Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

{54}

Лифляндский летописец XVI—XVII века Ниенштедт, уроженец Вестфалии, переселившийся в Дерпт, оттуда езжавший торговать в Новгород, Псков и Москву и сильно разбогатевший, наконец перешедший в Ригу, где некоторое время был бургомистром, оставил после себя хронику, нелишенную некотораго интереса, особенно в тех случаях, когда дело касается торговли¹⁾. Между прочим о древней торговле, производившейся по Балтийскому морю еще до времени так называемаго открытия Лифляндии, Ниенштедт повествует следующим образом: «за 800 лет до настоящаго времени в земле Померании на морском берегу существовал славный город Винета; много разнаго народа там селилось для торговли, чрез что город так возрос, что в ту пору ему не было равнаго во всей Европе: главные ворота города и все другие ворота там были сделаны из чистой меди. Но от своего богатства город стал заносчив, жители его пустились в насилия и пиратство; Господь непотерпел существования языческой тираннии в том городе, где не было места для христианской веры и наслал датскаго короля, который опустошил город; за тем ринулось на него море, поглотившее его остатки, которые и теперь можно видеть на дне морском. Хотя на его месте был выстроен новый город, названный Юлином и достаточно увеличился, но он никогда уже не мог сравняться с прежнею Винетой, а потом пал от готскаго короля Визбоа (Wisboa), выпросившаго себе для поселения остров Готланд, и начавшаго там строить город в свое имя… Город начал быстро возвышаться, потому что в ту пору еще не было плавания к берегам Лифляндии и купцы ганзейских городов стали селиться в Визби; туда же доставляли свои товары Русские и Шведы; город постепенно {55} богател, там было выстроено много больших домов, туда же привезены были из разрушенной Винеты медныя вереи, железные запоры и ворота» и т.д.²⁾ В этом баснословном сказании о Винете, одном из многочисленных сказании, которыя сочинялись книжниками XVI и XVII века³⁾ есть однако верныя историческия черты. Мы уже видели торговое значение острова Готланда в эпоху арабской торговли; в XII веке Готланд, или точнее главный его город Визби, становится первым торговым рынком для всего северо-востока Европы именно после падения Юлина и других славянских городов, погибших во время датских и немецких войн, или от нападении пиратов; в памяти купцов недаром сохранялось предание, что Визби наследовал торговлю Юлина. Такую же судьбу имели и другие города, славившиеся своей торговлей и привлекавшие на себя грабителей именно молвой о своем богатстве: так Шлезвиг был раззорен Датчанами в 1157 году, Сигтуна разграблена Карелами в 1187 году⁴⁾. Древний торговый город Бардевик в земле Вагров также упал, несмогши выдержать конкурренции с соседним Любеком, после того как Генрих Лев стал оказывать последнему свое покровительство и дал ему самоуправление⁵⁾. Однако в XII веке Любек еще не был настолько велик, чтобы быть опасным для Визби соперником по торговле; напротив Генрих Лев, после пожалования Любеку городскаго права спешит заключить с Визби торговый договор в 1163 году⁶⁾. Герцог предает забвению недавнюю вражду, ссоры и убийства, которыя случились между Готами и любецкими купцами, поселившимися в Визби, и приглашает Готов чаще посещать {56} его новый порт Любек. По примеру своего деда, императора Лотаря, он обещает купцам безопасность внутри своих владений и безпошлинную торговлю по всем городам. За убийство, совершенное внутри городских стен, полагается смертная казнь, за нанесение раны мечем — отсечение руки: за удар палкой или кулаком виновник также подвергается ответственности по законам того города, где провинится; но за убийство, сделанное вне города, например на проезжей дороге, виновник может откупиться пред родственниками убитаго 40-ка марками монеты. Имение купца, умершаго на чужбине, сохраняется в продолжение одного года и дня для выдачи его наследникам; если в этот срок истец неявится, оно поступает в пользу городскаго фогта. В заключение герцог желает, чтобы его купцы имели на Готланде такия же права, какия он дает Готам в своих владениях, а из приписки его к договору видно, что любецкие купцы в Визби имели особеннаго фогта для разбора уголовных дел, влекущих за собой смертную казнь и отсечение руки, — и всяких других дел, которыя герцог велит фогту судить по вышеизложенному договору. И так любецкие купцы по крайней мере с начала XII века составляли на Готланде свою корпорацию, гильдию или ганзу, как тогда говорилось⁷⁾, хотя эта корпорация Любчан была встречена недружелюбно туземцами, вероятно боявшимися нажить в них опасных себе конкуррентов. Кроме любецких купцов, и еще раньше их, на Готланде образовались корпорации купцов из других немецких городов, как увидим преимущественно из Вестфалии. Все вместе они составляли так называемое общее купечество на Готланде (communis mercator, universi mercatores, mercatores imperii Romani, societas mercatorum, mare orientale frequentantium, mercatores teutonici etc.). Некоторые из приезжих немецких купцов поселялись в Визби на постоянное жительство, становились постоянными его гражданами; число этих поселенцев в Визби к началу XIII века увеличилось на столько, что они занимали там целый квартал, и {57} построили себе особеную церковь Св. Марии⁸⁾; паконец Немцы получили доступ в городской совет Визби: из одного древняго кодекса городскаго права Визби видно, что в нем заседали 18 человек ратманов из Готов, и столько же из Немцев; во главе рата стояли два фогта, один готский, а другой — немецкий⁹⁾. Свои отношения к королю шведскому город ограничивал обещанием ему верности, как своему сеньеру, и вопреки его воле окружил себя крепкими стенами¹⁰⁾: в ту пору крепкия стены составляли необходимость, потому что богатый остров, так выгодно расположенный среди Балтийскаго моря, служил станцией как для купцов, так и для многочисленных пиратов; насколько небезопасна была жизнь на острове, всего лучше доказывает масса денег, которыя зарывались тогда в землю.

Неподлежит сомнению, что восточныя страны Балтийскаго моря издавна были посещаемы купцами с острова Готланда. Отсюда же отправлялись на восток воинския дружины Норманнов; так в одной готской саге разсказывается, что однажды часть Готов вследствие многочисленности островного населения принуждена была выселиться; сначала переселенцы отправились на восток к острову, лежащему против Эстляндии, где и построили замок; но так как они немогли здесь удержаться, то отправились вверх по реке, называемой Двине, чрез Россию ехали все дальше и наконец прибыли в Грецию¹¹⁾. По всей вероятности устье западной Двины было известно Готам гораздо ранее 1150 года, и так называемое открытие ливонскаго порта бременскими купцами было открытием только для Немцев, а не для Готов; да и самое известие древней ливонской хроники, об этом открытии {58} Бременцев в последнее время подвергается сомнению¹²⁾. Конечно неменее был известен для Готландцев путь по Финскому заливу, — Неве и Волхову, хотя нужно полагать, что Готландцы несразу установили торговыя сношения с Новгородом, а поселились первоначально в Ладоге, или Альдегиаборге, как она называется в скандинавских сагах¹³⁾. И в последующее время Ладога была не простою станцией на пути в Новгород: в XIII веке там жила более или менее постоянная колония немецких купцов; из латинской редакции договора 1270 года узнаем, что Немцам принадлежала там церковь Св. Николая с некоторым количеством отведенных для нея лугов¹⁴⁾. В книге Вотской пятины 1500 года в Ладоге упоминается «варяжская улица»¹⁵⁾; по всей вероятности на ней находились двор и церковь древних немецких купцов.

