Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Камаюнги — «коричневые люди»

Сегодня всех жителей архипелага называют филиппинцами. А было время, когда их пренебрежительно называли «индио» — индийцами. «Филиппинос» величали только испанцев, родившихся в колонии. Затем так стали называть метисов и только позднее — всех христиан, живущих на островах. «Индиец, — писал Гончаров, — старается походить на метиса, метис — на испанца, испанец — на англичанина». Однако времена, когда «здесь краснели всего, что похоже на свое», прошли. Иногда, чтобы подчеркнуть свою самобытность, филиппинцы говорят с гордостью: «Мы — камаюнги, коричневые люди».

Есть такая легенда. Бог слепил из глины свое подобие и сунул в печь для обжига. Первую фигурку он недодержал, и вышел бледный, белый человек; вторую он передержал, и получился человек черный, как уголь, а вот третьего он держал над огнем ровно столько, сколько надо, и стали филиппинцы коричневыми людьми:

шутливо написал поэт Амадо В. Эрнандес, а потом добавил:

Смешение кровей, религий, культур создало по существу новую нацию. Иногда сами филиппинцы шутят: «Наша нация — гибрид воды с огнем. В каждом живет христианин и язычник, пуританин и эпикуреец. Малайцы дали нам открытость души, китайцы — сдержанность, испанцы подарили любовь к фиестам, американцы привили динамизм и любовь к сервису. Ну а жизнелюбие и чувство собственного достоинства мы унаследовали от наших предков. Да, мы католики. У нас испанские имена. Мы говорим по-английски. И все-таки мы — филиппинцы».

Поразительная восприимчивость к новизне не только не мешает приверженности традициям, а, напротив, помогает сохранить генетическую сущность народа, ту, что он несет в себе и передает от отцов к детям. Живут филиппинцы {112} открыто, не отгораживаясь шторами, а в кварталах бедноты жизнь просто выплеснута на улицы. Одеваются ярко, броско. На севере такие краски, возможно, показались бы излишне яркими, но здесь, в соседстве с ослепительным солнцем, они вполне естественны.

Филиппинцы — прекрасные архитекторы, строители, дизайнеры, музыканты, ювелиры и оружейники, резчики по дереву, металлу, перламутру. Чувство прекрасного свойственно каждому. Им отмечены даже повседневные предметы быта — от оберток конфет в креповой бумаге до разрисованных машин-джипни. Подойдите к стойке любого кафе, и если выставлены овощи, то они не просто рассыпаны по прилавку, но орнаментально выложены, нарезаны в виде цветов, листьев. А возьмите домашнюю утварь. Самые прозаические вещи — циновки, корзины, веники — сработаны как произведения искусства.

В здешних краях не встретишь тучных, малоподвижных людей. Не увидишь в толпе злое лицо. Озабоченное, расстроенное — да! Но сердитое мне не встречалось. Даже высиживая часами в уличной пробке в джипни, никто из пассажиров не шумит, не ругается. Самые нетерпеливые молча выходят из машины и идут пешком. В Маниле вы не услышите перебранки в автобусе, на улице; в магазине никто не оттолкнет вас локтем, не наградит нелестным эпитетом. Конечно, это не исключает случаев гангстеризма, но это другая проблема.

Филиппинцы ценят юмор и меткое слово — будь то красноречие президента, диктора телевидения или уличного продавца. «Не бойтесь морщин, — сказал мне как-то филиппинский журналист. — Не они портят лицо, а старческое брюзжание. Лучшее средство от него — смех». Мои манильские знакомые уверяли, что во всех жизненных ситуациях им помогают веселый нрав и незлобивость. «Недаром, — говорили они, — наши предки вышли из бамбука. Бамбук — гибкое дерево, как его ни гни, ни ломай — оно выдержит».

Действительно, есть в этих людях завидное жизнелюбие, которое позволяет в минуту радости растворить все душевные невзгоды. Для этого годится все — фиесты, сабунганы, экран телевизора или кино.

Филиппинцы впечатлительны, но и легковерны. Газеты писали, как в год «парада планет» несколько тысяч взрослых и детей, обложившись ватой и надев на головы мотоциклетные шлемы, много дней ждали конца света в местечке Тагайтай, поверив пророчеству главы секты, и как потом сами же подтрунивали над собой.

Наделенные тонкой интуицией, филиппинцы безошибочно распознают показное дружелюбие и если уловят хоть каплю неискренности в собеседнике — кончено: контакта не будет. «Поступите с ними грубо, повысьте тон, — заметил Гончаров, — и долго потом не изгладите впечатления». Самолюбивые {113} люди, они не прощают высокомерного тона или окрика. К сожалению, из этого правила встречаются исключения. Но на то они и исключения.

Однажды мне пришлось стать свидетельницей омерзительной сцены. В отеле «Хилтон» подвыпившие белые джентльмены развлекались тем, что кидали одетого в костюм и ботинки филиппинского юношу в бассейн. Стоял декабрь, были довольно прохладные вечера, и парень, вылезая из воды, дрожал от холода. Но это только подогревало весельчаков. Снова и снова летел юноша в бассейн. Наконец он сел в кресло, вцепившись в поручни и умоляя дать ему немного обсохнуть. С гиком и улюлюканьем джентльмены швырнули его в воду прямо с креслом. Юноша не возмутился, не ушел, не дал пощечины. Из какой-то душевной приниженности (а может быть, внутреннего такта) он пытался... обелить своих обидчиков.

— Мои друзья (он назвал их друзьями) решили немного пошутить. Не правда ли, забавно? — проговорил он посиневшими губами, подходя и, видимо, ища у нас спасения.

Характер филиппинцев во многом определяется их отношением к деньгам и жизни. В отношении к жизни это своеобразный оптимистический фатализм: «Все случившееся было неизбежно, и все к лучшему». В отношении к деньгам логика унаследована от американцев: «Быть богатым лучше, чем быть бедным. Да, в мире есть нищета, но это не моя забота. Мое дело — преуспеть в обществе, в котором живу». Если о человеке скажут, что он умеет делать деньги, это звучит как похвала.

