Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Назад К оглавлению книги Дальше

Часть I.
Исторические реалии минойского Крита по данным письменных источников

Глава 1.
Значение дешифровки линейного письма В для работы с памятниками других эгейских письменностей и изучения истории догреческого Крита

Осуществленная уже почти полвека тому назад М. Вентрисом дешифровка линейного письма В не только позволила прочесть древнейшие греческие тексты второй половины II тыс. до н. э., но и создала основу для плодотворного исследования памятников письменности Эгеиды догреческого периода. Сюда относятся следующие четыре вида письма так называемого "эгейского" типа: критская иероглифика, линейное письмо А, минойский иератический силлабарий (письменность Фестского диска), кипро-минойское письмо.

Благодаря дешифровке линейного В, многие силлабограммы и ряд важнейших идеограмм которого почти или полностью совпадают по начертанию с соответствующими знаками линейного А, удалось прочесть подавляющее большинство надписей последнего. Аналогичным образом, т.е. с помощью иконографических сопоставлений отдельных графем, удалось приступить и к прочтению памятников критского иероглифического и кипро-минойского письма. Данные о древнейшей топонимии острова Крит, извлеченные из кносских табличек линейного письма В, могут быть использованы при построении [16] искусственной билингвы, которое выглядит сегодня единственно возможным путем для проникновения в смысл текста Фестского диска (подробнее о методике работы с минойскими текстами см. ниже).

Развитие микенологических исследований стало, таким образом, важнейшим стимулирующим фактором в изучении прочих письменных систем "эгейского" типа. После того, как дешифрованное линейное письмо В, рассматривавшееся первоначально вместе с другими письменностями минойского круга, обособилось в качестве объекта штудий для отдельной науки — микенологии, памятники остальных письменностей Крита эпохи бронзы (явно догреческих, т.е. собственно минойских) стали предметом еще одной специальной научной дисциплины — миноистики.¹⁾ Правда, четкое разграничение областей обеих этих отраслей антиковедения, ранее составлявших единое целое, стало вполне очевидным лишь в последнее время, о чем уже говорилось во введении.

Прочтение микенских текстов не только дало специалистам — лингвистам и историкам — ценнейший материал для изучения самых ранних этапов развития греческого языка и государственности. Оно пополнило новыми конкретными данными имевшиеся уже у ученых-антиковедов представления о догреческом периоде истории Эллады, и прежде всего острова Крит, основанные на анализе археологических и лингвистических материалов.

Обнаружение в табличках линейного В ряда слов, употреблявшихся греками-ахейцами, но заимствованных у догреческих обитателей Эгеиды, документирует их присутствие в древнейшем диалекте греческого языка как минимум с третьей четверти II тыс. до н. э., в то время как прежде подобная реликтовая лексика могла быть обнаружена только благодаря свидетельствам источников, зафиксированным письменно многими столетиями позднее (так, например, поэмы Гомера в том виде, в каком они известны нам, записаны лишь в VI в. до н. э.).

Многие слова, главным образом культурные термины, перешли в греческий язык из языков-предшественников. Примеры таких слов дают хозяйственные документы линейного В. Так, в них обнаружено слово a-sa-mi-to, соответствующее [17] более позднему греческому ασάμινθος — "ванна", относимому исследователями к числу заимствований из "пеласгийского" языка. Присутствует на пилосских табличках и наименование сосуда с двумя боковыми и одной верхней ручкой — ka-ti, сходного, судя по его идеограмме (206), с классической греческой гидрией (сосудом для воды). Сходство это, как выяснилось, не является случайным: в аркадском диалекте греческого языка имелось слово κάθιδοι, бывшее синонимом обычного υδρίαι. Термин ka-ti известен и минойскому языку: он встречается в критских текстах линейного письма А, которые старше табличек линейного В. Однако и здесь его, по-видимому, следует считать иноязычным заимствованием, пришедшим из Малой Азии (он имел, вероятно, общее происхождение с наименованиями сосудов в таких анатолийских языках, как иероглифический лувийский — gati и хеттский — gazzi).²⁾ Как нам уже приходилось отмечать,³⁾ один из ключевых терминов, применявшихся при описании поземельных отношений в Пилосском государстве, а именно da-ma-te, возможно имел минойское происхождение. В данной связи встает один весьма важный вопрос. Дело в том, что на материале табличек серии Ε из Пилоса, дополняемом кносскими документами, удается восстановить в целом способ описания аграрных отношений, применявшийся чиновниками ахейских владык. Но создан ли он самими носителями языка линейного В, как считают некоторые микенологи? Не заимствован ли он в большей или меньше степени греками-ахейцами у тех же критян-минойцев, у которых была заимствована их письменность? Ведь общегосударственная система землепользования ахейского времени на Крите, где, надо полагать, и произошло приспособление минойской грамоты к микенскому диалекту греческого языка, не могла быть созданной заново, ибо она складывалась не на пустом месте, а в стране с высокоразвитыми земледельческими традициями, сохранившей к тому же довольно значительный (как минимум) контингент прежнего сельскохозяйственного населения.

Поэтому многие важные элементы как общегосударственной системы землепользования, так и процедуры [18] осуществления постоянного контроля над ней, включая составление отчетной документации, могут оказаться на ахейском Крите также восходящими к соответствующей минойской традиции. То, что эту систему и эту процедуру мы застаем в документах кносского и пилосского дворцового архивов уже вполне развитыми и хорошо отлаженными, говорит в пользу их куда более давнего происхождения по сравнению со временем создания на базе минойского силлабария линейного письма В.

Исключительный интерес представляют и те данные, которые дают таблички линейного В из Кносса относительно этнического состава населения Крита в начальный период греческой колонизации острова (вторая половина XV в. до н. э.). Среди личных имен, встречающихся во всевозможных реестрах, обнаруживается множество явно негреческих. Это свидетельствует о значительном удельном весе автохтонного, доахейского элемента на Крите и после примерно полувекового владычества здесь завоевателей-ахейцев. Однако некоторые сведения, извлекаемые из кносских текстов линейного В, вместе с сообщениями античной традиции позволяют детализировать картину этнической истории острова и для более раннего времени.

Сложность состава населения догреческого Крита многократно подчеркивается в общеэллинских преданиях. Об этом единодушно говорят гомеровский эпос и древнейшие локальные мифы (подробнее см. в Ч. I, гл. 3). Среди народов, населявших Крит до прихода туда греков, традиция называет этеокритян, т.е. "истинных критян", надежно отождествляемых ныне с минойцами (западным подразделением их были кидоны), пеласгов и анатолийцев (идентифицируемых с хетто-лувийцами).

Свидетельства античной мифолого-исторической традиции об этническом составе критского населения в догреческую эпоху находят подтверждение в данных, полученных лингвистикой при изучении языковой ситуации на юге Балканского полуострова в древнейший период. Работа над дешифровкой памятников линейного письма А и анализ догреческой реликтовой лексики привели ученых к выводу о существовании на Крите ранее середины II тыс. до н. э. трех различных языков — минойского, "пеласгийского" (= фракийского) и анатолийского.