В самом Новгороде колония готландских купцов существовала по крайней мере с половины XII века; церковь ею построенная горела уже в 1152 году¹⁶⁾; по латинской {59} редакции договора 1270 г. видно, что готландская церковь Св. Олафа имела особенное кладбище и некоторую часть лугов к ней приписанных¹⁷⁾. Вскоре за Готами в Новгород стали ездить и немецкие купцы т.е. члены общаго купечества, имевшаго свой центр в Готланде. В Новгородской III летописи под 1184 годом находится краткое известие: «поставиша немецкую ропату, и о том бысть чудо о посаднике Добрыне»¹⁸⁾. В чем именно состояло дело Добрыни подробно разсказывается в одном позднейшем сказании¹⁹⁾. По нему выходит, что Немцы прислали от имени всех семидесяти городов посла к архиепискому с просьбой разрешить построение католической церкви в Новгороде. Сначала Новгород отказывал: «кое причастие свету ко тьме? и как вашей божнице быть в нашем граде?» Тогда Немцы обратились к степенному посаднику Добрыне, приподнесли ему значительный посул, и наученные им снова обратились к купецким старостам и всему новгородскому купечеству с следующими словами: «только нашей божнице храму верховных апостол Петра и Павла небыти у вас в великом Новгороде, и то вашим церквам у нас по нашим городам небыти-ж». Тогда Новгород уступил Немцам и посаднику; последний даже велел снести деревянную церковь Ивана Предтечи под новую немецкую ропату, за что на следующий день испытал небесную кару: когда он переезжал Волхов в насаде, вдруг начался сильный вихрь, приподнял насад к верху и потопил его с посадником; после едва отыскали труп его, но оставили без похорон. Вот сущность сказания. Если в нем отбросим некоторыя черты, например тот анахронизм, будто в XII веке было посольство от 70 ганзейских городов, то получим в сущности довольно верный разсказ. Действительно построение {60} католической церкви не могло обойтись без некоторых препятствий и возражений со стороны Новгорода; что Немцы для успеха своего дела дали посаднику взятку, это нисколько неудивительно: поднесение подарков новгородским властям со стороны ганзейских купцов было делом обыкновенным; наконец довод, представленный посадником и Немцами, нельзя непризнать основательным: действительно Новгородцы могли строить свои церкви на Готланде и в городах Лифляндии только под условием позволения Немцам иметь их собственныя церкви в Новгороде; поэтому сомнительно, чтобы легенда верно передавала настроение новгородскаго купечества; купцы лучше чем кто другой понимали важность иметь собственную церковь на чужбине; как и правительство оно конечно спокойнее отнеслось к предложению Немцев, чем это представляет автор легенды, быть может духовное лице. Однако Татищев говоря о заключении договора между Новгородом и Немцами в 1226 году добавляет, что Новгородцы в строении церквей отказали Немцам²⁰⁾. Но по всей вероятности дело шло тогда о возобновлении церквей после пожара 1217 года, при котором сгорела варяжская божница, а вероятно и немецкая, находившаяся от нея неподалеку, — но не о построении этих церквей вновь: церковь варяжская несомненно существовала до 1152 года; немецкая же построена в 1184 году, и вероятно при тех условиях, о каких разсказано в легенде. Почему Новгород непозволял возобновлять церкви, дав однажды право их построить, из Татищева невидно; быть может дело остановилось за подарками?

Недавно было высказано мнение что немецким купцам в Новгороде кроме церкви Петра принадлежала еще церковь Св. Николая²¹⁾. В основание этому мнению приводится следующее место из латинской договорной грамоты 1270 года: «ab ecclesia Sancti Nicholai usque ad curiam hospitum curia non debet occupari aedificiis usque ad plateam»²²⁾, — {61} из котораго однако нисколько невидно, чтобы Никольская церковь была католическая. Далее — соображает Копман — купцы северной Германии любили избирать своим патроном Св. Николя и строить ему церкви, как оно случилось и в Новгороде. Наконец так как Готы имели в Новгороде два двора, да Немцы — третий, то таким образом на трех дворах должны быть и три церкви. Построение церкви Николая Копман приписывает висбийским Немцам в ту пору, когда они еще не слились с Готами в одну общину, а жили отдельною корпорацией; когда же это слияние произошло, то Визби оказался во владении двух церквей в Новгороде (Олафа и Николая); после Визби уступил свои прежний двор с церковью Николая немецким купцам (т.е. общему купечеству), и тогда уже Немцы очутились с двумя церквами — Петра и Николая; первая по мнению Копмана издавна принадлежала тем немецким купцам, которые нежили постоянно в Визби, а только проезжали чрез Готланд в Новгород, т.е. членам общаго немецкаго купечества на Готланде.

Мнение доктора Копмана однако невыдерживает критики. Из древней скры новгородскаго двора, из латинской и немецкой редакции договора 1270 года, наконец из новгородским летописей видно, что с конца XII века в Новгороде существовали два двора: готский с церковью Св. Олафа и немецкий с церковью Св. Петра. Правда до 1270 года Готы продали свой прежний двор Немцам, причем передали им и обязанность содержать около него мостовую²³⁾, но ни из чего невидать, чтобы на этом дворе была особенная церковь Св. Николая; церковь этого имени, упоминаемая в латинской договорной грамоте 1270 года, есть православная церковь Николая Чудотворца на Ярославовом дворище²⁴⁾, и упомянута в этой грамоте только как граничный пункт, до котораго Готы владели землей вокруг своего двора. Что {62} святитель Николай был популярен между купечеством северной Германии, это ничего еще недоказывает: потому что он столько же был почитаем в Новгороде, Полоцке²⁵⁾ и во всей Руси, и не между одним купечеством, хотя действительно в древних русских городах на торгу чаще других ставились церкви никольския и пятницкия. Наконец мнение Копмана о том, будто немецкие поселенцы Визби построили в Новгороде Никольскую церковь до времени соединения с Готами в одну городскую общину, а потом уступили ее общему купечеству, — это мнение совершенно произвольно, и ничем не подтверждено; древняя скра немецкаго двора в Новгороде и все последующие документы говорят только об одной церкви Св. Петра; церкви Николая они совершенно незнают. Что касается того вопроса, сколько было в Новгороде купеческих дворов, принадлежавших Готам и Немцам, то он может повести к сбивчивым выводам, если неусловиться наперед в самом понятии двора. Для нас оно важно в смысле купеческой корпораций, управлявшейся внутри по известным правилам, выбиравшей себе своего представителя (ольдермана), являвшейся по отношению к Ганзе и Новгороду, как отдельное общество, как особенный двор. В таком смысле понимаемых дворов в Новгороде издавна — с конца XII века, как было сказано, — было два: готский и немецкий, а с конца XIV века только один ганзейский двор. Но что Готы и Немцы для своих квартир и для склада товаров имели не по одному зданию, а по нескольку дворов, огороженных забором, или частию вне его, что они их друг другу передавали на временное или постоянное пользование, это также неподлежит сомнению. Но из того, что Готы до 1270 года сменили прежний двор на новый, не следует, чтобы на обоих дворах они имели по церкви, как полагает Копман. Если даже согласиться с ним, что Готы передали Немцам церковь Николая, то для чего — спрашивается — эти последние стали бы содержать одновременно две церкви? Немецкие купцы тяготились ремонтировкой даже одной церкви Св. Петра, у которой по временам {63} крыша приходила в совершенную ветхость, грозя обрушиться; да и содержание двороваго священника Немцы строго разсчитывали, внося в скру точныя правила, сколько марок кун должны давать ему гости летние и зимние; в XV веке встречаются просьбы двора к Ганзе, чтобы та уменьшила содержание священника, хотя оно вовсе не было богатым²⁶⁾.

С показаниями новгородских летописей о построении церквей на дворе готском и немецком почти совпадает вывод, к которому пришел Берман после изследования древней скры или устава Немецкаго двора в Новгороде: он нашел, что скра по содержанию своему и языку древнее самых первых кодексов любецкаго права, и что время ея происхождения относится к третьей четверти XII века²⁷⁾. Но скра в том виде, как до нас дошла, неможет быть принята за оригинал конца XII века: ибо во 1-х в ней на ряду с гостями, приезжающими в Новгород водяным путем, упоминаются гости сухопутные, которые очевидно суть Немцы из лифляндских городов, основанных уже в XIII веке.; 2. в некоторых статьях скры штраф с купцов за нарушение дворовой дисциплины полагается медом также на лифляндский вес; 3. Сарторий указал на заключительную статью скры, где говорится, что остаток дворовой кассы должен быть отправляем в Визби в церковь Св. Марии, освященной только в 1225 году, и справедливо заключил, что скра должна была явиться нераньше этого года²⁸⁾. При всем том однако мнение Бермана остается на половину верным: из первой статьи скры видно, что она заключает в себе правила, практиковавшияся на новгородском дворе {64} с древних времен (van aneginne), т.е. с основания двора во второй половине XII века. Поэтому мы здесь же разсмотрим содержание древней скры, из которой будет видна организация древняго немецкаго купечества в новгородском дворе.

