| Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. | |
ГЛАВА III
ВО ЧТО ОНИ ВЕРИЛИ? КАК ВЫГЛЯДЕЛИ?
Археологические данные позволяют судить о ряде интересных моментов духовной культуры древних цебельдинцев. Погребальные обряды достаточно ясно вскрывают их представления о загробном мире. Отдельные находки связаны с различными языческими культами и воззрениями. Об эстетических наклонностях местного населения говорят детали одежды и многочисленные украшения. Имеется достаточно сведений о таких видах местного искусства, как архитектура, скульптура и графика.
1. Погребальные обряды. Религия
На территории исторической Цебельды повсеместно отмечено сосуществование двух различных погребальных обрядов — трупоположения и трупосожжения. В количественном отношении резко преобладают трупоположения [53, 118]. При этом в распределении этих обрядов почти никаких закономерностей не отмечено — в одно и то же время одних членов семьи независимо от пола и имущественного состояния почему-то сжигали, других просто закапывали в землю. Оба обряда фиксируются с конца II в., но если трупоположения (ингумация) известны до конца VII в., то наиболее поздняя кремация датируется пока началом VII в. Необходимо также отметить еще одну общую закономерность. На территории исторической Цебельды не найдено ни одного самостоятельного детского захоронения — все известные погребения [106] детей связаны с погребениями их матерей. На семейные кладбища с поселений вели специальные дороги, по которым траурные процессии проходили к месту похорон.
Рис. 35. Основные виды ингумационных захоронений V—VII вв. в Цебельде: 1, 2 — Шапка, 3 — Цибилиум, 4 — Лар.
Трупоположение (ингумация). Могильная яма выкапывалась до уровня мергеля на глубину до 1-1,5 м. Дно ее иногда частично покрывалось материей, кожей, настилом из тонких коротких досок (с VII в.) или большим куском древесной коры. В большинстве [107] случаев покойник укладывался на спину в вытянутом положении, с различно положенными руками часто одна лежит вдоль тела, другая положена на пояс или таз; реже обе руки сложены на груди или подтянуты кистями к подбородку. В нескольких случаях покойники лежали на боку со слегка согнутыми руками и ногами [53, 119-123].
Ориентировка трупов различна. На Шапкинском могильнике отмечено положение головой на юг, север и запад (последнее преобладает). На Цибилиумском могильнике голова чаще ориентирована на юг, реже на север. На Алуште, наоборот, головой на север лежит большинство покойников, хотя отмечена и южная ориентировка. В Азанте большинство захоронений ориентировано головой на север и лишь в одном случае покойник лежал головой на запад. На Ларском могильнике преобладают погребения головой на север.
Несколько большую устойчивость в ориентировке покойников показывают семейные кладбища. Например, на Грушевом холме (Ахаччарху) все погребения ориентированы головой на юг с очень незначительными отклонениями в отдельных случаях к западу [61, табл. I]. В то же время другое семейное кладбище, на Стеклянном холме (Абгидзраху), демонстрирует «веерообразное» расположение покойников, ориентированных головой на запад, северо-запад и север [53, рис. 5]. Такая закономерность обусловлена, по-видимому, рельефом — на крутизне покойники располагались боком к склонам, на гребнях — поперек них. Таким образом, разнообразие ориентировки покойников в древней Цебельде должно объясняться не только религиозными или этническими соображениями, но и особенностями рельефа.
Довольно часты в Цебельде захоронения коней, которые на равных правах с членами данной семьи погребались на общем кладбище. Конечно, речь идет не о всех конях, а только о любимых, чем-то отличившихся. В одних случаях отмечено совместное захоронение коня и хозяина, в других первый лежит совершенно самостоятельно.
Покойники были одеты так же, как при жизни; хоронили их вместе с личными вещами. В соответствии с этим фибулы лежат на плечах и груди, все украшения — у шеи и на груди, серьги — у висков, браслеты — [108] на руках, поясные пряжки, ножи, кремни и кресала — на поясе. В головах, в ногах, а иногда сбоку покойника ставились глиняные сосуды, число которых колебалось от одного до пяти. Наиболее обязательны одноручные кувшинчики. Кроме того, в могилу ставились большие двуручные кувшины или пифосы, клались амфоры, кухонные горшочки, вазы, миски, тарелки. Стеклянный сосуд обычно располагается в головах. В мужских захоронениях на левом, редко на правом плече лежали наконечники копий, топоры, умбоны. Мечи и кинжалы, как правило, находились у левого бедра. Женщинам в головах слева часто клали мотыгу или обломок зернотерки.
