Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Одновременно с развитием колонизации и городской жизни в прибалтийском крае т.е. приблизительно с XIII века нужно полагать начало Ганзы немецких городов с Любеком во главе. С тех пор права суда и управления отдельных купеческих корпораций, производивших торговлю на Готланде, в Лондоне и других чужестранных рынках, переходят на городские советы, которые берут в свое руководство внутреннюю и внешнюю торговлю, все регулируют и направляют к одной общей цели. Еще в пору своего самостоятельнаго существования заграничныя купеческия корпорации или ганзы в собственном смысле нераз нуждались в содействии городов: связанныя с ними происхождением и общим правом: оне в сомнительных случаях обращались к городским советам за решением спорных вопросов права, апеллировали туда как в высшия судебныя инстанции, или наконец просили содействия городов для выполнения своих постановлений¹⁾. При том для отдельных купеческих корпораций, по крайней мере в первое время не было обязательно поступление в общую немецкую Ганзу; так например гамбургские купцы долго {129} составляли свои особенныя гильдии в Утрехте, Слюйсе и Осткеркене под именем фландрских гостей; они сами управлялись и судились, а в случае нужды апеллировали в Гамбург²⁾. Однако такие случаи независимости отдельных купеческих гильдий на ряду с общей Ганзой очень редки: дальнейшая история внешней немецкой торговли шла именно в духе централизации, в подчинении всех купцов руководству городских ратов. Такое сосредоточение управления купеческих дел в городских ратах случилось конечно в ущерб самостоятельности отдельных купеческих гильдий, торговавших за границей; но взамен того оне приобрели в городских советах, а особенно в городских союзах такую защиту своих прав, какой прежде при своих малых силах оне немогли себе обезпечить. Число таких городских союзов в северной Германии с XIII века, особенно со времени междуцарствия быстро возрастает; из них важнее были те, которые заключал с разными городами Любек и вендские города. Так в 1241 году Любек вступил в договор с Гамбургом о свободе торговли их купцов друг у друга, — договор по замечанию Копмана означающий связь Балтийскаго моря с Немецким³⁾, хотя еще Сарторий справедливо сомневался считать этот договор за начало Ганзы⁴⁾. Затем Гамбург вступает в торговые и оборонительные союзы с Бременом, Брауншвейгом и другими саксонскими городами; в свою очередь саксонские города договариваются с вендскими⁵⁾. В конце XIII века Любек вступает в договор с Визби и Ригой о защите купцов, плавающих по Балтийскому морю⁶⁾. Но самый важный союз, впоследствии привлекший к себе почти все города нижней и средней Германии, и таким образом послуживший ядром общей {130} немецкой Ганзы, был союз вендских городов: Любека, Висмара, Ростока, Стральзунда и Грейфсвальда⁷⁾. Однако несмотря на то, что в Любеке и соседних с ним вендских городах идея общей немецкой Ганзы была наиболее сильна, чем в других городах, — так как Любек с вендскими городами наиболее выигрывал при осуществлении этой идеи, — несмотря на то союз вендских городов нередко ослабевал, а в начале XIV века, благодаря хитрой политике датскаго короля Эриха Менведа, совершенно разстроился: Любек очутился даже во вражде со Стральзундом и Висмаром; вследствие того вендские города больше прежняго должны были подчиниться Дании и вассалам империи. Но со второй половины того же века вендский союз снова крепнет; датский король Вальдемар III завоевал Визби, центр прежняго немецкаго купечества и одну из важнейших торговых станций на Балтийском море; кроме того он намеревался подчинить своей власти всю северную Германию в тех размерах, какими Дания владела в начале XIII века, и таким образом осуществить на деле титул «короля Славии». Для вендских городов теперь предстояла борьба не только за всю будущность их торговли на Балтийском море, но и за свое независимое существование. Правда первая война с королем небыла удачна для Любека и вендских городов; за то вторая подняла их значение до высокой степени: по стральзундскому миру 1370 года чины датскаго королевства обязались выслушивать на будущее время согласие Ганзы при избрании новаго короля. С эпохи стральзундскаго мира начинается блестящий век Ганзы, как торговаго и политическаго союза. Конечно немецкая империя никогда немогла признать самостоятельности ганзейскаго союза, хотя по своей слабости и терпела его существование; но нужно также заметить, что в сущности Ганза содействовала видам империи: ибо Ганза докончила онемечение прибалтийских Славян, она же сдерживала {131} напор Дании, которая стремилась овладеть северной Германией. Главная сила союза состояла в обширном флоте, посредством котораго он хозяйничал в Балтийском и Немецком морях; в этом отношении история Ганзы есть история морскаго могущества Германии: в средние века ганзейский союз был на севере Европы первостепенною морскою силой, особенно чувствительной для трех северных государств, соединенных кальмарскою унией, — и нет сомнения, что ганзейская политика была одною из причин, мешавших осуществлению этой унии.

