Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Русско-ганзейские отношения после присоединения Новгорода к Великому княжеству Московскому

В 70-х годах XV в. русско-ганзейские отношения регулировались договором Новгорода с Ганзой, заключенным в 1472 г. Присоединение Новгорода к Москве в январе 1478 г. на первых порах не внесло ничего нового в положение ганзейского купечества в Новгороде. Более того, Иван III специальной грамотой, которая была выдана, очевидно, во время его пребывания в Новгороде между 29 января и 17 февраля 1478 г., подтвердил прежние привилегии ганзейцев — право свободной торговли их в Новгороде всеми товарами, гарантии беспрепятственного пути и справедливого суда в случае тяжб с новгородцами.¹⁾ В последнем пункте имелось некоторое изменение по сравнению с условиями прежних новгородско-ганзейских договоров: согласно прежним договорам, ганзейцы в случае тяжб с новгородцами подлежали суду тысяцкого, теперь же — суду великокняжеских наместников. Однако это изменение, неизбежное следствие замены выборных должностных лиц Новгорода должностными лицами, назначенными великим князем, не затрагивало прав и привилегий ганзейцев. Подтверждение привилегий ганзейцев Иваном III свидетельствовало о его стремлении в рассматриваемое время не менять статуса ганзейских купцов. Это стремление станет вполне понятным, если учесть, что в присоединенном Новгороде еще сильны были оппозиционные Москве круги и что не были решены задачи подчинения Москве других княжеств (Тверь, Рязань) и освобождения Руси от татарского ига. В данной ситуации нецелесообразно было идти на обострение отношений с ганзейским купечеством. {180}

Несмотря на подтверждение привилегий ганзейцев в начале 1478 г., ганзейские купцы в Новгороде были вскоре арестованы. Представители ливонских городов, собравшиеся на съезд в Валке, 10 марта 1478 г. писали в Любек, что немецкие купцы в Новгороде арестованы по той причине, что великий князь Московский стал по своей воле обходиться с новгородцами и подчинил их.²⁾ Но едва ли арест ганзейских купцов был связан с переходом Новгорода под власть великого князя: последний намеревался, как мы только что установили, соблюдать права и привилегии ганзейцев. Вероятнее всего, ганзейские купцы были арестованы в ответ на насилия, чиненные новгородским купцам за рубежом (есть сведения о том, что в эта время новгородские купцы были ограблены и убиты шведами).³⁾

Но если представители ливонских городов ошибались, усматривая причины ареста ганзейских купцов в подчинении Новгорода Москве, то перспективы, которые несло это подчинение для Ливонии и ганзейского купечества, они оценили правильно: в своем втором письме в Любек послы ливонских городов на уже упомянутом съезде в Валке выражали опасения по поводу того, что после подчинения Новгорода и Пскова великий князь будет проводить решительную политику в отношении Ливонии и ганзейского купечества.

Предчувствия представителей ливонских городов оправдались очень скоро. Иван III своими действиями показал, что он намерен зорко охранять спокойствие на границах своих владений и интересы своих подданных, находившихся в Ливонии. Так, когда осенью 1479 г. псковские купцы были задержаны в Дерпте, а в январе 1480 г. из Ливонии последовало нападение на псковские владения, Иван III послал войска на помощь Пскову, и 20-тысячная московская рать появилась в пределах Ливонии.

Перед лицом грозного противника Орден и ливонские города, забыв о собственных противоречиях, совместно хлопотали об изыскании средств для борьбы с великим князем Московским. Весною 1480 г. послы ливонских городов, прибывшие в Любек, где в это время проходил съезд вендских городов, от имени ливонского магистра обратились к Любеку и другим вендским городам с просьбой о помощи против русских. В военной помощи вендские города, как мы уже говорили, отказали, но они разрешили для нужд войны с русскими собирать налог с товаров (присутствовавших на съезде городов), привозимых в Ливонию, в размере 1% их стоимости в течение 5 лет. В случае, если война  окончится раньше, это постановление должно было действовать не более 2-3 лет. Решение съезда 1480 г. было подтверждено съездом вендских городов {181} в Любеке 16 сентября 1481 г.⁴⁾ Так ганзейские города, не ограничиваясь обычными экономическими репрессиями (запрещением торговли и организацией блокады русских земель), стали на путь открытой поддержки вооруженных сил Ордена в его агрессивных действиях против Руси.

Осенью 1481 г. между Ливонией и Новгородом был заключен мир на 10 лет. Согласно этому миру предусматривалось создание более благоприятных условий для деятельности русских купцов в Ливонии. Вскоре по инициативе ганзейского купечества начались переговоры о новом новгородско-ганзейском мире, хотя срок последнего, заключенного в 1472 г. на 20 лет договора еще не истек. Ганзейцы мотивировали свое желание тем, что ганзейское купечество после подчинения Новгорода великому князю не может полагаться на грамоты, данные новгородцами раньше, поэтому желает возобновить мир.⁵⁾ Обмен послами и письмами между Новгородом и ливонскими городами, которые вели переговоры от имени Ганзы, имел место в 1482 и 1484 гг. Ливонские города настаивали, чтобы мир был заключен на старых условиях — «по старым грамотам».⁶⁾ В 1486 г. вопрос о возобновлении мирного договора с Новгородом обсуждался на ганзейском съезде; было решено написать ливонским городам, «чтобы они наилучшим образом позаботились о том, чтобы купец снова пришел к своим старым привилегиям и свободам».⁷⁾ Таким образом, и в новых исторических условиях, сложившихся на Руси после образования единого Русского государства, Ганза хотела обеспечить сохранение прежних норм русско-ганзейских отношений, существовавших в период феодальной раздробленности Руси.

Русско-ганзейские переговоры и договор 1487 г.

20 февраля 1487 г. для переговоров о возобновлении мира с Ганзой в Новгород прибыли Тидеман Геркен и Иоганн Гаке, послы Дерпта, и Иоганн Рутерт, посол Ревеля. Отчет послов, детально рисующий ход переговоров, дает интересный материал, ярко показывающий стремления обеих сторон. В письме, привезенном послами, говорилось, что немецкое купечество в связи с подчинением Новгорода великому князю желает возобновить мир; последний должен быть заключен по «старине», «чтобы церковь и двор обстроились и [немецкие] {182} купцы… имели бы свой путь торговать всеми товарами, равным образом и новгородские купцы в городах [немецких] по старине».⁸⁾ Ганза хотела, таким образом, чтобы сохранение «старины» было санкционировано договорным путем.

Отчет послов Дерпта и Ревеля отражает и программу, выдвинутую русской стороной. Сведения о ней, правда очень скудные, содержатся в приведенном в отчете послов кратком перечне статей, которые русские пожелали включить в договор. В перечне не излагается содержание статей, а даются как бы заголовки к ним. Конечно, это затрудняет наши суждения о целях великого князя (от которого во время переговоров новгородские наместники и купеческие старосты непрерывно получали инструкции), но некоторое представление о них мы все же можем составить.