В ряде случаев в погребениях помимо личных вещей покойника встречаются отдельные предметы или группы предметов (украшения, оружие), которые жертвовались покойнику в момент захоронения его близкими — женой, мужем, отцом, другом и т. д. — и были подчас более дорогими, чем те, которыми он обладал при жизни. В одном случае в погребении воина в головах лежало довольно богатое ожерелье. В другом поверх тела воина, обладавшего собственным мечом, был положен второй более роскошный, с портупеей. В женских погребениях, за исключением одного случая, когда был положен наконечник копья, приношения включали обычно отдельные фибулы или связки фибул, браслеты, серьги и т. д., которые клались в головах или сбоку трупа. Одной женщине, уже имевшей собственные серебряные серьги, под локоть была положена пара золотых сережек, другой — серебряный браслет, две очень ярких серьги и замечательный медальон с изображением женского лица и цветка [8].
Интересно погребение с копьем, найденное на Стеклянном холме (семейный комплекс Абгыдзраху-35). У висков лежали серьги, на руках несколько браслетов, на груди четыре фибулы — все это особенности женского костюма. Копье же было на плече, как обычно у воинов-мужчин. Впрочем у последних, как правило, копья имели по два наконечника, если не считать нескольких исключений, к которым относится и самое богатое погребение Цебельды с монетами Юстиниана. В том же могильнике найдено еще одно женское, но на этот раз кремационное погребение, где рядом с урной был воткнут [109] также один наконечник копья. Если же предполагать здесь не простой дар, то не говорит ли отмеченный факт о каком-то особом положении отдельных женщин в Апсилии?
Согласно наблюдениям М. М. Трапша, первая женщина с копьем обладала огромным ростом: «длина костяка от теменной части черепа до пяточных костей — 2,15 м» [53, 54]. В то же время следует отметить, что в условиях крутого склона, на котором было найдено это захоронение, вполне возможна механическая растяжка костяка. Сам М. М. Трапш отмечает, что «череп оказался выше костей туловища на 22 см» [53, 54]. Следовательно, рост этой женщины скорее всего был нормальным.
Трупосожжение (кремация). Кремирование покойников занимало видное место в системе погребальных обрядов древних цебельдинцев. Поскольку на самих могильниках нет следов кострищ, следует предположить, что каждое поселение обладало собственным крематорием или площадкой для кремации.
Как правило, тело покойника сжигалось отдельно от его имущества. Это положение подтверждается отсутствием следов огня на жаронеустойчивых изделиях, в первую очередь янтарных украшениях, которые довольно часто попадаются в урнах с прахом. Лишь в трех случаях отмечено совместное сжигание тела с вещами. В первом это дало спрессованный стеклянный рюмковидный сосуд, во втором наконечники копий сохранили соответствующую окалину, в третьем пастовые бусы были оплавлены. Во всех остальных случаях вещи опускались в урну уже после того, как прах остывал.
Урна помещалась на дне прямоугольной ямы, часто углубленной в толщу мергеля, плитки которого использовались для придания урне устойчивости. Вокруг большого двуручного сосуда или пифоса, служившего урной, который устанавливали вверх дном или укладывали на бок, располагались крупные изделия — амфоры, кувшинчики, миски, наконечники копий, топоры, умбоны, мечи, стеклянная посуда и т. д. Урну обычно прикрывала миска или краснолаковая тарелка; внутрь предварительно мог опускаться небольшой одноручный кувшинчик. Наконечники копий иногда вертикально втыкались в дно ямы, а если она оказывалась слишком узкой, мечи могли сгибаться пополам. [110]
Рис. 36, 37. Кремационные захоронения IV—VII вв. (Шапка).
Отмечено несколько примеров совместного захоронения урны с прахом и конского костяка. Лишь в одном случае вместо коня покойнику была положена уздечка. Как и при трупоположениях, встречаются посторонние приношения — украшения, оружие и т. д. Так, например, одному покойнику был пожертвован кинжал с богатым бронзовым поясом, резными пряжками и фигурной цепочкой (кладбище на Стеклянном холме). В другом случае в трупоположении воина оказался женский браслет.
О существовании каких-либо надмогильных сооружений на кладбищах древней Цебельды сведений не сохранилось. В ряде случаев отмечены вторжения более поздних захоронений в ранние могилы. Так, у одного трупоположения при захоронении кремации была отсечена часть плечевой кости. В другом случае кремация нависала над более углубленным трупоположением. Следует отметить, что если бы на поверхности могилы четко оконтуривались и поддерживались, то в их расположении относительно друг друга наблюдалась бы система более четкая, чем прослеживаемая. Можно также предполагать, что рядом с кладбищами на вершинах могли находиться семейные святилища. Об этом нет никаких сведений, кроме совпадения возможно случайного, [111] когда в ряде пунктов, связанных с могильниками цебельдинцев, позже возводились христианские храмы (Верхнеэшерский, Вороновский, Азантский, Ларский).
