|
|
|
Хотя тексты, составленные на языке догреческих обитателей острова Крит, стали известны ученым еще в конце прошлого столетия, возможность приступить к их чтению появилась только немногим более трех десятилетий назад, уже после того, как М. Вентрис дешифровал линейное письмо В, которым были записаны древнейшие греческие тексты. Доказанная еще А. Эвансом генетическая связь трех критских письменных систем II тыс. до н.э. — местной иероглифики, линейного письма А и линейного письма В, с полной очевидностью проявляющаяся во внешнем сходстве употреблявшихся в нем графем, позволяла исследователям надеяться, что разгадка тайны одной из них неизбежно повлечет за собой обнаружение ключа и к остальным двум. Особенно близки между собой по начертанию знаки сменяющих друг друга на Крите на рубеже позднеминойских I и II периодов (около 1450 г. до н.э.) обеих линейных письменностей (в их репертуарах насчитывается до 60 вполне идентичных или весьма схожих знаков). Поэтому как только специалистам стало окончательно ясно, что дешифровка табличек линейного В из критского Кносса и мессенского Пилоса является совершившимся фактом, была предпринята попытка развить с новых позиций наступление и на другие, самые древние тексты бронзового века с территории Европы.
В 1956 г. А. Фюрюмарк, опираясь на сходство графем родственных письменных систем, определил фонетические значения многих силлабограмм линейного А.1) В более поздней публикации результатов исследования табличек из Агиа-Триады он говорит о возможности отождествления в общей сложности 54 слоговых знаков.2) Ту же методику для реконструкции догреческого критского силлабария использовали и другие исследователи, придя в целом к тем же самым результатам (разногласия имеются в отношении идентификации только нескольких знаков).3) [167]
Однако, как известно, даже заведомое заимствование общих принципов письменной системы и ее графических средств далеко не всегда гарантирует полное совпадение фонетического значения конкретных родственных знаков. Для того, чтобы убедиться в правомочности одинакового транскрибирования аналогичных графем линейного письма А и В, необходимо было обнаружить достаточное число лексических соответствий, подтверждающих правильность идентификации уже целых последовательностей слоговых чтений. Такие соответствия, причем в области ономастической лексики, явно заимствованной греками у прежних обитателей Крита, были обнаружены А. Фюрюмарком.4) Список их оказался весьма внушительным и это подтвердило достоверность полученных ранее фонетических значений силлабограмм линейного А.
В результате в текстах, выполненных древнейшим критским линейным письмом, удается целиком прочесть бОльшую часть слов. Но интерпретация данных письменных памятников до сих пор продвигается вперед крайне медленно. Угадывается лишь общее содержание текстов на глиняных табличках из дворцовых архивов: это хозяйственные документы — сопровождаемые числовыми обозначениями инвентарные списки и перечни имен. Из слов, прочтенных в них и не относящихся к ономастической лексике, помимо итоговой пометы ku-ro (со значением типа "итого, всего"), среди записанных линейным письмом А опознаются только отдельные культурные термины — названия сосудов и сельскохозяйственных культур (таких как инжир, шелковица, тмин). И все дело здесь в том, что заключенный в них язык догреческих обитателей Крита, который получил условное название минойского (прототип данного наименования — термин "минойская культура", введенный в научный обиход А. Эвансом), изучен пока еще в очень малой степени.
