Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Медынцева А.А.
Надписи на амфорной керамике X — начала XI в. и проблема происхождения древнерусской письменности

Культура славян и Русь. М., 1998 г.
[176] — конец страницы.

Происхождение письменности на Руси, время ее возникновения, ее характер — одна из самых дискуссионных проблем русской истории. Отдельные факты об использовании письменности в дохристианской Руси стали известны еще в прошлом веке, но, как правило, они рассматривались вне процесса исторического развития, как некоторые любопытные известия. К тому же исторические источники, дошедшие до нас в поздних списках, отрывочны, неясны и допускают различные толкования. Эти данные (договоры Руси с Византией 911 и 944 гг., свидетельства восточных авторов, сведения о "русской" письменности "Пространного жития Кирилла" и т.д.) известны уже многим поколениям исследователей, тем не менее в решении вопроса о характере письменности, использовавшейся до официального крещения Руси, до сих пор не достигнуто существенных успехов.

Ограниченность письменных сведений закономерно заставляет обратить внимание на источники эпиграфические: знаки и письмена, встречающиеся на камнях, сосудах, штукатурке древних зданий, монетах, печатях и других предметах материальной культуры. По сравнению с литературными сведениями они отличаются значительными преимуществами: как правило, их находят в конкретных прослойках археологического культурного слоя, в окружении других находок, а иногда и в составе археологических комплексов, что позволяет датировать их сравнительно точно.

Хронологически и географически определенные надписи, дошедшие до нас без последующих переписываний, представляют интерес в первую очередь как непосредственный источник по истории письменности. Обращение к эпиграфическому материалу позволило отнести ее использование у славян к более раннему времени, чем официальное крещение, связать ее с процессом становления государственности. Оказалось, что первые ее носители — жители протогородов и городских центров, расположенных на важнейших торговых магистралях, связывавших Древнюю Русь с Византией, Кавказом, странами Востока, Северной и Западной Европы.¹⁾

Особенная роль в этом процессе принадлежит Причерноморью, где славянский мир тесно соприкасался не только с богатой культурными традициями Византией, но и с культурой других народов, населявших торговые причерноморские города. Новостью для исследователей явилось то обстоятельство, что первоначальное практическое использование письменности связано не столько с христианскими [176] общинами и деятельностью миссионеров, сколько со средой государственной дипломатии и внешней торговли. Об этом говорят и география древнейших (IX—X вв.) находок надписей, и различные письменные системы (руническая, греко-византийская, куфическая, кириллическая), использовавшиеся в одних и тех же древних торговых, ремесленных и административных центрах, и сам характер надписей, обнаруженных на монетах, печатях и амфорах-корчагах.

Амфоры — специфически торговая тара, использовавшаяся еще в античное время для перевозки зерна, вина, масла, нефти. Если судить по письменным источникам и надписям, в Древней Руси амфоры-корчаги использовались в основном для транспортировки и хранения вина и масла. Основные центры производства "тарной керамики" (как называют амфоры археологи) находились в Причерноморье и нижнем Подонье. Лишь позднее (в XII—XIII вв.) какая-то часть древнерусских амфор-корчаг могла изготовляться непосредственно в Киеве. Из теплых южных стран амфоры с вином и оливковым маслом расходились по территории всей Древней Руси до таких далеких северных городов, как Ладога и Псков.

На них довольно часто встречаются зарубки, метки, отдельные буквы. Более редкой находкой являются надписи. К настоящему времени известно около двух десятков надписей, поддающихся прочтению. Количество знаков, меток, монограмм на амфорах-корчагах пока учету не поддается. Назначение сосудов-корчаг определяет и содержание надписей. Чаще всего в надписях указывается имя владельца. Иногда вместе с именем наносится и знак собственности. Так, на ручке амфоры из Плиски (Болгария) сначала нанесен тамгообразный знак собственности ("ижица" с двумя параллельными чертами — знак царского рода, широко представленный по другим материалам), а ниже — кириллическая надпись, называющая собственника "Показовъкрицаг ()".²⁾ Хотя эта надпись найдена вне пределов Древней Руси и принадлежит южным славянам, тем не менее она объясняет наличие на русских корчагах тамгообразных знаков и буквенных инициалов, тоже обозначающих, вероятно, владельческую принадлежность корчаги. В некоторых случаях имя дополняется названием сосуда. Иногда указывается и содержимое сосуда, чаще всего вино и лишь один раз — масло.

Известно, что корчага как типично стандартная тара была и определенной мерой вместимости. Поэтому не исключено, что наличие имени или количественного обозначения на корчагах вызвано не только простой необходимостью для владельца пометить свою собственность и содержимое сосуда, что необходимо при хранении и транспортировке, но и обозначить при совершении торговых операций меру вместимости определенного продукта. Что такие корчаги-стандарты существовали, снова свидетельствуют находки из Болгарии. На ручке корчаги, найденной в Преславе, находится надпись, прочерченная после обжига, — МЄРNЪІ³⁾ — девятимерный (корчаг). В корчаге помещалось 9 каких-то мер, иначе говоря, она была определенным стандартом вместимости. Использование корчаг при торговых операциях, где необходимо учитывать количество покупаемых и продаваемых продуктов, также вызывало необходимость метить их буквами-цифрами и именами. Но, разумеется, потребностями торговли не объясняются все надписи и метки на корчагах. Это могли быть и метки собственника, как на других предметах, [177] благопожелательная надпись сосуду быть всегда полным и даже сопроводительная надпись-послание, написанная вместо бересты на боку корчаги, как на корчаге из Старой Рязани. Но все же обращает внимание, что особенно многочисленны метки и знаки именно на амфорах-корчагах, а надписи на других древнерусских керамических сосудах X—XI вв. (за исключением голосников) вообще до сих пор не обнаружены. Следовательно, появление надписей и многочисленных меток на амфорах-корчагах прежде всего объясняется их назначением в качестве торговой тары. Неудивительно, что древнейшие надписи обнаружены именно на корчагах.

