Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Сачинский договор и война Ливонского ордена с Псковом 1406—1409 гг.

В конце XIV в. на Руси сложилась напряженная внутриполитическая и внешнеполитическая обстановка. 1392 г. был ознаменован большим успехом в деле объединения русских земель: под власть великого князя Московского Василия Дмитриевича (1389—1425) перешло Нижегородское княжество. Но в попытке присоединить к своим владениям богатейшую колонию Новгорода Двинскую землю Василий Дмитриевич потерпел неудачу: в результате войны между Москвой и Новгородом 1397—1398 г. Двинская земля осталась за Новгородом. В 90-х годах над Русью вновь нависла угроза опустошительного вторжения с востока: в 1395 г. войска среднеазиатского деспота Тимура вступили в русские пределы, и от страшной опасности Русь была спасена лишь благодаря тому, что Тимур по каким-то причинам повернул от Ельца обратно.

В это тревожное время, когда на Руси происходила внутренняя борьба и когда у ее восточных границ появились грозные завоеватели, на западе началась подготовка совместного наступления Ордена и литовских феодалов. Как мы уже отмечали, Витовт, стремившийся к созданию сильного и независимого литовского государства, собирался осуществить свои планы, в частности путем территориальной экспансии против русских земель. Союзника в этом вопросе он нашел в лице Ордена.

Сближение Витовта с Орденом имело место в последние годы XIV в. Уже в 1397 г. между Витовтом и великим магистром Тевтонского ордена Конрадом фон Юнгингеном велись переговоры о заключении союза. Предполагалось совместное выступление против русских земель с целью их аннексии, причем к Литве должен был отойти Новгород, к Ордену — Псков.

Однако в процессе переговоров выяснилось, что Орден не склонен довольствоваться присоединением Пскова. Появление такого сильного союзника, как Витовт, пробудило у руководителей Ордена в Ливонии заглохшие мечты о подчинении Ордену хотя бы {36} части Новгородской земли. 8 августа 1397 г. великий магистр Конрад фон Юнгинген дает инструкцию своему послу передать королю Венгрии, что задержка в переговорах с Витовтом произошла из-за сообщения Ливонского ордена о том, что находящаяся между Великим Новгородом и Ливонией земля, называемая Вотской, принадлежит Ордену; во время переговоров с Витовтом вопрос о Вотской земле не ставился, а теперь великий магистр хочет его поставить.¹⁾

Присоединение Вотской земли было чрезвычайно заманчиво для Ордена не только потому, что таким образом раздвигались пределы орденского государства, но и по более конкретным причинам: 1) Орден, получив выход к берегам Невы, мог контролировать новгородскую торговлю; 2) граница между Новгородом и Орденом, проходившая по Нарове, отодвигалась на восток в область, не имевшую естественных рубежей. Оба эти обстоятельства позволяли Ордену держать Новгород под постоянной угрозой и усиливали позиции Ордена.

Однако такая перспектива для Витовта, в будущем князя Новгородского, согласно условиям проектируемого соглашения, была малоприятной, поэтому обсуждение вопроса о Вотской земле затянулось. Но великий магистр не снимал его с повестки дня. В апреле 1398 г. он писал ливонскому магистру, что надеется, после того как будут улажены главные вопросы, найти средство для разрешения вопроса о Вотской земле.²⁾ Надежды великого магистра оказались тщетными. Ни в прелиминарных условиях договора между Тевтонским орденом и великим князем Литовским от 23 апреля 1398 г., ни в самом договоре, заключенном на о. Салин (на нижнем Немане) 12 октября 1398 г., никаких статей о Вотской земле нет.³⁾

Салинский договор устанавливал вечный мир между Великим княжеством Литовским и Тевтонским орденом. Витовт уступал Ордену Жмудь и обещал оказывать Ордену некоторое содействие в утверждении своей власти над нею. Витовт отказывался также от всяких притязаний на Псков и в случае подчинения Пскова Ордену признавал навечно переход его под власть Ордена.⁴⁾ Орден в свою очередь отказывался от каких бы то ни было притязаний на Новгородскую землю (очевидно, и на входящую в ее состав Вотскую землю) и признавал в случае подчинения Новгорода Литве переход его навечно под власть последней. «Далее мы не должны иметь никаких притязаний на землю Великого Новгорода, — писал великий магистр в своей договорной грамоте, — и если она каким-либо образом будет подчинена нами, нашим Орденом или без нас, должна она принадлежать вышеназванному {37} господину Александру (Витовту, — Н.К.), его христианским наследникам и преемникам вечно, и в этом мы вышеназванному господину и его преемникам не должны никаким способом препятствовать с доброй верностью».⁵⁾

Салинский договор означал серьезную угрозу для Руси. Заключение его знаменовало оформление военного союза орденских рыцарей и литовских феодалов и ставило Новгород и Псков перед возможностью объединенного наступления Ордена и Литвы. Но прошло несколько лет, прежде чем участниками Салинского договора была предпринята попытка его осуществления. Причины этого промедления были сложными.

Начало XV в. было ознаменовано героической борьбой жмуди за свою независимость (вооруженное восстание против Тевтонского ордена 1401 г.), которая отвлекала силы рыцарей и препятствовала таким образом организации наступления против русских земель. В то же время у Ливонского ордена существовало двойственное отношение к договору. С одной стороны, руководители Ордена рады были использовать представившийся случай и с помощью Литвы подчинить давний объект своих вожделений — Псков и даже, как вначале они надеялись, Вотскую землю. С другой стороны, они могли опасаться, что выполнение принятых на Салинском острове обязательств поведет к усилению Литвы за счет Ордена. В самом деле, если бы Салинский договор был осуществлен и Витовт стал новгородским князем, то Псковская земля почти со всех сторон оказалась бы окруженной литовскими владениями. Как правильно заметил П. Остен-Сакен, сохранение Пскова за Орденом в такой ситуации было бы маловероятным.⁶⁾ Естественно поэтому, что Орден занимал осторожную позицию, не начиная враждебных действий против Новгорода и Пскова и ожидая дальнейших шагов Витовта.

Между тем в 1399 г. Витовт предпринял меры, которые знаменовали, казалось, его решимость приступить к незамедлительному выполнению условий Салинского договора. Весною 1399 г. из Пскова выехал литовский наместник князь Иван Андреевич, внук Ольгерда, «крестное целование сложив».⁷⁾ Очевидно, литовский наместник покинул Псков по велению Витовта, который тем самым засвидетельствовал готовность выполнить обязательство перед Орденом, касавшееся Пскова. В том же 1399 г. Витовт прислал Новгороду грамоту с объявлением войны. По словам Новгородской летописи, объявление войны Витовтом было вызвано отказом новгородцев признать его великим князем. «ОбеществовалЪ {38} мя есте, — приказал Витовт передать новгородцам, — что было вам за мене нятися, а мнЪ было вам княземъ великымъ быти, а вас мнЪ было боронити; а вы за мене [не] нялЪся».⁸⁾ Однако за всеми этими крайними дипломатическими акциями, предварявшими обычно начало войны, военные действия не последовали: внимание Витовта было поглощено подготовкой к выполнению другого грандиозного плана, по отношению к которому условия Салинского договора играли лишь подсобную роль.

Витовт заключил союз с бывшим золотоордынским ханом Тохтамышем, разбитым Тимуром. Витовт обещал Тохтамышу помощь в возвращении золотоордынского престола, Тохтамыш Витовту — титул великого князя Московского.⁹⁾ В качестве такового Витовт становился и князем Новгорода, и Пскова. Именно это намерение приписывает ему составитель Новгородской летописи: «ХотЪл пленити Рускую землю и Новъград и Пьсков».¹⁰⁾ Но намерениям Витовта не суждено было сбыться: в августе 1399 г. на берегах Ворсклы войска Тимура нанесли литовцам страшное поражение,¹¹⁾ которое положило конец планам Витовта завладеть московским престолом и подчинить себе всю Русь.

Вскоре ухудшились и отношения Витовта с Орденом: с 1401 до 1404 г. они носили враждебный характер.¹²⁾ Само собой разумеется, что в этих условиях Салинский договор потерял свою силу. Правда, Орден вступил в союз с противником Витовта Свидригайло, стремившимся к овладению литовским престолом. В 1402 г. великий магистр Конрад фон Юнгинген и Свидригайло подтвердили Салинский договор. В отношении Пскова Свидригайло дал отдельную грамоту, подтверждавшую права Ордена на Псков.¹³⁾ Однако коалиция Свидригайла и Ордена для Новгорода и Пскова реальной опасности не представляла, ибо Свидригайло не имел за собой достаточных сил.

Все отмеченные изменения в политической и дипломатической ситуации в Восточной Европе и Прибалтике и обусловили длительное промедление с реализацией Салинского договора. Хотя ни Орден, ни Литва не приступали к осуществлению Салинского договора, обстановка для Новгорода и Пскова продолжала оставаться тревожной: над ними висела угроза возможного наступления Ордена и литовских феодалов. Создавшиеся условия побуждают Новгород и Псков принять меры к упрочению своего положения. {39}

Новгород, верный политике лавирования между враждебными сторонами, предпринимает шаги для урегулирования отношений как с Москвою, так и с Литвою. Осенью 1398 г. после удачной для Новгорода войны с Василием Дмитриевичем из-за Двинской земли «Ъздиши послы из Новагорода» в Москву и «възяша миръ с великымъ княземъ по старине». Новгород поддерживал хорошие отношения с Москвою и в последующее время: Андрея Дмитриевича, брата великого князя, приезжавшего в 1399 г. в Новгород, новгородцы приняли с большой честью.¹⁴⁾ В то же время новгородцы хлопотали о нормализации отношений с Литвой: в 1400 г. новгородское посольство ездило в Литву и заключило с Витовтом мир «по старине».¹⁵⁾

Если Новгород стремился упрочить свое положение путем лавирования и избежать таким образом войны, то Псков взял твердый курс на сближение с Москвою и на усиление своей обороноспособности в предвидении близкой войны. После отъезда из Пскова литовского князя Ивана Андреевича в 1399 г. псковичи посылали посольство к великому князю Московскому Василию Дмитриевичу и «испросиша себе» князя Ивана Всеволодовича, внука Александра Тверского. В 1401 г. в Псков приехал князь Даниил Александрович, как сообщает псковский летописец, «от великаго князя Василия Дмитреевича намЪстником».¹⁶⁾ В условиях возросшей опасности с запада Псков тяготеет к Москве, как носительнице национальных интересов русского народа.

С возможностью наступления литовских феодалов и орденских рыцарей были связаны, очевидно, и работы по укреплению Пскова, которые проводились в рассматриваемое время. В 1399 г. псковичи «оучиниша новую стЪну къ старои стЪнЪ на приступЪ, от Великои рЪки и до Пскова, и поставиша три костры: первый на НезнановЪ горке, а другии в Лужках воротъ, а третии оу Куминых воротъ». В 1400 г. был поставлен костер «над Псковою на Крему», а «другии костеръ в кутъ Крема на стрелицы». Под 1401—1402 гг. в Псковской летописи вновь читаются сообщения о строительстве укреплений возле Великой реки: под 1401 г. — «того же лета псковичи причиниша стЪну к старой стенЪ возле Великую реку», под 1402 г. — «того же лЪта здЪлаша стЪну псковичи возле Великую рЪку и покрыта». Строительные работы велись и в 1404 г.: «Того же лЪта псковичи съдЪлаша стЪну возле Пскову месяца июня въ 28 день…, а до осени и покрыта».¹⁷⁾

В 1404 г. между Витовтом и Орденом вновь происходит сближение. 22 мая 1404 г. в Рацянже был возобновлен союз Витовта с Орденом и подтвержден Салинский договор.¹⁸⁾ Но с реализацией {40} его опять имело место некоторое промедление, обусловленное, в частности, борьбой Витовта за Смоленск, который он подчинил в 1405 г.

К осуществлению Салинского договора его участники приступили в 1406 г., избрав объектом для нанесения первого удара Псков. Военные действия начал Витовт. В феврале 1406 г. он «повоевал» Псковскую землю и взял город Коложу «на миру и на крестномъ целовании, а миру не отказавъ, ни крестнова целования не отславъ, ни мирных грамот». Псковичи совершили ответный поход на Ржев и Великие Луки и одновременно просили Новгород о помощи. Новгородским воеводам, подошедшим в это время к Пскову, они били челом, прося их пойти с ними на Литву «мстите крови христианския». Но воеводы отказались, мотивируя свой отказ тем, что воевать против Литвы владыка не благословил, а Новгород не указал; вместо похода против Литвы новгородские воеводы предложили идти на Ливонию. Поход псковичей против Литвы возглавил князь Даниил Александрович, которого псковичи получили из рук великого князя Московского в 1401 г. Под руководством Даниила Александровича псковичи 30 июня 1406 г. подошли к Полоцку и в течение трех дней осаждали его, затем ушли обратно.¹⁹⁾

В августе 1406 г. в войну вступил Ливонский орден. 22 августа крупные военные силы из Ливонии под руководством магистра вторглись в пределы Псковской земли. Летописец сообщает, что «прииде местеръ рижькии со всею силою своею и съ юриевцы и с курцы к городу Изборску, и ходиша по волости двЪ недели, и под Островомъ и под Котелномъ были, а под Псковомъ не быша».²⁰⁾ Из сообщения Псковской первой летописи следует, что в войне против Пскова участвовал не только Орден, но и Дерптское и Курляндское епископства. {41}

Ответный поход псковичей имел место лишь осенью. Вероятно, причиною такого промедления послужил мор, свирепствовавший осенью 1406 г. в Псковской земле. Возможно также, что псковским властям нужно было время для организации похода, который был предпринят крупными силами. По словам псковского летописца, князь Даниил Александрович и посадник Юрий Филиппович и все мужи псковичи, «подъемше всю свою область, идоша на Немецькую землю месяца окътября в 7 день». Сражение произошло недалеко от Кирьемпе, где псковичей ожидали ливонские рати. Псковичи ударили по ним, и те, не выдержав удара, бежали; псковичи били врагов на протяжении 15 верст до Кирьемпе — «и оубиша нЪмець 300 и 15 мужь, а пскович оубиша 34». Псковское войско возвратилось «со многим добытком».²¹⁾ Поход был, таким образом, успешным для псковичей.

Несмотря на успех, псковские власти отдавали себе отчет в том, что вести одновременную борьбу с Ливонией и Литвою Пскову будет трудно, поэтому «псковичи много челом биша новогородцемъ, дабы им помогли; они же не помогоша псковичем ни мало».²²⁾ Новгород отказался помочь Пскову, хотя весной, когда Псков просил о помощи против Литвы, новгородские воеводы сами предлагали идти на Ливонию: очевидно, в устах новгородских воевод это была лишь уловка для оправдания отказа. На самом деле новгородское правительство не желало помогать Пскову ни против Литвы, ни против Ливонии, в происходящей войне оно стремилось сохранить нейтралитет.