Два раз в год, весной и осенью приплывали в Новгород заморские купцы, с острова Готланда (watcrfare); те из них, которые приезжали весной, оставались во дворе на лето, и потому назывались летними гостями (somerfare); приехавшие осенью проводили на дворе зиму и назывались зимними гостями (vinterfare). Ниенштедт, знавший древнюю скру, замечает о зимних гостях: «в зимнее время я думаю они ездили частию на санях, а частию на челноках, как это бывает и в нашу пору, что едущие зимой из Швеции волокут за санями челноки, и где замерзло едут на санях а где море открыто — там на челноках»²⁹⁾. Эта догадка конечно не лишена остроумия; но поездки по льду были сопряжены с большими неудобствами и риском, и едва ли купцы часто на них решались: под зимними гостями разумеются именно те купцы, которые плавали с Готланда осенью до начала невскаго ледохода, и проводили в Новгороде зиму. По прибытии в устье Невы зимние и летние гости должны были выбрать ольдермана двора и ольдерманов Св. Петра: первый получал права верховнаго управления и суда во дворе, был его представителем в сношениях с Новгородом и с общим немецким купечеством; ольдерманы Св. Петра заведывали сбором штрафов и пошлин, вообще вели хозяйственную часть двора и церкви. В помощники себе ольдерманы выбирали четырех купцов (ратманов); все вместе т.е. ольдерманы и ратманы составляли постоянную коммисию, правившую делами двора; это был в небольшом виде рат. В случаях более важных собирался стевен (steuene) или общее собрание купцов; неявившиеся в это собрание платили {65} штраф в пять кун, потом в десять, а наконец — пять лифляндских фунтов меду (liuesche punt). Равным образом ольдерман мог присудить к штрафу того, кто ослушался бы его приказания сопутствовать ему к новгородским властям, или кто отказался бы от возлагаемых на него должностей (ольдерманства или ратманства). Все комнаты двора за исключением большой, специально назначенной для зимних гостей, считались общими и распределялись по жеребью между отдельными купецкими артелями (kumpanen, selscap, mascopien), на которыя распадалось купечество³⁰⁾; но ольдерман двора с своей артелью мог выбирать себе помещение по желанию; равным образом ольдерман летняго поезда купцов имел право поместиться где хотел в большой зимней комнате. Если прибывши во двор летние купцы найдут сухопутных гостей (landfare), то эти последние должны уступить им те комнаты, о которых они метали жеребий и перейти в другия помещения, льгота для морских гостей понятная в виду дальности и трудности их пути; между тем сухопутные гости в крайнем случае т.е. если бы во дворе было слишком тесно, могли уехать в свои лифляндские города. Ольдерманы и ратманы имели право даже совсем не пускать во двор сухопутных гостей; кто пустил бы их без согласия ольдермана во двор, тот платил высший штраф в 10 марок серебра, да кроме того отвечал за вред, который бы мог притом приключиться³¹⁾. В каждом поезде кроме купцов-хозяев, приезжавших на собственный счет (мейстеры, meistermane) была известная часть прислуги (knapen), организованной также в отдельное товарищество; оно выбирало себе особеннаго ольдермана, который разбирал ссоры, случавшияся между товарищами за обедом и т.п. менее значительныя дела; но драки и побои между {66} прислугой, а равно ссоры хозяев с прислугой разбирал сам ольдерман двора. Для помещения прислуга имела особенную комнату (kinder-stoue): но она могла ея лишиться, если бы она потребовалась под склад товаров. Ея отношения к хозяевам определяются следующими правилами, правда, не особенно точными: прикащик обязан помогать хозяину в счастии и несчастии, и никогда его не оставлять; если на пути или во дворе он выкажет нерадение о хозяйских делах, вследствие чего хозяину будет нанесен убыток, в особенности если будет доказано, что именно он виновник убытка, то он платит хозяину 10 марок серебра, а соучастники его из прислуги — по две марки. С другой стороны хозяин не мог отказать мальчику в услужении без законных оснований; он не мог например лишить его места по случаю болезни, напротив обязан доставить его в то место, откуда взял его на морское плавание. Отправляясь в длинный и опасный путь и располагаясь в Новгороде на полугодичное пребывание купцы брали с собой священника для исправления треб. Его содержание на пути до двора и обратно падало на гостей; во дворе же священник зимняго поезда получал из дворовой кассы 50 марок кун; но летние гости и во дворе содержали его на свой счет³²⁾. Чтобы вернее обезпечить доход священника было постановлено, что с приездом новаго священника старый должен тотчас уступить ему свое место, и все живущие во дворе должны держаться вновь приехавшаго. Сверх того ему были добровольныя приношения; а из позднейшей скры видно, что он занимался письмоводством, что также составляло для него некоторый источник дохода. Все жившие во дворе хозяева и прикащики обязаны были по очереди стеречь двор и церковь, как днем так и ночью; очередная стража должна была наблюдать и за собаками, которых в известные часы, вероятно ночные, велено было держать на привязи; уклонявшийся от сторожки двора платил марку кун. Особенно крепко стерегли церковь, служившую складочным местом для разных товаров; кто уклонялся от ночевки {67} внутри церкви платил марку серебра; торговля с Новгородцами внутри самой церкви была запрещена под страхом высшаго штрафа в 10 марок серебра, скорее конечно из боязни покраж, чем нарушения благочиния: потому что сами Немцы ставили же бочки с вином подле самаго алтаря. Доходы церкви Св. Петра, из которых покрывалось содержание двора, были следующие: 1) приходя в Неву на своих судах (mit koggen) зимние гости должны платить сбор в церковь Св. Петра (sceten sunto petere) в количестве одного фертинга со 100 марок, след. 1/4 %; летние гости платят только половину этой суммы. 2) каждый хозяин платит фертинг наемной платы за помещение во дворе в продолжение зимы; летний гость платит только марку кун, равно и сухопутные гости и все, кто случайно заезжали во двор, например сбившиеся с пути (так назыв. bisteruare). 3) Летние гости, равно и зимние если они случайно остались на лето в новгородском дворе, платят так называемую княжескую подать (koninges scoth), очевидно назначавшуюся первоначально в пользу новгородскаго князя³³⁾. 4) В кассу Св. Петра шли судебные штрафы. 5) В ея же пользу наконец полагалась плата за пользование дровами при выварке пива и котлом для перетопки воска. Всех доходов по временам накоплялось столько, что за покрытием нужд двора оставался излишек суммы, который нужно было отправлять в Визби в церковь Св. Марии и запирать там в сундуке Св. Петра, ключи от котораго хранились у ольдерманов Готланда, Любека, Сеста и Дортмунда, важнейших городов, купцы которых составляли общее немецкое купечество; упомянутые ольдерманы очевидно суть представители отдельных купеческих корпораций или гильдий. Прибавим, что в смоленском договоре 1229 года кроме купцов вышеозначенных городов упоминаются еще представители Мюнстера, Гренингена и Бремена, а в грамоте кельнскаго архиепископа от 1105 года указывается, что и граждане Медебаха ведут торговлю в Руси³⁴⁾, и тогда придем к заключению, что купцы вестфальских городов составляли, наибольшую часть в {68} общем купечестве на Готланде, и что они именно положили начало новгородскому двору и церкви Св. Петра. Они долго помнили свои заслуги для основания двора и ясно высказывали это в конце ХIII века, когда поднялся спор о том, Визби или Любек нужно считать высшим апелляционным пунктом в делах новгородскаго двора. Собственно о месте апелляции немогло бы быть и спора, потому что внутри новгородскаго двора действовало готландское право³⁵⁾, и следовательно за решением спорных дел естественно было обращаться в Визби, — если бы во дворе не было купцов из Висмара, Ростока, и других городов, принявших любецкое право, которые по этому хотели апеллировать к своим ратам или рату Любека, и если бы Любек нестремился к преобладанию в купеческом союзе, скоро обратившемся в Ганзу. В сущности спор об апелляционной инстанции в делах новгородскаго двора означал борьбу древняго готландскаго купечества с начинающейся Ганзой, древних вестфальских городов с новыми остзейскими, во главе которых стоял Любек. Дело началось с того, что Висмар и Росток разослали к ратам разных городов предложение признать Любек верховной судебной инстанцией по делам новгородской конторы, прося их дать согласие на него по предлагаемой формуле³⁶⁾. До двадцати четырех городов дали согласие, как хотели Висмар и Росток, и только некоторые сделали отступление от присланной формулы. В числе согласившихся упоминается и Рига; однако ответ рижскаго рата, сохранившийся до нас, выказывает полное несогласие с предложением сторонних Любеку городов: «доколе — пишет рижский рат в Визби — ратманы города Визби позволяют {69} нам и всем купцам, посещающим Готланд, пользоваться древними правами и вольностями, какими до селе пользовались наши предшественники, до тех пор и мы нежелаем, чтобы печать общаго купечества и верховная судебная инстанция были переводимы куда нибудь в другое место, если только изменить все это незахотят города с общаго и единодушаго согласия»³⁷⁾. Вестфальские города Мюнстер, Сест и Оснабрюк вовсе не прислали ответа; из письма Визби в Оснабрюк видно, что молчание этих городов означало полное неодобрение меры, предлагавшейся Висмаром и Ростоком. Вот что писали ратманы Визби к рату Оснабрюка: «от всего сердца приносим вам благодарность за ваше расположение к нам и согражданам нашим, в особенности за то что вы несогласились с ратманами любецкими, когда те чрез разосланныя письма требовали перенести права и вольности купцов, посещающих Готланд и новгородский двор на свой город, и таким образом заменить их любецким правом. Ваше благоразумие да припомнит себе, что ваши предки в старыя времена положили начало этим правам в новгородском дворе³⁸⁾, которыя единодушно соблюдались там и на Готланде вплоть до последняго времени. Да и странно было бы купцам, оставя свои товары в Новгороде или на Готланде, отправляться в Любек для отыскания там своих прав. И так во избежание вреда для нас и будущих купцов просим вас недавать никакой веры предложениям (Любека и его сторонников) без согласия остзейских городов: ибо при помощи божией, при содействии вашем и остзейских городов мы всегда старались неуменьшать купеческих прав, а по возможности их увеличивать, поступая так на тот конец, чтобы заслужить вашу признательность»³⁹⁾. Даже Стральзунд, город живший по любскому праву, дал небезусловное согласие на адресованное к нему предложение: он припоминает, что в прежнее время купцы новгородской конторы {70} в случаях спорных обращались в Стральзунд, иногда в Росток, но небезусловно в Любек, — и припоминает очевидно с желанием, чтобы такой порядок был и впредь. Выходит таким образом, что в прежнее время рат посторонняго города выбирался для решения спорнаго дела просто как третейский судья, но не как верховная судебная инстанция, окончательно решающая дело, как того хотел Любек; в выборе рата не было стеснения: для большинства купцов высшей судебной инстанцией служил Визби, центр общаго купечества; купцы вендских городов искали удовлетворения в Стральзунде, Ростоке и Любеке, как показывает ответ стральзундскаго рата⁴⁰⁾. И теперь вследствие оппозиции вестфальских городов, Риги и Визби вопрос об апелляции не был решен в смысле, желательном для Любека и вендских городов, — так еще сильно было готландское купечество в конце XIII века. Вопрос был поднят снова в XIV веке; так на собрании 1360 года он был затронут, но опять отложен до будущаго времени⁴¹⁾; на собрании 1373 года он был порешен окончательно в том смысле, что Любек должен быть единственным местом апелляции по делам новгородской конторы⁴²⁾. Однако когда ганзейские послы сообщили это решение новгородской конторе, то готландский представитель на него несогласился, а посол рижский колебался дать на него утвердительный или отрицательный ответ⁴³⁾. Чем дело кончилось неизвестно; по всей вероятности Визби на ряду с Любеком сохранял значение высшей инстанции, и купцы смотря по желанию попеременно обращались то в одно, то в другое место; купцы вестфальских городов вероятно по прежнему тянули к Визби, центру древняго купечества; да и в пору преобладания Любека они выразили свою особность на новгородском дворе тем, что составляли в нем особенную {71} квартиру или четь⁴⁴⁾. Таково было устройство общаго готландскаго купечества и двора, им основаннаго в Новгороде. Обратимся теперь к новгородскому купечеству, и проследим его сношения с заморским западом в XII веке.