Широко известно филиппинское «хоспиталити» — гостеприимство. «Все гостеприимны и всякий дом к вашим услугам» — эти слова Гончарова не устарели. Первый же знакомый спросит, чем он может быть вам полезен, пригласит в гости, вручит визитную карточку (в любом доме есть толстые альбомы с визитками людей, с которыми когда-либо встречался хозяин. О многих он забыл и никогда не вспомнит, но карточку с именем и адресом будет бережно хранить). Полицейский оставит регулируемый перекресток, чтобы помочь вам найти место, которое вы ищете. Моторикша притормозит на шоссе, чтобы вы успели его сфотографировать. Крестьянин вернет своего буйвола с дороги в поле, если увидит, что вы хотите сделать кадр.

С очень давних пор филиппинское общество основывалось на социальной и семейной иерархии, на почитании старших. В семье старший по положению в обществе и по возрасту имел непререкаемый авторитет. Традиция эта восходит к доиспанской поре, когда люди жили барангаями и подчинялись дату и махарлика. Старозаветные правила надолго узаконили отношения старших и младших, основанные на опеке и подчинении. {114}

Живя в Маниле, я долго не могла привыкнуть к тому, что садовник, проходя мимо, складывал ладони «лодочкой», втягивал голову в плечи, как будто хотел стать меньше, незаметнее, не причинить беспокойства. Потом поняла, что есть в этом глубокие корни. Поведение человека в обществе издавна определялось не характером, а его социальным положением. В жестах выражалась готовность повелевать или повиноваться. Даже мышление было сословным: подчинение или власть становились органическими качествами натуры человека.

Филиппинцы очень чадолюбивы, бездетность считается высшим несчастьем. В семьях обычно по шесть — восемь детей.

Иногда в семье одним именем называют нескольких детей, как в королевских династиях: Альберт первый, второй, третий. Любят давать детям имена выдающихся людей: Авраам Линкольн, Цезарь. А знакомый мне вице-президент комплекса «Филсайт» (часть Культурного центра) мистер Луис Юло спросил, какое русское имя дать ребенку, которого он ждет (в том, что будет сын, он не сомневался). «У меня два сына, — сказал он, — Андрей и Антон. Хотелось бы найти третье русское имя, и тоже на «А»». Я назвала «Афанасий», прибавив, что был такой великий русский путешественник — Афанасий Никитин.

— Афанасий? Что ж! Красиво и мужественно. Значит, будет у меня еще сын Афанасий.

Роль семьи в жизни филиппинцев очень велика, узы ее нерасторжимы. Еще в старину считалось, что человеку трудно в одиночку противостоять жестокому миру, только в семье он может отдохнуть, и только в семье он становится сильным. Вот уж поистине моя семья — моя крепость. Приходя вечером домой, филиппинец перестает быть чиновником, рабочим или дипломатом, а становится заботливым отцом, братом или любящим сыном. Помимо кровного филиппинцы связаны и духовным родством: каждого новорожденного крестят и выбирают ему крестных отца и мать, которые обязаны заботиться о нем всю жизнь.

В обществе дорожат родственными связями и любят большие семьи. То, что у нас в шутку зовется «нашему забору двоюродный плетень», здесь — близкое родство. Однажды нас пригласил в свой загородный дом молодой бизнесмен Альберт Занероса.

— Вы увидите настоящую филиппинскую семью, — сказал он. — Сейчас пасхальные каникулы, и у меня гостят сорок девять кузенов и кузин.

Но мы насчитали гораздо больше. Просторный двухэтажный дом на берегу океана был полон молодежи. Мелькали шорты, джинсы, купальники. Пели, играли в шахматы и нарды, плескались под душем, валялись в гамаке. Каждый {115} отдыхал, как хотел. Взрослые кормили детей. Их, как и везде, было много.

Прежде всего нас представили родителям. Отец — спортивного вида мужчина с крестом на груди. Мать — тоненькая, родившая десятерых, но не утратившая «шарма», при косметике и сигарете. Приняли нас как давних друзей. Пока мы плавали, в доме хлопотали, готовили застолье. Жарили на вертеле поросенка, непрерывно вращая, пока он не покрылся золотистой хрупкой корочкой. Самые деликатесные части — хвост и шкурку — подали нам, гостям, и родителям.

— Что бы я ни делал, мне никогда не оплатить сыновнего долга. Семья — спасительный родник, к которому я припадаю во время жажды, — под этими словами мистера Занеросы мог бы подписаться любой филиппинец.

А через неделю Альберт Занероса дал обед в отеле «Манила» в честь советского посла В. В. Михайлова. На этот раз молодой бизнесмен был не только с родителями, но и с бабушкой, которую прикатили в инвалидном кресле (сорок лет назад она в собственном «кадиллаке» угодила в аварию). Видно, что в молодости бабушка была красавицей: тонкое лицо, цепкий, изучающий взгляд, сначала жесткий, потом добродушный. Весь вечер рядом с ее креслом простояла «мейд» — служанка в белом форменном платье. Девушка угадывала любое желание своей хозяйки: резала мясо, подносила к губам бокал с соком, вытирала рот салфеткой. Бабушка могла бы проделать все это сама, но это ее утомило бы, а прародительницу в семье берегут.

В детях сызмала воспитывается уважение к родителям. «Неуважение к предкам безнравственно, — говорят на Филиппинах. — Если ты выстрелишь в свое прошлое из пистолета, будущее выстрелит в тебя из пушки». Но мир есть мир, и семейный панцирь не всегда от него спасает. Колониализм расшатал традиционные нравственные устои. Постепенно слабеет авторитет старшего, главы семьи. В американизированном обществе ломается старый семейный уклад, а нового пока нет. Но все еще жива боязнь быть осужденным семьей и обществом. Спросите любого филиппинца, что такое «хийя», и он ответит, что это очень емкое слово, вобравшее в себя много смыслов — честь, стыд, порядочность. Человек, имеющий «хийя», — достойный человек. Потерявший его обречен на презрение и порицание в обществе. И большего наказания не сыскать.

В людях ценятся корректность, такт, умение ладить с окружающими. «Когда мы хвалим, мы искренни, — говорят филиппинцы, — когда ругаем — осторожны. Удар ножа не так ранит, как слово, — так считали наши предки». Еще испанцы отмечали природную вежливость туземцев в обращении друг к другу. Кстати, в тагальском языке не было ругательств. Их заимствовали из английского и испанского. {116}

— Правда, что филиппинки — красивые женщины? — этот вопрос друзья задавали мне первым, когда просили рассказать о стране. Правда. Прекрасно сказал об этом Гончаров: «Как хорош смуглый цвет при живых, страстных глазах и густой черной косе. Вас поразила бы еще стройность этих женщин: они невысоки ростом, но сложены прекрасно, тем прекраснее, что никто, кроме природы, не трудился над этим станом. Нет ни пояса, ни тесемки, ничего, что намекало бы на шнуровку или корсет... Они большие кокетки: это видно сейчас по взглядам, которыми они отвечают на взгляды любопытных, и по подавляемым улыбкам».