И однако было бы совершенно неверно представлять этот союз сильным и прочно организованным; напротив за все время своего существования Ганза обнаруживала признаки далеко несовершенной организации и большой внутренней слабости. Крепкой центральной власти, связующей города, не существовало: ганзетаги собирались далеко невсегда исправно; их решения оставались часто без исполнения, если отдельные города находили невыгодным следовать им. Согласить всех к однообразному действию было весьма трудно, так как интересы городов, составлявших союз, расходились весьма далеко. Кельн с вестфальскими городами издавна стремился к преобладанию в лондонской конторе: в XIII веке он не допускал в свою ганзу ни любецких, ни гамбургских купцов, и те должны были организоваться в свои отдельныя ганзы; при Эдуарде IV-м Кельн совершенно даже вытеснил любецких купцов с лондонскаго двора и к великому огорчению Ганзы очутился его полным хозяином⁸⁾. Теже вестфальские города в вопросе об апелляции на приговоры новгородскаго двора вместе с Визби представляли оппозицию Любеку и вендским городам, по прежнему желая иметь высшей инстанцией Визби, а не Любек. Выше мы представили, как Рига с лифляндскими городами домогалась увеличить права своих купцов в Новгороде и как в тоже время стремилась удалить ганзейских купцов из области западной Двины. Данциг с прусскими городами {132} также требовал себе больших прав в новгородском дворе, чем уступала их Ганза: они требовали права иметь там особеннаго ольдермана и священника, права сухопутных поездок в Новгород, наконец права привозить туда польския сукна⁹⁾. Нередко союз разстраивался до такой степени, что почти переставал существовать, и только Любек с вендскими городами хлопотал тогда о поддержании «купеческой храмины». Против ослушников своих распоряжений Ганза имела одно сильное средство, — это изгнание из союза с лишением всех ганзейских прав и запрещением всяких сношений с опальным городом или купцом. Но такое решительное средство можно было употреблять изредка и с большой осторожностью; притом оно невсегда было действительно по отношению к большим городам: Бремен например трижды был исключаем из Ганзы, но повидимому ниразу не находил для себя чувствительной утрату ганзейских прав¹⁰⁾. Если же несмотря на эти недостатки своей внутренней организации Ганза достигла большого политическаго значения в северной Европе; если посредством своих контор в Новгороде, Бергене, Брюгге и Лондоне она захватила в свои руки обширную торговлю, и стала посредницей между востоком и западом с одной стороны, и югом и севером Европы с другой, то причина всему этому лежит в крайней раздробленности феодальной Европы вообще и немецкой империи в особенности: Ганза была сильна безсилием других, и только сравнительно с малоустроенной империей может назваться благоустроенным союзом. За то усиление немецких князей, бывшее одним из важных следствий реформации, оказалось для Ганзы весьма опасным: «князья ревниво наблюдали, чтобы какой нибудь город не вздумал уклониться от их юрисдикции: а когда в городах к религиозному движению присоединилось социальное, как в Мюнстере и Бремене, то князья в высшей степени подозрительно стали смотреть на всякое без исключения свободное {133} движение общин»¹¹⁾. Вне Германии отношения изменились также не в пользу Ганзы. С развитием королевской власти, с пробуждением национальнаго чувства и сознания народных интересов для Ганзы стало невозможно удержать свои старинныя монополии; а с открытием Америки и развитием мореплавания по Атлантическому океану усиливаются старые соперники Немцев Голландцы и Англичане. В 1598 году декретом королевы немецкий двор в Лондоне был закрыт, купцы изгнаны, а 60 кораблей их арестованы¹²⁾. Со времен реформации усиливается Швеция, и король ея Густав Ваза решительно заявляет: «нельзя больше терпеть того, чтобы Любек обходился с тремя великими царствами севера, как с мелочным товаром»¹³⁾. Но самый ранний и наиболее чувствительный удар Ганзе был нанесен великим князем московским Иваном III Васильевичем, который в 1494 году приказал опечатать немецкий двор в Новгороде, а купцов в количестве сорока девяти человек — посадить в тюрьму. Как велико было значение новгородской конторы видно из того, что Ганза после ея закрытия несчитала выгодным поддерживать контору в Брюгге, так как без новгородской она не могла существовать.

Теперь обратимся к немецкому двору в Новгороде, проследим его внешнюю судьбу и разсмотрим его внутреннее устройство.

На Торговой стороне, в Славянском конце, на Варяжской улице стоял древний варяжский или готский двор. Упомянутая улица, по изысканиям наших ученых совпадающая с нынешнею Путною улицей¹⁴⁾, по всей вероятности {134} получила свое название от варяжской купеческой колонии, изстари устроившейся в Новгороде. Неподалеку от готскаго двора на нынешней большой Михайловской улице стоял немецкий двор св. Петра¹⁵⁾; ближайшими соседями того и другого были михайловские уличане¹⁶⁾. Судя по разнице платы, которую Немцы давали новгородским извощикам за провоз своих товаров с берега Волхова, — 10 кун с ладьи до готскаго двора и 15 кун — до немецкаго, нужно заключить, что первый был ближе к берегу Волхова, чем второй. Нельзя не заметить, что Немцы выбрали для своих дворов весьма удобное место: неподалеку волховская пристань; вдоль берега реки тянулись луга, изстари уступленные Готам и Немцам во владение¹⁷⁾; с другой стороны весьма близко торговище, центр новгородской торговли; путь к нему с готскаго двора лежал через княжий двор, к которому с другой стороны примыкал псковский торговый двор¹⁸⁾. Рядом с немецким двором находилась церковь св. Ивана Предтечи на Опоках, где производился суд между Немцами и Новгородцами: значит и судная палата была у Немцев под рукой. Конечно такое выгодное место они приобрели не даром, как об этом можно догадываться по разсказу о построении немецкой божницы, а раз приобревши его дорожили каждой пядью своей земли. По договору 1270 года они требуют, чтобы место вокруг готскаго двора на разстоянии восьми шагов было свободно от построек, склада товаров и дров, и чтобы им оставался свободный проход до торговища через княжий двор¹⁹⁾; они также не {135} позволяли Новгородцам строить лавок или останавливаться с товарами на мостовой, которую они сами поддерживали вокруг своего двора²⁰⁾. С своей стороны Новгород настаивал, чтобы при перестройке ограды вокруг двора Немцы не захватывали земли больше прежняго²¹⁾. После пожара 1299 года, истребившаго немецкий двор, ганзейский посол хлопотал в Новгороде об увеличении места под новый двор; в тоже время он просил позволения провести водосточную трубу от церкви до берега Волхова²²⁾; согласился ли тогда Новгород на эти просьбы, неизвестно; если и согласился, то по всей вероятности за известную плату со стороны Немцев. Что касается водопровода, то вопрос о нем Немцы поднимали нераз и в XV веке. В 1431 году контора писала в Дерпт, что водопровод день ото дня портится, и вода не имеет никакого стока со двора, что по этому случаю прикащик двора (des houes knecht) говорил с улицкими старостами (mid den oldesten van der straten), а те обещались доложить Новгороду просьбу Немцев, чтобы исправить водопровод от церкви к реке²³⁾. В 1436 году ганзейские послы просили позволения устроить водопровод от немецкаго двора до готскаго, но не получили никакого ответа²⁴⁾, а из одного документа 1437 года узнаем, что Новгород соглашался на проведение трубы только при том условии, если Немцы позволят православной церкви в Ревеле иметь дверь с улицы²⁵⁾. Наконец с давних пор Новгород привлекал Готов и Немцев к участию в мощении городских улиц, вероятно ближайших к их дворам, как это видно из устава о мостовых. Историограф {136} Карамзин²⁶⁾ справедливо соображает, что этот устав не может быть приписан Ярославу I Владимировичу, а скорее Ярославу Всеволодовичу; другие впрочем думают, что распоряжение о мощении новгородских улиц было сделано именно старым Ярославом²⁷⁾; но в таком случае нужно предположить, что статья о привлечении Готов и Немцев к поддержанию мостовой внесена в письменный устав не раньше второй половины XII века т.е. времени основания немецкаго двора в Новгороде; быть может она внесена в то же время, когда написан первый до нас дошедший договор Новгорода с Немцами и Готами, т.е. в самом конце этого столетия, при князе Ярославе Владимировиче.

