Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
Вестник истории мировой культуры, 1958, № 6.
[170] — конец страницы.
В серии «Великие цивилизации раннего времени» вышла книга профессора Фридриха Матца (Марбург) «Крит, Микены, Троя. Минойский и гомеровский мир».1) Книга посвящена одной из ярчайших цивилизаций древнего мира — крито-микенской, существовавшей в 3–2-м тысячелетиях до н. э. на территории эгейского мира: в материковой Греции, на островах Эгейского моря и в Западной Малой Азии (Троада).
Крито-микенская культура — большой и яркий этап в развитии мировой культуры. Многие элементы ее оказали существенное влияние на последующее общественно-культурное развитие человечества. Рабовладельческие государства на Крите, в Микенах и других центрах Греции (Пилос, Тиринф и др.) были древнейшими классовыми обществами на территории Европы. Как показали новейшие исследования лингвистов, работающих над дешифровкой древних критских и пилосских письмен, написанных так называемым линейным письмом Б, носители крито-микенской культуры дали первые образцы письменности, донесшей до нас догомеровский греческий язык. Неизмерим вклад носителей крито-микенской культуры в сокровищницу мирового искусства. Архитектурные формы, найденные на заре бронзового века еще в начале 3-го тысячелетия до н. э. жителями материковой Греции (например, мегарон), получили позднее, в классическую эпоху, широкое развитие. Фресковая живопись Кносского дворца на Крите и Тиринфского в Южной Греции по яркости, разнообразию красок и смелости исполнения не имеют себе равных среди известных произведений искусства древнего мира. Техника фресок (разрисовка по влажной штукатурке), впервые примененная в крито-микенском мире, позже была широко распространена в античном искусстве, а затем в монументальной живописи средневековья (в Византии, в Древней Руси, в Болгарии, во Франции и других странах) и в эпоху Возрождения. Замечательны по форме и особенно по рисунку образцы крито-микенских сосудов: подбор красок, реалистичность исполнения, разнообразие мотивов — все это отличается [170] тонким вкусом. То же можно сказать о металлическом ремесле Микен и Трои с их несравнимыми образцами инкрустации по металлу, художественной ковки и т. д.; о камнерезном деле Крита с полными реалистической экспрессии изображениями на сосудах, перстнях, печатях. Изучение этого интереснейшего периода в истории человечества и популяризация знаний о нем — одна из серьезных задач историков и искусствоведов — исследователей культуры древнего мира.
В последнее время вышел ряд книг, освещающих отдельные вопросы истории Крита, Микен и Трои, и публикаций археологического материала из раскопок в центрах этой культуры.2) Тем не менее выход в свет книги Фридриха Матца следует приветствовать как работу, подводящую итог этим новейшим исследованиям, публикациям и являющуюся нужным и квалифицированным сводом имеющихся в науке сведений по широкому кругу вопросов крито-микенской культуры.
Изложение истории и культуры Эгейского мира автор начинает с эпохи неолита. Это довольно своеобразно: многие из исследователей крито-микенской культуры начинали свое изложение сразу с эпохи бронзы, т. е. уже собственно крито-микенской культуры, не касаясь, таким образом, ее предыстории. Метод изложения профессора Матца кажется нам более удачным, так как неолитическая эпоха может служить ключом к объяснению многих более поздних культурных явлений. Такая точка зрения автора на неолит эгейских областей чувствуется в заглавии этой первой главы: «Восход».