Надписи из Тмутаракани

В то время как древнейшая славянская надпись — Гнездовская — широко известна, надписи, найденные при раскопках в Тмутаракани, до сих пор не встретили должного внимания.

Тмутаракань (византийская Таматарха, современная Тамань) — древний международный порт у Керченского пролива, контролировавшийся Хазарией, где жили греки, хазары, русские, евреи. После походов Святослава (965 г.) стала центром русского Тмутараканского княжества и до начала XII в. была форпостом Киевской Руси на Черном море.

1. Тмутараканский кувшин. При раскопках древней Тмутаракани экспедицией под руководством Б.А. Рыбакова в слоях середины X в. в одном из домов близ центральной городской площади был найден кувшин, использовавшийся для записей. Кувшины такого типа, получившие название "тмутараканских", датируются X в., в основном они использовались для хранения нефти. Кувшин сохранился целиком. На нем в трех местах прочерчены сетки, заполненные знаками и буквами. Расшифровка записей была сделана Б.А. Рыбаковым.⁴⁾ Одна из этих записей с расшифровкой, предложенной Б.А. Рыбаковым, опубликована в некоторых работах, посвященных истории математики Древней Руси,⁵⁾ две другие колонки нигде не издавались. Все три колонки знаков написаны по одной системе, каждая из них представляет разграфленную сетку. В левой части, отделенной вертикальной линией, помещены тамгообразные знаки, разделенные горизонтальными линиями, каждому знаку соответствуют в правой части колонки ряды букв, имеющих цифровое значение, титла и разделительные знаки отсутствуют. Начинается левая колонка буквенным обозначением — КАТ. Б.А. Рыбаков предположил, что в левой вертикальной части колонки тамгообразными знаками обозначены лица, а в правой, содержащей буквы-цифры (расположенные без всякой системы в разном порядке от 50 до 290), — многократные записи или о долгах жителей древней Таматархи (Тмутаракани), или о количестве каких-то однородных товаров. Буквенные инициалы в начале колонки могут, по его мнению, означать сокращенное "катепанъ" — византийский наместник. Относительно принадлежности этой бухгалтерии греку или славянину Б.А. Рыбаков отмечает, что определить это трудно, так как цифровые системы, и византийская, и славянская кириллическая, были одинаковы. Далее он упоминает, что фрагменты сосудов с такими записями есть и в Саркеле (Белой Веже). [178]

Рис. 11. Тмутараканский кувшин. Расшифровка записей (по Б.А. Рыбакову)⁺⁾

Очевидно, следует полностью согласиться с расшифровкой записей, предложенной Б.А. Рыбаковым. Все буквенные знаки, помещенные в правой части сетки, имеют цифровое значение, и хотя титла и разделительные знаки отсутствуют, по-другому истолковать их нельзя. Отсутствие титлов над буквами-цифрами в эпиграфике и берестяных грамотах — обычное явление. Убедительным выглядит [179] предположение, что в левой вертикальной колонке обозначены лица. Но трудно сказать, что обозначает сокращение КАТ, которым начинается колонка. Следует обратить внимание, что буквенными знаками она и заканчивается: СМЄ (с выносным знаком Є). Возможно, это сокращение каких-то специальных терминов, которыми начинались и заканчивались расчеты.^*) В середине помещены тамгообразные знаки, имеющие близкие аналогии с подобными знаками в памятниках Причерноморья, Саркела, Маяцкого городища, в славянских древностях. Эти знаки можно связывать с местным населением Тмутаракани. Скорее всего, они обозначали в данном случае или конкретное лицо, или главу определенной семьи.

Хотя буквы-цифры в каждой из сеток разбросаны без определенной системы, то возрастая, то убывая, при сравнении трех колонок становится заметна определенная закономерность. Наиболее обширна первая (при сравнении слева направо) сетка. Она содержит 10 горизонтальных граф, заполненных буквами-цифрами, количество которых достигает пяти цифровых обозначений сотенного порядка. Левая колонка, отделенная вертикальной чертой, начинается и заканчивается сокращенными буквенными записями (в середине этой графы — тамгообразные знаки). Следующая сетка содержит только восемь горизонтальных граф, в каждой из них цифровых записей, достигающих сотенного порядка, не более двух. В вертикальной графе в первых трех строках знаки-тамги отсутствуют, в следующих повторяются знаки первой сетки, или близкие им, но в другом порядке. Наиболее кратки записи в третьей сетке. Она содержит лишь две горизонтальные графы: в верхней записаны лишь три буквы (после цифровой записи 100 (?)) СМЄ, — как в нижней вертикальной графе первой сетки, только записаны они без выносной буквы, более просторно. Под этими буквами цифровая запись, СІРП (110, 180).

При сравнении трех частей можно отметить определенную тенденцию: уменьшение лиц и цифровых записей от первой сетки к третьей, при этом цифровые расчеты, судя по знакам-тамгам, велись в основном с одними и теми же лицами или семьями. Вероятно, по мере выплаты или получения сумм или, скорее всего, товаров, измеряемых стандартной мерой, количество должников или товаров уменьшалось, и в результате осталась лишь сумма, записанная в последней сетке под сокращенной буквенной записью какого-то термина, может быть, обозначающего итог.

