Система OrphusСайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Искендеров А.А.
Тоётоми Хидэёси

Часть первая.
Начало пути

Назад

Глава четвертая.
Ода Нобунага

Дальше

В ту весну 1551 года, когда Тоётоми Хидэёси покинул родной дом и отправился в далекое странствие, восемнадцатилетний Ода Нобунага, лишившись отца Ода Нобухидэ, скоропостижно скончавшегося в возрасте 42 лет, становится главой феодального дома и владельцем большей части территории провинции Овари. Прежде чем утвердиться в этом новом для него качестве, Нобунага ловко и хладнокровно расправился с возможными противниками в лагере своего отца, не остановившись даже перед убийством своего младшего брата Нобуюки, обвиненного им в тайных связях с врагами,1) и некоторых других членов семьи, хотя бы потенциально представлявших угрозу его монополии на единоличную власть. Такая беспощадная борьба за власть длилась ни много ни мало семь лет, пока почти полностью не была истреблена старая феодальная фамилия Ода, а сам Нобунага таким жестоким способом не подчинил своей власти всю провинцию Овари. Центром его владений становится замок Киёсу, куда он переехал из замка Нагоя.

Война на уничтожение, которую вел Ода Нобунага против членов своего же клана, нагнала немало страху на соседних феодалов: на Имагава Ёсимото, чьи владения лежали к востоку от [83] провинции Овари, и на владельца провинции Мино, расположенной вдоль северных границ Овари, феодала Сайто Досан, который называл Нобунага «страшным человеком, крайне неприятным и опасным соседом».2)

В самый разгар этой борьбы в провинцию Овари после долгого скитания возвращается юный Хидэёси и тут же оказывается втянутым в военные действия. Случай сводит Хидэёси с Нобунага, на стороне которого он храбро сражается. Свою карьеру у нового господина Хидэёси начинает с исполнения обязанностей простого слуги. Но уже вскоре он участвует в боевых сражениях — сначала рядовым пехотинцем, потом командиром пехотного подразделения, а спустя еще некоторое время он получает более высокое воинское звание, и в конце концов его возводят в ранг самурая,3) т. е. причисляют к военно-дворянскому сословию.

Умелыми действиями в бою, смелостью и находчивостью Хидэёси сразу привлек к себе внимание Нобунага и двух главных его сподвижников — Сибата Кацуиэ и Нива Нагахидэ. С тех пор Хидэёси уже не расставался со своим новым покровителем, служил ему верой и правдой, не раз участвовал с ним в боях, показав большие познания в военном деле и проявив высокий боевой дух, твердость характера, несгибаемую волю к победе. За все эти качества, а также за личное бесстрашие и мужество очень скоро он завоевал доверие Ода Нобунага, авторитет одного из наиболее талантливых его военачальников. Пожалуй, первым серьезным испытанием, проявившим военный талант Хидэёси, было сражение за овладение замком соседнего феодала Сайто. Ода Нобунага давно вынашивал идею фронтальной атаки на этот замок, расположенный в Инабаяма, в западной части провинции Мино. Он считал, что для успеха операции необходимо предварительно построить на противоположном берегу реки Нагара мощные укрепления, откуда можно было бы штурмовать замок. Это была трудноосуществимая и весьма опасная затея, поскольку строительные работы надо было вести, по существу, на территории противника, обладавшего крупными вооруженными силами. В любой момент он мог предпринять контратаку, причем река явилась бы серьезной преградой для войск Нобунага, если им пришлось бы отступать.

Когда Ода Нобунага собрал своих военачальников, чтобы изложить им свой план действий, не нашлось ни одного, кто взял бы на себя его осуществление. Разгневанный Нобунага переводил сердитый взгляд с одного военачальника на другого, но на их лицах ничего, кроме отказа, так и не прочитал. Тогда из последнего ряда поднялся мало еще кому известный человек и заявил, что готов выполнить поставленную задачу. Этим человеком был [84] Хидэёси. Он тут же предложил свой план операции, который был одобрен Нобунага.

Хидэёси блестяще провел всю операцию. Он построил надежные оборонительные сооружения, укрепил позиции войск и организовал мощное наступление на противника. После тяжелого боя ему удалось штурмом овладеть замком феодала Сайто.4) Так началась военная карьера Хидэёси в армии Ода Нобунага.

Подчинив себе провинцию Овари, Нобунага все чаще подумывает о крупных военных кампаниях и широких территориальных захватах. В войне он видит свое призвание. Без нее не мыслит уже своего существования. Может быть, именно это наложило особенно заметный отпечаток на сложный и во многом противоречивый характер не в меру воинственного диктатора, в котором надменность, кичливость и высокомерие, полное отрицание всяких авторитетов спокойно уживались и мирно соседствовали с жесткой самодисциплиной, почти аскетическим образом жизни. С юношеских лет Ода Нобунага всего себя отдавал занятиям спортом и изучению военного дела. С марта по сентябрь он купался в реке, два раза в день упражнялся в верховой езде, с большим рвением овладевал всеми видами оружия, в том числе огнестрельным, старательно осваивал приемы и методы ведения боевых действий. С его именем связывают усовершенствование главного оружия японской пехоты и конницы в средние века — копья. Выявив явные преимущества длинного копья перед коротким, он предложил удлинить его до 6 м.5)

Португальский миссионер Луиш Фроиш, проживший в Японии 34 года и не единожды встречавшийся с Ода Нобунага, так описывает свои впечатления о нем: «Это был человек среднего роста, хрупкого телосложения, с редкими усами и высоким, приятно звучащим голосом. Он был честолюбив и высокомерен, но любил справедливость, не оставлял без наказания оскорбления, кем бы они ни наносились. В то же время он был общителен и проявлял милосердие. Спал мало. Рано вставал. Ему было чуждо корыстолюбие. Он действовал всегда скрытно. Был очень ловок и искусен в военных делах, резок и несдержан в гневе, но отходчив. Он почти никогда не следовал советам подчиненных. Все относились к нему с уважением и почтением, хотя и очень боялись. Вина не пил, был умерен в еде, необыкновенно прост в поведении. Презирал японских императоров и князей, ни во что не ставил богов и идолов, не верил ни в какие пророчества и суеверия. И хотя сам принадлежал к буддийской секте Нитирэн, тем не менее твердо считал, что нет ни бога, ни бессмертия души, ни потусторонней жизни».6)

Первые военные сражения, которые вел Нобунага, носили [85] локальный характер, они еще не ставили целью объединение страны. Идея объединения Японии и создания единого централизованного государства родилась у него значительно позже. Как справедливо отмечал акад. Е. М. Жуков, «трудно предположить, что Ода Нобунага имел какую-то ясно осознанную идею необходимости борьбы за объединение Японии, для чего и начал свои кампании против соседних феодальных князей. Скорее можно считать, что первоначальным побудительным мотивом для походов Ода было личное честолюбие и желание увеличить собственную территорию».7) Прежде чем предпринять крупные военные кампании в целях расширения своих владений, он сам выдержал суровое испытание: неоднократно подвергался нападению со стороны такого сильного феодального магната, каким был Имагава Ёсимото, владелец провинций Микава, Тотоми и Суруга.

Провинция Овари давно возбуждала захватнические вожделения Имагава. Предпринимая походы против Нобунага, он был абсолютно уверен, что после смерти Ода Нобухидэ ему так же легко удастся присоединить к своим владениям эту провинцию, как в свое время он поступил с провинцией Микава, подчинив ее после того, как скончался владевший ею Мацудайра Хиротада, отец Токугава Иэясу, тем более что его поощрял и поддерживал в этом сам сёгун, который покровительствовал феодальному дому Имагава, сыгравшему немаловажную роль в период борьбы династии Асикага за власть и служившему верной опорой сёгуната.

Даймё Имагава Ёсимото мог напасть на провинцию Овари и значительно раньше, воспользовавшись замешательством в стане врага, вызванным внезапной смертью Ода Нобухидэ. Если он этого не сделал, то только потому, что был целиком захвачен событиями, развертывавшимися к востоку от владений Имагава. Безопасности его восточных границ угрожал тогда крупный феодал Ходзё Удзиясу из Одавара, чьи войска вторглись во владения Имагава.

На помощь Имагава пришел его родственник Такэда Сингэн. Благодаря своевременной поддержке войск последнего конфликт удалось уладить. Понятно, что, пока опасность для восточных границ владений Имагава не была устранена, руки у него были связаны и он не мог активно действовать на западе. В конце концов все трое — Имагава, Такэда и Ходзё — пришли к согласию, заключили тройственный союз, скрепив его, как водилось в таких случаях, узами династических браков: Ходзё взял в жены дочь Такэда, а сына Имагава женили на дочери Ходзё.

Обеспечив безопасность своих восточных границ, Имагава двинул огромную армию, в несколько десятков тысяч человек,8) в провинцию Овари, надеясь быстро ее покорить. Однако расчеты [86] на легкую победу не оправдались. Хорошо обученная, хотя и уступавшая в численности армия Нобунага, умело маневрируя на местности, искусно, смело и быстро контратакуя с самых неожиданных направлений, не только оказала упорное сопротивление, но и в битве при Окэхадзама (1560) нанесла сокрушительное поражение войскам Имагава. Сам Имагава Ёсимото был убит.

В этом сражении молодой Нобунага, которому в ту пору было 26 лет, проявил не только большие познания в военной области, но и личное мужество, непосредственно участвуя в военных действиях. Он блестяще применил тактику смелых кавалерийских рейдов в тыл противника и стремительных атак небольшими силами, используя в своих целях даже непогоду (ливни и ураганные ветры).