Тогда псковичи обращаются к великому князю Московскому. Его ответ был совершенно иным: «Князь великии Василии разверже миръ со княземъ литовъскимъ Витовтомъ, с тестемъ своимъ, пъсковъския ради обиды, зане же неверникъ онъ отступникъ правый вЪры христовы повоева Пъсковскую область, и град Коложо взя на крестномъ целовании». Вслед за этим псковичи испросили себе в князья брата великого князя, Константина, который прибыл в Псков в марте 1407 г. Под руководством князя Константина Дмитриевича псковичи в июне 1407 г. совершили удачный поход в Ливонию за Нарву, к городу Порху, куда они не ходили со времен князей Довмонта и Давида.²³⁾ По сообщению новгородских и некоторых московских летописей, псковичи во время похода взяли город Порх.²⁴⁾ {42}

Между тем, когда Москва помогала Пскову, Новгород не только не думал предпринять какие-либо шаги в деле оказания помощи, но пошел даже на сближение с врагами Пскова. Новгородцы приняли к себе из рук Витовта в качестве служебного князя литовского князя Лугвеня. «А все то псковичемъ на перечину, — с негодованием пишет псковский летописец, — и вложи имъ дияволъ злыя мысли въ сердца их, держаху бо любовь с Литвою и с нЪмцы, а псковичемъ не помагаше ни словомъ ни дЪломъ». Охарактеризовав позицию Новгорода, летописец добавляет: «И псковичи положиша оупование на бога, на святую троицу и на князя великаго Василия Димитреевича».²⁵⁾ В этих словах ярко выразилось осознание роли Москвы, как той политической силы, которая явилась носительницей национальных интересов русского народа и которая готова была оборонять от внешних врагов все русские земли, в том числе и еще не находившиеся под ее властью.

В июне 1407 г. князь Константин Дмитриевич уехал из Пскова по причинам, о которых летописец умалчивает. В августе 1407 г., возможно в связи с отъездом брата великого князя, имел место новый большой поход ливонских сил на Псковскую землю. На этот раз Орден целью своего удара избрал Псков. Наступил самый критический момент войны, ибо судьба Пскова решала в известной мере судьбу всей Псковской земли, которая, согласно Салинскому договору, должна была стать достоянием Ордена. Подойдя к Пскову, враги расположились станом в его предместье Туховитичах. Сюда же подошли псковичи. В течение четырех дней, как рассказывает летописец, шла борьба за броды через реку Великую в Туховитичах. Ливонские рати не сумели овладеть переправой и отошли «прочь, не оучинивше ничто же».

Псковичи двинулись вслед уходящему противнику. Битва произошла 21 августа «за Камном на Лозговичьскомъ поли», расположенном на пути к Изборску. По-видимому, здесь руководство ливонских войск решило дать сражение псковичам, так как, судя по словам летописца, вражеские рати стояли в боевой готовности: «А они погании бяхутъ ополъчилися». Псковичи ударили по противнику, но сражение для них оказалось неудачным («показаша псковичи плещи своя и побегоша»); псковичи потеряли трех посадников, многих бояр и сельских людей, всего около 700 человек. С ливонской стороны также были большие потери: «А немецьких князей и боляръ избиша много, не толко колко псковичь пало, но и боле». Об ожесточенности битвы дают представление слова летописца: «Сие бысть побоище силно, яко же бысть Ледовое побоище, оу Раковора». {43}

Очевидно, поход Ордена в Псковскую землю в августе 1407 г. имел в виду Руссов, когда писал: ливонский магистр Конрад фон Фитингоф «вел ожесточенную войну против русских и предпринял поход в Псковскую область, где имел сражение с русскими при водах Модды (р. Великая, — Н.К.), убил из них 7000 человек и отбросил множество их в воду, так что они должны были потонуть. После такой победы магистр хотел далее преследовать своих врагов, но должен был воротиться ради пруссаков, на которых сильно нападали Ягелло, король польский, и Витольд, великий князь литовский, чтобы подать помощь и освобождение пруссакам».²⁶⁾ Руссов, верный своей тенденции, преувеличивает потери русских. Думается, что он дает и неверное объяснение причин ухода ливонского войска из Псковской земли в 1407 г.: военные действия между Тевтонским орденом и Польшей–Литвой начались из-за Жмуди позже. Причиной возвращения Конрада фон Фитингофа в Ливонию после одержанной им победы были, вероятно, потери, понесенные немцами в сражении на Лозговичском поле: победа далась им дорогой ценой.

В то время, когда псковичи вели тяжелые сражения с рыцарями на территории Псковской земли, другая псковская рать совершила поход за Нарову. Этот поход для псковичей также оказался неудачным: встретив, по-видимому, превосходящие силы противника, псковичи, «видяще безсилие свое», покинули ушкуи и возвратились пешком.

В следующем, 1408 г. псковичам пришлось отражать новые вражеские вторжения. На этот раз враги действовали согласованно. Литовские и ливонские рати осадили город Велье, намереваясь взять его. Из критического положения вельян выручили жители другого псковского пригорода — Воронача, которые, ударив против литовцев, убили 100 человек. В то же время орденские отряды опустошали другие псковские волости: «А местеръ в то время ходилъ по Демяничи и по Залесию, и много пакости оучиниша». Разоряя Псковскую землю, ливонские отряды зашли и в пределы Новгородской земли и там «много повоеваша», «и до Кошькина городка гонячися, изсЪкоша мужей и женъ много, а инЪх во свою землю поведоша». Война, участия в которой Новгород так старательно избегал, вторглась теперь в пределы Новгородской земли, но позиция Новгорода оставалась неизменной. «А новогородцы о всемъ том нерадиша», — пишет псковский летописец.²⁷⁾

Вскоре после этих событий из Пскова выехал княживший там князь Константин Белозерский, очевидно, потому, что псковичи {44} сочли его неспособным организовать отпор врагу; летописец замечает, что он выехал из Пскова, «не оучинив помощи никакоея же». Псковичи вновь приняли к себе князя Даниила Александровича, которого в свое время прислал великий князь. В мае небольшие ливонские отряды опять совершили набег на Велье, отбитый и на этот раз с помощью вороначан.²⁸⁾

Военные действия, продолжавшиеся более двух лет, не принесли Ордену желаемых результатов — нанести сокрушительный удар по Пскову Ордену не удалось. Вероятно, это обстоятельство, а также необходимость привести в порядок военные силы побудили Орден заключить перемирие осенью 1408 г. до сретения (до февраля 1409 г.). По истечении перемирия магистр с крупными силами — «со всею силою немецькою и с Литвою» — снова вторгся в Псковскую землю. Однако и теперь рыцарям, несмотря на совместный с Литвою поход, не удалось добиться сколько-нибудь эффективных результатов. Пограбив и опустошив псковские волости, зайдя при этом и в новгородские волости, орденские рати удалились.²⁹⁾

Война продолжалась три года. В ходе ее руководство Ордена имело все основания убедиться в нереальности поставленной цели — подчинения Пскова своей власти. Несмотря на отдельные поражения, псковичи стойко защищали собственные рубежи, и Ордену не удалось захватить ни пяди Псковской земли. А между тем затянувшиеся военные действия истощали силы Ордена. Изменилась также политическая ситуация в Восточной Европе и Прибалтике. В 1409 г. на р. Угре был заключен мир между Витовтом и великим князем Московским Василием Димитриевичем;³⁰⁾ заключение мира делало проблематичным дальнейшее участие Литвы в войне против Пскова. В то же время обострились отношения между Орденом и Литвой: назревало столкновение из-за Жмуди. Все эти обстоятельства побуждали Орден искать мира с Псковом.

Мир был заключен летом 1409 г. на съезде в Кирьемпе между Псковом, с одной стороны, и магистром, дерптским епископом и «всею землею немецкой» — с другой. Новгород к участию в мире привлечен не был, очевидно, из-за той позиции, которую он занимал во время войны. Грамота о мире, заключенном в Кирьемпе, не сохранилась. Летописец также не излагает условий мира, ограничиваясь замечанием, что псковичи взяли мир «по своей воле».³¹⁾ Но частично условия мира нам известны: в проекте договора Пскова с Орденом 1417 г. при перечислении некоторых статей имеется указание — «как докончали мир при Кирьенпе». Статьи эти гарантировали послам, гостям и купцам «чистый путь», {45} а гостям и купцам, кроме того, свободу торговли во владениях каждой из договаривающихся сторон (подробнее см. с. 51-52). Очевидно, эти статьи имелись и в тексте договора, заключенного при Кирьемпе. Надо думать, что в его состав входили также статьи, гарантирующие соблюдение мира и неприкосновенность пограничных рубежей.

В 1410 г., по сообщению составителя Псковской второй летописи, псковичи заключили мир и с Витовтом «опроче Новогорода».³²⁾

Война 1406—1409 гг, закончилась крушением экспансионистских планов орденских рыцарей и литовских феодалов. Ход военных действий показал, что у Ордена, несмотря на деятельную помощь Литвы, нет реальных возможностей для завоевания русских земель. В то же время эта война еще раз доказала, что существование Ордена в Восточной Прибалтике таит в себе опасность для соседних государств. А между тем, хотя псковичи героически защищали свой родной край, нанести мощный контрудар по Ордену они были не в состоянии. Что касается Новгорода, то он предпочитал уклоняться от участия в борьбе против Ордена, так как в политике нейтралитета и лавирования усматривал средство сохранения своей самостоятельности. Москва, охотно откликавшаяся на просьбы Пскова и помогавшая ему дипломатическим путем и присылкой князей, оказать помощь крупными военными силами не могла, потому что процесс объединения Руси под властью великих князей московских еще не был завершен.

Стабилизация отношений Новгорода и Пскова с Ливонией после Грюнвальдской битвы

В 1410 г. между Литвой и Польшей, с одной стороны, и Тевтонским орденом — с другой, началась война из-за Жмуди, переросшая в решительное столкновение славянского мира с силами Тевтонского ордена. Оно произошло в июле 1410 г. в битве у Грюнвальда. Здесь соединенные силы Польши и Литвы при участии русских смоленских полков нанесли Тевтонскому ордену такой удар, после которого он уже никогда не смог оправиться. Хотя Ливонский орден в войне с Польшей и Литвой 1410—1411 гг. активного участия не принимал, тем не менее разгром Тевтонского ордена сопровождался ослаблением внешнеполитического положения Ливонии.

После Грюнвальдской битвы Ливонский орден на несколько десятилетий прекращает агрессию против русских земель. Не имея возможности предпринять активные военные действия, Орден проводит мероприятия, которые должны были способствовать ослаблению {46} военной мощи Руси. В 1411 г. ливонский магистр Конрад фон Фитингоф издает строжайшее напоминание о запрещении вывоза в Россию коней, которые стоят дороже двух марок и на вывоз которых нет письма комтура. Запреты вывозить лошадей, очевидно имевших боевое значение, повторяются и в 1413, и в 1414 гг.³³⁾

Не отказывается Орден и от взгляда на русские земли, как на «законный» объект своих вожделений: в письме великому магистру от 11 июля 1411 г. ливонский магистр, сообщая об известиях, полученных от своих послов, вернувшихся из Литвы и Пскова, писал, в частности, что псковичи заодно с Витовтом и что это несправедливо, так как Псков предназначен Ордену;³⁴⁾ несомненно, что магистр имел в виду условия Салинского договора, которые он продолжал считать имеющими силу, несмотря на заключенный между Псковом и Ливонией мир. Это письмо как нельзя лучше показывает, что отказ Ливонского ордена от агрессии против русских земель носил вынужденный характер и не свидетельствовал о принципиальном изменении его политики в отношении Руси.

Ослабление Ордена вызвало некоторую активизацию политики Новгорода в отношении Ливонии. Новое направление в политике Новгорода выявилось почти сразу же после Грюнвальда. Уже в октябре 1410 г. ливонский магистр сообщал в Пруссию, что не сегодня-завтра русские могут отказать в мире.³⁵⁾ В 1411 г. новгородцы обратились с письмом к литовскому князю Симеону Лугвеню Ольгердовичу (бывшему уже один раз, в конце XIV в., в Новгороде в качестве служебного князя), прося его вновь приехать в Новгород. Свою просьбу новгородцы мотивировали тем, что они нуждаются в помощи Лугвеня, так как не желают больше терпеть высокомерия и надменности Ордена.³⁶⁾ В июле 1412 г., когда в Риге находилось новгородское посольство, требовавшее разбирательства старых тяжеб, «тайные друзья» из Новгорода предупредили магистра, что новгородским послам дана инструкция, если их требования будут отклонены, предъявить фогту Нарвы при возвращении домой грамоту об отказе Ордену в мире.³⁷⁾

К разрыву мирных отношений с Ливонией Новгород усиленно побуждал в эти годы Витовт, продолжавший после Грюнвальдской битвы в союзе с Польшей борьбу против притязаний Тевтонского ордена на Западную Литву — Жмудь (войну с крестоносцами пришлось {47} вести еще два раза — в 1414 и 1422 гг.).³⁸⁾ 27 августа 1411 г. ливонский магистр писал великому магистру, что по договоренности с польским королем и Витовтом новгородцы в случае нарушения Орденом Торуньского мира (заключенного между Орденом и Польшей–Литвой после Грюнвальдской битвы) должны будут отказать Ордену в мире и напасть на его владения. В 1412 г. Ягайло и Витовт прислали Новгороду грамоты с требованием разорвать мир с Ливонией.³⁹⁾ К войне с Орденом Витовт побуждал Новгород и в 1417 г.⁴⁰⁾

Однако, несмотря на старания Витовта и на угрожающее поведение самого Новгорода, дело до войны не дошло. Более того, когда в 1412 г. Ягайло и Витовт прислали в Новгород грамоты с требованием разорвать мир с Ливонией, новгородцы ответили отказом: «Не можеть Новъгород того учинити, какъ есме с литовьскымъ мирни, такъ есме и с нЪмци мирны».⁴¹⁾ Даже вывод Лутвеня и последующий разрыв мира с Новгородом Витовтом и Ягайлом не поколебали решения новгородского правительства. И позже, в 1417 г., когда, по сведениям рата Нарвы, Новгород обещал Витовту сложить крестное целование Ордену, дело до разрыва мирных отношений Новгорода с Орденом опять не дошло.⁴²⁾

Такое расхождение между «словами» и «делами» Новгорода в отношении Ордена заставляет думать, что новгородское правительство войны с Ливонией не хотело. Используя ослабление позиций Ливонского ордена после Грюнвальда, оно лишь пугало Орден призраком войны. Для чего? На этот вопрос помогает ответить, как нам кажется, анализ требований, предъявлявшихся Ордену новгородскими посольствами 1412 и 1416 гг.

Уже упоминавшееся нами новгородское посольство 1412 г. требовало у магистра в Риге разбирательства старых тяжеб, в частности в отношении товара, находившегося в Швеции.⁴³⁾ Таким образом, один из вопросов, поставленных новгородским посольством, касался купеческих дел: речь шла, по-видимому, о товаре новгородских купцов, увезенном в Швецию.

Еще более важны для понимания позиции Новгорода требования, предъявлявшиеся новгородским посольством Ордену в 1416 г.: 1) возмещение убытков, которые были причинены новгородцам во время псковской войны (1406—1409 гг.), когда Новгородская земля была опустошена и много людей было уведено в плен; {48} 2) возвращение серебра, отнятого у новгородцев в прошлые времена в Нарве,⁴⁴⁾ 3) изменение системы наказания и судопроизводства в отношении новгородцев, находившихся в Ливонии; в частности, новгородские послы жаловались, что новгородцев, виновных в совершении тяжелых проступков, в Ливонии сажали в темницы, в то время как с немцами в Новгороде так не поступали.⁴⁵⁾ Таким образом, если не считать первого пункта (о компенсации новгородцев за убытки, понесенные во время войны Ордена с Псковом), то можно с полным основанием утверждать, что новгородское посольство 1416 г., как и посольство в 1412 г., добивалось от Ордена удовлетворения интересов новгородского купечества и новгородской торговли (несомненно, что последнее требование об изменении системы наказания новгородцев, находившихся в Ливонии, было рассчитано в первую очередь на новгородских купцов).