В половине этого века в Новгороде было организовано особенное купечество для заморских поездок, которое и называлось «купцы заморские». Под 1156 годом летописи извещают, что это купечество построило собственную церковь Св. Пятницы на торговище⁴⁵⁾. В новгородской 3 летописи об этой церкви читаем более подробное известие: в лето 6664 (1156) заложиша церковь каменную в великом Новеграде в торгу заморские купцы, святыя Пятницы, а совершена бысть в лето 6853 (1345) при Василии архиепископе что порушилась в великий пожар, повелением раб божиих Андрея сына тысяцкого и Павла Петровича⁴⁶⁾. Важное известие о пятницкой церкви дает не раз уже упомянутый латинский договор 1270 года, имеющий большое значение для новгородской старины вообще: если гость (немецкий), — сказано там — приходящий из верхних земель области (новгородской), захочет отправиться на Готланд, то платит в церковь святой Пятницы одну марку серебра, но не больше»⁴⁷⁾. Из приведенных свидетельств ясно, что св. Пятница была православная церковь новгородскаго заморскаго купечества; раз построенная им она и позже возобновляется богатыми же Новгородцами. Считать ее католической церковью, а заморских купцов — Немцами, как это делает {72} Лерберг⁴⁸⁾, совсем неосновательно: в самом деле с какой стати Немцы в договоре с Новгородом стали бы говорить, что они, Немцы, должны платить в пользу своей же церкви гривну серебра? для подобнаго определения место было бы в скре, а не в договоре с Новгородом, как справедливо заметил Сарторий⁴⁹⁾. Предположение Ризенкампфа, что церковь Пятницы прежде немецкая впоследствии перешла к Русским⁵⁰⁾, также нельзя назвать удачным: уступка церкви в пользу иноверцев в ту пору показалась бы делом странным, да едва ли была и возможна: ни Немцы неуступили бы своей церкви Новгородцам, ни те неприняли бы католической божницы от Немцев. Очевидно св. Пятница была патрональная церковь новгородскаго купечества, и Немцы имели к ней обязательство, именно как к церкви купеческой. Нелегко впрочем сказать, за что именно немецкие купцы платили гривну серебра в пользу этой церкви. Если обратим внимание на то, что ее платили не все Немцы, а только те, которые ездили торговать по новгородской области, то можно полагать, что означенная плата взималась именно за право торговли вне Новгорода: ибо отправляясь торговать внутрь новгородской области немецкие купцы являлись конкурентами домашнему купечеству, а потому если не наравне с ним привлекались к уплате проездных и других пошлин, то по крайней мере делали небольшой взнос в купеческую церковь. Недавно было выражено мнение, что пятницкая церковь была построена поморскими т.е. славянскими гостями, принявшими в Новгороде православие⁵¹⁾. Но в летописи названы заморские купцы, а не поморские славянские гости, которых она со всем не знает. Да опять какой бы смысл был в том, что Немцы обязываются платить в пользу пятницкой церкви поморскаго купечества? Что это за право поморских Славян? При чем тут был сам Новгород? Все это вопросы, при искусственной теории г. Гедеонова неразрешимые.

Но если заморское купечество, с патрональным храмом {73} Св. Пятницы было новгородское, что неподлежит никакому сомнению, то спрашивается: в каком отношении оно стояло к знаменитому купечеству иванскому?⁵²⁾.