Победа над первым серьезным противником, каким был Имагава, воодушевила Ода Нобунага, усилила неуемную жажду славы, заставила поверить в собственные силы и реальность навеянной юношеским воображением, но во многом уже осознанной мечты о покорении всей страны, которая виделась ему мощным и единым государством, процветающим под его владычеством. Во всяком случае, на трудном и долгом пути к объединению Японии и образованию единого централизованного государства был сделан первый крупный шаг.

У Нобунага появился первый серьезный союзник — Токугава Иэясу, который после поражения Имагава без промедления принял сторону Нобунага, а также верный и умный сподвижник — Хидэёси. Прочный союз трех талантливых полководцев, их совместные действия в решающей мере предопределили успешное развитие последующих военных операций, проведенных под водительством Нобунага, содействовали претворению в жизнь объединительной миссии, которой все они были глубоко и искренне преданы. Победу над Имагава можно, очевидно, считать началом движения за объединение страны, инициатором и вдохновителем которого выступил Ода Нобунага.

Может быть, именно тогда он впервые поверил в осуществимость своей заветной мечты въехать в столицу на белом коне. Но до этого было еще далеко. Следовало пройти долгий и тернистый путь со многими препятствиями и трудностями, одолеть немало грозных соперников, самым сильным и могущественным из которых был, пожалуй, Такэда Сингэн.

Однако до поры до времени взоры и устремления Нобунага были обращены не на восток и даже не на столицу,9) а в сторону западных земель, принадлежавших более слабым противникам. Расчет был прост: необходимо было укрепиться самому, создать надежные тылы и только потом вступать в единоборство с более [87] могущественным противником, диктовать свои условия столице и сёгунату. Именно эти вопросы находились в центре внимания во время встречи Ода Нобунага с Токугава Иэясу вскоре после битвы при Окэхадзама. Встреча состоялась в замке Киёсу, где был не только заключен союз между двумя феодалами, но и определены совместные действия, выработаны стратегия и тактика предстоящих военных кампаний. Обе стороны были верны этому союзу до конца. И как уже повелось в феодальной Японии, раздираемой междоусобицами, политический и военный союз скрепили узами родственных связей. На сей раз старшего сына Иэясу женили на дочери Нобунага и дали ему имя Нобуясу, составленное из сочетания первых букв имени Нобунага и последних букв имени Иэясу.

На встрече в Киёсу были как бы разграничены сферы влияния и районы боевых действий обоих феодалов: войскам Токугава Иэясу предстояло вести сражения на территории принадлежавших Имагава Ёсимото провинций Тотоми и Суруга, которые ему следовало покорить и присоединить к своим владениям, а Ода Нобунага должен был развивать свой успех на западе и на юге, покоряя провинции Мино, Оми и Исэ. На этой встрече Ода Нобунага и Токугава Иэясу впервые увидели друг друга. Несмотря на разницу в возрасте (Нобунага был на восемь лет старше), между ними завязалась крепкая дружба, которой они были верны на протяжении 22 лет, вплоть до трагической гибели Нобунага.10)

За сравнительно короткий срок Ода Нобунага выиграл целую серию важных битв, сражаясь с такими сильными феодалами, как Такэда, Сайто, Асакура, Асаи и др. В его успех большой вклад внес Хидэёси, который непосредственно участвовал в разработке и осуществлении военных операций. Значительное военное превосходство над соседними феодалами позволило Нобунага довольно быстро подчинить своему влиянию значительную территорию к северу и западу от провинции Овари.

Но не только военное превосходство позволяло Нобунага одерживать верх в борьбе с противниками. Он ничем не брезгал для достижения своей цели. Для того чтобы шпионить за даймё Асаи Нагамаса из соседней провинции Оми, он выдал за него свою младшую сестру, которая должна была обо всех действиях мужа доносить брату. В условленное время по ее сигналу войска Нобунага атаковали позиции неприятеля, а сам Асаи был убит.11)

Кроме шпионажа в арсенале средств, к которым часто прибегал Нобунага, были такие приемы, как использование его войсками или отдельными боевыми отрядами знамен и военных эмблем противников, неожиданные атаки в самый неподходящий для врага момент, когда тот меньше всего мог ожидать этого удара и потому [88] не был готов отразить его: под покровом ночи, во время сильных тропических ливней с ураганными ветрами и т. д.

В то время, когда Нобунага целиком был поглощен военными кампаниями, которые он вел к западу от своих владений, покоряя и подчиняя все новые территории, в столице произошли события, насторожившие многих крупных феодалов и приковавшие к себе пристальное внимание Нобунага. В 1564 году неожиданно умер вице-сёгун (канрё) Миёси Тёкэй, занимавший этот высокий пост после того, как с политической арены сошел некогда весьма влиятельный феодальный дом Хосокава, длительное время фактически правивший страной и державший в узде малодушных и слабовольных сёгунов династии Асикага. Вскоре после смерти Миёси Тёкэй при странных обстоятельствах погиб и правивший в то время сёгун Асикага Еситэру. Описывая эти события, Луиш Фроиш в своем донесении в Лиссабон в августе 1565 года ошибочно писал, будто сёгуи явился жертвой заговора, во главе которого стоял сам канрё Миёси Тёкэй и его верный сподвижник Мацунага Хисахидэ.12) Той же точки зрения придерживались и некоторые японские историки, в частности Танака Ёсинари, которые даже не пытались выяснить мотивы столь «странного» заговора.13)

Однако более поздние исследователи не без оснований выдвинули новую точку зрения, которая, несомненно, вернее отражает характер тех событий. Согласно этой точке зрения, после внезапной смерти Миёси Тёкэй сёгун Ёситэру попытался восстановить в правах свою в значительной мере узурпированную власть. С этой целью он направил крупным даймё и настоятелям влиятельных буддийских и синтоистских храмов секретное письмо, в котором просил их содействия в осуществлении своего намерения. Когда же Мацунага Хисахидэ, ближайший сподвижник усопшего вице-сёгуна, который уже видел себя в этой роли, узнал об этих шагах сёгуна, он решил избавиться от него. Его войска атаковали дворец сёгуна, и Ёситэру ничего не оставалось, как покончить жизнь самоубийством.14)

Весть о смерти сёгуна Ёситэру быстро облетела всю страну, вызвав у местных феодалов чувство тревоги и надвигающейся опасности. Многие из них хотели бы, не теряя времени, направить свои войска в столицу и овладеть положением. Но далеко не каждый чувствовал себя достаточно сильным, чтобы отважиться на такой смелый, но рискованный шаг.

На это без колебаний решился Ода Нобунага, который с армией в 50 тыс. человек15) вступил в столицу, сурово покарал виновных в убийстве сёгуна Ёситэру и провозгласил новым сёгуном его младшего брата Ёсиаки. В ознаменование свершившегося события он приказал воздвигнуть в столице для нового сёгуна [89] величественный дворец Нидзёдзё, в постройке которого принимали участие все покоренные Нобунага провинции. Руководил строительными работами сам Нобунага.

Луиш Фроиш подробно описал ход строительства, на котором, как он утверждает, было занято ежедневно до 25 тыс. человек. Строительного материала не хватало. Нобунага распорядился разобрать стены близлежащих монастырей, сносить каменные статуи Будды, ломать каменные алтари в храмах и использовать камень на строительстве дворца. Все население города было занято на строительстве: одни рыли рвы, другие волокли камни, третьи валили в горах лес. Вся эта картина, пишет Луиш Фроиш, очень напоминала строительные работы Дидоны в Карфагене. Самое удивительное состояло в том, что огромный по тем временам дворец, площадью в несколько городских кварталов, был построен менее чем за три месяца.16) Португальский миссионер описал случай, происшедший на той же строительной площадке и свидетельствующий о необузданной свирепости Ода Нобунага. Ежедневно Нобунага появлялся на стройке, писал Л. Фроиш, опоясанный тигровой шкурой, внимательно следил за тем, как идут работы, и отдавал необходимые распоряжения. Однажды кто-то из солдат, занятых на стройке, то ли решил подшутить над знатной дамой, то ли просто уставился на нее. Это случайно заметил Нобунага и, долго не раздумывая, выхватил меч и на глазах у всех отсек ему голову.17)

Чем объяснить, что Нобунага, в руках которого фактически находилась покоренная им столица и который, по существу, был уже признан владыкой в значительной части страны, вдруг проявляет трогательную заботу об укреплении авторитета сёгуна, что, казалось бы, никак не вязалось с его собственными честолюбивыми планами и чрезмерным властолюбием? Пытаясь ответить на этот вопрос, некоторые японские авторы объясняют столь «неестественное» поведение Ода Нобунага тем, что в тот момент идея объединения страны еще не овладела его сознанием и что он еще серьезно об этом не думал.18)

Однако вряд ли можно согласиться с их точкой зрения. Как отмечалось выше, многие признаки, свидетельствовавшие об осознании им необходимости борьбы за объединение страны, проявились у Нобунага значительно раньше. И эта идея была не только осознана им как историческая необходимость. Он предпринял и реальные действия для ее осуществления. Уже битву при Окэхадзама можно рассматривать как определенный и весьма существенный рубеж или этап на этом пути к поставленной цели. Последующие победоносные военные походы еще больше укрепили в нем решимость довести дело до конца. [90] И если, имея за плечами, немалые военные успехи и продолжая их наращивать, Нобунага тем не менее не стремился форсировать события и действовал предельно осмотрительно в период разыгравшейся в столице трагедии, то объяснить это можно лишь тем, что к тому времени он, очевидно, не располагал достаточными силами и не был еще вполне уверен в своей непобедимости. Главные его противники, внимательно следившие за тем, как развивались события в столице, не сказали еще своего слова и в любой момент могли вступить в тот решающий бой, которого Нобунага пока избегал, не будучи к нему готовым в полной мере.