Конечно, трудно определить этническую принадлежность владельца кувшина, он мог быть и греком, и славянином, и представителем тюркоязычного населения Тмутаракани. Среди буквенных знаков не встречено ни одного, который бы отличал именно кириллическую письменность от греческой. Более того, сам облик букв в записи терминов (мелкое, тесное письмо, наличие выносных букв) как будто свидетельствует в пользу греческого (византийского) письма, так как известные кириллические надписи X в. отличаются, как правило, более крупным и медленным письмом. Мы можем лишь констатировать факт, что в Таматархе использовалась для цифровых подсчетов византийская или кириллическая система. К сожалению, [180]

Рис. 12. Тмутараканский кувшин. Фрагмент записей 1-й графы. Фото

неизвестно, на каком языке записывались термины, так как записаны они сокращенно, и об их смысле можно лишь догадываться. Но следует предположить, что цифровые расчеты были знакомы и местным жителям Тмутаракани, так как долговые или какие-либо иные записи предполагают одинаковое владение ими обеих сторон, иначе счет мог быть записан по другой системе, например, при помощи зарубок на счетных бирках. Такой способ оформления отношений между кредитором и должником известен многим народам, в том числе и славянским. Русскими крестьянами на севере он использовался вплоть до XIX в.: на деревянной бирке с помощью зарубок отмечалось определенное количество предметов, [181] взятых в долг или подлежащих уплате, затем бирка раскалывалась на две половины, одна вручалась кредитору, другая — должнику.⁶⁾ Такие бирки с зарубками и надписями найдены и в древнем Новгороде.⁷⁾

2. Надпись на ручке амфоры. В слоях X в. в Тмутаракани найдена еще одна надпись, вернее только ее фрагмент. Сохранились только три буквы надписи: ....БАТ.⁸⁾ Перед Б виден небольшой штрих от предшествующей буквы, это могли быть В, З, Г, Є, Р или какая-либо другая, сейчас сказать трудно. Важно отметить, что сохранившиеся буквы — конец какого-то слова. Насколько можно судить по фотографии, массивная плоская ручка принадлежала амфоре "с воротничком". В Саркеле амфоры такого типа появляются в конце хазарского — начале русского периода, т.е. во второй половине X в., широко распространяются в XI в.⁹⁾ Неизвестно, что означают эти буквы, но наличие буквы Б и стратиграфия позволили Б.А. Рыбакову говорить о русских надписях в Тмутаракани X в. Действительно, буква Б — одна из особенностей кириллического алфавита, передающая специфически славянский звук. Однако исследователи давно уже отметили, что в некоторых греческих рукописях IX—X вв. (Порфирьевская псалтырь 862 г., Евангелие 924 г.) встречается написание "виты", напоминающее кирилловское Б, что и позволило высказать предположение о происхождении славянского Б из этой графической разновидности "виты".¹⁰⁾ Таким образом, строго говоря, наличие этой буквы не может полностью гарантировать славянскую принадлежности надписи, тем более, что на конце надписи отсутствует Ъ. Однако написание Б-"виты" в упомянутых греческих памятниках отличается определенными особенностями: при сравнительно маленькой "неразвитой" верхней части она имеет довольно большую нижнюю петлю, таким образом, эта разновидность "виты" представляет как бы ту же букву, но с недописанной верхней частью. Древнейшие начертания кириллического Б, напротив, при маленькой петле имеют далеко выдающуюся верхнюю горизонтальную линию, с обязательной отсечкой. Именно такой формы Б изображена на тмутараканском фрагменте надписи. Близкую аналогию представляют некоторые начертания буквы Б надписи Самуила (998 г.) и болгарских надписей X в. из Равны.¹¹⁾

Таким образом, сравнительная редкость особенного начертания "виты", местонахождение в "русском" слое Тмутаракани, начертание буквы, аналогичное древнейшим кириллическим памятникам, позволяют отнести надпись на ручке амфоры из Тамани к славянским кириллическим. Буква А, целиком умещающаяся в строке, с маленькой остроугольной головкой, тоже типична для кириллических (болгарских) памятников X в. и греческих надписей того же времени и является хорошим датирующим признаком. На Руси такая форма встречается и в начале — первой половине XI в. (надписи на монетах Владимира, подпись Анны Ярославны), но уже как анахронизм. Таким образом, надпись при незначительном количестве букв все же обладает достаточно выраженными датирующими признаками. Совпадение даты стратиграфической и палеографической позволяет отнести ее к X в., а характер ручки амфоры указывает на время не ранее конца X в. Конечно, нужно иметь в виду, что надпись найдена не в комплексе, а в культурном слое, а палеографические и археологические даты не обладают четкими границами. Однако [182]

Рис. 13. Надпись на ручке сосуда из Тмутаракани. Фото

Рис. 14. Гнездовская надпись. Фото

сочетание признаков указывает на вторую половину — конец X в. как на наиболее приемлемую дату. Особенностью надписи является отсутствие Ъ. Это может быть следствием сокращения, хотя, как правило, для славянских надписей этого времени конечный Ъ обязателен. Как можно предположить по сохранившимся буквам, это окончание какого-то слова, так как на ручке имеется еще достаточно места, оставшегося неиспользованным. Скорее всего, это окончание имени. Русские и [183] вообще славянские имена с таким окончанием нетипичны, в то время как имена с компонентом "ат" ("отец") часты в тюркских языках, достаточно вспомнить имя болгарского хана "Бат-Бай".¹²⁾ Возможно, это запись тюркского имени, сделанная не славянином, но кириллическим алфавитом. Такое предположение объясняет отсутствие Ъ в конце слова, для этого времени обязательное. Но, конечно, фрагментарность надписи не дает возможности высказать аргументированных предположений. Возможно, перед нами окончание и славянского имени.

Можно делать различные предположения, но наличие надписи в слое середины — конца X в. в древней Тмутаракани заслуживает внимания как одно из немногих прямых свидетельств использования кириллической письменности в это время.

3. Надпись на фрагменте амфоры. Из Тмутаракани, из слоев X (?) в. происходит еще одна надпись. Это тоже только окончание, можно различить три буквы: ... ИNО.¹³⁾ Учитывая назначение амфорной тары и стереотипичность надписей, можно легко прочесть слово ВИNО. К сожалению, начало повреждено, но славянизированное окончание позволяет восстановить и славянизированную форму вместо греческого oinos. В надписи отсутствуют специфически славянские буквы, но сама форма передает славянское произношение. Материала для палеографической датировки мало.

Саркел - Белая Вежа

Унифицированность разноплеменной культуры городов Хазарского каганата в X в., торговые связи с Причерноморьем, общность исторической судьбы (хазарская крепость Саркел была также разрушена во время похода Святослава и переименована в Белую Вежу) проявляются в сходстве материальной культуры Тмутаракани и Саркела-Белой Вежи. В Саркеле известны даже надписи на амфорах, аналогичные тмутараканским.