Иванское купечество, устройство котораго завершилось жалованною грамотой Всеволода Мстиславича около 1130 года⁵³⁾, состояло из богатейших новгородских купцов; чтобы стать членом иванскаго купечества требовалось уплатить ему гильдейский капитал в 50 гривен серебра; внесший такую сумму получал имя «пошлаго», т.е. потомственнаго почетнаго купца; следовательно иванские купцы в Новгороде были купцы первой статьи или первой Гильдии. Половина купеческаго вклада шла в казну церкви св. Ивана Предтечи на Опоках, по которой прозывалось само купечество; как употреблялась другая половина, в жалованной грамоте Всеволода не говорится: быть может из нея составлялся общий капитал купечества, который потом употреблялся на общия нужды и предприятия. При церкви Св. Ивана сосредоточивалась торговля воском, который взвешивали в притворе церкви иванские старосты, двое пошлых купцов; непошлые купцы неимели права держать старощения, ни взвешивать воск. Пошлины, взимаемыя им в казну иванской церкви, за провес воска, составляли доход исключительно этой церкви: ни город, ни владыка, ни бояре недолжны были вступаться в иванский «вощаной вес»; в ея же пользу шла половина пошлин за взвешивание воска при спасской церкви в Торжке; наконец местность вокруг иванской церкви («буевище, петрятино дворище») отдавалась в аренду, которая тоже доставляла некоторый доход в церковь Св. Ивана. Расходы церкви были следующие: князю ежегодно платилось 25 гривен; такая же сумма отпускалась на храмовой праздник (24 Июня), который справлялся с большой торжественностью и сопровождался богатым угощением со стороны купцов для почетных гостей; за службу владыке в этот день дарили гривну серебра и сукно ипское, архимандриту {74} юрьевскому и игумену антониевскому — по полгривне; на содержание двоих священников отпускалось по 8-ми гривен в год; дьякона — 4, дьячка и сторожей — по 3 гривны. Нет сомнения, что такие подарки и содержание причта по тому времени были очень значительны и давать их могла только такая богатая купеческая церковь, как Св. Иван на Опоках. — При церкви была учреждена дума по делам торговли и купеческаго суда; во главе ея стоял тысяцкий великаго Новгорода; с ним судили и правили трое старост от житьих людей и двое купеческих старост. Дума была поставлена независимо от города и посадника, которые неимели права входить в дела иванскаго купечества ни в каких случаях: управление и суд по делам иванскаго да и всего новгородскаго купечества принадлежали этой думе; ибо суд торговый и суд тысяцкаго — одно и тоже⁵⁴⁾. Из немецких документов видим, что суд Новгородцев с Немцами по делам торговли или в случаях каких-либо столкновений производился также во дворе церкви Св. Ивана т.е. невыделялся из общей сферы купеческих дел; сами Немцы так привыкли к суду в этом месте, что нехотели ни где кроме него судиться, и жаловались когда это место обходилось⁵⁵⁾. На суде Немцев пред тысяцким присутствовал и посадник, как видно из немецкой грамоты договора 1270 года; но всегда ли он там присутствовал трудно сказать. По нашему мнению его присутствие, или точнее — у {75} его председательство на суде с Немцами было необходимо по крайней мере в случаях наиболее важных; в самом деле иныя дела с Немцами по своему значению могли выйти за пределы простых купеческих тяжб; они могли повести к столкновениям с лифляндскими Немцами и Ганзой, к запрещению торговли или даже к открытой вражде с ними т.е. затронуть интересы всего Новгорода, а не одного только купечества; поэтому естественно предположить, что посадник, как представитель всего Новгорода, заседал в таких случаях на суде с Немцами. Впрочем что касается собственно новгородских купцов, то между ними иванские всех ближе стояли к Немцам; в их руках находилась торговля воском, который на ряду с мехами составлял главный предмет заморскаго отпуска; с другой стороны есть указания, что иванские купцы продавали в розницу немецкия сукна, которыя сами они покупали у Немцев целыми штуками: ибо упоминаемый в одном церковном уставе «локоть иванский» т.е. образцовая мера для сукон, главной статьи немецкаго привоза в Новгород, по всей вероятности хранился в иванской церкви, либо в иванской купеческой думе, а самая продажа сукон на этот локоть производилась иванскими купцами: они были богатые купцы — суконники. Ко дню храмоваго праздника иванских купцов приурочивались переговоры с Немцами и сроки перемирия. Так в 1371 году в Нейгаузене (новом городке) было заключено с немецкими послами перемирие до Иванова дня 1373-го года. В 1434 году ганзейские послы в Новгороде также взяли мир от Иванова дня этого года до тогоже дня 1436 года⁵⁶⁾. При заключении договора с Ганзой в 1436 году иванские купецкие старосты принимали большое участие: они нераз приходили к ганзейским послам во двор, где уговаривались о вознаграждении частных истцов с обеих сторон о сроке мира, о взвешивании воска и прочих предметах; по окончании всех переговоров во дворе церкви Св. Ивана читали и укрепляли печатями договорныя грамоты по русски и по немецки, которыми разменялись на обе стороны⁵⁷⁾. Наконец во дворе иванской церкви сберегали {76} тяжебный товар до решения дела законным судом: в 1375 году в Новгород приехал купец Брунсвик с своей компанией; новгородец Максим, один из компаньонов Аввакума, недавно задержаннаго в Дерпте, заявил на Брунсвика и его товарищей иск, взял двоих приставов от тысяцкаго и посадника и арестовал у приезжих товар, который до времени суда был снесен в иванскую церковь⁵⁸⁾. Все эти данныя показывают большое значение иванскаго купечества в Новгороде и его ближайшия отношения к ганзейским Немцам. После того что же оставалось на долю заморскаго купечества? Какова могла быть его роль на ряду с таким первостатейным купечеством, как иванское? При скудости известий на эти вопросы можно отвечать только гадательно; по нашему мнению иванское и заморское в сущности есть одно и тоже купечество, или правильнее — заморское есть ветвь иванскаго. Около 1156 года (построение пятницкой церкви) заморские купцы начинают обособляться от иванских, пробуют устроиться в самостоятельное купечество; однако это обособление неудалось, — и заморское купечество неразвилось на степень большой купеческой корпорации, равной по значению иванской. Оно и понятно: новгородские купцы постепенно были вытесняемы из моря Немцами и Шведами; великий Новгород неустроил государственнаго флота в защиту купеческаго, тогда как Ганза уже в XIV веке имела большия когги, вооруженныя пушками. Правда Новгородцы нераз предпринимали, как увидим, торговыя поездки на Готланд и в Германию во все время сношений с Ганзой; но при этом нет никаких признаков, чтобы эти поездки совершали именно члены особеннаго заморскаго купечества, которое бы руководило заморской торговлей Новгорода; после XII века о нем нет никаких известий, между тем как иванская старина была памятна долго спустя после падения великаго Новгорода⁵⁹⁾. {77}

Но в XII веке, в эпоху готландской торговли новгородские заморские купцы нередко плавали на Готский берег и в Любек; в то время между Новгородом и общим немецким купечеством нестояли Орден и Лифляндия; само общее купечество на Готланде небыло организовано так строго, как впоследствии, когда оно обратилось в Ганзу; в ту пору оно только что начинало торговать с Новгородом, и немогло недопустить морских плаваний Новгородцев на Готланд и в Германию. Прямыя сведения об этих плаваниях восходят к первой половине XII века, хотя все эти плавания сопровождались большой неудачей для новгородских купцов. Так под 1130 годом в летописи записано; «идуце из замория с Гот (Готланда) потопи лодий семь, а сами истопоша и товар, а друзии вылезоша, но нази, а в домы приидоша нази»⁶⁰⁾. В 1134 году в Дании, вероятно в Шлезвиге, новгородские купцы были арестованы⁶¹⁾. Другой арест они испытали в 1157 году, когда датский король Свен IV-й при осаде Шлезвига захватил много русских купцов, а товар их роздал своим воинам⁶²⁾. В 1142 году среди моря на Новгородцев, возвращавшихся домой, напал шведский король, который плыл на 60-ти шнеках в сопровождении одного епископа⁶³⁾. Что новгородские заморские купцы бывали и в Любеке, доказательством {78} тому служит жалованная грамота Любеку императора Фридриха I, в которой между купцами с востока, посещающими Любек, на первом месте названы русские⁶⁴⁾. Конечно еще чаще Новгородцы плавали на ближайший к ним Готланд, где они имели свой двор и церковь; впервые об этом дворе или «становище» упоминается в договоре Александра Невскаго с Немцами 1260 года⁶⁵⁾; однако с полной вероятностью его начало можно относить к томуже времени, когда и Готы построили свой двор с церковью в Новгороде т.е. к половине XII века.