В этом смысле преданность новому сёгуну, кою всячески демонстрировал Нобунага, была не более чем дымовой завесой, скрывавшей его подлинные намерения, своего рода отвлекающим маневром, позволявшим ему выиграть время и собрать необходимые силы.19) Когда же он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы можно было пренебречь мнением и позицией других, он незамедлительно низложил сёгуна Ёсиаки, которого сам же поставил у власти, и, более того, ликвидировал институт сёгунов, как таковой. Это произошло в 1573 году, спустя всего восемь лет после того, как Нобунага со своей многотысячной армией победителем вошел в столицу.

После того как Ода Нобунага подчинил себе почти всю центральную часть страны, дальнейшее продвижение дела объединения Японии, создания единого и сильного государства прямо и непосредственно наталкивалось на противодействие двух самых могущественных феодальных домов — Такэда на востоке и Мори на западе. У Нобунага был еще один очень грозный противник — буддийские монастыри.

В борьбе против буддийского духовенства Нобунага использовал все, даже чужестранную религию — христианство, впервые завезенное в Японию в середине XVI века португальскими миссионерами. Отношение Нобунага к религии вообще, в частности к буддизму, а также его весьма сложные и противоречивые взаимоотношения с западноевропейскими миссионерами подробно рассматриваются в главе седьмой. Здесь же отметим лишь, что непримиримо жесткая позиция, занятая им в отношении буддийских монастырей, была продиктована не столько его нетерпимостью к буддизму, сколько общей линией поведения человека, не щадившего никого, кто хотя бы потенциально мог угрожать осуществлению его честолюбивых планов подчинения всей страны. Влиятельные буддийские монастыри, обладавшие огромными земельными владениями, и сами по себе были опасны. Но они к тому же служили местом массового паломничества, привлекали тысячи богомольцев и нередко становились вдохновителями массовых [91] крестьянских выступлений, проходивших под религиозными лозунгами.

Главный удар Ода Нобунага решил нанести по самому могущественному из них — знаменитому монастырю Энрякудзи, что располагался на горе Хиэйдзан, близ Киото. Основанный в конце VIII века монастырь и расположенный на его огромной территории храм буддийской секты тэндай стали местом массового паломничества. Среди тех, кто исповедовал эту религию, находились самые влиятельные особы японского общества, включая лиц императорской фамилии и представителей придворной аристократии. По существу, храм секты единолично осуществлял функции официального толкователя и проводника государственной религии. Такое положение сохранялось длительное время, пока монастырь Энрякудзи стоял как неприступная крепость с несколькими тысячами строений, большим числом монахов и своим собственным войском. Это было настоящее государство, не подверженное влиянию событий, бурно развивавшихся в стране. Преданные Нобунага военачальники не сразу решились на столь дерзкий и, как им казалось, рискованный шаг — сожжение прославленной религиозной святыни. Но Нобунага был непоколебим.

Столкнувшись с неповиновением приказу, Нобунага вынужден был произнести перед своими подчиненными целую речь, в которой обвинял бонз, укрывавшихся в монастыре, в том, что они поддерживают злодеев, не исполняют священных обетов, держат при себе наложниц, свертывают, не читая, священные свитки. Несмотря на просьбы своих военачальников отменить приказ хотя бы по той причине, что за многовековое существование монастыря никто еще не дерзнул посягнуть на эту святыню, Нобунага стоял на своем. Настоятели монастыря, говорил он, не могут служить оплотом против дьявольских козней, они препятствуют умиротворению страны, не хотят укрепить ослабевшую власть императорского правительства. Как отмечают летописцы, речь Нобунага возымела свое действие: военачальники поверили его доводам и повели войска на штурм монастыря, уничтожая огнем и мечом все на своем пути, не щадя ни возраста, ни пола.20) Это была настоящая бойня, во время которой почти полностью были истреблены все обитатели монастыря.

Разгромив такого мощного противника, каким был буддийский монастырь Энрякудзи, Ода Нобунага продолжил свои завоевательные походы, одерживая одну победу за другой и покоряя все новые территории в западной части острова Хонсю.

На востоке страны в то время главные сражения развертывались между армиями Такэда и Токугава. Эти феодальные дома постоянно враждовали друг с другом. Воинственность клана [92] Такэда, его необузданная страсть к захватам чужих территорий нисколько не ослабли после смерти главы этой могущественной феодальной фамилии Такэда Сингэн. Его сын Кацуёри, идя по стопам отца, не оставил давно вынашиваемых планов покорения соседней провинции Микава. Владелец этой провинции Токугава Иэясу вынужден был оказывать упорное сопротивление силам Такэда, чтобы сохранить свою автономию.

На этот раз яблоком раздора стал замок Нагасино, расположенный на самой границе, разделявшей владения этих двух феодалов. Замок, который удерживал в своих руках Такэда Кацуёри, в любой момент мог быть использован как плацдарм для вторжения его войск в провинцию Микава. Поэтому, не дожидаясь, пока грозный сосед нападет на его территорию, Токугава Иэясу решил опередить события: он окружил замок и приготовился к его штурму. Однако на помощь осажденным поспешила 15-тысячная армия, которой командовал Такэда Кацуёри.

Токугава Иэясу вступил в бой с армией Такэда Кацуёри, но, встретив мощный отпор, вынужден был в срочном порядке обратиться за помощью к Ода Нобунага. Тот без промедления пришел на выручку своему союзнику, направив в район боевых действий 30-тысячную армию. Объединенные силы двух армий — Нобунага и Иэясу — в битве при Нагасино (1575) нанесли сокрушительное поражение войскам Кацуёри, после которого некогда могущественный клан Такэда лишился всякого влияния и не представлял уже сколько-нибудь серьезной опасности для лагеря Нобунага, хотя еще совсем недавно глава этого феодального дома Такэда Сингэн, как и Ода Нобунага, вынашивал идею объединения страны и тщательно готовился к походу на столицу. Если бы своевременно не пришла на помощь армия Нобунага, то Токугава Иэясу вряд ли бы уцелел.

Феодальная армия клана Такэда Сингэн считалась одной из наиболее сильных, профессионально хорошо обученных, обладавших высокой боевой мощью. Войска под командованием Такэда Сингэн выиграли не одно сражение, демонстрируя хорошую выучку и высокие боевые качества. Но, несмотря на это, Ода Нобунага удалось одолеть столь грозного противника, и притом относительно легко.

Военному успеху Нобунага способствовал ряд благоприятных для него обстоятельств. Во-первых, новый глава клана Такэда — двадцатидевятилетний Кацуёри во всех отношениях уступал своему отцу, особенно в части полководческого искусства и военно-административного управления своими владениями. Во-вторых, армия Ода Нобунага сражалась вместе с армией Токугава Иэясу, что значительно укрепило боевую мощь объединенных войск двух [93] и без того сильных феодальных армий. В-третьих, в этой военной кампании Ода Нобунага первым среди японских феодалов применил в широком масштабе огнестрельное оружие, которое не было еще освоено войсками Такэда и явилось для них большой неожиданностью. В составе армии Нобунага были уже сформированы стрелковые подразделения, каждое численностью 500 воинов, вооруженных винтовками.21) Все это во многом определило исход сражения, в котором вновь отличился Хидэёси.

Крупное столкновение войск Нобунага и Такэда, характер сражения, в ходе которого было широко использовано огнестрельное оружие, оставили заметный след в японской военной истории, внесли серьезные качественные изменения в тактику и военное искусство в целом. Эти перемены и нововведения были связаны прежде всего с тем, что утвердились групповые способы ведения боя, доказав свое преимущество перед методами индивидуального боя. Было продемонстрировано значение массовых армий, которые в состоянии наносить поражение войскам, профессионально лучше обученным, но существенно уступающим противнику в численности.22) Применение огнестрельного оружия изменило старые взгляды на боевые операции и прежние представления о военной тактике, явилось событием, имевшим огромные последствия с точки зрения развития военной техники и совершенствования способов ведения войн. По мнению специалистов, именно битва при Нагасино впервые наглядно показала преимущества тактики боя с применением огнестрельного оружия, которую взял на вооружение Ода Нобунага, перед тактикой тех феодалов, в том числе и Такэда, которые упор делали на кавалерию, считая ее главным родом войск.23) Воины Нобунага, ведя огонь залпами с близкого расстояния, расстреливали конницу врага. Одна из особенностей этого сражения состояла в том, что в нем было убито большое число военачальников с обеих сторон. Как считают некоторые японские исследователи, ни в одной из многочисленных битв за весь период межфеодальных войн не погибало такого огромного количества лиц из высшего командного состава, как в сражении при Нагасино.24)

Характерно, что некоторые японские историки возлагают на Ода Нобунага историческую ответственность за то, что он первым в массовом порядке применил на японской земле огнестрельное оружие в военных целях, и обвиняют его за это в неоправданно свирепой жестокости; ему ставят в вину и сожжение до основания буддийского монастыря Энрякудзи. Все это считается особо отягчающими вину обстоятельствами, чуть ли не перечеркивающими всю остальную позитивную деятельность этой исторической личности.25) [94]

Покончив с кланом Такэда и прибрав к рукам важные провинции Суруга и Тотоми, которые перешли к Токугава Иэясу, Ода Нобунага стал тщательно готовиться к новой и, как потом оказалось, по существу, последней своей военной кампании. На этот раз ему предстояло помериться силами с самым крупным японским феодалом той эпохи Мори Тэрумото, владения которого занимали всю западную часть острова Хонсю и составляли десять провинций, или почти одну шестую часть территории страны.