В неолитическую эпоху автор прослеживает в Эгеиде два периода: собственно неолитический и субнеолитический (переход к металлу). Здесь освещены главным образом два вопроса: формы жилищ и формы керамики. В первых профессор Матц видит проявление самостоятельной деятельности неолитических племен эгейских областей (главным образом материковой Греции). В формах же и орнаментации керамики он усматривает в ранний период влияние переднеазиатских племен с их раскрашенной керамикой (Buntkeramik), а в более поздний — влияние ленточной керамики (Bandkeramik) европейских народов. В обоих случаях культурное влияние объясняется миграцией, вторжением.3)
Не отрицая возможности миграций в неолитическую эпоху, мы хотели бы, однако, отметить, что появление новых мотивов в узорах керамики само по себе все же не дает еще оснований для категорических утверждений. В той же, если не в большей, мере можно говорить о культурных связях, о наличии обмена между этими областями. Такой взгляд нам представляется более правдоподобным, потому что весь облик неолитической культуры материковой Греции (Фессалия) и Крита4) в целом свидетельствует о постепенном внутреннем развитии форм жилища, нераскрашенной керамики и орудий — каменных топоров.
Остановившись так подробно на характеристике керамики, автор, к сожалению, совсем не уделил места описанию форм орудий производства неолитического времени. Между тем, их исследование может дать немало для общей характеристики общества, уровня его культурного и хозяйственного развития. Думается, в ранне-неолитическое время у нас еще нет достаточных оснований считать жителей землепашцами и скотоводами, как это полагает автор (стр. 12-13). Археологический материал, который подтверждал [171] бы такую точку зрения, полностью отсутствует. Находимые в ранне-неолитических поселениях орудия скорее свидетельствуют об охоте как основном занятии жителей. Картина меняется в более позднюю, неолитическую эпоху, когда входят в употребление зернотерки и каменные ступы, пряслица для прядения волокон. В сочетании с этими орудиями зерна чечевицы, гороха, пшеницы, встречающиеся в поздних слоях неолитических поселений, могут служить неопровержимым доказательством наличия земледелия. Планировка поселков дает возможность сделать заключение о родо-племенном строе эгейского общества в неолитическую эпоху, а большое количество глиняных и каменных женских статуэток, указывающих на наличие культа женщины-матери, в сочетании с общим неолитическим обликом культуры этого общества может свидетельствовать о господстве в нем матриархальных отношений.
Наступивший затем период раннего металла рассматривается профессором Матцем в четырех областях: в Трое, на островах Эгейского моря, на Крите и в материковой Греции. Подробнее всего автор остановился на ранней бронзе Трои. На холме Гиссарлык, близ западного побережья Малой Азии, еще в 70-х годах прошлого века археолог-самоучка Генрих Шлиманн открыл несколько древних поселений, расположенных одно над другим. Он стремился отыскать под «пеплом и мусором столетий» гомеровскую Трою. Но в своем неистовом увлечении он почти срыл остатки того города, гибель которого послужила сюжетом для народного эпоса, легшего в основу Илиады. Все же свое внимание Шлиманн сосредоточил на том слое, в котором он нашел следы пожара, остатки мощных городских стен, причудливую керамику и, наконец, необычайный по богатству клад, содержавший множество высокохудожественных изделий из золота, серебра, бронзы и камня. Шлиманн считал этот слой (Троя II) гомеровской Троей, погибшей в пламени пожара. Лишь в конце жизни, пройдя долгий путь раскопочной деятельности, он усомнился в правильности своего утверждения. Матц дает историю раскопок Трои от Шлиманна до Блегена, руководившего американскими раскопками в 30-х годах нашего столетия. Материал подан, как и следовало ожидать в сжатом очерке, суммарно; основное внимание уделено планировке жилищ, укреплений, керамике. Но основная мысль автора сформулирована очень четко: Троя I и Троя II представляют собой культурные слои ранне-бронзового времени (с начала по конец 3-го тысячелетия до н. э.), отделенного от гомеровской Трои периодом около 1000 лет; эта культура не стоит изолированно, но является частью ранне-бронзовой культуры, которая охватывала весь запад Малой Азии с некоторыми из островов Эгейского моря. Это последнее утверждение возможно было сделать на основании изучения последних (30-е годы) раскопок на Лесбосе, Лемносе и на Малоазийском полуострове, которые дали материал, сходный с троянским.5)