В отчете послов Дерпта и Ревеля статьи, предложенные русскими для включения в договор, обозначены следующим образом: 1) о свободе, которую новгородцы должны иметь в Нарве; 2) о господине магистре; 3) о весах в городах; 4) о вывозе лошадей; 5) о наказаниях за повреждение бороды; 6) о проводниках; 7) о торговле всеми товарами без исключения; 8) о том, что дворовый кузнец не должен продавать напитки иначе чем бочками; 9) о Русском конце в Дерпте; 10) с городами быть съезду на Нарове; 11) о «короткости» и длине сукон; 12) об упаковке сельди; 13) о меде.⁹⁾ Из названных статей четыре (8-я, 11-13-я) касаются торговли ганзейцев в Новгороде, восемь (1-7-я, 9-я) —торговли и пребывания русских в Ливонии и одна статья (10-я), предусматривающая съезд с ганзейскими послами на Нарове, вероятно для решения спорных дел, касается процедурных вопросов.

К группе статей о торговле ганзейцев в Новгороде относятся статьи о сукнах, сельди, меде, а также статья, ограничивающая торговлю спиртными напитками, которую вел обслуживающий персонал немецкого двора в Новгороде. Содержание статей о сукнах, сельди и меде мы легко раскроем, если вспомним требования, неоднократно выдвигавшиеся новгородцами по поводу условий продажи этих товаров ганзейцами. Мы уже указывали, что одна из неписаных привилегий ганзейцев в Новгороде заключалась в праве продажи названных товаров без измерения и взвешивания. Поскольку ганзейцы допускали большие злоупотребления, то новгородцы на протяжении XV в. не раз требовали, чтобы сукна измерялись, а сельдь, соль и мед — взвешивались. {183} Надо полагать, что статьи, предложенные представителями Ивана III в 1487 г., содержали аналогичные требования. Что касается статьи, разрешающей дворовому кузнецу продавать спиртные напитки только бочками, то она была направлена против розничной торговли алкогольными напитками, практиковавшейся обслуживающим персоналом немецкого двора, и имела целью сохранить выгоды розничной торговли за новгородским купечеством.

Содержание второй группы статей, касающихся вопросов торговли и пребывания русских в Ливонии, мы также можем раскрыть почти полностью путем сопоставления их с другими документами. Эти статьи имели целью создание более благоприятных условий для торговли и пребывания русских в Ливонии и устранение существовавших в этой области помех.

Содержание статьи о весах помогает понять статья новгородско-ливонского договора 1481 г., согласно которой применявшаяся в Нарве при взвешивании русского воска единица — капь — была уравнена с новгородской капью (см. с. 167). Но статья договора 1481 г. касалась только Нарвы, являвшейся орденским городом, и на другие города Ливонии, в частности Ригу, Ревель, входившие в состав Ганзейского союза, не распространялась. Очевидно, статья о весах, предлагавшаяся русской стороной во время переговоров 1487 г., имела целью принятие Ганзой обязательства об унификации весовых единиц в ливонских городах, являвшихся членами Ганзы, с новгородскими весовыми единицами, чтобы избежать убытков, которые несли русские купцы при продаже воска в Ливонии.

Статья о вывозе лошадей должна была пресечь произвол ливонских властей при вывозе русскими лошадей из Ливонии. Как мы уже указывали, ливонские власти из боязни усиления военной мощи Руси запрещали вывоз боевых коней в русские земли и чинили всяческие препятствия торговле лошадьми. В русские земли могли вывозиться лишь лошади определенного размера и цены; чтобы это постановление не нарушалось, каждая вывозимая в Россию лошадь осматривалась, а на вывоз ее ливонская сторона выдавала специальную грамоту, при получении которой уплачивалась пошлина в 1 фердинг. Хотя этот порядок был установлен договором между Орденом, Новгородом и Псковом 1448 г., ливонские власти его нарушали. Новгородцы жаловались, что, вопреки миру и крестоцелованию, заключенному с магистром, при получении грамот на вывоз лошадей из Ливонии с них требуют слишком много денег и они должны платить с лошади 1 марку вместо 1 фердинга.¹⁰⁾ Не довольствуясь незаконными поборами, ливонские власти под предлогом того, что лошади не подходят под установленные нормы, отнимали их {184} у русских купцов без всякой компенсации. Договор Новгорода с Орденом 1481 г. предусматривал устранение этого произвола. Договор подтверждал статьи договора 1448 г. о вывозе лошадей из Ливонии в Россию и включал новую статью, запрещавшую нарвскому фогту (в обязанности которого входил контроль над вывозом лошадей) увеличивать вывозную пошлину и отнимать лошадей. Настаивая на включении в договор с Ганзой 1487 г. статьи о вывозе лошадей, по содержанию своему, вероятно, аналогичной изложенным статьям договора с Орденом 1481 г., великий князь добивался, чтобы ливонские города в соответствии с обязательством, которое примет Ганза, активно содействовали пресечению произвола ливонских властей при вывозе лошадей в русские земли.

Защиту прав русских купцов в Ливонии преследовала и статья «о проводниках». Новгородские купцы в Ливонии, как и ганзейские купцы в Новгородской земле, не имели права при перевозке товаров использовать собственный обслуживающий персонал, а должны были прибегать к услугам местных проводников, возчиков и т.д. Договор Новгорода с Орденом 1481 г. гарантировал новгородским купцам право нанимать в проводники по своему желанию либо горожанина, либо селянина (см. с. 168). Очевидно, договор с Ганзой должен был включать подтверждение этого права со стороны ганзейских городов.

Статья «о торговле всеми товарами без исключения» по содержанию, по-видимому, была аналогична статье договора с Орденом 1481 г., гласившей: «А купити новгородцу всякий товаръ без вывЪта, и продати ему всякий товар доброволно в княжой мистровой державЪ, в Риги и на Юрьеве, и на Колывани, и на Ругодивй и во всихъ городЪхъ в княжъ мистровыхъ и въ бискупъвихъ городЪхъ».¹¹⁾ Этой статьей магистр гарантировал новгородцам свободу торговли в Ливонии всеми товарами, без каких-либо ограничений. Аналогичной гарантии добивались великокняжеские наместники от Ганзы в 1487 г.

Статья о наказаниях за повреждение бороды, как и аналогичная статья договора с Орденом 1481 г., имела целью защитить русских купцов в Ливонии от физических насилий (см. с. 169).

Интересна статья «о Русском конце в Дерпте». Как мы уже неоднократно указывали, Дерпт являлся одним из центров русской торговли в Ливонии. В городе было русское население, сосредоточенное в «Русском конце». Иван III на протяжении всего своего княжения проявлял неизменное внимание к судьбам русских в Дерпте. Во всех договорах, заключенных с Ливонией во время правления Ивана III (начиная с договора 1463 г. между Псковом и Дерптским епископством), всегда помещалась статья, обязывающая ливонские власти Русский конец и русские {185} церкви в Дерпте «держать по старине» и «не обидеть».¹²⁾ Поскольку Дерпт являлся членом Ганзейского союза, аналогичное обязательство Иван III хотел получить и от Ганзы.