Надпись № 1. На небольшом фрагменте амфоры начерчена разграфленная сетка с числовыми обозначениями. Обрывки их (в прориси) с расшифровкой приводит Р.А. Симонов,¹⁴⁾ отмечая однотипность записей из Тмутаракани и Саркела. В его расшифровке числа на этом фрагменте идут сверху вниз в таком порядке: (РО) 170, (Рξ) 160, (РМ) 140 и, вероятно, (РП) 180. Помимо буквенно-цифровых записей на фрагменте сохранились и остатки слов: слева от колонки с цифрами NИКИ (у Симонова ошибочно NИКО), справа в самой верхней и нижней строках — тамгообразные знаки. Таким образом, налицо полное совпадение в системе записей с таманским кувшином, совпадают даже количественные обозначения. Неизвестно, что обозначают буквы NИКИ, скорее всего, это сокращенная форма имени (Никифорос?). На одном из фрагментов амфоры из Тамани обнаружено такое же сокращение. Знаки-тамги в правой колонке тоже очень близки.

Надпись № 2. В Саркеле найден еще один фрагмент керамики с записями такого типа.¹⁵⁾ Это небольшой обломок плечика глиняной ангобированной амфоры. На нем отчетливо читаются глубоко врезанные буквы: РПРО, далее тамгообразный знак, правая часть которого не сохранилась. Фрагмент небольшой, поэтому трудно сказать, отдельная ли это запись или часть разграфленной записи-сетки, но [184] система записей совпадает с предыдущими, даже количество указано то же самое (РП — 180, РО — 170), что говорит и об однотипности самих торговых операций, совершаемых с помощью стандартной тары. М.И. Артамонов первоначально датировал фрагменты с записями (еще не расшифрованными) не позже первой половины XI в., вероятно, даже началом XI в., предположив, что это русские надписи.¹⁶⁾ Позднее он склоняется к мысли, что эти надписи и другие, найденные в Саркеле, — греческие, так как среди них не встречается букв специально русского алфавита.¹⁷⁾ Р.А. Симонов относит два памятника из Тамани и Саркела к X в., при этом в научно-популярной книге предполагает, что однотипные математические записи, найденные в двух русских форпостах, можно связывать со славянским населением.

При фрагментированности записей и однотипности цифровых систем (русской и византийской) трудно определенно отнести эти записи к какой-либо одной из них. Важное значение в этом вопросе имеет хронология. Таманская находка относится к середине X в. Фрагмент с надписью № 2 найден на материке, по стратиграфии — это конец 30-х годов IX в.; № 1 — в самом начале "русского слоя", т.е. в слоях второй половины X в., когда Саркел в результате походов Святослава становится русской крепостью. Нет уверенности в датировке фрагмента с надписью № 2, так как исследователи предполагают, что на горизонт он мог попасть из ямы, спущенной из слоев X в.^*) Но два остальных документа связаны с тем временем, когда обе города — Тамань и Белая Вежа — входили с систему русских княжеств. Поэтому можно говорить о документированных свидетельствах использования цифровых записей (и буквенных — византийских?) в этих пунктах, где Русь тесно соприкасалась с византийским миром и Хазарией.

М.И. Артамоновым опубликованы еще несколько фрагментов амфорной керамики с прорисями надписей без расшифровки.¹⁸⁾ Обнаружить их в музейных коллекциях не удалось, тем не менее, некоторые из них можно прочесть.

Надпись № 3. Среди рисунков керамики со знаками и надписями обращает на себя внимание обломок верхней части какого-то сосуда с надписью. Для прочтения необходимо учесть, что рисунок помещен "вверх ногами". Первый знак — N — знак собственности, часто встречающийся на амфорной керамике. Далее легко читается имя: ИЛИІА (старославянское — ИЛИ, русское — ИЛИ) — славянизированная форма греческого имени ΗΛΗΑΣ. Обращает внимание, что славянское окончание , передано сочетанием греческих Ι + Α. Наблюдения, основанные на прориси, носят предварительный характер, затруднены и палеографические наблюдения, стратиграфическая дата по М.И. Артамонову — не позже середины XI в. Но в данном случае не так важна датировка, как то, что при записи славянизированной формы имени используются, если верить прориси, греческие буквы для обозначения йотованного звука, отсутствующего в греческом языке. Эта надпись — фактическое подтверждение использования греческой азбуки не только для числовых, но и для текстовых записей христианизированным славянским населением. [185]

Находка из Гнездова

К тому же кругу надписей на торговой амфорной таре принадлежит и знаменитая Гнездовская надпись. За 50 лет, прошедших со времени находки древнейшей русской надписи, появилось немало работ как в нашей стране, так и за рубежом, посвященных ее расшифровке. К сожалению, нельзя считать и сегодня, что надпись получила полное прочтение и объяснение. Существуют несколько вариантов прочтения, различное прочтение предполагает и разное толкование надписи, ее палеографические особенности сравниваются как с греческим письмом, с древнейшими кириллическими рукописями, так и с глаголическими. Такое разнообразие мнений говорит о том, что мы еще очень далеки от окончательной расшифровки надписи. В специальной статье И. Еленский рассматривает известные к тому времени варианты расшифровки и приходит к выводу, что "все они не удовлетворяют по разным причинам: одни противоречат фонетическим, другие — морфологическим или вообще грамматическим закономерностям древнерусского языка, третьи не подтверждаются данными древнерусской лексикологии.¹⁹⁾

Надпись была обнаружена в 1949 г. в кургане № 13 в лесной группе Гнездовского курганного могильника.²⁰⁾ На громадном кострище кургана, содержавшем остатки мужского и женского трупосожжений, были разбросаны черепки гончарного сосуда, умышленно разбитого при похоронах. Сосуд удалось склеить, на двух его черепках, совпавших при склеивании, и удалось обнаружить надпись, получившую затем широкую известность. По обряду погребения, вещам и найденным монетам данный комплекс, а следовательно, и надпись, были датированы первой четвертью X в. Особенно важны были для датировки монеты. Всего монет — арабских дирхемов — было найдено пять. Остатки первого дирхема неопределимы, второй относится к династии Аббасидов, дата чеканки третьего — вторая половина VIII — начало IX в., четвертый датируется 848—849 гг., пятый — 907— 908 гг. Лишь один из них — второй — имел припаянное ушко и, следовательно, входил в состав ожерелья, остальные использовались в качестве денег. Даже если принять для третьего дирхема наиболее позднюю дату чеканки — начало IX в., получается, что он был в обращении не менее 100 лет. Поэтому первооткрыватель надписи Д.А. Авдусин имел основания считать, что между временем чеканки последнего дирхема и временем захоронения прошел очень небольшой срок, и отнести дату насыпки кургана к первой четверти X в.