Возражения вызывает только утверждение, что поселения этого времени носят торговый характер и что «правители Трои не были крестьянскими царями» (стр. 19). В эту раннюю эпоху, когда связи были эпизодичны и обмен не мог еще носить регулярного характера, невозможно себе представить общество, живущее только торговлей. Ни богатство племенных вождей, ни выгодное расположение Трои у входа в Геллеспонт не могут служить достаточным тому доказательством. Богатство племенной знати, столь ярко выступающее в погребениях и кладах, характерно для самых различных племен на высоком этапе развития родового строя, в том числе и у племен с бесспорно для нас ясной земледельческой культурой. Во всяком [172] случае, материалы американских раскопок в Трое свидетельствуют об интенсивной трудовой деятельности ее населения, в том числе и сельскохозяйственной.6)
После разбора форм жилища, могил и особенно узоров керамики в раннебронзовую эпоху в других трех областях (т. е. в островном мире, в материковой Греции и на Крите) автор приходит к заключению, что, во-первых, несмотря на некоторые различия, культура всех четырех областей была едина; во-вторых, металл и одновременная его появлению культура не были принесены новым народом, путешествовавшим с Востока на Запад, из Малой Азии через острова в материковую Грецию, но были созданы тем населением, которое еще в неолитическую эпоху мы встречаем в областях Эгейского бассейна (стр. 41). Такая точка зрения представляется нам обоснованной. Исследования последних лет показали, что появление металла нельзя связывать с переселением в Эгейский бассейн новых племен из Малой Азии, принесших с собою, якобы, металл. Его появление засвидетельствовано почти одновременно во всех областях, где были месторождения меди: на Кипре, в Малой Азии и на севере Греции, в Македонии.
Центральную часть изложения составляют главы 3-я и 4-я: «Островное государство Миноса» и «Греция в героическое время», освещающие эгейское общество и культуру в эпоху расцвета (середина 2-го тыс. до н. э.). Обе главы построены по одному образцу: автор характеризует сначала памятники архитектуры (дворцы, города, погребальные сооружения), далее дает описание внешнего облика людей (физический тип, одежда, прическа и т. п.), затем следуют разделы «Общество и хозяйство», «Религия и культы» и, наконец, краткое заключение, касающееся гражданской истории критского и микенского обществ.
Описание величественного дворца Миноса — Лабиринта дано с большим мастерством. Несмотря на краткость изложения, у читателя создается полное представление о планировке дворца с центральным двором и окружающими его бесчисленными прямоугольными помещениями, расположенными в строгом порядке. Весьма существенно и то, что Матц дает описания и других дворцов Крита (в Маллии, Агиа-Триаде, Фесте), с которыми обычно читатели менее знакомы, чем с кносским, а после описания Микен останавливается на строительных комплексах Тиринфа и Пилоса. Но все это описание дается не только для того, чтобы дать читателю почувствовать колорит критской архитектуры, но и для того, чтобы проследить развитие архитектурных форм в эгейском мире. Матц приходит к выводу, что планировка критского дворца (он называет ее конъюнктивной дворовой системой: konjunktive Hofsystem) уходит своими корнями в раннеэгейскую культуру, где есть много примеров расположения строительных сооружений вокруг двора (модель дома, найденная на Мелосе, и др.) и является чисто средиземноморской.
В других строительных комплексах эгейского мира, например, в субнеолитическом поселении у фессалийской деревни Димини, автор видит скрещение двух строительных систем — троянской и критской (стр. 50-51). В монументальности микенского акрополя автор также усматривает проявление общности эгейской культуры: в планировке микенских сооружений он видит отблеск ранней Трои (I и II) и раннеэлладских слоев Тиринфа (круглое здание).
