Срито подумал, что раньше он сам убьёт эту паирику, но ничего не сказал и отправился в лес.

Действительно, когда лесная паирика — огромная собака — с утробным рычанием кинулась на него из-за дерева, он убил её. Но в тот же миг перед ним возникли две такие же огромные кровавоглазые собаки! Срито убил и этих двух — собак сразу стало четыре. И он непрестанно убивал [их], покуда их не сделалась тысяча, — и, накинувшись всей сворой, они раздавили Сриту, так что от него осталось [лишь] пятно.}318)

{Но хоть и много грешил Кави Усан, он содеял и немало добра. А главное благодеяние, которое он оказал этому миру, — он родил Сьявáршана (среднеперс. Сиявáхш, фарси Сиявýш).}319)

Кей Кавус

В «Шахнаме» Кей Кавýс, сын Кей Кубада и Феранек, едва став царём Ирана, сразу возгордился: «Мне равного нет <…> Владеть мне пристало всей ширью земной, / Никто не дерзнёт состязаться со мной». Тотчас к нему во дворец под видом бродячего певца проникает див и расхваливает царю красоты и богатства Мазендарана — страны, принадлежащей лютым дивам.

Обольщённый царь решает завоевать Мазендаран. Все иранские герои прилагают отчаянные усилия, чтоб отговорить Кей Кавуса от безумной затеи, но царь остаётся непреклонен. Вскоре иранское войско выступает в Мазендаран, убивая, грабя, сжигая дома, неся разорение земле. Мазендаранские дивы (авестийские мазанские дэвы) призывают в помощь могущественного Белого дива. Тот является в виде огромной тучи, закрывает Солнце; на землю опускается тьма, и две трети иранских воинов слепнут. Кей Кавус попадает в плен.

Царь взывает к Залю и Рустаму. Выручать властелина отправляется Рустам. По пути он совершает семь подвигов — убивает ведьму, дракона и др., в некоторых случаях — при активной помощи Рахша; последний подвиг Рустама — убийство Белого дива.

Война с Мазендараном заканчивается победой Кей Кавуса — опять же главным образом благодаря Рустаму. Воодушевлённый Кей Кавус немедленно предпринимает ещё несколько завоевательных походов, — однако сражаться нигде не пришлось. / На дань соглашаются в царстве любом — / Быку не под силу тягаться со львом.

Кавус влюбляется в дочь покорённого им хамаверонского (йеменского) царя — Судабé, женится на ней. Хамаверанский царь, прежде противившийся [236] браку своей дочери с завоевателем, на званом пиру захватывает Кавуса и его свиту — знаменитых иранских героев — в плен.

Афрасиаб, узнав, что трон Кейанидов пуст и его извечные враги остались без властителя, немедленно нападет на Иран. Вся стоном стонала Ирана земля, / И мирные в ад обратились поля. И снова Кей Кавуса выручает Рустам, разгромив сперва хамаверанского царя и его союзников, а затем изгнав Афрасиаба.

Какое-то время Кавус твёрдою правит рукой, / На край снизошёл долгожданный покой. Но дивы снова будят гордыню в душе Кавуса, внушив ему, что его, величайшего героя, обладателя стольких красот / Обитель достойная — лишь небосвод и ему подобает парить в небесах наравне с Йезданом. Кавус решает вознестись на небо. Для этого из гнезда дикой орлицы были украдены птенцы орлята и выращены в неволе. Когда они стали могучими взрослыми птицами, Кей Кавус велел изготовить золотой престол и привязать к престолу орлов, а над головами у них подвесить куски мяса. Воссел на престол он, гордыней ведом, / Тщеславьем своим опьянён, как вином. Голодные орлы устремились за мясом ввысь, но, так и не долетев до неба, выбились из сил, — и с тучи низверглись они грозовой, / Кавуса престол увлекая с собой.

Уцелевший при падении царь долго жил в лесах, в чащобе, вымаливал у Йездана прощение за грех. И в третий раз Кавуса выручил Рустам: разыскал его и вернул в Иран.

Йездан внял покаянным мольбам Кавуса; дружина, что в прежние дни разбрелась, / К порогу властителя вновь собралась, и в Иране опять воцаряется спокойствие.

«В „Шахнаме" Кей Кавус в известном смысле принесён в жертву систанской традиции вообще, а величию Рустама — в частности. Нет чудесных дворцов на Албурзе. Поход в Мазендаран — выражение безрассудства Кей Кавуса, а победа над дивами — заслуга только Рустама. В полёте Кей Кавуса на небо больше тщеславия, чем богоборчества. При наличии положительных моментов в образе Кей Кавуса (величие, справедливость и др.) — подчёркивается его легкомыслие, тщеславие и другие черты, как фон, особенно выделяющий истинную силу и величие систанского дома. Возвеличенье „спасителя Ирана" — Рустама и снижение образа Кей Кавуса — косвенное отражение народной тенденции Фирдоуси».320)

Кавус царствует (как и в пехлевийской традиции) 150 лет. Остаток главы, посвященной его правлению, занимает «Сказание о Сохрáбе», восходящее к сако-согдийскому эпосу и не отражённое в зороастризме. Богатырь Сохраб (Сухра́б), сын Рустама, родившийся после его отъезда из дома, поступает на службу к Афрасиабу, участвует в походах туранцев против Ирана и неоднократно наносит иранцам поражения. Покончить с ним берётся Рустам. Сохраб, никогда не видевший отца, дважды сходится с ним в поединке, и Рустаму, поверженному в первом бою, лишь хитростью удаётся избегнуть смерти от его руки. Во втором бою побеждает Рустам. По амулету на груди умирающего Сохраба и его предсмертным словам он узнаёт сына (этот сюжет встречается в преданиях очень многих народов, но, скорее всего, он иранского происхождения). [237]

Кавус в «Сказании о Сохрабе» фигурирует эпизодически, в отрицательном контексте.

Сказания о Сохрабе, вошедшие в «Шахнаме» лишь незначительной частью, как эпизод «Рустамиады», составляют отдельный большой цикл в эпосе иранских народов; и такой же отдельный цикл составляют предания о сыне Сохраба Барзý, оставшиеся вне поэмы Фирдоуси. Барзу поступает на службу к Афрасиабу, отправляется в поход против Ирана и берёт в плен двух иранских богатырей. Рустам освобождает пленников, сходится в поединке с Барзу — дед и внук (как и в «Сказании о Сохрабе») никогда прежде не виделись и в лицо друг друга не знают, — одолевает его и пленяет. Мать Барзу помогает сыну бежать, но Рустам настигает их, вновь побеждает Барзу в поединке, и только вмешательство матери Барзу, в последний момент открывшей Рустаму, что перед ним его внук, спасает Барзу от смерти. Барзу переходит к иранцам, и вместе с Рустамом они наносят поражение туранскому войску.

Сьяваршан

Изложено по зороастрийским текстам разных эпох, указанным в подстрочных примечаниях

После смерти Кави Усана {благословение Гайа Мартана — Хварна Кавиев — осенила его сына, Сьявáршана (среднеперс. Сиявáхш, фарси Сиявýш)}.321)

В «Мемориальном списке» (132) Сьяваршан назван царём. В пехлевийских источниках при перечислении легендарных царей Сиявахш либо упоминается без титула «Кей» («Меног-и Храт» 27.57), либо не упоминается вовсе («Бундахишн» 34.7), однако в «Денкарт» VII.1.38 он назван Кей-Сиявахш.