Важная роль в этой кампании отводилась Хидэёси, который с армией в 20 тыс. человек продвигался к провинции Биттю, где ему предстояло вступить в единоборство с ударными силами противника. Прибыв в район боевых действий и изучив военную обстановку, Хидэёси направил Ода Нобунага письмо, в котором подробно обрисовал ситуацию на фронте, сообщил о соотношении сил, сложившимся не в пользу армии Нобунага, и просил прислать подкрепления для нанесения решающего удара в районе города Такамацу, где были сосредоточены главные силы Мори.

Вот как описал эти события Луиш Фроиш: «Король Амангути (т. е. Мори. — А. И.), видя, что его войска оказались зажатыми со всех сторон, собрал все наличные силы и сосредоточил их на участке фронта против армии Хасиба.26) Армия Хидэёси насчитывала не более 20–25 тыс. человек. Поэтому он направил Нобунага письмо, в котором просил о помощи, но не настаивал на его личном приезде, поскольку в случае нового подкрепления приблизительно в 30 тыс. человек он и сам был в состоянии полностью выполнить волю Нобунага — изгнать Мори из его владений, лишить его жизни, а голову доставить Нобунага.

Однако Ода Нобунага намеревался сначала отправиться в столицу Киото, а затем заехать в Сакаи и лишь после этого вплотную заняться делами западного фронта: завершить разгром Мори и поддерживающих его князей. Оказавшись, таким образом, верховным владыкой 60 провинций Японии, он планировал двинуться во главе огромной армии на завоевание Китая, а покоренные им японские провинции поделить между тремя своими сыновьями».27)

Ода Нобунага получил письмо Тоётоми Хидэёси как раз в тот момент, когда собирался из своего замка в Адзути отправиться в столицу. Несмотря на серьезность положения на западном фронте, о чем сообщал ему в письме Хидэёси, он не намерен был отменить эту заранее запланированную поездку. Ознакомившись с содержанием письма, он приказал одному из своих военачальников, Акэти Мицухидэ, немедленно собрать необходимое войско и выступить в поход на помощь Хидэёси. Сам Нобунага после посещения столицы также хотел прибыть к месту боевых действий.

В Киото он, как обычно, остановился на ночлег в храме [95] Хоннодзи. Но если при прежних посещениях столицы его, как правило, сопровождало несколько тысяч телохранителей, то на этот раз их было почему-то не более ста.

Тем временем Акэти Мицухидэ собрал войско численностью 10 тыс. человек, подобрал преданных ему людей из командного состава и двинулся в путь — только не на западный фронт, как ему было приказано, а в сторону столицы. Дойдя до местечка Оиносака, недалеко от Киото, он приказал натянуть на ноги лошадям сплетенные из соломы мягкие сапожки и подтянуть подпруги. Всех это немало удивило, поскольку такие приготовления делаются непосредственно перед вступлением в лагерь противника, а до линии фронта было еще достаточно далеко. Воины не знали, что Акати, который пользовался особым расположением Ода Нобунага, изменил своему верховному предводителю и решил атаковать храм Хоннодзи и убить его.

Форсировав реку Кацура и выйдя на подступы к столице, Акэти собрал группу преданных ему подчиненных и произнес такие примерно слова: «Мы не пойдем в район Тюгоку. Ода Нобунага сегодня вечером остановился на ночлег в храме Хоннодзи на Пятой улице. Я давно испытываю кровную обиду на Ода Нобунага и теперь решил атаковать храм Хоннодзи и убить его там. Таково мое решение и вам надлежит следовать ему».28)

Все были буквально ошеломлены и обескуражены как самим сообщением, так и неожиданным поворотом событий. Но воспрепятствовать этому они, очевидно, не могли, а возможно, и не хотели. Во всяком случае, на рассвете 1 июня 1582 года войска заговорщиков вошли в столицу, окружили храм Хоннодзи и под неистовый крик самого Акэти: «Враг в храме Хоннодзи. Не оплошайте!» — ворвались на территорию храма и подожгли его.

Почуяв опасность, Нобунага, находившийся в это время в храме, надел праздничное белое кимоно, взял в руки оружие и вышел на открытую галерею. Обращаясь к разбушевавшимся солдатам, он сказал: «Вы из отряда Акэти? Вон отсюда, неблагодарные твари! Вы вероломно предали меня и пошли за моим вассалом. Всех до единого расстреляю».29)

Но эти грозные слова не возымели никакого действия, они просто сотрясли воздух. Понимая всю чудовищность и безысходность положения, в котором он оказался, Нобунага вернулся в дом и покончил жизнь самоубийством, вспоров себе живот, как того требовал самурайский обычай. Ему было 48 лет. Кое-кто из современных японских авторов, сочувственно относясь к своему герою и осуждая коварство его бывших друзей, пытается в самом лучшем виде представить Ода Нобунага и поэтому в весьма возвышенных и несколько романтических тонах описывает последние [96] часы его жизни, повествуя, как мужественно и храбро защищал он свою честь и свое дело, смело отражая атаку предателей и изменников, и как достойно погиб в этом неравном бою.30)

Каковы же были действительные мотивы заговора Акэти? Можно ли в самом деле считать, что причиной убийства Нобунага послужили обиды, которые он когда-то незаслуженно нанес Акэти? Речь идет, в частности, как утверждают некоторые японские исследователи, о том, что Ода Нобунага вопреки уговорам Акэти атаковал и убил Хатано Хидэхару, после чего была казнена мать Муцухидэ, находившаяся заложницей у этого феодала, а также один или два раза грубо оскорбил Акэти только за то, что тот осмелился выразить свое несогласие с организацией слишком пышных приемов в честь Токугава Иэясу. К тому же как раз в тот момент, когда Акэти готовился выступить с войсками на западный фропт, Ода Нобунага отдал распоряжение передать принадлежавшие ему провинцию Тамба и уезд Сига в провинции Оми в собственность своего младшего сына — Нобутака. Взамен Акэти были обещаны две новые провинции — Идзумо и Ивами на северо-западе острова Хонсю. Однако они еще не были покорены; за овладение ими предстояла трудная борьба с сильным противником.31) И хотя в обмен на одну провинцию и один уезд Акэти мог стать владельцем двух провинций — их надо было еще захватить. Пока же новые провинции были для Акэти не более чем журавлем в небе, тогда как синицу уже вырвали из его рук. Некоторые японские авторы пишут, что Акэти оказался в положении загнанной мыши, которая кусает кошку.

Разумеется, перечисленные факты могли породить у Акэти неприязнь к своему властелину и даже вызвать ненависть к нему. Но как бы ни были горьки обиды, вряд ли они послужили главными побудительными причинами трагических событий, происшедших в столичном храме Хоннодзи. Это был настоящий заговор с целью захвата власти, о чем свидетельствует тщательно разработанный план переворота, точно и искусно выбранный для его осуществления момент. Об этом же говорит содержание секретного письма, которое в день мятежа Акэти направил одному из военачальников феодала Мори, самого сильного из оставшихся противников Ода Нобунага, — Кобаякава Такакагэ. В этом письме Акэти писал, в частности, о том, что в последние годы он питал все большую ненависть к Нобунага и в конце концов решился на этот шаг.32) Мятеж Акэти, несомненно, отразил честолюбивые устремления новоявленного претендента на верховную власть в стране.

Ода Нобунага находился у власти всего 17 лет, если временем установления его личной диктатуры считать 1565 год, когда он [97] после убийства сёгуна Ёситэру вступил в столицу и провозгласил новым сёгуном своего ставленника Ёсиаки, оказавшись таким образом фактическим правителем страны. Если же исходным считать 1573 год, когда был низложен последний сёгун династии Асикага и ликвидирован институт сёгунов, а Ода Нобунага стал не только фактическим, но и юридическим правителем страны, хотя так и не принял титул сёгуна, то срок его пребывания во главе государства составит всего девять лет. Так или иначе, он находился у власти очень непродолжительное время. К тому же его власть распространялась не на всю территорию страны, а лишь на ее часть, причем не на бóльшую.

Однако и за этот короткий срок ему удалось осуществить ряд важных преобразований в военной, политической, административной, социально-экономической областях, которые определенно свидетельствуют о его несомненном таланте выдающегося реформатора и крупного государственного деятеля. Эти реформы раскрывают значение его личности в истории Японии. Не следует забывать, что большую часть времени и основные усилия Ода Нобунага вынужден был затрачивать на подготовку и осуществление утомительных и дорогостоящих военных кампаний, лично участвовать в многочисленных сражениях.

Ода Нобунага был прирожденным военным, и естественно поэтому, что он отдавал предпочтение военным методам управления страной. Не случайно на его личной печати был выгравирован девиз: «Империей правит сила». Вместе с тем он понимал, что государственный механизм не может успешно функционировать, опираясь исключительно на грубую силу. Об этом напоминал печальный опыт правления сёгуната Асикага. Необходимо было поднять престиж государственной власти, восстановить, а фактически создать заново администрацию, достаточно авторитетную, чтобы насаждать и укреплять как в центре, так и на местах новые порядки, которые вводил Нобунага.

