Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделам: Европа за пределами Европы | Франция | Монголия |
Рихард Хенниг |
||
[58] | ||
Назад |
Глава 121
|
Дальше |
(Гл. 1). Итак, да знает ваше священное величество, что в лето Господне 1253 г. седьмого мая въехали мы в море Понта, именуемое в просторечии великим [majus] морем… Мы прибыли в область Газарию, или Кассарию [Крым]… Итак, мы прибыли в Солдаию [Судак] 21 мая, а раньше нас приехали туда некие купцы из Константинополя, которые сказали, что туда явятся послы из Святой Земли, желающие направиться к Сартаху… Итак, мы направились в путь около 1 июня с четырьмя нашими крытыми повозками и полученными от них двумя другими, на которых везли тюфяки, чтобы спать ночью; сверх того они дали нам пять верховых лошадей, ибо нас было пять лиц… Итак, выехав из Солдаии, на третий день мы нашли Татар. Когда я вступил в их среду, мне совершенно представилось, будто я попал в какой-то другой мир…
(Гл. 11). С тех пор как мы выехали из Солдаии и вплоть до Сартаха, два месяца, мы никогда не лежали в доме или палатке, но всегда под открытым небом или под нашими повозками, и мы не видели никакого селения и даже следа какого-нибудь строения, где было бы селение, кроме огромного количества могил Команов…
(Гл. 15). Итак, мы с великим трудом странствовали от становища к становищу, так что не за много дней до праздника блаженной Марии Магдалины (2 июля) достигли большой реки Танаида [Дон], которая отделяет Азию от Европы… [переправа, вероятно, у Богучар или Павловска1)]… Тогда, взяв лошадей и быков, мы поехали от становища к становищу, пока, 31 июля, не добрались до местопребывания Сартаха…
(Гл. 17). Итак, мы нашли Сартаха близ Этилии [Волга], в трех днях пути от нее…
Тогда я подал ему вашу грамоту с переводом по-арабски и сирийски. Ибо я приказал переложить ее в Аконе [Акра] на оба языка и письмена… [Ознакомившись с письмом, Сартак ведет себя сдержанно и на следующий день приказывает передать послам, что [59] он не полномочен решать вопрос и что они должны поехать к его отцу Бату.]
(Гл. 20). Что касается до Сартаха, то я не знаю, верует ли он во Христа или нет. Знаю только, что христианином он не хочет называться, а скорее, как мне кажется, осмеивает христиан… В те же четыре дня, когда мы были при дворе Сартаха, о нашей пище вовсе не заботились, кроме того, что раз дали нам немного кумысу… Итак, мы добрались до Этилии, весьма большой реки. Она вчетверо больше, чем весьма глубокая Сена…
(Гл. 21). Итак, мы спустились на корабле от этого поселка до двора Бату [вблизи Саратова]… [Следует описание довольно радушного приема у Бату. Однако и Бату считает себя неполномочным вести переговоры с послами и приказывает им ехать в Каракорум к великому хану Мангу [Мункэ], чтобы у него выпросить решение о допущении христианских миссионеров.]
(Гл. 22). И мы ехали с Бату, спускаясь возле Волги, в течение 5 недель… Ибо нам приходилось, за недостатком лошадей итти пешком… Наконец, около праздника Воздвижения Святого Креста [14 сентября] пришел к нам некий богатый Моал, отец которого был тысячником, что считается важным среди них, и сказал: «Я должен отвести вас к Мангу-хану; это — путь четырех месяцев, и там стоит столь сильный холод, что от него раскалываются камни и деревья. Смотрите, сможете ли вы выдержать»… На второй день после Воздвижения Святого Креста мы выехали, причем у нас троих было две вьючные лошади, и мы ехали не переставая в восточном направлении вплоть до дня праздника Всех Святых…
(Гл. 24). Нет числа нашим страданиям от голода, жажды, холода и усталости. Пищу они дают только вечером. Утром дают что-нибудь выпить или проглотить пшена… Накануне дня Всех Святых мы оставили дорогу на восток, так как Татары уже значительно спустились к югу, и направили, через какие-то горы [Кара-тау2)], путь прямо на юг, в течение 8 дней подряд… Через неделю после праздника Всех Святых мы въехали в некий Саррацинский город, по имени Кинчат [на реке Таласс3)]… В то время там ходили по льду, и еще раньше, начиная с праздника Святого Михаила [29 сентября], в степи стояли морозы…