{Божественной силою Хварны Сьяваршан воздвиг чудесную крепость Кангху}322) — {своими собственными руками, с помощью Ахура Мазды и Амеша Спента и вопреки воле дэвов},323) {для сохранения и приумножения веры маздаяснийской}.324)

{И в мире всё было организовано в согласии с приказами Сьяваршана — до тех пор, пока в мир не пришёл его сын Кави Хаосрава.}325)

{Сьяваршана коварно убил [СК] Франграсйан.}326)

Относительно подробностей этого мифа см. далее в изложении легенды о Сиявуше. [238]

Сиявуш

В «Шахнаме» Сиявýш — сын Кей Кавуса. Мать Сиявуша, красавица из рода Фаридуна, фигурирует в поэме безымянно; она бежала из дома от гнева отца-самодура, её встретили в лесу и привели к царю два богатыря из дружины Кей Кавуса,327) и царь женился на ней.

Сиявуш, младенец, прекрасный как пери, как священный кумир, рождается при неблагоприятном расположении небесных светил: рок сулит ему неисчислимые беды, и придворный звездочёт-гадатель сообщает об этом царю. Рустам берёт царевича на воспитание и обучает его воинскому искусству. Возмужав, Сиявуш возвращается под отчий кров.

Вскоре после этого умирает мать Сиявуша. Ещё через некоторое время жена Кей Кавуса Судабе, воспылав к царевичу страстью, приглашает его тайком проникнуть в царский гарем, к ней, но Сиявуш в ответном послании через слугу гневно отвергает притязания мачехи.

Судабе трижды хитростью заманивает Сиявуша в гарем и предлагает ему себя. Сиявуш остаётся непреклонен. Тогда Судабе, исцарапав себе лицо и изорвав одежды, криком созывает стражу и обвиняет царевича в том, что он её домогался.

По некоторым косвенным данным можно предполагать, что в соответствующей зороастрийской легенде Кей Ус сразу поверил наговорам жены, и Сиявахш был с позором изгнан из Ирана. В «Шахнаме» же сюжет оброс множеством подробностей: коварства жены Кей Кавус не постиг, / Узнав о случившемся, вспыхнул он вмиг, однако волю гневу не дал, устроил Судабе и Сиявушу «очную ставку», догадался об обмане жены и не казнил её единственно из боязни разжечь войну с Хамавераном (Йеменом) — ибо Судабе была дочерью хамаверанского царя.

Тогда Судабе прибегает к колдовству, и постепенно ей удаётся заронить сомнение в сердце Кей Кавуса. Но Сиявуш доказывает свою правоту, пройдя испытание огнём. Царь не казнит коварную жену лишь благодаря заступничеству сына.

Между тем Афрасиаб снова идёт войной на Иран, и Сиявуш выступает в поход. Из вещего сна Афрасиаб узнаёт, что если только туранское войско сойдётся с иранским в битве, туранцы будут разгромлены, а сам он убит. Афрасиаб спешит заключить мир, отправляет к Сиявушу караван с богатыми дарами и отдаёт туранских воинов Сиявушу в заложники. Иранские богатыри, посовещавшись, принимают предложение Афрасиаба, Сиявуш даёт клятву соблюдать мир и не причинять заложникам вреда, но Кей Кавус велит заложников казнить и немедленно начать войну. В споре он оскорбляет Рустама и Сиявуша. Боясь пойти на клятвопреступление, Сиявуш передаёт командование войском одному из иранских богатырей, а сам уходит в изгнание — в Туран и поступает на службу к Афрасиабу. Он неоднократно отличается перед Афрасиабом и обретает его благорасположение, так что туранский царь выдаёт за него свою дочь Ференги́с и даже готов передать ему царство. [239]

Сиявуш строит столицу Турана — горный город-крепость Канг (этот город упоминается в «Шахнаме» и ранее: там, в частности, происходит первая встреча Сиявуша и Афрасиаба), которому

                    …нет града подстать
И края отрадней нигде не сыскать
<…>
Где взоры чарует то замок, то сад;
Роскошные бани, журчание вод,
Украшены улицы, весел народ.
<…>
И немощных там не увидишь; весь край —
Цветник благовонный, сияющий рай.

Снедаемый завистью царский брат Гарсиваз оговаривает Сиявуша перед Афрасиабом, будто тот вознамерился продолжить начатое Менучехром дело — вершить месть за Иреджа, и готовится предать Туран мечу и разорению; а Сиявушу в то же время внушает, что Афрасиаб на него прогневался и намерен его казнить. Сиявуш, узнав из вещего сна о своей скорой гибели, даёт прощальные наставления Ференгис, покидает Туран и вместе с дружиной держит путь к Ирану. Афрасиаб настигает беглеца, берёт в плен, долго не решается казнить; велит заточить в темницу Ференгис, молящую пощадить мужа. Сиявуша по приказу Гарсиваза убивает брат Афрасиаба воин Горýй. Сын Висе Пирáн, друг Сиявуша, освобождает Ференгис из заточения. Вскоре у неё рождается сын — Кей Хусрóу (авест. Кави Хаосрáва, среднеперс. Кей Xосрóв).

Кави Хаосрава
(авестийская традиция)

Изложено по: «Яшт» 5.49-51; 9.17-23; 15.31-33; 17.41-43; 19.74-77

После Сьяваршана царственную Хварну Кавиев унаследовал его сын Кави Хаосрáва (среднеперс. Кей Хосрóв, фарси Кей Xусрóу)

По силе благодатной,
Победе богоданной,
Удаче превосходной,
По слову благотворному,
По слову нерушимому
И по непобедимому,

По крепости здоровья,
Божественному счастью,
Выносливости тела
И по потомству умному,
Хорошему и доброму, [240]

Речистому и властному,
Находчивому, зоркому,
По видению ясному
Всех преимуществ Истины,

По царственному блеску,
По жизни долготе,
По полноте успеха,
По множеству добра [СК].

{Хаосрава родился в туранской земле уже после гибели Сьяваршана};328) {его матерью была Виспáн-фрйа (фарси Ференгис) — родная дочь злодея Франграсйана}.329) {Детство и раннюю юность Хасорава провёл в счастливом безмятежном неведении; когда же он повзрослел и узнал},330) что он — потомок династии Кавиев и что отец его был подло убит предводителем туров, он решил покинуть царство Франграсйана.

Как и все его сиятельные предки — Парадата и Кавии, Хаосрава вознёс молитву о помощи к благой богине мировых вод Ардвисуре Анахите:

Вот так просил он Ардви:
«Такую дай удачу,
Благая Ардвисура,
Чтобы добился власти
Я — над людьми и дэвами,
Над ведьмами, волхвами,
Кавийскими тиранами
И злыми караланами.
Чтобы из всех упряжек
Я управлял бы первой
На скаковой дорожке
На всю её длину,
Чтоб в конном состязанье
С злодеем Нэрэманом
Не врезался с конями
В его я западню» [СК].

Подробности мифа о Нэрэмане и его «западне» неизвестны; соответствующий фрагмент («Яшт» 5.50, сходно в «Яшт» 19.77, сравн. также «Яшт» 15.32, где противник Хаосравы просит Вайю о победе, а Хаосрава, в свою очередь, обращается к богу с аналогичной «контрмолитвой») труден для прочтения, предлагались и другие толкования и варианты — вплоть до принципиально различных.331) Вероятнее всего, речь идёт [241] либо о возглавляемой Нэрэманом/Аурвасарой конной погоне за Хаосравой, бежавшим из туранских земель в царство Кавиев, либо — об одном из сражений арийцев под предводительством Хаосравы с турами.