Религиозные воззрения. Анализ погребального обряда со всей очевидностью показывает, что древние цебельдинцы на всем протяжении существования цебельдинской культуры были язычниками. Потусторонний мир воспринимался ими достаточно конкретно: умершие возрождались и были заняты «там» тем же, чем и в этой жизни: мужчины сражались, женщины украшали себя, обрабатывали землю, хозяйничали. С благой целью облегчить умершему первые шаги в потустороннем мире родственники ставили в могилу сосуды с питьем и пищей, жертвовали ему «на память» различные предметы. Одно из самых богатых и ярких захоронений цебельдинской культуры принадлежало воину, умершему уже во второй половине VII в. В потусторонний мир его сопровождали: глиняный сосуд, стеклянный бокал, топор, наконечник копья, нож, кинжал с ножнами в серебряной оправе, роскошный пояс, украшенный серебряными ажурными пластинами, портупейный ремешок с серебряной пряжкой и т. д. На руке надет бронзовый браслет. На груди лежали две серебряные монеты, а в рот была положена золотая (все три чеканены в правление императора Юстиниана I). Последнее обстоятельство очень интересно — ведь в рот покойнику клали монету древние греки уже за тысячу лет до указанного захоронения. Таким образом, перед нами классический пример языческого погребального обряда. Он был характерен во второй половине VII в. для представителей местной родоплеменной верхушки. К ней, по-видимому, можно отнести и покойника [19].
В Цебельде найдено несколько предметов, которые дают повод исследователям говорить о принятии христианства местным населением уже в IV в. [19, 228; 53, 206-207; 61, 63-64]. Аргументами в пользу такого вывода служат западная ориентировка покойников, два нательных креста, медальон с раннехристианской греческой надписью, крестовидная инкрустация на отдельных пряжках, крестовидное оформление фибульных дужек, изображение крестов на стеклянных бокалах, крестовидное размещение кружочков в орнаментации местных керамических сосудов. [112]
Рис. 38. Самое богатое из погребений, найденных на территории исторической Цебельды (Юстинианов холм): 1 — план захоронения, 2 — глиняный горшок. 3 — стеклянный бокал, 4 — бронзовый браслет, 5, 6 — железные топор и наконечник копья, 7, 8 — серебряная и бронзовая фибулы, 9 — золотая монета, 10-11 — серебряные монеты Юстиниана I.
Однако в действительности все эти атрибуты не могут свидетельствовать о столь раннем проникновении христианства в Цебельду. Нательные кресты, несомненно привозные, относятся к комплексам конца VI — первой половины VII в. и, составляя одно целое с ожерельем, должны рассматриваться лишь как украшения. Иного значения им цебельдинцы, по-видимому, не придавали. Медальон с изображением Горгоны и с греческой надписью, найденный в погребении второй половины [113]
Рис. 39. Самое богатое из погребений, найденных на территории исторической Цебельды (Юстинианов холм): 1 — реконструкция пояса; 2, 4, 5-8, 17-19 — серебряные детали пояса, 3 — бронзовый пинцет, 9 — костяная пластинка, 10 — серебряная пластинка, 11, 12, 15-16— серебряные детали ножен кинжала, 13 — железный кинжал, 14 — бронзовый перстень, 20-27 — бронзовые детали обувных застежек.
V в., также представляет собой импортное изделие, происходящее из Антиохии или ее окрестностей [30], и, следовательно, не имеет никакого отношения к религиозным воззрениям древних цебельдинцев. Этот медальон, как и кресты, играл роль только экзотического украшения. Крестовидная орнаментация пряжек и стеклянных сосудов может характеризовать лишь уровень христианизации создававших их ремесленников, но не населения древней Цебельды, поскольку и эти предметы импортированы [114]
Рис. 40. Один из наиболее ранних местных христианских памятников Цебельды — резная известняковая плита из храма VIII в. (пос. Марамба).
из более южных районов Восточного Средиземноморья. Что же касается крестовидного распределения кружочков на керамике, то это лишь один из вариантов широко распространенного местного орнаментального мотива, который, кроме того, в IV—VI вв. включал треугольное, пятиугольное и даже шестиугольное [115] распределение кружочков. Западная же ориентировка покойников фиксируется в Цебельде с III в. и, судя по всему, возникла самостоятельно, вне связи с христианством.
Следует, впрочем, обратить внимание на конкретные изображения крестов на отдельных пифосах и кувшинах Цебельды [16, табл. XXVII, рис. 12, 18]. Такой крест на одном из пифосов сочетается с превосходным изображением собаки, в других случаях помимо креста на днищах кувшинов встречаются изображения свастики и другие, свидетельствующие о том, что в VII в. крестовидный орнамент использовался в Цебельде наравне с другими мотивами. Скорее всего здесь речь идет о постепенном внедрении в местную орнаментацию сюжета, характеризовавшего значительную часть привозных изделий.
Достаточно противоречивы и данные византийских источников. Прокопий Кесарийский, сообщая, что апсилы «с давних уже времен христиане» [3, 380], далее относительно их соседей — абазгов — пишет: «Эти варвары еще в мое время почитали рощи и деревья. По своей варварской простоте они полагали, что деревья являются богами» [3, 382].