Особую остроту во время переговоров приобрел, по-видимому, вопрос о системе наказания и судопроизводства в отношении новгородцев, находившихся в Ливонии. В этом вопросе магистр пошел на уступки. Он договорился с новгородскими послами о том, что если кто-нибудь из русских совершит в Ливонии тяжелый проступок, то его не должны заключать в темницу и суд над ним следует производить в присутствии его друзей, которым будет посылаться специальное извещение через фогта Нарвы и посадника русского Нового Городка (Ямгорода) .⁴⁶⁾ Естественно, что это решение, предусматривавшее присутствие представителей Новгорода при суде над новгородцами в Ливонии, гарантировало в какой-то мере последних от произвола местных властей. В переговорах 1416 г. и в достигнутом соглашении впервые нашло выражение стремление русских властей оградить своих подданных, находившихся в Ливонии, от самоуправства местных властей в сфере суда. Это стремление, как мы увидим дальше, стало одной из пружин политики русского правительства в отношении Ливонии и Ганзейского союза в конце XV — начале XVI в.

Тот факт, что Новгород обратился с требованиями, касающимися вопросов русско-ливонской торговли, не к Ганзейскому союзу (хотя ливонские города были членами Ганзы), а к ливонскому магистру, весьма показателен. Это свидетельствует, с одной стороны, о значительном развитии торговли новгородцев в Ливонии и зависимости ее от орденских властей, а с другой — о той большой роли, которую вопросы торговли занимали в политике Новгорода в отношении Ливонии. В рассматриваемые годы Новгород добивался от Ордена лишь удовлетворения интересов своей {49} торговли. Средством для этого являлось дипломатическое давление, временами угроза войны, но в действительности войны Новгород не хотел.

Близкой к позиции Новгорода в отношении Ордена была позиция Пскова.

Руководство Орденом не раз высказывало опасения, что псковичи разорвут мирные отношения и начнут против Ливонии военные действия, но всякий раз эти опасения не оправдывались. Так, летом 1411 г. ливонский магистр ожидал, что новгородцы и псковичи под влиянием Витовта откажут в мире и нападут на Ливонию; но когда Витовт действительно потребовал от Новгорода и Пскова этого шага, то они отклонили требование Витовта, и последний разорвал мир с Новгородом и Псковом.⁴⁷⁾ В 1413 г., после примирения между Новгородом и Псковом, с одной стороны, и Витовтом — с другой, новгородцы и псковичи обещали помочь Витовту, если он предпримет что-либо против Ордена.⁴⁸⁾ Весной 1416 г. рыцари Гаррии и Вирландии писали великому магистру, что псковичи заодно с Витовтом и думают причинить зло Ливонии.⁴⁹⁾ Но когда Витовт летом 1417 г. потребовал от Пскова разрыва мира с Ливонией, то псковичи ответили, что не могут выполнить его требования, так как находятся в размирье с Новгородом.⁵⁰⁾

Перечисленные факты показывают, что Псков, предпринимавший в значительной мере под давлением Витовта враждебные Ордену дипломатические акции, войны с ним не хотел. Более того, псковское правительство пыталось урегулировать свои взаимоотношения с Ливонией путем переговоров.

С этой целью летом 1412 г. в Ригу одновременно с новгородским посольством прибыло посольство псковичей. Во время переговоров псковские послы жаловались на дерптского епископа, который чинит препятствия свободному проезду псковских купцов. Магистр возразил, что дерптский епископ терпит много обид от псковичей, и предложил псковичам созвать съезд с епископом для улаживания споров.⁵¹⁾ Характерно, что центральным вопросом, поднятым псковскими послами во время переговоров, был вопрос о торговле псковских купцов в Ливонии, точнее, в {50} Дерптском епископстве, с которым Псков связывали особенно оживленные торговые сношения.

В 1416 г. у ливонского магистра вновь были псковские послы, которые вели переговоры о подтверждении путем крестоцелования старого мира (имелся в виду мир, заключенный в Кирьемпе в 1409 г.). Магистр удовлетворил просьбу псковичей о крестоцеловании, псковские послы обещали, что псковичи со своей стороны целуют крест.⁵²⁾ По справедливому предположению П. Остен-Сакена, просьба псковичей была вызвана тем, что осенью 1415 г. во главе Ливонского ордена стал новый магистр Зигфрид Ландер фон Шпангейм и Псков был заинтересован в подтверждении существующего мира с его стороны.⁵³⁾

В следующем, 1417 г. Псков предложил Ордену заключить новый договор. Причины, побудившие Псков к этому шагу, изложены во введении к псковскому проекту договора 1417 г. Здесь указывается, что Витовт не раз требовал от Пскова разрыва мирных отношений с Орденом, а так как Псков не соглашался с требованиями Витовта, то последний намеревается идти войной против Пскова. Это обстоятельство заставило Псков упрочить свои отношения с Орденом и предложить ему проект нового договора.⁵⁴⁾

Перечень условий договора начинается в псковском проекте с взаимного обязательства сторон не оказывать помощи Витовту друг против друга. Следующая статья включала обязательство Ордена и рижского архиепископа не оказывать помощи против Пскова ни Витовту, ни иному литовскому государю, ни дерптскому епископу. Далее следовало обязательство псковичей не нападать на земли магистра и не помогать литовцам против него. Последующие статьи псковского проекта формулировали обязательство сторон «исправу дать» по всем спорным делам, «по старым или по новым, на суше и на воде». Затем текст псковского проекта вновь касался вопроса о поведении сторон в случае войны и формулировал обязательство их никому не помогать против другой стороны. Далее снова шли статьи о Дерптском епископстве: «А захочет епископ юрьевский в том же единении быть, то добро; а не захочет, господину магистру за него не стоять. А псковичам насилия епископствам рижскому и юрьевскому не делать». Следующая статья формулировала обязательство сторон в случае отказа от мира (по истечении срока договора) оповещать об этом друг друга за четыре недели по старому крестному целованию. Все перечисленные статьи кончались формулой о целовании креста магистром и другими чинами Ордена «с доброжелательством {51} и по правде, и по старому крестному целованию, как докончали мир при Кирьемпе, что послам и гостям, и купцам чистый путь горою и водою с обеих сторон; торговать твоим гостям в наших землях по старому обычаю, без вреда, также и нашим гостям в земле магистра торговать без вреда, по старому обычаю и по этому новому крестоцелованию, по старому обычаю». Договор предполагалось заключить на 10 лет.⁵⁵⁾

В псковском проекте договора с Ливонией 1417 г. можно выделить две группы статей.

К одной группе относятся статьи, сопровождаемые ссылкой на «старое крестоцелование» или «старый обычай». Это статьи с обязательством «давать исправу» по спорным делам, отказывать в мире с оповещением за четыре недели и, наконец, снабженные ссылкой на мир при Кирьемпе статьи, гарантирующие свободу проезда послам, гостям и купцам, а также свободу торговли гостям и купцам. Названные статьи, регулирующие различные вопросы межгосударственных отношений Пскова и Ордена (в том числе и торговых отношений), являлись, по-видимому, традиционными для псковско-ливонских договоров.⁵⁶⁾

Другая группа включает статьи военно-политического характера: о взаимном обязательстве сторон не помогать против другой стороны ни Витовту, ни иным врагам, а также об обязательстве Ордена и рижского архиепископа не помогать дерптскому епископу против Пскова. Эти статьи, не сопровождаемые ссылкой на старое крестоцелование, были, очевидно, для формуляра псковско-ливонских договоров новыми и появились лишь в псковском проекте договора с Орденом 1417 г. Появление их было обусловлено международным положением в рассматриваемое время в Прибалтике: угрозой войны со стороны Литвы Пскову и Ордену и трениями между Псковом и Дерптским епископством. Предлагая Ордену заключить новый договор, Псков стремился не только гарантировать соблюдение старого мира, заключенного при Кирьемпе, но и обезопасить себя в сложившихся условиях со стороны Литвы и Дерптского епископства; при этом Псков добивался изоляции Дерптского епископства от остальных членов ливонской конфедерации.

Орден предложил контрпроект договора, датируемый 11 ноября 1417 г. Орденский проект также предполагал заключение мира сроком на 10 лет. На обе стороны налагалось обязательство в течение этого срока мира не отказывать, войны не начинать и никакого {52} войска, враждебного другой стороне, через свои владения не пропускать. Спорные дела между Орденом и Псковом или же между их людьми или купцами должны были решаться по крестному целованию. Предусматривалось присоединение к договору рижского архиепископа и дерптского епископа, если они захотят. Если же рижский архиепископ и дерптский епископ не захотят присоединиться к договору и между ними и Псковом возникнет война, то предусматривалось два варианта поведения Ордена: 1) если псковичи начнут войну против рижского архиепископа или дерптского епископа, то Орден помогает последним; 2) если названные епископы начнут войну против Пскова, то Орден никому не оказывает помощи и сохраняет нейтралитет. Далее трактовался вопрос о том, как следует вести себя договаривающимся сторонам (Пскову и Ордену) в случае, если рижский архиепископ и дерптский епископ присоединятся к договору и при этом между ними и Псковом возникнет распря, которую они не сумеют сами ликвидировать: в таком случае псковичи должны послать к магистру, и тот решит, правы они или нет. Завершающая статья орденского проекта устанавливала, что по истечении 10 лет, если не будет заключено нового соглашения и возникнет вражда, мир можно отказывать за четыре недели по старому крестоцелованию. Заканчивался проект формулой о целовании креста и привешивании печатей магистром и чинами Ордена и указанием на то, что также должны поступать псковичи.⁵⁷⁾

Если первые статьи орденского проекта (о сохранении мира в течение 10 лет) близки к соответствующим статьям псковского проекта, если последняя статья (об отказе мира за четыре недели) совпадает с аналогичной статьей псковского проекта, то средняя часть орденского проекта, касающаяся взаимоотношений Пскова с ливонскими епископами, существенно отличается от псковского проекта. Статьи псковского проекта о дерптском епископе были направлены на то, чтобы изолировать дерптского епископа и не допустить оказания ему помощи со стороны Ордена в случае войны с Псковом. Для орденского же проекта, предусматривавшего не только оказание помощи епископам со стороны Ордена в случае нападения на них Пскова, но и право Ордена решать вопрос о виновности сторон в распрях епископов с Псковом, было характерно стремление противопоставить Пскову ливонскую конфедерацию в целом, а также подчеркнуть роль Ордена не только как главы ливонской конфедерации, но и как третейского судьи в распрях между Псковом и ливонскими епископами. Мы полагаем, что в основе последнего стремления лежало представление о Пскове как о государстве, находящемся в какой-то зависимости от Ордена. Это представление являлось продолжением, правда ослабленным, взгляда на Псков как на достояние {53} Ордена, который был распространен в орденских кругах в начале XV в., в период действия Салинского договора.

С орденским проектом договора в Псков были направлены послы магистра, фогт Вендена и комтур Мариенбурга. Они должны были вручить орденский проект псковским властям, чтобы те целовали на нем крест, и получить от Пскова «противень» договора, повторяющий орденский проект. Однако когда ливонские послы прибыли в Псков, то псковские власти отказались принять орденский проект и предложили простое крестоцелование на том, что мир будет соблюдаться в течение 10 лет.⁵⁸⁾ Ознакомление с орденским проектом договора, существенно противоречившим, как мы указывали, псковскому, убедило, очевидно, псковичей в том, что Орден не желает заключать мир на условиях, отвечавших интересам Пскова. А так как орденский проект для Пскова был явно неприемлем, то псковские власти сочли за лучшее предложить простое крестоцелование о соблюдении мира без обмена договорными грамотами.

Получив от своих послов информацию о позиции псковичей, ливонский магистр обратился за советом к великому магистру.⁵⁹⁾ Новое промедление в подписании договора было вызвано столкновениями между Псковом и дерптским епископом, по поводу которых епископ предложил созвать съезд, но псковичи пожелали отложить его «до травы» (т.е. до весны 1418 г.).⁶⁰⁾ В мае 1418 г. у магистра было новое псковское посольство, выразившее желание заключить мир на 10 лет; ответное посольство магистр должен был прислать в Псков 24 июня.⁶¹⁾ На этом известия о переговорах между Псковом и Орденом по поводу заключения мира прекращаются. П. Остен-Сакен считает, что около 24 июня 1418 г. мир был заключен. Но было ли это простое крестоцелование или торжественный обмен грамотами, неизвестно.⁶²⁾

Заключение соглашения с Орденом отвечало интересам Пскова, так как благодаря этому, во-первых, на какой-то срок создавалась гарантия мира на псковско-ливонской границе и благоприятных условий для развития внешней торговли Пскова, во-вторых, упрочивалась независимость внешней политики Пскова от влияния Витовта, стремившегося в этот период втянуть Псков и Новгород в войну с Ливонией. Но желая соглашения с Орденом, Псков, как мы видели, решительно отвергнул невыгодные для него условия орденского проекта договора и связанного с ним притязания {54} Ордена на роль третейского судьи в вопросах псковско-ливонских сношений. Таким образом, в сложной внешнеполитической обстановке Псков сумел соблюсти интересы своей независимости как в отношении Литвы, так и Ордена.

В развитии новгородско-ливонских отношений на рубеже 10-х и 20-х годов XV в. заметна тенденция к стабилизации. Орден, ослабленный после Грюнвальда, ввиду продолжающихся напряженных отношений с Литвой был заинтересован в урегулировании отношений с Псковом и Новгородом. Новгород, переживший серьезные внутренние потрясения (мор в 1417 г., крупное народное восстание под руководством Степанки в 1418 г., волнения 1421 г.), тоже стремился к прочному миру со своими соседями. К стабилизации новгородско-ливонских отношений побуждали и интересы взаимной торговли.

В 1420 г. между Новгородом и Ливонским орденом начались переговоры о мире.⁶³⁾ В августе 1420 г. в Ригу прибыли новгородские послы, которых магистр взял с собой на заседание орденского капитула в Вендене. Там послы предъявили новгородский проект договора.⁶⁴⁾

Новгородский проект договора 1420 г. является древнейшей из сохранившихся новгородско-ливонских договорных грамот (если считать и их проекты). Он составлен от имени великого князя Константина Дмитриевича,⁶⁵⁾ посадника [Василия] Никитича, тысяцкого Кузьмы Терентьевича и всего Великого Новгорода. Договор предполагалось заключить между Новгородом и Псковом, с одной стороны, магистром и дерптским епископом — с другой. Таким образом, договор должен был положить конец трениям как между Новгородом и Ливонией, так и между Псковом и Дерптским епископством и способствовать установлению прочного мира на всей русско-ливонской границе.