Что касается частнее готскаго двора, то приблизительно с половины XIV века ратманы Визби сдают его в наймы Ганзе. До нас дошел целый ряд документов, в которых изложены самыя условия найма. Так в 1414 году уполномоченный Визби пишет, что он получил с ревельскаго рата наемную плату за готский двор в количестве сорока марок серебра за 12 лет, следовательно по 3 1/3 марки в год, — и возобновил контракт на следующие 10 лет на таких условиях. Ганза платит городу Визби по 5 марок серебра в год; на земле, принадлежащей готскому двору, Немцы могут строить новыя здания на их собственный счет; если по истечении означеннаго срока Готы захотят сами владеть своим двором, то они должны представить понятых, двоих готских купцов и двоих Новгородцев: столько же понятых должны представить и Немцы, и все вместе произвести оценку вновь построенных Немцами зданий; по уплате оценочной суммы Готы могут вступить во владение своим прежним двором; наконец если в продолжение означенных десяти лет готские купцы приехали бы в Новгород, то они имеют право остановиться в своем дворе безплатно²⁸⁾. Но такие случаи приезда готских купцов повидимому были редки. {137} Из других контрактов XV и XVI веков видно, что Готы во все это время ни разу невоспользовались правом выкупа своего двора; уже давно застроенный немецкими зданиями в сущности он стал собственностью Ганзы, так что Готам плата шла за одно только место; да и самый двор, судя по незначительности арендной платы, был очень не велик.

Гораздо обширнее был немецкий двор Св. Петра. Около 1200 года, в княжение Александра Невскаго Немцы приобрели у Новгорода три новых здания к своему прежнему двору: «а которых трое дворць выпросили ваша братья посли, а тех ся есмы отступили по своей воли», — замечает Новгород в договоре с Немцами этого года²⁹⁾. Кроме того до 1270 года Немцы приобрели еще двор от Готов, причем вероятно обязались держать около него мостовую³⁰⁾. С половины XIV века они берут в наймы новый готский двор. Наконец в 1331 году на ряду с немецким и готским двором упоминаются несколько других зданий, находившихся по близости с ними, и отчасти невходивших в общую ограду³¹⁾. Таким образом с увеличением ганзейской компании увеличивались и размеры двора. Кроме того прикупка новых зданий для Немцев обусловливалась частыми пожарами, свирепствовавшими в деревянном Новгороде, от которых нередко терпел и немецкий двор. Любопытно, что отдельныя части двора в XIV веке носят русския названия; в скре упоминаются клети (kleten), подклети (potklet), ропаты (rapaten), гридница (gridenissen) и погреб (pogribben)³²⁾. И это понятно: при перестройке двора Немцы пользовались услугами новгородских плотников; от них они и усвоили русския названия построек. Сверх упомянутых частей двора внутри его находились еще следующия здания: так называемая новая {138} постройка (neuwerk), Морневегова камера (Mornewegs-kammer), названная вероятно по имени строителя, любецкаго купца, сильно разбогатевшаго от новгородской торговли³³⁾, комната для молотья (malstoue), вероятно на ручных жерновах, больница (seykstoue) и пивоварня (brühaus)³⁴⁾. Из жилых помещений (dornsen) одно специально назначено было для священника (des рареn dornsen), другое — для переводчика (tolkes klet). В клетях были лавки (loes); клети велено было запирать вверху и внизу, — значит оне были двухъэтажныя, что также указывает на новгородский обычай постройки³⁵⁾. Все эти здания и церковь Св. Петра были обнесены досчатым забором (tune, planken); но часть приезжих останавливалась и вне двора (buten houes) в зданиях, также принадлежавших Немцам³⁶⁾.

С увеличением ганзейской корпорации и с развитием ея торговли в Новгороде развивался и дворовый устав. В конце XIII века любецкий рат прислал новгородскому двору несколько правил, внесенных потом в скру³⁷⁾. В 1338 году общее купечество в Готланде также постановило несколько распоряжений, обязательных для новгородской конторы³⁸⁾. Наконец в 1370 году ганзейские послы, бывшие в Дерпте, подвергли пересмотру всю дворовую скру, причем оказалось, что много листов из нея повырезано, много статей внесено лишних, написанных людьми невежественными, по выражению послов; результатом этого пересмотра была новая редакция скры, состоящая {139} из постановлений, которыя делало само купечество двора в ХIV веке³⁹⁾. Таким образом источником скры послужили не только распоряжения, исходившия из любецкаго рата, от ганзейских собраний и особенных уполномоченных, которых Ганза отправляла в Новгород, но также постановления самого новгородскаго двора; следовательно он не был лишен некоторой законодательной власти. Впрочем нет ничего удивительнаго, что высшее заведывание делами новгородской конторы перешло к городским ратам. Немецкий двор в Новгороде не был постоянным ганзейским поселением в роде например бергенской конторы; каждогодно по нескольку раз, в Новгород на смену одних купцов приезжали другие с новым составом; лиц, из разных городов и не в одинаковом числе. Естественно, что при таких условиях управление двором сосредоточилось в самих ганзейских городах, главным образом в Любеке, а не во дворе с его постоянно сменяющимся населением, хотя для него все таки оставалась некоторая доля самоуправления и суда. Сменой двороваго купечества объясняется и факт подделок скры, засвидетельствованный ганзейскими послами; в самом деле при частой перемене жителей двора, при несогласии воззрений дворовых ольдерманов на вопросы, касающиеся жизни компании, открывалось большое поле для недоразумений и злоупотреблений, несмотря на тяжкий штраф угрожавший всякому, кто стал бы своевольно вписывать в скру новыя правила, или уничтожать прежния. Для предупреждения подделок было постановлено держать скру всегда в церкви; но не было запрещено снимать с нея копии по немецки и по русски⁴⁰⁾. Наконец в XV веке встречаем указание, что подлинник скры хранился в ревельском рате⁴¹⁾.