Эту дату подтверждают и последние изучения керамики, и исследователи снова вернулись к первоначальной дате кургана — первая четверть X в., несмотря на некоторые сомнения, высказывавшиеся ранее о несколько более поздней (на 2-3 десятилетия) дате насыпки кургана.²¹⁾

Таким образом, нет оснований сомневаться в датировке кургана: монеты, вещевые находки, керамика, обряд погребения свидетельствуют о насыпке кургана в первые десятилетия X в. Следовательно, и надпись на корчаге можно датировать приблизительно этим же временем, и она до сих пор остается древнейшей славянской надписью, найденной на территории Древней Руси. Но если в вопросе [186] датировки погребального комплекса кургана № 13, а следовательно, и надписи, достигнута определенная ясность, то прочтения и интерпретации ее до сих пор далеки от удовлетворительных значений.

Существует несколько вариантов прочтения: ГОРОУХА, ГОРОУШNА, ГОРОУХψА, ГОРОУНА (ГОРА), ГОРОУN'А. Различное толкование надписи: как обозначение содержимого сосуда — горчичное семя или горчичное масло, нефть (горючее); или как имя владельца корчаги. В упоминавшейся выше работе И. Еленского систематизированы наблюдения над большинством прочтений, которые сведены к шести вариантам и четырем толкованиям. К каждому варианту он приводит свои комментарии, исходя в основном из исторической грамматики и исторической лексикологии русского языка. Сейчас нет необходимости подробно останавливаться на каждом из них. Наиболее признанным сейчас является чтение Р. Якобсона: ГОРОУN'А. Он предположил, что спорный знак надписи представляет собой букву N с диакритическим знаком йотации, и прочел надпись как именительный падеж притяжательного прилагательного от славянского личного имени Горун — Gorunja — ГОРОУNIA.²²⁾ Имя Горун засвидетельствовано славянскими источниками, наличие имени владельца на корчаге объяснимо, такое прочтение снимает противоречия лексического или грамматического порядка, поэтому этот вариант получает признание, особенно среди филологов. В. Кипарский, полностью присоединяясь к прочтению Р. Якобсона, развивает его мысль дальше и считает, что все буквы надписи — греческие, и следовательно, если письменность на Руси существовала до христианизации, то она была греческой.²³⁾ В недавнее время ряд дополнительных аргументов в поддержку чтения Р. Якобсона был высказан О.Н. Трубачевым.²⁴⁾ Он объяснил отвердение Р' палатального особенностью смоленского говора и высказал твердое убеждение, что смоленская надпись носит явно славянский характер и принадлежит к архаической кириллице. По поводу необычного знака для обозначения мягкости согласного он высказал предположение о том, что он ведет свое происхождение не от кириллической традиции, а от глаголической (так называемый гачековый способ). При всей новизне и привлекательности такого объяснения, связывающего Гнездовскую надпись с древнейшей кирилло-мефодиевской письменной традицией, нужно отметить, что пока оно не подтверждается графическими материалами: первые обозначения мягкости появились в чешском письме значительно позже, во времена Яна Гуса (XV в.) и обозначалась она простой точкой.

Чтение Р. Якобсона тоже не объясняет всех особенностей надписи. Прежде всего, как отмечает и И. Еленский, нельзя согласиться с наличием знака мягкости в виде поперечной черточки с двумя вертикальными чертами (как буква Ш) на правой мачте N, так как он не совпадает ни с одним из всех знаков мягкости, известных в славянской палеографии. Более того, представляется весьма проблематичной возможность использования диактритического знака в надписи на корчаге, относящейся, к тому же, к началу X в. Даже древнейшие славянские рукописи содержат крайне ограниченное количество надстрочных знаков, и лишь в немногих случаях они указывают на фонетические особенности. К таким звуковым особенностям относится обозначение мягкости согласных, что встречается в [187] Супрасльской рукописи, Хиландрских листах, Изборнике 1073 г. и некоторых других. Однако эти значки имеют вид небольшой дуги или крючка и ничем не напоминают знак на правой мачте N Гнездовской надписи. Трудно представить, чтобы изысканный графический прием использовался в "бытовой" надписи. Скорее мы могли бы ожидать написание ГОРОУN (кирилловский вариант) или ГОРОУNIA (запись греческими буквами). Следовательно, и в этом варианте чтения мы должны допустить наличие необычного диакритического знака для передачи йотированного звука.

Таким образом, ни один из предложенных к настоящему времени вариантов прочтения нельзя признать удовлетворительным, хотя, кажется, испробованы все возможные комбинации. К приведенным выше вариантам можно добавить еще один, при котором шестой знак расшифровывается как лигатура N + Ш, соответственно порядку начертания букв. При таком прочтении получаем имя с окончанием на -ша: Гороунша, производное от имени Горун.²⁵⁾ Имена на -ша (Ратьша, Путьша) встречаются уже в самых древнейших летописных текстах и эпиграфике первой половины XI в. — Словиша, Людоша и т.д. Такое прочтение допустимо по графике (лигатура в обычном порядке N + Ш) и смыслу, но не может считаться удовлетворительным по тем же причинам, что и чтение "ГОРОУШNА": мы должны признать наличие лигатуры и пропуск глухого, что трудно допустить для начала X в.

