Система OrphusСайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена,
выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Искендеров А.А.
Тоётоми Хидэёси

Часть вторая.
В зените славы

Назад

Глава восьмая.
Поход на Косю

Дальше

К моменту гибели Ода Нобунага (1582) под его контролем находилась меньшая часть территории страны. По одним данным, из 66 провинций Японии лишь 30 признавали власть Нобунага, по другим — и того меньше: ему удалось объединить под своей властью только треть территории, т. е. 22 провинции.

Но как бы то ни было, процесс объединения страны, у истоков которого стоял Ода Нобунага, был далек от завершения.

Предстояла долгая и трудная борьба за покорение обширных территорий, принадлежавших сильным и влиятельным феодальным князьям, которые вели себя совершенно независимо и вовсе не спешили признавать чью-либо власть. Эта борьба требовала огромных военных усилий и материальных средств.

Для объединения всех японских земель Хидэёси предстояло совершить не один крупный военный поход.

Самым опасным и грозным противником Хидэёси по-прежнему оставался Токугава Иэясу. Еще в тот критический момент, когда Хидэёси только узнал о гибели Ода Нобунага и обдумывал план своих действий, его больше всего беспокоила не предстоящая битва с Акэти Мицухидэ, в исходе которой он нисколько не сомневался, а поведение реальных претендентов на власть, и прежде всего, конечно, Токугава Иэясу. Не предпримет ли он попытку оттеснить его, Хидэёси, и возглавить лагерь Нобунага? Даже после того как Акэти был повержен и Хидэёси победителем вошел в столицу, эти мысли не покидали его.

Настороженность Хидэёси в отношении Иэясу была более чем оправдана. Он лучше, чем кто-либо, знал, какой огромной военной [192] мощью обладал этот феодал, отдавал себе ясный отчет в том, что рано или поздно между ними произойдет схватка.

Что касается Токугава Иэясу, то он никогда, собственно, не питал к Хидэёси особой симпатии. Его отношение к нему, пожалуй, всегда было надменно-презрительным. Токугава Иэясу, который кичился своим знатным происхождением, смотрел на Хидэёси как на выскочку, который неоправданно быстро продвигался по иерархической лестнице и слишком легко получал все новые чины и звания.

Сам Иэясу был абсолютно убежден в том, что никто из бывшего окружения Нобунага не мог больше, чем он, так сказать, на «законных основаниях» претендовать на верховную власть. Тем более он не мог смириться с тем, что эта власть оказалась в руках безродного выскочки.

Однако в сложившихся условиях ему ничего не оставалось, как выжидать, проявляя в то же время неустанную заботу об укреплении своих позиций. Он прекрасно понимал, что строить свои отношения с Хидэёси можно, лишь опираясь на военную и экономическую мощь. Владея пятью провинциями, он придавал важное значение установлению прочных связей и контактов с соседними феодалами, прежде всего с таким сильным восточным соседом, как Ходзё Удзинао. Он даже отдал ему в жены свою дочь, чтобы их союз был еще крепче.

Одновременно Токугава Иэясу стремился ослабить тылы Хидэёси, всюду, где было возможно, окружить его враждебными силами, склонить на свою сторону как можно большее число феодалов, которые в нужный момент могли бы пойти войной на Хидэёси.

В то же время феодалы, заботясь о своих собственных интересах, не прочь были, играя на антагонизме Хидэёси и Иэясу, расширить собственные владения. Они не торопились сделать свой выбор, не зная, к какому из лагерей примкнуть, и выжидая, чем закончится «битва титанов».

Между тем обстановка быстро накалялась. Становилось все более очевидным, что прямого столкновения двух армий на поле брани не избежать. Складывалась довольно сложная военно-стратегическая ситуация. Основная группировка сил, действовавших на стороне Токугава, включала даймё с острова Сикоку Тёсокабэ Мототика, войска которого должны были морем добраться до Осака и атаковать замок Хидэёси, феодала Сасса Наримаса из провинции Эттю, которому предписывалось захватить провинции Кага и Этидзэн, парализовать силы союзников Хидэёси — Нива Нагахидэ и Маэда Тосииэ — и лишить их возможности действовать. Большие надежды возлагались также на монашеское воинство [193] монастырей Нэгоро и Сайга1) в провинции Кии, которому отводилась роль ударной силы при наступлении на позиции Хидэёси с юга.