Неоднократно имели место попытки доказать родство языка критян-минойцев с какими-либо другими и тем самым расширить возможности исследователей прежде всего в отношении этимологических сопоставлений. Однако все старания обосновать тезис об индоевропейской или семитской принадлежности минойского оказались безуспешными.5) Столь же неубедительны пока и доводы в пользу сближения его с абхазо-адыгскими языками, предложенные недавно В.М. Сергеевым,6) который на основании анализа некоторых текстовых отрезков стремится доказать наличие в минойском всего двух гласных, из чего затем делается вывод о существлении в последнем около 40 согласных (поскольку именно такое число их должно приходиться на 80 силлабограмм для слогов типа C + V и V, наличествующих в линейном А) и столь богатый консонантизм сопоставляется с характерными фонетическими чертами абхазо-адыгской языковой группы. Такому выводу, базирующемуся на результатах статистической [168] обработки крайне малого числа взятых выборочно надписей, очень кратких или фрагментированных, противоречат вполне надежных данные о куда более развитом вокализме минойского языка, полученные крупнейшими специалистами (А. Фюрюмарком, Э. Перуцци, П. Мериджи, Дж. Чэдуиком, М. Поупом, А. Хойбеком, Г. Нойманом и другими) как путем ретроспективного прочтения силлабограмм линейного А, так и при скрупулезном изучении догреческой реликтовой лексики.7)
Таким образом, проблема определения генетических связей языка носителей минойской цивилизации — древнейшей на территории Европы — по-прежнему остается нерешенной. Высказывавшиеся суждения о принадлежности минойского к так называемой "средиземноморской" группе носит слишком неконкретный характер и лишь отражают тенденцию к формальному объединению по ряду второстепенных признаков целого ряда недостаточно изученных древних языков весьма обширного региона, действительные отношения с которыми (например, с этрусским) на деле могли сводиться исключительно к ареальным связям. Во всяком случае сколько-нибудь надежные данные, требующие иного истолкования, пока отсутствуют. Единственное, но зато очень важное, исключение здесь составляет "эгейский" материал, о котором необходимо сказать особо.
Наличие доиндоевропейского языкового слоя на юге Балканского полуострова, включая Крит и другие острова Эгейского моря, в настоящее время уже не вызывает никаких сомнений. Идея существования такого слоя претерпела в лингвистической науке заметную эволюцию. В результате успехов в изучении реликтовой лексики в составе греческого языка из постулировавшегося первоначально единого догреческого и одновременно доиндоевропейского слоя юга Балкан удалось со временем вычленить два промежуточных слоя — соответствующих языкам, хотя и распространившимся в рассматриваемом регионе раньше греческого, но так же как и он относящихся к индоевропейской языковой семье — анатолийский и «пеласгийский» (генетически близкий, как показал Л.А. Гиндин, фракийскому).8) Тщательные поиски соответствий отдельным словам греческого в других древних языках приводили во многих случаях к обнаружению иноязычных неиндоевропейских заимствований в греческий из достоверно определяемых источников, относящихся еще ко II тыс. до н.э. (они фиксируются зачастую уже в микенском). Это, как правило, культурные термины, пришедшие из различных языков — древнеегипетского, хаттского, хурритского, семитских. Причем многие из них могли быть заимствованы греками не непосредственно, а через "пеласгийское" [169] или анатолийское посредство. Однако и после такого отсева остается весьма значительная по общему объему сумма языковых фактов, соотносимых с наследием доиндоевропейского субстрата Эгеиды — именуемого условно "эгейским".
Появившаяся с прочтением текстов линейного письма А возможность обращения к подлинным эпиграфическим памятникам, составленным на языке доиндоевропейских обитателей Крита — минойцев (колонизовавших позднее еще ряд островов и прибрежных местностей в Эгейском бассейне), существенно изменила ситуацию в деле изучения древнейших лингво-этнических слоев данного региона. Вопрос о соотношении выявленных разными путями элементов языкового субстрата юга Балкан — "эгейского" и минойского при современном уровне знаний следует, по нашему мнению, ставить в следующем плане: как факты минойского соотносятся с данными об "эгейском"? Такой подход сейчас представляется методически наиболее правильным. Ведь даже при нынешнем положении дел с дешифровкой памятников линейного А, минойский язык присутствует в них как нечто целостное и территориально компактное (Крит и его апойкии). "Эгейский" же в ходе его реконструкции складывается из отдельных разрозненных деталей и является по сути дела суммой фактов, которые могут относиться к разным доиндоевропейским языковым слоям, отложившимся неравномерно на территории Эгеиды.