На основании правил скры XIII и XIV века и других {140} данных внутренняя жизнь ганзейскаго двора в Новгороде и его порядки представляются в следующем виде.

Старое деление купцов на летних и зимних, на сухопутных и морских сохраняется в XIV и XV веке; по прежнему один поезд по распродаже товаров уезжал, уступая место другому; зимние гости должны оставить двор при последнем санном пути, или по первому пути водяному; летние гости должны уехать по последнему пути водяному или по первому санному⁴²⁾. В некоторых случаях, а именно когда было свободное помещение, зимние гости могли проводить во дворе и лето, уплатя подать летних гостей; равным образом летние гости могли оставаться на зиму, уплатя подать зимних гостей; но больше года и дня ни в каком случае нельзя было проживать в новгородском дворе⁴³⁾. Однако бывали и такие случаи, что между отъездом прежних гостей и приездом новых оставался некоторый промежуток времени; в таком случае ворота двора велено было запирать и ключи от него отдавать — предварительно опечатавши их — на сохранение один новгородскому владыке, а другой юрьевскому архимандриту⁴⁴⁾. Но в 1443 году Дерпт уведомлял Ревель, что владыка и архимандрит незахотели принять ключей от Немцев⁴⁵⁾, вероятно по случаю неудовольствий, возникших тогда между Новгородом и Немцами. По прежнему все приезжие во двор делились на хозяев, прикащиков и прислугу; хозяин обязан доставить на место своего прикащика под штрафом в пять марок серебра; под страхом такого же штрафа прикащик не мог остаться во дворе против воли своего хозяина; сам хозяин мог уехать до срока, оставя вместо себя прикащика, и за это неплатил никакого штрафа; но если весь товар распродан, то хозяин немедленно должен ехать со двора и {141} взять с собой прикащика. Живя во дворе купцы-хозяева могут продавать свой товар не только Русским, но и другим хозяевам и прикащикам двора, если хотят скорее распродать товар; они имеют право менять свои товары на русские, или покупать русские товары на чистыя деньги для продажи их у себя дома; но перепродажа русских товаров и дальнейшая торговля ими во дворе была запрещена⁴⁶⁾. Первоначально не считали нужным обращаться к посредству торговых маклеров, и скра 1338 года запрещает держать их во дворе; но позже они являются во дворе, и для них был написан особенный устав⁴⁷⁾. Количество товаров, которое мог привезти купец один или в компании с другим, или взявши его на коммисию, или просто для доставки во двор, ограничивается суммою в тысячу марок серебра: товар сверх этой суммы арестуется в пользу св. Петра; спор о цене привезеннаго товара, еслибы таковой случился, разрешается в самом дворе: потому что только на месте может определиться настоящая цена товара и излишек его против положенной суммы ввоза⁴⁸⁾. Может быть Ганза этим правилом хотела гарантировать менее состоятельных купцов против крупных капиталистов, которые могли подорвать мелких торговцев⁴⁹⁾; но это распоряжение могло иметь еще и ту цель, чтобы во дворе ненакоплялось слишком много товаров, причем цена их естественно должна была упасть к выгоде Новгородцев. По прежнему купцы и прислуга делились на артели, вероятно для хозяйственных целей; во главе артели стоял староста (фогт), выбиравший себе двоих помощников — одного из хозяев, а другого — из прикащиков; вместе с ними он назначал особенных надсмотрщиков над огнем и светом, над клетями и отдельными жилыми помещениями; по субботам фогт чинил разбирательство, и мог судить виновных в нарушении дисциплины до 15-ти кун. Он обязан был смотреть за {142} исправным употреблением мебели и посуды, наблюдать за топкою печей и вообще за осторожным обращением с огнем; двое слуг, затоплявших печи, должны были постоянно держать на готове котел с водой; если они заснут, а огонь разгорится так сильно, что покажется большое пламя, то они должны платить штраф в 10 марок серебра. Во дворе велено было соблюдать всевозможную тишину: дрова нужно было рубить днем, а не ночью, когда ложатся спать; лошадей нужно держать на привязи, а не давать им ходить по двору; запрещено было дразнить собак и возбуждать их к лаю; под штрафом 10 марок серебра запрещено было лазить через дворовый забор. Но особенный предмет заботы для всех составляла церковь св. Петра; правила о сторожке церкви, о расположении внутри ея товаров и о церковном благочинии вообще занимают в скре довольно значительное место (kerkenrecht). Двое братьев, двое компаньонов, торгующих на общий капитал, наконец двое слуг не могли держать ночной стражи в церкви: спать в ней должны только хозяин с прикащиком посторонняго купца⁵⁰⁾. Те, которые провожали сторожей для ночевки, должны были дожидаться у дверей церкви, пока она не будет заперта извнутри, а потом запереть ее и снаружи, а ключи ея отдать ольдерману двора⁵¹⁾. К сторожке церкви были обязаны все живущие как внутри двора, так и вне его; за обедом одни должны напоминать другим о наступающей для них очереди. Если ночные сторожа в церкви (kerkenschleper) забудут потушить огонь, или закрыть окна на ночь, то платят штраф. Если кто оставит церковь незапертою, или вынесет церковный ключ со двора, то платит штрафу 10 марок серебра; если даже находясь во дворе будет иметь ключ наружи, так что его заметит Русский, то и за это виновный платит марку серебра⁵²⁾. При вносе в церковь товаров велено соблюдать осторожность, как бы не повредить дверей или петлей; входить в церковь нужно было со свечей в подсвечнике, а солому, в которую {143} обертывались тюки, убирать; в самой церкви оберегаться, чтобы не занять слишком много места в ущерб другим, не уронить товарных тюков, подвешенных вдоль стен на веревках; каждый мог протянуть для своих товаров только одну веревку; запрещено было занимать лестницу, ведущую в камеру Морневегову и так называемую новую постройку, которыя, как видно, были соединены с церковью⁵³⁾. Вдоль стен разставляли воск, медь, олово и свинец, предварительно наложивши на них клейма; более громоздкия вещи, например, большия бочки и тюки, велено было ставить в особенном углублении под сводом⁵⁴⁾; вино ставили подле алтаря, причем рекомендовалось незаливать его вином, а частию в морневеговой камере⁵⁵⁾. Весы заблаговременно нужно отправлять в церковь, прежде чем ее запрут; с наступлением вечера сукно и другие товары, которые на день приносили в клети и выставляли как образчики для новгородских покупателей, велено также уносить обратно в церковь⁵⁶⁾. Накануне воскресенья средину церкви нужно было разобрать от всех товаров в виду имеющаго быть на завтра богослужения; в церкви после службы держали совет об общих делах (стевен); за нарушение благочиния во время службы или за отсутствие из церкви после того, как священник оповестил собрание, виновный подвергался известному штрафу, равно и тот, кто бы проспал назначенный стевен⁵⁷⁾. В том случае, когда купцы станут разъезжаться из Новгорода, так что во дворе останется менее шести хозяев и девяти прикащиков, церковь было велено запирать навовсе, причем было строго запрещено причислять к хозяевам прикащика для пополнения указаннаго числа⁵⁸⁾; как видно такое число считали необходимым для сторожки и защиты церкви от Русских. {144}