И сегодня филиппинки столь же красивы особой южной красотой — смуглой и горячей: ослепительной белизны зубы, темные глаза с длинными ресницами, гладкая кожа. Узкокостные, изящные, женщины до старости сохраняют девичью гибкость. Особенно хороши они в национальном платье — терно. Полупрозрачная ткань, приподнятые рукава, сквозь которые просвечивают тонкие руки, придают им особую прелесть. Но терно — костюм для торжеств. В будни филиппинка выбирает спортивный стиль: майка, джинсы, но обязательно в сочетании с туфлями на высоком тонком каблуке.

В международных конкурсах красоты филиппинки не раз брали призовые места, обходя многочисленных соперниц в элегантности и остроумии. Жена президента Имельда Маркос тоже в свое время была удостоена титула королевы красоты. Газета «Лос-Анджелес тайме» сострила однажды: «Филиппины — это неиссякаемые залежи красавиц». Вечно женственная, экзотичная, притягательная филиппинка. Этот «имидж» всячески поддерживают туристские проспекты и иллюстрированные журналы. Ну а как быть с женщинами-крестьянками, всю жизнь гнущими спину в поле, с руками, исколотыми и изрезанными травой? Отобрать семена, высадить саженцы, прополоть, обмолотить, уберечь от ливней — все это делают женские руки. Женщина в деревнях угнетена. Ее удел — муж и семья; она не имеет права быть даже членом кооператива. А сколько бесправных женщин в городах? Помощники массажистов в банях, девушки по приему гостей в барах и дискотеках — все эти «свободные» профессии законом не признаются. Их представительницы лишены оплачиваемых отпусков, пособий по болезни, для них нет даже гарантированной заработной платы — практически они существуют на чаевые клиентов. Сомнительной репутации фирмы сманивают их на работу за границу. Швеи, прислуги, медсестры, живут они там в перенаселенных общежитиях, лишены социального страхования и врачебной помощи.

История страны знает немало имен женщин, сражавшихся бок о бок с мужчинами во вторую мировую войну, в рядах Хукбалахап. Еще до прихода испанцев на острова женщина пользовалась уважением и свободой, она могла стать вождем {117} племени, главой сельской общины. Испанские законы сильно урезали права замужней женщины, приравняв ее по юридическому статусу к слабоумным и детям. Без согласия мужа женщина не могла работать, заключать деловые сделки, распоряжаться имуществом. В «новом обществе» конституция и новое трудовое законодательство установили для мужчин и женщин равные права. Но от закона на бумаге до его претворения в жизнь — не близкий путь.

На рынке труда предложение явно превышает спрос (в стране около десяти миллионов женщин безработных и неполностью занятых), а поэтому предприниматели диктуют свои, жесткие условия, и их приходится принимать. Сплошь и рядом нарушается закон о восьмичасовом рабочем дне. В Маниле две тысячи женщин-кондукторов работают по 14–16 часов в сутки, что называется «не присев»: им запрещается садиться, даже если в автобусе нет пассажиров. Ничем не лучше положение домашней прислуги, у которой рабочий день по существу никогда не кончается. По данным статистического бюро, за равный труд женщинам платят почти на треть меньше, чем мужчинам. Закон предусматривает шестинедельный оплаченный декретный отпуск, но его получают лишь те, у кого не более четырех детей.

И все-таки юридически женщина уравнена в правах с мужчиной. Те, кто в состоянии воспользоваться этим правом, получают высшее образование, могут владеть недвижимостью, быть главой фирмы, опытным партнером в бизнесе. Женщин-служащих отличает профессионализм, желание и умение работать. Все они владеют английским (без этого работу не получишь), все опрятно одеты, тщательно причесаны, доброжелательны и энергичны. Даже монахини полны кипучей энергии.

Случай свел меня на концерте бельгийского пианиста Питера Грута с молодой монахиней. На пальце у нее блестело обручальное кольцо («обручена с Христом», — сказала она). Моя соседка оказалась преподавателем теологии в колледже Святого духа в Маниле. Знала пять языков и выразила желание изучить шестой — русский. Темпераментная и жизнерадостная, она неистово аплодировала юному пианисту, громче всех кричала «браво!». Ее бедовые глаза совсем не вязались с белым монашеским одеянием и черной наколкой на голове.

Монахиня Мэри Мананзен возглавляет Союз защиты прав потребителей в Маниле. У нее всегда масса дел. Союз не раз изымал из продажи лекарства, уже запрещенные в Европе, но все еще продающиеся в аптеках развивающихся стран; выступал против засилья на Филиппинах пепси и кока-колы, которые приносят колоссальные прибыли монополиям, но отнюдь не прибавляют здоровья. Куда лучше фруктовые соки, но, увы, производство их не налажено, да и не по карману они простому труженику. {118}

Много нерешенных проблем у Союза. Так, недавно его эксперты выступили против строительства первой на Филиппинах атомной станции, выдвигая резонные доводы: в зоне землетрясений это опасно. Но к сожалению, эксперты все делают на добровольных началах и не всегда располагают силами и временем. «В мире больше зла, чем добра, — говорит Мэри, — но надо любить человека, бороться за его достоинство, тогда зло может отступить».

Филиппины — многонациональная страна. На островах живут более ста народностей, и хотя все они родственны, у каждого своя история, традиции, свой характер. Принято считать, что тагалы щедры, добродушны, артистичны; илоки — предприимчивы, расчетливы, склонны к перемене мест. В народе шутят: «Осторожнее режь дуриан — как бы не выскочил оттуда илоканец». В биколах скромность и сдержанность уживаются с азартом. Мусульмане юга вспыльчивы, горды и свободолюбивы.

Историческая роль лидера в содружестве народностей выпала тагалам. И хотя это вторая по численности национальность (десять миллионов), у них. самая влиятельная интеллигенция, самый организованный рабочий класс. Тагальский язык понимают на всех островах. Наиболее многочисленная народность — висайи (пятнадцать миллионов), однако живя на разных островах, они этнически разобщены. За ними следуют илоки (пять миллионов) и биколы (три миллиона).