(Гл. 25)… От упомянутого поселка мы направились к востоку прямо к вышеупомянутым горам [Киргизский хребет4)]… Через несколько дней после этого мы въехали в горы, на которых обычно живут Каракатаи, и нашли там большую реку, через которую нам надлежало переправиться на судне [Или]… На следующий день, переправившись через те горы, которые составляли отроги больших гор, находившихся к югу, мы въехали [60] на очень красивую равнину, имеющую справа высокие горы, а слева некое море или озеро [озеро Балхаш], тянущееся на 25 дней пути в окружности. И эта равнина вся прекрасно орошена стекающими с гор водами, которые все впадают в упомянутое море… Мы нашли там большой город по имени Кайлак [у Капала], в котором был базар, и его посещали многие купцы. В нем мы. отдыхали 12 дней…
(Гл. 29). Итак, мы выехали из вышеупомянутого города [Кайлака] в праздник Святого Андрея и там поблизости, в трех лье, нашли поселение совершенно несторианское. Войдя в церковь их, мы пропели с радостью, как только могли громко: «Радуйся, Царица», так как уже давно не видали церкви… Среди больших гор в юго-восточном направлении тянулась долина, а затем между горами было еще какое-то большое море [Эби-Нур5)]… Итак, мы переправились через долину, направляясь на север, к большим горам, покрытым глубокими снегами, которые тогда лежали на земле. Поэтому в праздник Святого Николая [6 декабря] мы стали сильно ускорять путь…
(Гл. 30)… Затем мы снова поднялись на горы, направляясь все к северу.
(Гл. 31). Наконец, в день блаженного Стефана [26 декабря], мы въехали на равнину, обширную, как море, так что нигде на ней не виднелось никакой горки, а на следующий день, в праздник Святого Евангелиста Иоанна [27 декабря], мы прибыли ко двору упомянутого великого государя… Нашему проводнику был назначен большой дом, а нам троим — маленькая хижина,, в которой мы едва могли сложить наше имущество, сделать постели и развести небольшой огонь… На следующий день нас повели ко двору, и я полагал, что могу итти босиком, как в наших краях, почему и снял сандалии…
(Гл. 32). В это утро у меня отмерзли концы пальцев ног, так что больше я не мог ходить босиком… [Мункэ принимает путешественников неплохо, но сдержанно и надменно. Он разрешает им пребывание при его дворе.]
(Гл. 41). В Вербное воскресенье [5 апреля 1254 г.] мы были вблизи Каракарума…
(Гл. 44).Там находятся двенадцать кумирен различных народов, две мечети, в которых провозглашают закон Магомета, и одна христианская церковь на краю города… Следуя за двором, мы прибыли туда в воскресенье перед Вознесением [17 мая]…
Именно это происходило около конца мая, а мы оставались там весь январь, февраль, март, апрель и май. Я же, не слыша никаких известий про царя или упомянутого священника и боясь, что нам придется возвращаться зимою, суровость которой мы [61] испытали, поручил спросить у Мангу-хана, что он хочет делать с нами, так как мы охотно остались бы там навсегда, если ему это было бы угодно; если же нам надлежит вернуться, то нам легче вернуться летом, чем зимою… [24 мая новый прием у Мункэ. Он разрешает им выехать. По его повелению, 30 мая происходит большой публичный диспут между приверженцами различных религий, представленных в Каракоруме, а через день — обстоятельная беседа Рубрука с великим ханом о вопросах веры, после чего дается согласие императора на обратное путешествие. Мункэ хочет дать письмо королю Людовику. Наконец, 10 июля миссия отправляется обратно, но брат Бартоломео из-за болезни остается в Каракоруме.]
(Гл. 49). Итак, мы ехали до Бату два месяца и 10 дней, не видя за это время ни разу города или следа какого-нибудь здания, кроме гробниц, за исключением одной деревеньки, в которой не вкушали хлеба [Эмель]. И за эти два месяца и 10 дней мы отдыхали только один-единственный день, так как не могли получить лошадей…
Прибыл же я ко двору Бату в тот же день, в который удалился от него в истекшем году [16 сентября]… и с радостью обрел служителей здоровыми… Затем я пустился в путь к Сараю ровно за две недели до праздника Всех Святых, направляясь прямо на юг… [Следует описание возвращения через Страну аланов и Армению, Каппадокию,6) Иконий, Аяс, Кипр, Антиохию в сирийский Триполи и прибытия туда 15 августа 1255 г.]
