Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
Назад К оглавлению книги Дальше
Несмотря на все потрясения, которые испытали южнобалканские области на переходе от бронзового века к железному, греческое общество конца II — первой половины I тыс. до н. э. остается все же связанным множеством живых нитей с предшествующей микенской эпохой.1)
Кое-где отдельные царства ахейцев даже сохранились в полной неприкосновенности. Такая картина наблюдается, например, на дальней периферии прежнего микенского мира -на острове Кипр2) (о чем говорилось подробно в предыдущей главе). Изменение конкретных исторических условий потом не могло не привести к закономерной эволюции социально-политических и иных институтов общества даже на ахейском по-прежнему Кипре. Однако доминирующим фактором должен был ощущаться континуитет этнокультурный. Это обуславливалось тем, что по крайней мере наиболее значимые слои населения являлись прямыми потомками греков-ахейцев, хранителями тех же традиций, и прежде всего, конечно, семейно-бытовых, но также и духовных, в частности генеалогических и сакральных.
Преемственность соблюдалась и в общественно-политическом устройстве, причем, что показательно, это относится к функционированию такого важнейшего государственного института как институт царской власти. Здесь прослеживается тот же легитимно-династический принцип передачи престола по прямой нисходящей линии внутри одного и того же знатного рода, который установился при основании греко-кипрских царств в эпоху ахейской колонизации острова. На Кипре греческие династы, из поколения в поколение передававшие царскую власть своим детям в течение многих столетий, вели свое происхождение от известных персонажей ахейского периода истории Греции, прославленных в [184] эпических сказаниях эллинов героев Троянской войны. Цари Пафоса возводили свой род к аркадскому анакту Агапенору, сыну Анкея (Apollod. Epit. VI. 15; Strab. XIV. 6. 3; Paus. VIII. 5 2), цари Саламина Кипрского — к Тевкру, брагу Аякса Теламонида (Pind. Nem. IV. 46; Isocr. Orat IX. 18; Strab. XIV. 6.3; Paus. I.3.2; II. 29.4), цари Сол (древняя Эпея) — к Демофонту и Акамангу, сыновьям Тесея Афинского (Apollod. Epit VI. 17; Strab. XIV. 6. 3; Plut. Sol. 26).
Однако для потомков ахейских выходцев большую ценность представляла не только освященная вековой традицией генеалогическая легенда, обосновывавшая наследственные права знатной семьи. Не меньшее значение имела для них и приобщенность к древнему сакральному наследию, в частности обладание особым семейным культом, иногда перераставшим затем в государственный.
Отпрыски ахейских анактов, жившие на Кипре, продолжали чтить тех богов, которым оказывали свое особое почитание их предки в родной Греции (Paus. VIII. 5. 2-3; 53. 7). Учреждая святилища и культы на новой родине, они старались утвердить и сохранить здесь собственные права на исполнение жреческих функций (ср. Tac. Hist. II. 4), которыми обладали "диогенеты" микенской эпохи.
Ту же ориентацию на тщательное сбережение и даже культивирование семейных генеалогических и сакральных традиций можно обнаружить не только на Кипре, где благополучно уцелел в нетронутом виде островок микенской цивилизации и после заката ее главных центров на юге Балкан. Целый ряд областей материковой Греции, по-видимому действительно не столь сильно пострадавших от внешних вторжений и иных деструктивных факторов (как на то и указывают эллинские исторические предания и данные археологии), и сами сохранили в основном свое прежнее демографическое лицо, оказались желанными прибежищами для многих групп ахейских мигрантов из других мест. Таковы, к примеру, Аттика, Аркадия, Ахайя и Элида.
Конкретные сообщения нарративных источников на сей счет довольно многочисленны, но носят преимущественно все тот же специфический характер, что и на Кипре. Это главным образом сведения, относящиеся к судьбам ахейских аристократических родов, переживших дорийское завоевание и сумевших в новых условиях в той или иной мере поддержать свой прежний высокий статус. Представители этих древних фамилий, вероятно спасших [185] часть своих сокровищ, везде имели более благоприятные условия не только для выживания, но и для достижения экономического процветания, а следовательно и для выдвижения в ряды господствующей элиты. Не случайно со временем из их среды вышли многие видные политические и культурные деятели Эллады. Об этих незаурядных личностях, а заодно и об их родословных, восходящих к микенской эпохе, охотно повествовали древние авторы.