Нетрудно заметить, что разночтения вызывает толкование шестого знака Гнездовской надписи: одни исследователи предполагают читать его как лигатуру двух букв, другие считают, что предшествующий ОУ + этот знак передает декомпонированный носовой звук, третьи — как букву N со знаком мягкости необычной формы, некоторые — как ошибочное написание.

Строго говоря, этот знак не находит близкого соответствия ни в кириллице, ни в греческом письме: необычно, как это уже отмечалось исследователями, начертание N, или X (при первом варианте прочтения) и тоже необычной формы, если согласиться с наличием этой буквы, не говоря уже о лигатурном прочтении. Больше всего шестой знак (именно так мы его должны воспринимать, если судить по размеру и расстоянию между буквами) напоминает некоторые тамгообразные знаки, встречающиеся в Причерноморье,²⁶⁾ однако и в них не находят полного соответствия.

Если принять во внимание, что на амфорах часто наносились знаки собственности, можно высказать еще одно предположение. Скорее всего, на амфоре сначала был нанесен знак , обозначающий собственника, и лишь затем он был включен в имя ГОРОУNА, заменив собой букву N по внешнему с ней сходству. Это предположение подтверждается более крупными размерами этого знака по сравнению с предшествующими буквами, а также одной до сих пор неопубликованной и полностью непрочитанной надписью из монастырского комплекса близ с. Равна (Болгария, IX—X вв.), где знак включен в слово "АМINЬ". При таком прочтении надпись обозначает собственника корчаги — Горуна (имя ГОРОУN в родительном падеже, единств, числе, мужского рода). [188]

Графические особенности надписи, не позволяющие пока достоверно прочесть ее, не позволяют дать и окончательное толкование. Вероятно, меньше всего данных считать, что в амфоре хранилась горчица или какая-либо другая пряность. Другие надписи недвусмысленно указывают, что в таких амфорах на Руси хранилось чаще всего вино, а иногда масло. Если надпись отнести к содержимому корчаги, то, скорее всего, она должна обозначать горчичное масло. Но больше оснований предположить, что на корчаге записано имя владельца — Горуна, Горунши. Сакральность обычая разбивать принадлежавший умершему сосуд при насыпке кургана позволяет предположить, что в кургане № 13 был похоронен владелец корчаги (Горун?), воин-купец (в составе погребального инвентаря находятся и весы), ходивший в далекие торговые экспедиции по пути "из варяг в греки".

Надпись I из Белгорода (правобережное Поднепровье)

При раскопках древнего Белгорода в 1969 г. найдена (рис. 15-16) верхняя часть красноглиняной амфоры, на плечике которой уже по обожженному сосуду нацарапано имя: НΛН; помимо имени с другой стороны корчаги — отдельно и три небольшие неясные буквы.²⁷⁾ Фрагмент амфоры обнаружен неподалеку от княжеской поварни, где найден горшок с княжеским клеймом. По условиям находки и, очевидно, палеографии, хотя об этом специально не говорится, издатели датировали надпись концом XI в.

Прочтение имени сомнений не вызывает, оно прочерчено крупными глубокими чертами. Левый штрих буквы Λ отчеркнут слабой, плохо видной дополнительной декоративной чертой, такой же декоративной чертой отчерчена левая часть отдельно написанной буквы . Непонятно, что означает эта последняя буква. Возможно, это буква-цифра 900, но титло над ней не проставлено, нет и точек по сторонам. Еще большие сомнения вызывает прочтение и истолкование трех букв, написанных более мелкими и слабыми черточками, которые, исходя из кириллического или греческого алфавитов, прочтению не поддаются. Но, по свидетельству Е.А. Мельниковой, они могут быть сопоставлены со скандинавскими рунами (см. ниже).

Издатели надписи-имени датировали ее концом XI в. Материала для палеографической датировки немного. Обращают внимание вытянутые пропорции букв, что для письма XI—XII вв. нехарактерно, но здесь, вероятно, является проявлением "манерности", декоративности почерка, как и двойное отчеркивание некоторых букв, что встречается в заголовках древнейших русских рукописей. Датирующим моментом является написание Λ — с маленькой левой частью и высокой правой. Е.Ф. Карский специально отмечает, что Λ с высокой правой частью встречается в тех же памятниках, где и "малоформатное" А, т.е. в древнейших рукописях.²⁸⁾ Особенностью начертания Λ в надписи является настолько длинная правая черта, что она выходит в верхнее межстрочное пространство. В памятниках русской эпиграфики такая форма встречается очень редко. Можно указать на близкую форму в надписи, прочерченной по сырой цемянке во время строительства [189] новгородского Софийского собора. По самому способу написания она относится ко времени строительства собора (1045—1050 гг.).²⁹⁾ Перекладины Н и горизонтальны, расположены посередине (за исключением первого Н в имени), что является признаком устава: XI—XII вв. — для буквы Н, и XI—XIII вв. — для . Наличие рунических знаков, хотя и прочерченных другим инструментом, также датирует корчагу ранней эпохой (X—XI вв.). Палеографические наблюдения над отдельно стоящими буквами затруднены разночтениями. В качестве фонетической особенности можно отметить сохранение слабого I перед , отразившегося в написании "Илия" (вместо позднейшего — "Илья"), которые, как правило, последовательно сохранялись в русских рукописях до конца XII в. Но эта форма может быть объяснена и влиянием церковнославянского языка.

