Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделам: Урарту | Кавказ

Меликишвили Г.А.
§ 1. Ассирийские источники

Ассирийские царские анналы безусловно являются основным источником по истории Урарту до конца IX в. [164] до н.э., когда возникает письменность на урартском языке и появляются первые надписи урартских царей. Правда, в надписях правителей Среднеассирийской державы само Урарту упоминается крайне редко (оно в форме «Уруатри» фигурирует лишь в надписях Салманасара I — середина XIII в. до н.э.), но для истории Урарту несомненно имеют первостепенное значение надписи, говорящие о походах в «Страны Наири». Последнее являлось общим, неопределенным названием территории, лежащей к северу от Ассирии, вокруг Ванского и Урмийского озер. Интересные сведения об этой области, о находившихся здесь политических и этнических образованиях, о возникавших крупных союзах племен Наири имеются в анналах (сохранившихся частично во фрагментах) ассирийских царей Адад-нерари I, Салманасара I, Тукульти-Нинурты I (XIV—XIII вв. до н.э.). Особенно пространными и интересными являются описания походов в Наири Тиглатпаласара I (1115—1077 гг. до н.э.) в его знаменитой «надписи на призме». Надпись содержит богатый этно- и топонимический материал, имена некоторых «царей» стран Наири, дает ценные сведения по истории племен, вошедших впоследствии в состав Урартского государства. В частности, можно заключить, что в это время на обширной территории «Наири» главенствовало находившееся в верховьях Западного Евфрата объединение Дайаени («Диаухи» более поздних урартских источников). Сведения о захваченной в этой области добыче, в частности скота, дают возможность судить о хозяйстве населения данного края.

В ассирийских источниках XI—X вв. до н.э. почти нет сведений о северных областях, поскольку ослабевшая к этому времени Ассирия не ведет наступательных войн в этом направлении. А с IX в. до н.э., когда возобновляются такие походы, в анналах ассирийских царей вновь начинают фигурировать страны Наири, в первую очередь Урарту. Описания многочисленных походов против Наири имеются в анналах Ашшурнацирапала II, несколько столкновений с Урарту — в надписях Салманасара III (оба — IX в. до н.э.). Северные страны, взаимоотношения с ними занимают значительное место в надписях и более позднего времени. Особенно пространно об Урарту речь идет в победных реляциях Тиглатпаласара III и Саргона II, когда ассирийцы вели успешное наступление против этого государства. Среди них следует особо отметить текст так называемой «Луврской таблички», пространно излагающий в виде письма Саргона II к богу Ашшуру события его [185] VIII похода (714 г. до н.э.) против Урарту. Более Малочисленны упоминания Урарту в ассирийских анналах VII в. до н.э. — это в основном сведения о посещении урартскими послами ассирийского царского двора с мирной миссией в анналах Ашшурбанапала.

Наряду с нарративными историческими источниками сведения об Урарту содержатся в списках ассирийских эпонимов, содержащих хорошо датируемые указания о «походах в Урарту» или в соседние с ним страны, а также в многочисленных разведывательных донесениях — письмах ассирийских лазутчиков, посылаемых с северных пограничных областей царскому двору в правление Саргона II. Эти письма из ассирийского царского архива содержат важные сведения о войне урартов с киммерийцами, о восстаниях урартских областеначальников против своего царя Русы I и т.д. Наконец, весьма важное значение имеют знаменитые запросы ассирийского царя Асархаддона (681—669 гг. до н.э.) к оракулу бога Шамаша по политическим делам. Эти материалы содержат интересные сведения о внешнеполитической активности Урартского царства при царе Русе II, о киммеро-урартском союзе и т. д.

Важное значение для понимания некоторых явлений последнего периода истории Урарту имеют упоминания этой страны в поздневавилонских документах (в частности, в так называемой «Хронике Гэдда»), в Библии, а также в вавилонской версии Бехистунской надписи ахеменидского царя Дария I.