Аттику конца II тыс. до н. э. по справедливости можно назвать "заповедником беглой ахейской знати" (ср.: Thuc. I. 2. 6; Strab. VIII. 7. 1; IX. 1.7; Paus. VII. 1. 9). Наиболее заметную группу здесь составили спасшиеся после падения где-то около 1200 г. до н. э. Пилосского царства представители тамошнего правящего дома Нелеидов (Paus. II. 18. 8-9). Они несомненно пришли в Афины не с пустыми руками, а видимо со значительными богатствами и достаточно внушительной в военном отношении свитой. Для этого у них имелись все возможности, ибо, если решающее наступление врагов на Пилос велось по суше, как о том повествует традиция (дорийцы и их союзники, по преданию, сначала переправились на кораблях через Коринфский залив на северное побережье Пелопоннесского полуострова, а затем устремились пешим порядком через Аркадию в Арголиду, Лаконию, Мессению и Элиду — ср.: Strab. IX. 4. 7; Paus. V. 3. 6; VIII. 5. 6; X. 38. 10), а морской путь при этом оставался свободным для бегства, пилосская знать с частью боевых сил могла воспользоваться для своего спасения и эвакуации ценностей флотом, о силе которого говорят и эпос (Hom. Il. II. 601-602; Apollod. Epit. III. 12), и документы линейного письма В.
Эллинская историческая традиция сообщает о большом числе беглецов из Пилоса, переселившихся в Афины (Strab. XIV. 1.3). Нашедшие приют в Аттике пришельцы оказались настолько сильны, что их предводитель Мелант, старший в роде Нелеидов, властвовавший прежде над Мессенией (Strab. VIII. 4. 1; IX. 1.7; XIV. 1. 3), воцарился теперь в Афинах (Herod. V. 65; Strab. IX. 1. 7; Paus. II. 18. 9; VII. 1. 9). Его сын и преемник Кодр сумел, по афинскому преданию, отразить натиск дорийцев на Аттику, хотя и пал от рук врагов (Herod. V. 76; Aristot. Pol. V. 8. 5; Strab. IX. 1. 7; XIV. 2. 6; Vell. Pat. I. 2. 1-2; Paus. I. 19. 5; 39. 4; VII. 25. 2; VIII. 52. 1). [186]
Отпрыски этой династии Кодридов-Медонтидов, процарствовав в Афинах еще несколько веков, и после полной утраты (примерно в VIII в. до н. э.) своих прежних прерогатив сохранили свое высокое положение в среде эвпатридов. Напомним, что к их числу принадлежали такие крупнейшие фигуры в политической и культурной жизни Афин, как Солон, Критий Младший, Хармид и Платон (Diog. Laert. III. 1; ср. RE. Hbd. 29. S. 113). Из этого же клана вышли предводители колонистов, утвердившие свою наследственную власть в ряде ионийских городов на западном побережье Малой Азии; согласно традиционной хронологии, это произошло где-то в первой половине XI в. до н. э. (Herod. I. 147; IX. 97; Marm. Par. 27; Strab. VIII. 7. 1; XIV. 1.3; Paus. VII. 2.1; 2. 3-6; 2. 8-10; 3. 3-10; Aelian. Var. hist. VIII. 5).
Помимо Меланта и другие представители древней ахейской династии Нелеидов, вместе с ним покинувшие Пилос, стали в Афинах родоначальниками виднейших эвпатридских семей — Алкмеонидов, Писистратидов и Пэонидов (Herod. V. 65; Paus. II. 18. 9).
Знаменитые афинские тираноубийцы Гармодий и Аристогитон причислялись к старинному роду Гефиреев. Этот род происходил то ли из Эретрии на Эвбее, то ли из Танагрской области в Беотии (Herod. V. 57). Несомненно он принадлежал к числу родов ахейцев-эмигрантов. Ведь на протяжении многих столетий он оставался хранителем особого культа (с собственными тайными обрядами) Деметры Ахейской (Herod. V. 61).
Стекались в Аттику беженцы-ахейцы и из других греческих областей: у афинян бытовали среди семейных генеалогических преданий даже такие, в которых предки-родоначальники выводились с отдаленной западной окраины микенского мира — с острова Кефалления (Paus. I. 37. 6-7), входившего, согласно эпосу, в царство Одиссея (Hom. Il., II. 631-637; Apollod. Epit. III. 12).