Фактически перспективность такого подхода к затронутой проблеме уже имелась в виду некоторыми исследователями. Так, ряд штудий был выполнен Г. Нойманом по принципу сравнения лексики, полученной при прочтении и интерпретации текстов линейного А, с догреческим языковым материалом, обнаруживающимся в виде глосс у античных авторов.9) В результате среди "эгейских" лексем удалось опознать некоторые несомненно минойские. Правда намерения отождествить сходным образом форманты, одинаково характерные для "эгейского" и минойского языков, встречает определенные затруднения из-за того, что их омофония может сказаться и чисто случайной.10)
При сравнении лексических фондов, грамматических и иных характеристик минойского и "эгейского" надо непременно учитывать особенности имеющегося в нашем распоряжении исходного материала. Документы линейного письма А в силу своей жанровой ограниченности (это в основном хозяйственные таблички, деловые пометки, владельческие надписи, и лишь в редких случаях встречаются тексты иного содержания, например, на вотивных предметах и жертвенниках) содержат лексику специфического характера, отражают самые простые грамматические и синтаксические черты. Кроме того слова, обнаруживаемые на табличках линейного А, могут оказаться и не собственно минойскими по происхождению. [170]
Усвоение иноязычных слов, и особенно "миграционных терминов", — процесс естественный, происходивший, разумеется, и в минойском языке. Имеются достаточно многочисленные лингвистические, археологические и исторические данные о сложном, полиэтничном составе населения Крита раннеминойского — среднеминойского периодов, включавшего как минимум три компонента: минойский, "пеласго"-фракийский и анатолийский. Только после сложения примерно к XVI в. до н.э. единой Кносской державы мог окончательно оформиться общекритский минойский язык, формирование которого шло, судя по всему, всю первую половину II тыс. до н.э. В основу его лег раннеминойский язык III тыс. до н.э., впитавший в себя со временем элементы побежденных им на Крите других языков, из которых достоверно определяются лишь "пеласго"-фракийский11) и анатолийский. Из указанных двух источников в минойский попали, надо полагать, прежде всего некоторые культурные термины и имена собственные. Во всяком случае именно такого рода лексемы в текстах линейного А получают истолкование на основе индоевропейских соответствий (ср., например, ro-da ka-wa — надпись на серебряной чаше, содержащая, по всей вероятности, имя и титул владельца предмета).12)
После падения Кносской морской державы и завоевания Крита греческими племенами — сначала ахейцами (в середине XV в. до н.э.), а затем дорийцами (в XI в. до н.э.) — удельный вес минойского элемента в составе населения острова неизменно сокращается. По свидетельствам античной традиции, еще в первой половине I тыс. до н.э. потомки местных жителей догреческой эпохи - Έτεόκρητες продолжали жить на Крите (Herod., VII, 170-171; Strabo, X, 4, 6; 4,12) и говорили на своем собственном языке (Hom. Od., XIX, 175 сл.). Однако с V в до н.э. уже явно отсутствуют какие-либо свидетельства существования языка минойцев (в его позднеминойской фазе), к тому времени, вероятно, окончательно вытесненного греческим. Характерно, что дорийско-критский диалект заимствовал немало минойской лексики, обнаруживающейся в виде "эгейских" глосс в трудах лексикографов (прежде всего у Гесихия). Как видим, среди проблем изучения лингво-этнической истории древнего Крита выяснение соотношения между наличным минойским и "эгейским" языковым материалом остается одной из самых насущных для лингвистической миноистики.13)
Прочтенные тексты линейного письма А показывают, что присущая минойскому языку фонетическая структура имела ярко выраженный неиндоевропейский облик. Она характеризуется регулярным чередованием [171] в речевом потоке согласных и гласных звуков (CVCVCV). Такой вывод с неизбежностью вытекает из самой специфики минойского письма с силлабограммами для передачи слогов только типа C + V и V. Силлабарий критян-минойцев не был заимствован откуда-либо, но явно развился внутри местного лого-силлабического письма — критский иероглифики (наряду с которой начала довольно скоро употребляться для хозяйственных нужд ее упрощенная модификация — линейное письмо А), а значит он несомненно учитывал и отражал особенности минойской речи, отличавшейся наличием преимущественно открытых слогов. Большинство исследователей считает, что минойскому языку не были свойственны скопления и удвоения согласных звуков, в нем не различались [l] и [r], а также звонкие, глухие и придыхательные согласные (иная точка зрения на систему смычных и фрикативных в минойском высказана Т.В. Гамкрелидзе14)).