Начинать надо было со столицы, которая, как и сама центральная власть, по существу, никак не влияла на ход событий в стране. Более того, лишенная всякой возможности защитить себя от постоянного вторжения на ее территорию войск соперничавших друг с другом феодалов, столица постепенно превращалась в один из самых неспокойных городов, где ни один житель, даже самый знатный, не чувствовал себя в безопасности. Многие ее здания и целые кварталы были разрушены до основания, не уцелели ни дворцы, ни резиденции императора и сёгуна. По свидетельствам португальских миссионеров, посетивших в те годы японскую столицу, это был пустынный город, даже в центре его повсюду виднелись одни пустыри и пустоши.33) Массами покидали Киото [98] торговцы и ремесленники, отправляясь в феодальные княжества, где надеялись найти влиятельных покровителей и более благоприятные условия для своей деятельности. Жизнь в Киото замерла. Столица уже давно не играла роли центра, вокруг которого когда-то группировались все политические силы и движения, куда сходились нити всего сложного государственного организма.

Принимая меры для восстановления столицы и усиления ее политической и экономической роли в жизни страны, Ода Нобунага вовсе не собирался основательно и навсегда обосноваться в Киото. Во-первых, это было далеко не самое безопасное и надежное место, учитывая, что междоусобные войны были в самом разгаре. Во-вторых, и это, пожалуй, главное, обширные территории страны оставались неподвластными ему, и для их покорения предстояла еще долгая и трудная борьба. Вопрос о создании единого государства решался на полях сражении, поэтому военная ставка Ода Нобунага находилась не в столице, которая была явно не приспособлена для этого, а там, откуда можно было оперативно руководить боевыми действиями.

Тем не менее и в этих условиях значение столицы было велико, поэтому важно было не только время от времени наведываться в нее, но и предпринять немалые усилия для того, чтобы придать ей прежний респектабельный вид, восстановить ее авторитет и влияние.

Прежде всего Ода Нобунага решил восстановить, вернее, построить заново два великолепных дворца: один — для сёгуна Ёсиаки, которого сам же с благословения императора Огимати посадил на престол, а второй — для императора. Он лично руководил стройкой и требовал от подвластных ему феодалов все новых пополнений рабочих рук, которые так необходимы были для завершения столичных строек. Тяжелый, по существу, каторжный труд, постоянное недоедание, свирепствовавшие в ту пору в столице эпидемии уносили тысячи человеческих жизней. Роскошные дворцы, которые возводил Нобунага, покоились на костях тысяч и тысяч замученных здесь людей.

Разумеется, воздвигая дворцы, Ода Нобунага меньше всего помышлял о том, чтобы содействовать укреплению власти императора или сёгуна. Хотя этим своим шагом он и продемонстрировал определенное уважение к традиционным институтам власти, но не в том, конечно, состоял главный смысл его политики. Ему необходимо было вернуть доверие к столице, показать и доказать, что она по-прежнему является и самым безопасным и самым удобным для жительства местом. Это прямо относилось к тем столичным жителям, особенно торговцам и ремесленникам, которые в тревожное время вынуждены были ее покинуть, спасаясь от смерти, [99] а теперь могли, не страшась опасностей, вернуться и беспрепятственно заняться своим делом.

Желая вселить в жителей столицы уверенность, что все худшее уже позади, Нобунага издал специальный приказ, строжайшим образом запрещавший его войскам, расквартированным в ней, заниматься мародерством и повелевавший им обеспечить общественный порядок и безопасность жителей.

Ода Нобунага стал фактическим и полновластным хозяином в столице. Даже в его отсутствие все должно было идти по заведенному им порядку. Каждый, кто попытался бы ослушаться и пойти против его воли, жестоко поплатился бы за такую неосмотрительность. Так, собственно, и произошло с сёгуном Ёсиаки, который, желая, очевидно, высвободиться из цепких объятий своего покровителя и почувствовать себя самостоятельным, вышел за рамки той роли, которую отводил ему Ода Нобунага. Усмотрев в действиях и поведении сёгуна нелояльное к себе отношение, Нобунага послал ему письмо с выражением неудовольствия, не слишком утруждая себя подбором вежливых слов и фраз. А вскоре последовали куда более решительные действия: войска Ода Нобунага атаковали сёгунский дворец Нидзё, и его владельцу с большим трудом удалось спастись бегством в западные провинции, где он провел оставшуюся часть жизни, время от времени напоминая о себе робкими и безуспешными попытками вернуть утраченные позиции. Однако добиться этого никто из дома Асикага уже не смог.34)

Вокруг Ода Нобунага собралась довольно большая группа способных военачальников и феодальных администраторов. Он обладал умением выявлять и использовать по назначению каждого, в ком обнаруживал полезные задатки. Это даже как-то не вязалось с привычными представлениями о диктаторских режимах, при которых процветали невежество и тупоумие. Многие выпестованные им военачальники были талантливыми не только в военной области, но и в государственных делах. Талант и незаурядность, проявленные в конкретных делах, особенно в боевых операциях, были для него превыше всего. Таким людям он давал высокие чины и звания, даже если они, как, например, Хидэёси или тот же Акэти Мицухидэ, не были знатного происхождения. При этом Нобунага нисколько не опасался того, что кто-либо из них может посягнуть на его власть или принизить его. На этом фоне он и сам воспринимался еще более сильным, авторитетным и значительным.

Реформы и преобразования, проведенные Ода Нобунага, затронули почти все стороны жизни японского общества. Но особое значение они имели в области совершенствования военного дела. По существу, он произвел настоящий переворот в военной области, [100] начисто отказавшись от прежней системы военной организации и старых методов ведения боевых действий. Используя в широких масштабах огнестрельное оружие, в том числе пушки, он создал в своей армии специальные подразделения из воинов, вооруженных винтовками (тэппотай). Наряду с ними он значительно укрепил отряды копьеносцев (сотай). При нем началось строительство военных судов с железной обшивкой.35)

Но, пожалуй, самым главным, что позволило Нобунага добиться большого военного преимущества над своими противниками, было создание им массовой регулярной армии. По существу, он был первым среди феодалов смутного времени, кто не только понял всю важность и необходимость постоянного войска, но и сумел сформировать такую армию из самураев, которых он полностью и превратил в профессиональных военных, переселив в призамковые города. Кстати сказать, в провинции Овари, на территории которой формировалась новая для Японии армия, бурно шло развитие призамковых городов. Достаточно сказать, что в XVI веке в этой провинции насчитывалось 19 призамковых городов, располагавшихся друг от друга на расстоянии 4–6 км.36) Самым крупным из них был город Нагоя, где находился родовой замок феодальной семьи Ода и где родился Нобунага. Основное население призамковых городов составляли самураи с их чадами и домочадцами.

Новое вооружение в совокупности с существенными изменениями в тактике ведения военных сражений значительно укрепили боевую мощь армий Ода Нобунага и его союзников, обеспечив тем самым полное военное превосходство над противниками. Фактически ни один феодал в этих условиях не мог рассчитывать на успех в военном противоборстве с армией Нобунага. Даже такие крупные феодальные магнаты, как, например, Го-Ходзё на востоке страны или Мори на западе, в лучшем случае уповали на то, что им удастся избежать прямого столкновения с войсками Ода Нобунага и отсидеться в своих владениях, наблюдая за тем, как он хладнокровно и методично расправлялся со своими соперниками, ближайшими соседями, надеясь, что смогут избежать этой участи. Разумеется, это не означало еще, что на пути к объединению страны были устранены все преграды и что к цели вела гладкая дорога, без извилин, ухабов и крутых поворотов. Во всяком случае, в военном отношении успех объединительной миссии был уже в большой мере предрешен.

Реформы Ода Нобунага затронули также широкую сферу социально-экономических отношений. Главным в этих преобразованиях, их основой явилось то, что на территориях, оказавшихся под его единоличной властью, он почти полностью сместил, а в ряде [101] случаев просто уничтожил бывших их собственников — феодальных владетелей, принадлежавших к древним аристократическим династиям. Их земли он передал в собственность новым хозяевам, главным образом из числа преданных ему и отличившихся на полях сражений военачальников, которые становились владетелями целых провинций, превращаясь в крупных феодальных магнатов. Именно они по замыслу Нобунага должны были, не считаясь ни о чем и используя все имеющиеся в их распоряжении средства, главным образом силу оружия, внедрить такую систему феодальной зависимости крестьян и строжайшего контроля над ними, при которой не только полностью исключались бы всякие проявления недовольства со стороны крестьян, но которая служила бы надежной опорой новой власти.

Смещая старых и назначая новых владельцев провинций и уездов, Ода Нобунага в то же время добивался от них изменения старых аграрных отношений, слишком отягощенных сложными, по большей части изжившими себя формами зависимости и опутанных многочисленными патриархальными пережитками. Он хотел значительно упростить систему земельных отношений путем создания такой структуры, при которой зависимость японского крестьянства от новых феодалов и его полная подчиненность существующей власти внешне выглядели бы простыми и удобными, но, по существу, ужесточились бы еще больше.37) Именно эту главную цель преследовали земельные кадастры (кэнти), которые начали проводить сам Ода Нобунага и некоторые его вассалы, например Сибата Кацуиэ, в принадлежавших им владениях.