Тем более естественным выглядит то, что в Афинах нашли себе пристанище отпрыски правившего на соседнем острове Саламине ахейской царской династии Теламонидов (Herod. VI. 35; Plut. Sol. 10; Plut. Alc. 1; Paus. 1. 35. 2). От них вели свое происхождение два эвпатридских рода — Филаиды (к ним принадлежали, в частности, Мильтиад Старший и все его знаменитые близкие сородичи, а также Эпикур) и Эврисакиды-Саламинии (из них наиболее известен Алкивиад, сын Клиния). Наследственные культы их родоначальников Аякса [187] и Эврисака существовали в Афинах вплоть до римского времени (Plut. Sol. 10; Paus. I. 35. 3; Suid., s. ν. Ευρυσάκειον) и регулярно поддерживались представителями этих аристократических семейств.3)
В то же время прочные позиции в среде афинской знати всегда занимали и те роды, которые имели древние аттические корни, уходящие в ахейскую эпоху.4) К их числу относятся, например, Ликомиды, считавшиеся потомками Лика, сына царя Пандиона (Apollod. III. 15. 5; Paus. I. 19. 3; IV. 1. 6-9; 2. 6; 20. 4; X. 12. 11) из династии, правившей Афинами по меньшей мере с середины II тыс. до н. э. (Marm. Par. 11-25; Apollod. III. 14. 6-8; 15.1; 15.4-7; Apollod. Epit I. 11; 1.24; Plut. Thes. 3, 22, 24, 25, 32; Paus. I. 2. 6; 5. 3-5; II. 18. 9). Наиболее известный представитель этого рода — Фемистокл, основатель могущества Афин. Ликомидам принадлежало родовое святилище во Флии (дем в Аттике). При нашествии персов оно было сожжено, а затем вновь отстроено и украшено Фемистоклом (Plut. Them. 1). Лакомиды сохраняли как важнейшее фамильное достояние гимны богам, сочиненные в глубокой древности, по преданию, еще в ахейскую эпоху (Paus. I. 22.7; IV. 1. 5; IV. 30. 9).
Исконно аттическими, выдвинувшимися также в микенское время, были еще три аристократических рода — Этеобутады (Бутады), Эвмолпиды и Керики. Главным моментом их семейных традиций, ревностно оберегаемых, было, как известно, пользование наследственным правом замещения жреческих должностей для отправления важнейших культов в Элевсине и Афинах.
Довольно тесная группа эвпатридских родов (перечисленных выше и некоторых других), члены которых часто заключали между собой брачные союзы, выступала в качестве основной хранительницы и передатчицы этнокультурных, и прежде всего семейно-генеалогических и сакрально-культовых реминисценций внутри ахейской по давнему, исконному происходению части аттического населения.
Дорийское завоевание совсем обошло стороной в Пелопоннесе только одну область — Аркадию. Аркадские исторические предания особенно подчеркивали, что местное население сохранилось там с ахейского времени [188] (Paus. II. 13. 1; V. 1. 1-2; VIII. 5. 6). С этим утверждением вполне согласуются данные лингвистики.5) Правила Аркадией вплоть до второй половины VII в. до н. э. все та же династия, что и до Троянской войны (Paus. VIII. 4. 1-10; 5. 1-13). Династический культ Афины Алеи, установленный аркадскими царями древнейшей поры, поддерживался их отдаленными потомками, помнившими о своем происхождении и семейных святынях (Paus. VIII. 5. 3; 45.4; 53. 7).
В Элиде ее жители, хотя и остались на родной земле после прихода в Пелопоннес дорийцев, но вынуждены были принять к себе сначала немалое число этолийцев во главе с Оксилом, внуком одного из героев Троянской войны, а затем и еще одну группу ахейских эмигрантов, предводительствуемую потомком микенских Атридов — Агорием, правнуком Ореста, сына Агамемнона (Paus. V. 3. 5-7; 4. 1-3).
Оксил, вступивший в союзные отношения с дорийцами, стал при их поддержке царем Элиды, но уже его внуки утратили верховную власть. Правда, и в последующие столетия семья эта сохранила свой вес, причем она активно выступала в роли хранителя ахейских традиций. Так наиболее известный в истории ее представитель — Ифит стал в 776 г. до н. э. учредителем регулярно проводимых Олимпийских состязаний. При этом он ориентировался, по мнению эллинов, целиком и полностью на реставрацию установлений ахейских времен (Paus. V. 4. 6).
Не лишилась полностью своих привилегий и отстраненная Оксилом от власти прежняя династия анактов Элиды, а за ее потомками было закреплено наследственное право на публичное отправление культа (с жертвоприношениями и поминовением) их наиболее почитаемого царственного предка — Авгия (Paus. V. 4. 2).