Данных о морфологии минойского языка собрано к настоящему времени еще очень мало. Однако они могут быть значительно дополнены. Исследователи отмечали наличие в минойском флексий (выделяются, в частности, два типа именного склонения15)). Среди формантов, вычленяемых в минойских словах, обращалось внимание на употребительные, суффиксы и префиксы. Г. Нойман выделил целую группу слов — "эгейских", но отождествляемых с минойскими — с суф. -υλ-, обозначающих съедобные плоды растений.16) Достаточно надежно выглядит во многих случаях суффиксальный характер элементов -т-, -п-, -r-(-ρ-/-λ-), -s-, -t- (есть основания прибавить к ним и некоторые другие, прежде всего -а- и -k-).
Следует отметить важную роль в минойском словообразовании префиксов. В данном отношении показательны примеры префиксации, фиксируемые для группы родственных слов с общим корнем tan. Образованные от него с помощью префиксов формы a-ta-no- (отсюда происходит микен. A-ta-ηα = Άθάνα) и ja-ta-no- встречаются в надписях на жертвенниках, в которых обнаруживается и суффиксальное образование ta-na-no (ср. также ta-na-ti табличек линейного А). Сюда же, по-видимому относятся и догреческие критские топонимы Τάνος и "Ιτανος (микен. U-ta-no с префиксом и-), а кроме того и очевидно минойские по происхождению личные имена кносских документов линейного письма В — Та-по и Ta-na-to (и, возможно, еще этрусский культовый термин tanasa-). Те же префиксы а-, ja- и и- встречаются и во многих других минойских словах (пример чередования первых двух из вышеуказанных префиксов дают, в частности, и привлекшие особое внимание исследователей формы a-sa-sa-ra- и ja-sa-sa-ra-). Префикс по- отчетливо выделяется при сравнении минойских личных имен Da-re и No-da-re (в кносских табличках линейного В им соответствуют унаследованные из минойского языка имена Da-ro и No-da-ro). С тем же префиксом по- при корне -dam- чередуются еще два префикса: ra- и [172] wi- (ср. имена минойских правителей No-da-ma-te и *Ra-da-ma-te — 'Ραδαμανους, а также антропонимы кносских табличек линейного письма В Wi-da-ma-ro и Wi-da-ma-ta2).17) Подобные сопоставления могут быть легко умножены.
При анализе минойских лексем большим подспорьем служат встречающиеся сплошь и рядом в кносских табличках линейного В имена собственные явно догреческого происхождения — скорее всего местные, минойские (весьма показательно, что, судя по текстам линейного письма В из Кносса, практически вся критская топонимия еще в конце XV в. до н.э., то есть после примерно полувекового ахейского господства, остается на острове негреческой). Так, добавление к корню -zer-употребительного минойского префикса sa- удалось проследить сначала на примере критских личных имен Ze-ro и Sa-ze-ro (явно негреческих) в кносских табличках линейного В, и лишь затем оно было отмечено во второй части сложного минойского, по всей видимости царского, имени Ro-we-sa-ze-ro в иероглифической надписи на печати первой половины XVII в. до н.э. (причем первая часть данного композита — Ro-we также обнаруживается в критской антропонимии начала ахейского периода в соответствующей грецизированной форме — Ro-wo).18) Тот же префикс наличествует и в образованном от"эгейского" корня -tur- со значением типа "владыка" (ср. греч. τύραννος, этр. Turan — богиня Владычица) минойском теониме *Satur- (cp. минойские теофорные династические имена, сохраненные античной традицией: Σατυρος — персонаж древнейшего аргосско-аркадского мифа, тождественный критскому быку — опустошителю Пелопоннеса и Аттики; Saturia — дочь царя Миноса) — эпиклезе одной из главных фигур пантеона критян-минойцев, тем или иным образом послужившей прототипом для одноименных божеств у греков (σάτυρος), этрусков (Satres, он же — Satros, Satrs, Satirias), римлян (Saturnus), фригийцев (Camp) и, возможно, фракийцев (ср. фрак, этноним Σάτραι).
