Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

{I}

В начале нынешняго века геттингенский профессор Георг Сарторий издал свой труд: Geschichte des hanseatischen Bundes, В. 1-3, 1801—1808. Этот труд в некоторых отношениях и доселе классический оказался однако с перваго раза слаб в тех частях, где дело шло о торговле Ганзы с Новгородом: Сарторий был недостатачно знаком с новгородской историей, что верно заметил в свое время историограф Карамзин; как мало Сарторий понимал русскую историю вообще, можно видеть например из следующаго его суждения по поводу закрытия новгородской конторы в 1494 году: «Новгород и Псков постепенно развивались по образцу ганзейских общин, откуда муниципальныя вольности были пересажены в Россию: Иван III-й догадывался, откуда зашло это чужестранное растение— свобода — в несвойственный ему климат» и т.п. Печатных документов относительно ганзейской русской торговли в то время почти не было; Сарторий был даже того мнения, что эта торговля держалась обычаем, в доказательство чего ссылался на следующий факт: когда на ганзейском собрании 1554 года стали спрашивать, в чем именно состояли привилегии русской торговли, и сохранились-ли какие-нибудь документы, до нея относящиеся, то по наведенным справкам таких документов неоказалось в архивах немецких городов; на счет же привилегий помнили, что торговля в Новгороде была безпошлинная, и потому {II} весьма выгодная. Но продолжая заниматься тем же предметом, Сарторий должен был разубедиться в своем взгляде: для своего новаго труда, содержащаго переработку истории ганзейскаго союза до 1370 года, и изданнаго уже по смерти его почитателем его Лаппенбергом под названием: Urkundliche Geschichte des Ursprungs der deutschen Hansa, 1830, B. I-II (второй том — сборник документов с важными примечаниями). Сарторий пользовался Смоленским договором 1220 г. по немецкому переводу Эверса, так называемым проектом договора с Новгородом 1209 года и немецкой договорной грамотой 1270 года; тут же он подробно изложил содержание древней скры, т.е. устава Новгородскаго двора с последующими ея дополнениями, так что очерк русской торговли с Ганзой вышел на этот раз гораздо обстоятельнее прежняго^*). Труды Сартория служили главным пособием Ризенкампфу, составившему интересный очерк немецкой конторы в Новгороде: der deutsche Hof zu Nowgorod, 1854. Автор был знаком с некоторыми русскими источниками и пособиями, которыя послужили ему в большую пользу: достаточно например назвать такой примечательный труд, как «об отношениях Новгорода к великим князьям» г. Соловьева; любопытен вывод, к которому пришел Ризенкампф: по его мнению торговля для Ганзы была более выгодна, чем для Новгорода; хотя Сарторий также говорил о тяжкой монополии Ганзы и не скрывал того обстоятельства, что сами Немцы в позднейшее время раскаивались за свои обманы в русской торговле, но он еще чаще любил говорить о благодетельном культурном значении Ганзы для народов, с которыми она вела торговлю. Ранее Ризенкампфа, но далеко не с таким успехом г. Славянский написал «Историческое обозрение торговых {III} сношений Новгорода с Готландом и Любеком» 1847; впрочем это обозрение имеет свою цену выборкой и группировкой фактов. В ближайшее время тому же предмету посвящено было несколько интересных страниц в трудах гг. Костомарова, Севернорусския народоправства, т. 2, 1863, Аристова, Промышленность древней Руси, 1866, Фортинскаго, Приморские вендские города и их влияние на образов. ганз. союза, 1877. Более подробно были изследованы и комментированы отдельные договоры с Ганзой: так называемый проект договора 1269 года, долгое время бывший почти единственным памятником в этом роде, разсматривали Лерберг, Круг, Карамзин, Славянский и другие; критический свод мнений о его значении представлен г. Андреевским в его разсуждении «О договоре Новгорода с немецкими городами и Готландом, заключ. в 1270 г.» 1855; важное приложение к нему составляют немецкий и русский переводы древней скры с ея дополнениями XIII—XIV веков, за исключением так называемой третьей скры 1370 года; нужныя поправки к этому переводу предложены Энгельманом (Отеч. Зап. том С). Договоры Ярослава Владимировича и Александра Невскаго издал с ценными комментариями И.И. Срезневский в Изв. 2 отд. Ак. Наук, т. VI; Смоленские договоры издал г. Куник в приложениях к Русско-ливонским Актам с обстоятельным к ним введением; г. Владимирский-Буданов в его прекрасной «Хрестоматии по истор. рус. права, вып. 1, также комментировал торговые договоры с Немцами и пр.