Иногда систему феодальной зависимости, которую с таким завидным упорством насаждал Нобунага на покоренных им территориях, называют «чистым» или «настоящим» (дзюндзэн) феодализмом, имея в виду, что главными фигурами, на которых возлагалась ответственность за успешное функционирование этой системы, были правители провинций и уездов, основных единиц административно-территориального деления Японии. Эти лица, которых назначал на должности лично Ода Нобунага и которые получали от него в дар огромные земельные владения, выступали как бы в двух ипостасях: они были одновременно и военно-феодальными администраторами, осуществлявшими политическую власть на местах, и крупными земельными собственниками, усилиями которых он надеялся значительно укрепить экономические основы новой власти.

Можно, очевидно, считать, что Ода Нобунага положил начало тому процессу в развитии японского феодального общества, когда обе структуры — политическая, а точнее, военно-политическая и экономическая — как бы слились воедино. Это, безусловно, [102] укрепляло феодальный строй, но одновременно и, возможно, в гораздо большей степени ослабляло его, ибо чрезмерная регламентация, насильственно сковывавшая жесткими рамками всю общественную жизнь, расшатывала и подрывала сами устои феодализма как социальной системы. Сильная централизация власти, представленной к тому же военной диктатурой одной личности, рождала в этих условиях свою противоположность: возникали те же центробежные тенденции, складывались силы, стремившиеся если не полностью высвободиться из-под постоянной опеки и давления со стороны личной диктатуры, то хотя бы ослабить этот пресс. При существовавшей до Нобунага системе политического и административного управления страной правители провинций являлись куда более действенными и сильными фигурами, чем сёгунат Асикага, и потому они мало считались с центральной властью. Это, собственно, предопределило ее ослабление и в конечном счете окончательное разрушение. При новой системе реальная власть и инициатива принадлежали Нобунага, а военачальникам, занявшим место прежних правителей провинций, отводилась, по существу, роль послушных исполнителей его воли.

Военное и политическое объединение феодальных княжеств требовало создания единой экономической системы, преодоления огромной силы инерции, которая на протяжении веков толкала местных феодалов к тому, чтобы вести свое обособленное хозяйство, не считаясь с интересами и потребностями страны в целом. Ода Нобунага нанес решительный, можно сказать, смертельный удар по автаркическим тенденциям. Он принял и начал осуществлять ряд важных реформ, которые были направлены против хозяйственной замкнутости отдельных феодальных княжеств и выводили страну на путь создания единой экономики.

При этом преследовались две тесно связанные между собой цели. С одной стороны, феодалы должны были резко активизировать хозяйственно-экономическую деятельность в своих владениях, а с другой — имелось в виду создать необходимые условия для беспрепятственного развития по всей стране экономического предпринимательства, особенно расширения внутренней торговли, укрепления позиций торгового капитала, налаживания свободных экономических связей между провинциями и уездами.

Уже в первые годы своего фактического пребывания у власти Ода Нобунага отменил в городе Адзути, куда он перевел из Гифу свою штаб-квартиру, после того как воздвиг здесь мощный замок, монопольное право, которым пользовались крупные купеческие гильдии в борьбе со своими конкурентами, что сдерживало рост торгово-коммерческой и производственной деятельности. Эти меры, получившие название «свободный рынок» и «гильдии, освобожденные [103] от влияния монополий» (ракуити и ракудза), сыграли большую роль в развитии товарной экономики. Они способствовали значительному оживлению торговли и промышленности, складыванию и развитию единого внутреннего рынка. Отмена рыночных налогов, монопольного права, которым пользовались лишь немногие торговые объединения, а также других привилегий, выгоду от которых получали местные феодальные магнаты, аристократическая знать, храмы и монастыри, имела своим последствием заметный экономический прогресс не отдельных провинций, а страны в целом, укрепление позиций торгового капитала, рост промышленного производства. Ода вел решительную борьбу с ростовщичеством.

Особое внимание уделял Ода Нобунага добыче золота и других драгоценных металлов, которые необходимы были ему для содержания огромного войска, прежде всего для оснащения его огнестрельным оружием, которое в обмен на золото и серебро доставляли в Японию португальские купцы. При нем расширилась эксплуатация действовавших и началось строительство новых золотых и серебряных рудников.

Для того чтобы экономическая жизнь на всей подвластной ему территории вошла в нужную и надежную колею, а экономический механизм действовал успешно, недостаточно было ликвидировать монопольное право крупных купеческих объединений, отменить все их привилегии и провозгласить свободу торговли. Важно было создать не только политические, но и материальные условия, которые обеспечивали бы развитие торговли и других офер экономической жизни. С этой целью он первым делом устранил такое серьезное препятствие на пути расширения внутренней торговли, как заставы, которые служили таможенными барьерами, часто непреодолимыми для торговцев, между отдельными провинциями, а нередко и между уездами внутри одной провинции. Большое значение он придавал ремонту старых и строительству новых дорог, которые соединили бы все провинции и обеспечили надежность коммуникаций и экономических связей. Хорошие дороги имели не только важное экономическое значение, поскольку значительно расширяли возможности обращения товаров в стране и наносили существенный удар по местной автаркии. Они имели и огромное военное значение, позволяя армии Нобунага, хорошо вооруженной и достаточно маневренной, вести широкие наступательные действия против местных феодалов даже в самых отдаленных и труднодоступных районах страны.

Для экономической политики Ода Нобунага характерным было и то, что он активно поддерживал рост и развитие городов, в которых видел важный фактор социально-экономического подъема [104] страны. Хотя его отношение к городам было противоречивым, что проявилось, в частности, в учиненной им расправе над вольным городом Сакаи (подробно об этом говорится в главе десятой), в целом он вполне отчетливо представлял себе значение городов в экономической структуре всей страны. Мероприятия, проведенные в призамковом городе Адзути, выросшем вокруг замка-цитадели Ода Нобунага, говорят в пользу такого вывода.

В самом деле, когда в 1577 году Ода Нобунага обнародовал свой знаменитый указ, освобождавший жителей этого города от уплаты налогов, в частности рыночных, всевозможных поборов, взимавшихся, например, на строительство храмов, некоторых других повинностей, это сразу дало ощутимые результаты. В городе заметно оживилась экономическая жизнь, широким потоком хлынули туда торговцы и ремесленники, и за короткий срок численность городского населения резко увеличилась, достигнув к 1582 году 6 тыс.38)

Принятые Ода Нобунага меры не только способствовали расцвету торговли в городе, где находилась его штаб-квартира, но и приобретали общегосударственное значение, вынуждали остальных феодалов проводить в своих призамковых городах аналогичную экономическую политику. Вместе с тем это давало возможность приступить к упорядочению денежно-финансовой системы, а следовательно, к улучшению общей экономической ситуации в стране, устранению разнобоя в ценах на товары и т. д. В денежном обращении находилось множество всевозможных денежных знаков, которые нередко признавались в одних провинциях или княжествах и не имели силы в других. Наряду с японскими в ходу были китайские медные монеты минской чеканки, а также корейские монеты. Особой популярностью пользовались «монеты юнлэ», служившие своего рода международной валютой, на которую в то время велась торговля в районе Восточной Азии, Индокитая и Южных морей.39) Нередко находившиеся в обращении монеты становились объектом махинаций, когда из обращения изымалась полноценная монета и, наоборот, рынок наводнялся обесцененными деньгами. Нобунага ввел строжайшее наказание, вплоть до смертной казни, за финансовые махинации, связанные, в частности, с изъятием из обращения и припрятыванием полноценных монет, что усугубляло и без того тяжелое экономическое и финансовое положение страны.

Таковы некоторые аспекты экономической и социальной политики Ода Нобунага. Одни из них воплотились в реальные дела, другие оставались в планах, которые предстояло осуществить уже не ему, а продолжателям его дела. Признавая важность социально-экономических преобразований, осуществленных Ода Нобунага, [105] некоторые японские историки не без основания обращают внимание на то, что при всей прогрессивности некоторых из них они тем не менее не выходили за рамки средневековья и, по существу, не меняли характера социальных отношений, существовавших в японском обществе XVI века. Да и сам Ода Нобунага оставался типичным средневековым феодалом.40) При всем том многое из задуманного и осуществленного Нобунага содержало элементы того общества, развитие которого было ускорено благодаря усилиям его преемников, прежде всего Хидэёси, и которое выводило Японию на новый исторический рубеж перехода от средневековья к новому времени.

Если изменения, происшедшие в военной и социально-экономической областях, оказались не столь глубокими, то в политической структуре и феодально-административной сфере они были еще менее существенными. Здесь Ода Нобунага не очень-то преуспел, сохранив почти в неизменном виде прежнюю политическую систему и прежний механизм управления страной, хотя в аппарате управления появилось много новых людей, в том числе и из непосредственного окружения Нобунага. Как администратор он оказался не таким одаренным, а скорее всего он просто не хотел ничего менять. Правда, кое-какие перемены произошли и в этой области.

Лишив сёгуна политической власти и фактически заняв его место, Ода Нобунага тем не менее не провозгласил себя сёгуном. Чем объяснить столь, казалось бы, странное поведение Нобунага, тем более что его знатное происхождение вполне позволяло ему претендовать на самый высокий в ту пору титул в табели о рангах?