Меликишвили Г.А.
§ 2. Урартские надписи

Богатый материал по внешнеполитической деятельности (военные походы), строительной, ирригационной и другой мирной деятельности правителей Урарту содержат урартские надписи (известно около шестисот). Преобладающая часть их составлена клинообразным письмом, заимствованным урартами от ассирийцев. В Урарту была в употреблении также система местного иероглифического письма, которая, однако, имела весьма ограниченное применение (ею обозначалась емкость на разных сосудах, имеется также несколько табличек с этими письменами). Клинообразное письмо урартами было применено для составления надписей на урартском языке впервые, видимо, при царе Ишпуини (последняя четверть IX в. до н.э.). При его предшественнике Сардури I надписи составлялись на ассирийском языке — до нас дошло несколько таких [186] надписей о строительстве на камнях Ванской цитадели. И позже иногда урартские цари свои надписи составляли, наряду с урартским, также и на ассирийском языке (ассиро-урартские билингвы Келяшина и Топузава в районе совр. Ревандуза в Приурмийском районе, где ассирийское влияние было особенно сильно). Ассирийская клинопись при этом подверглась некоторому упрощению: было заимствовано ограниченное количество знаков, полифония была также ограничена — знаки имели всего несколько фонетических или идеографических значений. Возникло некоторое различие в форме знаков, обусловленное тем, что основным материалом для письма в Урарту служил камень (надписи высекались на каменных стелах, строительных камнях, на скалах). Клинья приняли форму правильных треугольников (в отличие от ассирийских знаков с головкой и со стержнем). Было упразднено также пересечение одних клиньев другими. В таких случаях урартское письмо делит пересекаемый клин на два самостоятельных клина. Впрочем, нередко встречаются урартские надписи, сделанные не этим специфически урартским, а ассирийским видом клинописи.

До нас дошло небольшое количество глиняных табличек, на которых имеются урартские надписи, выполненные своеобразным клинообразным письмом, близко стоящим к поздним хурритским, поздним среднеассирийским и ранним новоассирийским почеркам. По своему содержанию это в основном разные письма и деловые документы.

Имеются выполненные в основном «урартским видом» клинописи краткие надписи на металлических предметах (посвятительного характера или же указывающие на принадлежность предмета).

По своему содержанию урартские царские надписи (дошедшие до нас надписи, как правило, царские) можно разделить на победные, строительные и культовые. По объему победные надписи, т.е. надписи, повествующие о военных походах и одержанных царями победах, составляют подавляющую часть урартского эпиграфического материала. Среди них имеются надписи, посвященные описанию тех или иных походов, и целые летописи, повествующие о военных действиях в течение многих лет царствования. До нас дошел фрагмент такой летописи царя Менуа. Текст летописи Аргишти I имеется в двух экземплярах:

1) высеченная на западной стороне Ванской скалы (на так называемой Хорхорской скале) большая надпись и

2) высеченная на двух больших камнях, открытых в церкви [187] Сурб Сахак в городе Ване. Они дополняют друг друга | (хотя частично содержат идентичный текст) и позволяют восстановить строение всей летописи. Как и анналы Аргишти I, текст летописи Сардури II известен в двух экземплярах: 1) это многочисленные надписи из западной ниши Ванской скалы, исследованные экспедицией 1916 г. Н.Я. Марра и И.А. Орбели, и 2) надписи на двух камнях, найденных в Ване, в церкви Сурб Погос. Эти два текста дополняют друг друга и также дают возможность восстанавливать структуру всей летописи.

Для урартских надписей характерна лаконичность и строгая трафаретность. В течение двух с лишним столетий в этих надписях сохраняется трафаретное строение, события излагаются одной и той же трафаретной фразеологией. По этому признаку даже летописи мало чем отличаются от надписей, посвященных описанию отдельных конкретных походов. Во всех этих надписях можно разграничить начало, центральную часть и концовку.

Начало надписи в победных (как, впрочем, и в строительных и культовых) надписях посвящено божеству: хвала ему, призыв царя к богам о помощи, подчеркивание факта помощи божества составляют смысл начальной части надписей. Победные надписи часто начинаются заглавной декларацией, смысл которой в том, что в поход выступает само божество — верховный бог урартов Халди — и побеждает ту или иную страну для царя. Это его мощью борется и побеждает царь, это он (могучий обладатель могучего оружия) предшествует войску царя. Одним словом, субъектом излагаемых в надписи событий рисуется бог Халди.