Среди прочтенных в текстах кносских табличек линейного В названий критских городов рубежа XV—XVI вв. до [19] н. э. обнаруживаются восходящие ко всем трем указанным языковым слоям. Минойское происхождение устанавливается, например, для топонимов A-mi-ni-so (минойский корень -min- содержится в словах: Μίνως — имя-титул критских царей; Μινωα — название поселений, основанных критянами в различных районах Эгеиды; mi-nu-te и других сходных формах из надписей линейного письма A), Ku-do-ni-ja (ср.: Ku-do-ni — минойское личное имя, Κύδων — внук царя Миноса, Κύδωνες — автохтонное западно-критское племя, жившее близ реки Ярдана и города Кидонии) и U-ta-no (от того же корня -tan- образованы: личные имена кносских документов линейного В Ta-no, Ta-na-to и A-ta-no; минойские формы из табличек линейного А — ta-na-ti, ta-na-no, a-ta-no, ja-ta-no; Τάνος — название еще одного критского города). Название поселения Ti-ri-to сопоставимого с Τίρινθος/Τιρυνθος (с характерным суффиксальным элементом -νθ-) может связываться с "пеласгийской" топонимией. Топоним Ru-ki-to (в греческой передаче Λύκτος) имеет отчетливую анатолийскую этимологию.⁴⁾

Даже приведенные выше не столь уж многочисленные выборочные примеры показывают информационные возможности ономастического материала, извлекаемого из текстов на табличках линейного письма В, как источника по истории Эгеиды столь отдаленного периода — от середины II тыс. до н. э. и далее вглубь веков.

Ономастический материал, как известно, поставляет основную долю тех языковых фактов, которые используются специалистами в качестве исходной базы при работе по проблематике античной лингвистической балканистики (или, иначе, палеобалканистики), особенно когда дело касается древнейшего прошлого Балкано-Малоазийского региона.

Яркие примеры плодотворного использования этого специфического материала для решения сложнейших задач лингво-этнических реконструкций благодаря применению современной научной методики, включающей в себя, помимо лексемного и форматного сопоставления, еще и выверенную процедуру этимологического анализа, [20] причем в качестве важнейшего компонента, показал Л.А. Гиндин в своих ставших классическими трудах.⁵⁾

Среди реликтовой лексики особой долговечностью обычно отличаются топонимы. В силу своей большой устойчивости во времени и стабильной привязки к конкретным пунктам или к более широким географическим объектам их названия надежно маркируют языковую принадлежность обитателей данной местности в некоторый период, зачастую весьма отдаленный хронологически от известной нам первой письменной фиксации ономастической лексемы. Поэтому именно топонимы позволяют нередко заглянуть далее всего в лингво-этническую историю того или иного региона.

Наиболее древними памятниками письменности с территории Европы являются на сегодняшний день минойские и микенские тексты II тыс. до н. э. Среди достоверно выявляемых топонимов самыми ранними по времени их письменной фиксации оказываются пока названия городов Крита, засвидетельствованные в документах бухгалтерской отчетности из архива Кносского дворца конца XV в. до н. э.

Хотя критская топонимия присутствует в хозяйственных записях, составленных на микенском диалекте греческого языка, она почти целиком принадлежит к кругу догреческой, преимущественно минойской, ономастики.⁶⁾ Первые несколько десятилетий владычества греков-ахейцев на Крите, завоеванном ими где-то около 1450 г. до н. э., похоже, в минимальной степени отразились в географической номенклатуре на острове. Пожалуй, единственное исключение здесь составляет упоминаемый в одной из табличек местный топоним *Akhaiwa (KN С 914: A-ka-wi-ja-de = Akhaiwian-de, аккузатив +de, "в Ахайю"), который ясно говорит об ахейской колонизации острова.[21]

Из упоминаемых в табличках линейного письма В кносского дворцового архива топонимов с десяток можно уверенно отождествить с теми критскими городами, которые хорошо известны по античным письменным источникам I тыс. до н. э. и ныне надежно локализуются.⁷⁾ И в ряде случаев, как мы постараемся показать ниже, имеются основания полагать, что представленные в микенской греческой передаче географические названия восходят к минойским формам не только середины II тыс. до н. э., но и намного более раннего времени.

Топоним U-ta-no,⁸⁾ соответствующий греческому "Ιτανος (общепринятый вариант русской передачи — Итан), содержит корень tan-, от которого образованы многие личные имена (антропонимы, теонимы) и другие лексемы, употребительные в минойском языке: Та-no, Ta-na-to, A-ta-no, U-ta-no (уже как личное имя) упоминаются в документах линейного письма В из Кносса; формы a-ta-no, j a-ta-no, ta-na-no и ta-na-ti фигурируют в текстах линейного письма А (т.е. в собственно минойских); Τάνος — город на Крите, известный по монетным легендам.⁹⁾ Дериваты того же корня, явно связанные семантически с сакральной сферой, обнаруживаются как заимствования из пантеона и культовой практики минойцев, осуществленные в разное время другими народами: Άθάνα, Άθήνη — богиня критского происхождения, из центров материковой Греции более всего почитавшаяся в Афинах (получивших по ней свое имя), которые, согласно эллинской мифолого-исторической традиции, были некогда подвластны кносскому царю Миносу; tanasa- — этрусский религиозный термин, вероятно пришедший в древнюю Италию из Эгеиды.[22]

Ku-doni-ja, греч. Κυδωνία (Кидония), также может быть отнесена к числу давних топонимов минойского Крита. Ведь она несомненно связана с этнонимом Κύδωνες. Племя с таким названием, как видно, аборигенное минойское, обитало в западной, наименее освоенной, части острова (Od. III. 292; XIX. 176; Strab. X. 4. 6). В роли эпонима кидонов выступал, согласно местному мифу, Кидон (греч. Κύδων), внук царя Миноса (Paus. VIII. 53. 4; Schol. Apoll. Rhod. IV. 1492; Schol. Theocr. VII. 12; Schol. Od. XIX. 176). О том, что дериваты той же ономастической основы в разных вариантах употреблялись в период расцвета минойской цивилизации на Крите, свидетельствует и упоминание личного имени Ku-do-ni в хозяйственных текстах линейного письма А.¹⁰⁾ Там же обнаруживается параллель и еще одному топониму табличек линейного В из Кносса — Su-ki-ri-ta (греческого соответствия ему в античной письменной традиции найти не удается). Это граффито на пифосе¹¹⁾ из Агиа-Триады: su-ki-ri-te-se-ja (с возможным делением на два слова — su-ki-ri-te se-ja).

Однако для изучения древнейшей критской топонимии наибольший интерес представляют те случаи, когда лингвистический материал удается сопоставить с археологическими данными.¹²⁾ С этой точки зрения особого внимания заслуживают четыре упоминаемых в документах линейного В города — Фест, Амнис, Тилисс и Кносс, имена которых дожили потом до поздней античности. Существование каждого из них в качестве крупного поселения прослеживается непрерывно как минимум с начала II тыс. до н. э.¹³⁾ А это позволяет предполагать, что и соответствующие топонимы возникли тоже не позднее рубежа раннеминойского и среднеминойского периодов. К тому же [23] во всех четырех случаях есть возможность хотя бы частично выяснить этимологию рассматриваемых ономастических лексем.

Фест, греч. Φαιστός микен. Pa-i-to < минойск. *Pait-. Основа здесь должна оказаться скорее всего теофорной, ибо с ней связано имя бога-кузнеца Гефеста (греч. "Ηφαιστος < минойск. *Apait-, где α- — префикс; ср. также мужское имя A-pa-i-ti-jo на кносской табличке линейного В); тот же антропоним фигурировал и в генеалогических преданиях, связанных с династией догреческих правителей Крита: там Гефест — отец владыки-законодателя Радаманта, сын Талоса, внук Креса¹⁴⁾ (Paus. VIII. 53. 5).

Амнис, греч. 'Αμνισός, микен. A-mi-ni-so < минойск. *Aminis-, где а- — префикс, min- — корень, a -s- — суффиксальный элемент. Ср.: Μίνως — имя нескольких царей догреческого Крита, отождествляемое с династическим титулом; Μινωα — название многих пунктов в Восточном Средиземноморье, колонизованных критянами-минойцами; "мнои" или "мноиты" (упоминаемые как в сочинениях античных авторов, так и в тексте законов города Гортины, кодифицированных не позднее VI. в. до н. э.) — государственные, первоначально царские, рабы в критских полисах. Сюда же относятся не столь хорошо известные специалистам, как приведенные выше, примеры однокоренных слов из текстов линейного A: mi-nu-te и др.¹⁵⁾ Устанавливаемое комбинаторным путем примерное значение топонима *Aminis- — "царский (т.е. имеющий то или иное отношение к правителю)".