Некоторые японские историки, анализируя отношения между сёгуном Асикага Ёсиаки и Ода Нобунага, полагают, что последний первоначально не собирался свергать сёгуна и вполне мог довольствоваться должностью вице-сёгуна, которую попеременно занимали представители трех влиятельных феодальных домов, и что он, собственно, использовал сёгуна лишь для того, чтобы отстранить от власти эту могущественную феодальную группировку, сосредоточившую в своих руках слишком большую власть.41)

Но не таков был нрав у Нобунага, чтобы останавливаться на полпути. Он действительно вошел в доверие к сёгуну и использовал его расположение к себе, но не для того, конечно, чтобы стать вице-сёгуном и признать над собой чыо-то власть. Действуя именем сёгуна, он меньше всего навлекал на себя подозрения других феодалов, которые, как и он, тоже мечтали войти с войсками в столицу и лишь ждали удобного случая. В этом отношении Нобунага оказался и хитрее и проворнее их. Все было обставлено так, что его войска вошли в столицу по просьбе сёгуна, и поэтому никто не мог воспрепятствовать этому. Некоторое время Нобунага, усыпляя [106] бдительность своих врагов, демонстративно показывал свою лояльность и даже преданность традиционным институтам власти — сёгуну и императорскому трону. Но это продолжалось недолго. Как только представился случай, как только он почувствовал, что у него достаточно сил, чтобы самому полностью контролировать ситуацию, он тут же воспользовался этим и отстранил сёгуна и все его окружение от власти.

Что же касается вопроса о том, почему Нобунага не провозгласил себя сёгуном ни тогда, когда вошел с войсками в столицу, ни позже, когда окончательно утвердился у власти, то объяснения этому могут быть разные. Дело тут не просто в его высокомерном пренебрежении к чинам, должностям и званиям. Для него это были, очевидно, лишь атрибуты старых порядков, против которых он решительно выступал. Даже титул сёгуна за время правления династии Асикага, дискредитировавшей себя поразительным неумением управлять страной, потерял свой прежний престиж, и в таких условиях гальванизация этого звания, в представлении Ода Нобунага, могла означать воскрешение старого режима. Поэтому, вероятно, Нобунага, который смотрел вперед, а не назад, отказался или по крайней мере не претендовал на этот высокий титул.

Характер политической власти в стране фактически не изменился. Вакита Осаму, автор книги «Структура политической власти Ода Нобунага», посвященной этой малоразработанной проблеме, отмечает, что в период правления Нобунага политическая система средневекового японского государства не претерпела сколько-нибудь существенных изменений и в силу этого не являлась той основой, опираясь на которую общество могло осуществить переход от средневековья к новому времени.42) В дальнейшем, развивая эту тему, японский историк подчеркнул, что Нобунага проявлял большую осмотрительность и величайшую осторожность, когда дело касалось прав и интересов придворной аристократии, буддийских и синтоистских храмов — словом, тех сил, которые служили надежной опорой императора. Он не только не посягал на традиционные институты власти средневековой Японии, но и широко использовал их и активно опирался на них.43)

В самом деле, политическая сфера — возможно, в большей степени, чем любая другая область, — особенно отчетливо вскрыла противоречивость сложной натуры Нобунага и его непоследовательность.

С одной стороны, для него не существовало никаких авторитетов ни в какой области человеческой деятельности. Более того, он испытывал даже какую-то особую, сильно выраженную и открыто проявлявшуюся страсть к переменам, к ломке всего старого, не считаясь ни с высокими авторитетами знаменитых аристократических [107] родов и фамилий, ни со светской и духовной властью, ни даже с древними традициями и обычаями народа, если они не соответствовали его взглядам на жизнь, его ценностным представлениям. Того же он требовал и от своих вассалов, которые, как и он, железной рукой должны были проводить в жизнь все его начинания, не считаясь ни с чем.

С другой стороны, Нобунага фактически сохранил старую политическую систему, являя тем самым непоследовательность в своих взглядах и делах.

Хотелось бы обратить внимание еще на одну область деятельности Ода Нобунага. С его именем связан новый этап в истории строительства феодальных замков и развитии дворцово-замковой архитектуры. Воздвигнутый им в Адзути замок представлял собой не только грандиозное сооружение из камня, каких не знала до того Япония, но и новый архитектурный стиль и вообще новую культуру, получившую название «культура Адзути — Момояма».

Замок располагался на холме высотой 110 м над уровнем моря, вблизи живописного озера Бива, и отстоял от столицы на расстоянии 14 ри (около 55 км), которое можно было покрыть за один день. Он был выгодно расположен в стратегическом отношении: через этот пункт пролегала дорога в столицу из областей Хокурику и Токайдо, что имело немаловажное значение, учитывая возможное нашествие на столицу войск тех феодалов, которые не отказались от своих претензий на верховную власть.

О размерах замка можно судить по высоте ограждавшей его каменной стены, которая достигала 12 кэн (около 22 м). Замок был целиком выложен из камней-великанов. Отдельные монолиты были так велики, что на стройку их доставляли 2–3 тыс. человек. А один из них, получивший название «камень-змея», волокли наверх три дня и три ночи 10 тыс. человек. Одним из руководителей этой операции был Хидэёси.44) Над всей округой возвышалась высоченная главная башня замка, с которой, как с наблюдательного пункта, далеко можно было обозревать бескрайние равнины и широкую гладь озера.

На строительстве замка, над его архитектурным оформлением и внутренним убранством трудились лучшие мастера, строители, архитекторы и живописцы. Почти четыре года провел здесь известный художник того времени Кано Эйтоку, старательно расписывая стены замка и искусно оформляя его интерьер.

На стенных росписях он старался запечатлеть не только сюжеты на конфуцианские и буддийские темы, но и японские пейзажи, животный мир, жанровые сцены и т. д. Знаменитая фреска, принадлежащая кисти этого живописца, на которой изображена схватка дракона и тигра, символически отобразила дух и атмосферу [108] того смутного времени.45) Наряду с реальными изображались и мифические животные и птицы вроде птицы Хоо со змеиной шеей, рыбьим хвостом, черепашьей спиной и куриным клювом. Появление такой мифической птицы считалось счастливым предзнаменованием. На створчатых ширмах часто изображался китайский лев.

На одной из створчатых ширм художник нарисовал с натуры замок и город Адзути. Ода Нобунага так высоко оцепил эту работу, что решил показать ее самому императору. Впоследствии Нобунага через христианских миссионеров переслал эту ширму папе римскому. Благодаря этой картине европейцы впервые смогли представить себе облик японского города,46) да и саму Японию.

Мы рассмотрели основные аспекты военной и государственной деятельности Ода Нобунага, которые позволяют представить характер этого человека, его политические взгляды, ту обстановку, в которой оказался Хидэёси и под влиянием которой формировалось собственное мировоззрение последнего, его отношение к жизни, к реальной действительности.

Главным итогом деятельности Ода Нобунага за непродолжительный период его пребывания у власти следует считать то, что ему удалось значительно продвинуть процесс объединения страны, который неумолимо вел к прекращению беспрерывных феодальных войн и феодальной междоусобицы. Дело шло к образованию единого централизованного японского государства.

В осуществлении своей объединительной миссии и проведении социально-экономических реформ Ода Нобунага проявил себя не только выдающимся полководцем, прекрасно разбиравшимся во всех тонкостях военной деятельности, но и незаурядным государственным мужем. Конечно, будучи человеком крутого нрава, он в своих действиях неоправданно часто прибегал к грубым методам принуждения и насилия, не останавливаясь перед самыми крайними проявлениями жестокости. Впрочем, ему не чужды были и некоторые приемы и методы дипломатии, к коим он охотно прибегал, если с их помощью добивался нужных результатов. Он широко применял, например, заключение браков между своими детьми с детьми враждебных ему феодалов, усыновление детей феодалов из противоположного лагеря и т. д. Этим он привлекал на свою сторону противников или по крайней мере нейтрализовал их. Даже одержав военную победу над своими грозными соперниками, он спешил тут же заключить с ними «мирное соглашение», которое сводило бы на нет честолюбивые амбиции не в меру властолюбивых даймё, лишало их всякой возможности приблизиться к кормилу верховной власти.

Западные исследователи, как правило, не обращают внимания [109] на эти моменты в политике и деятельности Ода Нобунага, который в известной мере тоже отражали черты, свойственные его противоречивой натуре и характеру самой эпохи, сознательно подчеркивая лишь негативные стороны, изображая его как варварски жестокого человека, от которого, собственно, ничего положительного исходить не могло. Еще в начале XX века русская исследовательница Т. Богданович справедливо заметила, что западноевропейские авторы, описывая кровопролитную историю владычества Ода Нобунага, «не находят слов, чтобы заклеймить этого варвара среди варваров, сравнивают его с Нероном и даже с Навуходоносором. Но кажется, что нет надобности забираться так далеко в глубь времени. Стоит только припомнить, что и в Европе это была эпоха, когда царствовали Филипп II и Генрих VIII, прославившиеся на весь мир своей жестокостью, а у нас современником Нобунага был Иван Грозный».47) К сожалению, и сегодня можно столкнуться с таким же ненаучным, откровенно предвзятым подходом при оценке исторических деятелей стран Востока.

Значение реформаторской деятельности Ода Нобунага состоит не столько, может быть, в ее конечных результатах, поскольку многое осталось больше в планах, чем в реальном воплощении, сколько в ее политической и социальной направленности. В своей совокупности реформы, в сущности, подготовляли предпосылки для более глубоких и фундаментальных перемен в будущем. Многое из того, что спустя десятилетия и даже столетия стало материальной и духовной основой коренных изменений в характере японского общества, было заложено в эпоху Ода Нобунага, явилось, можно сказать, следствием его социально-экономической политики, активно поддержанной и продолженной уже Хидэёси.