«Самое большое меньшинство» на архипелаге — мусульмане юга, они составляют десять процентов населения страны — их пять миллионов. Десятки племен, живущих на юге, испанцы назвали общим словом «моро». Приезжая из Манилы на юг, попадаешь в иной мир. Вместо стриженых девушек в джинсах по улицам степенно идут женщины в белых паранджах или цветных «малонгах», с тяжелым пучком волос на затылке. Мужчины носят шаровары и куртки, голову покрывают тюрбаном. Здесь совсем другой стиль жизни, другие порядки. Коран разрешает мужчинам иметь до четырех жен. Правда, молодежь, особенно в городах, уже не хочет мириться с многоженством, тянется к образованию. Но ислам не собирается сдавать позиций. Ислам не просто религия, это образ мышления, строй жизни. Мусульмане называют себя братьями по вере, однако это не мешает расслоению общества на богатых и бедных.

Название острову Минданао дала народность магинданао, живущая в провинции Котабато. Берега горного озера Ланао населены «озерными людьми» — маранао, отличными рыбаками и оружейниками. Крис, выкованный здесь, высоко ценится знатоками. Маранао, последними приняв ислам, стали самыми фанатичными его последователями. Это среди них встречались «хураментадос», поклявшиеся во имя аллаха убить как можно больше «неверных» — христиан. Надев {119} лучшие одежды и спрятав под полой крис, фанатики выходили на улицу, вклинивались в толпу и резали католиков. Теперь этот чудовищный обычай канул в прошлое. Столица маранао — город Марави — промышленный и культурный центр. Над городом высится белая мечеть. В пятницу, в день поминовения Магомета, здесь собирается все мужское население (женщинам нельзя). У каждого свои просьбы к аллаху: кто просит послать наследника, кто — дать хороший урожай. Далеко вокруг слышно заунывное бормотание, доносящееся из мечети. Но кроме молитв есть и другие звуки в Марави. Рядом с мечетью поднялось здание Государственного университета Минданао, первого на юге. Здесь учатся мусульмане. Из открытых окон слышно, как о чем-то спорят студенты у доски, расписанной сложной химической формулой.

Живут на юге таусоги, или народность «суг», — непревзойденные рыбаки. В водах моря Сулу кочуют племена баджао — «морских цыган». Издалека видны их длинные, выточенные, как игрушка, лодки под яркими, разноцветными парусами. Море — их дом, здесь они рождаются, живут, умирают. Всю жизнь они проводят в лодках, кочуя от острова к острову и выходя на берег только за тем, чтобы починить паруса, запастись водой или продать кораллы.

Из Манилы за два-три часа можно попасть в совершенно иной мир — туда, где высоко в горах, у бурных рек, во мшистых лесах живут горные племена. Их, рассеянных по стране, около двух миллионов человек. Но к сожалению, горцы говорят на разных языках и не осознают себя единым народом.

Горные племена — потомки первых обитателей островов, некогда согнанные с равнин. И сегодня они живут так же, как и тысячу лет назад. Вся их одежда — набедренная повязка, все орудия — топорик, нож или духовое ружье. Отверженные, отставшие от века, горцы были обречены на вымирание. Все чаще в филиппинской прессе раздаются голоса, призывающие сохранить, спасти горные племена, интегрировать их в жизнь нации. Но сделать это не так-то просто. В свое время испанцам никакими пушками не удалось обратить их в христианство — горцы остались язычниками и анимистами. До сих пор они живут по законам предков: верят в духов и идолов, приносят им жертвы, обожествляют всю живую природу.

Самый изученный горный народ — ифугао, живущий на Северном Лусоне. Это их предки три тысячи лет назад воздвигли и оставили на земле гигантские рисовые террасы в Банауэ, которые называют теперь восьмым чудом света. Великое трудолюбие человека совместило несовместимое — горы и поле. Вырубленные на склонах гор террасы, словно ступени фантастической лестницы, уходят к небу. Уникальная ирригационная система Банауэ уже достигла высоты двух {120} тысяч метров и продолжает жить, ежегодно наращивая новые звенья. Там же, на Лусоне, живут бонтоки, калинга, набалои и тингианы.

Немало горных племен обитает на Минданао. Труднодоступные и малоосвоенные горы таят в себе много загадок. Именно здесь было сделано сенсационное антропологическое открытие XX века. В 1971 году в горах провинции Котабато ученые обнаружили не известное науке племя пещерных людей, тасадаев. Их было всего двадцать семь человек.

Многие века это маленькое пугливое племя длинноволосых, полуголых людей жило в полной изоляции от мира. Скуластые, с приплюснутым носом и широко поставленными глазами, тасадаи этнографически родственны горным народам австронезийского происхождения. Хижин они не строят, рис не сеют, не охотятся. Понятия не имеют об оружии. Едят орехи, бананы, собирают крабов, лягушек, ловят рыбу в протоках, струящихся под жильем. Постель для них — мягкая трава, посуда — кокосовая скорлупа, одежда—лист пальмы. Тасадаи живут в полной гармонии друг с другом и с природой, поровну делят все, чем владеют, ничего не утаивая друг от друга. Лес — их защита от любого вторжения извне. «Предки наказывали нам заботиться о деревьях, скалах, всегда быть с ними», — говорят они. Племя это взято под охрану государства. Но вот что любопытно: на вопрос, какую помощь они хотели бы получить, они искренне отвечали: «Нам ничего не надо, у нас все есть».

Почти все горные племена до недавнего времени были воинственными, многие слыли охотниками за черепами. Голове врага приписывали колдовскую силу. Считалось, что к воину, добывшему скальп врага, переходят его сила, храбрость, ум. Перед хижинами высились острые шесты-саганги, на которые насаживали добытые головы, украшенные цветами.

Но время идет и приносит перемены даже в эти глухие края. Жестокие обычаи, татуировки и родовая кровная месть — все это постепенно отступает. В Гражданском кодексе Филиппин записано: «Обычаи, противоречащие закону, общественному порядку или официальной политике, должны пресекаться». Среди горцев все больше появляется грамотных. Молодые люди, получившие образование в городах, возвращаются в родные места и объявляют войну предрассудкам.