Между тем после сборника документов Сартория–Лаппенберга (Urkundliche Geschichte В. 2) в печати явились и другие сборники, где содержится большое количество разных актов, относящихся до торговли с Немцами Новгорода, Пскова, Смоленска и Полоцка, каковы: торговые договоры, отчеты и донесения ганзейских послов, бывших в Новгороде, переписка городских ратов и новгородской конторы {IV} по делам торговли, ганзейские рецессы и прочие им подобные акты. Главная масса их извлечена из архивов Риги и Ревеля; из них составились такие обширные сборники, как Бунге, Liv-, Est- lind Kurländisches Urkundenbuch, В. I -VI, 1853—1873, и Русско-ливонские Акты, собр. Напьерским, изд. Археограф. Komm. 1868. Из числа последних несколько грамот на русском языке изданы особенно под названием «Грамоты», касающ. до сношений северо-запад. России с Ригою и ганз. городами в XII—XIV в. 1857, — превосходное издание, достойное таких важных памятников нашей истории, как договор Ярослава Владимировича конца XII в. и Александра Невскаго 1260 г. Из отчета, недавно представленнаго Спб. Академии Наук г. Гильдебрандом, видно, что в ревельском архиве хранится еще много ненапечатанных материалов от XV—XVI веков, в том числе относительно торговли. Что касается Дерптскаго архива, то он не сохранился среди войн и пожаров; судя по близкой торговой связи Пскова с Дерптом нужно думать, что там хранились псковския договорныя грамоты, которых в других местах почти не оказывается. — Важный источник для истории русской ганзейской торговли представляют рецессы, т.е. постановления ганзейских собраний с относящеюся до них предварительною перепиской и последующими распоряжениями. Издание их было начато мюнхенскою исторической коммиссией под названием: Die Recesse und andere Akten der Hansetage v. 1256—1430. I. В. I-IV, 1870—1877, под ред. докт. Копмана. Продолжение издания ведёт ганзейское историческое общество, образовавшееся в 1870 году, и обнародовавшее теперь один том позднейших рецессов: Hanserecesse v. 1431—1476, В. I, 1876, под ред. барона Ф. Ропп. Впрочем в том и другом издании мало собственно рецессов, касающихся до новгородской торговли; за то есть много актов другого рода; особенно важен в издании Роппа отчет ганзейских послов, {V} бывших в Новгороде в 1430 году; также помещены две немецких договорных грамоты Новгорода с Ганзой от 1434 и 1436 года, доселе бывших неизвестными. Тоже ганзейское общество предприняло издание новаго сборника ганзейских документов частию в полном их виде, частию в сокращениях и регестах: один том его уже вышел под ред. Гельбаума: Hansisches Urkundenbuch, В. I. 1870. Наконец оно же издает специальный журнал ганзейской истории — Hansische Gcsrhichtsblätter — по книжке в год: в журнале есть несколько хороших статей, например о положении отдельных городов в союзе, и по другим специальным вопросам истории Ганзы. Что касается рецессов, то краткое собрание их заключается еще в ганзейской хронике Виллебрандта, Hansische Chronik, 1748, Lübek, — сделанное любецким бургомистром Келером в ХVII веке; эти рецессы составляют лучшую часть хроники (вторую); она также важна приложениями актов относительно ганзейскаго посольства, бывшаго в Москве при Борисе Федоровиче Годунове и скры XVI века, составленной уже по возобновлении двора, закрытаго Иваном Васильевичем.

В этих печатных документах встречаются указания, когда и как из новгородскаго двора они перешли в архивы остзейских городов. Так, в 1338 году, заключа с Новгородом мирный договор, ганзейские послы благодарили рижский рат за пересылку им русских грамот, которыя были нужны при переговорах с Новгородом, и которыя теперь они обратно отсылали в Ригу (Рус. Лив. Ак. № 81). Около 1370 года, по случаю разлада с Новгородом и запрещения русской торговли, ганзейские купцы увезли в Дерпт все церковныя вещи, книги и архив (Urk. Gesell. II, S. 290). В начале XV века, также по случаю размирья с Новгородом, контора переправила книги и архив в Ревель (Рус. Лив. А. № 162). Нужно взять еще во внимание, что в Новгороде часто бывали обширные пожары, от которых {VI} терпел и немецкий двор; поэтому, из предосторожности, Немцы постепенно отправляли в Лифляндию свои документы, которыми, как увидим, они очень дорожили при переговорах с Новгородцами. Отсюда должно объяснять приводимый Сарторием факт, что в XVI веке в архивах германских городов ненашлось документов относительно русской торговли, если не предположить, что сами смотрители архивов неумели их отыскать среди других многочисленных документов; что некоторая часть их попала и в Германию, доказывает например любецкий сборник, в котором есть такие документы, найденные именно в архиве Любека и других немецких городов; но наибольшее число их действительно хранилось с давних пор в наших остзейских городах.