Проект содержал следующие статьи: 1) подтверждается старая граница между Новгородом и Ливонией — «земле и воде Новгороду с магистром старый рубеж по середине Наровы, по стержени»; остается старая граница между Псковом и Дерптским епископством; 2) запрещается всякое нарушение границы — «и людям с немецкой стороны через Нарову не ходить, и земли там не пахать, и сена не косить, и рыбы в воде не ловить, и леса не рубить и не возить; также и новгородцам на немецкую сторону не ходить»; 3) «в шведский замок Выборг ни ревельцам, ни тем, кто за Наровой, хлеба из [ливонской] земли не возить и шведское войско через землю [ливонских] господ не пропускать; также вестей о новгородском войске не передавать»; 4) новгородским и псковским гостям гарантируется «чистый путь» по «Немецкой {55} земле» «горою и водою»; также и немецким гостям по Новгородской и Псковской земле; 5) «чистый путь» должны иметь великокняжеские и новгородские послы, отправляющиеся за море или возвращающиеся из-за моря; 6) по «обидным делам» «исправу давать» с обеих сторон по крестному целованию.⁶⁶⁾

Если статьи, определяющие границу, не вносят ничего нового в существующее положение (граница остается старая); если статьи о «чистом пути» для купцов и разрешении «обидных дел» также являлись, по-видимому, традиционными (во всяком случае для новгородско-ганзейских договоров), то совершенно новые для практики русско-ливонских отношений нормы содержит третья статья. Эта статья запрещала вывоз хлеба из Ливонии в Выборг (упоминание в запрете Ревеля и области Наровы было обусловлено тем, что именно Ревель и Нарва вели оживленную торговлю с Выборгом), а также обязывала Орден не пропускать шведское войско против Новгорода и не передавать сведений о новгородском войске. Предъявление Новгородом Ордену названных требований было вызвано напряженными отношениями со Швецией, существовавшими у Новгорода после войны 1411 г., когда шведы взяли новгородский пригород Тиверский, а новгородцы ходили под Выборг.⁶⁷⁾ Принятие третьей статьи означало бы существенный перелом во взаимоотношениях Новгорода с Орденом: Орден из врага, то явного, то скрытого, превратился бы в лояльного соседа, обязанного хранить военные тайны Новгорода, не пропускать враждебное ему войско и не оказывать помощи его врагу подвозом продовольствия. Принципиально новой являлась и статья о гарантии «чистого пути» для новгородских и великокняжеских послов, едущих «за море». Но этой статье Орден должен был признать за новгородцами право на свободное плавание по морю — право, которое упорно отрицали ганзейцы, всеми силами стремившиеся не допускать развития заморских поездок новгородцев.

Орденский капитул в Вейдене отклонил новгородский проект договора. Ливонский магистр Зигфрид Ландер фон Шпангейм в письме великому магистру так мотивировал решение орденского капитула: «Как можем мы их защищать против нашего милостивого господина, короля датского;⁶⁸⁾ как можем мы также допустить, чтобы мы христианских государей и князей не предупреждали бы о них; как можем мы также дать им свободный безопасный путь через открытое море».⁶⁹⁾ Отклонение новгородского проекта вызвало перерыв в переговорах и ухудшение отношений {56} между Новгородом и Ливонией. Переговоры возобновились осенью, но протекали с большими трениями. Лишь в декабре была достигнута договоренность о съезде в Нарве между магистром и новгородскими властями.⁷⁰⁾

На съезде, состоявшемся в Нарве в 1421 г., с новгородской стороны присутствовали наместник великого князя князь Федор Патрикеевич, посадник Василий Есифович, посадник Офонос Федорович, Яков Дмитриевич, Михаил Юрьевич, Наум Иванович; с ливонской стороны — магистр Зигфрид Ландер фон Шпангейм, ландмаршал Госвин фон Польгейм, комтур Феллина, комтур Ревеля, фогт Вендена, фогт Нарвы.

Договор был заключен на следующих условиях: 1) граница остается старая — «НоровЪ рЪкЪ стержьнь от Чючкого озера стерьжнемъ и до моря по старымъ грамотамъ по княжимъ»; 2) по купеческим и «обидным» делам «исправу учинить» с обеих сторон по крестному целованию; 3) новгородским гостям путь чист для торговли в земле магистра и городах магистра; товары они могут покупать и продавать «без вывета и без рубежа» («без вывета» — без исключения, «без рубежа» — без препятствий); 4) такие же условия проезда и торговли для немецких гостей в Новгородской земле; 5) в случае, если магистр и его комтуры узнают, что ограбленный новгородский товар находится в земле магистра, они должны его возвратить по крестному целованию; 6) так же должны поступать новгородские власти в отношении немецкого товара, обнаруженного в Новгородской земле; 7) тяжбы между новгородцем и немцем решать по крестному целованию и «посулов» не брать.⁷¹⁾

Договор существенно отличается от новгородского проекта. В договоре по неизвестным причинам не участвовали Псков и Дерптское епископство, хотя участие их предполагалось в новгородском проекте. Отсутствует также статья об обязательстве магистра запретить вывоз хлеба в Выборг, не пропускать через свои владения шведское войско и не сообщать сведений о новгородском войске; отсутствует и статья о гарантии великокняжеским и новгородским послам «чистого пути за море». Принятие этих статей означало, с точки зрения католического мира, измену его интересам и заключение союза со схизматиками-русскими. Именно по этим пунктам Орден проявил твердость и не пошел на уступки.

Начальная статья договора, устанавливавшая границу, формально ничего не меняла, граница оставалась прежней, но вместе с тем принятие этой статьи может расцениваться как успех новгородцев: Орден, подтверждая старую границу, тем самым отказывался {57} от посягательств на Новгородскую землю, выдвинутых в период оформления Салинского договора.⁷²⁾

Исключительное внимание в договоре уделяется торговле. Собственно весь договор, за исключением первой статьи, посвящен урегулированию вопросов торговли и связанного с ними вопроса о положении купцов на чужбине. Это свидетельствует о той большой роли, которую играли вопросы торговли в новгородско-ливонских отношениях.

Хотя важные статьи новгородского проекта договора не вошли в заключенный договор, но в целом договор отвечал интересам Новгорода: он знаменовал официальный отказ Ордена от притязаний на новгородскую территорию и создавал гарантию благоприятных условий для развития внешней торговли Новгорода. Удовлетворение новгородцев заключенным договором выразил новгородский летописец: «И взяша вЪчныи миръ по старинЪ, како былъ при великом князЪ АлександрЪ ЯрославличЪ»⁷³⁾ (имеется в виду мир после Ледового побоища).

На съезде были приняты также дополнительные соглашения, которые в текст договора не попали. О них мы узнаем из писем ливонского магистра великому магистру. В письме от 15 марта 1421 г. Зигфрид Ландер фон Шпангейм извиняется перед великим магистром, что не может выслать ему требуемой суммы денег, так как 24 июня текущего года, согласно условиям, принятым в Нарве, он должен возместить новгородцам ущерб (в размере 1720 рижских марок), причиненный им еще во времена магистра Веннемара фон Брюггеней (конец XIV — начало XV в.).⁷⁴⁾ По-видимому, на съезде в Нарве новгородцы добились того, чего они безуспешно добивались от Ордена в 1412 и 1416 гг., — обязательства компенсировать убытки, причиненные в Ливонии новгородским купцам (см. с. 48-49). В результате этого соглашения новгородцы предъявляют Ордену новые денежные иски: в уже упомянутом письме фон Шпангейм сообщает, что в Риге находится новгородский посол, который на основе писем магистра Конрада фон Фитингофа требует уплаты еще 2000 марок.

Содержание договора 1421 г. и дополнительных соглашений, принятых в Нарве, показывает, что в сношениях с Ливонией Новгород руководствовался прежде всего интересами торговли и в первую очередь добивался их удовлетворения. {58}

Русско-ливонские отношения в 20–30-х годах XV в.

Стабилизация, достигнутая в русско-ливонских отношениях после заключения псковско-ливонского договора 1418 г. и новгородско-ливонского договора 1421 г., продолжалась до начала 40-х годов XV в.

Внешнее и внутреннее положение Ливонии в 20–30-х годах было таково, что побуждало Орден заботиться о сохранении мира с русскими землями.

Наиболее важным вопросом внешней политики Ордена являлись взаимоотношения с Литвой. В последние годы жизни Витовта отношения между Литвой и Орденом перестали носить такой враждебный характер, какой имели после Грюнвальдской битвы. Витовт, стремясь к получению королевской короны, которая рассматривалась как символ суверенного и равноправного с Польшей Литовского государства, хотел опереться на Орден. Орден со своей стороны рассчитывал оторвать Литву от Польши.⁷⁵⁾ Стремление Ордена разрушить унию Литвы и Польши привело после смерти Витовта к заключению союза между Орденом и Свидригайлом, которого правящие круги Литвы, стремившиеся к независимости, провозгласили вопреки воле польских панов великим князем Литовским. В качестве союзника Свидригайла Орден вступил в войну с Польшей и с Сигизмундом, занявшим в 1432 г. в результате государственного переворота по инициативе польских панов великокняжеский престол в Вильно. В 1435 г. войска Свидригайла и Ливонского ордена были разбиты поляками у Вилькомира на р. Свенте. В том же 1435 г. в Бресте между Орденом и Польшей был подписан вечный мир, по которому Орден отказывался от союза со Свидригайлом, укрепившимся в восточных областях Великого княжества Литовского, и давал обязательство не оказывать помощи никакому великому князю Литовскому в борьбе с Польшей.⁷⁶⁾ Военное поражение Ордена у Вилькомира сопровождалось и его дипломатическим поражением.

Неблагоприятный оборот для Ордена приняли в этот период и внутриливонские дела. При архиепископе Иоганне Амбундии (1418—1424 гг.) возобновилась борьба архиепископов против Ордена. Рижские архиепископы стремятся освободиться от зависимости Ордена, в которую они попали в конце XIV в. Борьба продолжается с переменным успехом вплоть до 1435 г. В декабре того же года на ландтаге в Валке было достигнуто соглашение, разрешившее спор архиепископов с Орденом. Ценою уменьшения своей {59} власти над архиепископством и согласия на создание в Ливонии конфедерации Орден добился заключения земского мира между сословиями на 6 лет,⁷⁷⁾ что было особенно важно после вилкомирского поражения.

Естественно, что при таких обстоятельствах Орден не склонен был осложнять свои отношения с Новгородом и Псковом.

Новгород и Псков в 20–30-е годы были заинтересованы в сохранении достигнутого status quo в отношениях с Орденом. Договоры с Орденом 1418—1421 гг. удовлетворяли в известной мере, как мы отмечали, обе русские республики. К тому же к сохранению мира с Ливонией их побуждала угроза со стороны Витовта (в 1426 г. имела место война между Литвой и Псковом, в 1428 г. — между Литвой и Новгородом⁷⁸⁾).

Благоприятные отношения, установившиеся между русскими вечевыми республиками и Ливонией в начале 20-х годов, нашли свое отражение в документации Ордена: комтур Динабурга в письме, датированном январем 1422 г., касаясь вопроса о внешнеполитическом положениии Ордена, отмечает, что у Ордена с новгородцами и псковичами дела обстоят хорошо.⁷⁹⁾ В 1424 г. имело место подтверждение мира между Орденом и Псковом.⁸⁰⁾

Стремясь в то время к сохранению мира с русскими землями, Орден не вмешивается в происходившую в 1424 г. распрю между Псковом и Дерптским епископством и не оказывает последнему помощи.⁸¹⁾ Руководствуясь той же целью, он отказывается поддерживать запреты, налагаемые Ганзой на торговлю с русскими. Так, в 1424 г., когда ливонские города обратились к Зигфриду Ландеру фон Шпангейму с просьбой присоединиться к запрету торговли с Новгородом, он отказался, указав, что с Новгородом заключен мир, который он не может расторгнуть. В 1425 г., когда Ганза вновь наложила запрет на торговлю с Новгородом, магистр опять отклонил просьбу ливонских городов о присоединении к запрету.⁸²⁾ Отказываясь присоединиться к запретам торговли {60} с русскими, Орден вместе с тем вводит ограничения на продажу им металлов: ландтаг, заседавший в Валке в феврале 1421 г., вынес решение о запрещении привоза русским меди, цинка и «других товаров, из которых можно делать оружие»; запрещение распространялось не только на металлы, но и на различные металлические изделия: горшки, кружки, котлы, тазы, тарелки и т.д.⁸³⁾ Принимая эти меры, Орден стремился не допустить усиления военной мощи русских земель.

Очевидно, в целях сохранения мира с русскими Орден в 1426 г. отклоняет просьбу Витовта разрешить орденским рыцарям участвовать в походе Витовта против Пскова и одновременно ведет переговоры с Псковом о продлении истекающего десятилетнего мира.⁸⁴⁾ Местный конфликт, возникший в 1427 г. на псковско-ливонской границе, когда люди из-за рубежа сожгли сено на псковской территории, а псковичи в ответ произвели разорение на ливонской, был улажен, и в 1428 г. состоялось подтверждение мира. С ливонской стороны в нем участвовал не только Орден, но и Дерптское епископство; как сообщает псковская летопись, «псковичи миръ потвердиша с местером и съ юриевцы».⁸⁵⁾ По-видимому, к этому времени отношения Пскова с Дерптским епископством были урегулированы, а имевшая место в предыдущие годы распря сглажена.

Отдельные инциденты, возникавшие в 30-е годы в сношениях Руси и Ливонии, не нарушали установившегося между ними мира. Так, когда в 1430—1431 гг. между Новгородом и Ливонией возникли напряженные отношения в связи с убийством одного русского в Нарве, инцидент был улажен путем переговоров, и осенью 1431 г. путем крестоцелования было заключено соглашение о продлении мира на 4 года.⁸⁶⁾ Весной 1436 г. к магистру прибыли новгородские послы для нового подтверждения мира.⁸⁷⁾ Осенью того же года, когда между Псковом и Дерптским епископством возникла очередная распря, магистр, очевидно с целью ее улаживания, послал своих послов в Псков.⁸⁸⁾

Стабилизация, сохранявшаяся в русско-ливонских отношениях в 20–30-х годах и отвечавшая в сложившейся политической ситуации интересам обеих сторон, была нарушена в начале 40-х годов, когда Орден начал войну против Новгорода. {61}

Война Ордена с Новгородом 1443—1448 гг. и договор 1448 г.

Установить истинные причины новгородско-ливонской войны 1443—1448 гг. нелегко, ибо источники, рисующие довольно полно картину военных действий, о событиях, предшествовавших войне, дают лишь скудные и отрывочные данные. К тому же эти сведения имеют односторонний и малообъективный характер: все они исходят из лагеря Ордена, который был заинтересован в том, чтобы в качестве виновника войны выставить Новгород.