Тилисс, греч. Τυλισσός, микен. Tu-ri-so < минойск. *Turis-, где tur- — корень, a -s- — суффиксальный элемент. Ср. другие дериваты догреческой основы tur- со значением типа "владыка": греч. τύραννος, этрусск. Turan — богиня Владычица, и др.¹⁶⁾ Наиболее вероятное значение [24] рассматриваемого топонима — "владыкин, принадлежащий владыке (земному или небесному)".

Кносс, греч. Κνωσσός и Κνωσός, микен. Ko-no-so < минойск. *Konos-, где kon- — корень, a -s- — суффиксальный элемент. Весьма вероятно, что три последних топонима, из числа рассматриваемых нами, ориентированы в своем оформлении на единую словообразовательную модель¹⁷⁾ (в данной связи примечателен такой факт: в отличие от главного южнокритского центра — Феста, все они локализуются в другой части острова, причем очень близко друг от друга). Так или иначе, но в них обнаруживаются характерные форманты (во всех трех случаях — суффиксальный элемент -s-, a в одном случае — префикс а-), судя по догреческой ономастике Крита и текстам линейного А, вообще весьма употребительные в минойском языке.¹⁸⁾

С топонимом *Konos- соблазнительно сравнить такой не имеющий индоевропейской этимологии догреческий культурный термин как κωνος — "сосновая шишка", "конус". Следовательно, данное имя города могло иметь буквальное значение "напоминающий сосновую шишку, конусовидный" — если, например, имелся в виду холм с расположенным на нем поселением. Примечательно, что место, на котором был основан Кносс, с самого начала представляло собой небольшое всхолмление.¹⁹⁾ Возникшее в VII тыс. до н. э., т.е. еще в эпоху раннего неолита, поселение непрерывно функционировало здесь без кардинальных перепланировок на протяжении примерно четырех тысячелетий. Накопившиеся в этот весьма длительный временной отрезок наслоения строительных остатков постепенно образовали довольно высокий жилой холм наподобие переднеазиатских теллей.²⁰⁾ Завершающая фаза раннеминойского периода (конец III тыс. до н. э.) в Кноссе, ставшем тогда уже значительным центром протогородского типа, ознаменовалась появлением первых [25] монументальных сооружений. А немного позднее, с наступлением среднеминойского периода, т.е. в начале II тыс. до н. э., произошло коренное изменение привычного облика возвышавшегося издавна на холме поселения. При постройке дворцового комплекса была срезана верхушка телля и проведена нивелировка примыкающей территории.²¹⁾ Так исчез прежний конусовидный силуэт раннего минойского Кносса. А значит топоним, семантически отражающий именно этот, утраченный тогда безвозвратно внешний вид города, должен был родиться никак не позже последних столетий III тыс. до н. э., но мог — и намного раньше. Таким образом, при стыковке данных ономастики и археологии наука получает важное свидетельство присутствия на Крите фактов минойского языка — в данном случае имен собственных — за много веков до их первой письменной фиксации: ведь самые ранние минойские тексты, выполненные критской иероглификой и линейным письмом А, датируются XX—XIX вв. до н. э.

Хотя тексты, составленные на языке догреческих обитателей острова Крит, стали известны ученым еще в конце прошлого столетия, возможность приступить к их чтению появилась только немногим более трех десятилетий назад, уже после того, как М. Вентрис дешифровал линейное письмо В, которым были записаны древнейшие греческие тексты. Доказанная еще А. Эвансом генетическая связь трех критских письменных систем II тыс. до н. э. — местной иероглифики, линейного письма А и линейного письма В, с полной очевидностью проявляющаяся во внешнем сходстве употреблявшихся в нем графем, позволяла исследователям надеяться, что разгадка тайны одной из них неизбежно повлечет за собой обнаружение ключа и к остальным двум. Особенно близки между собой по начертанию знаки сменяющих друг друга на Крите на рубеже позднеминойских I и II периодов (около 1450 г. до н. э.) обеих линейных письменностей (в их репертуарах насчитывается до 60 вполне идентичных или весьма схожих знаков: см. рис 1 и 2). Поэтому как только специалистам стало окончательно ясно, что дешифровка табличек линейного В из критского Кносса и мессенского Пилоса является совершившимся фактом, была предпринята попытка развить с новых позиций [26] наступление и на другие, самые древние тексты бронзового века с территории Европы.

В 1956 г. А. Фюрюмарк, опираясь на сходство графем родственных письменных систем, определил фонетические значения многих силлабограмм линейного А.²²⁾ В более поздней публикации результатов исследования табличек из Агиа-Триады он говорит о возможности отождествления в общей сложности 54 слоговых знаков.²³⁾ Ту же методику для реконструкции догреческого критского силлабария использовали и другие исследователи, придя в целом к тем же самым результатам (разногласия имеются в отношении идентификации только нескольких знаков).²⁴⁾

Однако, как известно, даже заведомое заимствование общих принципов письменной системы и ее графических средств далеко не всегда гарантирует полное совпадение фонетического значения конкретных родственных знаков. Для того, чтобы убедиться в правомочности одинакового транскрибирования аналогичных графем линейного письма А и В, необходимо было обнаружить достаточное число лексических соответствий, подтверждающих правильность идентификации уже целых последовательностей слоговых чтений. Такие соответствия, причем в области ономастической лексики, явно заимствованной греками у прежних обитателей Крита, были обнаружены А. Фюрюмарком.²⁵⁾ Список их оказался весьма внушительным и это [27] подтвердило достоверность полученных ранее фонетических значений силлабограмм линейного А.

Таким образом, верная методика для работы с основной массой открытых археологами минойских текстов была подобрана. Но даже сумев прочесть подавляющее большинство надписей линейного А, ученые не смогли пока дать их исчерпывающую интерпретацию. Связано это, конечно, и с тем, что пока не удалось установить родство языка минойцев ни с одним из известных лингвистам древних или современных языков. Ведь данное обстоятельство не позволяет применить здесь этимологический метод, основывающийся на отыскании в родственных языках слов одного происхождения, близких по звучанию и смыслу. Но главная причина затруднений таится в явной содержательной скудости наличного эпиграфического материала.

Общее количество известных ныне памятников линейного письма А казалось бы довольно велико. В подготовленном Л. Годаром и Ж.-П.Оливье пятитомном корпусе²⁶⁾ учтено 1407 надписей. Но из них 1019 выполнены на миниатюрных глиняных ярлычках, печатях и пломбах. Они содержат в лучшем случае по несколько знаков, в подавляющем же большинстве несут всего лишь по одной идеограмме или силлабограмме. Опубликовано 312 глиняных табличек (как правило они имеют форму плоских прямоугольных плиток, но встречаются и брусковидные — с надписями на длинных гранях) и их фрагментов. Они происходят из 12 различных пунктов, включая такие наиболее значительные центры минойского Крита как Кносс, Фест, Тилисс, Маллия, Палекастро, Закрос. Остальные 76 текстов — самого разнообразного характера и назначения.