Хаосрава молился богине вод на берегу озера Чайчáста (среднеперс. Чечáст) с глубокою водой [СК], {созданного Маздой},332) приносил жертвы — сто коней, тысячу быков и десять тысяч овец [Бр], — и богиня вняла его мольбе.

Затем Хаосрава обратился с молитвой к Аши:

Вот так просил он Аши:
«Такую дай удачу
Ты мне, благая Аши,
Чтобы сумел убить я
Франграсйана туранца
У озера Чайчаста
С глубокою водой,
Мстя за отца, коварно
Убитого Сьяваршана
И за Аграэрату,
Героя Наравида».

И подступила Аши,
Приблизилась к нему,
Обрёл такую милость
Герой, сплотивший страны
Арийцев, Хаосрава [СК].

И ту же молитву обратил наследник царственной Хварны к покровительнице стад Гсуш Урван.

Когда он взывал к богине, сам Хаома вторил ему, моля быть милостивым к Хаосраве и оказать ему помощь. И богиня вняла обоим — царю и богу.

Язаты сопутствовали Хаосраве, осиянному блеском Хварны. Наследник царства Кавиев обрёл всё, о чём просил: избежал ловушки злодея Нэрэмана [СК] и одержал множество побед.

Всех победил могучий
Владыка Хаосрава
Франграсйана злодея
Связал и Керсевазду,
Мстя за отца, коварно
Убитого Сьяваршана
И за Аграэрату,
Героя Наравнда [СК]. [242]

Кави Хаосрава
(среднеперсидская и поздняя традиции)

Изложено по пехлевийским источникам, оговорённым в подстрочных примечаниях

После Сьяваршана (среднеперс. Сиявахш) благословение Гайа Мартана (среднеперс. Гайомарт), воплощённое в Хварне, передалось его сыну Кави Хаосраве (среднеперс. Кей Хосров) — внуку Франграсйана (среднеперс. Фраснйак Тур), рождённому его дочерью Виспан-фрйа, и сопутствовало ему во всех его мыслях, словах и деяниях.}333)

{Хаосрава царствовал в Иране 60 лет.}334) {Благодаря мощи и величию Хварны, ниспосланной ему Ахурой, он совершил великое множество славных дел, но из того великого множества более всего угодил он Ахура Мазде и принёс блага иранской земле тремя своими делами.

Он убил злодея Франграсйана и его брата — Керсевазду (среднеперс. Карсеваз, фарси Гарсиваз), одержав победу над турами и положив конец многолетней войне, что принесла иранцам столь много горя.

Он сокрушил храмы идолов — мерзкие кумирни неправедных друджвантов, воздвигнутые ими во славу ложных богов}335) {у озера Чайчаста (среднеперс. Чечаст), что в Атропатакане}.336) {Хаосраве в этом благом деле сопутствовал священный огонь — Адур-Гушнасп.}337) {Давным-давно, ещё во времена Тахма Урупи, когда люди переправлялись на спине быка Сарсаока из срединного каршвара в окраинные, священный огонь упал с алтаря и разделился натрое; возникли три сакральных огня зороастрийской веры — Адур-Фробак, Адур-Гушнасп и Адур-Бурзин-Михр},338) — {с той давней поры огонь Адур-Гушнасп продолжал поддерживать миропорядок — до того дня, когда Хаосрава водрузил этот священный огонь на спину своего боевого коня и отправился к озеру Чайчаста громить дэвовские святилища. И Адур-Гушнасп изгнал прочь тьму и мрак, так что они [Хаосрава и его дружина] смогли искоренить храмы идолов <…> и огонь Гушнасп был установлен в назначенном месте в Атропатакане, на горе Аснавáнд (авест. Аснавáу)}.339)

Это был поистине величайший подвиг! {Ведь если бы Кави Хаосрава не истребил кумирни у озера Чайчаста <…> противостояние [243] [Добра и Зла] стало бы ещё сильнее [Ч], чем оно было, и невозможным стало бы ни очищение мира от Зла в конце времён, ни воскрешение праведников, ни грядущая счастливая жизнь для них.}340)

{И третьим благом, оказанным Кави Хаосравой миру Ахура Мазды, было то, что он управлял Кангхой (среднеперс. Кангдеж), построенной Сьяваршаном.}341)

Вот как это было. {Однажды Хаосрава сказал Душе Кангхи:

Ты — моя сестра, а я — твой брат. Твою обитель Кангху Сьяваршан создал во враждебной туранской земле, и меня — тоже; мать моя — дочь злейшего из туров, Франхрасьяна. Вернись же ко мне!}342)

{И [Душа] Кангхи сделала так.

Она пришла на туранскую землю, на самый восток её, выкопала тысячу ям, вбила тысячу кольев, возвела ограду, и внутри неё Хаосрава поместил благородных людей.

Первая стена той ограды была из камня, вторая из стали, третья из кристаллов, четвёртая из серебра, пятая из золота, шестая из халцедона и седьмая из рубина.

А дворцы там — из серебра, а башни — из золота; и 14 гор там, и семь судоходных рек там, и семь лугов <…>

И земля там столь прекрасна, что если осёл на неё помочится, то за одну ночь трава вырастет высотой в человеческий рост.

Там 15 ворот, каждое высотой в 50 мужей. Воистину столь высока [ограда?] Кангхи, что если лучник выпускает [вверх] стрелу, она иногда достигает вершины, а иногда — нет.

От одних ворот до других ворот — 700 парасангов; рубины, золото, серебро и всякие другие драгоценности и чудесные богатства есть там; она — величайшая и великолепнейшая!}343)

В «Денкарт» IX.23.1-6 конспективно пересказан миф о встрече Кей Хосрова с Вайем (авест. Вайю), вечным владыкой до [конечного] обновления. Хосров задаёт Вайу вопрос: почему он наслал смерть на древних героев и царей (представление о Вайе как о боге смерти), хотя они были высоки и осенены Фарром? Об ответе Вайа не сообщается: Вай, владыка навеки, ответил, почему он умертвил их; и, услыхав его ответ, Кей Хосров превратил Вайа в верблюда и оседлал его, а царей и героев оставил лежать. Сошйáнсы (авест. Саошьянт), встретив Хосрова, спрашивают: «Кто же это такой, что сам Вай носит его на спине»? «Я — Кей Хосров!» — звучит ответ, и тогда Сошйансы превозносят его и помогают сокрушить храмы идолов на озере Чечаст и колдуна Фрасийака Тура, в результате чего расцвела маздаяснийская вера. Этот фрагмент «Денкарта» является пересказом одного из утраченных насков «Авесты», однако даже если это авестийский миф, он, по всей видимости, изобилует позднейшими наслоениями и переосмыслениями, поэтому его уместнее отнести к [244] среднеперсидской или даже к поздней традиции. Неясное упоминание в связи с Хосровом о верблюде есть также в «Ривайат» 48.40 — см. с. 389.