Под конец этого столетия случился долговременный перерыв в торговле Новгорода с Готами и Немцами: под 1188 годом летопись разсказывает о захвате новгородских гостей на Готланде, вследствие чего и Новгород непустил своих купцов на весеннее плавание, а Варягов т.е. готских купцов отправил без мира и недал им проводника⁶⁶⁾. По тону летописнаго разсказа можно догадываться, что сами Готы спешили поскорее уладить дело, которое разстроилось по их вине; но мир долго не мог состояться частию потому что Новгород хотел дать Варягам мир на всей воле своей, а частию по причине смут, волновавших {79} самый Новгород и по непрочному положению там князя Ярослава Владимировича (свояка Всеволода III Юрьевича, вел. князя суздальскаго). В 1195 году Новгородцы незахотели держать у себя Ярослава и стали просить у Всеволода сына его; но великий князь разсердился и взял под стражу новгородских послов с посадником Мирошкой во главе; Ярослав остался в Новгороде, а противники его были в плену у суздальскаго князя. На следующий год Всеволод даже вступил с войском в новгородскую землю; впрочем до кровопролития дело недошло: Всеволод, Ярослав и южные князья даже признали свободу Новгорода выбирать себе князя, где он хочет: «а Новгород выложиша вси князи в свободу: кде им любо, ту же собе князя поймають»⁶⁷⁾. Однако послов новгородских Всеволод все еще неотпускал; тогда наконец Новгород изгнал Ярослава. Тот сел в Торжке, стал собирать дани в волости Торжка, по всему Верху, Мсте и за Волоком; между тем Новгород всю зиму оставался без князя, потом призвал из Чернигова Ярополка Ярославича, но чрез полгода изгнал его и снова обратился к Ярославу. Таким образом восторжествовала суздальская партия, — да иначе и быть немогло: сидя в Торжке Ярослав прекратил всю торговлю Ногорода с Поволжьем. На этот раз вместе с Ярославом возвратился и посадник Мирошка; это было в 1197 году; спустя два года Всеволод отозвал Ярослава, а на его место посадил сына Святослава⁶⁸⁾. Ко времени этого-то последняго княжения Ярослава в Новгороде (1197 —1199) и относится первый письменный договор Новгорода с Готами и Немцами, который впрочем назван только подтверждением стараго мира: «се яз князь Ярослав Володимеричь сгадав с посадником Мирошкою и с тысяцкым Яковом и с всеми Новгородьци потвердихом мира старого с послом Арбудомь и с всеми немецкими сыны и с Готы и с всемь латиньскымь языком, послал есмь посла своего Григу на сей правде»⁶⁹⁾. Последния слова указывают, что посол {80} Григорий был отправлен на Готланд с договорной грамотой для утверждения ея печатью общаго купечества т.е. здесь был тот же порядок, который повторился спустя лет 30 в Смоленске, когда князь Мстислав Давыдович отправил своих послов в Ригу и на Готланд для окончательнаго утверждения договорной грамоты печатью общаго купечества. Но и на этот раз дело непришло к концу: весной 1201 года Новгород все еще «пустил Варягов без мира», и только осенью того года «дал мир на всей воле своей», что случилось уже при новом князе Святославе Всеволодовиче⁷⁰⁾.

Хотя Ярославова грамота по некоторым признакам есть проект, однако несомненным нужно признать, что Готы и Немцы согласились на мир с Новгородом именно по этой грамоте. Что она проект, видно во 1-х из того, что у ней недостает конца, на что обратил внимание И.И. Срезневский⁷¹⁾; во 2-х в самой грамоте говорится, что она дана послу Григорию, только еще отправляющемуся на Готланд; в грамоте виден также намек на непрочное положение Ярослава в Новгороде: «а кого Бог поставить князя, а с темь мира потвердить». Но что грамота получила значение действительнаго договора, доказывает то обстоятельство, что она переписана рядом с договором 1260 года с Немцами на одном пергаминном листе: очевидно она имела значение настоящаго документа, если после находили нужным ее переписывать на ряду с договором, вполне авторитетным. Да и в самом деле она должна была иметь такое значение: новый князь Святослав был дан по желанию той же суздальской партии, которая поддерживала прежняго князя Ярослава, так что в переделке договорной грамоты непредставлялось никакой нужды с прибытием новаго князя. Порядки торговли в грамоте Ярослава определяются следующим образом: новгородские купцы и послы безпрепятственно могут плавать на Готланд и в немецкую землю, а Готы и Немцы, или как те и другие называются вместе — Варяги, безпрепятственно приезжают в Новгород. Если новгородский {81} князь вступит в разлад с Новгородом, то гости, не смотря на то, могут продолжать торговлю, а потом подтвердить мир с новым князем⁷²⁾. Для провода немецкой лодки, Новгород обещает давать «кормника» т.е. лоцмана, но о плате за проводы, ни о других отношениях, в какия могли стать Немцы к лоцманам, договор неупоминает⁷³⁾. В одной статье встречаем важное указание, что Немцы уже тогда торговали не в одном Новгороде: «оже тяжа родиться —сказано в ней — в иное земли в русскых городех, то у тех свое тяже прошати, искати Новугороду ненадобе, а тяжа на городы». Под городами «иной земли нельза разуметь конечно новгородские пригороды, например Ладогу, Псков, Торжек и другие; пригороды относились к новгородской земле, тянули к Новгороду по управлению и суду, в том числе и по суду с немецкими гостями, за исключением впрочем Пскова, который весьма рано начинает торговать и договариваться с Немцами независимо от Новгорода. Под иной землей нужно разуметь области, непринадлежащия Новгороду, как-то: полоцкую, смоленскую, а быть может и суздальскую. В самом деле Всеволод и его свояк Ярослав могли требовать у Новгорода пропуска немецких купцов и в суздальскую землю, где сами Новгородцы были обыкновенными гостями; для суздальскаго князя было бы гораздо выгоднее, если бы к нему приезжали сами Немцы и без посредства Новгородцев продавали ему заморские товары; оговорка, что в случае тяжбы Немцев с другими городами Новгород ни за что не отвечает, {82} показывает, как Новгороду былобы нежелательно, чтобы Немцы вели торговлю вне его земли. При взыскании долгов установляется следующий порядок. Если должник будет запираться, то истец должен представить двенадцать человек послухов, которые присягают в справедливости иска, после чего кредитор получает свой долг; во всяком случае должника нельзя посадить в «погреб»: можно приступить к его имуществу, но личность его остается неприкосновенной; при том тяжба может быть отложена до следующаго года, и если только в следующий приезд должник неплатит, тогда заявя князю и людям можно приступить к его имению. Но большинство статей договора определяют штрафы за уголовныя преступления: за убийство полагается вира в десять гривен серебра; за посла, заложника (таля) и священника вира удвояется; за несправедливый арест и самоуправство виновник платит 12 гривен старых кун, за удар оружием или палкой — 6 гривен кун. Строго караются преступления против женской чести: за побои, нанесенные замужней женщине или девице, виновный платит ей 40 гривен кун за безчестье, и столько же гривен штрафа в пользу князя; если кто сорвет повязку с головы женщины («повои») и она окажется с открытой головой, «простоволоса», виновный платить за безчестье 6 гривен кун; даже за оскорбление холопки положена гривна серебра. Если возникнет условная тяжба без видимых следов преступления («оже тяжа родится без крови»), то обе стороны, обвиняющая и обвиняемая — должны представить свидетелей, затем бросить жеребий, какой стороне принимать присягу: данное под присягой показание и решает все дело. В заключение заметим, что количество штрафа, назначаемаго в договоре за преступления, как раз совпадает с тем, которое положено за те же преступления в Русской Правде; в этом отношении справедливо сказано в летописи, что договор Ярослава дан Варягам на всей воле новгородской.