Желая привлечь на свою сторону как можно большее число сторонников и втянуть их в активную борьбу против Хидэёси, верные вассалы Тогугава Иэясу обращались к ним с воззваниями, в которых изображали Хидэёси коварным и бесчестным человеком, узурпировавшим верховную власть в стране, противопоставляли [194] ему Токугава Иэясу как благородного деятеля, оставшегося до конца преданным Ода Нобунага и его делу.2)

Хидэёси тоже не сидел сложа руки. Прекрасно осведомленный об истинных намерениях Токугава Иэясу, он тоже стремился изолировать своего противника, настроить против него и его союзников тех феодалов, которые еще совсем недавно находились во враждебном Нобунага лагере. Так, Хидэёси настойчиво добивался, чтобы Уэсуги Кагэкацу из провинции Этиго сковал силы своего ближайшего соседа Сасса Наримаса и тем самым не дал ему выступить на стороне Токугава Иэясу.3)

Желая перехватить инициативу и не дожидаясь, пока Нобукацу и Иэясу объединенными силами предпримут наступление против него, Хидэёси в конце марта 1584 года двинул свои войска в провинцию Овари и расположил их в юго-западной части ее, в районе невысокой горы Комаки, недалеко от населенного пункта Нагакутэ, у самой границы провинции Исэ. Вскоре в этот район направил свою армию и Иэясу. Две армии столкнулись на поле битвы у населенного пункта Нагакутэ.

Сражение, которое вошло в историю под названием «битва Комаки-Нагакутэ», началось 9 апреля в «час лошади» (т. е. в полдень) и было очень непродолжительным. В этом бою крупную победу одержал Токугава Иэясу, проявивший незаурядные полководческие способности. Хидэёси в бою не участвовал и фактически не руководил войсками, надеясь, очевидно, на легкую победу, которую без особого труда одержат его военачальники. Он оставался в замке в Сакамото в провинции Оми, ожидая хороших вестей из района боевых действий. Но вести приходили плохие. Армия Хидэёси несла тяжелые потери.

Точных данных о численности войск, участвовавших в этом сражении, равно как и о потерях с обеих сторон, нет. Одни источники сообщают, что армия Хидэёси насчитывала 50 тыс. человек, другие — что 100 тыс.4) По данным католических миссионеров, которые находились в то время в Японии, общее число погибших превысило 10 тыс., причем больше потерь понесли войска Хидэёси.5)

С победой в этой битве Токугава Иэясу связывал далеко идущие планы. Внешне как бы оставаясь в тени, выдвигая на первый план Нобукацу и всячески подчеркивая, что заботится лишь о его благополучии и восстановлении попранной справедливости, он на самом деле вынашивал идею захвата столицы и установления своего господства над всей страной. Об этом можно судить на основании письма, которое Иэясу направил одному из своих сторонников сразу же после битвы Комаки-Нагакутэ. В письме, датированном 10 апреля 1584 года, содержится мысль о том, что [195] победа в этой битве может быть ириравнена к захвату столицы.6) Именно это место в письме Токугава Иэясу дало основание видному японскому историку Кувата Тадатика заключить, что Иэясу был полон решимости разгромить Хидэёси и войти в столицу. В этом, считает Кувата, проявилась явная переоценка значения победы в битве при Нагакутэ со стороны Токугава Иэясу.7)

Однако, как бы ни было велико значение победы, одержанной Токугава Иэясу, она существенно не меняла общей военно-стратегической обстановки в стране, а лишь заставила Хидэёси мобилизовать все наличные силы и готовиться к нанесению решающего удара по противнику, который оказался намного сильнее, чем он предполагал. Одновременно Хидэёси искал пути, которые с меньшими затратами сил привели бы это противоборство к желаемому им исходу (хотя он не исключал и компромиссного решения).