Исходным моментом событий, приведших к возникновению войны, является, согласно свидетельствам источников, убийство русскими жителя Нарвы Германа Кокена, служившего переводчиком у Гергарда фон Клеве, брата герцога Клевского. В 1438 г. Гергард фон Клеве решил посетить святые места. Путь он избрал дальний, через Ливонию и русские земли.⁸⁹⁾ Из Новгорода по каким-то причинам Гергард фон Клеве повернул обратно. Когда он находился уже в Ревеле, то узнал, что его переводчик Герман Кокен, возвращавшийся домой, в Ниенслоте (Ямгороде) был заключен в темницу и затем убит.⁹⁰⁾

Гергард фон Клеве обратился к ливонским властям с просьбой оказать ему содействие в получении удовлетворения от Новгорода. Он просил ливонские города задержать новгородские товары.⁹¹⁾ Однако на первых порах и ливонские ландесгерры, и города отнеслись к его просьбе весьма сдержанно. Они рекомендовали Гергарду фон Клеве требовать от русских удовлетворения законным путем, не прибегая к насильственным мерам; рижский архиепископ Геннинг прямо указывал, что идти на разрыв мира с русскими опасно «вследствие неизмеримой силы русских и, к сожалению, слабости этой бедной страны».⁹²⁾ Города на просьбу о задержании товаров ответили, что не могут ее выполнить, так как задержание новгородцев, находившихся в ливонских городах, нанесло бы большой ущерб немецким купцам, которые (200 человек) были в то время в Новгороде.⁹³⁾

Орден вначале никак не реагировал на убийство Германа Кокена, ибо был поглощен ожесточенной внутренней борьбой: после смерти в декабре 1437 г. ливонского магистра Гейнриха фон Бокенфорде {62} в Ордене образовались две партии, каждая из которых добивалась признания магистром своего кандидата.⁹⁴⁾ Пока шла борьба между обоими претендентами, Орден не проявлял никакого интереса к бесконечным посланиям Гергарда фон Клеве об оказании ему содействия в получении удовлетворения от Новгорода.

Положение изменилось в начале 40-х годов, когда в звании магистра утвердился Гейденрейх Финке фон Оверберг. Он горячо принялся защищать интересы брата герцога Клевского. В январе 1442 г. для разбора спорных дел в Нарве состоялся съезд магистра и новгородцев.⁹⁵⁾ Здесь магистр потребовал, в частности, удовлетворения за убийство Германа Кокена. Не достигнув соглашения с новгородцами,⁹⁶⁾ Гейденрейх Финке прибегает к репрессиям: он запрещает новгородским купцам торговать во владениях Ордена,⁹⁷⁾ а несколько позже, в июле 1442 г., налагает запрет на вывоз зерна из Ливонии в Новгород; в 1443 г. этот запрет возобновляется.⁹⁸⁾ Однако репрессии не дали никаких результатов, как и очередные переговоры между Новгородом и Орденом в 1443 г. Обвиняя новгородцев в нежелании дать удовлетворение за все причиненные обиды, в том числе за убийство Германа Кокена, Гейденрейх Финке осенью 1443 г. начал энергичную подготовку к войне с Новгородом.⁹⁹⁾

Разумеется, дело об убийстве Германа Кокена являлось лишь поводом к войне. Начиная войну с Новгородом, руководители Ордена должны были исходить из более серьезных соображений.

Поражение Ордена в 1435 г. у Вилькомира в битве с поляками не только нанесло серьезный урон военным силам Ливонского ордена, но и подорвало его престиж. «Вечный мир» с Польшей, заключенный после этого поражения, положил конец надеждам на возможность отрыва Литвы от Польши и уничтожения ненавистной для Ордена унии. Закончился определенный этап внешней политики Ордена, и закончился неудачей. В этих условиях победоносная война против Новгорода могла явиться реваншем за понесенные внешнеполитические неудачи. Война должна была {63} поднять авторитет Ордена в глазах других государств и привлечь к нему сочувствие всего католического мира. Вместе с тем успешная война привела бы к укреплению положения Ордена в самой Ливонии и усилила бы его позиции по отношению к прелатам и городам. Гейденрейх Финке являлся, вероятно, выразителем настроений реваншистских элементов Ордена, мечтавших о возрождении его былой силы и влияния.

Имелись ли у Ордена какие-либо определенные планы территориальных приобретений за счет Новгородской земли, мы не знаем: источники по этому поводу не дают никаких указаний. Но можно полагать, что завоевание если не всей Новгородской земли, то какой-то ее части входило в расчеты Ордена. В пользу этого предположения свидетельствует стремление Ордена создать широкую антиновгородскую коалицию (с участием Швеции, Пруссии, германских князей и с благословения римского папы), о чем подробнее мы будем говорить далее.¹⁰⁰⁾{64}

Можно думать, что, подготавливая войну против Новгорода, Гейденрейх Финке учитывал обстановку, существовавшую на Руси. Во второй четверти XV в. Русь сотрясалась от феодальной усобицы в Московском княжестве. Против великого князя Василия Васильевича (1425—1462) выступил с претензией на великокняжеский престол его дядя, удельный князь Галицкий, а затем сыновья последнего, опиравшиеся на коалицию из удельных князей и местного боярства. В развернувшейся борьбе столкнулись силы, поддерживавшие объединительную политику великокняжеской власти, и силы, ей противостоявшие. Естественно, что при такой ситуации Орден мог не опасаться вмешательства великого князя в новгородско-ливонские отношения. В самый канун военных действий Ордену удалось приобрести еще один важный дипломатический козырь: в сентябре 1443 г. между Орденом и Псковом был заключен десятилетний мир,¹⁰¹⁾ что гарантировало Ордену нейтралитет Пскова в войне с Новгородом.

Осенью 1443 г. по приказу ливонского магистра военные силы Ордена стали сосредоточиваться на новгородско-ливонской границе. Одновременно ливонский магистр Гейденрейх Финке разработал план внезапного удара по Новгороду. Орденское войско должно было вторгнуться в Вотскую землю, разорить ее и овладеть русским Ниенслотом.¹⁰²⁾ По мысли Финке, опустошение Вотской земли должно было затруднить передвижение новгородского войска, если бы оно предприняло попытку наступления на Ливонию.¹⁰³⁾

Осенью того же года орденское войско перешло новгородскую границу и сожгло посад Ямгорода.¹⁰⁴⁾ Впоследствии Финке, желая снять с себя обвинение в нарушении мира, сообщал великому магистру, что собранное им войско вторглось в пределы Новгородской земли без его ведома и приказания.¹⁰⁵⁾ Новгороду же ливонские власти послали извещение о том, что не они «воюют» новгородские земли, а «князь Григории из заморья Клевьскыи про своего проводника и толка ругодивца». Это объяснение показалось Новгороду малоубедительным: «А то все лгаша НЪмци».¹⁰⁶⁾ Надо полагать, {65} что новгородский летописец не ошибался, ибо представляется вполне вероятным, что нападение на новгородские владения осенью 1443 г. было совершено во исполнение плана Финке о разорении Вотской земли.

В ответ на разорение пограничных волостей новгородские власти начали подготовку к походу против Ливонии. 10 ноября 1443 г. ревельский комтур писал рату Ревеля, что новгородцы собираются по первому льду вторгнуться в Ливонию, что они уже сожгли одну из пограничных деревень.¹⁰⁷⁾

Одновременно новгородское правительство предприняло попытку урегулировать свои отношения с Орденом мирным путем. В течение первых месяцев 1444 г. послы Новгорода несколько раз приезжали в Ливонию для переговоров с магистром.¹⁰⁸⁾ Очевидно, новгородское правительство, следовавшее четко определившемуся в предшествующие десятилетия курсу на сохранение мира с западными соседями, желало и на этот раз избегнуть войны. Однако, делая шаги к мирному разрешению конфликта, новгородские власти хотели достигнуть такой договоренности с Орденом, которая соответствовала бы интересам Новгорода. Во время переговоров новгородские послы выставили контртребования: о возвращении товаров, отнятых у новгородских купцов, и пленных, захваченных, по-видимому, во время нападения рыцарей на новгородские владения осенью 1443 г.¹⁰⁹⁾ Новгородские послы потребовали также выдачи лиц, виновных в этом нападении. Ливонский магистр категорически отказался выполнить последнее требование, ибо не мог выдать христиан «отступникам от истинной церкви».¹¹⁰⁾

Камнем преткновения явился также вопрос об участии ганзейских городов в проектируемом перемирии между Новгородом и Орденом. Новгородские послы пожелали, чтобы 73 ганзейских города были включены в перемирие и орденские власти дали бы за них ручательство.¹¹¹⁾ Это требование исходило, видимо, от влиятельных кругов Новгорода, заинтересованных в скорейшем восстановлении торговли¹¹²⁾ и считавших, что магистр может оказать соответствующее влияние на ливонские города, а через них и на Ганзейский союз. Магистр отказался выполнить это требование. Отказ магистра привел к срыву переговоров. {66}

Окончилась неудачей и попытка примирения враждующих сторон великим князем Литовским Казимиром,¹¹³⁾ который думал, вероятно, достигнуть таким путем усиления своего влияния в прибалтийских делах.

В марте 1444 г. после неудачного окончания очередных переговоров между Новгородом и Орденом возобновились военные действия.

20 марта комтур Везенберга сообщает рату Ревеля, что, по показаниям пленного русского, новгородское войско находится в двух милях от Ниенслота; оттуда, разделившись на две части, новгородцы предполагают вторгнуться в Ливонию: одно войско должно направиться к Нарве, другое — в глубь страны. Пленный показал также, что в новгородском войске есть 5 больших пушек и много маленьких.¹¹⁴⁾ Отметим, что в письме комтура Везенберга содержится одно из самых ранних известий о наличии артиллерии у новгородцев. Оно свидетельствует о том, что уже в середине XV в. новгородским войскам, предназначенным для вторжения на территорию противника, придавалась артиллерия.¹¹⁵⁾ На основе письма комтура Везенберга трудно сказать, каково было назначение этой артиллерии. Возможно, что она состояла как из осадных орудий («большие пушки»), так и из орудий для полевого боя («маленькие пушки»).

В письме комтура Ревеля рату Ревеля от 25 марта 1444 г. сообщается, что рано утром 23 марта новгородские войска перешли границу и вступили в Ливонию. Одно русское войско осаждало и обстреливало Нарву, другое теснило войско, возглавляемое ревельским комтуром. По словам новгородского летописца, «шедше новгородци в НЪмЪцкую землю за Нарову съ княземъ Иваномъ Володимировичемъ, поплениша и пожгоша много около Ругодива и до ПурдовнЪ, и подле Норову и до Чюдьского озера».¹¹⁶⁾ Гейденрейх Финке, указывая на серьезность положения, создавшегося в результате вторжения русских сил, просил власти Ревеля прислать на помощь кого только можно: немцев и «ненемцев», конных и пеших («ненемцами» немецкие источники называют эстов и латышей). В том же письме Ревелю Финке сообщал, что он намеревается дать бой русским 27 марта.¹¹⁷⁾

По-видимому, Финке удалось вытеснить русских из Ливонии. Во всяком случае 30 марта он писал рату Ревеля, что, после того {67} как русские оставили Ливонию и возвратились в Вотскую землю, он прекратил преследование: к этому его вынудила «открытая вода» (вскрытие рек и озер), а также плохое состояние дорог.¹¹⁸⁾ Иначе изображает дело новгородская летопись: «Того же лЪта, събравшеся нЪмци, местеръ со всими своими вои, пришедше под город под Яму, бивше и пушками, и стоявше 5 днии, и по Вочкои земли, и по ИжерЪ, и по НевЪ поплениша и пожгоша; а города ублюде богъ и святыи архистратигъ Михаилъ, не взяша, а самых нЪмецъ много паде под городомъ, а инЪи язвени отъидоша в свою землю». Интересные данные об обороне Ямгорода сообщает летопись Авраамки: по словам составителя, когда враги начали обстрел города из пушек, то русская артиллерия из города повела ответный огонь и разбила большую заморскую пушку.¹¹⁹⁾ Таким образом, орденское войско вынуждено было возвратиться не только из-за распутицы и плохих дорог, но и вследствие отпора, оказанного ему под Ямгородом, в частности в результате действий русской артиллерии. Обороной Ямгорода руководил князь Василий Юрьевич из рода суздальских князей.

Новгородцы, окрыленные удачей, решили идти в поход за Нарову. Одновременно с сухопутным походом они готовили против Нарвы и морской поход, собираясь послать туда на ладьях 2500 человек. Но в это время в новгородском войске начался сильный падеж коней, и поход пришлось отложить.¹²⁰⁾

В результате военных действий весной 1444 г. ни одной из сторон не удалось достигнуть перевеса. Военные действия сводились к разорению пограничных волостей. Стало ясно, что Ливонский орден без помощи извне не в состоянии вести войну против Новгорода.

С конца 1444 г. между Новгородом и Орденом опять начались переговоры, в ноябре было заключено двухлетнее перемирие.¹²¹⁾ 7 февраля 1445 г. в Нарве состоялся съезд магистра и новгородцев. Здесь выяснилось, что новгородцы желают, чтобы им принадлежала половина Наровы и остров на ней.¹²²⁾ По всей вероятности, речь шла об острове в устье Наровы, имевшем важное военно-стратегическое значение.¹²³⁾ Договориться о том, кому должен принадлежать {68} остров, так и не удалось; по-видимому, не были разрешены и другие вопросы. Съезд закончился, не принеся никаких положительных результатов. Заключенное ранее двухлетнее перемирие магистр объявил действительным только до дня св. Ивана (24 июня).¹²⁴⁾ Позже это перемирие было продлено на два года до 24 июня 1447 г.¹²⁵⁾

Во время перемирия Орден продолжает борьбу против Новгорода, но только посредством экономических мер. Из-за неурожая и необычной дороговизны хлеба население Новгородской земли переживало в тот год сильный голод: многие умирали, другие, спасая жизнь, бежали в Литву и Ливонию, шли в холопы к иноземным гостям.¹²⁶⁾ Зная об этом, ливонский магистр налагает строгий запрет на вывоз хлеба в Новгород.¹²⁷⁾ Он обращается к великому магистру и Кристофору, королю трех скандинавских государств, с просьбой, чтобы из их владений не подвозилось зерно русским. Великий магистр наложил запрет на вывоз зерна из Пруссии в русские земли. Кристофор обещал присоединиться к запрету.¹²⁸⁾ Упорство «неверных» (ungläubigen) русских должно было быть сломлено тисками голода.

Одновременно Гейденрейх Финке готовится к продолжению военных действий. Он пытается найти союзников, чтобы по истечении срока перемирия нанести новгородцам решительный удар.

Пользуясь противоречиями между Новгородом и Швецией, Гейденрейх Финке в начале 1447 г. заключает с королем Кристофором союз против Новгорода. Союзу была придана религиозная направленность. Во введении к договору указывается, что он заключен «для восхваления всемогущего бога, прославления римского престола и Империи и для пользы всего христианства и особенно стран и областей вышеназванного милостивого господина короля и нашего Ордена в Ливонии … против отступивших от христианской веры русских из Великого Новгорода». Союз был заключен на два года, начиная с 28 мая. В течение этого срока ни одна из сторон не должна была заключать мира с новгородцами без согласия другой стороны. Военные действия против русских должны были начаться 24 июня 1447 г., в день Иоанна Крестителя. Согласно включенному в договор плану военных действий, ливонский магистр «со всеми силами» должен был направить свой удар против важнейших западных новгородских крепостей — {69} Ниенслота и Копорья; король «со всеми силами» должен был вторгнуться в новгородские владения в районе Нотебурга, Ландскроны и Волхова.¹²⁹⁾ Таким образом, Новгород оказывался под двойным ударом — с запада и с севера. Договор Ордена с королем Кристофором свидетельствует о расширении наступательных планов Ордена в отношении Новгородской земли: речь шла о восстановлении антиновгородской коалиции Ордена и шведских феодалов, которая дважды угрожала Новгороду в предшествующие века (в 40-х годах XIII в. и в 40-х годах XIV в.). Религиозная направленность договора о союзе маскировала истинные цели его участников.