(Гл. 53). Мне кажется бесполезным, чтобы какой-нибудь брат ездил впредь к Татарам так, как ездил я, или так, как едут братья проповедники; но если бы Господин Папа, который является главою всех христиан, пожелал отправить с почетом одного епископа и ответить на глупости Татар, которые они уже трижды писали Франкам… то он мог бы сказать им все, что захочет, и даже заставить, чтобы они записали это. Именно они слушают все, что хочет сказать посол, и всегда спрашивают, не желает ли он сказать еще; но ему надлежит иметь хорошего толмача, даже многих толмачей, обильные средства и т.д.7)
Король Людовик Святой после полного провала дипломатической миссии Андре Лонжюмо, как будто, должен был бы понять, что нужно отказаться от [62] надежды обратить монголов в христианство. Тем не менее он все-таки утешал себя мыслью, что можно было бы, пожалуй, направить к ним еще одну достойную миссию, которая вела бы работу в более широких масштабах, если бы среди монгольских правителей нашелся действительно крещеный христианин, готовый защитить и всячески поощрять римских миссионеров. Наши сведения о мировоззрении монголов того времени основательнее, чем те, которыми располагали европейцы XIII в. Поэтому нам кажется непостижимым, как после фактического крушения двух попыток завязать сношения с монголами можно было упорно придерживаться столь предвзятых мнений. Вот что пишет по этому поводу Альтанер:
«Все время возвращаешься к мысли, что ни миссионеры, занимавшиеся проповеднической деятельностью, ни приближенные папы не были способны трезво и правильно оценить действительное положение вещей и принять на основании этого необходимые меры. Строились грандиозные планы, и большие надежды наполняли сердца, а под конец все это закончилось полным крахом».8)
Возможно, это суждение слишком резко. Виллем Рубрук, во всяком случае, правильно понял всю безнадежность пропагандистской деятельности среди монголов, как это показывает заключительный раздел его книги, цитировавшийся в начале главы. Папу и короля Франции можно извинить зато, что они все еще предавались дорогим их сердцу иллюзиям даже после возвращения Андре Лонжюмо. Ведь к ним поступали и совершенно определенные сообщения о широком распространении христианства в Центральной Азии, не верить которым не было оснований.
Сообщал же канцлер Смбпат, упомянутый в предыдущей главе, в своем письме из Самарканда от 7 февраля 1948 г.:
«Мы нашли многочисленных христиан, расселившихся по всему Востоку, и много красивых высоких старинных церквей превосходной архитектуры, разграбленных турками».
Основываясь на таких сообщениях, полагали, что еще можно добиться успеха с помощью какого-нибудь представителя монгольской правящей династии, ставшего христианином. Брат Андре принес в Кесарию известие, в котором король Людовик нашел сладостное утешение: царевич Сартак, сын властелина Золотой Орды князя Бату, завоевавшего в 1236 г. Русь, исповедует христианство! К этому брату по вере и хотел обратиться король Людовик, чтобы проложить путь христианским миссионерам в подвластные монголам страны. Поскольку царевич Сартак, как и его отец, видимо, кочевал в Поволжье, достаточно было, как полагали, проделать короткий путь, чтобы добиться осуществления столь заветной цели. И король решил отправить на Волгу еще одно посольство, руководителем которого назначил францисканского монаха Виллема Рубрука.
Но чтобы эта попытка завоевать доверие правителя не была еще раз ложно истолкована в обидном и унизительном для короля смысле, его [63] посланцы получили категорическое предписание воздерживаться от каких бы то ни было политических переговоров и ограничиться только миссионерской деятельностью среди монголов.
Остается еще под вопросом, можно ли считать, что царевич Сартак действительно был христианином. Критические замечания Рубрука по этому поводу порождают серьезные сомнения. Видимо, с этим царевичем, находившимся на довольно низком культурном уровне, дело обстояло точно так же, как и с большинством других монгольских «христиан». Им приписывали больше рвения к христианской вере, чем они в действительности проявляли. Учитывая глубокое безразличие всех монголов к религии, вряд ли можно сомневаться в том, что даже в случае крещения, если оно действительно состоялось, христианство их было чисто внешним и считалось ими средством для защиты от злых демонов. Одно замечание Рубрука в этой связи представляется более убедительным, чем длинные ученые трактаты: по наблюдениям французского посла, монголы, включая «христианского» царевича Сартака, под христианами подразумевали какой-то западный народ.