Таким образом, если абазги, которые жили на побережье и имели на своей территории (в Питиунте) епископскую кафедру с начала IV в., в VI в. были еще язычниками, то об апсилах, заселявших горные долины, и говорить не приходится. Об этом свидетельствует и Агафий.
Отмечая, что апсилы и мисимияне близки «по образу жизни», он затем ясно показывает, что мисимияне лишь тогда напомнили византийцам, что они «одной с ними религии» (т. е. христиане), когда встал вопрос о физическом уничтожении всего племени [2, 119, 124]. Анализ источников в сочетании с данными археологии позволяет со всей определенностью сделать вывод, что из конъюнктурных соображений местная родоплеменная верхушка в отдельных случаях вынуждена была на словах доказывать свою приверженность христианству. Последнее, однако, даже в сочетании с некоторыми мотивами, проникшими в местную материальную культуру в результате контактов с христианским миром, никоим образом не может [116] свидетельствовать о сколько-нибудь значительной роли христианского мировоззрения в духовной жизни древних цебельдинцев, во всяком случае до второй половины VII в.
Рис. 41. Отражения различных культов в материальной культуре древней Цебельды: 1, 2 — Цибилиум, 3, 11 — Апушта, 4-10 — Шапка.
Отдельные черты языческих верований населения исторической Цебельды могут быть прослежены на основе анализа орнаментальных мотивов, оформления местных изделий и т. д. С культом домашних животных связывают скульптурные головки барана и козла, украшавшие одноручные кувшины, сосуд в виде быка, изображение собаки и т. д. Сосуд, символизирующий оленя, может свидетельствовать о культе отдельных диких животных. Просверленные клыки кабана и зубы оленя, помимо украшения, могли играть роль своеобразных оберегов. Несомненно, видное место в пантеоне древних цебельдинцев занимал культ деревьев: в погребениях найдены ветви с плодами мелкого ореха-фундука, грецкие орехи, на одном сосуде имелось изображение дерева [16, табл. XXVII, рис. 22]. С солярным культом связываются астральные знаки — изображения солнца и звезд, [117] кружочки, волны и т. д. Отдельные рисунки на керамике представляют собой человеческие фигуры, связанные, возможно, с антропоморфными божествами. Видное место в системе языческих воззрений древних цебельдинцев занимал культ фаллоса, который иллюстрируется соответствующим оформлением ряда украшений, найденных в погребениях (браслеты, височные кольца, подвески и т. д.). С каким-то языческим обрядом, возможно, связаны и изображения цебельдинских топоров на культовом камне пастухов с альпийских пастбищ Гуарапа. Как борьбу христианской и языческой символик можно охарактеризовать вышеупомянутое изображение собаки и креста на одном из цебельдинских пифосов.
На груди одного из покойников, захороненного в VII в. на Юстиниановом холме, был найден сталактит. Можно полагать, что эта находка связана с культом пещер, служителем которого мог быть погребенный. До ближайшей из пещер, которыми так богаты окрестности Цебельды, более двух километров. Следовательно, этот сталактит либо был принесен издалека родственниками покойного, либо находился среди его прижизненных вещей.
Несомненно, связано с определенными языческими воззрениями и отсутствие на могильниках Цебельды детских захоронений. В двух случаях дети были захоронены вместе с матерями в общей могиле. Предполагать в древней Цебельде низкую детскую смертность не приходится. Следовательно, до достижения определенного возраста и прохождения какого-то обряда (посвящения?) дети и подростки хоронились как-то иначе, вне кладбищ.
Одежда. Одеяния древних цебельдинцев могут быть реконструированы с большей или меньшей точностью на основе расположения отдельных металлических деталей одежды и следов тканей в погребениях.
Мужчины носили короткую (до колен?) полотняную или шерстяную тунику, которую подпоясывали кожаным ремнем с металлической, часто довольно большой пряжкой. К поясу подвешивались нож, оселок, мешочек с [118] кремнем и кресало. Климатические особенности страны позволяют предполагать также, что к предметам их одежды относились длинные шерстяные или кожаные штаны. Поверх этого одеяния набрасывался шерстяной плащ или бурка, закреплявшаяся на плече фибулой. Голова покрывалась, вероятнее всего, шерстяной или кожаной шапкой. На ногах носили кожаные башмаки, очень редко с металлическими застежками. Внешний облик воина завершался щитом и двумя копьями в левой руке, мечом на портупее или топором за поясом.
Женщины надевали длинные полотняные или шерстяные платья, подпоясанные кожаным поясом, иногда с металлической пряжкой. К поясу подвешивался железный нож. Платье и накидывавшийся сверху легкий плащ закреплялись на плечах одной, двумя или несколькими фибулами. Рукава платья были длинными, во всяком случае доходили до локтя (в одном захоронении бронзовый игольник был нашит выше локтя). В ушах были вдеты серьги, у висков, на сдерживавшей волосы ленте, укреплялись височные подвески. На шею надевались витая гривна и ожерелье из большого числа (от двух-трех десятков до нескольких сот) бус и разнохарактерных подвесок, на руки — по одному или по два браслета, на пальцы рук — перстни. Не все украшения надевались повседневно, их носили по праздникам. В окрестностях периферийных поселений цебельдинской культуры чаще, видимо, можно было видеть женщин в более простой одежде, с мотыгой на плече.