Тайна национальности каждого народа, говорил Белинский, не в его одежде или кухне, а в его манере понимать вещи. Одинаковое «понимание вещей» у народов разных островов складывалось исторически в процессе борьбы за национальную независимость и экономический прогресс. Ныне жители архипелага осознают себя единой нацией и говорят: «Мы — филиппинцы». {121}

Сариманок — птица счастья

Ни в чем так сокровенно не проступает сущность народа, как в его искусстве. Филиппины не относятся к числу стран с древнейшей культурой, как например Индия, Китай, Индонезия. Часто говорят, что культура архипелага — сплав трех культур: малайской, испанской и американской. Названия городов, религия, архитектура, имена, покрой одежды, фиесты— все это пришло от испанцев. Потоки автомобилей, фабричные трубы, конкурсы красоты, дискотеки — от американцев. Общительный нрав и темперамент филиппинцы унаследовали от аборигенов.

Сегодня нация, сбросившая вековой колониальный гнет, обратилась к своим истокам. Филиппинцы все чаще задаются вопросом: а что же истинно национального в сложном конгломерате искусства страны? И ответить на это не так-то просто. Как расценить пьесу, если она написана в прошлом веке на испанском, а сегодня возобновляется на тагалоге? Или книгу о жизни филиппинского народа, написанную на английском? Или модернистский балет на старинную народную музыку? Все это разные вещи. Но если в них есть творческое начало, включающее коллективную память народа, его опыт, его традиции, то это, несомненно, национальное искусство.

«Мой народ живет на островах, — сказал один манильский журналист, — но океан не преграда для культур. На нашей сцене танцует на балу Золушка, воюет Щелкунчик, гибнут Ромео и Джульетта. Не будь этого, мы засохли бы в национальной скорлупе. Слов нет, национальное начало — первооснова. Оно хранит искусство от эпигонства, как кокосовая скорлупа оберегает орех от повреждений, пропуская солнечные лучи».

Конечно, влияние Испании было наиболее сильным. Как говорят сами филиппинцы, «нас не покорили испанские пушки, но пленил талант Сервантеса».

Заимствование не было всеядным, усваивалось только то, что находило отклик в душе народа. И хотя на Филиппинах книги на испанском языке появились раньше, чем на тагальском, литература с самого начала выражала мироощущение и идеалы филиппинцев. Романы Рисаля были написаны на испанском. Но разве не они разожгли пламя антииспанской революции?

Постепенно новые традиции на местной почве приобрели местный колорит, мягкость и пластичность. И сегодня испанская сегидилья и тагальский танец на скамейке — бангко одинаково близки народу. Принесенная некогда на острие меча религия стала привычной для потомков первых христиан. Три века искусство на севере Филиппин развивалось в {122} церковном русле. Однако на юге архипелага, так и не принявшем христианства, искусство сохранило самобытность. Она во всем — в живописи, архитектуре, одежде. Культура Минданао бережно хранит старинные традиции в литературе, музыке, танцах.

В каждом доме вы увидите сариманок — изображение сказочной птицы, стоящей на рыбе и держащей в клюве рыбку поменьше. По преданию, эта птица перенесла юношу на луну, где его ждала возлюбленная. Нет праздника на острове Минданао, на котором не присутствовал бы сариманок — из глины, камня или дерева. Сариманок — символ счастья, добрых вестей, он оберегает жилище от завистливого глаза.

Славятся народы юга чеканкой по металлу. Высоко ценятся медные подносы, кофейники, кувшины для омовения, покрытые изысканным геометрическим или растительным орнаментом. Все эти вещи делают мужчины. Женщины специализируются на плетении из бисера бус, поясов и шапочек цветов радуги. Моро любят украшать свои дома карнизами-панулонгами, вырезанными в форме носа лодки и окрашенными в красный, желтый и синий цвета. Традиционное мусульманское искусство сейчас провозглашено одним из заповедных национальных источников культуры.

Говорят, филиппинцы — самые музыкальные люди в Азии, ритм у них пульсирует в крови. Поют филиппинцы везде — в поле и дома, в храме и магазине, хором и в одиночку. В последнее время в стране широко развернулась «индустрия» эстрадной поп-музыки. Но рядом с ней продолжают жить старинные музыкальные традиции. Они не дают западному музыкальному ширпотребу захлестнуть народную музыку. Всегда находит восторженную аудиторию национальная оперетта — сарсуэла.

Среди бесчисленных кабачков Манилы есть «Домик гномов», где особенно оживленно бывает по четвергам, когда там выступает Фредди Агилар, известный под именем Анак. «Анак» — слово, пришедшее в тагальский язык из малайского; оно означает «ребенок» «дитя», иногда «сын». Агилар — сын своего народа, популярный певец, поэт и композитор, пропагандист народной музыки. С гитарой в руках, в национальной вышитой рубахе, широкополой соломенной шляпе, из-под которой выбиваются длинные волосы, он всегда желанный гость на эстраде. В 1978 году Анак вышел победителем на впервые проводившемся в Маниле фестивале народной музыки. Благодаря таланту певца филиппинская песня шагнула за рубеж, зазвучала в эфире. В условиях, когда музыкальный рынок Филиппин буквально наводнен американской музыкой, — это не просто.

В филиппинском балете специалисты различают четыре пласта: ритуальное творчество аборигенов, влияние {123} народов-соседей, испанское влияние и современные ритмы, пришедшие из-за океана.

Широко известно в Маниле имя балерины и хореографа Алисии Рейес. Ее труппа первой гастролировала в Советском Союзе. «Мы очень волновались перед поездкой, — сказала мне Алисия Рейес. — Ведь Россия — родина таких великих балерин, как Анна Павлова, Тамара Корсавина, Галина Уланова. Это земля, где артисты балета любой страны мечтают показать свое искусство. Мы хотели, чтобы в танцах люди увидели наше солнце, жизнелюбие и романтическую душу нашего народа».

Особенно запомнилась москвичам сюита «О двух влюбленных» — восточных Ромео и Джульетте. Анивей, дочь вождя племени Ламайо, влюбилась в предводителя вражеского племени — Таманега. Много лет длится междоусобица. Желая положить ей конец, Таманег выходит на мирные переговоры. Однако Ламайо, не принимая предложения, ранит его стрелой. Защищаясь, Таманег убивает Ламайо. Горю девушки нет предела: по закону племени она должна наследовать власть и отомстить за смерть отца. Мечется, терзается Анивей. Но любовь не в силах одолеть тяжкого бремени традиций: в бою она убивает любимого и гибнет сама.