Всем вошедшим в корпус надписям линейного письма А присвоены не только постоянные номера, но и буквенные обозначения, указывающие на место находки (НТ — Агиа-Триада, KN — Кносс, МА — Маллия, РК — Палекастро, РН — Фест, TY — Тилисс, ZA — Закрос, КН — Хания и т.д.; всего 25 пунктов на Крите и четыре — за его пределами) и категорию несущих их предметов (Wa — на глиняных пломбах-комочках, Wb — на глиняных печатях, We — на глиняных дисках-ярлычках, Za — вырезанные на каменных чашах-[28]жертвенниках, Zb — выцарапанные на керамических сосудах, Zc — дипинти на керамике, Zd — на стенной штукатурке, Ze — на каменных архитектурных остатках, Zf — на металлических предметах, Zg — разные). Поэтому ссылка на соответствующий текст имеет следующий вид: НТ 120 (глиняные таблички особыми "серийными" литерами не отмечаются), KN We 5, PK Za 11 и т.д.

О том, что минойцы достаточно широко пользовались своим деловым линейным письмом, говорит наличие находок документов линейного А во всех областях Крита — от Хании (древней Кидонии) на западе до Закроса на востоке и от Амниса на северном побережье (в центральной части острова) до Феста на юге. Употребляли его и минойские колонисты в апойкиях, основанных на некоторых островах Эгейского архипелага: Кифере (Китере), Фере, Мелосе (Милосе) и Кеосе (Кее). Критскими мореходами оно было вероятно занесено и в другие пункты как Восточного, так и Западного Средиземноморья. Во всяком случае сходные со знаками линейного А письмена встречены на керамике из Лерны (в Арголиде) и с островов Липара и Панарея (к северу от Сицилии).

Невыясненность генетического родства минойского языка²⁷⁾ и его слабая изученность в целом заставляют отдавать предпочтение комбинаторному методу интерпретации составленных на нем текстов. Так, в принципе, не вызывает затруднений определение общего смысла записей, выполненных линейным письмом А на глиняных табличках. Здесь перед нами несомненно документы бухгалтерской отчетности, причем прямые предшественники аналогичных хозяйственных ведомостей микенского (ахейского) времени. В одних случаях записи состоят из отдельных знаков-идеограмм, перемежающихся с [29] цифровыми обозначениями.²⁸⁾ В других случаях они содержат наименования перечисляемых сельскохозяйственных продуктов или же имена подлежащих натуральному налогообложению лиц, переданные на письме блоками силлабограмм. На ярлыках и пломбах мы вправе ожидать присутствия полных, но намного чаще сокращенных до одного-единственного знака (по идеографическому или акрофоническому принципу) названий размещенных в складской таре и опечатанных припасов.

Сходное содержание должны иметь владельческие надписи на керамических сосудах: это скорее всего указание на их содержимое (в качестве примера может служить пифос из дворца в Закросе, на котором начертаны идеограмма "вино" и цифры, передающие число "32", — вероятно обозначение емкости сосуда).

Разумеется, совсем иной характер должны иметь тексты на предметах, связанных с культовой практикой: каменных чашах-жертвенниках, вотивных секирах и т.д. Такие тексты состоят иногда из довольно большого числа слоговых знаков. В них отсутствуют характерные для хозяйственных записей цифровые обозначения (включая дроби) и лигатуры силлабограмм, а также, по-видимому, идеограммы.

Насколько можно проследить по известным нам текстам линейного А, в этом письме обычным было написание знаков слева направо. Но иногда отдельные знаки встречаются и в зеркальном варианте, что говорит, вероятно, о возможности альтернативного направления в нанесении и чтении надписей.²⁹⁾ О том, что минойцы не придерживались здесь раз и навсегда принятых правил, говорит многообразие компоновки критских иероглифических текстов на печатях, где встречаются почти все возможные варианты последовательного начертания графем: слева направо, справа налево, сверху вниз, по спирали, бустродефон ("подобно волам, проводящим одну борозду за другой", т.е. с поворотом очередной строки в противоположную сторону). Довольно длительный период (не менее двух, а то и трех, столетий) линейное А функционировало [30] параллельно с иероглификой.³⁰⁾ В дальнейшем же — примерно со второй половины XVII в. до середины XV в до н. э. — оно сосуществовало уже с минойским иератическим письмом (письменностью Фестского диска),³¹⁾ создатели которого тоже не придерживались строго одного какого-либо правила на интересующий нас счет. Самым ярким свидетельством параллелизма в употреблении двух последних письменностей является смешанная, т.е. составленная из знаков их обеих, надпись на вотивной медной секире из пещерного святилища в Аркалохори, где три ряда графем идут сверху вниз,³²⁾ в то время как на Фестском диске текст, скрученный в спираль, идет справа налево.

Третий по возрасту вид критского догреческого письма бронзового века, возникший позднее иероглифики и линейного А, только недавно получил теоретически обоснованное научное название — "минойский иератический силлабарий".³³⁾ Называть его так предложено из-за того, что он был, по-видимому, специально введен для применения не в хозяйственной, а преимущественно в сакральной сфере.³⁴⁾ Однако широкую известность ему довелось получить под другим именем: "письменность Фестского диска".

Знакомство ученых с первым, и поистине замечательным, образцом этой письменности состоялось 3 июля 1908 г. В этот день археологи итальянской экспедиции, раскапывавшей руины царского дворца на акрополе Феста, извлекли из земли небольшой диск (диаметром около 16 см) из хорошо обожженной глины, обе стороны которого покрывала спирально идущая надпись, составленная из множества аккуратно нанесенных на керамическую поверхность рисуночных знаков (рис. 3 и 4). Знаки эти объединялись в группы, заключенные в отдельные [31] ячейки. Древний каллиграф использовал необычную технику: каждый знак был аккуратно оттиснут с помощью специально вырезанной миниатюрной матрицы. Набор штампиков несомненно изготовлялся заранее и вряд ли предназначался для воспроизведения одного-единственного текста. По археологическим данным Фестский диск следует датировать примерно 1600 г. до н. э.

Вновь открытый памятник сразу же привлек к себе внимание специалистов, к которым потом присоединились и многочисленные дешифровщики-любители. Имело место множество неудачных попыток дешифровать текст Фестского диска с помощью методов, зачастую оправдывающих себя, но непригодных, как выяснилось, в данном конкретном случае: идеографического, акрофонического, сравнительно-иконографического, позиционно-статистического (причины методического характера этих неудач хорошо показал Г.Нойман³⁵⁾). Но десятилетия упорной работы ученых разных стран, наиболее серьезно относившихся к "фестской проблеме" (Л.Пернье, А. делла Сета, А.Эванс, Г.Ипсен, В.Порциг, Ф.Шахермайр, С.Маринатос, А.Маккей, Э.Грумах, Г.Нойман, К.Даварас, В.Нам, В.В.Шеворошкин, А.М.Кондратов, В.П.Назаров и др.) не пропали даром. Их усилия позволили значительно продвинуться вперед в изучении памятника.

Долгое время открытым оставался вопрос о месте изготовления Фестского диска — был ли он сделан на острове Крит или кем-то привезен сюда. Но вот при раскопках в середине 1930-х годов минойского пещерного святилища в Аркалохори (Центральный Крит) была найдена культовая медная секира с гравированной надписью, в которой встречались и знаки письменности Фестского диска.³⁶⁾ Оттиск еще одного знака, тождественного знаку 21 на диске, обнаружен на глиняном ярлыке из Феста.³⁷⁾ Как показало изучение других археологических находок, критским керамистам еще задолго до времени появления Фестского диска была известна техника нанесения на поверхность глиняного предмета до его обжига изображений, оттиснутых специально изготовленными матрицами.[32]

Удалось доказать и то, что для всех без исключения знаков письменности Фестского диска находятся прототипы среди сюжетов критского искусства и предметов домашнего обихода древних критян (рис. 5). Здесь следует особо отметить заслуги Э.Грумаха, сумевшего обнаружить минойские истоки и тех графем, которые прежде рассматривались как важные свидетельства иноземного изготовления данного памятника.³⁸⁾ Таким образом, окончательно выяснилось: сам диск и его письменность имели несомненно местное критское происхождение.