Для реконструкции эволюции эстетических воззрений на территории исторической Цебельды необходимо рассмотреть развитие различных типов, характерных для нее украшений — фибул, пряжек, серег, подвесок, ожерелий, браслетов, перстней и т. д.
Фибулы. Металлические застежки — фибулы — играли важную роль в костюме древних цебельдинцев. Первые образцы их были заимствованы из Северного Причерноморья, возможно, из античных городов. Это были простые проволочные подвязные фибулы, сделанные из одного куска нетолстой проволоки. И носили их в Цебельде так же, как в Северном Причерноморье — по одной или две. Самые ранние находки датируются второй половиной II в. н. э. В то же время в Западной [119]
Рис. 42. Фибулы II—VII вв.: 1, 6, 10-13, 17-19, 21-23, 25 — Шапка, 2, 3 — Герзеул, 4, 7-9, 16, 20, 24 — Цибилиум, 5. 14, 15 — Азанта, 26, 27 — Апушта.
Грузии (Клдеети, Бори, Чхороцку) появилось местное производство подвязных фибул. От крымских образцов они отличались более четким дуговидным корпусом. Возможно, прав М. М. Трапш, предполагая в этом влияние местной кобанской традиции. В начале III в. дуговидные подвязные фибулы появились и в Цебельдинской долине. [120] Началась выработка местных цебельдинских фибул. Они украшались проволочной обмоткой иногда с петельками. И носили их уже по иному — до пяти штук в комплекте.
С конца III в. фибулы в Цебельде стали делать составными из двух кусков проволоки: пружина прикреплялась к изделию с помощью оси, вставленной в широкое колечко («двучленные фибулы»). Этот способ сохранялся до конца цебельдинской эпохи. Двучленные фибулы IV в. делались обычно простыми из толстой гладкой проволоки. Иногда к расширенной ножке припаивалось гнездо с цветной вставкой. Это было либо синее стекло, либо полированный слоистый халцедон молочного цвета, либо другой камень. В конце IV—V вв. формы фибул разнообразнее, декор богаче. Большие дуговидные фибулы сплошь покрываются узором из тонкопроволочных завитков, похожих на маленькие улитки. Применяется кручение, гранение. К фибулам подвешивают амулеты в виде очковидных спиралей с петлей посередине. Некоторые специалисты считают их символами плодородия.
За Кавказским хребтом в это время происходит процесс активного перемещения народов, что ведет к резким изменениям и в сфере художественного производства. Сюда, в Абхазию доходят лишь слабые отзвуки «великого переселения народов». Так, с Северного Кавказа проникли фибулы с двускатной пластинчатой спинкой (лебяженские) и проволочные фибулы с прогнутой в виде буквы S спинкой. Появились на фибулах и несложные перегородчатые инкрустации из треугольных синих стеклышек. Все эти новшества продержались недолго и вскоре исчезли. В V в. завязка постепенно выходит из употребления и тонкий конец «ножки» начинают приклепывать к спинке; фибулы приобретают крестовидное перекрестие. В конце V—VII вв. крестовидные фибулы стали основной формой в Абхазии. Их развитие шло по пути расширения и уплощения дужки, расширения ножки, усложнения орнаментации. Изучение этих изменений очень важно для разработки точных датировок.
Во второй половине V и первой половине VI вв. фибулы имеют дужку из толстого круглого стержня, в первой половине VI в. эта дужка становится полукруглой или массивно-овальной в сечении. Во второй половине [121] VI в. преобладают восьмигранные или пластинчатые дужки, ножка прямоугольна. В первой половине VII в. ножка изготовляется в форме треугольника, а в середине и во второй половине VII в. перекрестие перемещается на середину корпуса, спинка часто бывает продольно-ребристой. Изменяется и декор фибул. Крестовидные фибулы украшали нарезками, имитирующими обмотку: сначала сплошными, позднее — нарезные участки чередовали с гладкими. Применяют также насечки, гравировку, фигурные и кружковые штампы, зубчики, выемки, гранение. Часто фибулы инкрустируют сердоликом. Крестовидное перекрестие в позднее время иногда заменяют диском или волютами, концы оси пружины украшают большими гранеными головками. В VII в. вновь прослеживаются связи с Северным Кавказом: это фибулы со спиральным завитком на конце пластинчатого приемника.
Прототипы шарнирных Т-образных фибул могли проникать оттуда же или из Картли. Вероятно, византийскими связями надо объяснить находку замечательной брошки в виде павлина, инкрустированного разноцветным стеклом [4, 107-110; 5; 17, 189; 53, 170-189; 61, 45-51; 66].