Большое значение имела и статья «о свободе, которую новгородцы должны иметь в Нарве». Она содержала перечень «свобод» — льготных условий, которыми новгородцы должны были пользоваться в Нарве. Раскрыть эти условия нам опять помогает договор с Орденом 1481 г. Согласно договору, в случае, если новгородец совершил торговую сделку в Нарве на реке и взял у немца из его бусы товар прямо в свою ладью, нарвские власти не должны были с этой сделки взимать пошлину. Пошлины с новгородцев не взимались и в том случае, если они, направляясь в другие ливонские города, в Нарве перегружали свои товары на телеги. Далее, весовщики в Нарве не должны были, как это, по-видимому, имело место раньше, «колупать» в свою пользу взвешиваемый новгородский воск: «колупать», и то «мало», могли лишь купцы, покупавшие воск; капь для взвешивания воска должна была соответствовать новгородской. Внимание правительства Ивана III к условиям торговли новгородских купцов в Нарве было обусловлено особой ролью Нарвы в русской внешней торговле. По договору 1481 г. Иван III добился согласия Ордена на создание условий, благоприятствующих дальнейшему развитию торговли новгородцев в Нарве. Во время русско-ганзейских переговоров 1487 г. он хотел, по-видимому, получить подтверждение этих условий от Ганзы.

О содержании статьи, лаконично названной «о магистре», мы можем только догадываться. Может быть, учитывая опыт войны с Орденом 1480—1481 гг., когда Ганза по просьбе магистра помогала Ордену в войне против Новгорода и Пскова, Иван III этой статьей добивался от Ганзы обязательства в случае русско-ливонских конфликтов не оказывать помощи Ордену. Намек на это мы находим в отчете послов Дерпта и Ревеля. Излагая переговоры, которые велись после предъявления русскими перечня желаемых ими статей, послы отмечают, что наместник великого князя интересовался тем, как будут вести себя города, если у великого князя возникнет вражда с магистром.¹³⁾

Помимо требований, которые содержались в перечне русских статей, приведенных в отчете послов Дерпта и Ревеля, в ходе переговоров русской стороной было выдвинуто, по-видимому, еще одно требование — о принятии ганзейскими городами на себя ответственности за ограбления новгородских купцов на море. Послы Дерпта и Ревеля в своем отчете об этом требовании не {186} упоминают, но в договоре с Ганзой 1487 г. мы находим специальную статью об ответственности Ганзы за несчастья, случавшиеся с новгородцами на море. Поскольку требование о принятии Ганзой на себя такой ответственности выдвигалось русской стороной уже с 20-х годов XV в., постольку мы вправе предположить, что оно фигурировало и во время переговоров 1487 г., но почему-то в отчет ганзейских послов не попало.

Мы подробно остановились на статьях, предложенных русской стороной во время переговоров с Ганзой в 1487 г., потому, что в этих статьях получили яркое отражение цели политики Ивана III в отношении Ганзы. В его политике можно проследить две линии. Одна была направлена на изменение порядка торговли между новгородцами и ганзейцами в Новгороде с целью ликвидации привилегий ганзейцев в торговле солью, медом, сельдью, сукнами и обеспечения для новгородцев справедливых условий торговли; здесь великокняжеская власть лишь повторяла требования Новгорода времени его независимости. Другая линия торговой политики Ивана III заключалась в содействии развитию русской торговли за рубежом, и в этом отношении великокняжеская программа была гораздо шире новгородской. Помимо требования «чистого пути» за море, неоднократно выдвигавшегося Новгородом в XV в., великокняжеская власть предъявляла много новых требований, касающихся торговли русских в Ливонии.

Факт обращения русского правительства с требованиями, касающимися торговли русских в Ливонии, к Ганзейскому союзу является весьма симптоматичным. Он свидетельствует о возникновении в 80-х годах XV в. у русского правительства тенденции рассматривать в вопросах, относящихся к торговле русских в Ливонии, Ганзу и Ливонию как единое целое и соответственно сближать свою ганзейскую политику с ливонской. Эта тенденция объясняется, на наш взгляд, двумя обстоятельствами. Наиболее важное заключалось в развитии русской торговли в Ливонии. Мы уже отмечали, что по ряду причин новгородцам выгоднее было совершать торговые сделки в ливонских городах, нежели торговать с ганзейцами у себя в Новгороде. И это побуждало новгородцев активно посещать ливонские города. О размахе, который получила торговля русских купцов в Ливонии во второй половине XV в., свидетельствует один очень интересный документ. В 1476 г. ганзейские города, собравшиеся на съезд в Любеке, писали ливонскому магистру, что русские купцы, «вопреки старым обычаям», посещали теперь не только крупные центры Ливонии, но и маленькие города; что во время своих поездок по Ливонии они пользовались не предназначенными для этого главными дорогами, а различными обходными путями, благодаря чему хорошо узнали страну; что, вопреки «старине», они вели в ливонских городах торговлю с местным населением — «не немцами». Пугая магистра ущербом, который все это может принести {187} стране и купечеству, представители городов просили, «чтобы такая необычная торговля в необычных городах русских с ненемцами была прекращена и чтобы это соблюдалось и им не разрешалось бы больше, чем исстари».¹⁴⁾ Вследствие такого развития русской торговли в Ливонии в XV в. центр западной торговли России из Новгорода все больше перемещался в ливонские города. Отсюда то значение, которое приобрели в русско-ганзейских отношениях вопросы торговли русских в Ливонии. Другим обстоятельством, побуждавшим великокняжеское правительство сближать свою ганзейскую политику с ливонской, являлось своеобразие юридического положения ливонских городов. Расположенные на землях Ордена и епископов, ливонские города находились в зависимости от них; в то же время, будучи членами Ганзейского союза, они должны были подчиняться его постановлениям. Двойное подчинение ливонских городов побуждало русское правительство добиваться гарантии в отношении торговли русских в Ливонии и от ливонских ландесгерров, и от Ганзы.

Если сопоставить требования, предъявленные великокняжескими представителями Ганзе в 1487 г., с содержанием грамоты, дарованной Иваном III ганзейскому купечеству в 1478 г., то можно заметить в намерениях Ивана III по отношению к Ганзе разительную перемену: в 1478 г. Иван III гарантировал ганзейским купцам сохранение традиционных норм русско-ганзейских отношений,¹⁵⁾ теперь по его велению Ганзе были предъявлены требования, ломавшие эти нормы. Такая перемена была вызвана изменением внутреннего и внешнего положения России, успехами Москвы в деле объединения русских земель и борьбы с внешними врагами: в 1480 г. было ликвидировано татарское иго, в 1481 г. заключен выгодный для России мирный договор с Ливонией, в 1485 г. подчинено московской власти Великое княжество Тверское и, наконец, почти за десятилетие, истекшее со времени дарования Иваном III грамоты ганзейскому купечеству, были упрочены позиции великокняжеской власти в Новгороде. Все это давало возможность правительству Ивана III перейти к активной политике по отношению к Ганзе, и этот переход получил свое яркое выражение в требованиях, предъявленных великокняжескими представителями ганзейским послам в 1487 г.