Родившийся, вероятно, между 1220—1230 гг. францисканский монах Виллем происходил из фламандской деревни Рубрук недалеко от Касселя (Фландрия). Раньше предполагали, что его родиной был город Рейсбрук. Однако это предположение отпадает, так как один из современников Рубрука определенно пишет о нем, как о «фламандском чтеце»,9) чего нельзя было сказать об уроженце брабантского города Рейсбрука. Одно случайное упоминание о Рубруке как о «французе» тоже больше подходит к фламандцу, поскольку Фландрия была тогда французским ленным владением.
Этот еще юный монах, которому Людовик IX поручил возглавить миссию к Сартаку, жил преимущественно во Франции и сопровождал короля в его крестовом походе. Рубрук, видимо, лично хорошо знал Андре Лонжюмо. После того как король дал ему поручение к Сартаку, францисканец отправился сначала в Константинополь, где тогдашний латинский император Балдуин II (1228—1261)10) также дал ему рекомендательное письмо к царевичу. Рубрук, вероятно, предполагал совершить путешествие только в Поволжье. Но вопреки первоначальным намерениям его поездка превратилась в самое замечательное путешествие по Центральной Азии из всех, какие были осуществлены до Марко Поло. Как проходило это путешествие, показывают приведенные выше отрывки из первоисточника.
Из отчета о путешествии видно, что Рубрук с большим опозданием прибыл в ставку Сартака и что там он горько разочаровался в своих надеждах, [64] так как «христианский царевич» не проявил никакой заботы о королевских послах и даже ни разу не обеспечил их питанием. Замечание Рубрука, что Сартак вовсе не христианин, а «монгол», показывает, пожалуй, всю глубину его разочарования. Виллем очень скоро осознал, что от Сартака нельзя ожидать ни малейшего поощрения католической миссии. Царевич просто отослал французских посланцев к своему отцу Бату. Но когда Рубрук прибыл к Бату, тот заявил ему, как ранее Карпини, что это дело его совершенно не касается и что решение о деятельности миссионеров может принять только великий хан, находящийся в Каракоруме. Тогда Рубрук понял, что ему придется предпринять длительное путешествие, а это вначале, несомненно, не входило в его намерения. Он должен был отправиться в Монголию, если не хотел вернуться назад с пустыми руками.
Тот факт, что Рубрук ничего не добился от Сартака и Бату, пошел на пользу позднейшим поколениям, так как благодаря этому они получили выдающуюся книгу о путешествии, «величайший географический шедевр Средневековья».11) Труд Рубрука не был правильно оценен, ибо его вскоре затмила еще более яркая книга Марко Поло, которому мы также не можем отказать в глубоком уважении и восхищении. Однако такой компетентный ученый, как Юл, склонен даже ставить отчет о путешествии Рубрука выше книги Марко Поло.12)
Спутниками Рубрука были брат Бартоломео из Кремоны, клирик Россель, молодой раб с Востока Николай и весьма подозрительная личность — толмач, которого, видимо, звали Абдуллой. Рубрук называет его человеком Божиим Тургеманном. Этот толмач был чрезвычайно неприятным привеском. Его знание языков внушало сильное сомнение, впрочем, как и его добросовестность. Пожелание, высказанное Рубруком в конце отчета о путешествии, чтобы будущие миссии к монголам были прежде всего обеспечены хорошим толмачом, видимо, продиктовано этим печальным опытом. Рубрук упоминает в одном месте о том, как, усвоив сам некоторое знание монгольского языка, он убедился, что его толмач при переводе говорил совсем не то, что ему следовало бы передать. Возможно, что и переводчик Карпини оказался таким же ненадежным. В таком случае понятно, почему великий хан Гуюк воспринял папскую проповедь как изъявление покорности.