Между тем главную ставку Хидэёси делал все же на военную силу. Он подтягивал в центральную часть страны все новые войска, возводил здесь фортификационные сооружения, подготовляя наступление по всей линии фронта, которая проходила теперь через три провинции — Оми, Овари и Исэ. Кроме того, выступившие на стороне Токугава воины-монахи буддийских монастырей Нэгоро и Сайга из провинции Кии вошли в провинцию Идзуми и расположились в непосредственной близости от цитадели Хидэёси — Осака, а к северо-востоку от провинции Овари (в провинции Синано) шли ожесточенные бои между силами Хидэёси, которыми командовал Кисо Ёсимаса, и войсками Токугава под командованием Огасавара Садаёси.8)

Таким образом, театр военных действий значительно расширился. Однако превосходство, включая численность войск, было на стороне Хидэёси. Его армия насчитывала 62 тыс. человек,9) в то время как войска Токугава составляли лишь 18 тыс.10) И все же ни Хидэёси, который имел внушительное военное преимущество, ни тем более Токугава Иэясу, явно уступавший ему в военной силе, не желали вновь искушать судьбу и искали пути к миру.

В литературе высказывается иногда точка зрения о том, что перемирие, к которому в конце концов пришли обе стороны, явилось результатом того, что Хидэёси различными приемами удалось воздействовать на Нобукацу, который, действуя сепаратно за спиной Токугава, пошел на заключение мира вопреки воле и желанию Токугава, поставив, таким образом, последнего перед свершившимся фактом. Такую точку зрения еще до второй мировой войны высказывал А. Садлер, утверждавший, будто перемирие было заключено, несмотря на решимость Токугава Иэясу [196] продолжать борьбу. К тому же, заявлял автор, к этому времени подоспела подмога в лице Сасса Наримаса, который, преодолев горные перевалы, покрытые снегами, прибыл в расположение армии Токугава, чтобы принять участие в военных действиях против Хидэёси.

Если верить А. Садлеру, Токугава Иэясу ничего не оставалось, как поблагодарить своего боевого соратника за поддержку и заявить, что от него уже ничего не зависит, поскольку Нобукацу заключил мир с Хидэёси. Токугава оставалось лишь поздравить Нобукацу и Хидэёси с заключением мира.11) Японский историк Эдзаки Сюнпэй считает, что, идя на заключение мира с Хидэёси, Нобукацу не счел даже нужным предварительно посоветоваться с Токугава Иэясу.12)

Думается все-таки, что это была совместная акция, отражавшая реальное соотношение сил, и Токугава Иэясу, несмотря на внушительную победу в «битве Комаки-Нагакутэ», не мог рассчитывать на полный успех своих планов. Оставаясь верным своей тактике занимать выжидательные позиции, он пошел на заключение мира с Хидэёси.

По условиям перемирия, которые в основном были выгодны Хидэёси, к Нобукацу переходили четыре уезда в северной части провинции Исэ, ранее захваченные Хидэёси. Это Кувана, Инабэ, Асакэ и Миэ. В то же время Хидэёси получил три уезда в провинции Ига — Аэ, Ига и Набари и уезды в южной части провинции Исэ — Судзука, Кавака, Итиси, Иино, Такэ и Ватараи. В собственность Хидэёси переходили также замок Инуяма и крепость Кода в провинции Овари. Одновременно обе армии должны были уничтожить возведенные в провинциях Исэ и Овари временные фортификационные сооружения.

Как было принято в те времена, перемирие решено было закрепить узами родства. Хидэёси взял в приемные дочери дочь Нобукацу, а сына Токугава Иэясу — в заложники. В то же время свою родную сестру Асахихимэ он выдал замуж за Токугава Иэясу, предварительно разведя ее с мужем, которому выплатил за это 50 тыс. коку риса.13)

Заключив мир с Токугава Иэясу и Нобукацу, Хидэёси решил немедленно расправиться с теми, кто выступал на стороне его противников. Он предал огню и мечу провинции Идзуми и Кии: дотла сжег монастыри Нэгоро и Сайга, почти полностью истребил монахов-воинов, в крови подавил восстание крестьян, действовавших заодно с буддийскими монахами. В марте 1585 года Хидэёси с триумфом возвратился в Осака и тут же начал готовиться к военному походу против феодала Тёсокабэ Мототика с острова Сикоку, также выступавшего на стороне Токугава [197] Иэясу и Нобукацу, а до того на стороне Сибата Кацуиэ, лютого врага Хидэёси.