Еще одно догреческое личное имя критянина-минойца, жившего при одном из первых ахейских владык острова, — A-ka-re-u может быть сопоставлено со словом a-ka-ru табличек линейного А (при тождестве префиксов и корней, соответственно а- — и -kar-) и кроме того с именем известного критского мифологического персонажа — Άκάλλη (Акалла — по преданию, дочь царя Миноса; ср. "Ακαρα — город, основанный в Малой Азии критянином Атимбром; "ακαρα — критская глосса; и т.д.). Последнее имело и иную форму, отличавшуюся удвоением корневого слога — Άκακαλλίς, что дает некоторые основания при обнаружении в словах текстов линейного А, в аналогичных или сходных позициях (т.е. как в самом начале слова, начинающегося с корня, так и во втором слоге слова, начинающегося с явного префикса), такого же повтора усматривать случаи частичной редупликации корня (не исключено, что именно с таким случаем мы имеем дело при сравнении минойских форм sa-ru, a-sa-sa-ra-, [173] ja-sa-sa-ra-). Дальнейшее накопление данных о морфологии минойского языка весьма актуально, ибо именно оно способно приблизить нас к решению проблемы выявления его родственных связей.
Изучение памятников критской иероглифики также таит в себе немало неиспользованных возможностей для специалистов в области лингвистической миноистики. Хотя только небольшая часть иероглифов может быть прочтена по аналогии с происходящими от них силлабограммами линейного письма А и В, в некоторых случаях удается целиком прочесть отдельные слова в критских иероглифических легендах на печатях и затем интерпретировать их (кроме названного выше имени кносского царя Ra-we-sa-ze-ro можно привести в качестве примера еще один антропоним — A-ro-jo, встречающийся и на табличках линейного В из Кносса и Пилоса).19)
Подчас комбинаторным путем устанавливается смысловое значение устойчивых сочетаний иероглифов, соответствующих словам, независимо от полноты их послогового прочтения. Истолкованию идеограмм помогает как их ярко выраженный рисуночный характер, так и обнаружение ближайших аналогов им среди родственных критских линейных письмен (ср., например, иероглифы 116, идентичный знаку № 82 линейного А и идеограмме № 131 линейного В со значением "вино"). При особо удачном стечении обстоятельств фонетическое значение силлабограммы, употреблявшейся параллельно в качестве идеограммы (логограммы), способно подсказать полное чтение последней. Так, например, Г. Нойману принадлежит удачное сопоставление заимствованного из иероглифика знака линейного А, имевшего слоговое значение ni и обозначавшего в идеографическом (логографическом) употреблении (судя по хозяйственным документам линейного В) "плод фигового дерева", с догреческим критским словом νικύλεα (*νικύλεον) с аналогичным значением.20) Тот же исследователь обратил внимание на характерный догреческий облик встречающегося уже у Гомера культурного термина κισσύβιου ("кубок, чаша").21) Последний мог обозначать первоначально предмет, послуживший изобразительным прототипом для силлабограмм линейного письма Α (№ 103) и В (№ 67), читающихся как ki, поскольку они представляют собой силуэт расширяющегося кверху сосуда типа ковша или чаши с одной боковой ручкой и плоским дном (одноручные кубки подобного вида имели, судя по археологическим материалам, весьма широкое распространение на минойском Крите).22) Высказывалась также догадка о генетической связи слогового знака линейного В № 41, имеющего фонетическое значение si, с исконно критской идеограммой (логограммой), за которой скрывалось минойское слово *si-to, означавшее "зерно, семена хлебных злаков" (ср. микен. si-to, гом. σιτος).23) Таким образом, как [174] выяснилось, чтения по крайней мере некоторых силлабограмм в письменностях минойцев — иероглифике и линейном А возникли вследствие использования принципа акрофонии.
Сопоставление конкретного изобразительного содержания графемы с ее фонетическим значением заставляет предположить аналогичное происхождение еще для ряда знаков минойского силлабария. Общей чертой всей этой группы силлабограмм является их изначальная зооморфность и явная связь со звукоподражательными словами. Чтение каждого из пяти рассматриваемых ниже слоговых знаков линейного письма А ассоциируется самым непосредственным образом со специфическими звуковыми признаками животных, изображения которых послужили прототипами для данных графем.