Правила скры о торговле с Новгородцами показывают, что Немцы не доверяли им и боялись с их стороны обманов. На торговлю с Русскими из двора запрещено было выходить по одиночке; нужно было выходить по крайней мере вдвоем, но не с родным братом, или с компаньоном, или с собственным слугой, так как упомянутыя лица в случае какой нибудь тяжбы с Русскими не могли бы быть достаточно авторитетными свидетелями на суде⁵⁹⁾. Сторговавши у Новгородца товар, Немец не должен платить ему тотчас всех денег, а производить расплату по доставке товара во двор. Русский отвечает за проданный товар до тех пор, как он не будет принесен во двор; равным образом Немец отвечает за свой товар, пока он не будет вынесен со двора; таким образом принос и вынос товара со двора считается временем окончательной сделки⁶⁰⁾. С наступлением вечера по данному знаку велено было прекращать торговлю с Русскими, а самый двор запирать; если кто задержит Русскаго во дворе до того времени, как будут спущены с цепи собаки, и они причинят ему какой нибудь вред, то двор за это не будет в ответе: сам задержавший пусть и ведается с пострадавшим Русским⁶¹⁾. Запрещено пускать Русскаго в подклеть, где продавалось вино, пиво и мед, и особенно строго запрещено допускать его к церкви: если Русский вступит только на первую ступеньку церкви, — выражается скра, — то сторож, допустивший это, платит штрафу 10 марок серебра⁶²⁾. Уплата серебром Новгородцу, на дому у него, была строго запрещена, равно доставка на дом какого нибудь товара, или давание туда сукна для образчика⁶³⁾. Запрещено торговать с Русским в кредит, вступать с ним в компанию, брать его товар на коммисию или для доставки его в {145} какой нибудь немецкий город. Некоторым Новгородцам, вероятно замеченным со стороны неблагонадежности, доступ во двор был совершенно закрыт; их не иначе можно было допускать вновь во двор, как получа на то позволение Ганзы⁶⁴⁾. Наконец были запрещены азартныя игры, как в своем, так и в русском дворе⁶⁵⁾.