Подобно Карпини, Рубрук вынужден был проделать большую часть утомительного путешествия в зимние месяцы. 27 декабря 1253 г., через 3 1/2 месяца после отъезда из резиденции Бату, он прибыл в ставку великого хана вблизи Каракорума. Несомненно, Рубруку был оказан лучший прием, чем его предшественнику Андре Лонжюмо со стороны ограниченной вдовы императора. Более того, Рубрук провел при дворе хана Мункэ свыше шести месяцев. Но своих истинных целей он не достиг. Мункэ, вероятно, вообще неправильно [65] понял, чего, собственно, от него добивались. Все же знаменательно, что по желанию великого хана 30 мая 1254 г. в Каракоруме был устроен религиозный диспут между христианами, магометанами и буддистами о преимуществах их религий, который, разумеется, не привел ни к каким практическим результатам. Об отношении хана ко всем вероучениям свидетельствует тот факт, что он однажды во время разразившейся в горах бури приказал приверженцам всех представленных при его дворе религий молиться своим богам о прекращении непогоды! Следующее наивно смиренное замечание Рубрука о великом хане характерно не только для мышления монголов, но также и для отношения подавляющего большинства христиан того времени к религиозным проблемам.
«Если бы я, подобно Моисею, умел творить чудеса, он, может быть, уверовал бы».
Книга Рубрука написана на «варварской латыни»,13) но она изобилует тонкими наблюдениями и в высшей степени интересными сообщениями культурно-исторического характера. Как заботливо собирал он сведения о том, чего сам наблюдать не мог, вытекает хотя бы из следующего факта. Только на основании расспросов Рубрук смог уже тогда сообщить, что Каспийское море это отнюдь не залив океана, как утверждали все географы без исключения вплоть до XVI в. Нас не должно удивлять, что, занимаясь исследованиями, Виллем часто становился жертвой заблуждений и легенд, распространявшихся теми лицами, на авторитет которых он полагался. Так, весть о Великой Китайской стене доходит до Рубрука в виде сообщения о том, будто в земле Катай [Китай] есть город с серебряными стенами и золотыми башнями.14) Но в остальном даже о Китае, до которого сам Рубрук не доходил, он располагал довольно достоверными сведениями. Так, Виллем знал уже, что в Китае имеют хождение бумажные деньги,15) о чем Европа, кроме него, узнала только от Марко Поло, что в городе «Сегин» (Сиань) есть христианский епископ.16) Однако Рубрук сообщает также, что несториане позорят христианскую веру, так как они ростовщики, пьяницы и многоженцы. Справедливы ли были эти упреки и в какой мере, установить теперь нельзя. Следует принять во внимание, что Рубрук, естественно, испытывал антипатию к несторианской ереси. Не был свободен он и от предубеждений в своем отношении к представителям другой веры. Особенное отвращение вызывало у Рубрука мусульманство, что вполне естественно для благочестивого христианина эпохи крестовых походов. Волжских болгар, например, Рубрук называет однажды «самыми злейшими Саррацинами»17) и не может воздержаться от характерного восклицания: «И я удивляюсь, какой дьявол занес сюда закон Магомета».18)
Эта недостаточная объективность по отношению к худшим врагам христианской веры отвечала духу того времени. Ее проявляет также, но уже [66] по отношению к христианам, величайший мусульманский путешественник XIV в. Ибн-Баттута (см. гл. 139).
У Рубрука, как и у Карпини, мы находим яркое описание обширных связей, поддерживавшихся монголами. Связи эти были следствием расширения монгольской державы и строгой централизации управления огромной империей. Так, Рубрук сообщает как о чем-то вполне естественном, что вместе с ним в Каракоруме находились турецкие послы из Икония и послы из Индии, а также и о том, что индийцы привезли великому хану в подарок от своего повелителя 8 леопардов и 10 дрессированных борзых собак.19) Вспоминает он и о поездке в Каракорум армянского царя Этума (см. гл. 122). Поражает нас также сообщение Рубрука о ценных советах, которые дал ему земляк из Фландрии, рыцарь Балдуин из Эно (Baldewinus de Hannonia), побывавший уже раньше в Каракоруме. Об этом рыцаре мы больше ничего не знаем. Однако из краткого сообщения Рубрука можно заключить, что наряду с известными нам великими путешествиями средневековья, тогда, несомненно, предпринималось еще большее количество не менее значительных экспедиций в страны мало или совсем незнакомые. Но об этих путешествиях нам не сообщает никаких подробностей ни одно известие.
С культурно-исторической точки зрения книга Рубрука представляет собой настоящую сокровищницу, содержащую много интересных деталей. Так, например, в ней впервые упоминается о ходьбе на лыжах.