Назад К оглавлению Дальше

¹⁾ Напечатана в „Моnum. Livoniae antiquae, Bd. II. Впрочем издатель справедливо называет автора хроники только дилетантом.

²⁾ Хрон. Ниенштедта, глав. IV, стр. 12-13.

³⁾ Как например Кранцем и Капцовым, автором Померанской хроники и др. См. диссертацию Грановскаго: Волин, Иомсбург и Винета (Собран. сочин. т. I, Москва, 1856, стр. 251-252). Мотив о переносе ворот повторяется и в других местах; так о Корсунских вратах в Новгороде также говорили, что они были похищены Русскими из Сигтуны. См. Карамзина И. Г. Р. т. I, прим. 458.

⁴⁾ Lehrberg. Untersuchungen, s. 268.

⁵⁾ Фортинский. Примор. Вендск. город. стр. 57-58.

⁶⁾ Sart. Lappenb. Urkundl. Gesch. 11, № 4.

⁷⁾ Так корпорация любецких купцов в Лондоне называлась любецкой ганзой; тамже была кельнская ганза и гамбургская.

⁸⁾ Освящена в 1225 году. Sart. Lapp. Urk. Gesch. II, s. 5.

⁹⁾ E. Hermann. Beiträge zur Gesch, des Russ. Reiches. Leipzig, 1843, s. 12-14.

¹⁰⁾ Фортинский. Прим. Венд. города, стр. 358-360.

¹¹⁾ Е. Hermann. Beiträge, с. 10. Припомним предание начальной летописи о приходе в Полоцк Рогвольда из-за моря. Не на Готланд ли бежал Владимир нанимать Варягов? Остров был сборным пунктом для разнаго рода искателей приключений, промежуточной станцией из Швеции в Русь, и обратно.

¹²⁾ Известныя слова хроники Генриха Лотыша: „inventus а mercatoribus Bremensibus portus Livonicus“ считаются позднейшею интерполяцией; по крайней мере и древнейшем списке летописи Генриха, недавно найденном в Варшаве в библиотеке Замойскаго и относящемся к концу ХIII или началу XIV века, эти слова отсутствуют. Вообще участие Бремена в лифляндской колонизации признается весьма незначительным. См. Hölbaum, Die Gründung der deutschen Kolonie an der Düna Hans. Geschichtsblätter, Jahrgang 1872).

¹³⁾ Карамзин. И. Г. P. т. I, прим. 485.

¹⁴⁾ Sart-Lapp. Urk. Gesch. II, s. 39; „sanctus Petrus et sanctus Nycholaus in Aldachen secundum jura antiqua rehabere debent sua prata“. На основании этих слов Сарторий допускает две католических церкви в Ладоге; Карамзин — одну (И. Г. P. III, стр. 126). Действительно под церковью св. Петра вероятно разумеется новгородская; то обстоятельство, что здесь она поставляется на ряду с ладожской, указывает по нашему мнению на то, что обе строили Немцы, а не Готы; так как обе церкви немецкия, то о них и говорится в одной статье.

¹⁵⁾ Неволин. О пятинах и погостах новгородских. Зап. Имп. Геогр. Общ. т. VIII, прилож. I, стр. 46-47.

¹⁶⁾ П. С. Р. Л. III, стр. 11: „Церквий сгоре 8-мь, а 9-я Варязьская“. Другой раз она горела в 1181 году, третий — в 1217-м, причем вместе с церковью сгорело много товаров. Тамже, стр. 18 и 35.

¹⁷⁾ Sart. Lapp. Urb. Gesch. LI, s. 42: „curia Gotensium cum ecclesia et cimiterium sancti Olaui et prata adjacentia in omnibus libera erunt secundum justiciam habitam ab antiquis.

¹⁸⁾ П. С. P. Л. III, стр. 216.

¹⁹⁾ Напечатано в. „Памятн. старин. рус. литературы“, I, стр. 251-253, но под неточным названием: „Легенда о построении варяжской церкви в Новгороде“; дело идет о построении немецкой церкви св. Петра, а не варяжской.

²⁰⁾ Истор. Российск. т. III, стр. 445.

²¹⁾ Кортan. Die Recessen u. and. Akten. Einleitung, s. XXIX-XXX.

²²⁾ Sart-Lappenb. Urk. Gesch. II, s. 39.

²³⁾ Тамжс, стр. 42: „Item Curiam gilde, quam iidem Gotenses vendiderunt, non tenentur renouatione pontis aliquatenus procurare“.

²⁴⁾ См. Красова „О местоположении древняго Новгорода, стр. 97-100. Новгород, 1851. Ср. план Новгорода, приложенный к этому сочинению, где по соседству с Ярославовым двором помещаются церкви Николая Чудотворца, Прокопия, Пятницы и другия.

²⁵⁾ Полочане имели православную церковь святителя Николая в Риге. (В Рус. Лив. А №№ 370 и 374 относятся до этой церкви).

²⁶⁾ Гильдебранд. Отчеты о розысканиях, произвед. в риж. и ревел. архив. по части рус. истории (Прилож. к XXIX т. Зап. И. Ак. II.), стр. 38.

²⁷⁾ Behrman. De scra van Nougarden. 1828. Изданием копенгагенскогo списка скры Берман занялся по поручению нашего канцлера Румянцева. Лучшее издание древней Скры по трем спискам в сборнике Сартория-Лаппенберга: Urk. Gesch. II, № 9. — Перевод древней скры по русски сделан в приложении к разсуждению Андреевскаго: О договоре 1270 года. — Scra, Schragen = tabula, libellus; в латинских документах это слово объясняется, как Liber juris.

²⁸⁾ Urk. Gesch. II, с. 17.

²⁹⁾ Хрон. Ниеншт. стр. 13. — Нельзя отожествлять зимних гостей с сухопутными, а летних — с морскими, как-то делает г. Костомаров вопреки ясному их различению в Скре (Северн. рус. народопр. II, стр. 193). Как морские так и сухопутные гости делали по две поездки в год, весной и осенью, следоват. были в Новгороде летними и зимними гостями.

³⁰⁾ Невидно впрочем из скры, что служило основанием для этого деления на компании, происхождение ли из одного города, или наем одного судна, или общее хозяйство во дворе.

³¹⁾ Из этого достаточно ясно, как было значительно преобладание заморских купцов над сухопутными, т.е. лифляндскими, тогда только что начинавшими торговать в Новгородском дворе. Да и понятно такое преобладание: заморское купечество основало двор, было полным его хозяином.

³²⁾ Это потому — думает Сарториий — что летние гости меньше времени жили во дворе, чем зимние. Urk. Gesch. II, s. 21.

³³⁾ В своем месте скажем подробнее об этой подати.

³⁴⁾ Urk. Gesch. II, s. 7: „qui pecuniam snam dat alicui concivi suo, ut inde negotietur in Datia, uel in Rutia. Сарторий подозревает правильность чтения последняго слова, и вместо его предлагает читать Ruja т.е. Рюген; он сомневается, чтобы купцы Вестфалии в то время непосредственно торговали с Русью. Но ведь купцы Медебаха на равне с купцами других вестфальских городов могли составлять часть готландскаго купечества, и вести торговлю в Руси с острова Готланда.

³⁵⁾ Фортинский. Примор. вендск. города, стр. 376.

³⁶⁾ Вот эта формула: si aliquis mercator in curia Nogardensi se in sun jure grauatum cognosceret uel sentiret, quod pro recuperatione sui juris ad nullum alium locum preterquam ad cinitatem Lubicensein respectum habere debet et recursum. Sart. Lap. II, s. 179.