Гостеприимно приняла Элида и знатные ахейские семьи, представители которых не только обладали почтенной родословной, но и славились наследственным даром прорицания. Здесь, например, процветали пользовавшиеся всеэллинским авторитетом жрецы-прорицатели Клитиды, потомки ахейских царей Аргоса и Сикиона (Paus. VI. 17. 6).
Из поколения в поколение пользовались привилегией совершать жертвы и прорицания у алтаря Зевса на священном участке в Олимпии члены рода Иамидов, [189] являвшегося, как видно, побочной отраслью аркадской царской династии, ответвившейся от нее еще в микенское время (Pind. Ol. VI. 27-50). В середине V в. до н. э. отдельные ветви этой знаменитой жреческой фамилии заняли высокое положение в Сиракузах и Спарте (ср.: Find. Ol. VI; Herod. IX. 33-36). А еще раньше другая ветвь играла заметную роль при дворе мессенских Эпитидов, по женской линии восходивших к той же аркадской династии ахейского корня (ср.: Paus. IV. 16. 1; 16. 5; 21. 2; 21. 10-11).
Еще в одной пелопоннесской области — Ахайе (расположенной на самом севере полуострова) после "возвращения Гераклидов" власть получили бежавшие из своих прежних арголидско-лаконских владений Атриды, когда-то наиболее могущественные из ахейских анактов. Отсюда некоторые из них организовывали выводы колонистов к восточным берегам Эгейского моря — на остров Лесбос и в малоазийскую Эолиду (Strab. IX. 2. 5; X. 1. 8; XIII. 1. 3; Vell. Pat. I. 2. 4; Plut. Moral. 163 Α-B; Paus. III. 2. 1; VII. 6. 2). Потомки побежденного дорийцами последнего микенского царя из рода Атридов — Тисамена, сына Ореста, воцарились в ахейском двенадцатиградии на Пелопоннесе (Paus. VII. 6. 2). По соседству с ними, в новооснованных Патрах утвердился изгнанник-ахеец из знатного рода, когда-то (еще до Атридов) правившего в Лакедемоне (Paus. III. 2. 1; VII. 6. 2; 18. 5-6).
Отголоски ахейских этнокультурных реминисценций, дошедшие опосредованно до классической эпохи, слышны были и в Беотии. Семейные генеалогические предания и иные традиции бережно хранили, например, гордившиеся своим автохтонным происхождением уцелевшие потомки самых древних обитателей Кадмеи-Фив — так называемых Спартов (ср.: Paus. IX. 5. 3; 10. 1; Apollod. III. 4. 1), к которым принадлежал, в частности, прославленный полководец и политик первой половины IV в. до н. э. Эпаминонд (Paus. VIII. 11. 8).
Знатная семья на острове Самосе, из которой вышел философ Пифагор, помнила о том, что ее предок Гиппас возглавил уход из Флиунта многих ахейцев, не пожелавших подчиниться дорийским завоевателям (Paus. II. 13. 1-2). В соседнем же с Флиунтом Сикионе дорийцы оставили прежних жителей, составивших отдельную филу (филу Эгиалеев), а тамошнему ахейскому анакту сохранили часть прежних прерогатив (Paus. II. 6. 7). [190]
Обосновавшийся после ионийской колонизации Карии в Милете известный жреческий род Бранхидов (ср.: Herod. I. 157-159; II. 159; Strab. XIV. 1. 5) возводил свою генеалогию к герою Махарею, защитившему, по преданию, Дельфийское святилище от посягательств Неоптолема, одного из младших участников Троянской войны (Strab. IX. 3. 9; ср.: Apollod. Epit. VI. 14; Schol. Eurip. Orest. 1654).
Помнили о своей ахейской родословной и ценили ее и те некоторые прежде могущественные фамилии, которые уцелели в родных местах, но утратили свой высокий общественный статус после дорийского завоевания. Отдельные дошедшие до нас отрывочные указания нарративных источников на этот счет относятся к различным областям, покоренным и освоенным дорийцами.
Известно, что Кипсел, свергший власть Бакхиадов в Коринфе и установивший там тиранию, принадлежал по отцу к роду, когда-то жившему в Гонуссе под Сикионом (Paus. II. 4. 4; V. 18. 7-8) и восходящему к царям фессалийцев-лапифов ахейского времени (Herod. V. 92).