Еще в 1909 г. итальянский исследователь А. делла Сета смог решить принципиальный вопрос: в каком направлении — справа налево или слева направо (от края предмета к его центру или наоборот) — читался текст диска. Все изображения людей и животных, встречающиеся среди рисуночных знаков на диске, повернуты вправо. А поскольку рисуночные знаки в других системах письма Восточного Средиземноморья II тыс. до н. э., в том числе и в критской иероглифике, обычно обращены к началу строки и смотрят навстречу чтению, закономерно возникает предположение, что текст диска читали справа налево, т.е. от края предмета к центру.

Обнаружились и другие аргументы в пользу такого направления чтения. Показательно, например, что сделав первый ровный виток по самому краю предмета, лента спиральной надписи резким скачком переходит на второй виток. Крайние наружные поля-ячейки на обеих сторонах диска помечены несколькими крупными точками, возможно, отмечающими начальные слова. И, наконец, самый существенный довод в пользу чтения текста диска справа налево: судя по тому, что левый край матриц оттискивался глубже правого, знаки наносились на поверхность сырой глины мастером левой рукой (и, следовательно, справа налево), ведь в противном случае "пишущая" рука закрывала бы только что отпечатанные знаки, полностью лишая писца-печатника возможности продолжать правильно и точно выполнять его кропотливую работу.

Выяснение в принципе системы письма рассматриваемого памятника не потребовало больших усилий от учёных. Простой подсчет количества использованных в надписи знаков индивидуальных форм (на 241 знак во всем [33] тексте приходится лишь 45 различных) сразу показал, что письменность Фестского диска не является ни иероглифической (идеографически-звуковой), ни буквенной. Для типичного иероглифического письма, где насчитываются самое малое сотни отдельных иероглифов, репертуар знаков диска, учитывая объем текста, слишком мал. Для буквенного же он чересчур велик. Некоторые исследователи предпринимали попытки хотя бы приблизительно установить вероятное общее число знаков в данной письменности посредством метода экстраполяции, учитывая темпы их прироста при пропорциональном увеличении текста. Полученные статистические данные говорили о том, что письменность Фестского диска представляла собой письменность слоговую (согласно произведенным подсчетам, в ней было немногим более 60 различных знаков-силлабограмм). Причем этот силлабарий был описанного выше эгейского типа, т.е. со знаками только для открытых слогов (V и CV), подобно критскому линейному письму А того же времени.

Но письменность диска не была чисто слоговой, вроде позднейшего классического кипрского силлабария, как полагали авторы многочисленных полных и неполных "дешифровок", а содержала в себе, несомненно, аналогично современному ему линейному А, не только силлабограммы, но и знаки другого назначения — идеограммы и детерминативы.

Из установления слогового в целом характера письменности Фестского диска естественным образом вытекает вывод о том, что обособленные группы знаков, заключенные в ячейки (в самой большой из них содержится семь знаков, а в самой маленькой — два), представляют собой не что иное, как слова.

Углубленное исследование внутренней структуры текста, и в первую очередь всех составляющих его слов, позволило ученым с весьма значительной долей вероятности определить грамматические функции ряда знаков. Особенно важна в этом отношении лучшая из работ начального периода разработки "фестской проблемы" — статья со строго комбинаторным анализом надписи диска, принадлежащая Г. Ипсену и В. Порцигу.³⁹⁾ На примерах [34] чередования некоторых графем в начальной и конечной позициях, в том числе до и после идентичных устойчивых знаковых блоков, отождествляемых с основами, удалось продемонстрировать несомненное присутствие в словах языка надписи префиксов и суффиксов, а также его флективный характер.

В то же время знак 02, очень часто встречающийся в тексте (он содержится почти в трети слов) и стоящий всегда на самом первом месте, только перед другими знаками, был единодушно опознан всеми серьезными исследователями в качестве графического форманта, или, иначе говоря, детерминатива. А то, что он изображает странную человеческую голову, украшенную перьями или петушиным гребнем, заставляло предполагать в нем детерминатив, обозначающий скорее всего имена собственные. Делались попытки приписать функцию детерминатива и другим знакам, но они не имели достаточного обоснования со стороны сравнительно-статистической.

Смешанная надпись на секире из Аркалохори, выполненная вперемежку знаками обоих синхронных критских догреческих силлабариев, служит неопровержимым доказательством применения и линейного А, и письменности Фестского диска для фиксации речевых форм одного и того же языка — минойского (косвенно же об этом свидетельствовало уже само обнаружение диска при раскопках вместе с табличкой линейного А).^*) Какие же конкретные факты этого языка распознаются в тексте на диске благодаря его углубленному формальному и комбинаторному анализу?

Самым главным здесь оказывается определение все того же знака 02 ("голова с петушиным гребнем") как детерминатива личных имен. То, что прототипом для данной графемы послужил сакральный династический символ (такой вывод является следствием сопоставления иконографических изысканий Э. Грумаха с данными античной мифолого-исторической традиции) заставляет считать его детерминативом имен минойских династов. В результате в тексте диска обнаруживается ряд таких имен. Последние же сопровождаются словами, которые можно отождествить только с топонимами Крита. В то же время многие из древних [35] минойских топонимов острова, включая самые основные, встречаются в кносских табличках линейного письма В. Таким образом, появляется возможность построить искусственную билингву, что знаменует собой начало как дешифровки, так и интерпретации текста Фестского диска. Из критских топонимов, известных по документам линейного В, в соответствующей минойской транскрипции читаются на диске сначала имена Кносса, Амниса и Тилисса (правильность их прочтения устанавливается перекрестным способом через повторяющийся конечный слог), а затем и некоторых других известных городов. Подстановка полученных при этом значений отдельных силлабограмм позволяет прочесть другие слова текста, в том числе личные имена (например, SA-TU-RI — известное античной традиции критское царское имя) и некоторые титулы.

Весь же текст Фестского диска, содержащий список 19 правителей и соправителей 12 критских городов (надо полагать, именно с Крита пошла традиция создания союзов-двенадцатиградий, получивших затем распространение у балканских и малоазийских греков, а также у этрусков в Италии), может быть интерпретирован, на наш взгляд, скорее всего как священный договор или другой коллективный акт религиозно-политического характера.

Весьма возможно, близкую аналогию ему, как по форме, так и по содержанию, представлял собой упоминаемый античными авторами — Аристотелем, Плутархом, Павсанием (Plut. Lyc., 1; Paus. V. 20. 1) — диск из храма Геры в Олимпии, на котором был записан по кругу текст священного договора о перемирии, объявлявшемся на время проведения Олимпийских состязаний (последние имели, по убеждению эллинов, критское происхождение).

Если на Фестском диске действительно зафиксирован текст договора или что-то в этом роде, то вполне понятным становится применение здесь приема штамповки — печатания надписи. Этот прием как нельзя лучше отвечал задаче тиражирования текста — по крайней мере по одному экземпляру на каждого участника этого коллективного документа. Однако предложенная нами трактовка текста на диске до его более полного прочтения может носить, разумеется, лишь предварительный характер.