Центральная часть победных надписей посвящена изложению военных действий и их результатов. Она также состоит из трафаретных выражений, в которые вставляются названия завоеванных стран и городов, побежденных «царей», количество захваченной добычи и пленных. Как правило, соблюдается следующая последовательность. Началом служат сообщения о собирании войска или о выступлении в поход на какую-нибудь страну. Вслед за этим стоит лаконичная формула о завоевании страны или племени, города. Дальше дается картина разгрома завоеванной страны: разрушение, сожжение и разорение крепостей, городов или страны, умерщвление или угон в плен населения захваченной страны, перечисление захваченной добычи (преимущественно скота). Дальше речь идет о наложении или получении дани, иногда о явке побежденного [188] правителя урартскому царю. В летописях описание походов каждого года заканчивается фразой: «Для бога Халди эти дела я за один год совершил». Летописи имели также свое общее начало и конец. Начинались они посвящением богу Халди, вслед за посвящением стояло упоминание царя с генеалогией и титулатурой, затем формула проклятья, кончались летописи также этой формулой. Победные, а также строительные надписи вообще часто оканчивались формулой проклятья или упоминанием царя с генеалогией и титулатурой, иногда же и тем и другим вместе, причем первым стоит упоминание царя и последним — формула проклятья.

Часть строительных надписей лишена какого-нибудь особого начала и конца и состоит лишь из констатации факта строительства. Однако другие имеют вводную формулу и окончание или одно из них. Введение и здесь посвящено божеству, в конце же стоит наименование царя с генеалогией и титулатурой и (или) формула проклятья. Порой к этому добавляются различные культовые реляции. Центральную часть надписи образуют фиксация деяний царя — строительство, проведение каналов, устройство садов, виноградников, посевов и т.д.

Внушительную часть культовых надписей составляют посвятительные надписи. Стела с посвящением божеству, очевидно, считалась культовым объектом, посредством которого испрашивались от бога для царя благоденствие, жизнь, радость, величие и т.д. Приведем фрагмент надписи Менуа, сообщающий об установлении им стелы богу и испрашивающий всякие блага от него для себя и для своего сына Инушпуа: «Богу Халди, владыке, Менуа, сын Ишпуини, эту стелу воздвиг. Да будет со стороны бога Халди Менуа, сыну Ишпуини и Инушпуа, сыну Менуа, жизнь, радость, величие». В надписях, повествующих о строительстве, часто встречаются культовые реляции — перечисление совершенных или устанавливаемых отныне жертвоприношений.

Урартские надписи по стилю весьма близки к ассирийским царским надписям, особенно ранней, предшествующей Саргонидам эпохи, для которых характерной является именно трафаретность и лаконичность изложения: они лишены индивидуальности и пользуются традиционным аппаратом, происшедшие события помещают в установленные традицией рамки введения и окончания, в продолжение веков используют одни и те же формулы, одни и те же выражения, одни и те же картины и сравнения. Много [189] общего у урартских надписей с ассирийскими надписями этой эпохи и по строению, содержанию, трафаретной фразеологии. Многое здесь (в том числе реляции к богам, царская титулатура, формула проклятья и т.д.) является калькой с ассирийского. Следовательно, основной поток ассирийского влияния относится уже к эпохе возникновения письменности на урартском языке. При этом следует отметить, что в урартских надписях трафарет имеет более всеобъемлющий характер: круг трафаретных формул более узок, трафаретная фразеология занимает намного большую часть надписи и т.д. Исключительная близость по содержанию и фразеологии между урартскими и ассирийскими надписями является результатом близости социального, государственного устройства, а также культуры между этими двумя государствами.

В урартских исторических источниках наблюдается также некоторая близость к хеттской анналистике — имеется ряд трафаретных формул, более близко стоящих к хеттскому, чем к ассирийскому. Видимо, не исключена возможность влияния хеттской анналистики (посредством скорее хурритского связующего звена) на формирование стиля урартских надписей.