Фибулы цебельдинской культуры — местное своеобразное явление. Здесь нет близких соответствий большинству фибул Закавказья, Северного Кавказа или Крыма. Способ их ношения также чисто местный. Мужчины обычно носили одну фибулу, редко две. Женщины имели несколько фибул, все обязательно разных форм. Пар из одинаковых фибул здесь почти не встречалось.
Пряжки. Пряжки еще ярче, чем фибулы, отражают внешние связи цебельдинской культуры. Возможно, это объясняется тем, что большинство пряжек найдено в могилах воинов и входило в их снаряжение. А нужды обороны и постоянная боевая готовность заставляли пристально следить за всеми новшествами в этой области, появлявшимися у соседних народов.
В женском костюме пряжки редки. Кольцевые застежки со спирально закрученными концами встречаются только в комплексах II—III вв. Со второй половины III — начала IV в. апсилы стали носить пряжки иных типов, общих для Крыма, степей Северного Причерноморья и Северного Кавказа. Для IV в. характерны пряжки [122] с овальным утолщенным спереди кольцом, прямой хоботковидной иглой и прямоугольным или овальным щитком.
Рис. 43. Пряжки II—VII вв.: 1, 3, 5-15 — Шапка, 2, 4 — Цибилиум.
В первой половине V в. на громадных пространствах Восточной и Средней Европы появились новые формы пряжек «эпохи переселения народов». Вместе с оружием они проникли и в Абхазию. Это большие пряжки с округлым или, реже, четырехугольным кольцом, прямоугольным или иногда овальным щитком, в некоторых случаях украшенным сердоликом в оправе. На конце иглы — схематическое изображение животного: намечены [123] рот, уши и глаза. Их много в Цебельде в комплексах второй половины V в. и в VI в. Хорошие образцы таких пряжек найдены в Крыму и на Дунае. Однако там широкие пояса с большими зооморфными пряжками носили только женщины. В Цебельде же — только мужчины. Такие трансформации нередки в раннем средневековье. Возможно, на Цебельду повлияли традиции кочевых, а не оседлых народов Причерноморья. Одновременно в Абхазию проникли маленькие пряжечки с округлым щитком, украшенным плоской полихромной инкрустацией — одна из ведущих форм в находках гуннской эпохи по всей Европе и на Северном Кавказе. Судя по всем этим находкам, цебельдинские воины находились в курсе всего того, что происходило к северу от их владений.
Связи с Византией также не могли не оставить здесь следа. Пряжки VII в. с овальным кольцом, резко сужающейся иглой и щитком, украшенным плоской монохромной инкрустацией, а в одном случае с греческой надписью, сделаны по византийскому образцу. Близкие им пряжки находят в самых отдаленных частях Византийской империи и у ее соседей — от Сирии до Западной Европы. В том же VII в. большую часть Восточной Европы охватила новая мода на пояса с пряжками и бляшками геральдических форм. В цебельдинских могилах тоже появились В-образные пряжки с полым кольцом, а также цельнолитые [4, 107-110; 16, табл. XL, рис. 1-18; 17, 189-190; 53, 164-170; 61, 59-61]. Помимо основных пряжек, в состав поясных и портупейных наборов VI—VII вв. входили различные фигурные пластинчатые накладки, малые пряжки, колечки со щитками, ременные наконечники и т. д.
Браслеты. Древнейшие образцы этих украшений связаны с комплексами II — первой половины III в. Это круглопроволочные, в полтора оборота браслеты с концами, имеющими фаллическое оформление; круглопроволочные браслеты с обрубленными концами, украшенными сеткой гравированных линий и кружочками; круглопроволочные гладкие, с уплощенными концами, пластинчатые, в полтора — два оборота. В III— первой половине VI в. были распространены круглопроволочные браслеты с заходящими концами, с концами, оформленными в виде змеиных головок; браслеты с двойной [124] перевязкой. Во второй половине IV в. остаются круглопроволочные браслеты с рублеными концами, оформлявшимися иногда гравированным узором. В V в. наряду с этими браслетами изредка встречаются экземпляры со змеиными головками, фаллическими окончаниями и т. д. В VI в. распространяются круглопроволочные браслеты с уплощенными концами, украшавшимися рядами точечной насечки. В VII в. наряду с ними используются круглопроволочные браслеты, массивные, с обрубленными концами, оформленными круговыми бороздами, пластинчатые, с нечетным числом прямоугольных утолщений с ямкой в центре, орнаментированные точечными дорожками [17, 190; 18; 53, 189-191; 61, 57-59].
Рис. 44. Браслеты II—VII вв.: 1, 2, 6, 10 — Цибилиум, 3, 4 — Герзеул, 5, 7-9 — Шапка.