От иероглифа, изображающего голову кота (№ 74), происходят знаки линейного Α (№ 95) и линейного В (№ 80) со слоговым значением та.24) Указанный иероглиф в легендах на критских печатях среднеминойского времени, по-видимому, передавал при его логографическом употреблении царский титул,25) омофоничный, надо думать, звукоподражательному наименованию мяукающего животного, начинающемуся со слога та-. Той же модели придерживались создатели минойского силлабария при наделении слоговым значением и прочих зооморфных логограмм, как показывают нижеследующие примеры. Упрощенными графическими модификациями иероглифа "голова быка" (№ 62) признаются знаки линейного Α (№ 46) и линейного В (№ 23), читающиеся как ти. С иероглифом "голова козла" (№ 65) сопоставляются сходные по начертанию силлабограммы линейного Α (№ 84) и линейного В (№ 13) со значением те. Иероглиф "каракатица" (№ 60) в графически упрощенном виде предстает перед нами в знаках линейного Α (№ 31) и линейного В (№ 31), которые читаются как sa (ср. греч. σηπία, восходящее, вероятно, к минойскому *sapi-, ассоциирующемуся, естественно, с характерным свистяще-сопящим звуком, издаваемым пойманной и извлекаемой из воды каракатицей). Не имеющий аналога в критской иероглифике знак линейного А № 98 несомненно воспроизводит силуэт летящей крупной птицы типа журавля и обладает, судя по его корреляту в линейном В (№ 81), слоговым значением ku (ср. ностратич. *kar^ /*kur^ — "журавль, курлыкающая птица").
Приведенные примеры указывают на достаточно регулярное применение акрофонического принципа при создании критянами-минойцами их силлабария. Они же фиксируют наличие в минойском языке звукоподражательных слов, что необходимо учитывать при любых дальнейших попытках генетического отождествления одного из основных [175] этнолингвистических слоев в доиндоевропейском субстрате на юге Балкан.
Обращение же к типологии минойских сфрагистических формул выявило возможность восстановить картину постепенного развития иероглифических легенд на печатях "кносского царского круга", служивших для опечатывания заполненных припасами ёмкостей. Одновременно прояснились перспективы интерпретации таких текстов — от самых кратких (состоящих из одного слова) до достаточно пространных.26)
Будем надеяться, что новые исследования памятников, критской иероглифики и линейного письма А с применением современной методики комплексного источниковедения приведут к более интенсивному накоплению фактов минойского языка. [176]
1) Furumark Α. Linear Α und die altkretische Sprache. Entzifferung und Deutung. В., 1956.
2) Furumark A. The Linear Α Tablets from Hagia Triada // Opuscula Romana. 1976. 11.
3) Ср.: Meriggi P. Zur Lesung des Minoischen (A) // Minoica. Festschrift zum 80. Geburtstag von Johannes Sundwall. В., 1958. S. 245; Peruzzi E. Le iscrizioni minoiche // Atti del’Accademia Toscana di Scienze e Lettere "La Colombaria". V. 24. Anno 1959. Firenze, 1960. P. 35 f.; Faure P. Dédicaces créìoises en lineaire А //БЕ. 1972. Т. XVI, 1. Р. 10; Idem. La vieguotidienneen Crète au tempsde Minos (1500 avant Jésus - Christ). Р., 1973. Р. 32; Поуп М. Линейное письмо А и проблема эгейской письменности // Тайны древних письмен. Проблемы дешифровки. С. 89.
4) Landau О. Mykenisch-grieschische Personnennamen. Göteborg, 1958. S. 268-271.
5) Ср.: Bartoněk Α. Nynějši stav ν luštěni 1. ρ. Α // Mnema Vladimír Groh. Pr., 1964. S. 201-208; Chadwick J. Introductions to the problems of "Minoan Linear A" // JRAS. Praha, 1975. N. 2. 146-147.
6) Сергеев В.М. К вопросу о фонетической структуре языка линейного А // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока. Тезисы и доклады конференции. 4.1. М., 1984. С. 86-88.