Раздел об облике людей крито-микенской эпохи заканчивается в обеих главах выводами о сходстве критских (Кносс) и микенских (Тиринф) фресок и стиля изображений, а также одежды, оружия, прически, украшений, господствовавших в этом мире. [173]
Таким образом, в результате анализа всего облика культуры в различных областях эгейского мира автор приходит к обоснованному выводу о единстве крито-микенской культуры.
Было бы неправильно расценивать книгу Матца как работу чисто искусствоведческого плана. Вопросам хозяйственного и социального развития в каждом из двух последних разделов уделено определенное место, в чем мы видим положительное стремление автора дать объяснение культурным явлениям общества. К сожалению, следует констатировать, что эти разделы написаны без той яркости, которая присуща главам, посвященным культуре: они излишне лаконичны, и в них не использованы в достаточной мере сведения, которые можно почерпнуть из недавно только расшифрованных глиняных табличек, написанных линейным письмом Б. Это обстоятельство можно было бы объяснить тем, что Матц вообще оперирует археологическим материалом гораздо свободнее, чем письменными источниками, что для него «язык форм» ближе, чем язык пилосских глиняных табличек. Но даже в тех случаях, когда памятники материальной культуры могли бы осветить уровень развития производства, они остаются в тени. Мы обращали на это внимание, когда говорили о главах, посвященных неолитическому периоду. В равной, если не в большей степени, это касается характеристики более поздних периодов.
Вопрос о характере общественного строя микенской Греции и Крита в 17–15 вв. до н. э. давно служит предметом спора исследователей. Некоторые усматривали в фресках из Кносского и Тиринфского дворцов с их многочисленными и разнообразными изображениями женщин повод считать критское и микенское общество доклассовым, стоящим на стадии матриархата, другие сравнивали его с монархией Бурбонов, третьи видели в нем классовое рабовладельческое общество. Среди советских ученых господствовала последняя точка зрения, о чем свидетельствовала проведенная еще в 1940 г. Институтом истории АН СССР дискуссия о характере крито-микенского общества.7) Тогда наши ученые исходили из общего уровня развития этого общества, опираясь только на данные материальной культуры, которые в то время только и были доступны науке. Теперь, когда благодаря усилиям многих ученых (А. Эванса, Б. Грозного, Вл. Георгиева и др.), блестяще завершившимся работами М. Вентриса,8) дешифровано линейное письмо Б, которым писали в материковой Греции и на Крите как раз в микенскую эпоху, вопрос о классовом рабовладельческом характере критского и микенского общества следует считать решенным в положительную сторону.9)
Греческие общества микенской эпохи были централизованными государствами с большим административным аппаратом, частной собственностью и рабовладением.10) В глиняных табличках, найденных на Пилосе и в Крите и представляющих собой документы хозяйственной отчетности [174] (распределение продуктов, раскладка обложений, распределение скота по пастбищам и т. д.) упомянуты рабы различных категорий (zoero, voveu, pokuta, zogeja и др.). Они, за исключением привилегированной категории «божьих рабов», лишены средств производства и работают на своего хозяина; рабы не имеют семьи, а только детей; низшие категории рабов (например, из пилосских надписей группы А) не назывались по имени, в то время как даже лошади в подавляющем большинстве случаев упомянуты по именам. Кому бы ни принадлежали рабы (частным лицам, общине или царю), их могли продавать и покупать; количество рабов в крупных (возможно, дворцовых) хозяйствах достигало 4 тыс. человек.