Статьи, предложенные русской стороной для включения в договор с Ганзой, были отвергнуты ее послами. По поводу статьи «о свободе, которую новгородцы должны иметь в Нарве», послы заявили, что Нарва — неганзейский город, поэтому никаких обязательств в отношении нее Ганза брать на себя не может. Остальные статьи послы отклонили на том основании, что им был дан приказ заключить договор на основе старого {188} крестоцелования. В течение последующих дней обе стороны продолжали переговоры, но они не продвинулись вперед, и послы Дерпта и Ревеля жаловались, что они 16 дней «ходили праздно». Между тем 29 марта из Москвы приехал посланный туда ранее из Новгорода гонец. 1 апреля послам был предъявлен проект договора, составленный, вероятно, на основе инструкций, привезенных гонцом из Москвы. Проект не удовлетворил ганзейских послов, ибо, как гласит отчет, «о торговле по старине с обеих сторон там ничего не было». Недовольство послов вызвала также необычная для грамот Великого Новгорода периода его самостоятельности, но принятая в грамотах великого князя формула о том, что послы «били челом» великому князю и он их «пожаловал». Послы заявили о своем несогласии с проектом договорной грамоты и пригрозили уехать.¹⁶⁾ Дальнейшее течение переговоров неизвестно, но в конце концов обе стороны пришли к соглашению, результатом чего явился договор о 20-летнем мире.¹⁷⁾

Договор 1487 г. — первый договор, заключенный между Ганзой и Новгородом после того, как он вошел в состав единого Русского государства. По существу это договор между Русским государством и Ганзейским союзом. Этим определяется его значение.

Договор состоит из введения, семи статей и заключения. Во введении сообщается о прибытии в Новгород, «отчину великого князя», немецких послов: от Дерпта — бургомистра Тимана Геркена и ратмана Иоганна Гаке, от Ревеля — бургомистра Иоганна Рутерта и ратмана Лодевиха Круфта, которые от имени 73 немецких городов заключили мир с наместниками великого князя от 25 марта до 25 марта на 20 лет.

Первая статья договора содержит обоюдную гарантию (для немецких купцов в Новгородской земле и для новгородских купцов в «Немецкой земле») «чистого пути» и беспрепятственной торговли, причем указывается, что купцы должны приезжать и уезжать, а также торговать «по старым грамотам и по этой грамоте, по старому крестному целованию и по этому крестному целованию, безо всякой хитрости». Эта статья в том или ином варианте встречается во всех новгородско-немецких (новгородско-ганзейских и новгородско-ливонских) договорах начиная с договора 1189—1199 г. Повторяемость ее естественна, ибо взаимная гарантия беспрепятственного проезда и торговли купцов является краеугольным камнем торговых сношений между любыми сторонами. Рассматриваемая с этой точки зрения статья в равной мере отвечала интересам Новгорода и Ганзы. Но взятая в конкретно-исторической обстановке второй половины XV в. {189} в связи с требованиями, выдвигавшимися сначала Новгородом, а после его подчинения Москве великокняжеским правительством, эта статья должна быть признана соответствующей в первую очередь интересам Ганзы, ибо сохранение «старины» в сфере торговли означало и сохранение тех условий торговли между новгородцами и ганзейцами в Новгороде, отмены которых добивалась русская сторона.

Вторая статья договора повторяла встречавшееся в более ранних новгородско-ганзейских договорах (в частности, в Нибурове мире 1392 г.) положение о том, что в случае распри Новгорода с его соседями — Швецией, Орденом или Нарвой — немецкие купцы в Новгороде не должны задерживаться. Эта статья была направлена против стремления Новгорода в случае конфликтов со своими соседями, особенно с Орденом, рассматривать ганзейских купцов как принадлежавших к враждебному лагерю и соответственно подвергать их репрессиям. В то же время статья отвечала желанию ганзейцев (высказанному, в частности, во время переговоров 1487 г.), чтобы русская сторона признала тот принцип, что «дела земли», т.е. Ордена, не являются «делами купца», т.е. Ганзы, и таким образом ганзейским купцам в случае русско-ливонских конфликтов была гарантирована безопасность. Но действительная ценность этой гарантии была невелика, ибо реальная политическая обстановка показывала русскому правительству, что «дела купца» и «дела земли» тесно связаны и чем дальше, тем больше усиливалась зависимость ганзейской торговли от позиции Ордена, а это заставляло русские власти рассматривать Орден и Ганзу как силы, принадлежавшие к одному лагерю.

Третья и четвертая статьи договора являются новыми для формуляра новгородско-ганзейских договоров.

Третья статья касается давно наболевшего вопроса об ответственности Ганзы за ограбление новгородских купцов во время их поездок по морю. Этот вопрос впервые был поставлен новгородским правительством еще в начале 20-х годов XV в. в связи с ограблением новгородских купцов пиратами, происходившими из ганзейских городов. Возникшая между Новгородом и Ганзой распря закончилась подписанием договора в 1423 г., по которому ганзейские города брали на себя обязательство искать ограбленный у новгородцев в 1420 г. товар, новгородцы же обещали не подвергать репрессиям немецких купцов из-за товара, который найти не удастся.¹⁸⁾ Согласно буквальному смыслу договора 1423 г., действие этого решения на будущее не распространялось. В дальнейшем новгородское правительство не раз ставило перед Ганзой вопрос о гарантии новгородцам «чистого пути за море», но постоянно наталкивалось на упорное противодействие. Решить спор о «чистом пути за море» для новгородцев удалось только по договору 1487 г. {190}

Третья статья договора гласит: «Если случится новгородскому купцу зло на море от злых людей, которые имеют дом в 73 городах, то 73 города должны их наказать смертью и должны новгородскому купцу возвратить его товар. Если же случится зло от других злых разбойников, и 73 города получат известие [об этом], то они должны сообщить о разбойниках наместникам великого государя в Великий Новгород, отчину великого государя, по крестоцелованию, и если сумеют они захватить злых людей, то должны они наказать их смертью и нoвгopoдcкoмy купцу его товар возвратить. Также если случится ущерб в Новгородской земле немецкому купцу или его товарам, то должны наместники великого князя в его отчине, в Великом Новгороде, искать злых людей, и если найдут они злых людей, то должны наказать их смертью и немецкому купцу возвратить его товар, и из-за злых разбойников не должны новгородские купцы задерживаться ни в Риге, ни в Дерпте, ни в Ревеле». Согласно этой статье Ганза принимала на себя обязательство отвечать за ущерб, причиненный новгородским купцам на море «злыми людьми» — пиратами. При этом предусматривалось два случая: 1) если «злые люди» имеют дом в 73 городах, т.е. являются уроженцами ганзейских городов, то ганзейские города обязаны искать их и, если найдут, казнить, а товар возвратить новгородцам; 2) если же новгородцы пострадали от других «злых людей», т.е. не являвшихся выходцами из ганзейских городов, то города, в случае если они получат известие о них, обязаны сообщить великокняжескому наместнику, а также принять меры для отыскания товаров новгородцев. Вторая часть статьи трактует ответственность Великого Новгорода за ущерб, который может быть причинен немецким купцам в Новгородской земле. В этом случае Новгород принимает на себя обязательство, аналогичное тому, которое дала Ганза. Таким образом, обе стороны брали на себя равные обязательства. Но по существу эта статья отвечала интересам русского купечества, ибо удовлетворяла требование Новгорода, до сих пор упорно отклонявшееся Ганзой.