К антиновгородской коалиции примкнула и Пруссия. 1 апреля 1447 г. великий магистр писал, что он намеревается послать помощь ливонскому магистру.¹³⁰⁾

Орден пытался вовлечь в борьбу против Новгорода Империю и Ватикан. Великий магистр обращается к императору, курфюрстам и князьям Германии с призывом принять участие в походе против русских, «отступников от христианской веры». С такою же просьбою он обращается и к Любеку, главе Ганзейского союза. Папу и кардиналов великий магистр просил молиться о даровании Ордену победы.¹³¹⁾

Понимая, что одних религиозных лозунгов недостаточно, чтобы получить помощь Запада, руководители Ордена в своих письмах указывают на вред, который причиняют русские Ордену и христианским купцам.¹³²⁾ Они постоянно подчеркивают возможность объединения новгородцев, псковичей и московитов.¹³³⁾ Этот мотив особенно сильно зазвучал после того, как в 1447 г. Псков заключил союз с Новгородом и отказал в мире Ордену.¹³⁴⁾ Орден опасался, что война вызовет объединение сил русского народа. В то же время ливонский магистр усиленно муссировал слухи о том, что новгородцам из Польши может быть направлена помощь, что татары тоже собираются ее оказать.¹³⁵⁾ Все эти письма были рассчитаны на то, чтобы произвести впечатление на Западе и побудить германских князей прислать подкрепления. Одновременно {70} Орден хлопочет о финансовой поддержке из Рима: великий магистр поручил прокуратору Ордена в Риме просить папу о передаче Ордену для ведения войны с Новгородом тех денежных сумм, которые собираются за отпущения грехов в орденских владениях.¹³⁶⁾

Все эти обращения, просьбы, ходатайства большого успеха не имели. Запад не пожелал вовлечься в борьбу в интересах авантюристической политики Ордена. Великому магистру удалось послать отряды в Ливонию лишь из самой Пруссии. Что касается финансовой помощи, то в конце концов после настоятельных просьб Ордена папа Николай V издал буллу, разрешавшую Ордену использовать на борьбу с «неверными» 2/3 денег, собираемых в орденских владениях за отпущение грехов. Но это разрешение последовало поздно, когда война с русскими была уже окончена.¹³⁷⁾

В мае 1447 г. вспомогательные отряды двинулись из Пруссии в Ливонию. Часть отрядов следовала по суше через Мемель, другая часть — по морю через Данциг. На кораблях, кроме того, везли продукты и дополнительное вооружение для войска, двигавшегося по суше. Из Пруссии был послан также опытный специалист по артиллерии. Прусские отряды должны были прибыть в Нарву, на место сбора военных сил Ордена, 24 июня.¹³⁸⁾ Из Нарвы орденское войско должно было вторгнуться в Новгородскую землю. Однако корабли с прусскими воинами запоздали и подплыли к устью Наровы в начале июля, когда здесь произошло решительное сражение, предопределившее исход войны.

Из русских источников сражение на Нарове описывают летопись Авраамки и Псковские летописи.

Из сообщений обеих летописей явствует, что в начале июля у устья Наровы произошла битва, закончившаяся победой новгородцев. Новгородцами руководил князь Александр Васильевич Чарторыйский, недавно приглашенный в Новгород. До этого он княжил в Пскове и вместе с псковичами ходил «под Новый Городок немецкий».¹⁴¹⁾ Летопись Авраамки не раскрывает состава вражеских сил, давая им общее название «немци». Псковская первая летопись указывает, что новгородцы выступили против «князя ризского местера, и… короля пружкого, и… короля швеискаго». Однако слова псковского летописца не следует понимать как указание на участие в сражении на Нарове вражеских войск; это скорее указание на коалицию государств, враждебных Новгороду, так как в состав антиновгородской коалиции действительно входили Ливония, Пруссия и Швеция, участие же шведских войск в битве на Нарове источниками не засвидетельствовано.

При чтении летописи Авраамки создается впечатление, что в ней речь идет только об одной морской битве, во время которой между кораблями имела место артиллерийская дуэль. Но, как правильно подметил И.Э. Клейненберг, сравнивший известия источников о наровской битве, в действительности в сражении участвовали как морские, так и сухопутные силы: артиллерийскую перестрелку вели сухопутные силы «через Нарову реку», как сказано в Псковской первой летописи; морской бой между новгородскими ладьями и немецкими бусами и шнеками произошел у устья Наровы. Новгородцы одержали победу и захватили большие трофеи и 84 пленных, в их числе двух крупных орденских начальников («два князя немецкая яша»).

Дополнительные сведения о морском сражении в устье Наровы дают немецкие источники. Наиболее подробное описание сражения содержится в письме великого магистра магистру орденских владений в Германии от 15 ноября 1447 г. На основе сведений, полученных из Ливонии, великий магистр пишет: «Когда первые два наших корабля прибыли к этой самой реке (Нарове, — Н.К.) и хотели подняться по ней, то новгородцы собрали там все свое войско и заняли весь берег этой реки. Они имели много кораблей, которые они называют ладьями, а также разные другие виды вооружения. Они подвергли наши корабли серьезной атаке, они били, стреляли и поставили наших в очень тяжелое {72} положение. Но наши люди на этих двух кораблях оказали сопротивление русским и всей силой и добрым оружием отбились от них. Но за ними шло еще два наших корабля. Когда они хотели войти в ту же реку Нарову, они сели на мель, с которой оба корабля сойти не могли. Когда это увидели русские, они подплыли к ним на своих ладьях с большой силой и сцепились с ними. Наши очень сильно оборонялись, но в конце концов русские одолели их, они с боем ворвались в наши корабли, часть людей убили, а часть взяли в плен, так что мы потеряли около 100 человек, а ливонцы 40 убитыми и пленными».¹⁴²⁾ Из письма следует, что новгородцы овладели двумя прусскими кораблями. В более ранних письмах, сообщая о сражении, магистр пишет о трех захваченных новгородцами кораблях.¹⁴³⁾ И.Э. Клейненберг полагает, что один из кораблей был ливонским.¹⁴⁴⁾

Анализируя ход сражения, И.Э. Клейненберг отмечает следующие моменты, обеспечившие новгородским морским силам победу: «Удачный выбор места для боя (равная возможность использовать как открытое море, так и запутанные протоки среди песчаных отмелей речного устья) и сосредоточение в этом месте превосходящих сил; полную неожиданность появления новгородских лодий для врага; стремительность их атаки; искусное маневрирование, которое позволило легким и подвижным русским судам свободно действовать там, где имевшие большую осадку вражеские корабли сели на мель; согласованность действий и быструю перестройку в зависимости от изменявшейся боевой обстановки (отказ от дальнейшего преследования первых двух орденских кораблей и атака всеми силами судов, севших на мель), стремление сойтись с вражеским кораблем борт к борту и решить исход боя взятием его на абордаж».¹⁴⁵⁾ Следует отметить также удачную координацию в битве на Нарове действий русских сухопутных и морских сил.

Количество лодий, которые участвовали с русской стороны в битве на Нарове, неизвестно. И.Э. Клейненберг полагает, что новгородцы могли выставить до 50 лодий. Основания для такого заключения следующие: в 1444 г., когда новгородцы готовили операции против Нарвы (эти операции не состоялись), они собирались отправить к Нарве 2500 человек на лодьях; ладья брала до 50 человек, следовательно, Новгород располагал флотом минимум в 50 лодий.¹⁴⁶⁾ {73}

После сражения у устья Наровы орденские силы отошли к Нарве; туда же, по русскому берегу Наровы, двинулись русские войска, которые затем ушли в глубь страны.¹⁴⁷⁾ Очевидно, после одержанной победы и ввиду отсутствия со стороны орденского войска попыток вторжения новгородское ополчение было распущено. Однако, когда русское войско ушло, орденские отряды вторглись в Вотскую землю и 13 дней безуспешно осаждали Ямгород. Позже орденский отряд под командованием ревельского комтура совершил еще одно вторжение в пограничные новгородские волости, зимой последовало ответное вторжение новгородцев.¹⁴⁸⁾ На этом военные действия стихают.

Сражение на Нарове определило исход войны. Оно ясно показало, что Ливонский орден даже при помощи тех вспомогательных отрядов, которые ему удалось получить из Пруссии, вести победоносную войну против Новгорода не в состоянии. Тяжесть войны для Ливонии отметил даже Руссов, записавший в «Хронике», что магистр Гейденрейх Финке фон Оверберг «предпринял два тяжелых похода против русских».¹⁴⁹⁾

Между тем обострилось положение и внутри Ливонии. Торговые города, недовольные войной, нарушившей их торговлю, уже на своих съездах в 1444 и 1445 гг. советовали магистру заключить мир с Новгородом.¹⁵⁰⁾ Теперь же, после понесенного Орденом серьезного поражения, они заняли еще более решительную позицию. 7 октября 1447 г. великий магистр пишет ливонскому магистру, что, по дошедшим до него слухам, ливонские города намерены отправить к нему посольство и просить об окончании войны с Новгородом, так как от этой войны «они устали»; если же война не будет кончена и мир не будет заключен, то города вынуждены будут искать себе другого господина. Великий магистр слышал также, что ливонские города собираются заключить союз с прусскими городами.¹⁵¹⁾

Военные неудачи в сочетании с оппозицией городов побуждали Орден стремиться к миру и искать посредников, которые взяли бы на себя дело примирения. Великий магистр предлагал кандидатуру наместника Выборга Карла Кнутссона, ливонский магистр вследствие частых конфликтов на почве торгового соперничества между Ливонией и Выборгом предпочитал посредничество Ревеля.¹⁵²⁾ {74}

Новгород, несмотря на военные успехи, также непрочь был пойти на примирение с Орденом: задачу сокрушения Ордена Новгород перед собой не ставил. Орденская же агрессия была отбита, силам Ордена был нанесен значительный урон. Дальнейшее продолжение войны становилось ненужным, а вспышки острой социальной борьбы, происходившей в это время в Новгороде (волнения из-за «неправого суда» в 1445 г., «мятежъ велик» из-за литья неполноценных денег в 1447 г.¹⁵³⁾), заставляли новгородское правительство принимать меры к урегулированию внешнеполитических осложнений.

27 февраля 1448 г. в Новгороде было заключено перемирие между Новгородом, с одной стороны, Ливонским орденом и Дерптским епископством — с другой, сроком на 5 лет на следующих условиях: 1) подтверждалась старая граница («стержнемъ Норове реке прямо в Солоное море»), а на каждую из договаривающихся сторон налагалось обязательство не вступать на половину другой; 2) устанавливалось, что 8 июля на Нарове должен состояться съезд ливонского магистра с новгородским князем и каждая сторона должна «дать исправу» другой в отношении всяких «обидных дел» и купеческих товаров; 3) новгородским послам, гостям и купцам гарантировался во владениях магистра «чистый путь горою и водою», свобода торговли всеми товарами, «безъ вывета и безъ рубежа, по старине и по сему крестному целованию»; такая же гарантия давалась послам магистра, гостям и купцам в Великом Новгороде; 4) в случае если возникнет какое дело у немца к новгородцу в Великом Новгороде или у новгородца к немцу во владениях магистра, то суд давать на обе половины и не брать «посулов»; 5) Великому Новгороду «блюсти немца в своей земле, как новгородца, магистру и комтурам блюсти новгородца в своей земле, как немца»; 6) обе стороны должны мир держать крепко, без хитрости.¹⁵⁴⁾ Если сопоставить статьи перемирной грамоты со статьями предыдущего новгородско-ливонского договора 1421 г., то окажется, что они очень близки: по содержанию перемирная грамота 1448 г. повторяла договор 1421 г.

По-видимому, в назначенный срок, в начале июля, состоялся съезд представителей Новгорода и Ливонии. 25 июля был заключен договор о мире сроком на 25 лет, начиная с 15 августа 1448 г. Договор был заключен между Новгородом и Псковом, с одной стороны, и всей Ливонией — с другой (как сказано в тексте договорной грамоты, магистр заключил мир не только за себя, но и за архиепископа рижского и епископов дерптского, эзельского и курляндского).¹⁵⁵⁾ Таким образом, договор устанавливал мир на всем протяжении русско-ливонской границы. {75}

Начальные статьи договора были посвящены вопросу о границе. Граница устанавливалась старая, «стержнем Наровы реки прямо в Соленое море, по старым крестным грамотам и по грамотам магистра Зиверда» («грамоты магистра Зиверда» — новгородско-ливонский договор 1421 г.). Запрещалось всякое нарушение границы: ни новгородцы, ни люди магистра не должны были вступать на противоположную сторону, ни пахать там землю, ни косить сено, ни рубить лес, ни ловить рыбу. Следующие статьи касались условий торговли и юридического положения лиц, находившихся на чужбине. Обе стороны принимали обязательство «исправу дать» по всем «обидным делам». Новгородским послам, гостям и купцам гарантировался во владениях магистра «чистый путь» и свобода торговли всеми товарами «безъ вывета», как и послам, гостям и купцам — подданным магистра — в Новгороде и Новгородской земле. В случае тяжбы у немца с новгородцем в Великом Новгороде или у новгородца с немцем во владениях магистра судить следовало «по правде» без «посулов». Каждая из сторон должна была «блюсти» лиц другой стороны, как своих подданных.¹⁵⁶⁾ Все изложенные статьи повторяли соответствующие статьи перемирной грамоты 27 февраля 1448 г., а через нее — договора 1421 г. Следование договору 1421 г. подкреплялось уже упомянутой ссылкой на «грамоты магистра Зиверда».

Последующая группа статей была новой для формуляра новгородско-ливонских договоров. Начиналась эта группа со статьи, гласящей, что в случае пограничного конфликта («а случится какая тяжба на рубеже») гостя и купца не задерживать и «истцу знать своего истца». Следующая статья формулировала положение о том, что из-за тяжбы с псковичами новгородских гостей (во владениях магистра) не задерживать, а из-за тяжбы с новгородцами не задерживать псковских гостей, «истцу знать своего истца».¹⁵⁷⁾ Обе статьи были направлены против распространенной в сфере русско-ливонских и русско-ганзейских отношений практики, при которой за проступки, совершенные иностранцем, подвергались репрессиям лица одной с ним национальности; формула «истцу знать своего истца» подчеркивала, что привлекаться к ответственности должен только ответчик (виновный).

Дальнейшие статьи касались условий проезда послов, торговли новгородцев в Нарве и вывоза лошадей из Ливонии. Устанавливалось, что с новгородского посла к магистру следовало брать в Нарве для оплаты немецкого провожатого одну гривну, {76} а с посла магистра в Великий Новгород брать в Ямгороде гривну для оплаты новгородского провожатого.¹⁵⁸⁾

Интересна статья о торговле новгородцев в Нарве воском, запрещавшая нарвским весовщикам и печатникам «колупать» воск у новгородцев; «колупать» воск у новгородцев, и то немного, мог только покупатель — немецкий купец.¹⁵⁹⁾ Статья была направлена против традиционной в сфере русско-ганзейской торговли практики, согласно которой при продаже русскими воска ганзейцы для проверки его качества могли откалывать куски, не засчитывавшиеся затем в счет купленного воска. Введение по договору 1448 г. известного ограничения для этой практики в Нарве свидетельствует о стремлении новгородского правительства создать там благоприятные условия для торговли своих подданных (Нарва являлась одним из важных центров торговли новгородцев в Ливонии).