По прежнему высшими властями двора были ольдерман двора и ольдерманы Св. Петра; существенныя изменения против прежняго порядка состоят в том, что теперь их выбирает не всегда само дворовое купечество, а особенные для того присылаемые в Новгород уполномоченные Ганзы; притом ольдерманы выбираются из купцов только Любека и Визби, а не из всех городов без различия, как было в эпоху готландской торговли, в XII веке. Когда ольдерман двора вступает в свою должность, ольдерманы Петра передают ему все ключи; от его воли зависит сменить их, или оставить в прежней должности; в случае выбытия ольдерманов Петра дворовый ольдерман сам может назначить новых на место выбывших; в противном случае их выбирают уполномоченные Ганзы также из купцов Любека и Визби; любопытно, что выбор мог пасть даже не на двороваго купца, а на лице, находящееся в данное время вне двора. Наконец дворовый священник также назначался попеременно то Любеком, то Визби⁶⁶⁾. Отсюда достаточно видно, какое большое влияние на новгородском дворе имели Любек и Визби, хотя не один исключительно Любек, как он того добивался. Впрочем в XV веке должность ольдермана двора невсегда замещалась; полагают⁶⁷⁾, что уже в то время начался тот порядок, который предписывает скра XVI века; по этой скре место двороваго ольдермана заняли два присяжных ольдермана Св. Петра; их выбор производили представители четырех квартир, на которыя делился двор: каждая квартира или четь назначала троих избирателей, а эти избиратели, числом 12-ть, уже из своей среды выбирали {146} двоих ольдерманов; в случае если число купцов во дворе непревышало тридцати человек, тогда ненужно было выбирал и ольдерманов, а только так называемых предстоятелей (Vorsteher)⁶⁸⁾. Это предположение в значительной степени подтверждается фактами. В 1433 году новгородский двор жаловался в Ревель, что некоторые посетители двора, особенно из молодых, ведут себя в Новгороде весьма неприлично, торгуют с Русскими в кредит и бражничают с ними; особенно дурно они ведут себя по летам, когда во дворе нет присяжных ольдерманов (sworen olderlude), потому что на предстоятелей двора (vorstendere) они обращают мало внимания и неслушаются их; поэтому контора просит увеличить права предстоятелей, дабы они могли судить виноватых строже⁶⁹⁾. Отсюда ясно видно, что предстоятелям двора давались меньшия полномочия, чем ольдерманам, а этим по всей вероятности меньше, чем дворовому ольдерману; степень полномочия, предоставлявшагося дворовым властям, соразмерялась таким образом с количеством купцов, в данное время проживавших во дворе: чем больше была ганзейская компания, тем осторожнее она должна была вести себя в Новгороде, тем значительнее права, которыми облекались дворовыя власти — предстоятели, ольдерманы Петра и ольдерман двора. Поэтому мы думаем, что должность двороваго ольдермана не была окончательно уничтожена в ХV веке; очень возможно, что во главе большаго купеческаго поезда Ганза по прежнему становила полномочнаго ольдермана двора⁷⁰⁾. Назначенные в должность {147} ольдерманов должны были безпрекословно принимать ее; за отказ выбранный платил штраф в 10 марок серебра, а за отказ в третий раз виновный лишался навсегда прав двора и кроме того платил штраф в 50 марок серебра⁷¹⁾; как видно должности ольдерманов не смотря на их почетность, были очень тяжелы. За то ольдерман двора получал громадную власть: виновнаго в убийстве он мог присудить к смертной казни, виновнаго в нанесении раны оружием — к отсечению руки; всякаго вора как за большое, так и за малое воровство осуждал на виселицу⁷²⁾. Таким образом в отдаленном новгородском дворе, где было можно получить много барышей, а иной раз — все потерять, Ганза старалась держать строгие порядки; все время новгородский двор состоял как бы на военном положении, особенно в пору розмирья с Новгородом; окруженный со всех сторон забором, целые сутки охраняемый сторожами, а ночью кроме того цепными собаками, он иногда походил на вооруженный лагерь посреди неприятелей, готовых перейти в наступление. Правда Немцы требовали, чтобы в их двор невходили биричи и шестники (biriz, schelke) и только послу тысяцкаго (nuncius ducis) давали право звать Немца на суд с Новгородцами; они требовали также, чтобы насильно врывавшиеся во двор судились по всей строгости законов, а именно приговаривались бы к штрафу в 20 марок серебра, чтобы те которые бросали внутрь двора камни или стрелы, или стали бы портить забор вокруг двора, наказывались суммой в 10 марок серебра; они требовали, чтобы на площади между готским и немецким двором небыло кулачных боев, потому что в самом деле толпа Новгородцев, разгороженная дракой, могла броситься к немецкому двору, и свои расходившияся силы испробовать на его воротах и заборе; наконец требовали, чтобы их двору были предоставлены права неприкосновеннаго убежища, так чтобы преступники, бежавшие к ним во двор, невыдавались Новгороду, а судились бы как лица, скрывшиеся в православной церкви⁷³⁾; но от всех этих требований до выполнения их {148} было очень далеко, и нередко двору грозила серьезная опасность. Однажды в ноябре 1331 года между Немцами и Новгородцами произошла драка, во время которой один Новгородец был убит; на другой день над Немцами разразилась гроза: с веча прибежала толпа Новгородцев, изрубила забор и вломившись во двор начала грабить клети; сами Немцы заперлись в своей церкви, где с трепетом ожидали своей участи⁷⁴⁾. В 1412 году контора писала в Ревель, что недавно Новгородцы украли в готском дворе девять бочек меду, для чего проломали забор, что они собирались обокрасть и немецкую церковь, и уже пристроили было мостки, один конец которых уперли в забор, а другой — к церковному окну; что они два раз врывались во двор и впредь грозят ограбить их и убить, а двор поджечь, так что они, Немцы, вот уже несколько ночей неспят на обоих дворах⁷⁵⁾. Быть может такие ужасы рисовало отчасти напуганное воображение Немцев: нельзя же в самом деле было верить угрозам какой нибудь проходящей мимо праздной толпы, — но несомненно, что по временам положение двора действительно было очень опасное, не говоря уже о тех случаях, когда по приказанию Новгорода Немцы целыя недели сидели под арестом внутри своего двора и дожидались, когда Новгород получит удовлетворение за своих купцов, которым были нанесены обиды в Лифляндии или за морем.

Однако сама ганзейская компания в Новгороде не могла выдержать до конца характер строгой корпорации, поступающей всегда на точном основании ей предписанных правил. {149} Напротив отдельныя лица находили дворовыя правила обременительными для себя, а потому пытались обойти их; тщетно с каждаго приезжаго отбиралась присяга, что он безпрекословно будет исполнять все правила двора⁷⁶⁾; частные интересы лежали ближе к сердцу, чем ганзейские, и разсчеты превозмогали совесть. Так Ганза предписывала ездить во двор только известными путями; в 1346 году она запретила ездить в Новгород сухим путем на Пруссию и Курляндию, а также чрез Швецию, т.е. вероятно на Выборг; в тоже время запретила плавание от берегов Курляндии и Эзеля: плыть в Новгород можно было только от Риги, Пернова и Ревеля⁷⁷⁾. Но неоднократное повторение этого правила показывает, что оно часто нарушалось отдельными лицами, которыя достигали во двор контрабандными путями. Ганза запрещала торговлю с Русскими в кредит, однако и сама не была последовательна в этом пункте: ибо в договорах с Новгородом предусматриваются случаи торговли в кредит, и постановляются правила о взыскании долгов с неисправных должников; поэтому на запрещение кредита в скре нужно смотреть неиначе, как только на временное распоряжение; а при допущении кредита неимело смысла правило, определявшее maximum ввоза в тысячу марок. Наконец несмотря на запрет вступать с Русскими в близкое общение, особенно вступать с ними в односторонние договоры, которые нужно было заключать от имени всей Ганзы⁷⁸⁾, некоторые из приезжих Немцев успевали сближаться с Новгородцами на столько, что приобретали между ними себе приятелей, вероятно между ближайшими соседями двора, например михайловскими уличанами: так в 1331 году по поводу упомянутой выше ночной ссоры и убийства некоторые Новгородцы, по словам Немцев дружественно настроенные к ним, советовали им снести товар из клетей в церковь, так как в городе неспокойно и против {150} Немцев начинается сильное возбуждение⁷⁹⁾. Не говорим уже о владыке, посаднике и тысяцком, которые большею частию стояли за порядок и во всякую пору готовы были оказать Немцам защиту и покровительство, особливо если те умели вовремя доставить им некоторый гостинец. Для всего Новгорода Немцы были по временам весьма желанными гостями; в 1230 году по всей Руси свирепствовал голод, даже в суздальской земле хлеб получали из Булгар, в Смоленске был голод и мор, но особенно ужасен голод был в Новгороде: по словам летописца люди ели мох, сосновую кору и лист; другие ели конину, собачье и кошачье мясо, а некоторые терзали даже трупы; но «вскоре прибегоша Немцы из замория с житом и с мукою, и сътвориша много добра, а уже бо бяшеть при кончине град сий», — добавляет летописец; услуга Немцев тем больше была дорога, что великий князь Ярослав Всеволодович, разсорясь с Новгородом, занял Торжок и таким образом прекратил подвоз хлеба с низовья⁸⁰⁾. Сами Новгородцы в продолжение целаго дня были обыкновенными гостями в готском и немецком дворах; мало того — во двор приходили совсем для иных целей, чем торговых: в XII веке, в эпоху еще новгородскаго «двуверия» новгородския женщины носили к приезжему варяжскому священнику молитвовать своих детей⁸¹⁾.