Следующая, четвертая, статья договора тоже касается вопросов, связанных с заморскими поездками новгородских купцов. Так как новгородские купцы часто пользовались судами вместе с ганзейскими купцами, то в случае пропажи товара из-за кораблекрушения, грабежа или еще по какой-нибудь причине между немцами и новгородцами легко возникали споры из-за дележа оставшегося товара, поэтому статья устанавливала определенные правила дележа товара: что останется после несчастного случая, немец должен делить с новгородцем соответственно доле товара, принадлежавшего каждому из них.¹⁹⁾ {191}

Рассматриваемая статья вводила новые по сравнению с действовавшим в районе Балтики обычаем принципы дележа спасенного товара. По традиции грузовладельцы из спасенного после кораблекрушения имущества могли получать только то, что принадлежало им с самого начала: имущество с их «знаком собственности», как говорили ганзейцы. Таков был обычай ганзейских и готландских купцов, ездивших в Новгород по морю. При этом способе дележа спасенных товаров один из грузовладельцев (чьи товары уцелели) мог получить все спасенное имущество, другой (чьи товары погибли) — ничего. По договору 1487 г. предусматривался раздел спасенного добра между всеми грузовладельцами соответственно доле, которой они владели с самого начала, независимо от того, чей товар уцелел. Этот принцип, который И.Э. Клейненберг считает более справедливым, был введен, по его мнению, под влиянием обычного права, действовавшего в Новгороде и воспринятого после подчинения Новгорода Москве московскими властями.²⁰⁾

Пятая статья договора 1487 г. являлась традиционной для русско-ганзейских договоров. Она содержала обоюдную гарантию справедливого суда для купцов обеих сторон на чужбине, причем указывала, что «по всем обидным делам» суд следует давать «по старым грамотам и по этой грамоте, безо всякой хитрости». Таким образом, здесь, как и в первой статье, подчеркивается, что отношения между Новгородом и Ганзой восстанавливаются на основе «старины». С этой статьей по содержанию связана седьмая статья. Цель ее — защита купца, находящегося на чужбине, от насилий со стороны местных властей: купца на чужбине нельзя ни в клеть сажать, ни в погреб, ни заключать в оковы, но следует ему «правду (суд) дать» по крестному целованию. Впервые рассматриваемая статья встречается в договорной грамоте о двухлетнем перемирии между Новгородом и Ганзой 1466 г. Но там она носила односторонний характер: трактовала вопрос о новгородцах, находившихся в «Немецкой земле»;²¹⁾ в договоре же 1487 г. статья касалась как новгородцев в «Немецкой земле», так и немцев в Новгороде.

Шестая статья договора 1487 г. имела в виду прибытие в Новгород во время действия договора посольства от всех 73 ганзейских городов обеих сторон моря. Статья, по-видимому, предусматривала подтверждение договора ганзейским посольством с участием представителей заморских городов, поскольку договор был заключен только представителями ливонских городов. {192}

В заключение указывается, что на договорной грамоте крест целовали немецкие послы, а с русской стороны — бояре и купеческие старосты. Великокняжеские наместники креста не целовали и на грамоте только подписались.

Если мы сравним содержание договора 1487 г. с той программой, которая была выдвинута русской стороной во время переговоров, то должны будем констатировать, что лишь небольшая часть этой программы нашла свое отражение в договоре. При заключении договора представители великого князя отказались от своих требований, направленных на изменение порядка торговли ганзейцев в Новгороде солью, медом, сукнами, от большинства требований, целью которых являлось устранение помех для заграничной торговли новгородцев (все требования, касающиеся торговли новгородцев в Ливонии, в договор не попали). Более того, великокняжеские представители согласились на включение в договор гарантии «старины» и в вопросах торговой деятельности ганзейских купцов и юридического положения их. Несмотря на это, договор 1487 г. все же свидетельствует о переломе, происшедшем в русско-ганзейских отношениях.

Перелом нашел свое выражение уже в формуляре договора. Если прежде новгородско-ганзейские договоры начинались с формулы «Приехали немецкие послы в Великий Новгород к преосвященному архиепископу Великого Новгорода…, и к посаднику…, и к старым посадникам, и к тысяцкому…, и ко всему Новгороду, и немецкие послы… руку взяли у посадника новгородского…»,²²⁾ то договор 1487 г. начинается с характерного для ряда документов, вышедших из московской дипломатической канцелярии, введения: «По божьей воле и по велению великого государя… приехали немецкие послы… и били челом…, и докончали мир».²³⁾ За разными формулировками скрывались разные воззрения на положение договаривающихся сторон. Прежняя формулировка новгородско-ганзейских договоров исходила из равенства обеих сторон, формулировка договора 1487 г. подчеркивала могущество России и слабость позиций Ганзы. Вот почему во время предварительных переговоров вопрос о включении в договор формулы о «челобитьи» вызвал возражения ганзейских послов, но в конце концов они вынуждены были с нею согласиться.

Еще больше о потере Ганзой ее позиций свидетельствует включение в договор статьи об ответственности Ганзы за ограбления новгородских купцов на море. Принятие Ганзой этой ответственности означало по существу согласие ее на предоставление новгородцам «чистого пути за море», т.е. реализацию того требования, которого новгородцы безуспешно добивались более полувека. {193}

Таким образом, договор 1487 г. по оформлению и частично по содержанию отвечал интересам русской стороны. Ганзейские города при заключении его пошли на уступки, которые были обусловлены в первую очередь политическими изменениями, происшедшими на Руси. Ганзейскому союзу противостоял теперь не раздираемый внутренними противоречиями Новгород, доживавший последние дни своей политической самостоятельности, а единое Русское государство, возглавляемое могущественным государем — великим князем Московским. В его могуществе, в его решимости защищать интересы своего государства и своих подданных Ливония и Ганза смогли убедиться на опыте, русско-ливонской войны 1480—1481 г. И теперь, во время переговоров о мире между Новгородом и Ганзой, ганзейские представители сочли за лучшее по некоторым вопросам уступить.

Но и великокняжеская власть отказалась от своей первоначальной программы. Мы не можем сказать с полной определенностью, почему великий князь отступил от своих начальных требований, почему, добившись уступки Ганзы в вопросах, связанных с заморскими поездками новгородских купцов и формуляром договора, он согласился на подтверждение для ганзейцев прежних условий их торговли и отказался от требования предоставления Ганзой гарантий торговой деятельности новгородцев в Ливонии. Никаких указаний по этому поводу источники не дают. Вероятнее всего, согласие великого князя на отступление от первоначально начертанных им требований, предъявленных ганзейским послом, находилось в связи с общим внешнеполитическим положением Русского государства в момент, когда происходили русско-ганзейские переговоры. К.В. Базилевич весьма убедительно показывает, что в 1480-х годах, после освобождения от татарского ига, главной внешнеполитической задачей Ивана III являлось обеспечение безопасности восточной и южной границ Русского государства, без чего немыслим был переход к активной политике на Западе.²⁴⁾ Весной 1487 г., когда в Новгороде велись переговоры с ганзейскими послами, великий князь был занят подготовкой к решительному наступлению на Казань, чтобы обезвредить этот очаг опасности на востоке русской земли. Не удивительно, что в этих условиях, получив из Новгорода известие об упорном нежелании ганзейских послов принять русский проект договора в его полном объеме, Иван III дал указание пойти на уступки, чтобы не осложнять положения на западных границах Руси.