Для датировки надписи имеет значение и форма корчаги. Несмотря на то, что сохранилась только верхняя часть сосуда, тип корчаги поддается определению. Корчага красной глины, небольшая, горло неширокое с венчиком и намечающимся воротничком. Ручки не выступают за уровень венчика, подтреугольные в сечении. Таким образом, она принадлежит к характерному для X в. типу, и надпись не может быть намного позднее, хотя и бросается в глаза значительная потертость горлышка, что говорит о длительном пользовании сосудом. Дата основания Белгорода известна: под 992 г. в летописи сообщается о закладке города Владимиром.³⁰⁾ Таким образом, корчагу и надпись можно отнести к последним годам X в. Тип самой корчаги и некоторые архаические черты в графике надписи не противоречат такому предположению. Но на раскопе, где найдена корчага, отсутствует выраженный слой X в., таким образом, археологическая стратиграфия не может подтвердить дату надписи. Надпись на корчаге безусловно кириллическая: об этом говорит наличие и отдельно стоящий , выполненный тем же почерком. Само христианское имя относит надпись, скорее всего, уже к христианскому периоду, хотя и не исключено, что оно могло появиться и до официального крещения. Комплекс данных — дата основания Белгорода, форма корчаги, палеографические особенности надписи — позволяет признать наиболее вероятной датой надписи конец X — начало XI в.

Подводя итоги наблюдениям над древнейшими надписями на корчагах, можно отметить, что они дают первый фактический материал о письменности, использовавшейся при торговых операциях на территории Древней Руси в X — рубеже X—XI вв. К сожалению, пока это лишь самые первые вехи для постановки вопроса. Почти нет никаких данных о IX в. (лишь одна греческая надпись на дирхеме, которая могла быть написана и вне территории Древней Руси). Поэтому относительно этого времени мы можем делать пока лишь предположения. Комплекс данных, связанных с историей славянской азбуки, в частности, совпадение числового значения букв в кириллице и греческом алфавите и отсутствие числового значения у большинства букв, передающих славянские звуки, указывают на то, что еще до изобретения специальной азбуки у славян существовала устойчивая традиция употребления букв греческого алфавита для записи чисел. Исследователи в первую очередь относят эти данные к южным славянам.³¹⁾ Вероятно, это предположение реально и для восточных, также имевших тесные экономические и [190]

Рис. 15. Руническая (II) надпись и буква А на корчаге из Белгорода. Общий вид

Рис. 16. Надпись I на корчаге из Белгорода. Фрагмент с надписью "Илия" [191]

культурные отношения с Византией, и не только для записи чисел, но для текстов. Но особенностью развития письменности у восточных славян, по сравнению с южными, было то обстоятельство, что процесс "неустроенного" использования письменности протекал у них значительно позднее, когда, помимо византийской письменной системы, были в употреблении кириллица и глаголица, специально приспособленные для звуков славянской речи. Вероятно, после изобретения письменности для славян Великой Моравии (начало 60-х годов IX в.) и особенно после принятия ее в качестве государственной и сакральной в Болгарии (893 г.) она начала эпизодически проникать и на Русь, и, помимо греческого алфавита, для письма и счета использовалась и кириллица или ее варианты. Не исключено, что Гнездовская, таманская (№ 2) и саркельская (№ 3) надписи как раз и представляют образцы такой письменности. Это предположение нуждается в дальнейшей аргументации. Использование византийской нумерации для числовых расчетов уже в достаточной степени зафиксировано надписями на амфорной керамике из Тмутаракани и Саркела. Слабостью аргументации второго этапа является фрагментарность материала, не позволяющая четко отличать греческий от кириллического, и археологические датировки, которые (за исключением Гнездовской надписи, найденной в закрытом комплексе в языческом трупосожжении) не дают точных дат. Особенно это касается таманской (№ 3) и саркелской (№ 3) надписей, датировки которых могут быть продолжены до XI в. Но хронологические наблюдения для последних двух случаев менее существенны, так как в любом случае они демонстрируют письмо, более ориентированное на греческий алфавит, чем на кириллицу. В то же время, по другим эпиграфическим источникам известно, что кириллица в "устроенном" варианте использовалась на Руси уже в дохристианское время. Имеются в виду надписи на двух так называемых "цилиндрах"-замках, опечатывавших мешки с данью.³²⁾ Они датируются 70-80-ми годами X в., что по крайней мере на 10 лет опережает дату официального крещения. Именно в эти годы Владимир Святославич, получив киевский стол, предпринимает попытку обновления языческого культа, устанавливая "кумиры на холме" за княжеским двором в Киеве, а его дядя Добрыня, вернувшись в Новгород, тоже ставит идола Перуна над Волховом. Надписи на деревянных замках-"цилиндрах", указывающие на принадлежность и количественное содержимое мешков, выполнены кириллицей в "одноеровом" варианте, что связывает их с письменной болгарской традицией, но с новгородскими фонетическими особенностями. Это позволяет говорить об использовании кириллической письменности до принятия официального крещения в административно-княжеской среде. В то же время, очевидно, и десятилетия спустя после крещения письменность носила "вариативный" характер, особенно в деловой, торговой сфере. Носители этой "практической" письменности — отнюдь не ученые монахи и церковные книжники. Это торговое население древнейших городов и протогородов, причерноморских портов и княжеские воины-дружинники, собиравшие дань с подвластных территорий во время "полюдья" и отвозившие собранные товары в страны Причерноморья для обмена на вино, масло, пряности, драгоценные ткани и украшения. В этой разноязычной, разноплеменной среде использовались для практических [192] записей и различные алфавиты (греческий, кириллический, рунический). Именно торговая среда — та почва, которая подготовила принятие уже знакомой и приспособленной для славянской речи и удобной для письма кириллицы и ее быстрое распространение по всей Древней Руси.

См. приложение: Мельникова Е.А. Надпись II из Белгорода.

¹⁾ Медынцева А.А. Начало письменности на Руси по археологическим данным // История, культура, этнография и фольклор славянских народов: Доклады советской делегации на IX Международном съезде славистов. М., 1983; Она же. Новгородские находки и дохристианская письменность на Руси // СА. 1984. № 4; Рождественская Т.В. Древнерусские надписи на стенах храмов: новые источники IX—XV вв. СПб., 1992.

²⁾ Popkonstantinov К., Kronsteiner О. Старобългарски надписи. Т. 1 // Die slavischen sprachen. 1994. Bd. 36. S. 154-155.

³⁾ Там же. С. 203. Надпись истолкована издателями не совсем верно: как существительное "мерна" вместо "мЪра" и без комментариев необоснованно приравнена к современному литру.