Нельзя сказать, чтобы профессор Матц высказал бы определенное мнение по вопросу о рабовладении в эгейском мире. Ни в главе по Микенам, ни в главе по Криту нет четкого определения характера этих обществ, хотя в разделах «Общество и хозяйство» или «Государство и хозяйство» оно было бы весьма уместно. Что касается критского общества эпохи расцвета, то, как нам кажется, Матц склонен считать его рабовладельческим, во всяком случае, он считает рабынями некоторые категории лиц, упомянутых в пилосских надписях (стр. 73). Но у нас нет уверенности в том, что весь строй критского общества он признает рабовладельческим: во многих других случаях, когда по господствующему в советской литературе мнению11) в кносских и критских письменах упоминаются рабы (пастухи из кносских надписей С911 и С912), автор, кажется, видит свободное население, обязанное лишь платить налог. Это и некоторые употребляемые автором термины («вассалы», стр. 60) заставляют задуматься, уж не феодальное ли общество видит он в державе Миноса? Вообще следует сказать, что рабы в указанном разделе упомянуты лишь два раза и вскользь, так, что у читателя не создается впечатления, что речь идет о рабовладельческом обществе на Крите, хотя, видимо, первобытный строй и матриархат Матц считает в это время уже пройденным этапом, отзвуки которого слышны лишь в культах Крита (стр. 70-71). Еще меньше автор касается вопроса классовой структуры общества в главе «Героическое время в Греции».
Также следует констатировать, что изучение организации государства, его административной структуры, границ и т. д. осталось за пределами страниц книги Матца: только в разделе о Микенах этому вопросу посвящено полстраницы (стр. 135), и материал дан, таким образом, далеко не полно.
В заключение хотелось бы сказать несколько слов об оформлении книги; оно сделано, с точки зрения художественной, с большим вкусом и прекрасно с точки зрения полиграфической. Приложенные в конце работы многочисленные таблицы (их 114) дают множество новых иллюстраций по культуре эгейского мира.
1) Matz F., Kreta, Mykene, Troja. Die Minoische und Homerische Welt, Zürich, Fretz und Wasmuth Verlag, 1956, 281 S. Предыдущие выпуски этой серии были посвящены древневосточным культурам: хеттской, вавилонской, египетской и персидской.
2) Литература чрезвычайно обширна; библиография новых исследований дана в книге: Лурье С. Я., Язык и культура Микенской Греции, М.-Л., 1957, стр. 13-17, а также в рецензируемой книге Матца, стр. 277-278.
3) Более подробно этот вопрос разбирается в книге: Schachermeyer F., Die ältesten Kulturen Griechenlands, Stuttgart, 1955.
4) В этих областях неолит проявился особенно ярко.
5) Bittel К., Grundzüge der Vor- und Frühgeschichte Kleinasiens, 2 Aufl., Tübingen.
6) Blegen С. W. а. о. Troy. General Introduction, vol. 1, pt 2, Princeton, 1950, pl. 217 и 218.
7) Шепунова Т., В Академии наук СССР. Дискуссия об эгейской культуре, «Вестник древней истории», М., 1940, № 2, стр. 204-218.
8) Ventris M. and Chadwick J., Evidence for Greek Dialect in the Mycenaean Archives, «Journal of Hellenic Studies», 1953, vol. 73, pp. 84-103; Furumark A., Ägäische Texte in griechischer Sprache, «Eranos», Göteborg, 1953, vol. 51, fasc. 3-4, p. 103-120; 1954, vol.52, fasc. 1-2, pp. 18-60; Георгиев В., Введение в чтение и толкование крито-микенских надписей, «Известия АН СССР. Отделение литературы и языка», М., 1955, т. 14, вып. 3, стр. 267-279; Лурье С. Я., Опыт чтения пилосских надписей, «Вестник древней истории», М., 1955, № 3, стр. 8-36; Ленцман Я. А., Расшифровка крито-микенских надписей, «Вопросы истории», М., 1955, № 9, стр. 181-187.
9) Ленцман Я. А., Пилосские надписи и проблема рабовладения в Микенской Греции, «Вестник древней истории», М., 1955, № 4, стр. 41-62; Лурье С. Я., К вопросу о характере рабства в микенском рабовладельческом обществе, «Вестник древней истории», М., 1957, № 2, стр. 8-24.
10) Лурье С. Я., Язык и культура Микенской Греции, стр. 11.
11) Лурье С. Я., Язык и культура Микенской Греции, стр. 272.
Написать нам: halgar@xlegio.ru