Таким образом, хотя договор 1487 г. бесспорно свидетельствует о переломе в русско-ганзейских отношениях, об изменении соотношения сил в пользу русской стороны, тем не менее по своему характеру он был компромиссным и, как всякий {194} компромисс, не мог быть прочным. Это прекрасно сознавали сами ганзейские послы, отнюдь не возлагавшие радужных надежд на заключенный ими с таким трудом договор. Заканчивая отчет о своем посольстве в Новгород, они следующим образом характеризовали договор: «Это — мост, который не следует слишком нагружать, иначе он упадет в воду».²⁵⁾ Дальнейшие события показали, что для скептицизма послов имелись основания.

Изменение условий торговли ганзейцев в Новгороде в конце 80-х — начале 90-х годов XV в.

Требования, предъявленные представителями Ивана III ганзейским послам в 1487 г., были, как мы установили, продолжением и дальнейшим развитием основных направлений внешнеторговой политики Новгорода, имевшей целью покровительство торговле новгородского купечества. И хотя новгородско-ганзейский договор 1487 г. явился отступлением от намеченной правительством Ивана III программы, тем не менее он свидетельствовал о внимании Ивана III к интересам новгородского купечества.

Выводу о намерении Ивана III оказывать содействие развитию торговли Новгорода противоречат, на первый взгляд, мероприятия, проведенные по отношению к новгородским купцам в 1487—1489 гг. Весною 1487 г., вскоре после заключения новгородско-ганзейского договора, из Новгорода были «выведены» 50 лучших гостей. «Выводы» купцов повторились зимою 1487/88 и в 1489 г. На место «выведенных» были поселены московские купцы.²⁶⁾ Некоторые исследователи расценивают «выводы» новгородских купцов как меры, имевшие целью уничтожение торгового могущества Новгорода.²⁷⁾ Однако нам кажется правильным мнение В.Н. Вернадского, что выселение новгородских купцов, как и бояр, было обусловлено соображениями отнюдь не экономического порядка. «Выводы» новгородских купцов и сопутствовавшее им переселение московских являлись средством борьбы с оппозицией московским порядкам, охватившей не только боярство, {195} но и какую-то часть посада.²⁸⁾ «Переведенные» московские купцы, как испомещенные на новгородских землях дворяне, должны были служить политической опорой великокняжеского правительства, но в экономическом отношении купцы-переселенцы неизбежно должны были слиться с оставшимся новгородским купечеством, войти в его состав. Таким образом, «выводы» новгородских купцов и переселение московских имели своим следствием изменение состава новгородского купечества, но не его уничтожение (хотя, конечно, «выводы» новгородских купцов и замещение их московскими не могли не оказать временного отрицательного влияния на торговую деятельность Новгорода).

Мероприятия Ивана III конца 80-х — начала 90-х годов, касающиеся внешней торговли Новгорода, показывают, что он ставил своей целью не подрыв торговой деятельности вновь подчиненного города, а, наоборот, содействие ее развитию, ибо эти мероприятия представляли собой, как мы это попытаемся показать, решение основных задач торговой политики, выдвигавшихся еще правительством Новгородской республики.

В конце 80-х — начале 90-х годов великокняжеские наместники в Новгороде провели ряд мер для изменения порядка торговли с ганзейцами. Приступив к практическому осуществлению этой, задачи, наместник великого князя в Новгороде в первую очередь ликвидировал одну из наиболее доходных привилегий ганзейского купечества — право продажи соли мешками и меда бочками без взвешивания. В 1488 г. наместник великого князя издал распоряжение о том, что соль и мед могут продаваться только по весу, поэтому при продаже эти товары надлежит доставлять на весы. Это распоряжение встревожило ливонские города, и в результате переписки между ними решено было отправить к великому князю послов с просьбой отменить нововведения и восстановить «старину».²⁹⁾

В качестве послов были избраны представитель Ревеля Томас Гаденбеке и приказчик немецкого двора в Новгороде Ганс Гертвиг. Послы, прибывшие в Москву в начале 1489 г., принесли великому князю от имени 73 городов Ганзы ряд жалоб на нарушение прав и привилегий ганзейского купечества в Новгороде. Основное содержание жалоб составляли сетования по поводу постановления наместника об обязательном взвешивании меда и соли и попытки оправдать ганзейцев в недостаточности веса этих товаров. Кроме того, от имени ганзейского купечества послы обратились к великому князю с жалобами и на другие, более мелкие нарушения «старины»: на то, что территория, прилегающая к немецкому двору, застроена новгородцами, что приказчику двора новгородские власти не разрешают розничную продажу спиртных {196} напитков и т.д.³⁰⁾ На жалобу ганзейцев по поводу нововведений в торговле солью и медом великий князь ответил, что он не принуждает немецких купцов к обязательному взвешиванию: они могут продавать свои товары «по старине», без взвешивания, всем, кто захочет их так покупать; он обязывает взвешивать соль и мед своих подданных, новгородцев, а делает он это потому, что они много раз жаловались, что в прежние времена ласт меда или соли весил 120 ливонских фунтов, а теперь не больше 80 или 90. По поводу остальных жалоб, принесенных ганзейскими послами, великий князь заявил, что летом он прибудет в Новгород для разбора всех «обидных дел» и к этому времени города должны прислать туда своих послов. Когда послы возвратились из Москвы в Новгород и сообщили ганзейским купцам ответ великого князя, последние немедленно отправились к наместнику, чтобы выяснить, могут ли немецкие купцы продавать, как сказал им великий князь, соль и мед без взвешивания, «по старине». Наместник повторил остроумный ответ великого князя, что распоряжение о взвешивании относится не к немецким купцам, а к новгородцам.³¹⁾ Великий князь не нарушал крестоцелования: немецкие купцы могли продавать свои товары без взвешивания, но только подданным великого князя — новгородцам — запрещалось совершать какие-либо сделки без взвешивания товаров. Так простым распоряжением великокняжеского наместника, облеченным в остроумную форму, был решен давний спор между Новгородом и Ганзой из-за условий продажи ганзейцами их товаров в Новгороде, и ганзейцы лишились одной из наиболее доходных привилегий, которыми они пользовались в Новгороде.