К потомкам героя эпических сказаний греков-ахейцев Эвфема, беотийца или лакедемонянина по происхождению (ср.: Pind. Pyth. IV; Apollod. I. 9. 16; Apoll. Rhod. I. 17. 9; Paus. V. 17. 9; Schol. Pind. Pyth. IV. 15, 455; Tzetz. Lyc., 886), причислялась одна из семей лемносских беженцев-минийцев (Herod. IV. 145, 148; Paus. VII. 2. 2), скитавшихся после изгнания с родного острова пеласгами, совершившегося примерно в одно время с занятием дорийцами Лакедемона. Ее члены участвовали в дорийской колонизации сначала острова Фера, а затем — Кирены (Herod. IV. 150-165, 167; Pind. Pyth. IV; Paus. III. 14. 3; X. 15. 6), где они стали царями — это известная династия Баттиадов Киренских.
Отпрыски некоторых владетельных ахейских домов, согласно эллинским преданиям, сами стали союзниками дорийских завоевателей. Таким путем они смогли добиться права на некоторое участие в дележе политической власти и в новых условиях сохранили наследственные привилегии. Наиболее характерен пример потомков древней фиванской династии Кадмидов. Породнившись с дорийскими архагетами Спарты (Herod. IV. 147; Paus. III. 1.7; IV. 3.4), они обеспечили себе видное положение не только здесь, но и во многих апойкиях дорийцев — на острове Фера, на Родосе, в Сицилии (ср.: Pind. Ol. II. 23-54 et Schol.; Pind Pyth. V. 73-75; Pind Isthm. VII. 13-15; Herod. IV. 147-150; Paus. III. 1. 7-8; 15. 6; 15. 8; IV. 3. 4; 7. 8; VII. 2. 2). [191]
Наконец, даже самим спартанским царям не была чужда идея принадлежности к древней ахейской этнокультурной традиции. Правда, предъявлялась эта идея ими как правило для обоснования своих политических притязаний на так называемое "наследство Геракла" в Пелопоннесе. Но известен случай с царем Клеоменом I, когда он отстаивал свое ахейское происхождение по религиозным мотивам (Herod. V. 72). Вероятно, идею генеалогической связи спартанских Гераклидов с анактами-ахейцами, опиравшуюся на отождествление трех мифологических персонажей — Геракла Дорийского, Геракла Фиванского и Геракла Тиринфского, поддерживали те же Кадмиды. По преданию, наставником и опекуном сыновей Аристодема — Прокла и Эврисфена был их дядя по матери фиванский царевич Фер (Herod. IV. 147; Paus. III. 1. 7), который, согласно генеалогическим сказаниям и эпосу, имел своими предками по женским линиям властителей многих ахейских царств — Аргоса, Сикиона, Пилоса, Иолка и других.
Приведенные нами примеры — лишь отдельные крупицы информации, которые уцелели по сути дела случайно, в связи с тем, что в поле зрения античных авторов попадал конкретный отпрыск того или иного древнего рода, помнившего о своем далеком прошлом. О подавляющем же большинстве прямых потомков ахейцев такие сведения до нас не дошли. Но они, эти потомки, имелись в немалом числе в различных уголках Греции периода "темных веков" и позднее. Кое-где их оставалось мало, кое-где они преобладали и память об этом хранилась в народе, о чем прямо свидетельствуют греческие историки, говорящие об обитателях Кипра, Аттики, Аркадии и т. д. как о потомках и наследниках ахейцев из тех или иных конкретных местностей и городов. При этом следует отметить, что свидетельства генеалогического и сакрального характера (о семейных и родовых культах), являвшиеся наиболее значимыми для самих хранителей подобной традиции, могли сберегаться дольше всего, то есть даже тогда, когда с течением веков почти утрачивали свое прежнее реальное содержание, оставаясь лишь общим указанием на отдаленные истоки явлений совершенно новой эпохи. [192]
Назад К оглавлению книги Дальше
1) О ходе дискуссии по вопросу о континуитете и дисконтинуитете в Греции между микенским временем и последующими веками см.: Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. С. 54-63.
2) Ср.: Андреев Ю.В. Раннегреческий полис. Л., 1976. С. 65.
3) Ср.: RE. Bd. VI. S. 1351, 1352; Hbd. 38. S. 2113-2121.
4) Ср.: Toepffer J. Attische Genealogie. Berlin, 1889; Ленская B.C. Аристократический этос в Афинах VII—V вв. до н. э. Автореф. дисс. ... канд. истор. наук. М., 1996. С. 4.
5) Ср. Гринбаум Н.С. Ранние формы... С. 25, 29, 35, 40 (там же, на с. 17-35, изложена историография вопроса).
Назад К оглавлению книги Дальше
Написать нам: halgar@xlegio.ru