Далеко не все реформы Ода Нобунага получили практическую реализацию при его жизни. История слишком мало отпустила ему времени для этого. К тому же подвластная ему территория, где они осуществлялись, была относительно невелика. Это в основном центральная часть Японии, которая в экономическом отношении была более развита, да и с более налаженной системой управления. Большая же часть страны, и прежде всего ее окраинные земли, оставалась вне сферы его влияния; власть и влияние Нобунага на них не распространялись. Они продолжали жить по-старому, практически никак не реагируя на те изменения, которые происходили в центре страны, сохраняя свою автономию, ведя обособленное, замкнутое хозяйство.

Изменить такое положение, создать благоприятные условия для полного осуществления задуманных Ода Нобунага, но не нашедших в должной мере своего претворения в жизнь планов можно было, лишь подчинив эти феодальные княжества центральной [110] власти. Эта сложная задача выпала на долю Хидэёси, который не только продолжил объединительную миссию Ода Нобунага и осуществил многое из того, что было им завещано, но и во многом обошел своего предшественника и учителя, значительно продвинув вперед дело политического объединения страны, ее экономического и социального развития.


Назад К содержанию Дальше

1) См.: Нихон-но кассэн (Японские баталии). Т. 5. Ода Нобунага. Токио, 1978, с. 26.

2) Цит. по: Ода Нобунага-по субэтэ (Все об Ода Нобунага). Токио, 1983, с. 15.

3) См.: Нихон-но кассэн. Т. 6. Тоётоми Хидэёси. Токио, 1978, с. 17.

4) Там же, с. 20-21.

5) Нихон-но кассэн. Т. 5, с. 19.

6) L. Frois. Die Geschichte Japans (1549—1578). Lpz., 1926, с. 353-354.

7) E. Жуков. История Японии. Краткий очерк. М., 1939, с. 36.

8) Исторические источники приводят разные данные о численности войск Имагава, вторгшихся в провинцию Овари: от 10 тыс. до 45 тыс. См.: Танака Ёсинари. Ода дзидайси (История эпохи Ода). Токио, 1939, с. 27. В коллективном труде «Нихон-но кассэн» говорится, что армия Имагава Ёсимото, которая прошла через провинцию Микава и вторглась на территорию провинции Овари, в южной ее части, насчитывала более 20 тыс. человек. См.: Нихон-но кассэн. Т. 5, с. 27.

9) Мэрдок ошибочно считал, что на следующий же год после победы над Имагава, т. е. в 1561 г., Нобунага отправился в Киото, чтобы доложить сёгуну о случившемся, получить его благословение и начать свои завоевательные походы. См.: J. Murdoch. A History of Japan. During the Century of Early Foreign Intercourse (1542—1651). Kobe, 1903, с. 123. Действительно, Нобунага, сопровождаемый небольшим отрядом всего в 80 человек, посетил столицу и побывал в Нара, где осмотрел древние памятники. В столице его принял сёгун Асикага Ёситэру. Но это было не после победы над Имагава, а значительно раньше, вскоре после того, как Нобунага стал главой феодального дома Ода.

Что касается планов, которые вынашивал Нобунага после победы над Имагава, то они сводились прежде всего к тому, чтобы полностью подчинить своей власти всю провинцию Овари, покорить земли, лежавшие к западу от его владений, и только после этого предпринять поход на столицу. Именно в такой последовательности развивались события после битвы при Окэхадзама. См.: Нихон-но кассэн. Т. 5, с. 27.

10) См.: Сасса Кацуаки. Токугава Иэясу. Токио, 1982, с. 66.

11) P. Varley, Ivan and Nobuko Morris. Samurai. L., 1970, с. 50.

12) См.: L. Frois. Die Geschichte Japans (1540—1578), с. 355.

13) Tанака Ёсинари. Ода дзидайси, с. 37.

14) См.: Нихон рэкиси дзэнсю (Полная история Японии). Т. 10. Нобунага и Хидэёси. Токио, 1969, с. 73.

15) Эта цифра содержится в донесениях Луиша Фроиша. См.: L. Frois. Die Geschichte Japans (1549—1578), с. 352. Однако некоторые современные японские авторы определяют численность армии Ода Нобунага, вступившей в Киото, в 60 тыс. человек. См.: Тобаси Харусигэ. Ода Нобунага. Токио, 1973, с. 78.

16) L. Frоis. Die Geschichte Japans (1549—1578), с. 353.

17) Там же, с. 350.

18) См.: Кайда Юдзи, Xарада Томохико, Сугияма Дзиро. Ода Нобунага. Токио, 1972, с. 157.

19) Как справедливо отмечают некоторые японские историки, категорический отказ Нобунага занять предложенный ему пост вице-сёгуна диктовался стратегическими соображениями, его стремлением установить свою единоличную власть над всей страной. См.: Ода Нобунага-но субэтэ, с. 116.

20) См.: А. Л. Пеликап. Очерки современной Японии. СПб., 1904, с. 43.

21) Ода Нобунага-но субэтэ, с. 205. Некоторые японские авторы приводят данные, свидетельствующие о том, что армия Нобунага, участвовавшая в битве при Нагасино, располагала 3 тыс. винтовок (Сасса Кацуаки. Токугава Иэясу, с. 97).

22) См.: Охаси Такэо. Сэнгоку бусё коцудан. Кассэн-о суйри суру (Полководческие решения в период феодальных войн. Оценка военных сражений). Токио, 1973, с. 63.

23) Ода Нобунага-но субэтэ, с. 206.

24) Сасса Кацуаки. Токугава Иэясу, с. 98.

25) См.: Taro Sakamoto. Japanese History. Tokyo, 1975, с. 74.

26) В то время Хидэёси чаще всего именовали Хасиба Тикудзэн-но ками. Тикудзэн — провинция, которой он владел. В средневековой Японии было принято давать знатным людям имена по названию принадлежавших им владений.

27) Цит. по: J. Murdoch. A History of Japan. During the Century of Early Foreign Intercourse (1542—1651), с. 137.

28) Эти слова приводятся в книге, впервые изданной в начале XVIII в. под названием «Записки о благодарственных грамотах военачальников». Дело в том, что в период феодальных войн (сэнгоку дзидай) в Японии существовал обычай, когда крупный феодал награждал своих воинов, особо отличившихся на поле битвы, благодарственной, или, как мы сказали бы сегодня, похвальной, грамотой. Отсюда и название книги. Правда, она не просто собрание грамот и посвящена даже не тем, кто был ими награжден, а вообще храбрости, воинской доблести и боевым заслугам, достойным этой награды. Перевод книги на современный японский язык осуществил Минабэ Мотоюки. См.: Бусё кандзёки (Записки о благодарственных грамотах военачальников). Токио, 1972, с. 245.

29) Бусё кандзёки, с. 245.

30) См.: Тобаси Харусигэ. Ода Нобунага, с. 221.

31) См.: Сэки Сюнъити, Наканиси Нобуо. Нобунага, Хидэёси, Иэясуно нингэн канкэй гаку (Изучение личных отношений между Ода Нобунага, Тоётоми Хидэёси и Токугава Иэясу). Токио, 1983, с. 57-58.

32) См.: Нихон-но кассэн. Т. 5, с. 42.

33) См.: W. Cole. Kyoto in the Momoyama Period. Norman. Oklahoma, 1967, с 33.

34) Три десятилетия Япония не имела сёгуна; вновь он появился лишь в 1603 г., им стал Токугава Иэясу, который в период междоусобиых войн сражался на стороне Ода Нобунага, но был более знатного происхождения: он вел свою родословную от знаменитой феодальной фамилии Минамото, из которой вышел первый сёгун Минамото Ёритомо.

35) См.: Танака Ёсинари. Ода дзидайси, с. 278.

36) Ода Нобунага-но субэтэ, с. 119.

37) Эта система феодальных отношений, задуманная Ода Нобунага и едва начавшая осуществляться при его жизни, получила дальнейшее развитие при Тоётоми Хидэёси и окончательно утвердилась при Токугава Иэясу. Начеленная на всемерное укрепление феодального строя, она означала вместо с тем и начало кризиса японского феодализма, который вступал в высший и последний этап своего развития.

38) Нихон рэкиси дзэнсю. Т. 10. Нобунага и Хидэёси, с. 131.

39) См.: Н. И. Конрад. Избранные труды. История, М., 1974, с. 453.

40) Ода Нобунага-но субэтэ, с. 138.

41) Такой точки зрения придерживался, в частности, Ханами Сакуми, который считал, что если бы Нобунага восстановил институт канрё (вице-сёгунов, или премьер-министров), существовавший при сёгунате Асикага, и вдохнул в него жизнь, то у него могли установиться с сёгуном вполне нормальные отношения (см.: Ханами Сакуми. Ода Тоётоми ниси-но тоицу дзигё (Единая линия Ода и Тоётоми). Токио, 1934, с. 15-16.

42) Вакита Осаму. Ода сэйкэн-но кисо кодзо (Структура политической власти Ода Нобунага). Токио, 1975, с. 306-307.

43) Вакита Осаму. Нобунага-но рёкоку кэйэй (Управление Нобунага покоренными провинциями). — Ода Нобунага-но субэтэ, с. 94-95.

44) Ода Нобунага-но субэтэ, с. 130.

45) См.: Нихон бунка-но рэкиси. Адзути — Момояма (История японской культуры. Период Адзути — Момояма). Т. 7. Токио, 1980, с. 41.

46) См.: Нихон рэкиси дзэнсю. Т. 10, с. 130.

47) Т. Богданович. Очерки из прошлого и настоящего Японии. СПб., 1905, с. 136.


Назад К содержанию Дальше

























Написать нам: halgar@xlegio.ru