Кей Хусроу

В «Шахнаме» рождение Кей Хосрова, прекрасного младенца, сопровождается чудесным знамением, явленным во сне Пирану. Афрасиаб, выслушав доклад Пирана:

Сам доблестный Тур, именитый стрелок,
Очей от него отвести бы не смог,
На росписях краше лица не сыскать,
Воскресла в нём древних царей благодать,

— вспоминает о стародавнем предсказании, поведанном ему: «…в мире кровавая вспыхнет война, / На землю великий владыка придёт, <…> Он будет народами всеми любим, / Иран и Туран преклонятся пред ним» — и велит Пирану отнести младенца в горы и отдать на воспитание пастухам: «Там пусть вырастает, не зная, кто он, / И кем, и зачем скотоводам вручён, / О предках, о прошлом тогда вспоминать / Не станет, не [627] сможет науки познать».344)

Уже семи лет от роду Хусроу изумляет пастухов своей отвагой и недюжинной силой: …ныне и льва на охоте настичь / Ему не труднее, чем робкую дичь. Пиран открывает юноше, что он — царского рода. Спустя некоторое время Афрасиаб велит Пирану привести Хусроу. Наученный Пираном, Хусроу не выказывает перед туранским царём ни смелости, ни мудрости, ни глубоких познаний; Афрасиаб успокаивается: «Ни добрых он дел не свершит, ни грехов, / Нет, жаждущий мщения муж не таков!» — и с лёгкой душой отсылает Хусроу.

Между тем до Кей Кавуса доходит весь о гибели Сиявуша. Прибывший во дворец Рустам открывает царю глаза на вероломство Судабе, казнит её, после чего выступает в поход — мстить за Сиявуша, разбивает войско туранцев и повергает их в бегство. Афрасиаб с остатками армии отступает до моря Чин. Рустам воцаряется в Туране, но из боязни, что Афрасиаб может нагрянуть и захватить царство Кей Кавуса, который к тому времени сделался уже дряхлым и слабым, через семь лет принимает решение возвратиться в Иран. Однако путь свой он направляет сперва в Забулистан, к Залю, и покуда он там остаётся, туранская армия завоёвывает Иран.

Один из иранских богатырей, Гудéрз, из вещего сна узнаёт, что у Сиявуша есть сын Кей Хусроу; рассказывает об этом другому богатырю — Ги́ву; тот отправляется в Туран, находит Хусроу, и втроём, вместе с Ференгис, они покидают Туран. Пиран снаряжает погоню, вступает в поединок с Гивом; Гив пленяет Пирана и туранцы в страхе отступают. Ференгис просит пощадить пленника. Связанного Пирана сажают на коня и отпускают восвояси.

Хусроу прибывает во дворец Кей Кавуса. Кавус принимает решение передать престол внуку (далее в поэме оба — Кавус и Хусроу — именуются [245] «владыками Ирана», однако Тус, ссылаясь на то, что, во-первых, Хусроу по материнской линии потомок Афрасиаба, а во-вторых, царство надлежит передавать не внуку, но сыну — Ферибóрзу, отказывается присягнуть Хусроу и не внемлет никаким уговорам. Происходит ссора Гудерза и Туса. Каждый из них обращается к Кавусу с речью, и Кавус принимает решение: отправить Фериборза и Хосрова в поход на крепость Бехмáн.345) Хусроу отличается при захвате крепости, и Кавус передаёт ему власть.

Царствование Кей Хусроу (как и в пехлевийской традиции) длится 60 лет. При нём справедливости время пришло, / Он с корнем исторг угнетенье и зло <…> Стране разорённой он дал расцвести, / Измученным людям — покой обрести. Вскоре после коронации Хусроу и Кавус приносят клятву отомстить Афрасиабу. В поход против Турана отправляется Тус. Иранцы терпят несколько поражений подряд от туранского войска, попадают в окружение, оказываются в бедственном положении, однако в решающей битве одерживают победу благодаря Рустаму.

Следующий поход на царство Афрасиаба возглавляет сам Кей Хусроу. После ряда сражений обе стороны договариваются об 11-ти поединках богатырей. Гив повергает и пленяет Горуя, Гудерз убивает Пирана, и в остальных 9-ти поединках тоже побеждают иранцы. Хусроу с почётом хоронит Пирана, а убийцу Сиявуша Горуя велит предать мучительным пыткам и затем казнить.

Туранское войско сдаётся Хусроу, но война продолжается. Окрылённый победой царь предпринимает новый поход. Афрасиаб в своём послании увещевает внука заключить мир: «Гудерз и Кавус пусть воюют со мной, / Тебе ж не пристало — ты внук мой родной», но Хусроу остаётся непреклонен. После нескольких кровопролитных битв иранцы разбивают туранское войско, Хусроу настигает Афрасиаба и обезглавливает его, затем по его приказу палач казнит пленённого Герсиваза.

Вскоре после победы над туранцами умирает от старости Кей Кавус. Кей Хусроу передаёт туранский престол одному из сыновей Афрасиаба — Джехéну, некоторое время спокойно царствует в Иране, но потом его начинают терзать опасения, что душой его завладеет Ахриман и он ступит на путь греха, ибо в жилах его — кровь нечестивого Афрасиаба. «Хотел бы я, взысканный щедро Творцом, / В расцвете предстать пред Небесным Отцом; / Быть может, он душу мою пред собой / Узрев непорочной и верной рабой, / Ей светлого рая откроет врата», — размышляет царь. Он приказывает страже никого к нему не допускать и неделю проводит в молитвах. Во сне ему является Суруш и велит поскорее раздать сокровища иранцам, передать царство Лохрáспу (авест. Арватáспа), сыну Авзéрда (среднеперс. Авзáв[?]), и отправляться в дорогу: «Тебя вознесёт милосердный Йездан / В тот край, что бессмертья лучом осиян». Выполнив этот наказ, Хусроу даёт наставления иранским богатырям, удаляется в горы в сопровождении свиты и навсегда исчезает, а воины свиты, в числе которых были Гив и Фериборз, гибнут в горах при снежной буре. [246]

Арватаспа

Изложено по пехлевийским источникам, оговорённым в подстрочных примечаниях

{Родословная Арватáспы (среднеперс. и фарси Лохрáсп) восходила к Кави Кавате: он был сыном Авзáва346) (фарси Авзéрд), правнука Кави Пишины.}347)

{Царствовал Арватаспа 120 лет.}348) {Ту пользу принёс он миру, созданному Ахурой, что им была хорошо организована власть, и он был благодарен богам, и разрушил Иерусалим иудейский, разбил иудеев и рассеял их [Ч].}349)

«Имя Арватаспы/Лохраспа не упоминается в авестийских списках Кавиев («Яшт» 13.132; 19.70-77), появляясь лишь в пехлевийских сочинениях для заполнения лакуны между правлениями Кей Хосрова и Виштаспа. Возможно, для оживления этого персонажа автору (составителю) сочинения [«Меног-и Храт»] пришлось прибегнуть к иным источникам и приписать Лохраспу разрушение Иерусалима: во всяком случае, фраза поздняя, и её нет ни в санскритской, ни в пазендской версии „Меног-и Храт"».350) Интересно, что при перечислении Кейев в «Денкарт» VII.1 имя Лохраспа также не упоминается.

{Арватаспой были рождены Виштáспа (среднеперс. Виштáсп, фарси Гуштáсп), Заривáри (среднеперс. Зарéр, фарси Зери́р) и другие братья.}351)

За двенадцать лет до конца правления Арватаспы завершилась вторая Эра мировой истории — Эра Смешения Добра и Зла.352) {Далёкий потомок Манушчихра — Порушáспа (среднеперс. Порушáсп) из рода Спитáмы (среднеперс. Спитáм) выжал золотой сок Хаомы и обрёл награду: у него родился чудесный сын.

Это был Заратуштра.}353)

Истекли три тысячи лет с того дня, когда Ангхро Майнью вторгся в творение Ахуры и Добро смешалось со Злом. Наступила последняя Эра — Эра Разделения.

О царствовании Лохраспа («Шахнаме») см. в конце следующего раздела — с. 338-340.