В апреле 1585 года Хидэёси пишет письмо Кобаякава Такакагэ, в котором сообщает о том, что покорил провинции Идзуми и Кии, а в скором времени намерен предпринять военный поход на Сикоку.14) К этому походу Хидэёси готовился давно. Еще в январе 1585 года два верных его вассала — Курода Ёситака и Хатисуга Масакацу в письме к военачальнику Мори Тэрумото — Иноуэ Харутада упоминали о походе на Сикоку, который Хидэёси собирался осуществить летом 1585 года с целью захвата двух провинций — Иё и Тоса.15)

Остров Сикоку служил вотчиной феодального клана Тёсокабэ. Этот клан, которому вначале принадлежала лишь провинция Тоса на юге острова, воспользовавшись междоусобицей, довольно быстро одолел своих соседей и захватил весь остров, полностью подчинив себе все четыре провинции — Тоса, Ава, Иё и Сануки. Это произошло в то время, когда во главе клана стоял Мототика, превративший остров Сикоку в настоящий заповедник феодализма.

Он разработал свой кодекс законов и требовал строгого их исполнения. Этот свод законов, известный как «сто статей Тёсокабэ Мототика», может служить образцом провинциального законодательства эпохи междоусобных войн. Такие местные, или «домашние», законы, а точнее, кодексы семейного права стремился ввести у себя каждый феодальный князь. Характерной их чертой было стремление как можно строже регламентировать уклад жизни и сферу деятельности своих вассалов и крестьян.

Главная цель такого кодекса состояла в том, чтобы юридически и фактически закрепить существовавшие в феодальных княжествах социальные порядки, обеспечить независимость вотчины, ее экономическую и военную мощь. Одна из важнейших задач кодекса заключалась в том, чтобы усилить систему вассалитета и создать такую систему феодальной зависимости, при которой исключались бы всякие попытки неповиновения княжеской власти, а тем более сопротивления ей. Поэтому предусматривалось очень строгое разграничение прав и обязанностей каждого слоя населения, недопущение их смешения и взаимопроникновения. Даже вассалы четко разграничивались на разные категории. Кодекс подробно перечислял должности и звания лиц, причислявшихся к так называемым непосредственным вассалам (дзикисин), а по своему социальному и экономическому положению стоявших значительно выше тех, кто по этой градации относился к так называемым субвассалам, или вассалам [198] вассалов (байсин). Этот привилегированный высший слой во владениях Тёсокабэ к концу XVI века насчитывал 9736 человек.16)

В кодексе нашли отражение фактически все стороны социально-экономической, политической, военной, правовой и иной деятельности. В нем освещались вопросы, касавшиеся землевладения и землепользования, ведения судебных дел и отправления религиозных культов, налогов (особенно на ведение военных кампаний), путей сообщения, лесных угодий, снабжения водой и т. д.

Кодекс определял характер преступлений и провинностей, меры и форму наказания, в том числе коллективной ответственности всех жителей деревни. Так, за сокрытие преступления или укрывательство преступника наказанию могли подвергнуться все жители деревни, включая сельского старосту. Кодекс семейного права отражал и закреплял определенные морально-нравственные нормы и принципы, существовавшие в феодальной Японии того времени. По существу, вся повседневная жизнь населения провинций находилась под неусыпным контролем со стороны феодальной администрации и была строго регламентирована.

Сразу же после того как было заключено перемирие между Токугава Иэясу и Хидэёси, Тёсокабэ Мототика, опасаясь, что именно он станет главным объектом очередной военной кампании Хидэёси, пытался как-то уладить свои отношения с ним, задобрить его дорогими подарками и согласился даже уступить ему провинцию Иё. Но Хидэёси и не думал менять гнев на милость. Он требовал передачи ему двух провинций — Иё и Тоса — и, конечно, полного подчинения его верховной власти.