На Филиппинах бережно хранят народные танцевальные традиции ансамбли «Баянихан», «Филиппинескас», «Фиеста Филиппина». Летом 1983 года «Фиеста Филиппина гастролировала в Советском Союзе. Москвичи увидели ритуальные, бытовые танцы, герои которых рыбаки и пахари, охотники и воины. Большой успех выпал на долю веселого танца с бамбуковыми шестами — тиниклинг. Ритм его изящен и точен. Ошибиться нельзя — защемишь ногу. Но сбоя даже при самом быстром темпе никогда не бывает.

Особенно живописны были танцы мусульманских народов. Под звуки гонгов, напоминающих индонезийский гамеланг, танцует девушка с острова Минданао. Босая, в кофте из кисеи, в патаджонге, перекинутом через плечо, она похожа на принцессу из сказки. Тонкие руки изгибаются, оставляя неподвижными кисти; пальцы напряжены и выгнуты назад. И приходят на ум строки К. Бальмонта:

В танце каждого народа — своя пластика, своя драматургия, но все они — о человеке, жителе островов, его печалях и радостях, труде и надеждах. {124}

В Маниле сегодня работают Высшая школа живописи, гравюры и скульптуры, Центр прикладных искусств, Институт архитектуры. Тысячи людей из многих стран каждый год приезжают в столицу на фестиваль органной музыки, чтобы послушать уникальный бамбуковый орган в старой церкви в районе Манилы — Лас-Пиньясе. Орган этот создал испанский монах Диего Керо. Беззаветно любивший музыку, он несколько лет трудился над инструментом, перебрал тысячи бамбуковых стволов, выдерживал их годами в горячем песке для просушки. Орган, составленный из 174 бамбуковых труб, впервые зазвучал в 1821 году.

Спектр филиппинской живописи включает различные направления: традиционное искусство и авангардизм, народный лубок и героические портреты в духе Гойи. Я помню, как в Национальном музее в Маниле одновременно открылись две выставки: итальянская живопись эпохи Возрождения и современный филиппинский сюрреализм. Я стояла между двумя соседними залами, как на рубеже двух миров: в одном были краски, свет, романтическое восприятие мира, безграничная вера в человека; в другом — расчлененные тела с костылями вместо ног, с часами вместо сердца, изощренность, за которой — пустота. Увы, это был наш век.

Есть в музее совершенно особая картина — «Трагедия губернатора Бустаманте» — первое полотно филиппинской светской живописи. В 1905 году ее автор Феликс Идальго получил за нее на выставке в США золотую медаль. Затем картину увезли в Барселону и забыли о ней. Спустя семьдесят лет она вторично увидела свет — в Национальном музее Манилы, ее торжественно открыли под звуки гимна.

Сюжет картины основан на историческом факте: в 1717 году испанский король назначил губернатором Филиппин дона Фернандо Бустаманте. Впервые позолоченный жезл оказался в честных руках. Прибыв в Манилу и увидев, что чиновники и монахи погрязли во взяточничестве и распутстве, новый губернатор арестовал многих виновных, в том числе самого архиепископа. Тогда по городу пополз слух, что губернатор продал душу дьяволу. Фанатики с крестами и мечами ворвались в покои Бустаманте и растерзали его. Момент дикой расправы запечатлен в картине.

Театральное искусство на Филиппинах пока в стадии становления. А вот кино — самый доступный и любимый вид искусства. В стране тысячи кинотеатров, и они никогда не пустуют. В год кинематограф выпускает до двухсот фильмов. В большинстве своем это «эхо Голливуда» — развлекательные ленты, мелодрамы с непременным хэппи-эндом. Но в последнее время в кино пришло новое поколение режиссеров, сценаристов, которые отходят от штампов «фабрики грез» и смело говорят с экрана слово суровой правды о жизни народа, об острых социальных проблемах. {125}

Фильм режиссера Исмаэля Берналя «Родинка в океане» я увидела в Москве во время Недели филиппинских фильмов. С документальной точностью, порой с излишней натуралистичностью он показал трудную жизнь обитателей маленькой рыбацкой деревушки на острове Санта-Фе. Камера неторопливо вступала в каждую хижину, обнажая социально-психологические узлы. Вот девушка-медсестра уезжает из родных мест в город за счастьем. Мы не знаем, что с ней там произошло, но она возвращается домой, усталая и надломленная. «Город, — говорит она, — это как гром с молнией. Страшно, зато хоть на миг, да светло». Фильм поднимает много проблем: умирает человек, надорвавшись на непосильной работе; не может справиться с родами женщина, потому что нет рядом врача; гибнет рыба в океане от загрязнения воды промышленными отходами; не находят общего языка с хозяином, дающим лодки в аренду, рыбаки-артельщики... На экране возникает глубинная, терпкая, простонародная жизнь, такая, как есть, без прикрас.

Филиппинцы — нация юная, а потому образование здесь — особая забота. Девяносто процентов населения грамотно, но средний «багаж» невелик — два-три класса. Двадцать университетов и сотни колледжей страны ежегодно выпускают специалистов больше, чем где-либо в Азии. Однако среди них избыток учителей, юристов и нехватка химиков, инженеров, врачей.

В Маниле находится самый старый во всей Азии Университет святого Фомы, основанный в 1611 году доминиканскими монахами. Вход в святилище науки осеняет бронзовая фигура священника с крестом на груди. В левой руке он держит книгу, правую возносит к небу, как бы призывая искать там высшую мудрость. Ныне ведущий в стране учебный и научный центр — Государственный университет Филиппин в Кесон-Сити. Символично, что у входа в это здание установлена иная фигура — юноша, принимающий благословение Науки.

Большинство вузов и школ частные. Но постепенно государство берет контроль над образованием в свои руки. Введены единые программы обучения, принята программа подготовки трудовых резервов. Правда, уровень преподавания в государственных школах пока низок, не хватает учебников, а те, что есть, сильно устарели. Миллионы детей, особенно в деревнях, отложив учебник, вынуждены браться за мотыгу, чтобы помочь семье.

Попасть в университет молодому человеку из бедной семьи почти невозможно. Помимо немалого вступительного взноса надо платить за лекции, консультации, лабораторные занятия, экзамены. Рядовому труженику такие расходы не по карману. Но допустим, во всем отказав себе, он пошел на это. Все равно потом выпускника ждет тупик — он не сможет {126} найти работу. Только те, у кого есть деньги или влиятельное родство, могут рассчитывать на приличное место в фирме. Остальные устраиваются кто где сможет — портье в отелях, репетиторами в богатых домах, заправщиками на автостанциях. Часто молодым специалистам некуда приложить руки. На Филиппинах нередко говорят: «У нас образование — путь к крушению надежд». Немудрено, что многие молодые специалисты уезжают за рубеж.