Кошеленко Г.А.
§ 3. Археологические источники

Археологические источники представляют собой один из важнейших видов источников по истории Урарту. Археологическое исследование памятников урартской цивилизации началось только в XX в. Богатый материал дали раскопки в Ване (1898—1899), К.Ф. Леман-Хаупта и В. Белька, а затем экспедиции Российской Академии наук под руководством Н.Я. Марра и И.А. Орбели (1916). С конца 30-х годов начались крупные раскопки экспедиции, возглавляемой Б.Б. Пиотровским, урартского центра Тейшебаини (совр. Кармир-блур на окраине Еревана). Много ценного дали также раскопки крепости Эребуни (совр. Арин-берд на другой окраине Еревана). Наиболее изученными являются северные центры государства (расположенные на территории советской Армении), южные центры изучены много слабее. Исследовались города, крепости, некрополи, инженерные сооружения. Практически неизученными остаются сельские поселения.

Археологические материалы прежде всего помогают выяснить общие линии развития урартского общества и [190] государства. Они показывают, в частности, процесс становления и развития городов, что само по себе является важнейшим свидетельством прогресса урартского общества. Кроме указанных выше выявлены и исследуются Аргиштихинили, Топрах-кале и ряд пунктов вокруг озера Ван (особое значение имеет обнаружение Зернаки-депе), Алтын-депе и другие урартские города. Процесс урбанизации, отражающий усложнение социально-экономической структуры урартского общества, засвидетельствован, таким образом, большим числом городских центров. Территория городов обычно достаточно велика: от 30 до 200 га (Аргиштихинили — даже 400-500 га). Археологические исследования показывают сложную структуру городов: цитадель (иногда две цитадели), собственно город и полусельский пригород.

Так, в частности, археологические источники свидетельствуют, что примерно на рубеже VIII—VII вв. до н.э. наблюдается упадок значительного числа старых, возникших в IX и начале VIII в. до н.э. городских центров, возрастание роли новых городских центров (Тейшебаини, Русахинили). Этот процесс практически не нашел отражения в письменных источниках. Вместе с тем в годы падения государства Урарту (рубеж VII—VI вв. до н.э.) сильнее всего страдают новые центры, а старые, несколько оправившиеся к этому времени, — гораздо меньше.

Археологические исследования говорят о далеко зашедшем процессе классообразования, об экономической и политической мощи царской власти. Свидетельством этого могут служить и мощные укрепления цитаделей, отделяющие их от территории собственно города, и великолепие построек цитаделей — дворцов и храмов. Однако, пожалуй, наиболее яркие материалы дают царские сокровищницы. Царская сокровищница Кармир-блура (Тейшебаини) была разграблена во время взятия города, но то, что осталось после грабежа и было обнаружено в ходе раскопок, свидетельствует об огромных богатствах, хранившихся здесь. Экономическую мощь царского хозяйства показывают размеры складских помещений, находившихся в цитаделях. В Аргиштихинили хранилось не менее 5000 т пшеницы, в девяти складах Тейшебаини — не менее 500 000 л вина.

Для исследования социальной структуры урартского общества важнейшие материалы дает изучение жилища. Выявлены следующие их типы: жилые дома военно-административной верхушки; особняки полноправных членов [191] общества; несколько вариантов жилищ зависимых категорий населения.

Местом обитания военно-административной верхушки города Тейшебаини был большой дом, расположенный в юго-восточной части города. В Аргиштихинили исследовались дома, принадлежавшие свободным, полноправным, ведущим свое хозяйство жителям этих городов. Эти особняки состояли из большого числа помещений (до 20) общей площадью до 700 кв.м. Ядром дома служил большой квадратный или прямоугольный зал (площадь обычно 70-80 кв. м). В центре его располагался очаг, имелось специальное место для религиозных церемоний, выложенные из камня скамьи. Вокруг зала располагались жилые помещения, кухни, склады и др. В некоторых из этих домов имелись помещения для содержания 30-40 голов мелкого рогатого скота, склады для хранения не менее 12-13 тыс. л вина и т.д. Имеются археологические свидетельства того, что жители этих домов занимались также ремеслом (гончарным, металлообработкой и т.д.). Считается, что каждый такой дом был занят большесемейной общиной, ведущей самостоятельное общее хозяйство. Центральный зал являлся местом собраний общины. Вместе с тем потребление было уже раздельное, о чем говорит наличие нескольких кухонь.