Назад К оглавлению Дальше


1) «Бундахишн» 15.26, 31.

2) «Видевдат» 1.

3) «Меног-и Храт» 13.5-13; 15.12-15.

4) Искусственная вставка в содержание 22-го фрагарда «Видевдата».

5) Искусственная вставка в содержание мифа — предположительное толкование слов Мантра Спенты, сделанное на основе сопоставления этого мифа с мифом о целителе Три́те — см. внутритекстовый комментарий на с. 215.

6) «Ясна» 17.II.

7) Гора, где, по другому мифу («Видевдат» 19.11), Заратуштра беседовал с Ахура Маздой и расспрашивал его о сущности и заповедях «истинной веры».

8) Для жертвоприношения; но здесь, видимо, содержится косвенное указание на то, какое вознаграждение надлежит уплачивать жрецу за исцелительные обряды в селении (при эпидемии, падеже скота и др.).

9) Указание на соответствующий (неизвестный) обряд, имевший очистительную цель: страдающие телесным недугом считались «нечистыми» (см. с. 145, 161). Сравн. обряд очищения огня — внутритекстовый комментарий на с. 282.

10) Искусственная вставка.

11) «Йима блестящий» — авест. «Йима хшаэта»: отсюда Джамшед поздней традиции и Джамшид «Шахнаме».

12) В позднейшей традиции Яма — бог «ада», под его надзором вершится загробный суд, он надзирает за наказанием грешников.

13) Сообщено автору в 1994 г. в устной беседе.

14) «Яшт» 19.31.

15) «Яшт» 5.7.

16) «Яшт» 9.8-11.

17) «Яшт» 15.15-17.

18) «Яшт» 17.29-31.

19) «Ясна» 9.5-6.

20) «В полдень на пути Солнца» — то есть повернувшись в южную (благую, ахуровскую) сторону, а не в направлении дэвовского севера. (Примеч. И.М. Стеблин-Каменского.)

21) Сторонники «полярной теории» считали это описанием реальных событий — оледенения, ледникового периода и затем (см. далее) таяния льдов.

22) Подробно см.: Steblin-Kamensky I.

23) Возможно, имеются в виду хлева, загоны для скота, стойла. (Примеч. И.М. Стеблин-Каменского.)

24) Судя по приводимому описанию. Вара, построенная Йимой, состояла из концентрических кругов стен, во внешнем из которых было девять проходов, в среднем — шесть и во внутреннем — три. По числу этих проходов и можно предполагать, что стены Вары были концентрическими окружностями. (Примеч. И.М. Стеблин-Каменского.)

25) Под «окном» может подразумеваться световое окно в крыше, характерное для традиционных иранских жилищ. (Примеч. И. М. Стеблин-Каменского.)

26) Перевод этого и некоторых из последующих названий болезней и телесных пороков — условен, не всегда ясно, о каких дефектах идёт речь. (Примеч. И. М. Стеблин-Каменского.) Сравн. аналогичный фрагмент в «Яшт» 5.92-93 — с. 145, «Яшт» 17.54 — с. 131; см. также внутритекстовый комментарий на с. 145.

27) Очевидно, подразумевается «неземной» свет Солнца, Луны и звёзд, и «земной» свет от огней. Пехлевийский комментарий («Зенд») поясняет этот фрагмент следующим образом: весь несотворённый свет светит сверху, весь сотворенный свет светит снизу.

28) Об упоминаниях в зороастрийеких текстах «полярных» астрономических явлений см. во внутритекстовом комментарии на с. 87-88.

29) Пехлевийский комментарии к соответствующему фрагменту «Видевдат» 2. О бессмертии людей и скота в «царстве Йимы» упоминается во многих источниках (напр., «Яшт» 19.32, «Ясна» 9.5), однако в разных случаях под «царством Йимы» понимается либо обитель внутри Вары, либо вся земля, которой Йима правил до наступления зимы.

30) См. внутритекстовый комментарий на с. 331.

31) «Яшт» 19.33 и др.

32) Неизвестный дэвовский персонаж. Судя по имени, его функции, вероятно, связаны с входом в ад на горном хребте Арезур (авест. Эрэзура) — см. с. 98-99.

33) «Бундахишн» 15.24-25. Прочтение последнего имени — предположительное, возможно: Вашáк.

34) Сравн. в «Бундахишн» 15.31 — с. 103.

35) Чтение имени дано по «Бундахишн» 17.4 и 19.13; в «Бундахишн» 15.27 (в одной из редакций) — Срисаóк. Сравн. в «Затспрам» 11.10 — с. 169 и в «Бундахишн» 17.4 — с. 173.

36) «Бундахишн» 15.25-27; 19.13.

37) Сравн. с мифом о Тахмурасе в персидском «Ривайате» — внутритекстовый комментарий на с. 173.

38) Геродот. IV.6.

39) «Денкарт» VII.2.70, «Бундахишн» 15.28; 31.1.

40) «Бундахишн» 15.27-28.

41) «Денкарт» VII.1.16.

42) «Яшт» 19.26.

43) «Денкарт» VII.1.15.

44) Служители Друджа в Варне [Бр], слуги варнийские Зла [СК], многократно упоминаемые в «Авесте» («Яшт» 5.22; 13.137; 15.8; 19.26), возможно, тождественны неарийским правителям [В] Варны («Видевдат» 1.17 — с. 115). Однако такое прочтение является предположительным: как указывает И.М. Стеблин-Каменский (К «Гимну Ардви-Суре» // Авеста. С. 184. Примеч. 7), не исключено и иное, «если понимать слово „Варна" не как название <…> страны, а как обозначение греха похоти и любострастия» (в пехлевийских источниках дэв Варено (авест. Варена) — см. с. 110. Примечательно в связи с этим, что ни в «Денкарте» (VII.1.16-17), ни в «Меног-и Храт» (27.19-20), ни в «Бундахишие», ни в «Затспраме» варнийские злодеи не упоминаются ни в связи с Хушангом, ни в какой-либо иной связи, в то время как подвиг уничтожения мазанских дэвов по-прежнему приписывается Хушангу.

45) «Яшт» 5.20-23.

46) «Яшт» 9.3-5.

47) «Яшт» 17.24-26.

48) «Яшт» 15.7.

49) «Бундахишн» 5.3.

50) Буквально: железом подпоясанный.

51) «Яшт» 15.7-9.

52) «Видевдат» 1.17.

53) «Яшт» 19.26.

54) «Яшт» 19.26, «Меног-и Храт» 27.19-20, «Денкарт» VII.1.18 и др.

55) «Денкарт» VII.1.18. Семь сил Айшмы — см. «Бундахишн» 28.15 — с. 110.

56) «Денкарт» VII.1.16-18; VIII. 13.5.

57) По аналогии с сюжетом «Шахнаме».

58) Тождествен быку Сарсаоку—Хадайаше.

59) Букв.: «вещество», «субстанция»; по стилистическому контексту, видимо, с оттенком значения «плоть», «тело».

60) То есть Спеништ — одна из ипостасей Адура (см. с. 100).

61) То есть «зримое воплощение» Адура — пламя было до этого «единым», хоть и пребывало в виде трёх огней на трёх алтарях; отныне же пламя разделилось натрое, и возникли три разные ипостаси «зримого воплощения» Адура.

62) «Затспрам» 11.10.

63) «Денкарт» VII.1.16-18; VIII.13.6. Эпитет «Парадата» («Пишдадид») в зороастрийских текстах чаще всего прилагается к Хаошьянгхе (Хушангу).