За последние шесть лет по контрактам уехало свыше 700 тысяч человек. Ущерб этот невосполним. Давая разрешение на выезд, правительство пытается сбить волну безработицы, но отъезд за рубеж не решает проблемы: уезжают те, чьи руки и знания могли бы понадобиться дома, — технические специалисты, медицинский персонал и квалифицированные рабочие.

В странах Ближнего Востока и Африки четыреста тысяч филиппинских рабочих заняты на опасных и низкооплачиваемых работах: на промыслах, шахтах, рудниках, плантациях. Много молодежи уезжает в США — около 50 тысяч ежегодно.

Филиппины фактически превратились в поставщика «живого» товара для транснациональных корпораций. «Утечка умов» стала серьезной социальной проблемой. Недавно в Маниле закрыли сорок агентств, занимающихся вербовкой специалистов. Но многие из них, связанные с зарубежными фирмами, продолжают работать нелегально.

Филиппины — страна многоязычная. Здесь говорят на 130 языках и диалектах. Конечно, не все они равнозначны. Есть тагалог, на котором говорят миллионы, и есть наречие тасадаев, на котором объясняются единицы. Но все языки родственны, относятся к малайско-полинезийской семье языков, на которых говорят люди от острова Мадагаскар до острова Пасхи в Тихом океане.

Многоязычие мешало сплочению нации, и в этом смысле испанский, а затем английский сыграли свою роль, став литературными языками, средством общения разных народностей. Сегодня официальными признаны два языка — английский и тагальский. Стоит включить телевизор, и тут же услышишь, как диктор телевидения легко соскальзывает с тагальского на английский и обратно. В состоятельном столичном доме с гостями говорят по-испански или по-китайски, между собой и с прислугой — по-тагальски, с детьми — по-английски.

Филиппинский английский, особенно жаргон «таглиш» (смесь тагальского с английским), так далек от оксфордского, что профессор Хиггинс из «Пигмалиона» вряд ли отважился бы взять в ученицы даже самую прекрасную леди. Англичане с оттенком иронии называют филиппинский английский инглиш-карабао. Сами филиппинцы отшучиваются: «Если существует американский, австралийский или нигерийский {127} «английский», то почему мы не имеем права на свой вариант?» Английский язык распространен не только в политике и торговле, но и в литературе и общественной жизни. На нем говорят в парламенте, обучают студентов в университетах. Но с ростом национального самосознания растет и протест против необходимости выражать себя на чужом языке. «Язык, — пишет видный деятель филиппинской культуры Ф. О. Хосе, — не просто грамматика и синтаксис или поэзия и проза; язык также — способ мышления, культура. Я не забываю о своем долге перед английской литературой и ценю ее красоту, но английский язык ассоциируется также с моим колониальным прошлым и его жестокостями, а поскольку я принял его, он постоянно напоминает мне о моей слабости». Сегодня иные историки призывают отказаться от всего заимствованного, «убить западного отца» и вернуться к старине. Но нелепо отказываться от наследия прошлого, если оно вошло в плоть и кровь народа. Задача состоит в том, чтобы создать культуру, в которой интернациональное не отрицало бы, а утверждало национальное начало.

Фиеста, фиеста, фиеста!..

Веселые праздники на Филиппинах, хотя и называются испанским словом «фиеста», восходят к старинным народным обрядам. Филиппинцы празднуют много и щедро: европейский, китайский, японский Новый год, пасху, рождество, Первое мая, День конституции, День Манилы, День независимости Республики, день рождения Хосе Рисаля, день барангаев, родительский день, Валентинов день, день поминовения умерших... Кто еще в мире празднует рождество три недели кряду?

В каждом городке свои фиесты, совпадающие с днем его святого-покровителя. Фиесты приурочиваются к севу или урожаю. Всякий раз, когда созревают колосья и амбары заполняются зерном, крестьяне украшают улицы бамбуковыми арками и цветами. У порогов хижин выставляются угощения. Люди ходят от дома к дому, приветствуя хозяев, желая им здоровья и удач.

В районе Манилы, Параньяке, есть превосходный отель «Тропикал-палас». Каждый вечер жители ближайших улиц слышат треск барабанов и тамбуринов — это заканчивается очередной концерт для туристов, и дочерна вымазанные сажей подростки под оглушительные свистки врываются в зал, вовлекая в хоровод зрителей. Так имитируется фестиваль «ати-атиан» в честь аборигенов архипелага — аэта, маленьких курчавых людей с кольцом в носу и ухе. Настоящий праздник «ати» можно увидеть на острове Панай, в городе Калибо. Ати (аэта) владели этим островом вплоть до XIII века, пока не {128} подписали договор с рослыми людьми приплывшими с Брунея. Задумав вытеснить аборигенов с плодородных равнин, брунейцы подарили королю ати золотой шлем и нож-крис, а королеве — ожерелье, потребовав в обмен их землю; ати согласились и ушли в горы. Но мира не получилось. Очень скоро они стали враждовать. Однажды, решив, что худой мир лучше доброй ссоры, вождь малайцев пригласил вождей ати вниз, в Калибо, чтобы мирно поговорить. Здесь их с почетом встретили, на славу угостили и одарили. Вождям ати так понравился прием, что отныне каждый год они стали спускаться с гор для мирных бесед и веселья. Малайцы тоже полюбили этот праздник и передали его потомкам.

До сих пор живет фестиваль «ати-атиан», что значит «будь, как ати».

К празднику готовятся заранее. Золой чернят руки, лица разрисовывают белыми полукружьями глаз, надевают причудливые костюмы из рисовой соломы, перьев и ракушек. В Калибо на фестиваль съезжаются сотни туристов. Взявшись за руки с местными жителями, все они ходят ритуальным шагом, стучат, свистят, потрясают копьями и становятся «немножко ати».

Недалеко от Манилы, в местечке Пулилан, устраивают фестиваль в честь святого Исидора, покровителя «пахияс» — фермеров. Издалека крестьяне приводят сюда своих друзей и помощников-карабао, чтобы получить благословение патера. С лентами и цветами, с любовно отполированными рогами, холеные и «причесанные», важно дефилируют буйволы по улицам. А на следующее утро они снова безропотно пашут в поле со своими хозяевами.