Не вызывает сомнений сакрально-посвятительное назначение упоминавшейся уже неоднократно смешанной надписи на секире из Аркалохори (см. рис. 6 и 7). Она [36] нанесена на поверхность культовой секиры, поступившей в качестве приношения в минойское святилище где-то в первой половине XVI в. до н. э. Надпись состоит из трех слов, записанных вертикально и заключенных, как и на диске из Феста, в вытянутые прямоугольные рамки-ячейки. Два из них, первое и второе, начинаются с уже известного нам знака-детерминатива царских имен (02 — "голова с петушиным гребнем"). По всей вероятности, они передают имя и патронимик посвятителя предмета. Последнее же слово в таком случае скорее всего должно указывать на адресата посвящения, т.е. является теонимом.⁴⁰⁾

О содержании третьего памятника рассматриваемой в данном параграфе письменности, который найден в Фесте и опубликован И. Пини, пока нельзя сказать ничего определенного, ибо он, как уже говорилось выше, представляет собой всего лишь одиночный знак 21, оттиснутый матрицей-печаткой на глине.

Кипрское слоговое письмо позднего бронзового века, получившее по сходству его с критским минойским письмом название кипро-минойского,⁴¹⁾ долгое время с момента его открытия в конце XIX в. было представлено только краткими надписями на различных предметах, главным образом на керамике.⁴²⁾ Лишь в 1953 г. П. Дикайосу, проводившему раскопки в Энкоми (на восточном побережье Кипра), удалось открыть фрагмент таблички из обожженной глины, содержащий достаточно большой по объему, хотя и сильно поврежденный, текст (459 знаков, считая словоразделители).⁴³⁾ Затем там же последовали еще две подобные находки: в одном случае на табличке (тоже 1953 г.) уцелели 495 знаков, в другом (находка 1969 г.) — 533 знака.⁴⁴⁾ Вместе с еще одним маленьким фрагментом (где уцелели 8 строк текста) из [37] раскопок 1952 г. они составили хронологически компактную серию однородных по оформлению документов, датируемую концом XIII — XII в. до н. э.

К значительно более раннему времени — к рубежу XVI—XV вв. до н. э. относится обломок толстой глиняной таблички из того же Энкоми (раскопки 1955 г.), на котором видны лишь три строки надписи.⁴⁵⁾ Значение этой находки в том, что она окончательно подтвердила правоту мнения А. Эванса о прямой связи кипро-минойского письма с линейным А. В ней сходство знаков той и другой письменных систем проявляется очень явственно. И это вполне понятно, поскольку здесь форма заимствованных графем еще не успела подвергнуться изменениям, неизбежным в ходе длительного бытования репертуара знаков, давно обособившегося от источника заимствования.

За последние десятилетия стали известны и новые кипро-минойские надписи на иных предметах (в частности, выполненные на глиняных шарах и цилиндрах, назначение которых неясно). Они состоят как правило всего из нескольких знаков. Обломок таблички с кипро-минойским текстом найден теперь и в Угарите — городе на Сирийско-Финикийском побережье, куда регулярно наведывались купцы-минойцы с Крита и Кипра.

Работа со всеми этими эпиграфическими памятниками таит в себе немалые трудности. И не случайно предлагавшиеся до сих пор дешифровки известных кипро-минойских текстов бывали встречены каждый раз с большой долей скепсиса. Одни исследователи — Массон и ее последователи — склоняются к мнению о хуррито-язычной принадлежности табличек из Энкоми, другие отстаивают "хетто-лувийскую версию".⁴⁶⁾ Неоднократно предпринимались попытки прочесть кипро-минойский текст [38] по-гречески, но они вполне справедливо получили резко отрицательную оценку у специалистов. Причина неудач многих исследователей крылась в данном случае в допущении ими грубых методических погрешностей: не проведя необходимый предварительный формальный анализ текста, они чересчур увлеклись поисками внешнего сходства знаков кипро-минойского силлабария со знаками других, родственных систем письма.

Около 20 знаков кипро-минойского письма действительно могут быть сопоставлены со знаками линейного В и классического кипрского силлабария, фонетические значения которых известны. Но подстановка этих значений в текст таблички из Энкоми 1953 г., привлекший особенно пристальное внимание исследователей, дает слишком мало слоговых чтений и тем более полных чтений слов для того, чтобы судить о языковой принадлежности надписи и затем использовать тот или иной из древних языков Средиземноморья и для ее дешифровки. Поэтому на первый план выступает необходимость формального анализа текста, причем при использовании комбинаторной методики исследования общая интерпретация памятника письменности может иногда опережать его прочтение. Попытаемся продемонстрировать это на примере все того же кипро-минойского текста (рис. 8-10).

Его структура может быть выявлена, естественно, только там, где строки сохранились целиком. Длина таких строк неодинакова. Как видно, каждая строка имеет свое самостоятельное законченное содержание, ибо прерывается всякий раз на разном, иногда довольно значительном, расстоянии от правого края соответствующего поля таблички (т.е. ни одна строка не продолжает предыдущую). Расположение и внутренняя структура строк наводят на мысль о наличии в тексте таблички, скорее всего, некоего перечисления. В полностью сохранившихся строках обнаруживается любопытная закономерность: каждая из них содержит ровно пять слов. Этой же закономерности подчиняется как будто и весь текст: во всяком случае, в строках, частично пострадавших, нигде не обнаруживается хотя бы шесть слов, а только максимум пять. Какого же рода перечисление может содержать текст рассматриваемой таблички из Энкоми?

Инвентарный список имущества здесь явно отпадает, потому что, с одной стороны, отдельные пункты-строки [39] для такого списка слишком пространны, причем они строго однородны по внутренней структуре и одновременно исключительно разнообразны по номенклатуре предположительно учитываемых предметов (в различных строках изредка повторяются лишь отдельные слова), а с другой стороны, в реестре на табличке явно отсутствуют такие цифровые обозначения, которых следовало бы ожидать в документе хозяйственной отчетности. Правда, в самом конце 20-ой от начала строки имеется знак в виде кружка, который может быть истолкован по аналогии с крито-микенскими числовыми обозначениями как цифра 100. Однако в нем следует видеть, скорее всего, пометку писца, указывающую на итоговое количество объектов перечисления в первых 20 строках текста (5*20 = 100).

Следовательно, остается ожидать здесь список иного рода. Выявляемая структура текста, на наш взгляд, более всего подходит для списка имен ежегодно сменяемых магистратов, составляющих коллегию пяти, похожую на знаменитую коллегию эфоров в Спарте или космов на Крите (например, в Итаносе).⁴⁷⁾

Однако более четкие и обоснованные выводы о содержании как рассмотренной нами выше, так и других табличек из Энкоми, можно будет сделать только после их достаточно полной дешифровки и истолкования полученных при этом вполне определенных языковых фактов.

Главный вывод, который можно сделать, завершая обзор нынешнего состояния изучения памятников минойского иератического силлабария и кипро-минойского письма не слишком утешителен: они находятся фактически еще на начальной стадии дешифровки и интерпретации, а потому не могут привлекаться в качестве полноценного исторического или лингвистического источника. В этом отношении они далеко уступают текстам линейного А. Правда, в работе с последними пока главным положительным итогом следует, по-видимому, признать завершение сбора и систематизацию этого наиболее многочисленного разряда минойского эпиграфического материала. Осуществленная ныне полная публикация всех известных памятников линейного А создает условия для более успешного продолжения их исследования. Во всяком случае пополнение [40] суммы языковых фактов расширяет возможности лингвистического анализа всей их совокупности.