64) «Бундахишн» 34.4.

65) «Бундахишн» 31.2.

66) «Ясна» 9.4.

67) Идентификация затруднительна; возможно, тождествен Аошна́ре, упоминаемому в древнейшем перечне легендарных царей — «Мемориальном списке» (131). В «Бундахишн» 31.5 этот же персонаж фигурирует под именем Нарсáк (в некоторых редакциях текста — под именем Носи́); смысл фрагмента неясен: Нарсаку пристала такая судьба, что все дни он вынужден был проводить в злоключениях [разбирая тяжбы?], и всякую пищу должен был делать чистой, — однако это лишь одно из предположительных толкований фразы, возможны и другие.

68) «Бундахишн» 31.3.

69) «Яшт» 19.28.

70) «Бундахишн» 31.2.

71) «Денкарт» VII.1.19.

72) Там же и «Яшт» 15.11.

73) «Яшт» 19.28. Интерпретация И.М. Стеблин-Каменского. См. этимологию имени Тахма-Урупи в соответствующей словарной статье.

74) «Яшт» 15.11-13.

75) «Денкарт» VII.1.19(?); «Бундахишн» 34.4.

76) «Яшт» 19.28.

77) «Денкарт» VII.1.19, «Яшт» 19.29.

78) «Денкарт» VII.1.19.

79) «Яшт» 19.28.

80) «Яшт» 15.12-13; 19.28, «Денкарт» VII.1.19, «Меног-и Храт» 27.22. Сравн. с легендой о Каюмарсе у Бируни — с. 165.

81) «Меног-и Храт» 27.33. В соответствующем эпизоде «Шахнаме» перечислены шесть языков (из тридцати), которые Тахмурас «научился облекать в письменные знаки», но в зороастрийской легенде «семь» — просто сакральное число, не несущее никакой смысловой нагрузки.

82) «Бундахишн» 17.4.

83) Там же. Согласно «Затспрам» 11.10, это событие произошло в царствование Хушанга — см. выше, с. 169.

84) Сравн. с легендой о Каюмарсе у Бируни — с. 165.

85) «Бундахишн» 31.3.

86) «Яшт» 19.31.

87) Согласно «Бундахишн» 34.4 — 616 лет и 6 месяцев.

88) Искусственные подробности, введённые в пересказ на основании обрывочных упоминаний в пехлевийских текстах и по аналогии с сюжетом «Шахнаме».

89) «Бундахишн» 17.4, «Затспрам» 11.10 — с. 169, 173.

90) «Бундахишн» 17.5.

91) «Яшт» 19.32, «Ясна» 9.4-5, в «Денкарте» и «Меног-и Храт» кратко.

92) «Бундахишн» 17.5.

93) Отождествление затруднительно.

94) «Бундахишн» 12.20.

95) О грехопадении Йимы см. выше — с. 162-163.

96) Или, возможно: «величие» (т.е. Хварна?) — сравн. примеч. 434 на с. 191.

97) То есть человекообразные обезьяны — шимпанзе и гориллы.

98) «Бундахишн» 23.1; сравн. 23.2 (с. 185) и комментарий на с. 103.

99) Истолкование затруднительно; возможно, по одной из версий мифа грех Йимы был троекратен, и каждый раз от Йимы отлетало по трети Хварны.

100) Искусственная вставка в содержание мифа.

101) В одной из редакций «Бундахишна» — Ау́д. В других источниках этот персонаж не упоминается; судя по этимологии имени, возможно, тождествен дэву Уде (см. с. 110).

102) Предположительно, судя по — опять же предположительным — этимологиям имён, например: Овóхм (пазендское разночтение: Овóйх) — «Кошмар» (?) (сравн. авест. «аóйвра» — «бредовый кошмар»), Друджаскáн (в другой редакции — Друдж-и айáска) — «отпрыск Друджа» (?) (сравн. авест. «друджоска» в «Видевдат» 19.43).

103) «Бундахишн» 31.6.

104) «Яшт» 5.8; 19.37, 46 и др.

105) «Яшт» 19.37.

106) «Яшт» 5, во многих строфах.

107) «Яшт» 5.29-31.

108) «Бундахишн» 31.3.

109) «Яшт» 19.34-36, 38.

110) «Бундахишн» 34.4.

111) «Яшт» 19.34.

112) «Яшт» 19.46, «Бундахишн» 31.5.

113) Интерпретация предположительная; возможно иное прочтение: величие Йимы охраняет огонь Фробак от рук Дахака.

114) «Бундахишн» 17.5.

115) «Меног-и Храт» 8.27-30.

116) «Бундахишн» 34.5; подробнее см. далее — с. 191-193.

117) Китайское море, находившееся, по представлениям времён Фирдоуси, на краю земли.

118) То есть, очевидно, Вертрагна.

119) «Бундахишн» 15.27; 17.4, «Затспрам» 11.10.

120) «Бундахишн» 2.10-11.

121) «Яшт» 5.29-31.

122) «Яшт» 15.19-21.

123) В одной из редакций «Бундахишна» — Спенд. Отождествление затруднительно: по контексту и по аналогии с другими сюжетно сходными фрагментами «Авесты», это должна быть Вахви Датия (сравн. также в «Бундахишн» 20.13: река Даитик полна храфстра), однако этимология топонима явно иная.

124) «Бундахишн» 20.23.

125) «Бундахишн» 23.2; сравн. в «Бундахишн» 23.1 — с. 177.

126) «Бундахишн» 31.7; 34.5 и др.

127) «Ясна» 29.1.

128) «Ясна» 29.5.

129) «Меног-и Храт» 27.34-37.

130) «Ясна» 9.7.

131) «Бундахишн» 31.7. В указанном фрагменте «Бундахишна» отцом Фретона назван Пур-тýра — см. далее во внутритекстовом комментарии.

132) «Яшт» 19.46, «Бундахишн» 31.5 и др.

133) «Бундахишн» 31.7.

134) «Ясна» 9.4.

135) «Ясна» 9.7.

136) «Денкарт» VII.1.25.

137) В данном случае Фирдоуси основывается как на народных преданиях, так и на литературных источниках. Так, арабоязычный автор X в. Мас'уди связывает происхождение курдов с иранцами, уцелевшими от истребления их Заххаком. Даже в 1812 г. английский путешественник Морьер отмечает празднование у Демавенда дня освобождения от тирании Заххака — курдский праздник «энд-е корди». (Примеч. А.А. Старикова.)

138) «Ясна» 9.7.

139) «Видевдат» 1.17.

140) По: «Бундахишн» 31.7.

141) «Денкарт» VII.1.25.

142) Там же, 26.

143) «Яшт» 19.35.

144) «Видевдат» 1.

145) «Яшт» 19.26.

146) «Яшт» 17.34-35.

147) «Яшт» 5.33-35.

148) «Яшт» 15.23-25.

149) «Бундахишн» 34.23-25.

150) В подлиннике все числительные написаны словами, но в данном случае для наглядности удобней пользоваться цифрами.

151) В разных списках «Бундахишна» здесь разночтение: «величие»; «разум».

152) SBE. Vol. V. P. 150. Note 1.

153) «Яшт» 19.36.

154) См. примеч. 382 на с. 177.

155) «Яшт» 19.36.

156) «Яшт» 14.19.

157) «Яшт» 19.36.

158) «Яшт» 14.36-37, 40.

159) «Яшт» 19.92-93. Согласно одному из толкований, победным оружием <…> [Саошьянта] будет дрот — метательное копьё по величине большее, чем дротик. (Примеч. И. М. Стеблин-Каменского.)