⁴⁾ Рыбаков Б А. Русская эпиграфика X—XIV вв. (состояние, возможности, задачи) // История, фольклор, искусство славянских народов: Доклады советской делегации на V Международном съезде славистов. М., 1963; см. также: Отчет Таманской археологической экспедиции за 1954 г. (Архив ИА РАН. Р-1.1051. С. 72).

⁵⁾ Майстров Л.Е. О математических знаках и терминах по археологическим памятникам Древней Руси // Историко-математические исследования. М., 1957. Вып. 10. С. 602; Симонов Р.А. О происхождении и историческом развитии цифровой системы, употреблявшейся в древнерусской кириллице // История и методология естественных наук. Вып. 11: Математика и механика. М., 1971. С. 146; Он же. Математическая мысль Древней Руси. М., 1977. С. 16-19.

⁺⁾ Нумерация рисунков общая по сборнику. HF.

^*) Например, сокращение"кат" в античных надписях обозначает глагол КАТЕТЕӨИ (внесено, уплачено). Аналогия указана В.П. Яйленко.

⁶⁾ Истрин В А. Развитие письма. М., 1961. С. 70; Ягич И.В. Вопрос о рунах у славян // Энциклопедия славянской филологии. СПб., 1911. Вып. 3. С. 30-31.

⁷⁾ Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские грамоты на бересте: Из раскопок 1977—1983 годов. М., 1986. С. 81-86.

⁸⁾ Рыбаков Б.А. Русская эпиграфика X—XIV вв. (состояние, возможности, задачи). С. 57.

⁹⁾ Местонахождение фрагмента в настоящее время неизвестно. Сохранилась фотография в Отчете Таманской экспедиции за 1952—1953 гг. (Архив ИА РАН. Р-1. 919. Рис. 101). Фото публикуется впервые. Пользуюсь случаем выразить благодарность С.А. Плетневой за консультации по датировке амфорной керамики.

¹⁰⁾ Лавров П.А. Палеографическое обозрение кирилловского письма // Энциклопедия славянской филологии. СПб., 1915. Вып. 4, ч. 1. С. 8.

¹¹⁾ Станчев Ст., Иванова В., Балан М., Боев П. Надписът на чъргубиля Мостич. София, 1955. Рис. 13 на с. 122; Popkonstantinov К., Kronsteiner О. Op. cit. S. 218, 220, 222.

¹²⁾ Плетнева С. А. Хазары. М., 1976. С. 21-22.

¹³⁾ Архив ИА РАН. Р-1. 919.

¹⁴⁾ Симонов Р.А. Математическая мысль Древней Руси. С. 18. Рис. 4 на с. 19. Этот фрагмент издан М.И. Артамоновым. Артамонов М.И. Белая Вежа // СА. 1952. Т. XIV. С. 14.

¹⁵⁾ Тр. Волго-Донской археологической экспедиции // МИА СССР. 1958. Т. 62. Рис. 54 на с. 75.

¹⁶⁾ Артамонов М.И. Раскопки Саркела - Белой Вежи в 1950 г. // Вести. ЛГУ. 1951. № 2. С. 148.

¹⁷⁾ Артамонов М.И. Саркел - Белая Вежа // Тр. Волго-Донской археологической экспедиции. (МИА СССР. Т. 62). С. 76.

^*) Стратиграфические данные предоставлены С.А. Плетневой.

¹⁸⁾ Артамонов М.И. Саркел - Белая Вежа... Рис. 54. С. 75.

¹⁹⁾ Еленский И. Расшифрована ли Гнездовская надпись // Болгарская русистика. София, 1975. Т. 5. С. 24-29.

²⁰⁾ Авдусин Д.А., Тихомиров М.Н. Древнейшая русская надпись // Вестн. АН СССР. М.; Л., 1950. № 4. С. 70-79; Авдусин Д.А. Отчет о раскопках Гнездовских курганов в 1949 г. // Материалы по истории Смоленской области. Смоленск, 1952. Вып. 1; Он же. Раскопки в Гнездове // КСИИМК. 1951. Вып. 38. [193]

²¹⁾ Авдусин Д.А., Пушкина Т Л.. Гнездово в исследованиях Смоленской экспедиции // ВМУ. Сер. История. 1982. № 1. С. 74.

²²⁾ Jacobson R. Vestiges of Earliest russian vernacular "Slavic Word". New York, 1952. T. 1. P. 350.

²³⁾ Кипарский В. О происхождении глаголицы // Климент Охридски: Материали за неговото чествуване по случай 1050 години от смертта му. София, 1968. С. 95, 97.

²⁴⁾ Трубачев О.Н. В поисках единства. М., 1992. С. 167-177.

²⁵⁾ Медынцева А.Л. Начало письменности на Руси по археологическим данным // История, культура, этнография и фольклор славянских народов: Доклады советской делегации на IX Международном конгрессе славистов.

²⁶⁾ Драчук B.C. Системы знаков Северного Причерноморья. Киев, 1976. Табл. XXI, XXVII.

²⁷⁾ Рыбаков Б А., Николаева Т.В. Раскопки в Белгороде Киевском // Археологические открытия за 1969 г. М., 1970. С. 285. Рис. на с. 286.

²⁸⁾ Карский Е.Ф. Славянская кирилловская палеография. М., 1979. С. 194.

²⁹⁾ Медынцева А.А. Древнерусские надписи новгородского Софийского собора. М., 1978. С. 50. Рис. с. 218.

³⁰⁾ ПСРЛ. М., 1908. Т. II. Стб. 106.

³¹⁾ Жуковская Л.П. К истории буквенной цифири у славян // Источниковедение и история русского языка. М., 1964. С. 37-43; Симонов P.O. О некоторых особенностях нумерации, употреблявшейся в кириллице // Там же. С. 16-33.

³²⁾ Янин В.Л. Археологический комментарий к "Русской Правде" // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. М., 1982; Медынцева А.А. Новгородские находки и дохристианская письменность на Руси // СА. 1984. № 4.