Дома более низких по социальному статусу и имущественному положению жителей найдены в Тейшебаини и Аргиштихинили. В Тейшебаини выявлена специфическая группа домов, занимавших два квартала. Каждое жилище состояло из трех помещений (одно из них было главным). В них располагались глиняные тондыри, каменные очаги, разнообразная утварь. Отсутствие помещений для скота и хранения сельскохозяйственных продуктов привело исследователей к выводу, что в этих домах жили люди, не имевшие собственного хозяйства, а жившие за счет государственного довольствия,— вероятно, воины, охранявшие цитадель. Близкую картину мы наблюдаем и в цитадели Аргиштихинили, где по всем сторонам центрального двора цитадели располагались абсолютно стандартные помещения (4,85*4 м). Жившие здесь люди (видимо, воины гарнизона) также снабжались государством, но их ранг был ниже, чем у воинов Тейшебаини, поскольку каждый из них имел только одну комнату.

Наконец, жилища самых низких категорий населения обследовались в Аргиштихинили. Эти жилища имеют простейшую планировку (одна комната с отгороженной стеной [192] маленькой кладовой), «прилеплены» к основным сооружениям, сделаны кое-как, несут следы производственной деятельности их обитателей (гончарные круги, грузила от ткацких станков, костяные орудия ткачей, обломки железных серпов, ножей, крючьев и т.д.). Можно полагать, что и эта категория жителей также жила за счет довольствия.

Археологические материалы позволяют представить некоторые важные особенности экономики Урарту. Политика урартских царей была направлена на хозяйственное освоение принадлежащих им территорий. Важнейшую роль в этом играло ирригационное строительство. Во многих местах зафиксированы остатки каналов, плотин, искусственных водохранилищ урартского времени. Некоторые из них, например так называемый «канал царицы Шамирам» возле Тушпы, функционируют до настоящего времени.

Только археологические материалы показывают многообразие сельскохозяйственных культур Урарту: мягкая пшеница, многорядный ячмень разных сортов, просо, сорго, кунжут, горох, рожь, конские бобы, чечевица, нут, яблоки, груши, алыча, айва, вишня, персики, гранат, арбуз, разнообразные сорта винограда. Остеологические материалы говорят о характере скотоводства урартов: крупный рогатый скот, овцы двух видов (один — мериносы), лошади, козы, свиньи, домашняя птица (куры, водоплавающие), ослы, верблюды. Сведения письменных источников по этим вопросам менее подробны.

Археологические материалы дают сведения и для суждения о переработке сельскохозяйственных продуктов: обнаружены зернотерки, печи для хлеба и сами хлеба и лепешки (из непромолотого зерна проса), пшенная каша; сосуды для приготовления пива из проса и ячменя, мастерские по выработке кунжутного масла и вина; маслобойки; приспособления для приготовления сыра.

Об уровне и характере ремесла можно судить по орудиям труда и ремесленным мастерским, а также и самим произведениям ремесленной деятельности. Интересные наблюдения были сделаны при исследовании так называемого «дома бронзолитейщика-кузнеца» в Аргиштихинили (конец VIII в. до н.э.): 1) эта мастерская не входила в состав царского или храмового хозяйства, а являлась частным предприятием, обслуживающим нужды рядового населения города; 2) в ней были сосредоточены все стадии обработки металла, кроме самой первичной (производимой, видимо, непосредственно у рудников); 3) в мастерской [193] работали как с бронзой, так и с железом; 4) для нее характерен очень широкий ассортимент производимой продукции — она служила для удовлетворения практически всех нужд в обычных металлических предметах, потребных в быту и хозяйстве рядового населения города; 5) археологические материалы говорят об успешной деятельности мастерской, свидетельством чего является постоянное ее расширение.

Для понимания характера урартского ремесла и его технического уровня важное значение имеют наблюдения над произведениями искусства, орудиями труда и оружием. Урартские бронзовые скульптуры отливались по восковой модели, для дополнительного украшения использовались чеканка, золочение, широко применялись ковка, склепка из прокованных листов, пайка.

Аналогичные наблюдения делались и над обработкой камня, дерева, кости. О высоком уровне развития урартской металлургии и больших масштабах производства металла свидетельствуют ассирийские хроники, говорящие о захвате большого количества различных металлов и изделий из них при взятии урартских городов.