Короче сказать — в действительности отношения Немцев к Новгороду слагались далеко иначе, чем предписывала скра. Одно дело было писать распоряжения издалека и совсем другое — жить в Новгороде: для ганзейской корпорации невозможно было невойти в круг жизни этого города, стать от него совершенно особняком; напротив для нея, особенно для ея отдельных членов гораздо выгоднее было войти в более тесное знакомство с Новгородцами, — и только Ганза с ея {151} подозрительной политикой, с ея неумеренным стремлением к опеке и регламентации могла пожалеть, что данныя ею правила нестрого соблюдаются в новгородском дворе.

Назад К оглавлению Дальше

¹⁾ Lappenberg. Urk. Gesch. der Ursprung d. deut. Hansa, I, S. XXI.

²⁾ Ibid. Срав. также ст. К. Копмана: Hamburgs Stellung in der Hansa (Hans. Geschichtsblätt. 1875).

³⁾ Die Recesso u. a. Akt. I, s. XXXII. Подробнее о нем Копмап разсуждает в особой статье: der Vertrag zwischen Hamburg und Lübek v. S. 1241 (Hans. Geschichtsbl. 1872).

⁴⁾ Gesch, des hans. Bund. I, 371-379.

⁵⁾ Koppmann. Die Recesse, I, S. XXXIV-V.

⁶⁾ Sart-Lapp. Urk. Gesch. II, №№ 41 und 48.

⁷⁾ В прекрасном изследовании об этом союзе г. Фортинский особенно удачно выставляет на вид одну сторону в вопросе об образовании ганзейскаго союза, именно — развитие внутренней свободы городов параллельно с развитием городских союзов, а также домашней и заграничной торговли.

⁸⁾ R. Pauli. Die Haltung der Hansestädte in den Rosenkriegen. (Hans. Geschichtsblät. 1874).

⁹⁾ Т. Hirsch. Hand- u. Gewerbsgesch. Danzigs, 156-157.

¹⁰⁾ D. Schäfer. Bremens Stellung in der Hansa. (Hans. Geschichtsblät. 1874). Сам Любек, глава союза, в начале XV века был лишен некоторое время ганзейских прав за демократическое движение внутри города и реформу рата.

¹¹⁾ Тамже, стр. 34.

¹²⁾ R. Pauli. Der hansische Stahlhof in London. (Bilder aus alt England. 1870. Gota).

¹³⁾ K. v. Schlötzer. Verfall und Untergang der Hansa und d. deutschen Ritterordens, S. 198. (1853).

¹⁴⁾ Митр. Евгения и г. Красова. Впрочем эти изследователи не вполне согласны в определении местности готскаго и немецкаго дворов; г. Красов даже отожествляет оба двора, что совсем неверно, и вообще колеблется точнее обозначить местность немецкаго двора ( местоположении древн. Новгорода, стр. 97-100).

¹⁵⁾ Красов. О местополож. древ. Новгорода, стр. 99.

¹⁶⁾ Bunge. LEK. Urk. III, № 1082 „Welk ungemak gescheen is in der goten houe dat hebbe wi geendiget mit unsen naburen van sunte Michelsstrate “ (Проект догов. 1371 г.).

¹⁷⁾ См, гл. II. примеч. 17.

¹⁸⁾ Sart-Lappenb. Urk. Gesch. II, 42: „via а curia Gotensium trans curiam regis usque ad forum libera erit et aedificiis inoccupata“. — П. С. Р. Л. IV, 109, 1406: „погоре княжь двор от гочкого двора до пьсковскаго“.

¹⁹⁾ Sart-Lapp. II, 42: „Circa curiam Gotensium secundum justiciam antiquam ad 8 passus aedificia poni non debent, nec lignorum congeries circumponi, nec aliquid in ea fieri debet preter ipsorum voluntatem“.

²⁰⁾ Вunge, LEK. Urk. III, № 1082: „juwe koplude de en solen nicht stan up unser brugge to beidentsiden vor imseme houe (проект 1371 г.).

²¹⁾ Sart. Lappenb. II, S. 100.

²²⁾ Ibid. s. 160: „de curia Tentonicorum laciori in reedificando.. de cana ab ecclesia ducenda ad aquam, dictam Wolchouwe“ — говорил между прочим ганзейский посол в Новгороде.

²³⁾ Ropp. Hanserecesse, I, № 217, S. 146-147.

²⁴⁾ Ibid. s. 520.

²⁵⁾ Г. Гильдебранд. Отчет о розыск. произведен. в рижск. и ревельск. архив. стр. 42, № 140.

²⁶⁾ И. Г. Р. II, прим. 108. „Князю до немецкого вымола (т.е. мостить), Немчемь до Еваня вымола; от Еваня вымола Готом до Геральда вымола до задьнего“. Срав. Выше, прим. 20, и II гл. примеч. 23.

²⁷⁾ Как думает г. Парсов. География начальной летописи, стр. 174.

²⁸⁾ Рус. Лив. Ак. № 185.

²⁹⁾ Тамже, № 16.

³⁰⁾ См. гл. II, прим. 23.

³¹⁾ Рус. Лив. А. стр. 56: „dat vornemen de duschen, de in der hoten houe stonden, in anderen houen., do vloghen de duschen, de ut anderen houen weren ein del in der goten hof, un bleuen darinne de nacht; des morgen ghenc mälc weder in den hof, dar he inne ston; to in sunte peters hof.