Сведения о положении дел в Новгороде вызвали тревогу среди ганзейских городов. В завязавшейся переписке города предлагали различные меры для изменения создавшегося положения: Ревель предлагал, чтобы в знак протеста немецкие купцы вывезли свои товары из Новгорода, Рига и Дерпт считали целесообразным созвать съезд ливонских городов. Любек, как глава Ганзейского союза, решил от своего имени обратиться к великому князю, использовав для этого авторитет посла великого князя к императору Юрия Траханиота. По просьбе рата Любека Юрий обратился к великому князю с ходатайством за ганзейских купцов, которое он отправил великому князю вместе с письмом властей Любека.³²⁾ Однако это заступничество не помогло. Великий князь ответил лишь, что он рассудит все спорные дела в Новгороде, который собирается вскоре посетить.³³⁾ {197}

Пока ганзейские города тщетно изыскивали средства для восстановления «старины» в Новгороде, там было проведено еще одно мероприятие, ущемлявшее интересы ганзейского купечества. До сих пор одной из важнейших привилегий ганзейцев в Новгороде являлось почти полное освобождение от уплаты пошлин: ганзейцы уплачивали лишь одну проезжую пошлину — в Гостинополье и одну весовую в самом Новгороде — весчее, причем эта пошлина взималась от акта взвешивания, независимо от веса товара (см. с. 31). Теперь по распоряжению великого князя было введено новое правило: весовщики, приставленные к весам при церкви св. Ивана, должны были взимать 3 деньги не с взвешиваемого товара целиком, а с каждого корабельного фунта его веса.³⁴⁾ На повышение весовой пошлины в Новгороде аналогичным мероприятием ответил Ревель. Здесь была повышена пошлина за провес товаров, чтобы повлиять на русских и добиться отмены невыгодного для ганзейских купцов постановления,³⁵⁾ но эти действия успеха не имели.

В начале 1494 г. ганзейскому купечеству в Новгороде был нанесен еще один удар: было ликвидировано право ганзейцев «колупать» покупаемый у новгородцев воск и требовать «наддач» к мехам, приобретаемым у новгородцев. Эта мера, как и принятое раньше постановление об обязательном взвешивании соли и меда, была проведена в форме одностороннего, обязательного лишь для новгородцев распоряжения новгородских властей. Сообщая об этом нововведении, власти немецкого двора писали: «Да будет ведомо вашей милости, что наместники великого князя и купеческие старосты постановили и приняли решение, что никакой русский купец не должен немцу давать колупать свой воск под угрозой штрафа в две гривны (stucke) и бичевания; также не должны они давать никаких наддач ни к белке, ни к горностаю, ни к ласке…». Трижды ганзейские купцы обращались к новгородским властям с просьбой отменить нововведение и соблюдать «старину» и трижды получали категорический отказ, причем новгородские власти очень остроумно отвели упреки в несоблюдении крестоцелования и «старины»: «…они (новгородские власти, — Н.К.) нам ответили, — читаем мы в письме немецкого двора, — что они хотят держать крестоцелование, но что в нем не стоит, что мы должны колупать воск и брать наддачи; поскольку это не стоит в крестоцеловании, то каждый может продавать свой товар как ему нравится».³⁶⁾

Постановление наместника великого князя 1494 г. о торговле воском и мехами ликвидировало последнюю привилегию ганзейцев в области торговли, которой они еще пользовались в Новгороде. {198} Так в течение нескольких лет простыми постановлениями великокняжеских наместников были осуществлены те цели, которых на протяжении почти столетия тщетно добивалось правительство Новгорода: был изменен невыгодный для новгородского купечества порядок торговли между новгородцами и ганзейцами в Новгороде, ликвидированы торговые привилегии ганзейцев. Достижение этих целей означало вместе с тем реализацию одного из пунктов программы ганзейской политики великокняжеского правительства, намеченной в 1487 г.

Другой пункт программы, заключавшейся в содействии развитию заграничной торговли новгородцев, был осуществлен лишь частично — по договору 1487 г. Ганза приняла на себя ответственность за ограбления новгородцев на море. Что касается предоставления Ганзой гарантий условий торговли новгородцев в Ливонии, то это требование великокняжеского правительства ганзейские города в 1487 г. отклонили. В конце 80-х — начале 90-х годов правительство Ивана III с требованиями, касающимися торговли новгородцев в Ливонии, к Ганзе не обращалось: по-видимому, русское правительство сочло нерациональным одновременно менять условия торговли ганзейцев в Новгороде и добиваться от Ганзы гарантий в отношении торговой деятельности новгородцев в Ливонии. Но одно мероприятие в последнем направлении все же было проведено. В начале 1494 г. ганзейских купцов в Новгороде известили, что если русским купцам в Риге, Дерпте, Ревеле или Нарве будет причинен ущерб, то за него будут взыскивать с приказчика двора и помощника приказчика в Новгороде,³⁷⁾ иными словами, ответственность за ущерб, причиненный русским купцам в Ливонии, возлагалась на ганзейское купечество в Новгороде. Но это мероприятие представляло собой одностороннее распоряжение великокняжеского наместника и не было равнозначно гарантиям Ганзой торговой деятельности новгородцев в Ливонии. Эти гарантии предстояло еще получить.

Наступление на привилегии ганзейцев в Новгороде в конце XV в. не было изолированным явлением. Аналогичные процессы происходили и в других европейских странах, где ганзейское купечество издавна занимало привилегированное положение.

В Англии 80–90-е годы заполнены жалобами английских купцов на вред, который им приносят привилегии ганзейцев, и требованиями покончить с этими привилегиями. Абсолютизм Тюдоров, опиравшийся на национальную буржуазию, не мог не прислушаться к ее голосу. И хотя Генрих VII подтвердил в 1486 г. условия Утрехтского мира 1474 г., тем не менее он проводит ряд мероприятий, направленных против ганзейцев, в целях содействия развитию английской промышленности, торговли и судоходства: в Лондоне и некоторых других городах Англии была ограничена свобода торговли, которой ганзейцы пользовались ранее; право {199} перевозки определенных видов товаров было закреплено только за английскими судами; запрещен ввоз в Англию некоторых товаров (например, шелка), входивших в состав ганзейского импорта в Англию и т.д.³⁸⁾

В Дании король Иоанн следовал ставшей традиционной для датских королей политике ограничения привилегий ганзейцев, проводившейся, правда, в зависимости от внутренних и внешних обстоятельств с разной степенью настойчивости. Вступив на престол в 1482 г., Иоанн под разными предлогами оттягивал подтверждение привилегий ганзейцев в Дании, которого они добивались. Лишь в 1489 г. он обнародовал всеобщее подтверждение привилегий ганзейским городам, сопроводив его, однако, рядом существенных оговорок. В то же время датские власти осуществляли мероприятия, стеснявшие деятельность ганзейцев: увеличивали торговые пошлины, запрещали ганзейским купцам торговлю с крестьянами и т.д. Против ганзейцев были направлены и мероприятия Иоанна, способствовавшие торговле голландцев в его владениях.³⁹⁾

Таким образом, конец XV в. был временем повсеместного ухудшения положения ганзейцев. Соответственно ганзейские документы этих лет наполнены жалобами на притеснения, которые приходится испытывать ганзейцам в Англии и Дании, Нидерландах и России. «Мы желаем вам дружественно сообщить, — говорится в одном ганзейском документе, датированном весною 1494 г., — что ганзейские бюргеры, купцы и шкиперы в королевствах Англии, Дании, Норвегии, а также в Брюгге во Фландрии и в Новгороде в России, так же как и в других местностях, вопреки ганзейским привилегиям, свободам, старине и добрым обычаям, сильно ущемляются и обременяются различными нововведениями, необычными и тяжелыми постановлениями».⁴⁰⁾ Эти и подобные им жалобы показывают, что ганзейцы остро ощущали происходившие перемены в их положении. В основе перемен лежали возрастающее сопротивление господству ганзейцев в сфере внешней торговли со стороны национального купечества европейских стран и политика покровительства развитию национальной торговли и промышленности, осуществлявшаяся правительствами централизованных государств. {200}

Назад К оглавлению Дальше

¹⁾ HUB, Bd. XI, № 95. — Грамота не датирована. В. Штейн и Л. Гетц датируют ее 25 марта 1487 г. (HUB, Bd. XI, S. XVI; Gоеtz L. Deutsch-russiche Handelsverträge des Mittelalters, S. 218). Мы следуем датировке, предложенной Г. Козаком (Cosack Н. Livland und Russland zur Zeit des Ordensmeisters Johann Freitag, Bd. XXXII, S. 113-114).