³⁷⁾ Recesse u. and. Akten, I, № 71.

³⁸⁾ „Vestri quidam progenitores dictas libertates a primaeuis temporibus in Curiam Nogardensem, ueluti ipsarum libertatum fundatores, primitus apportabant“.

³⁹⁾ Recesse u. and. Akt. I, № 70.

⁴⁰⁾ Ibidem, s. 34-35.

⁴¹⁾ Recesse u. а. А. I, s. 332: „dissensio, quae uertitur inter Lubicenses еt Wysbicensуs super appуllacione mercatorum curiae Nougardensis, suspensa est usque ad proximum terminum“.

⁴²⁾ Ibid. II, s 78: „de beschуldinge van Nogarden anders nergen wezen scolde, denne to Lubeke“.

⁴³⁾ Ibid. s. 78, № 69. Cp. Pyc. Лив. A. № 90.

⁴⁴⁾ Riesenkampf. Der deutsche Hof zu Nowgorod, s. 27. В XV в. Новгородский двор делился на четыре квартиры: саксонскую, вестфальскую, вендскую и лифляндскую.

⁴⁵⁾ П. С. Р. Л. IV, стр. 9: „Поставиша купци заморьстии церковь св. Пятница на торговищи“. В Новгор. 1 лет. сказано просто „заморьстии“. От этой купеческой церкви нужно отличать другую того же имени, построенную частными лицами: „срубиша церковь… св. Пятници на търговищи къснятине с братомъ“. Также, т. III, стр. 20, под 1191 годом.

⁴⁶⁾ Тамже III, стр. 215.

⁴⁷⁾ Sart. Lappenb. II, s. 39: “Si hospes veniens de superioribus partibus terrae versus gotlandiam ïre voluerit, dabit ecclesiae sancti vridach marcam argenti, non plus.“

⁴⁸⁾ Untersuchungen, s. 270.

⁴⁹⁾ Urk. Gesch. II, s. 39 (Anmerkung 3).

⁵⁰⁾ Der deutsche Hof zu Nowgorod, s. 74.

⁵¹⁾ Гедеонов. Варяги и Русь, I, стр. 348.

⁵²⁾ В прекрасном очерке иванскаго купечества „Св. великий Иван на Опоках“ (Журн. Мин. Нар. Пр. 1870, Август) г. Никитский некасается однако вопроса об отношениях заморскаго и иванскаго купечества.

⁵³⁾ Доп. к Ак. Истор. I, № 3.

⁵⁴⁾ Никитский в указан. очерке, стр. 215 — Доп. к А. И. I, стр. 3-4: „и яз князь великий Всеволод поставил есми св. Ивану три старосты от житьих людей и от черных-тысяцкаго, а от купцев два старосты: управливати им всякая дела и Иванская и торговая, и гостиная, и суд торговый; а Мирославу посаднику в то невступатца и иным посадником в иванское ни во что же, ни бояром новгородцкым“.

⁵⁵⁾ Sart Lappenb. Urk. Gesch. II, 38: „Placita hospitum inter hospites et Ruthenos habenda sunt in curia sancti Johannis coram duce, oldermanno, Nogardiensibus, et non coram aliquo alio”. — Schut en twist tuschen den dudeschen un den Nogarderen, dhe twist sal endegen up sente Johannis houe uor deme borchgreuen, deme hertogen unde uor dhen copluden”. Ibid. s. 09.—Quod forum justiciarum mercatorum debet esse in curia s. Johannis, et non alias, coram duce et duobus senioribus Theutonicorum“. Подробнее о суде с немцами ср. в указан. выше очерке г. Никитскаго, стр. 217-220.

⁵⁶⁾ Ropp. Hansceresse, I, № 288.

⁵⁷⁾ Ibid. № 586, s. 519: „waert desse breff gelesen, belevet unde beseghelt vor sunte Johannes“.

⁵⁸⁾ Bunge, LEK. Urk. III, № 1103: „dat gut vorden so in sunte Johannes kerken". — Такой же случай был в начале XV века; см. тамже IV, № 1506.

⁵⁹⁾ В грамоте от 1556 года царь Иван Васильевич говорил новгородским дьякам: „как к вам ея наша грамота придет, и вы б часа того в Новгороде выбрали людей, да тое б есте весчую пошлину под Иваном Святым на меня, царя и великаго князя велели брати тем людем, которых вы выберете“. Доп. к Ак. Ист. I, № 95. Какие именно товары весили при иванской церкви показывает уставная таможенная грамота Новгороду 1571 года: „а воск, и мед, и олово, и свинец, и квасцы, и ладон, и темьян весить по старине на крюк у Ивана Святого под церковью на петрятине дворище; а таможником в то невступатися ни во что“. А. А. Эксп. 1, № 282. — Воск и мед издавна составляли предметы отпускной торговли Новгорода; остальные товары — главныя статьи немецкаго привоза; изъятие этих товаров из ведения таможников и поручение весить их особенным новгородским выборным в некоторой степени напоминает еще древний порядок, когда весили воск иванские старосты.

⁶⁰⁾ П. С. Р. Л. III, стр. 6.

⁶¹⁾ Тамже: „рубоша Новгородць за морем в Дони“.

⁶²⁾ Lehrberg, Untersuchungen, s. 268.

⁶³⁾ П. С. Р. Л. III, стр. 9: „приходи свейске и князь с епископом на гость, иже из заморья шли в 3 лодьях, и бишася неуспевше ничтоже, и отлучиша их 3 лодье, избиша их полутораста“. — Известие впрочем очень неясное; невидно, были ли это Новгородцы, или готские купцы, и успели ли они отбиться от шведов.

⁶⁴⁾ Sart-Lappenb. Urk. Gesch. II, 9: „Rutheni, Gothi, Normanni et ceterae gentes orientales absque teloneo et absque hansa ad civitatem saepe dictam (Любек) veniant et libere recedant“.

⁶⁵⁾ Pyc. Лив. А. стр. 9. — В XVII веке шведские чиновники доносили своему правительству: „In Wisbya sicut gentes aliae, ita Russi quoque templum habuere publicum domumque conuehendis ac permutandis mercibus proprium“. По одной упсальской рукописи это место приводит Сарторий, Gesch. des hans. Bund. I, 381.

⁶⁶⁾ П. С. Р. Л. III, 20: „рубоша Новгородце Варязи на Гтех, Немеце в Хоружьку и в Новотържце, а на весну непустиша из Новагорода ни одиного мужь за море, ни сла (посла) вдаша Варягом, но пустиша я без мира“. Опять неясное известие: что за местности „в Хоружьку и в Новотържьце“? Есть ли это переводныя названия каких нибудь местностей на Готланде, или дело идет о Новом Торжке, где Новгородцы велели схватить немецких купцов в отместку за арест своих купцов на Готланде, — трудно сказать.

⁶⁷⁾ П. С. Р. Л. III, стр. 23. Это положение высказали князья, а не вече, как толкует его г. Костомаров (Севернор. Народоправ. I, стр. 78).

⁶⁸⁾ Также, стр. 23-25.

⁶⁹⁾ Рус. Лив. Ак. № 1.

⁷⁰⁾ П. С. Р. Л. III, 25.

⁷¹⁾ Изв. 2 отделен. Aк. Наук. Т. VI, стр. 155.

⁷²⁾ „Аче будет суд князю новгороцъкому Новегороде или немецкъму в Немчьх, а в том миру ити гостю домов бес пакости“. Слова „аче будет суд“ г. Владимирский-Буданов объясняет: „если умрет князь Новгородский“ (Хрестом. по истор. рус. права, I, стр. 102). Но нашему мнению важнее было предусмотреть случаи разладов великаго князя с Новгородом, или немецкаго сеньера с общиной, чем их смерть, тем более, — что касается Новгорода — то князья там умирали весьма редко, тогда как оставляли его по неудовольствию с вечем весьма часто.

⁷³⁾ Статья о лоцманах, как и другия места договора 1199 года, выражены довольно неясно; является возможность разной постановки знаков препинания, дающей до некоторой степени различный смысл.

Назад К оглавлению Дальше