Серьги. Наиболее ранние, найденные в комплексах III в. серьги представляют собой круглопроволочные [125] колечки северопричерноморского типа с верхней застежкой и каплевидным стеклышком в серебряной оправе. Изредка они снабжены фигурными привесками. В IV в. форма кольца серег мало меняется, но у них появляются характерные привески из витой проволоки с полым, сначала округлым, а затем биконическим грузиком на конце. В V в. кольца серег приобретают вытянуто-овальную форму и украшаются круглым или прямоугольным сердоликом в серебряной оправе, сохраняясь в таком виде до середины VI в.
Рис. 45. Серьги (1-12) и височные подвески (13-17) III—VII вв.: 1, 3, 5 — Цибилиум, 2 — Азанта, 4, 6-12, 14-17 — Шапка, 13 — Герзеул.
Во второй половине VI — первой половине VII в. используются главным образом мелкие круглопроволочные кольцевидные серьги с припаянными снизу колечками, пирамидками зерни и сердоликами в оправе. Во второй половине VII в. широко распространяются кольцевидные проволочные серьги, расплющенные в нижней части, где в отверстиях закреплялась пара подвесок с сердоликовыми бусинами [17, 190; 18; 53, 193-195; 61, 61].
Височные подвески. Группа украшений по их расположению у висков при отсутствии серег должна быть отнесена к височным подвескам. Часть их восходит [126] к местным прототипам бронзовой эпохи и характеризуется овальными, обычно бронзовыми колечками в полтора оборота, концы которых либо утолщены, либо имеют фаллическое оформление. Использовались они, как правило, в III—V вв.
Во второй половине III — начале VII в. в Цебельде был распространен и другой, возникший под воздействием античных форм вариант височных подвесок, имевших форму зажима и украшенных круглыми, овальными и крупными каплевидными сердоликами в серебряной оправе [53, 191-192].
Рис. 46. Золотые украшения IV—VII вв. (1-6) (Шапка).
Перстни. Этот вид украшений, обычно изготовлявшихся из бронзы и редко из серебра, фиксируется в Цебельде пока со второй половины IV в. Два цельнолитых перстня имеют на печатках изображения женской головы в фригийском колпаке и скачущей лошади. В V в. продолжалось использование цельнолитых перстней, [127] украшавшихся иногда сердоликом. В VI в. распространяются пластинчатые кольца с напаянной прямоугольной пластинчатой орнаментированной печаткой либо с сердоликом в оправе. В VII в. пользовались как цельнолитыми, так и пластинчатыми перстнями с припаянным орнаментированным щитком [16, табл. XLV, 9-11; 53, 191].
Ожерелья. Шею и грудь жительницы древней Цебельды любили украшать множеством (иногда до 400) бус, нанизывавшихся обычно на простую нить. Во II—III вв. широко использовались мелкие бусы из синего и зеленого стекла, подвески из стекла медового цвета, стеклянные с металлической (серебристой или золотистой) прокладкой, одноцветные, белые или желтые пастовые. Изредка попадаются изделия из агата, янтаря, сердолика, а также раковины каури. В IV в. приток бисера и других бус из синего стекла возрастает. Широко использовались подвески из стекла медового цвета, стеклянные с металлической прокладкой. По-прежнему редки ластовые, янтарные и сердоликовые поделки. Бусы первой половины V в. по ассортименту мало отличаются от бус IV в.
Позже подвески из стекла медового цвета почти исчезают, постепенно увеличивается приток сердоликовых и янтарных украшений, попадаются изделия из «египетского» фаянса. Из погребения середины V в. происходит замечательная подвеска в виде головы негритянки, также египетского происхождения [24, 378]. В середине — второй половине VI в. широко используются многоцветные пастовые бусы, изделия из янтаря, гагата, сердолика, раковин каури; распространяются крупные граненые хрустальные бусы, по-видимому местного производства. В первой половине VII в. этот набор сохраняется. Во второй половине того же столетия наблюдается резкое увеличение числа янтарных и сердоликовых бус [17, 190; 18; 53, 195-204; 61, 51-57].
Шейные гривны. Для украшения шеи помимо ожерелий жительницы древней Цебельды в V — начале VII в. использовали шейные обручи — гривны, которые изготовлялись сначала из железа, а затем, в VI — начале VII вв., — исключительно из бронзовой витой проволоки. Иногда на такую гривну нанизывали одну или несколько крупных бусин. Массивная серебряная гривна [128] иной конструкции, с орнаментированными разомкнутыми утолщенными концами, найдена в комплексе второй половины IV в. [53, 170; 61, 61-62].
Рис. 47. Украшения IV—VII вв.: гривны (1, 2), пинцет (3) перстни (4-9), игольники (10, 11), туалетный набор (12), 1 — Лар; 2, 3, 5-12 — Шапка, 4 — Цибилиум.