Суммирование тех фактов, которые выявлены при прочтении надписей линейного А и работе с греческой реликтовой лексикой, позволяет составить более ясное представление об особенностях минойского языка с его характерной фонетической структурой CVCVCV.⁴⁸⁾ А это в свою очередь должно рано или поздно помочь успешному применению этимологического метода для полной дешифровки и интерпретации документов линейного А. При этом несомненно следует уделить особое внимание вероятному сходству минойского языка с доиндоевропейскими субстратными языками Малой Азии и родственными им. Не случайно многим специалистам представляется возможной генетическая связь языков древнейших обитателей ближайших к Криту областей Анатолии, откуда, согласно некоторым археологическим свидетельствам, еще в неолите могли двигаться на остров волны переселений,⁴⁹⁾ с алародийскими языками, особенно — с хурритским.⁵⁰⁾ С этим же кругом языков теперь предположительно сближаются, по ряду признаков, такие языки из группы "средиземноморских" (куда включают и минойский) как этрусский, лемносский, этеокипрский и кипро-минойский.⁵¹⁾ Не исключено при этом, что минойский [41] тождественен "эгейскому", остатки которого обнаруживаются в реликтовой лексике греческого языка (это в основном культурные термины) и в топонимии юга Балкан.⁵²⁾ Эгейский же язык может оказаться даже последним потомком на Балканском полуострове какого-либо из той группы доиндоевропейских языков, на которых говорили жители балкано-дунайского ареала распространения целой системы взаимосвязанных неолитических и энеолитических культур VI—IV тыс. до н. э., характеризующихся господством производящих форм экономики. В этот ареал входил и Крит.⁵³⁾

Перейти же от чисто гипотетических построений к поискам реального генетического сходства минойского с другими языками удастся лишь тогда, когда будет получено больше его фактов, чем их имеется в наличии у исследователей в настоящее время. В частности для этого необходимо проникнуть в смысл многих уже прочтенных, но пока не получивших истолкования минойских лексем в текстах линейного А. Помочь здесь наверное могло бы изучение, например, единых комплексов документов, если таковые удалось бы выявить. Правда, пока подобного компактного и цельного круга минойских текстов, территориально и функционально тесно связанных друг с другом, среди табличек линейного А мы не обнаруживаем. Его удается с достоверностью наметить только среди критских иероглифических печатей первой трети II тыс. до н. э.[42]

Назад К оглавлению книги Дальше

¹⁾ Термин "миноистика" введен в употребление как самым непосредственным образом связанный с минойским языком и письменностями критян-минойцев.

²⁾ Neumann G. Weitere mykenische und minoische Gefässnamen // Glotta. 1961. Bd. 39. S. 172-178.

³⁾ Молчанов A.A. Рец.: Полякова Г.Ф. Социально-политическая структура пилосского общества (По данным линейного письма В). М., 1978 // ВДИ. 1979. №3. С. 175, 176.

⁴⁾ Ср.: Гиндин Л.А. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова. М., 1967. С. 106, 107, 166.

⁵⁾ Гиндин Л.А. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова. Фрагмент индоевропейской ономастики. М., 1967; Он же. Древнейшая ономастика Восточных Балкан (Фрако-хетто-лувийские и фрако-малоазийские изоглоссы). София. 1981.

⁶⁾ О наличии в догреческой топонимии Крита трех компонентов, а именно минойского, пеласгийского (= фракийского) и анатолийского, причем с явным преобладанием первого, нам уже приходилось говорить прежде: Молчанов A.A., Нерознак В.П., Шарыпкин С.Я. Указ. соч. С. 61, 62.

⁷⁾ Ventris Μ., Chadwick J. Documents in Mycenaean Greek. 2nd ed. Cambridge, 1973. P. 146, 147; McArthur J. K. The place-names of the Knossos Tablets. Salamanca, 1985.

⁸⁾ Ссылки на конкретные номера табличек линейного В из Кносса, где встречаются рассматриваемые нами топонимы, здесь и далее мы во многих случаях опускаем. Их легко найти по индексу форм в книге: Предметно-понятийный словарь греческого языка. Крито-микенский период. Л., 1986. С. 160-202.

⁹⁾ Svoronos J.N. Numismatique de la Crete ancienne. Pt. I. Macon, 1890. P. 318. Этот топоним упоминается также в географическом словаре Стефана Византийского.

¹⁰⁾ Evans A.J., Myres J.L. Inscriptions in the Minoan linear script of class A. Oxford, 1961. Pl. VIIa, 85a.

¹¹⁾ Ibid. Pl. XXIIIa, II. 7a.

¹²⁾ О гипотетичности отождествления Se-to-i-ja кносских документов линейного В и исследованной археологами Маллии см.: Farnoux А. Malia et Se-to-i-ja // II Congresso Internazionale di Micenologia. Riasunti delle comunieazione pervenute. Roma-Napoli 14-20 ottobre 1991. Roma, 1991. P. 98.

¹³⁾ Пендлбери Дж. Археология Крита. М., 1950. С. 96, 112, 146, 168, 200, 206, 256. Для Феста, и особенно, Кносса (столицы минойского Крита периода расцвета "талассократии Миноса") их история как важнейших центров, соответственно на южном и северном побережье острова, начинается еще раньше.

¹⁴⁾ Греч. Κρής означает "критский", "критянин"; это имя эпонимного героя, персонажа древних мифов.

¹⁵⁾ Молчанов A.A. Посланцы погибших цивилизаций (Письмена древней Эгеиды). М., 1992. С. 149.

¹⁶⁾ Немировский А.И. Царская власть у этрусков // Норция. Вып. 1. Воронеж. 1971. С. 21; Молчанов A.A. Рец.: Немировский А.И. Этруски. От мифа к истории. М, 1983 // ВДИ. 1986. № 3. С. 176; Он же. Минойский язык: проблемы и факты // Античная балканистика. М., 1987. С. 82.

¹⁷⁾ Молчанов A.A. Древнейшие топонимы Европы (Названия минойских городов Крита) // II Всесоюзная научно-практическая конференция "Исторические названия — памятники культуры". 23-25 апреля 1991 г.. Тезисы докладов и сообщений. Вып. 2. М., 1991. С. 113, 114.

¹⁸⁾ Молчанов A.A. Минойский язык... С. 81, 82.

¹⁹⁾ Пендлбери Дж. Указ. соч. С. 51.

²⁰⁾ Hood M.S.F. The Minoans: Crete in the Bronze Age. L, 1971. P. 22; Андреев Ю.В. Островные поселения Эгейского мира эпохи бронзы. Л., 1989. С. 64.

²¹⁾ Evans A. The Palace of Minos at Knossos. Vol. I. L., 1921. P. 134; Пендлбери Дж. Ук. соч. С. 97, 113.

²²⁾ Furumark A. Linear Α und die altkretische Sprache. Entzifferung und Deutung. В., 1956.

²³⁾ Furumark A. The Linear A Tablets from Hagia Triada. Opuscula Romana. 1976. 11.

²⁴⁾ Ср.: Meriggi P. Zur Lesung des Minoischen (A) // Minoica. Festschrift zum 80. Geburtstag von Johannes Sundwall. В., 1958. S. 245; Peruzzi E. I.e iscrizioni minoiche // Atti dell’Accademia Toscana di Scienze e Lettere "La Colombana". Vol. 24. Anno 1959. Firenze, 1960. P. 35 f.; Faure P. Dedicaces cretoises en lineaire A // БЕ. 1972. Т. XVI. LP. 10; Idem. La vie quotidienne en Crete au temps de Minos (1500 avant Jesus-Christ). P., 1973. P. 32; Поуп Μ. Линейное письмо А и проблема эгейской письменности // Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. С. 89. Среди прочих исследований, посвященных текстам линейного А и самой этой письменной системе, наиболее важны работы Дж. Пульезе-Каррателли, Дж. Чэдуика, Э. Грумаха, А. Хойбека, Г. Ноймана, У. Брайса, Д. Паккарда, Дж. Хукера, Дж. Аттили, Л. Годара, Ж.-П. Оливье, Т.В. Гамкрелидзе.

²⁵⁾ Landau О. Mykenisch-griechische Personennamen. Göteborg, 1958. S. 268-271.