160) «Меног-и Храт» 27.38.

161) «Денкарт» VII.1.26.

162) «Бундахишн» 31.8.

163) «Бундахишн» 29.9.

164) Там же.

165) «Бундахишн» 34.5-6.

166) «Яшт» 5.33-35; 9.13-15; 15.23-25; 17.34-35.

167) «Видевдат» 8.72.

168) Пояснение см. в статье: Трита I.

169) «Денкарт» VII.1.25.

170) «Денкарт» VII.1.27.

171) «Меног-и Храт» 27.40.

172) «Денкарт» VII.1.26.

173) «Бундахишн» 23.2-3.

174) «Денкарт» VII.1.26.

175) Венеры.

176) Знамя Кейев — государственное знамя Ирана при Сасанидах (а возможно ещё и в парфянское время, поскольку его изображение встречается на аршакидских монетах), уничтоженное арабами после победы при Кадисии в 637 г. н.э. По-видимому, официальное его название было «знамя Кейанидов» или «царское знамя». Но, вероятно, уже в пехлевийских первоисточниках Фирдоуси название знамени («кейанское») смешивается с именем Кавы, поскольку народное сказание о кузнеце уже нельзя было исключить из общего цикла преданий. (Примеч. А.А. Старикова.)

177) Мехрга́н — зороастрийский осенний праздник урожая, отмечавшийся в течение пяти дней (как и все праздники) начиная со дня осеннего равноденствия.

178) По сюжету «Шахнаме».

179) По сюжету «Шахнаме».

180) В одной из редакций «Бундахишна» (31.9): Анидáр и Анастáб.

181) В одной из редакций «Бундахишна» (31.9): Гугáк.

182) Правомерно и иное толкование: пара родилась.

183) См. внутритекстовый комментарий на с. 200.

184) Во времена Фирдоуси имя «Менучехр» утеряло свой первоначальный смысл (см. с. 199) и воспринималось как «обладатель райского облика» («мину» — небо, «чехр». «чехре» — лицо, облик). (Примеч. А.А. Старикова.)

185) См. примеч. 459 на с. 197.

186) Кабулистáн — город или область в районе совр. Кабула в Афганистане.

187) «Денкарт» VII.2.68.

188) «Бундахишн» 31.14.

189) «Бундахишн» 31.15.

190) SBE. Vol. XXIII. Р. 144. Note 7.

191) «Денкарт» VII.1.29, «Меног-и Храт» 27.42-43.

192) «Бундахишн» 31.21.

193) В подлиннике это слово употреблено в единственном числе и в более поздней форме, которая и перешла в фарси: «Йездан», — то есть, очевидно, Агрерат просит покровительства иранцам у Ормазда.

194) «Бундахишн» 31.21.

195) «Бундахишн» 31.22.

196) См. с. 105, примеч. 185 там же и внутритекстовый комментарий на с. 202-203.

197) «Бундахишн» 34.6. По некоторым источникам (например, «Меног-и Храт» 27.44), Фрасийак захватил только часть Ирана.

198) «Денкарт» VII.1.9 и далее.

199) «Денкарт» VII.1.9, 15-16, 19-20, 25, 28-29.

200) «Яшт» 19.34-36, 38 - см. с. 178-179.

201) «Яшт» 19.46-50 - см. с. 183-184.

202) «Яшт» 19.51 - см. с. 184.

203) «Яшт» 5.41-42.

204) После каждой неудачи Франграсйан произносит всё больше ругательств, увеличивая число слов на непонятном языке, не поддающихся переводу. (Примеч. И. М. Стеблин-Каменского.)

205) «Яшт» 19.56-64.

206) «Яшт» 5.43.

207) «Яшт» 19.82.

208) «Денкарт» VII.2.68.

209) «Бундахишн» 12.20.

210) «Бундахишн» 20.34; «Меног-и Храт» 27.44.

211) «Бундахишн» 13.16.

212) В одном из списков «Бундахишна» здесь вместо Фрасийана упоминается Порушáсп, отец Заратушта, — бесспорная ошибка переписчика.

213) «Бундахишн» 20.34, кратко в «Меног-и Храт» 27.44.

214) «Яшт» 19.92 и др.

215) Имеется в виду пояс авйанха́на (кусти́) — отличительный знак зороастрийцев и обязательный атрибут их одеяния. Подробнее см. в примеч. 665 на с. 269.

216) «Затспрам» 12.3-4.

217) «Яшт» 8.37-38.

218) «Меног-и Храт» 27.44.

219) «Денкарт» VII.1.29.

220) «Меног-и Храт» 27.44.

221) «Бундахишн» 20.11.

222) «Денкарт» VII.1.29.

223) «Бундахишн» 14.15, «Затспрам» 9.19.

224) «Бундахишн» 31.13.

225) «Затспрам» 15.2; подробно см. на с. 257.

226) Нейрéм — Нерима́н (см. далее — с. 215).

227) Амóл (фарси) — город севернее горы Демавенд в совр. Мазендаране; во времена Фирдоуси — административный центр Мазендарана.

228) «Бундахишн» 31.23.

229) «Бундахишн» 29.6.

230) «Яшт» 5.54, 57.

231) «Датастан-и Деник» 210.6-13.

232) «Яшт» 5.53-54.

233) «Яшт» 5.55-59.

234) «Бундахишн» 29.5-6.

235) «Денкарт» VII.1.31.

236) «Бундахишн» 31.13, 23 и др.

237) Подробности сюжетов неизвестны.

238) «Видевдат» 22 — см. с. 154-156.

239) «Бундахишн» 31.27.

240) «Ясна» 9.7.

241) «Яшт» 19.38, «Денкарт» VII.1.32.

242) Трита назван царём Парадата только в «Видевдат» 20.1-2; в других текстах он не причисляется к династии.

243) Стариков А.А. Фирдоуси и его поэма «Шахнаме» // Фирдоуси. Т. 1. С. 525, 526.

244) Мужская Отвага, Мужей Отвага — авест. Хам-Верети, абстрактное божество мужества и смелости.

245) «Яшт» 19.38.

246) «Денкарт» VII.1.32.

247) «Ясна» 9.10.

248) «Ясна» 9.11, «Яшт» 19.40, «Денкарт» VII.1.32, «Ривайат» 18.f5.

249) «Яшт» 19.41, «Денкарт» VII.1.32, «Меног-и Храт» 27.50 (фигурирует Сам), «Ривайат» 18.f9.

250) В персидской версии «Ривайата» — семь.

251) «Яшт» 19.41, «Ривайат» 18.f16-17.

252) «Яшт» 19.43-44.

253) Персидский «Ривайат». «Палиценосец» — один из эпитетов Керсаспы.

254) «Ясна» 9.11, «Яшт» 19.40.

255) «Ривайат» 18.f5.

256) «Ясна» 9.11, «Яшт» 19.40.

257) Там же.

258) Там же.

259) «Ривайат» 18.f6.

260) «Ясна» 9.11, «Яшт» 19.40.

261) «Ривайат» 18.f6.

262) «Ясна» 9.11, «Яшт» 19.40, «Ривайат» 18.f6, кратко в «Денкарт» VII.1.32; IX.15.1-4 и в «Меног-и Храт» 27.50 (фигурирует Сам).

263) Кешéф — приток реки Гериргд на иранской территории совр. Хорасана. (Столица древнего Хорасана, город Туc на берегу Кешефа, — родина Фирдоуси).

264) Китайским, то есть жёлтым (цвет яда дракона) морем.