Археологические материалы позволяют осветить проблемы обмена, хотя не всегда ясно, каким образом появлялись на территории Урарту предметы иноземного происхождения — в результате торговли или, например, в виде добычи, захваченной в ходе военных походов. Тем не менее обилие иноземных вещей заставляет думать об очень активных внешних связях. При раскопках обнаружены вещи из Восточного Средиземноморья (в частности, с острова Родос), Ассирии, Ирана, Египта, Северного Кавказа. Урартские вещи, главным образом металлические сосуды и произведения торевтики, зафиксированы в Малой Азии (в частности, в Гордионе), на ряде островов Эгейского моря (Родос, Самос), в материковой Греции (Дельфы, Олимпия), даже в Этрурии.

Для суждения об идеологии урартского общества важное значение имеют наблюдения над произведениями монументального искусства (скульптура, рельеф, живопись).

Таким образом, археологические материалы служат важным источником для понимания истории Урарту, дополняя и расширяя сведения письменных источников, а иногда и указывая на явления, совершенно не зафиксированные в них. [194]

Вигасин А.А.
§ 4. Государства Закавказья второй половины I тысячелетия до н.э.

По данному периоду синхронными являются преимущественно источники иноземного происхождения. Еще в ассирийских и урартских текстах встречаются отдельные названия племен и племенных союзов Закавказья — Диаухи/Дайаени, Кулха, месхи/мушка и др. Некоторые из них удается сопоставить с сообщениями античных авторов и позднейшими этническими наименованиями. Важное значение имеет упоминание восстания в Армении (Армина) в Бехистунской надписи Дария I.

Довольно обширные сведения о Закавказье содержатся у ряда античных авторов, однако эта информация весьма неравномерно освещает различные периоды и районы. Более подробно рассказывается о тех областях, с которыми греки, а впоследствии римляне имели тесные контакты. Греческие историки повествуют главным образом о Западной Грузии — Колхиде, где уже в середине I тысячелетия до н.э. находились процветающие греческие эмпории (Фасис, Диоскуриада). Мифы о богатствах Колхиды сохранились в позднейшей традиции («Аргонавтика» Аполлония Родосского и др.). Геродот сообщает предание о происхождении армян (связи их с фригийцами). Важным источником по Армении служит «Анабасис» Ксенофонта, поскольку автор сообщает о том, что сам имел возможность наблюдать. Некоторые сведения об Армении в «Киропедии» подтверждаются армянской традицией. Имелся материал об Армении также у Ктесия. Расширению знаний греков о Закавказье способствовало образование державы Александра Македонского. В начале III в. до н.э. по поручению Селевка Никатора Патрокл составил описание Прикаспийских областей (Кавказской Албании). Отчет Патрокла был активно использован Эратосфеном и Посидонием, сочинения которых, в свою очередь, послужили источниками для Страбона. В I в. до н.э. после походов Лукулла и Помпея, а затем Марка Антония области Закавказья вновь привлекли внимание античных писателей. К спутникам Помпея и Антония (Феофан Митиленский, Деллий) также восходит часть информации, даваемой Страбоном. В связи с активизацией дипломатических связей Армения часто упоминается у писателей ранней империи (Тацит, Плутарх, Иосиф Флавий, Дион Кассий и др.), однако сведения их о древности немногочисленны, а о современности нередко отличаются тенденциозностью [195] (проримской направленностью). Из географических трудов эпохи империи помимо Страбона могут быть названы сочинения Плиния Старшего, Птолемея, дорожник Исидора Харакского и так называемая «Певтингерова таблица» IV в.

Из других иноземных источников значительный интерес представляет сирийская литература, поскольку сирийцы в конце древности и в раннем средневековье были тесно связаны с армянами. Известно, что основоположник сирийской христианской литературы Бар-Дайсан (Бардесан) во II— III вв. занимался миссионерской деятельностью в Армении и написал «Историю Армении». Отдельные сведения из его труда отразились как в греческой христианской литературе (Евсевий), так и в армянской (Моисей Хоренский). Сирийская историография и житийная литература раннего средневековья содержит материал преимущественно о позднейшей истории Армении.