Подвески. Помимо подвесок прикладного характера (цепочки, колокольчики, двойные спирали, клыки животных, бусы-навершия мечей и т. д.), использовавшихся обычно как дополнения к фибулам, пряжкам, ожерельям и т. д., в древней Цебельде были в ходу различные подвески, которые занимали самостоятельное положение по сравнению с другими украшениями. Среди них следует отметить серебряный медальон с изображением Горгоны; золотой кулон с привесками; нательный крест [129] из листового золота и такой же серебряный пластинчатый крест; оловянный медальон с изображением женского лица, цветка и животного; броши с сердоликовыми вставками и другие изделия, в IV—VII вв. служившие местным женщинам для украшения шеи и верхней части груди.
Туалетные принадлежности. В конце V— VII вв. в Цебельде были распространены наборы туалетных принадлежностей, состоящие из двух стержней с крючком и ложечкой на концах, подвешенных на кольце. Обычно они изготовлялись из бронзы, реже из железа. Орнаментировка их перекликается с фибулами VI в. — группа круговых бороздок. Полагают, что эти предметы служили для чистки зубов и ушей, хотя не исключено, что они использовались для косметической обработки ногтей; их носили среди прочих украшений на груди. К этой группе изделий можно отнести единичные экземпляры бронзовых пинцетов [19, 103; 53, 204].
На основе исследования цебельдинских памятников можно судить об архитектуре и изобразительном искусстве древних цебельдинцев, главным образом в области скульптуры и графики. Эти виды искусства носили здесь ярко выраженный прикладной характер.
Архитектура. Как уже было выше сказано, в исторической Цебельде возводили почти исключительно оборонительные сооружения. Их творцы, местные архитекторы, прекрасно владели искусством обработки строительных материалов, планировки, возведения стен и башен достаточно сложной конструкции. Архитектура древней Цебельды была проста, сурова и подчинялась основной цели — обеспечить безопасность населения. В основе большинства сооружений, особенно башен, лежал прямоугольный план. Стены крепостей говорят о высоком умении использовать и усовершенствовать природные возможности. Обращают на себя внимание стены отдельных сооружений Цебельды, выполненные в духе римской кладки opus quadratum. Обычно за этим видят хронологический показатель — более совершенные узлы возводились раньше, остальное — после. В действительности башни и стены возводились, по-видимому, примерно в [130] одно и то же время, а тот факт, что наиболее совершенной кладкой отличались воротные и выступающие, «фасадные» части крепостей, должен говорить о стремлении строителей создать определенное впечатление у пришельцев. Таким образом, перед нами пример учета древними зодчими Цебельды и социально-психологического аспекта, заставлявшего размещать самые совершенные архитектурные образцы в наиболее просматриваемых частях крепостей. Этой цели служила поверхность стен, ритмично расчленявшаяся на ряды и блоки и вместе с тем гладкая из-за тщательной отески камня. Стены таких башен оживлялись только большими окнами с полуциркульным верхом.
Рис. 48. Изображения животных в керамике (1-5, 7-8) и бронзе (6) (Шапка).
О высоком искусстве местных строителей в оформлении интерьера зданий свидетельствует использование каменных сводов и угловых пилястров, на которых покоились [131] подпружные арки. Своды использовались также для строительства тайников, цистерн и т. п.
Рис. 49. Графические изображения собаки (1), людей (2-9) и растений (10, 11) на керамике IV— VII вв.: 1-3, 5-11 — Шапка, 4 — Тамыш.
Скульптура. С этим видом изобразительного искусства в древней Цебельде связаны скульптурные фигурки быка и оленя, а также соответствующие зооморфные налепы на керамике. Фигуры животных выполнены в несколько суховатой манере, с натуралистически выделенными деталями — рогами, копытами, хвостами, глазами, ноздрями, шерстью и т. д. Гораздо схематичнее и примитивнее слеплено большинство бараньих и козлиных головок, украшающих стенки кувшинов. Это говорит о различном уровне мастерства местных ремесленников, а главное, о наличии в древней Цебельде способных, одаренных природой скульпторов, специализировавшихся [132] на лепке глиняных изображений, имевших прежде всего прикладное значение.
Графика. Об этом виде изобразительного искусства на территории исторической Цебельды можно судить по различным изображениям и орнаментации на глиняных, металлических и костяных изделиях. Имеются изображения человека и животных на керамике. Существовало несколько, видимо, трафаретных способов передачи антропоморфных изображений. Очень динамичен и точен при всей своей схематичности уже упоминавшийся рисунок собаки. Среди других следует отметить изображение топоров с рукоятями, которые держат руки на культовом камне горного пастбища Гуарап. Видное место в работе древних рисовальщиков занимало украшение глиняных сосудов, выполнявшееся с помощью разнообразных инструментов — штампов, зубчатых лопаточек, костяных и деревянных палочек. Достаточно сложной была и технология нанесения орнаментов на металлические и костяные изделия. Фактически основная часть соответствующей продукции местного производства представляла собой самостоятельные произведения искусства. Высокие эстетические требования местного населения к предметам повседневной необходимости являются свидетельством достаточно обеспеченной, хорошо организованной жизни в древней Цебельде. [133]