Статьи, касающиеся вывоза лошадей из Ливонии, устанавливали, что вывозить купленных в Ливонии лошадей можно было только по предъявлении фогту Нарвы специального разрешения (грамоты) и уплаты ему одного фердинга; «крупных» лошадей фогт Нарвы имел право не пропускать.¹⁶⁰⁾ Контроль над вывозом лошадей из Ливонии был обусловлен постоянным стремлением ливонских властей не допускать в Россию боевых коней.

Новые для формуляра русско-ливонских договоров статьи договора 1448 г., как и традиционные статьи, были посвящены почти целиком условиям торговли и связанному с нею вопросу о положении иностранцев на чужбине. Появление новых статей говорит о все возрастающей роли торговли в общем комплексе русско-ливонских отношений. В то же время включение названных статей в договор, заключенный после успешной для Новгорода войны с Орденом, показывает, что в отношениях с Ливонией Новгород руководствовался лишь стремлением к созданию мира на русско-ливонской границе и благоприятных условий для развития внешней торговли.

Анализ русско-ливонских отношений конца XIV — середины ХV в. свидетельствует о заинтересованности Новгорода и Пскова в развитии мирных экономических сношений с Ливонией. В то же время он показывает стремление Ордена к экспансии против русских земель. Это стремление прерывалось временными паузами, обусловленными сложностями внутри- и внешнеполитического положения Ливонии, а также отпором, оказываемым орденской агрессии со стороны русских земель. Однако отпор этот не был достаточной силы, чтобы положить конец экспансионистским планам Ордена. Организации такого рода отпора препятствовала феодальная раздробленность Руси. {77}

Назад К оглавлению Дальше

¹⁾ Инструкция великого магистра послу к королю Венгрии: LUB, Bd. IV, № 1462.

²⁾ Письмо великого магистра: LUB, Bd. IV, № 1469.

³⁾ Договорные грамоты: LUB, Bd. IV, № 1470, 1478, 1479.

⁴⁾ LUB, Bd. IV, № 1479.

⁵⁾ LUB, Bd. IV, № 1478.

⁶⁾ Ючас М.А. Литовское великое княжество во второй половине XIV — начале XV в. и борьба литовского народа за независимость. Автореф. дисс. на соиск. ученой степени канд. истор. наук. М., 1956, с. 3, 15. Osten-Sacken Р. Livländisch-russische Beziehungen während der Regierungszeit des Grossfürsten Witowt von Litauen, S. 29-31.

⁷⁾ ПIЛ, c. 28; ПIIЛ, с. 30; ПIIIЛ, c. 109.

⁸⁾ НIЛ, с. 393.

⁹⁾ HIVЛ2, с. 384-385; ПСРЛ, т. XXV, с. 229.

¹⁰⁾ НIЛ, с. 395; ср. НIVЛ2, с. 384-385.

¹¹⁾ НIЛ, с. 394-395; НIVЛ2, с. 385-386; ПСРЛ, т. XXV, с. 229.

¹²⁾ Барбашев А.И. Витовт и его политика до Грюнвальдской битвы. СПб., 1885, с. 119-122.

¹³⁾ Договорная грамота Свидригайлы о союзе с Орденом от 2 марта 1402 г.: LUB, Bd. IV, № 1603; грамота Свидригайлы о Пскове от 2 марта 1402 г.: LUB, Bd. IV, № 1604.

¹⁴⁾ НIЛ, с. 393-394; HIVЛ2, с. 383.

¹⁵⁾ НIЛ с. 396.

¹⁶⁾ ПIЛ, с. 26; ср. ПIIЛ, с. 30-31; ПIIIЛ, с. 109.

¹⁷⁾ ПIЛ, с. 26-27; ср. ПIIЛ, с. 30-31; ПIIIЛ, с. 108-111.

¹⁸⁾ Договорная грамота Витовта: LUB, Bd. IV, № 1642.

¹⁹⁾ ПIЛ, с. 28-29; ср. ПIIЛ, с. 31-32; ПIIIЛ, с. 111-112. В основу изложения событий войны 1406—1409 гг. между Литвой и Орденом, с одной стороны, и Псковом — с другой, мы кладем рассказ Псковской первой летописи, как наиболее близкий по месту и времени возникновения описываемым событиям и как наиболее подробный. Мы даем также ссылки на соответствующие места Псковской второй и третьей летописей, рассказ которых имеет некоторые отличия (непринципиального характера). Известия новгородских летописей о борьбе Пскова с Литвою и Орденом в 1406— 1409 гг. очень лаконичны (НIЛ, с. 398-401; НIVЛ2, с. 398-399, 404-405), что, возможно, было связано с позицией правящих кругов Новгорода, не пожелавших оказать помощи Пскову. Известия московских летописей подробнее новгородских, но по сравнению с псковскими они не дают ничего нового (ПСРЛ, т. XXV, с. 233-234, 236, 239; т. XVIII, с. 151, 154; т. VI, с. 132-135;  т. XX, ч. 1, с. 222-223; т. XXVIII, с. 90-92, 255-256, 258; т. VIII, с. 78, 80-81, 85; т. XI, с. 193, 197-198, 201-203, 205, 215). В силу отмеченных особенностей известий новгородских и московских летописей ссылок на них по ходу изложения событий войны 1406—1409 гг. мы не даем, за исключением одного случая, когда в них сообщаются новые факты (см. прим. 24).

²⁰⁾ ПIЛ, с. 29; ср. ПIIЛ, с. 32; ПIIIЛ, с. 112-113.

²¹⁾ Там же.

²²⁾ Там же.

²³⁾ ПIЛ, с. 29-30; ср. ПIIЛ, с. 32-33; ПIIIЛ, с. 113-114.

²⁴⁾  НIЛ, с. 400; НIVЛ2, с. 405; ПСРЛ, т. XX, ч. 1, с. 223. — В других московских летописях город, взятый псковичами, называется Язвин, или Явзина (ПСРЛ, т. XXV, с. 236; т. XVIII, с. 154;. т. XXVIII, с. 91, 256; т. VIII, с. 81; т. XI, с. 201). В Софийской второй летописи есть известия о двух походах псковичей под руководством Константина Дмитриевича в Ливонию: во время одного (в 6914 г.) был взят город Порх, во время другого (в 6915 г.) — город Язвин (ПСРЛ, т. VI, с. 134-135). Очевидно, составитель Софийской второй летописи механически переписал известия о походе Константина Дмитриевича из разных летописей, в которых город, взятый псковичами, называется по-разному. В результате этого один поход псковичей под руководством Константина Дмитриевича превратился в Софийской второй летописи в два похода.

²⁵⁾ ПIЛ, с. 30; ср. ПIIЛ, с. 33; ПIIIЛ, с. 115.

²⁶⁾ ПIЛ, с. 30-31; ср. ПIIЛ, с. 33-34; ПIIIЛ, с. 115-116; Руссов, с. 262.

²⁷⁾ ПIЛ, с. 31-32; ср. ПIIЛ, с. 34; ПIIIЛ, с. 116. — Новгородские летописи ничего не сообщают о вторжении ливонского войска на новгородскую территорию, но что таковое действительно имело место, видно из предъявленного Новгородом Ордену в 1416 г. требования о компенсации за убытки, причиненные Новгородской земле во время войны (см. с. 48).

²⁸⁾ ПIЛ, с. 32; ср. ПIIЛ, с. 34-35; ПIIIЛ, с. 116-117.

²⁹⁾ ПIЛ, с. 32; ср. ПIIЛ, с. 35; ПIIIЛ, с. 117.

³⁰⁾ Там же.

³¹⁾ ПIЛ, с. 33; ср. ПIIЛ, с. 35; ПIIIЛ, с. 118.

³²⁾ ПIIЛ, с. 35.

³³⁾ Письмо ливонского магистра Ревелю от 29 июня 1411 г.: LUB, Bd. IV, № 1887; переписка орденских чинов и ливонских городов от 1413—1414 гг.: там же, № 1952; Bd. V, Riga, 1867, № 1955, 1957, 1964.

³⁴⁾ Письмо ливонского магистра: LUB, Bd. IV, № 1888.

³⁵⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 10 октября 1410 г.: LUB, Bd. IV, № 1849.

³⁶⁾ Грамота Новгорода князю Симеону Лугвеню: ГВНП, № 52.

³⁷⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 12 июля 1412 г.: LUB, Bd. IV, № 1920.

³⁸⁾ Дундулис Б.И. Дипломатическая и вооруженная борьба Литвы против Тевтонского ордена и ее союз с гуситами в 1410—1422 гг. Автореф. дисс. на соиск. ученой степени канд. истор. наук. Вильнюс, 1955.

³⁹⁾ LUB, Bd. IV, № 1899; НIЛ, с. 403; НIVЛ2, с. 412-413.

⁴⁰⁾ Письмо рата Нарвы Ревелю от 5 января 1417 г.: HUB, Bd. VI Leipzig, 1905, № 104.

⁴¹⁾ НIЛ, с. 403; НIVЛ2, с. 412.

⁴²⁾ Письмо рата Нарвы Ревелю от 5 января 1417 г.: HUB, Bd. VI, № 104.

⁴³⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 12 июля 1412 г.: LUB, Bd. IV, № 1920.

⁴⁴⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 8 марта 1416 г.: LUB, Bd. V, № 2059.

⁴⁵⁾ Письмо комтура Ревеля ревельскому рату от 9 марта 1416 г.: LUB, Bd. V, № 2060.

⁴⁶⁾ Там же.

⁴⁷⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 27 августа 1411 г.: LUB, Bd. IV, № 1889; письмо великого магистра императору Сигизмунду от 14 февраля 1413 г.: Codex epistolaris Vitoldi. Cracoviae, 1882, № 532.

⁴⁸⁾ Письмо ливонского ландмаршала великому магистру от 1 мая 1413 г.: LUB, Bd. IV, № 1938.

⁴⁹⁾ Письмо рыцарей Гаррии и Вирландии великому магистру от 10 мая 1416 г.: LUB, Bd. V, № 2071.

⁵⁰⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 2 июня 1417 г.: LUB, Bd. V, № 2142.

⁵¹⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 12 июля 1412 г.: LUB, Bd. IV, № 1920.

⁵²⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 17 июня 1416 г.: LUB, Bd. V, № 2074.

⁵³⁾ Osten-Sacken Р. Livländisch-russische Beziehungen während der Regierungszeit des Grossfürsten Witowt von Litauen, S. 78, Anm. 103.

⁵⁴⁾ ГВНП, № 334, c. 318-319.

⁵⁵⁾ ГВНП, № 334; LUB, Bd. V, № 2166. — В ГВНП псковский проект ошибочно назван договорной грамотой Пскова с Ливонским орденом. В последней приведенной в нашем тексте цитате из русского перевода проекта договора нами дана иная, чем в ГВНП, пунктуация и внесены уточнения в перевод.

⁵⁶⁾ О формуляре и содержании более ранних псковско-ливонских договоров можно высказывать лишь предположения, так как тексты их не сохранились.

⁵⁷⁾ Орденский проект договора: LUB, Bd. V, № 2171.

⁵⁸⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 16 декабря 1417 г.: LUB, Bd. V, № 2176.

⁵⁹⁾ Там же.

⁶⁰⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 1 января 1418 г.: LUB, Bd. V, № 2189.

⁶¹⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 8 мая 1418 г.: LUB, Bd. V, № 2232.

⁶²⁾ Osten-Sacken Р. Livländisch-russische Beziehungen während der Regierungszeit des Grossfürsten Witowt von Litauen, S. 88.

⁶³⁾ Переписка орденских чинов от 1420 г.: LUB, Bd. V, № 2455, 2496.

⁶⁴⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 30 августа 1420 г.: LUB, Bd. V, № 2500.

⁶⁵⁾ Великим князем назван брат Василия Дмитриевича Константин, с 1419 по 1421 г. находившийся в Новгороде.

⁶⁶⁾ Новгородский проект договора: ГВНП, № 59.

⁶⁷⁾ НIЛ, с. 402; НIVЛ2, с. 411.

⁶⁸⁾ После Кальмарской унии 1397 г. король Дании являлся одновременно и королем Швеции.

⁶⁹⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 30 августа 1420 г.: LUB, Bd. V, № 2500.

⁷⁰⁾ Переписка ливонского магистра и орденских чинов от октября–декабря 1420 г.: LUB, Bd. V, № 2372; HUB, Bd. VI, № 329, 338, 339.

⁷¹⁾ Новгородско-ливонский договор 1421 г.: ГВНП, № 60.

⁷²⁾ И.Э. Клейненберг считает, что по договору 1421 г. было восстановлено утерянное Новгородом право на половину течения Наровы (Борьба Новгорода Великого за Нарову в XV в., с. 140-151).

⁷³⁾ НIЛ, с. 413. В Новгородской четвертой летописи добавлено: «… и при князи Юрьи ДаниловичЪ» (HIVЛ2, с. 427). Очевидно, чтобы подчеркнуть значение договора с Орденом 1421 г., составитель летописи к сравнению его с миром, заключенным Александром Невским, добавил сравнение с Ореховским договором (заключен в 1323 г. при князе Юрии Даниловиче).

⁷⁴⁾ LUB, ВD. V, № 2532.

⁷⁵⁾ Дундулис Б.И. Борьба Литвы за государственную самостоятельность в XV в., с. 16-18.

⁷⁶⁾ Арбузов Л.А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. СПб., 1912, с. 100-101; Чешихин Е.В. История Ливонии, т. III. Рига, 1887, с. 94-96; Дундулис Б.И. Борьба Литвы за государственную самостоятельность в XV в., с. 18-23.

⁷⁷⁾ Арбузов Л.А. Очерк история Лифляндии, Эстляндии и Курляндии, с. 101; Чешихин Е.В. История Ливонии, т. III, с. 96-97; Schiemann Т. Russland, Polen und Livland, Bd. II. Berlin, 1887, S. 112-116; История Латвийской ССР, т. I. Рига, 1952, с. 116; История Эстонской ССР, т. I. Таллин, 1961, с. 255-256.

⁷⁸⁾  ПIЛ, с. 35-38; ПIIЛ, с. 40-42; ПIIIЛ, с. 121-125; НIЛ, с. 415; НIVЛ2, с. 432.

⁷⁹⁾ Письмо комтура Динабурга ливонскому магистру от 2 января 1422 г.: LUB, Bd. V, № 2576.

⁸⁰⁾ ПIIЛ, с. 39. — О сношениях между Псковом и Орденом, предшествовавших подтверждению мира в 1424 г., см.: Osten-Sacken Р. Livländisch-russische Beziehungen während der Regierungszeit des Grossfürsten Witowt von Litauen, S. 97-102.

⁸¹⁾ Переписка чинов Ордена от августа–декабря 1424 г.: LUB, Bd. VII, Riga, Moskau, 1881, № 177, 222.

⁸²⁾ Письма Риги Любеку до 22 июля 1421 г. и Дерпта Ревелю от 2 октября 1425 г.: HUB, Bd. VI, № 383; LUB, Bd. VII, № 356. О ганзейских запретах торговли с Новгородом см. с. 108.

⁸³⁾ Письмо ливонских городов Любеку от 12 февраля 1421 г.: HR, Bd. VII, Leipzig, 1893, № 301; письмо ганзейских городов рижскому архиепископу от 31 мая 1422 г.: там же, № 496.

⁸⁴⁾ Переписка Витовта с ливонским магистром от июня–июля 1426 г.: LUB, Bd. VII, № 490, 496.

⁸⁵⁾ ПIЛ, с. 38; ПIIIЛ, с. 124.