³²⁾ Sart. Lappenb. II, S. 269, 272, 273, u. a.

³³⁾ Ibid. S. 266, Anmerk. 6.

³⁴⁾ Ibid. S. 271, 272, 273.

³⁵⁾ Ibid. S. 269, 273, 274.

³⁶⁾ Ibid. S. 270. Срав. Pyс. Лив. А. стр. 57.

³⁷⁾ Эти правила составляет так называемую вторую скру, состоящую преимущественно из статей любскаго права. Напечат. у Сартория-Лаппепберга Urk. Gesch. II, S. 200-212; в переводе г. Андреевскаго, в приложении к договору 1270 года, она занимает статьи 28-86.

³⁸⁾ Напечат. также у Сартория (II, 350—354), но с неточным замечанием, что это суть приложения к скре, составленныя ганзейскими послами, бывшими в России (I, 136). Из списка этой скры, напечатанной в Рус. Лив. А. (№ 64) видно, что она составлена уполномоченными Ганзы на Готланде. В переводе Андреевскаго она занимает стат. 87 —110.

³⁹⁾ Это так называемая третья скра также в сборнике Сартория (II, 205-292). В начале она называется следующим образом: „kerken recht, unde des houes recht, unde al Santo Peters recht“.

⁴⁰⁾ Sart. Lappenb. Urk. Gesch. II, S. 353.

⁴¹⁾ Bunge, LEK. Urk. IV, № 1622: „se dar neen boek en hebben, dar se sik an holden moegen“, — пишет контора; как видно там не было даже копии скры.

⁴²⁾ Sart. Lappenb. II. 351.

⁴³⁾ Ibid. 278.

⁴⁴⁾ Ibid. 269: „wan men utvaret, so scal men de slotele besegelen, unde don den enen biscope van Nougarden, den anderen deme abate van sunte Juriane.

⁴⁵⁾ Г. Гильдебранд. Отчет о розыск. произв. в риж. и рев. арх. стр. 47.

⁴⁶⁾ Sart. Lappenb. II, 351.

⁴⁷⁾ Ibid. 362.

⁴⁸⁾ Ibid. 354, 278.

⁴⁹⁾ Тамже, стр. 278, примеч. 5 (Сартория).

⁵⁰⁾ Тамже, 205.

⁵¹⁾ Тамже, 273.

⁵²⁾ Тамже, 266.

⁵³⁾ Тамже, 266-267.

⁵⁴⁾ Под этим сводом (swichbogen) вероятно разумеется подвал или углубление в церковной стене, как это бывало часто в новгородских церквах. Сарт. Лаппенб., II, стр. 267.

⁵⁵⁾ Тамже, стр. 208.

⁵⁶⁾ Тамже, 270.

⁵⁷⁾ Тамже, 267-268.

⁵⁸⁾ Тамже, 269.

⁵⁹⁾ Тамже, 274.

⁶⁰⁾ Тамже, 274. Срав. в Смоленск. договоре 1229 года: „аще который товар възметь Роусин у Немчина, а понесеть из двора, тыи товар неворочается“. (Рус. Лив. А. стр. 433).

⁶¹⁾ Тамже, 274.

⁶²⁾ Тамже, 266.

⁶³⁾ Тамже, 275.

⁶⁴⁾ Тамже, 200-201; 353.

⁶⁵⁾ Тамже, стр. 277. Под русским двором разумеется вероятно псковский, лежавший неподалеку от готскаго и княжаго дворов.

⁶⁶⁾ Тамже, стр. 275-276.

⁶⁷⁾ Riesenkampf. D. deutsche Hof zu Nowgorod, 32-33.

⁶⁸⁾ Willebrandt. Hansische Chronick, III, S. 101.

⁶⁹⁾ Ropp. Hanserecesse, № 220.

⁷⁰⁾ Кроме названных должностных лиц в XV веке упоминается еще прикащик двора „houes knecht“. В 1131 году уполномоченные лифляндских городов постановили, что в Новгородском дворе никто неможет продавать меду, пива или каких других напитков кроме прикащика двора (Ropp, Hanserecesse, № 226, S. 153). В этом ли состояла главная роль прикащика, или он также был представителем конторы в том случае, когда в ней проживало небольшое количество купцов, — сказать трудно; во всяком случае он небыл только целовальником, а входил и в другия дела: в 1431 году например он имел разговор с улицкими старостами Новгорода о починке водопровода. См. выше, стр. 135.

⁷¹⁾ Sart. Lappenb. II, S. 276.

⁷²⁾ Ibid. 277-278.

⁷³⁾ Ibid. S. 37: „Curiae hospitum adeo debent esse liberae, ut si aliquis excessum commiserit et ad eas confugerit, non debet dari extra eas in manus alicujus, sed placitari debet pro eo, ac si esset in propria ecclesia constitutus“. Что обычай убежища и храм для спасения там от преследователей был и уважался в Новгороде, на это есть ясныя указания, кроме даннаго места; так в 1287 г. боярин Семен Михайлович спасся в Софийском храме (Карамзин. И. Г. Р. IV, 90). Этот обычай, идущий из времен библейских, особенно должен был приняться в Новгороде при страстной борьбе его партий, и конечно владыки, роль которых как миротворцев достаточно известна, с охотой поддерживали его.

⁷⁴⁾ Рус. Лив. Ак. стр. 57.

⁷⁵⁾ Тамже, стр. 149.

⁷⁶⁾ Sart. Lappenb. Urk. Gesch. II, S. 280. Вот формула присяги: „dat eme Got also helpe unde alle godes bilghen unde de gude here sante peters, dat he den willekore dusses breyues hebbe geholden sunder aller hande argelist“.

⁷⁷⁾ Тамже, стр. 279.

⁷⁸⁾ Тамже, стр. 276.

⁷⁹⁾ Рус. Лив. А. стр. 56.

⁸⁰⁾ П. С. Р. Л. III, 47-48.

⁸¹⁾ „А оже се носили к варяжьскому попу дети на молитву“, спрашивал Кирик. „Шесть недель опитимьи, речо (владыка), занеже акы двоверци суть“. Памятники росс. словесн. XII века, стр. 202.

Назад К оглавлению Дальше