7) Пополнить систему доказательств в пользу отождествления языка линейного А и критской иероглифики с неким древним северокавказским диалектом, разумеется, нельзя и с помощью прямых сопоставлений сугубо предположительных смысловых значений для отдельных групп иероглифических знаков первой половины II тыс. до н.э. (например, блока 12-73) с современными абхазо-адыгскими формами (ср.: Сергеев В.М., Цымбурский В.Л. Памятники критской письменности: структура текста как ключ к распознанию языка // Лингвистическая реконструкция и древнейшая история Востока Ч 1. С. 91-92).
8) Гиндин Л.А. К проблеме генетической принадлежности "пеласгского" догреческого слоя. // ВЯ. 1971. N 1.
9) Neumann G. Zur Sprache der kretischen Linearschrift А // Glotta, 1958. Bd 36; Ideni. Minoisch kikina 'Die sykomorenfeige' // Glotta, 1960. Bd 38; Idem. Weitere mykenische und minoische Gefassnamen // Glotta. 1961. Bd 39; Idem. νικύλεον // Glotta, 1962. Bd 40; Нойман Г. О языке критского линейного письма А // Тайны древних письмен.
10) Гиндин Л. А. Древнейшая ономастика Восточных Балкан (Фрако-хетто-лувийские и фрако-малоазийские изоглоссы). С. 1981. С.13.
11) Правда, последние исследования показывают, что его вклад в минойскую лексику не столь велик, как это предполагалось ранее (Duridanov I. Thrakische Eigennamen in der Linear A- und B- Texten / / Contributions au IVе Congrès International de Tracologie, Rotterdam, 21-26 Septembre 1984. Sofia, 1984, S. 110-115; Idem. Thrakische Eigennamen in den mykenischen Texten // BE 1985. T. XXVIII, 1. S. 5-12).
12) Молчанов А.А.. [Рец. на кн.:] Гиндин Л.А. Древнейшая ономастика Восточных Балкан. София, 1981 // ВДИ, 1985. N 2. С. 178.
13) Ср.: Молчанов А.А. Элементы доиндоевропейского языкового субстрата на юге Балкан (минойский и "эгейский") // Античная балканистика. Карпато-балканский регион в диахронии. Предварительные материалы к международному симпозиуму. М., 1984. С. 27-28.
14) Гамкрелидзе Т.Н. К вопросу о системе смычных и фрикативных "минойского" языка по показаниям греческой линейной письменности класса В // ВЯ. 1988. N 1.
15) Ср.: Поуп М. Указ. соч. С. 91.
16) Neumann G. νικύλεον. S. 53.
17) Молчанов А. А. [Рец. на кн.] Полякова Г.Ф.... С. 176; Он же. Таинственные письмена первых европейцев. С. 96-97.
18) Молчанов А. А. Критская иероглифическая надпись на восьмисторонней печати из собрания Эшмолеанского музея. С. 130.
19) Там же. С. 133. Прим. 64.
20) Neumann С. Zur Sprache der kretischen Linearschrift Α. S. 156-158.
21) Neumann G. Zur Sprache... S. 158. Anm. 3; Нойман Г. О языке... С. 99. Прим. 3.
22) В текстах линейного В начертание знака N 67 стилизуется зачастую настолько, что он превращается в абрис конического одноручного ритона (вроде известного критского "Сосуда с кулачными бойцами" из Агиа-Триады).
23) Ruijgh С. J. L’Origine de signe *41 (si) de l'écriture linéaire В // Kadmos, 1970. Bd. 9. S. 172-173; Казанский Η.Η. Названия хлеба в языках Восточного Средиземноморья // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. Лингвистика, история, археология. М., 1984. С. 87.
24) Здесь и далее при констатации генетического тождества графем мы имеем в виду результаты сопоставлений внешней формы знаков всех трех родственных письменностей Крита II тыс. до н.э., полученные исследователями прежде (ср.: Ventris Μ., Chadwick J. Documents in Mycenaean Greek. 2nd ed. P. 33, Fig. 6) и представляющиеся нам вполне убедительными.
25) Evans A.J. Scripta Minoa. Vol. I. P. 264 f.; Молчанов А.А. Критская иероглифическая надпись на восьмисторонней печати из собрания Эшмолеанского музея. С. 124.
26) Молчанов А.А. Критская иероглифическая печать из собрания Афинского музея. С. 62, 63.
Написать нам: halgar@xlegio.ru