«Живут там также Оренгаи [тунгусы!], которые подвязывают себе под ноги отполированные кости и двигаются на них по замерзшему снегу и по льду с такой сильной быстротой, что ловят птиц и зверей».20)
В другом месте Виллем упоминает, что среди башкир на Урале еще до него вели работу монахи-миссионеры.21)
Чудесную книгу Рубрука с географической точки зрения весьма обстоятельно изучил Шмидт (см. примечание на стр. 58). Превосходное исследование об этом путешественнике опубликовал также Юл.22)
Истинная цель путешествия Рубрука в Монголию ни в каком отношении не была достигнута. После многомесячного ожидания ясного ответа хана о допуске миссионеров в его страну Рубрук должен был еще раз осведомиться, остаться ли ему в Монголии для миссионерской деятельности или возвратиться на родину. Ответ был знаменательным: ему предлагалось вернуться домой. Следовательно, второе посольство французского короля кончилось так же безрезультатно, как и первое.
Позднее Марко Поло нашел несравненно более благоприятную почву для деятельности христианских миссионеров в странах, подвластных монголам, и с 1308 г. в Китае уже подвизался католический архиепископ (см. гл. 131). Но это объяснялось прежде всего тем, что во времена Поло вместо тупых и суеверных великих ханов, царствовавших в Каракоруме, в Пекине правил [67] действительно просвещенный и культурный монгольский император, великий Хубилай, внук и достойный преемник основателя династии Чингис-хана.
Когда Рубрук вернулся в Сирию, король Людовик IX уже опять охладел к Востоку, доставлявшему ему одни разочарования. Поэтому Рубрук должен был представить своему повелителю только письменный отчет о путешествии и о крушении надежд, которые питали христиане. Этому мы и обязаны тем, что весьма ценная книга Рубрука сохранилась до наших дней. Его спутник Госсель доставил в Париж отчет и подарки Сартака для короля Людовика, а сам Виллем остался в Акре и вернулся в францисканский монастырь. О его дальнейшей жизни почти ничего не известно.23) Полагают, что он был знаком с великим английским ученым Роджером Бэконом,24) который читал также и отчет о путешествии Карпини.25) Если это соответствует действительности, то Рубрук еще раз побывал во Франции, что отвечало его сокровенному желанию: ведь когда Бэкон в 1250 г. первый раз посетил эту страну, Рубрук находился на Востоке. О дальнейшей судьбе этого путешественника и годе его смерти мы ничего не знаем.
Текст письма, направленного великим ханом королю Людовику, не приводится нами среди первоисточников в этой главе. С ним можно ознакомиться в издании Хербста.26) Письмо не настолько интересно, чтобы стоило его цитировать. Мункэ тоже счел, что французский король изъявляет ему свою покорность. Одно предложение из письма интересно, пожалуй, привести, так как оно особенно типично как для чванливости монгольских правителей, так и для их фразеологии:
«Если Силою вечного Бога от восхода солнца и до захода весь мир станет единым в покое и радости, то…».
Казалось бы, сообщение Рубрука должно было положить конец заблуждениям французского короля и папы относительно желания монголов перейти в христианскую веру. И все же попытки установить с ними тесные связи не были оставлены: в Сорбоннском университете хотели тогда даже основать специальную кафедру монгольского языка.27) Однако более трех десятилетий никаких попыток проповедовать монголам католическое учение не возобновлялось. Монгольские правители допускали в своем государстве исповедание как христианской, так и любой другой религии, однако в существе этой веры они не разбирались. Их кажущаяся «склонность» к христианству объяснялась не духовными запросами, а безразличием к религии и суеверными страхами. Это побуждало их не чинить никаких препятствий «большой массе» живших в Каракоруме пленников — венгерских, русских, аланских, грузинских и [68] армянских христиан — при отправлении ими своего обряда. Отношение монголов ко всем религиям и причину их привлекательной для нас веротерпимости можно особенно хорошо проиллюстрировать следующим отрывком из книги Марко Поло, свидетельствующим о том, что даже люди с таким незаурядным интеллектом, каким отличался Хубилай, были чужды христианскому учению. Поло пишет: «Зная, что это один из наших главных праздников, созвал всех христиан и пожелал, чтобы они принесли ту книгу, где четыре евангелия. Много раз с великим торжеством воскуряя ей, благоговейно целовал ее и приказывал всем баронам и князьям, бывшим там, делать то же. И то же он делал в главные праздники христиан, как в пасху и в рождество, а также в главные праздники сарацин, иудеев и идолопоклонников.