²⁾ HR3, Bd. I, № 84.

³⁾ Письмо Годеке фон Тельгте Тидеманн Герике от 1 июля 1478 г.: HR3, Bd. I, № 143.

⁴⁾ Переговоры ливонских ратманов с Любеком и другими вендскими городами в апреле–мае 1480 г.; Рецесс ганзейского съезда от 16 сентября 1481 г.: HR3, Bd. I, № 277, 334, § 2, 9.

⁵⁾ Отчет послов Дерпта и Ревеля о переговорах в Новгороде в 1487 г.: HUB, Bd. XI, № 102, § 3.

⁶⁾ Ганзейская переписка от 1482 и 1484 гг.: HR3, Bd. I, № 364, 580.

⁷⁾ Рецесс съезда от 9 марта 1486 г.: HR3, Bd. II, Leipzig, 1883, № 26, § 26, 27.

⁸⁾ Отчет послов Дерпта и Ревеля о переговорах в Новгороде в 1487 г.: HUB, Bd. XI, № 102, § 4.

⁹⁾ «Int erste van der friheit, so de Nowgarder to Narwe heben scholde; item dat den hernn mester; item mit der wichte in den steden; item mit perden uthtoforen; item umme Barttogeswiken hovet aff to slande; item van den lethsagen; item to kopslagen mit aller wäre nichtee buten boscheden; item de hoveszsmeth sbal nicht krogen dan by tunnen; item van dem Ruschen ende to Darpte; item dat de gemenen stede up der Narwe beste scholden mede körnen to dage; item van lcorte und lenge der laken; van packinghe des heringes; item van honninge» (HUB, Bd. XI, № 102, § 8).

¹⁰⁾ Жалобы новгородцев на насилия над их купцами в Ливонии, 1461 г.: LUB, Bd. XII, № 80.

¹¹⁾ АЗР, т. I, № 75, с. 96.

¹²⁾ См. выше, с. 137-141. В договоре Новгорода с Орденом 1493 г. и в договорах Новгорода и Пскова с Орденом 1503 г. статья о русских церквах и конце в Дерпте заменена статьей об обязательстве ливонских властей оберегать русские церкви во всех ливонских городах.

¹³⁾ Отчет послов Дерпта и Ревеля о переговорах в Новгороде: HUB, Bd. XI, № 102, § 9.

¹⁴⁾ HR2, Bd. VII, Leipzig, 1892, № 364.

¹⁵⁾ HUB, Bd. XI, № 95.

¹⁶⁾ Отчет послов Дерпта и Ревеля о переговорах в Новгороде: HUB, Bd. XI, № 102.

¹⁷⁾ HR3, Bd. II, № 136. — Русский перевод текста договора см.: Казакова Н.А. Русско-ганзейский договор 1487 г., с. 225-226.

¹⁸⁾ ГВНП, № 62.

¹⁹⁾ Данное нами ранее толкование этой статьи: «Что останется после несчастного случая, немец должен делить с новгородцем поровну» (ИЗ, № 47, с. 12) является неверным. В настоящей работе мы используем указание И.Э. Клейненберга, что средненижненемецкое na partall (читающееся в тексте статьи) соответствует латинскому pro rata parte и должно переводиться «соответственно доле каждого» (Клейненберг И.Э. Кораблекрушение в русском морском праве XV—XVI вв., с. 354).

²⁰⁾ Там же, с. 357-358.

²¹⁾ ГВНП, № 76.

²²⁾ См., например, договор 1436 г. (ГВНП, № 67).

²³⁾ Эта формула заимствована из договора с Орденом 1481 г. (АЗР, т. I, № 75).

²⁴⁾ Базилевич К.В. Внешняя политика Русского централизованного государства, с. 169-220.

²⁵⁾ HUB, Bd. XI, № 102, § 16.

²⁶⁾ О высылке купцов из Новгорода сообщается в письме Дерпта двум ревельским ратманам от 25 июня 1487 г. (HR3, Bd. II, № 174). Во Владимирском летописце читается известие о «выводе» в 1487 г. из Новгорода 50 гостей (ПСРЛ, т. XXX, М., 1965, с. 137). В своде 1508 г. и Воскресенской летописи находится известие о «выводе» в 1489 г. из Новгорода более тысячи бояр, житьих людей, гостей (ПСРЛ, т. VI, с. 37; т. VIII, с. 218), в Львовской и Софийской второй летописях — о «выводе» в 1488 г. более семи тысяч житьих людей (ПСРЛ, т. VI, с. 238; т. XX, ч. 1, с. 353). В Никоновской летописи имеются известия о «выводах» 1487 и 1489 гг. (ПСРЛ, т. XII, с. 219-220).

²⁷⁾ Соsасk Н. Livland und Russland zur Zeit des Ordensmeisters Johann Freitag, Bd. XXXI, S. 87.

²⁸⁾ Бернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. М.–Л., 1961, с. 337.

²⁹⁾ Переписка между Дерптом и Ревелем от ноября — декабря 1488 г.: HR3, Bd. II, № 258, 259; HUB, Bd. XI, № 257.

³⁰⁾ Жалобы ганзейского купечества: HUB, Bd. XI, № 277.

³¹⁾ Письмо немецкого двора Дерпту от 19 марта 1489 г.: HR3, Bd. II, № 261.

³²⁾ Переписка ганзейских городов: HUB, Bd, XI, № 289, 296; HR3, Bd. II, № 262-264.

³³⁾ Письмо Ревеля Любеку от августа 1489 г.: HUB, Bd. XI, № 316.

³⁴⁾ Письмо немецкого двора Дерпту от 3 августа 1489 г.: HR3, Bd. II, № 266.

³⁵⁾ Письмо Ревеля Дерпту от августа 1489 г,: HUB, Bd. XI, № 315.

³⁶⁾ Письмо немецкого двора Ревелю от 26 марта 1494 г.; HR3, Bd, III, № 330.

³⁷⁾ Там же.

³⁸⁾ Schulz F. Die Hanse und England von Eduards III. bis auf Heinrichs VIII. Zeit. Berlin, 1911, S. 134-145.

³⁹⁾ Фоpстeн Г.В. Борьба из-за господства на Балтийском море в XV и XVI столетиях. СПб., 1884, с. 141-148.

⁴⁰⁾ Письмо съезда вендских городов в Любеке Зесту от 14 марта 1494 г.; HR3, Bd. III, № 276.

Назад К оглавлению Дальше