Среди богатой и разнообразной армянской историографии раннего средневековья особое значение для истории не только самой Армении, но и сопредельных областей имеет труд Мовсеса Хоренаци (Моисея Хоренского). Он излагает историю Армении с мифических времен (с Хайка, сына Торгома, потомка библейского Яфета) и доводит ее до 428 г. В V в., по-видимому, и была составлена «История». Основными источниками Моисея Хоренского являлись устные предания как мифического, так и эпико-легендарного характера. Армянские генеалогические предания автор стремится связать с библейскими генеалогиями. Хотя «История» принадлежит к христианской литературе, в ней ясно чувствуется древняя языческая культура. Помимо устных сказаний важным источником служили для Моисея Хоренского сочинения византийских и сирийских писателей, и для некоторых частей его труда византийские историки являлись образцом. Рассказ о первом армянском царе Паруйре, вероятно, содержит отголоски борьбы с Ассирией. Так же как и в произведениях устного народного творчества, у Моисея Хоренского изложение событий концентрируется вокруг излюбленных героев. В его сочинении Тиграну Ервандиду, например, приписываются деяния Тиграна Великого. Историческое повествование при этом нередко сливается с мифологическим: рассказывается между прочим о борьбе Тиграна Ервандида с драконом — Аждахаком.

К IV—V вв. относятся и другие памятники древнеармянской историографии — сочинения Фавста Бузанда, Агафангела (Агатангехоса), Егише (Елисея) и др. Большая часть их посвящена позднейшим событиям — прежде всего [196] борьбе с Сасанидами, — но иногда содержится и ценная информация о древнейшем периоде, прежде всего у Фавста Бузанда, сведения которого должны сопоставляться с сообщениями Моисея Хоренского. При анализе этих трудов следует учитывать известную тенденциозность изложения, объясняемую приверженностью историков к различным аристократическим родам. «История агван» Мовсеса Каганкатваци (X в.) содержит сведения о древнейшей истории Кавказской Албании.

Древнегрузинская историография представлена главным образом двумя обширными сводами хроник. Анонимная «Мокцевай Картлисай» («Обращение Картли»), датируемая последней третью I тысячелетия, содержит список картлийских царей со времен Александра Македонского до IV в. н.э. и описание их деятельности, прежде всего строительной, а также некоторые важные сведения географического и этнографического характера. В своде XI в. «Картлис цховреба» («Повествование о царях Картли») Леонти Мровели содержатся предания о происхождении грузин, о диадохах и строительстве столицы — Армази. В ряде случаев удается заметить зависимость хрониста от сочинения Моисея Хоренского и других сохранившихся памятников.

Все большее значение приобретают археологические источники по истории древнего Закавказья (при этом надо заметить, что археологически территории советских республик изучены несравненно полнее, чем прилегающие области Турции и Ирана).

На территории Армении в послеурартское время наблюдается упадок городов, однако исследования последних лет позволяют говорить, что поселения на месте урартских городов сохранялись. В частности, Аргиштихинили в ахеменидское время, по-видимому, стал культовым центром, и не случайно именно здесь позднее выросла столица Ервандидов Армавир. Имеются данные о продолжении существования в армянский период городов Эребуни и Тушпы (Вана). В III в. до н.э. был основан крупнейший армянский город Ервандашат. Недавно проведенные раскопки в Шимшат-калеси (Турция) вскрыли, возможно, остатки города Аршамашата.

Появление в середине I тысячелетия до н.э. (VI—III вв.) монет-колхидок в Западной Грузии, по мнению многих ученых, свидетельствует о возникновении классового общества и государства. Такой же вывод делают иногда и относительно Восточной Грузии, основываясь, например, на материалах богатых погребений в Казбеги, Ахалгори и др. [197]

Археологический материал становится значительно обильнее в последние века до новой эры и в начале новой эры. Можно отметить такие выдающиеся памятники, как Гарни — летняя резиденция армянских царей I в. н.э. (храм и остатки крепостных стен), храмовый город Колхиды Вани, могильники Мингечаура и многие другие. Имеется и важный эпиграфический материал — греческие надписи, найденные в Вани, в Гарни и других местах, арамейско-греческие надписи в Армази, четырнадцать арамейских надписей на межевых камнях армянского царя Арташеса I (II в. до н.э.). Но эти памятники связаны уже с античной культурой и выходят за хронологические пределы курса истории Древнего Востока.

Назад К оглавлению Дальше