В феврале филиппинцы отмечают день святого Валентина — день влюбленных. Все, кто раньше не осмеливался признаться в чувствах, решаются на объяснение, обмениваются трогательными открытками. Не успели проводить «Валентина», как начинают готовиться к пасхе. С нее, по неписаному календарю, начинается в стране лето. Пасхе предшествует святая неделя — «холи уик»: Манила постится, не ест мяса, не играет свадеб, не целуется в парках. С экранов телевизоров исчезают легкомысленные фильмы, их сменяют библейские проповеди. На эстрадах многочисленные монашки в белых одеяниях поют под гитару перед зрителями. В деревнях крестьяне ходят по улицам с фигурками святых, поют «пабаса» — о любви к ближнему.

А на острове Мариндуке в это время проходит Морионский фестиваль — разыгрывается история римского центуриона Лондинуса¹⁾, который, по преданию, пронзил грудь Христа своим копьем. Участники облачаются в «древние» римские доспехи, надевают зловещие маски центурионов и движутся по улицам вслед за всадниками на белых конях. В центре {129} представления — убийца Лондинус: под общее одобрение собравшихся его «обезглавливают».

В дни святой недели некоторые фанатики добровольно принимают на себя крестные муки Христа. Газета «Буллетин тудей» писала: «Джуанито Пирино — обыкновенный человек, но в дни великого поста его называют Христом. В тихой сельской местности Санта-Лючия, недалеко от Манилы, он совершает свой «подвиг» вот уже в течение восьми лет. Хрупкий, небольшого роста, он на своих плечах несет трехметровый деревянный крест, к которому его затем прибивают гвоздями... Две недели потом Пирино залечивает раны...»

Но вот пост кончился, и Манила вновь повеселела. Май называют на Филиппинах месяцем девы Марии. По рекам плывут баржи с «Мариями» на тронах; по улицам движутся красочные процессии: дети со свечами в руках, а за ними — три самые красивые девушки с коронами на голове — три «Марии». Таким процессиям полиция дает зеленую улицу. Но никто не в обиде: есть примета — встреча с «Мариями» сулит удачу.

В мае отмечается День труда. К самой большой арене города — Аранета идут тысячные организованные потоки людей. Они слушают выступления профсоюзных лидеров, заявляют о своих правах.

Тридцатого ноября, в День героев, манильцы приходят с цветами в пригород Калоокан к обелиску борцов, павших за свободу страны. В центре композиции под знаменем стоит молодой филиппинец: в одной руке у него пистолет, в другой — нож-боло. Это Андрес Бонифасио — «великий плебей», возглавивший филиппинскую революцию.

Новому году в Маниле предшествует рождество — крисмас. Официально оно отмечается двадцать пятого декабря. Но уже с самого начала месяца все дышит приближением праздника. На улицах появляются серебристые и зеленые елки (из фольги и нейлона). На иллюминированных деревьях оседают раскрашенные «снежинки». По улицам разъезжают Санта-Клаусы. В витринах возникают игрушечные города, оживают герои сказок. В канун рождества в театре, как правило, дают балет Чайковского «Щелкунчик».

Рождество — праздник не только религии, но и торговли. На дешевых распродажах сбываются залежалые товары. В магазинах становится тесно. Подарки покупают родным, друзьям, врачу, сторожу, директору, прачке, дворнику— всем. На полках магазинов теснятся поздравительные открытки с текстами на все случаи жизни: «уважаемому боссу», «лучшему в мире дедушке», «незабываемому учителю», «любимой племяннице»... В дверях домов вывешивают венки из хвои и лент, из окон слышится рождественское сусальное пение. {130}

Рождество празднуют и в президентском дворце, и в самой бедной хижине. Владельцы кооперативных домов дерут с жильцов три шкуры за аренду квартиры, но в рождество шлют им грошовые подарки и устраивают балы с музыкой.

Новый год — багонг таон — встречают шумно и озорно. В ночь на первое января в городе светло от фейерверков и дымно от пороха. На улицах стоит невообразимый шум: дети трубят, бьют в склянки, жестянки, барабаны; взрослые стреляют из пугачей, взрывают шутихи и ракеты. Звонят колокола. Грохочут транзисторы. Все, что может издавать звук, приводится в действие. Чем шумнее встретишь год, говорит примета, тем добрее он будет. Вот почему сосед всеми силами старается «перешуметь» соседа.

В феврале наступает китайский Новый год, и Манилу наводняют туристы из Японии и Китая. Особенно оживленно бывает в чайна-тауне. Идут ряженые, персонажи китайских легенд. Дети на открытых машинах изображают «живые картины» — рыбак с удочкой, цветок лотоса, воин с оружием. Мелькают факелы, транспаранты, иероглифы.

На юге Филиппин, как и во всем исламском мире, самый большой праздник — рамадан. В горных провинциях свои праздники — саянги и будонги. Их устраивают в честь свадеб, рождения ребенка, удачной охоты или рыбной ловли. Возвращающихся с охоты мужчин встречают всей деревней, а ночью, когда отпустит жара, всей деревней собираются у костра, чтобы отпраздновать событие. На вертеле жарятся поросята, пекутся маисовые лепешки с диким медом, наливается в кокосовые чаши рисовое вино-баси.

В фиестах, чему бы они ни посвящались, всегда проявляется неистощимое жизнелюбие филиппинцев. Даже такой грустный день, как день поминовения умерших, превращается в веселый праздник. Первого ноября вся Манила устремляется в мемориальный парк «Лойола» в Параньяке. С пяти часов утра полицейские — регулировщики движения уже на ногах. Тысячи людей идут, едут, несут цветы и свечи. Захватывают с собой еду, шахматы, гитары, магнитофоны. И поминки незаметно превращаются в шумный загородный пикник.

Кто сосчитает, сколько фиест на филиппинской земле? Они клапан для выплескивания эмоций. Возблагодарить судьбу за хороший урожай, воздать должное святому покровителю города—все это поводы для того, чтобы встретиться с друзьями, посидеть за праздничным столом, спеть под гитару, потанцевать, пошутить. Люди украшают жизнь, как умеют. {131}

¹⁾ Так в книге. OCR.

Назад К оглавлению Дальше