А когда его спрашивали, зачем он это делает, великий хан отвечал: «Четыре пророка, которым молятся и которых почитают в мире. Христиане говорят, что бог их — Иисус Христос, сарацины — Мухаммед, иудеи — Моисей, идолопоклонники — Согомом-баркан [Шакьямуни-бурхан], первый бог идолов. Я молюсь и почитаю всех четырех, дабы тот из них, кто на небе старший воистину, помогал мне».28)
Отсюда ясно, что веротерпимость монголов объяснялась не высшими философскими принципами и не мудрым мировоззрением, возвышающимся над религиозными догмами, которые были свойственны героям Лессинга Натану и Саладину.29) Скорее всего, она вытекала из неуверенности и нежелания портить отношения ни с одним из великих богов, так как монголы не знали и не хотели знать, какой из них был самым могущественным.
Хорошее знание чужеземных языков облегчало Рубруку усердное собирание материала во время его путешествия. Как отмечает Хильдебранд в цитировавшейся выше работе, Виллем, кроме родного фламандского языка, вероятно, владел еще по меньшей мере французским, арабским и хуже — латинским. Путешествуя, он приобрел некоторое знание татарского языка, ведь иначе он едва ли смог бы установить, что толмач при переводе говорил совсем не то, что ему поручали передать. Рубрук всегда испытывал особую радость, если на чужбине встречал человека, владевшего его родным фламандским языком.
Разумеется, Рубрука никак нельзя считать ответственным за провал миссионерской деятельности в Монголии. Бесспорно, он был самым выдающимся миссионером из всех христиан, ходивших в Монголию в XIII в. Кроме Хербста, опубликовавшего замечательное новое издание путевых записок Рубрука, этим путешественником и его великолепной книгой занимались и другие исследователи, посвятившие им солидные монографии.30)
Неудача Рубрука, считавшегося опытным миссионером, как гром среди ясного неба поразила христианскую Европу того времени. Однако папа [69] Иннокентий IV, который скончался 7 декабря 1254 г., так и не дождавшись возвращения Рубрука, незадолго до своей смерти получил какие-то ложные сообщения, преисполнившие его «великой радостью». Это побудило папу 29 августа того же года обратиться с очень теплым письмом к мнимому христианину Сартаку, который представлялся ему могущественным «Tartarorum rex» [«царем татар»] и «divino collustratus lumine» [«озаренный божественным светом»],31) и заверить монголов в своей отеческой благосклонности!32) Кроме того, не дождавшись сообщений от долго не возвращавшегося Рубрука, Иннокентий отправил в путь пять доминиканцев, которые должны были проповедовать католическое учение среди монголов в Поволжье, а если представится возможность, то и в Центральной Азии. Им поручалось также совершать обряд крещения. Именно с караваном этих миссионеров 2 февраля 1255 г. Рубрук встретился в столице Великой Армении — городе Ани. После того как возвращавшийся из Каракорума Рубрук нарисовал пяти доминиканским монахам реальные перспективы, они повернули обратно. Из этого можно заключить, как пессимистически расценивал Рубрук и результаты своей миссии и перспективы для деятельности христианских проповедников среди монголов! И все же в 1260 г. в Сарае удалось основать кустодию францисканцев.33)
Виновником почти непостижимого заблуждения папы был человек, назвавший себя «священником Иоанном» и домашним капелланом «царя» Сартака. Он уверял, будто направлен Сартаком в качестве посла к папе, но в пути его взял в плен последний Гогенштауфен34) — король Конрад IV (1250—1254), который надолго задержал его в Сицилии и отобрал все грамоты, в том числе и ту, где Сартак изъявлял свою готовность покориться папе. Только после смерти этого короля (21 мая 1254 г.) пленник был освобожден и смог продолжить свой путь к папе. Вот почему папа счел даже необходимым в своем письме к Сартаку объяснить причину длительной задержки «посла»!
Не подлежит сомнению, что этот «Иоанн» был обманщиком. Какие мотивы руководили им, установить теперь нельзя. Альтанер утверждает, что мнимый «Иоанн» происходил из Армении.35) На чем основано это предположение, автор не смог установить, да это и не имеет никакого значения. Разумеется, царевич Сартак не получил письма папы, которое должен был ему доставить его «домашний капеллан». И очень хорошо, что это письмо не достигло адресата, иначе какое мнение о христианах составили бы себе монголы!
Только после возвращения Рубрука лопнул мыльный пузырь радужных надежд на монгольских христиан, так долго тешивший сердца европейцев.