Конечно в указанных выше сборниках не все акты новы, и не все имеют одинаковое достоинство. Иные из них — простая перепечатка прежде обнародованных актов; многие однородны по содержанию, так что позднейшие акты повторяют более или менее кратко акты прежние. Иные оказываются очень незначительнаго содержания: после длиннаго приступа, развивающаго какую нибудь общую мысль, чаще всего любимую в средневековых актах, мысль о слабости человеческой памяти и необходимости предавать письму людския деяния, эти акты иногда слишком мало говорят о самом предмете. Наконец, некоторые отличаются малодостоверным характером, а каким-то придирчивым и брюзгливым тоном. Вообще весьма нелегко найти в этих канцелярских произведениях истинный смысл, сквозь общия фразы усмотреть действительныя и верныя черты: иной раз эти черты удобнее подметить как нибудь со стороны и мимоходом, а не там, где ожидаешь их встретить. Но за всем тем есть много документов, действительно ценных, которые не только восполняют в значительной степени наши сведения о торговле Руси с Ганзой, но и {VII} представляют иногда дело с некоторых новых сторон; иные из них имеют прямое значение для внутренней истории Новгорода вообще. В настоящем труде мы поставили себе именно эту задачу, чтобы на основании документов и летописных данных восполнить сведения о торговле Новгорода и западной Руси с Ганзой до закрытия немецкаго двора в Новгороде в 1404 году, и на основании новых фактов представить критическую проверку выводов, сделанных в прежних ученых трудах. Не разсчитываем на полную обработку всех относящихся сюда материалов, одно чтение которых, особенно древненемецких актов представляет немалыя трудности; не надеемся также везде в новом свете представить занимающий нас предмет; однако решаемся исполнить нашу задачу именно в предположенных размерах, руководствуясь тою мыслию, что более широкая постановка задачи удобнее для достижения цельнаго взгляда на предмет и для лучшей оценки фактов, смысл которых полнее открывается в том случае, если они подводятся под одну общую идею. Разумеется, нужно согласиться с немецкими историками, что торговля с Новгородом была очень выгодна для Ганзы, в чем и сама она признавалась; верно также, что ганзейская торговля возбуждала по всей новгородской земле живое промышленное движение. Не только первостатейные, новгородские купцы, как иванские и заморские, делали из нея важный промысел; от нея получали доходы и заработки второстепенные купцы и мелкие торговцы, ремесленники, лоцманы, извощики, носильщики и весь промысловой новгородский люд. Великий князь, владыка и бояре сбывали Немцам предметы своего обширнаго хозяйства и были у них самыми крупными покупателями; отдельныя боярския и купеческия семьи сильно богатели от немецкой торговли, да и весь Великий Новгород откупался от великих князей конечно в значительной степени с помощью тех средств, какия давала ему торговля {VIII} с ганзейскими немцами. Но за всем тем мы далеки от мысли признавать за ганзейскими купцами какую-то особенную роль носителей высшей культуры, чрез которых будто-бы для Новгорода были открыты врата европейской цивилизации, как выражается один немецкий ученый⁺⁾. В самом деле, какия стороны европейской цивилизации могли показать Новгороду ганзейские Немцы? Разве новгородский боярин стал культурным европейцем, от того, что он одевался в цветное немецкое платье, да пил немецкое вино? Да и чем лучше была средневековая европейская цивилизация, — церковь, государственный и общественный строй, наука и образованность вообще, чтобы Новгороду нужно было заботиться об усвоении этой цивилизации, предположа даже, что ганзейские купцы могли стать ея провозвестниками на Руси? И наконец можно ли заимствовать чужую культуру? Ведь истинная культура, до какой бы степени развития она ни достигла, бывает непременно самобытна и национальна; привить чужую культуру не в состоянии не только купцы, но даже люди, гораздо более их сильные властью и интеллектуальным влиянием; для купцов же довольно и того, что они берут за свои услуги некоторые барыши, притом иногда довольно значительные, как ганзейские купцы в Новгороде. Справедливость впрочем требует сказать, что сами ганзейские купцы не помышляли о своей культуртрегерской роли; ее навязывают им только некоторые немецкие историки, отожествляющие два понятия, одно другому далеко неравныя: историю торговли и историю культуры.

С. Петербург, 1-го сентября 1878.

Михаил Бережков.

К оглавлению Дальше

^*) По русски его перевел С. Строев в Журн. Мин. Нар. Просв. Ч. XVII и XXII, 1838—1839 г.

⁺⁾ Н. Hermann., Beiträge zur Geschichte des Russischen Reiches. 1843. Leipzig. Помещенная в этих приложениях небольшая статейка о торговле немцев с Новгородом замечательна крайне утрированным взглядом на значение этой торговли.