265) «Яшт» 5.38.

266) «Ривайат» 18.f9.

267) «Яшт» 5.37-38.

268) В персидском «Ривайате» — лошадей и ослов.

269) Неизвестный персонаж; возможно, тождествен дэвоборцу Акхуре, сыну Хаосрáвы, упоминаемому в «Мемориальном списке» (137). В персидской версии «Ривайата» не фигурирует.

270) «Ривайат» 18.f9-f13; отдельные ссылки и упоминания в: «Яшт» 19.41, «Денкарт» VII.1.32, IX.15.1-4, «Меног-и Храт» 27.50 (фигурирует Сам).

271) «Ясна» 9.11, «Яшт» 15.28, «Бундахишн» 31.26.

272) «Яшт» 19.41.

273) «Яшт» 15.28.

274) «Яшт» 19.41, «Денкарт» IX.15.1-4.

275) «Яшт» 19.41. В персидском «Ривайате» — семь сыновей.

276) «Ривайат» 18.f16.

277) «Ривайат» 18.f17, кратко в «Яшт» 19.41.

278) Очевидно, имеются в виду копыта. (Примеч. И.М. Стеблин-Каменского.)

279) «Яшт» 19.43-44.

280) «Ривайат» 18.f20f-22.

281) «Яшт» 13.136.

282) Перевод приблизителен, место в рукописях испорчено. (Примеч. И.М. Стеблин-Каменского.)

283) «Яшт» 19.41-42. Подробности подвигов неизвестны.

284) «Меног-и Храт» 27.49-50, отдельные краткие ссылки и упоминания в «Денкарт» IX.15.1-4.

285) В русской транслитерации О.М. Чунаковой — Пашни́ч.

286) Меног-и Храт. Примеч. 39.

287) Там же. С. 133.

288) «Меног-и Храт» 27.53 (фигурирует Сам), многократно в «Ривайат» 18.f.

289) «Бундахишн» 29.7.

290) «Ривайат» 18.f, многократно. Миф об оскорблении Керсаспом огня восходит к авестийской традиции, поскольку ссылка на него содержится в «Денкарт» IX.15.1-4 (этот раздел «Денкарта» является конспективным пересказом 14-го фрагарда утраченного «Судкар-наска» «Авесты»).

291) В разных списках «Бундахишна» это имя написано по-разному: Нихáг, Нихáв, Нихáу , Нийáг.

292) «Бундахишн» 29.7, 11, «Меног-и Храт» 62.20-21.

293) В одном из списков «Бундахишна» в этом месте добавлено: и он покрыт снегами.

294) «Бундахишн» 29.8-9, «Денкарт» VII.10.10, «Меног-и Храт» 62.23-24, пехлевийский «Бахман-яшт» 3.59-61.

295) «Яшт» 13.61, «Бундахишн» 29.8.

296) Стариков А.А. Комментарии // Фирдоуси. Т. 1. С. 634.

297) См., например: Дьяконов И.-2. С. 138, 143-144.

298) Там же. С. 138; см. на с. 324.

299) То есть, по-видимому, младенец был завёрнут в набедренную повязку и оставлен на берегу. Предлагалось и другое толкование этого фрагмента: маленького Кавада, запелёнутого в повязку, пустили плыть по реке в корзине — сравн. с библейским сказанием о Моисее.

300) «Бундахишн» 31.24. В подлиннике попытка объяснить имя «Кавад» созвучием с «кавадакáн» — «дверной порог».

301) «Яшт» 19.71, «Денкарт» VII.1.33.

302) «Меног-и Храт» 27.47-48, «Денкарт» VII.1.33.

303) «Бундахишн» 34.7.

304) «Бундахишн» 31.25.

305) Там же.

306) «Яшт» 19.71.

307) Неизвестный персонаж (имя означает: «Рассвет»); возможно, тождествен упоминаемому в «Мемориальном списке» (113, 140) Усенéманху, жена которого, Фрéни, в этом случае должна соответствовать Фарханг «Бундахишна».

308) «Бундахишн» 31.31-34.

309) «Денкарт» VII.1.35.

310) «Яшт» 5.45-47.

311) Райнидар (среднеперс. поздн.) — визирь.

312) Неизвестный персонаж. Сюжет мифа, скорее всего, аналогичен сюжету сказания о Явиште, сыне Фрияна — см. с. 343-367.

313) «Денкарт» VII.1.36-37.

314) «Денкарт» IX.22.4-12, но традиция авестийская (этот раздел «Денкарта» является конспективным пересказом одного из утраченных насков «Авесты»).

315) «Бундахишн» 34.7.

316) «Затспрам» 12.8-13.

317) «Денкарт» VII.2.61.

318) «Затспрам» 12.14-25.

319) «Меног-и Храт» 27.54-56.

320) Стариков А.А. Комментарии // Фирдоуси. Т. I. С. 637.

321) «Яшт» 19.71, «Денкарт» VII.1.38.

322) «Денкарт» VII.1.38, «Меног-и Храт» 27.57, пехлевийский «Бахман-яшт» 3.25-26, «Ривайат» 49.1.

323) «Ривайат» 49.1.

324) «Денкарт» VII.1.38.

325) «Ривайат» 49.2.

326) «Яшт» 9.18, 22; 17.38, 42; 19.77.

327) Возможно, отголосок зороастрийской легенды о Фарханг — см. выше, с. 229.

328) По сюжету «Шахнаме».

329) «Бундахишн» 31.18.

330) По сюжету «Шахнаме».

331) См. переводы: Дж. Дармстетера (SBE. Vol. XXIII. P. 66, 256, 304), полагавшего, что имя противника Хаосравы — Аурвасáра, а «западнёй» является Белый Лес (место будущего сражения Виштаспа с Арджаспом — см. с. 332); И.С. Брагинского (Авеста-РП. С. 208, 230).

332) «Сихрочак» 9.

333) «Денкарт» VII.1.39, «Бундахишн» 31.18.

334) «Бундахишн» 34.7.

335) «Денкарт» VII.1.39, «Меног-и Храт» 27.59-61.

336) «Бундахишн» 22.2.

337) «Бундахишн» 17.7.

338) «Бундахишн» 17.4; подробно см. на с. 173.

339) «Бундахишн» 12.26, 17.7.

340) «Меног-и Храт» 2.95.

341) «Меног-и Храт» 27.58, 62, «Денкарт» VII.1.39.

342) «Ривайат» 49.3, «Бундахишн» 31.18.

343) «Ривайат» 49.4-11.

344) Сравн. с легендой о царе Кире I, воспитанном пастухом (Геродот I. 108-113).

345) Крепость Бехмáн точно не конкретизируется. У арабского географа Якута (XIII в.) есть краткое упоминание о цитадели «Бахмандаш» у Ардебиля (северозападный Иран), что не очень увязывается с развитием событий в повествовании Фирдоуси, приуроченных в основном к Средней Азии и востоку Ирана. (Примеч. А.А. Старикова.)

346) Прочтение имени предположительное.

347) «Бундахишн» 31.28.

348) «Бундахишн» 34.7.

349) «Меног-н Храт» 27.64-67.

350) Чунакова О.М. Комментарий // Меног-и Храт. С. 178.

351) «Бундахишн» 31.29.

352) Из расчёта, что Заратуштра обратил Виштаспу в 42 года, а Виштасп, до пришествия [маздаяснийской] религии, [правил] тридцать лет («Бундахишн» 34.7).

353) «Ясна» 9.13.


Назад К оглавлению Дальше

























Написать нам: halgar@xlegio.ru