²⁶⁾ Godart L, Olivier J.-P. Recueil des inscriptions en linéaire A. T. 1-5. P., 1976-1985. Это издание полностью заменило прежние публикации А. Эванса и Дж. Майрза, Дж. Пульезе-Каррателли, Дж. Рэйзона и М. Поупа.

²⁷⁾ Chadwick J. Introduction to the problems of Minoan Linear A // JRAS. 1975. N 2. P. 146, 147; Hooker J.T. Problems and Methods in the Decipherment of Linear A // JRAS. 1975. N 2. P. 172; Лурье С.Я. Рец.: Palmer L. Mycenaeans and Minoans. L., 1961 // ВДИ. 1964. № 2. С 178; Лурье С.Я., Амусин И.Д. К вопросу о языке линейного А // ВДИ. 1963. № 4. С. 198-201; Поуп М. Ук. соч. С. 90-92, 96; Гамкрелидзе Т.В. К вопросу о системе смычных и фрикативных "минойского" языка по показаниям греческой линейной письменности класса В // Историчность и актуальность античной культуры. Научная конференция. Октябрь 1980 г. Тезисы докладов. Тбилиси, 1980. С. 54 (= ВЯ. 1988. № 1. С. 66); Молчанов A.A. Минойский язык... С. 79.

²⁸⁾ Система числовых обозначений в линейном письме А идентична принятой позднее в микенском письме, но у критян-минойцев знаком десятка служила не только горизонтальная черта, но и жирная точка.

²⁹⁾ Chadwick J. Linear В and related scripts. Berkeley; Los Angeles, 1987. P. 45.

³⁰⁾ Godart L. Le linéaire A et son environnement // SMEA. 1979. Fasc. XX. P. 29-33.

³¹⁾ Известны в древней Эгеиде и другие примеры параллельного использования носителями одного и того же языка двух различных систем письма: иероглифика и клинопись у хеттов, классический кипрский силлабарий и буквенный алфавит у греков.

³²⁾ Молчанов A.A. Таинственные письмена первых европейцев. С. 82-89; Он же. Посланцы погибших цивилизаций. С. 130-138. 

³³⁾ Молчанов A.A. К вопросу о репертуаре знаков минойского иератического силлабария // Проблемный семинар по истории культуры. Вып. I. Вспомогательные исторические дисциплины. Эпиграфика. М., 1977. С. 1.

³⁴⁾ Молчанов A.A. Таинственные письмена... С. 81.

³⁵⁾ Neumann G. Zum Forschungsstand beim "Diskos von Phaistos" // Kadmos. 1968. Bd. VII. H. 1. S. 27-44; Нойман Г. К современному состоянию исследования Фестского диска // Тайны древних письмен. С. 66-81.

³⁶⁾ Marinatos S. Ausprabungen und Funde auf Kreta 1934-1935 // Archaeologischer Anzeiger. 1935. H. 1-2. S. 252-254.

³⁷⁾ Pini I. Zum Diskos von Phaistos // Kadmos. 1970. Bd. X. H. 1. S. 93.

³⁸⁾ Грумах Э. К происхождению Фестского диска // ВДИ. 1968. № 2. С. 17-28.

³⁹⁾ Ipsen G. Der Diskus von Phaistos. Ein Versuch zur Entzifferung // Indogermanische Forschunge. 1929. Bd. 47. H. 1. S. 1-41; Ипсен Г. Фестский диск (опыт дешифровки) // Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. М, 1976. С. 32-65.

^*) Завидую уверенности автора. Из чего, спрашивается, следует, что на секире не билингва? OCR.

⁴⁰⁾ Более подробный разбор надписей на Фестском диске и секире из Аркалохори см.: Молчанов A.A. Таинственные письмена... С. 52-107; Он же. Посланцы погибших цивилизаций. С. 92-182 (там же основная литература по "фестской проблеме").

⁴¹⁾ Evans A. J. Scripte Minoa. Vol. I. P. 69, 70.

⁴²⁾ Ср.: Daniel J.F. Prolegomena to the Cypro-Minoan Script // AJA. 1941. Vol. XLV. N 2. P. 249-282.

⁴³⁾ Dikaios P.A. Second Inscribed Clay Tablet from Enkomi // Antiquity. 1953. Vol. 27. N 108. P. 233-237. PI. IV-V. Fig. 1-3.

⁴⁴⁾ Masson E. Deux fragments de tablettes chypro-minoennes trouvés à Enkomi en 1953 et 1969 // Journal des savants. 1978. N 1-2. P. 49-86.

⁴⁵⁾ Masson E. Les plus ancienne tablette chypro-minoenne (Enkomi, 1955) // Minos. 1969. Vol. X. P. 64-77.

⁴⁶⁾ Ср.: Masson E. Présence éventuelle de la langue Hourrite sur les tablettes chypro-minoennes d'Enkomi // JRAS. 1975. N 2. P. 159-163; Billingmeier J.C. A Contribution toward Identification of the Language Contained in the Cyprominoan II Inscriptions from Enkomi // Colloquium Mycenaeum. Genève, 1979. P. 419-424; Молчанов A.A. Симпозиум "Античная балканистика-5" // ВДИ. 1985. № 1. С. 221; Сергеев В.М. Структурно-статистический анализ кипро-минойского текста из Энкоми // Эпиграфические памятники и языки древней Анатолии, Кипра и античного Северного Причерноморья. М., 1990. С. 84-100.

⁴⁷⁾ Подробнее об этом см.: Молчанов A.A. К интерпретации самой большой кипро-минойской надписи на табличке из Энкоми 1953 г. // ВДИ. 1979. № 1. С. 126-134.

⁴⁸⁾ Деянов А.Ф. (= Шеворошкин В.В.). Линейное письмо А // Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. С. 83; Поуп М. Ук. соч. С. 88-91; Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Древняя Передняя Азия и индоевропейская проблема. Временные и ареальные характеристики общеиндоевропейского языка по лингвистическим и культурно-историческим данным // ВДИ. 1980. № 3. С. 22; Гамкрслидзе Т.В. К вопросу о системе... С. 54-58; Молчанов A.A. Минойский язык... С. 78-85; Stephens L., Justeson J.S. Reconstructing "Minoan" phonology: the approach from universals of language and universals of writing systems // Transactions of American Philological Association. N 108. 1978. P. 271-284.

⁴⁹⁾ Ср.: Пендлбери Дж. Ук. соч. С. 57, 294; Монгайт А.Л. Археология Западной Европы. Каменный век. М., 1973. С. 20.

⁵⁰⁾ Дьяконов И.М. Хурритский язык и другие субстратные языки Малой Азии // Древние языки Малой Азии. М., 1980. С. 106.

⁵¹⁾ Masson E. Presence... P. 159-163; Харсекин А.И. Комментарий к статье М. Паллотино "Проблема этруского языка" // Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. М., 1976. С. 382. Прим. 9а (прим. И.М. Дьяконова); Джаукян Г.Б. К интерпретации этеокипрско-греческой билингвы // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. № 35. 1976. С. 155-163; Хачикян М.Л. Диалектное членение хурритского языка // Древний Восток. III. Ереван, 1978. С. 39-46; Дьяконов И.М. Хурритский язык... С. 105.

⁵²⁾ Schachermeyr F. Die Minoische Kultur des alten Kreta. Stuttgart, 1964. S. 259-267; Деянов А.Ф. Линейное письмо А. С. 84; Молчанов A.A. Элементы доиндоевропейского языкового субстрата на юге Балкан (минойский и "эгейский") // Античная балканистика. Карпато-Балканский регион в диахронии. Предварительные материалы к международному симпозиуму. М., 1984. С. 27, 28.

⁵³⁾ Титов B.C. Неолит Греции. Периодизация и хронология. М, 1969. С. 165, 166.

Назад К оглавлению книги Дальше