1) F.М. Schmidt, Über Rubruk’s Reise von 1253—1255, «Zeitschrift der Berliner Gesellschaft für Erdkunde», 1885, S. 179. Важные поправки к хронологии событий, данные в этом ценном исследовании, см. Н. Lövinsоn, Ergänzungen zu dem Aufsatze von Franz Max Schmidt über Rubruks Reise, «Zeitschift der Berliner Gesellschaft für Erdkunde», 1888, S. 436.
2) F.М. Schmidt, op. cit., S. 193 (и след.).
3) Ibidem, S. 195.
4) Ibidem, S. 196.
5) F.М. Schmidt, op. cit., S. 204.
6) Аланы — предки осетин; Каппадокия — историческая область в восточной части Малой Азии. — Прим. ред.
7) Отчет Рубрука о путешествии в восточные страны. См. «Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука», М., 1957, стр. 88-90, 104, 109-111, 113, 117, 118, 121, 122, 124-126, 133, 134, 136, 137, 139, 160, 165, 167, 183-185, 194.
8) В. Altaner, Die Dominikanermissionen des 13. Jahrhunderts, Habelschwert, 1924, S. 138.
9) Р. Hildebrand, De wereldreiziger Willem van Rubroek, «Voortrekkers van den Nederlandschen Stam», Amsterdam, 1925, S. 14 (и след.).
10) Балдуин (Бодуэн) II (1218—1273; в тексте указаны не годы его жизни, а годы правления) — последний император Латинской империи, организованной в 1204 г. крестоносцами из части византийских владений, с центром в Константинополе. При Балдуине II эта империя фактически свелась к небольшой территории у Мраморного моря — восточному выступу Балканского полуострова. В 1261 г. Балдуин II был свергнут с престола после того, как войска Михаила Палеолога взяли Константинополь и Византийская империя была восстановлена. — Прим. ред.
11) О. Peschel, Geschichte der Erdkunde, München, 1865, S. 161.
12) О религиозном значении миссии Рубрука см. Achatius Batton, Wilhelm von Rubruk, ein Weltreisender aus dem Franziskancrorden und seine Sendung in das Land der Tataren, «Franziskanische Studien», Münster, H. 6; A. van der Wyngaert, Jean de Mont Corvin, O.F.M., premier évêque de Khanbalig (Peking), 1247—1328, Lille, 1924.
13) Р. Hildebrand, Op. cit.
14) «Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука», М., 1957, стр. 132.
15) Там же, стр. 155.
16) Там же, стр. 132.
17) Там же, стр. 119.
18) Там же, стр. 118.
19) «Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Рубрука», М., 1957, стр. 179.
20) Там же, стр. 154.
21) Там же, стр. 123.
22) Н. Yule, Cathay and the way thither, London, 1866.
23) J. de St. Génois, Les voyages belges du 13me et 14me siècle, 1846, d. 93 (и след.).
24) Roger Baco, Opus majus, London, 1733, p. 191.
25) O.Peschel, ed. S. Ruge, Geschichte der Erdkunde, München, 1877, S. 165 (примечание 2).
26) H. Herbst, Guilelmus de Ruysboek, der Bericht über seine Reise in das Innere Asien, Leipzig, 1934.
27) A. Rémusat, Rapport des princes chrétiens avec le grand empire des Mongols, «Mémoires de l’Académie des Inscription», 1822, t. XI, p. 415.
28) «Книга Марко Поло», М., 1955, стр. 281 (примечание к гл. LXXX).
29) Речь идет о философской трагедии Г.Э. Лессинга «Натан Мудрый». — Прим. ред.
30) W. Rockhill, The journey of William of Rubruck to the Eastern parts of the world, London, 1905. Статья Матро. См. «Etudes Franciscaines publiées pat les Religieux de Pordre des Frères Capucins», Paris, t. XIX-XX.
31) О. Raynaldus, Annales ecclesiastici, Köln, 1692, t. XIII, p. 636.
32) Ibidem.
33) O. Peschel, Geschichte der Erdkunde, München, 1865, S. 158 (примечание 1). [Кустодия — сторожевой пункт; передовой пост. — Ред.]
34) Гогенштауфены — с 1079 г. династия швабских герцогов, а с 1138 по 1254 г. германских королей и императоров. — Прим. ред.
35) В. Altaner, op. cit., S. 138 (и след.).
Написать нам: halgar@xlegio.ru