⁸⁶⁾ Письма ливонского магистра великому магистру и Ревелю от 1430—1431 гг.: LUB, Bd. VIII, Riga, Moskau, 1884, № 321, 366, 370, 497, 517.

⁸⁷⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 22 апреля 1436 г.: LUB, Bd. IX, № 39.

⁸⁸⁾ Письмо ливонского магистра великому магистру от 15 сентября 1436 г.: LUB, Bd. IX, № 102.

⁸⁹⁾ Письмо наместника Выборга Карла Кнутссона Новгороду от 24 ноября 1443 г.: LUB, Bd. IX, № 1016.

⁹⁰⁾ Письма фогта Нарвы Гергарду фон Клеве от 17 ноября 1438 г. и Гергарда фон Клеве Ревелю от 30 ноября 1438 г.: LUB, Bd. IX, № 389, 395.

⁹¹⁾ Письмо Гергарда фон Клеве Ревелю от 19 февраля 1439 г.: LUB, Bd. IX, № 425.

⁹²⁾ Письма ливонских городов наместнику магистра от 15 января 1439 г., рижского архиепископа Гергарду фон Клеве от 19 мая 1439 г. и Дерпта Гергарду фон Клеве от 28 июля 1440 г.: LUB, Bd. IX, № 409, 455, 620.

⁹³⁾ Письма Дерпта Гергарду фон Клеве от 14 апреля 1439 г. и герцогу фон Клеве от 28 июля 1440 г.: LUB, Bd. IX, № 446, 620.

⁹⁴⁾ Арбузов Л.А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии, с. 101-102; Schiemann Т. Russland, Polen und Livland, Bd. II, S. 126-127.

⁹⁵⁾ В 1441—1442 гг. новгородцы требовали удовлетворения за насилия, чиненные их «братьям» в Ревеле и Нарве, а также за ограбления на море (письма немецкого двора в Новгороде Ревелю от 16 мая 1441 г., Новгорода Ревелю от конца 1441 г., немецкого двора в Новгороде Дерпту от 2 января 1442 г.: LUB, Bd. IX, № 724, 793, 801).

⁹⁶⁾ Письма ливонских городов Любеку и Данцигу от 20 февраля 1442 г. и заявление (Anträge) посла ливонского магистра к великому магистру от 8 мая 1444 г.: LUB, Bd. IX, № 818, 819; Bd. X, Riga, Moskau, 1896, № 43.

⁹⁷⁾ Заявление посла ливонского магистра к великому магистру от 8 мая 1444 г.: LUB, Bd. X, № 43.

⁹⁸⁾ Письма ливонского магистра Ревелю от 5 июня 1442 г. и великого магистра Данцигу от 12 апреля 1443 г.: LUB, Bd. IX, № 870, 953.

⁹⁹⁾ Заявление посла ливонского магистра к великому магистру от 8 мая 1444 г.: LUB, Bd. X, № 43.

¹⁰⁰⁾ Причину войны Ордена с Новгородом Г. Козак усматривает в русско-литовских отношениях; он считает, что когда великий князь Литовский Казимир, используя борьбу между великим князем Московским Василием Васильевичем и Дмитрием Шемякой, попытался в 1443 г. инкорпорировать Новгород в состав Великого княжества Литовского, то ливонский магистр Гейденрейх Финке фон Оверберг начал войну с Новгородом, чтобы нанести поражение господствующей там литовской партии и помочь усилиться побежденной московской партии (Соsасk Н. Zur auswärtigen Politik des Ordensmeisters Wolthus von Herze. HGBl, Bd. XXI, 1915, S. 102). Свое мнение Г. Козак обосновывает ссылкой на письмо Казимира великому магистру от 28 декабря 1444 г., в котором Казимир писал, что ливонский магистр, узнав о желании новгородцев подчиниться великому князю Литовскому и о том, что тот дал им наместника (гауптмана), начал с новгородцами войну (LUB, Bd. X, № 109, S. 74). Версия, изложенная в письме Казимира, которую повторяет Козак, на наш взгляд, не соответствует действительности: 1) в 1443 г. новгородцы приняли у Литвы князя Ивана Владимировича, но не в качестве наместника, а в качестве служилого князя, которому дали в кормление пригороды, находившиеся раньше в руках также служилых князей, выходцев из Литвы, Лугвеня и его сына Юрия (НIЛ, с. 423); таким образом, в факте принятия новгородцами к себе на службу литовского князя ничего нового не было, и вряд ли этот факт мог послужить причиной войны Ордена против Новгорода; 2) новгородцы не только не желали подчиниться великому князю Литовскому, но когда тот прислал к ним посла с соответствующим предложением, они категорически его отвергли (НIЛ, с. 424); следовательно, говорить о господстве в Новгороде литовской партии, побудившем будто бы ливонского магистра начать войну с Новгородом, нет никаких оснований. Мы не знаем, каким образом у великого князя Литовского возникла высказанная им версия по поводу причин войны Ордена против Новгорода (может быть, опасаясь усиления Ордена в случае успешной войны против Новгорода, Казимир счел нужным поставить некоторую преграду устремлениям Ордена, подчеркнув в письме к великому магистру свои якобы особенно тесные отношения с новгородцами), но она противоречит показаниям основного источника по истории Новгорода того времени — Новгородской первой летописи. В силу всего сказанного мы считаем точку зрения Г. Козака неаргументированной и предлагаем причины войны Ордена с Новгородом искать не в новгородско-литовских отношениях, а в стремлении Ордена усилить свои внешне- и внутриполитические позиции.

¹⁰¹⁾ ПIЛ, с. 46; ПIIЛ, с. 47; ПIIIЛ, с. 135-136.

¹⁰²⁾ В немецких источниках того времени Ямгород называется Ниенслотом (Новым Городом) (Клейненберг И.Э. О названии новгородского пригорода Ямы в западных источниках XV в. — Научн. докл. высшей школы, истор. науки, 1958, № 1, с. 12-16).

¹⁰³⁾ Письмо магистра Ревелю от 1 октября 1443 г.: LUB, Bd. IX, № 1006.

¹⁰⁴⁾ НIЛ, с. 423-424; НIVЛ2, с. 439; ПСРЛ, т. XVI, с. 185.

¹⁰⁵⁾ Заявление посла ливонского магистра к великому магистру от 8 мая 1444 г.: LUB, Bd. X, № 43.

¹⁰⁶⁾ НIЛ, с. 423-424; НIVЛ2, с. 439; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 185. — Чтение «Итолка Ругодивца» (НIЛ, с. 424; HIVЛ2, с. 439; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 185), что означает имя собственное, неправильно. Следует читать «и толка ругодивца», так как в летописи речь идет о жителе Нарвы Германе Кокене, бывшем переводчиком («толком») у брата герцога Клевского (см.: Казакова Н.А. О загадочном слове «итолок» новгородских и псковских летописей. — ТОДРЛ, т. XXIV, Л., 1969, с. 139-141).

¹⁰⁷⁾ Письмо ревельского комтура: LUB, Bd. IX, № 1014.

¹⁰⁸⁾ Переписка орденских чинов и ливонских городов от 1443—1444 гг.: LUB, Bd. X, № 9, 13, 15, 23, 24.

¹⁰⁹⁾ Письмо комтура Ревеля рату Ревеля от 24 января 1444 г.: LUB, Bd. X, № 9.

¹¹⁰⁾ Заявление посла ливонского магистра к великому магистру от 8 мая 1444 г.: LUB, Bd. X, № 43.

¹¹¹⁾ Письмо комтура Ревеля рату Ревеля от 6 марта 1444 г.: LUB, Bd. X, № 23.

¹¹²⁾ В 1443 г. был объявлен ганзейский запрет торговли с Новгородом, и немецкий двор в Новгороде был закрыт (см. с. 121).

¹¹³⁾ Переписка великого князя Литовского и орденских чинов от 1444 г.: LUB, Bd. X, № 27, 29, 43, 46, 101; заявление посла великого князя Литовского к великому магистру: там же, № 109.

¹¹⁴⁾ Письмо комтура Везенберга: LUB, Bd. X, № 25.

¹¹⁵⁾ О новгородской артиллерии середины XV в. см.: Клейненберг И.Э. К вопросу об огнестрельном вооружении новгородского войска. — Вести. ЛГУ, № 20, 1959, с. 131-134.

¹¹⁶⁾ LUB, Bd. X, № 31; НIЛ, с. 424, ср. НIVЛ2, с. 439; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 185.

¹¹⁷⁾ Письмо ливонского магистра Ревелю от 25 марта 1444 г.: LUB, Bd. X, № 30.

¹¹⁸⁾ Письмо ливонского магистра Ревелю: LUB, Bd. X, № 32.

¹¹⁹⁾ HIЛ, с. 424; HIVЛ2, с. 439; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 185.

¹²⁰⁾ Письмо наместника Выборга Карла Кнутссона от 20 мая 1444 г.: LUB, Bd. X, № 50; HIЛ, с. 424; HIVЛ2, с. 439; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 186.

¹²¹⁾ Письма ливонского магистра Ревелю от 2 декабря 1444 г. и ливонских городов Любеку от 7 февраля 1445 г.: LUB, Bd. X, № 105, 118.

¹²²⁾ Заявление посла ливонского магистра к великому магистру от 29 марта 1445 г.: LUB, Bd. X, № 127. — Новгородские летописи приписывают срыв переговоров магистру, который хотел обладать «Островом» (НIЛ, с. 425; НIVЛ2, с. 440. Принятое в издании летописей написание «Острова» неправильно, так как во время переговоров речь шла не о городе Острове, а об острове в устье Наровы).

¹²³⁾ Клейненберг И.Э. Борьба Новгорода Великого за Нарову в XV в., с. 149-150.

¹²⁴⁾ Письмо ливонских городов Любеку от 7 февраля 1445 г.: LUB, Bd. X, № 118.

¹²⁵⁾ Письмо ливонского магистра Ревелю от 28 июля 1445 г. и инструкция послам великого магистра к ливонскому магистру от сентября 1445 г.: LUB, Bd. X, № 153, 169.

¹²⁶⁾ НIЛ, с. 425; НIVЛ2, с. 440; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 186—187.

¹²⁷⁾ Письмо великого магистра Любеку от 8 апреля 1446 г.; LUB, Bd. X, № 209.

¹²⁸⁾ Письма великого магистра ливонскому магистру, Любеку и королю Кристофору от февраля–июня 1447 г,: LUB, Bd, X, № 200, 209, 211, 213, 232.

¹²⁹⁾ Договор между Орденом и королем Кристофором: LUB, Bd. X, № 290.

¹³⁰⁾ Письмо великого магистра прокуратору Ордена в Риме: LUB, Bd. X, № 307.

¹³¹⁾ Письмо великого магистра германскому магистру от 18 марта 1447 г., прокуратору Ордена в Риме от 1 апреля 1447 г. и Любеку от 2 апреля 1447 г.: LUB, Bd. X, № 304, 307, 309.

¹³²⁾ Письмо великого магистра Любеку от 2 апреля 1447 г.: LUB, Bd. X, № 309.

¹³³⁾ Письмо великого магистра римскому королю от 28 апреля 1447 г.: LUB, Bd. X, № 325.

¹³⁴⁾ ПIIЛ, с. 48; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 190; письма великого магистра прокуратору Ордена в Риме от 23 июня и 17 августа 1447 г.: LUB, Bd. X, № 354, 373.

¹³⁵⁾ Письма великого магистра ливонскому магистру от 10 и 16 апреля и 11 июня 1447 г. и прокуратору Ордена в Риме от 23 июня 1447 г.: LUB, Bd. X, 314, 318, 347, 354.

¹³⁶⁾ Письма великого магистра прокуратору Ордена в Риме от 1 апреля и 23 июня 1447 г.: LUB, Bd. X, № 308, 354.

¹³⁷⁾ Булла папы Николая V от сентября 1448 г.: РЛА, № 247.

¹³⁸⁾ Письма великого магистра ливонскому магистру от мая—августа 1447 г.: LUB, Bd. X, № 336, 338, 345, 347, 370.

¹³⁹⁾ ПСРЛ, т. XVI, стлб. 191.

¹⁴⁰⁾ ПIЛ, с. 48; ср. ПIIЛ, с. 48; ПIIIЛ, с. 137.

¹⁴¹⁾ ПIЛ, с. 46-47; ПIIЛ, с. 46-47; ПIIIЛ, с. 133-136.

¹⁴²⁾ LUB, Bd. X, № 395. — Отрывок из письма великого магистра приводим в переводе И.Э. Клейненберга (Военно-морские действия новгородцев при отражении орденской агрессии 1443—1448 гг., с. 119).

¹⁴³⁾ Письма великого магистра прокуратору Ордена в Риме от 17 августа 1447 г. и комтуру Ротцена от 10 сентября 1447 г.: LUB, Bd. X, № 373, 378.

¹⁴⁴⁾ Клейненберг И.Э. Военно-морские действия новгородцев при отражении орденской агрессии 1443—1448 гг., с. 119.

¹⁴⁵⁾ Там же, с. 122.

¹⁴⁶⁾ Там же, с. 121; о новгородских лодьях см.: История военно-морского искусства, т. I. М., 1953, с. 83.

¹⁴⁷⁾ Письмо великого магистра комтуру Ротцена от 10 сентября 1447 г.: LUB, Bd. X, № 378.

¹⁴⁸⁾ Письма великого магистра комтуру Ротцена от 10 сентября 1447 г. и магистру орденских владений в Германии от 15 ноября 1447 г.: LUB, Bd. X, № 395; ПСРЛ, т. XVI, с. 191.

¹⁴⁹⁾ Руссов, с. 275.

¹⁵⁰⁾ Рецессы съездов ливонских городов в Валке от 16 февраля 1444 г. и в Вольмаре от 12 декабря 1445 г.: LUB, Bd. X, № 13, 184.

¹⁵¹⁾ Письмо великого магистра: LUB, Bd. X, № 385. — В середине XV в. прусские города вели борьбу с Тевтонским орденом.

¹⁵²⁾ Письма великого магистра наместнику Выборга Карлу Кнутссону от 7 октября 1447 г. и ливонскому магистру от 27 января 1448 г.: LUB, Bd. X, № 384, 411.

¹⁵³⁾ НIЛ, с. 425-427; НIVЛ2, с. 440-442; ПСРЛ, т. XVI, стлб. 187, 189.

¹⁵⁴⁾ Грамота о перемирии от 27 февраля 1448 г.: ГВНП, № 72.

¹⁵⁵⁾ В псковских летописях, сохранивших известие о заключении договора, указывается, что представители Новгорода и Пскова, «взяша миръ на полъ третиятцать лЪтъ со княземъ ризъскимъ местеромъ, и съ его князьми, тако же и съ епискупомъ юриевъскимъ и съ юриевцы» (ПIЛ, с. 49; ср. ПIIЛ, с. 48; ПIIIЛ, с. 137-138).

¹⁵⁶⁾ Договор 1448 г.: ГВНП, № 73, с. 120-122.

¹⁵⁷⁾ Там же, с. 122.

¹⁵⁸⁾ Там же (немецкий текст). В ГВНП в переводе соответствующих статей на русский язык имеются неточности.

¹⁵⁹⁾ ГВНП, с. 122.

¹⁶⁰⁾ ГВНП, с. 122-123.

Назад К оглавлению Дальше