Пока Тёсокабэ Мототика думал и гадал, как ему действовать в этой весьма неблагоприятно сложившейся для него ситуации, Хидэёси отдал приказ своим войскам начать наступление на Сикоку с целью захвата и покорения острова.

Поход на Сикоку был предпринят в начале июня 1585 года. Сам Хидэёси в этом походе не участвовал. По одним источникам, это было вызвано тем, что он опасался выступления армии Сасса Наримаса и поэтому решил оставить в центре страны достаточно крупные воинские части и сам командовать ими в случае, если придется отражать атаку войск этого феодала. Очевидно, Хидэёси боялся повторения отрицательного опыта, когда он, явно недооценив всей важности сражения с объединенными силами Токугава Иэясу и Нобукацу, передоверил все своим военачальникам и в результате его армия потерпела крупное поражение. Согласно другой версии, Хидэёси не смог лично участвовать в военном походе на Сикоку из-за болезни.17)

Захват острова Сикоку осуществлялся с трех направлений. [199] На одном из них действовали войска под командованием брата Хидэёси — Хидэнага и племянника Хидэцугу, которому в ту пору было всего 17 лет. Войска Хидэнага, сформированные на базе трех центральных провинций — Ямато, Идзуми и Кии и насчитывавшие 30 тыс., вышли из Сакаи и прибыли на остров Авадзи, где соединились с войсками Хидэцугу, которые формировались на базе трех провинций — Сэтцу, Оми и Тамба. Их численность составляла, по одним данным, 30 тыс., по другим —20 тыс. Эта многочисленная южная группировка войск на 800 больших и малых судах, пройдя через пролив Кии, вышла в Тихий океан и высадилась на южном побережье острова Сикоку, в провинции Тоса. Переход оказался трудным: стояла ненастная погода, сильно штормило, добрая половина воинов страдала от морской болезни.

Второе направление было представлено группировкой войск численностью 23 тыс. (по другим данным — 15 тыс.), которыми командовали Укита Хидэиэ, Курода Ёситака и Хатисуга Масакацу. Эти войска формировались на базе провинции Бидзэн, Мимасака и Харима. Они высадились на севере острова Сикоку, в провинции Сануки.

Наконец, в провинции Иё, в северо-западной части острова, высадились войска Мори Тэрумото, которыми командовали Кобаяка-ва Такакагэ и Ёсикава Мотонага. Их численность составила, по одним данным, 30 тыс., по другим — 40 тыс., по третьим — 25 тыс.18)

Таким образом, общая численность войск, которые, выполняя приказ Хидэёси, должны были захватить остров Сикоку и подчинить его новому правителю страны, составляла не менее 100 тыс. Понятно, что Тёсокабэ Мототика не мог устоять перед такой военной мощью и вынужден был капитулировать. С остатками верных ему войск Мототика вернулся в фамильное имение и там доживал свой век. Его сын Моритика примкнул к Хидэёси и верно служил ему. Он участвовал даже в сражении против войск Токугава Иэясу, который после смерти Хидэёси решил овладеть замком последнего в Осака, где укрывались верные сторонники Хидэёси. Моритика погиб в этом сражении вместе с членами семьи Хидэёси.

В 1587 году, после капитуляции Тёсокабэ Мототика, Хидэёси предпринял широкое военное наступление на остров Кюсю, в котором принял личное участие. В этой военной кампании кроме армии, которой командовал сам Хидэёси, участвовали войска верных ему феодалов из всех 37 провинций, к тому времени находившихся под его властью. Под знаменами Хидэёси выступило 300 тыс. человек (по другим данным — 250 тыс.).19)

Хидэёси придавал этому походу особое значение. На острове [200] Кюсю были расположены обширнейшие поместья, владельцы которых, пользуясь отдаленностью своих территорий от центра, вели себя независимо, полностью игнорируя центральную власть и нисколько не опасаясь какой-либо реакции с ее стороны. К тому же феодалы на Кюсю обладали достаточно большой военной мощью, что длительное время надежно ограждало их самостоятельность от возможных посягательств.

Феодальные князья с острова Кюсю не только сами по себе представляли довольно грозную силу, препятствуя процессу объединения страны, они активно поддерживали тех феодалов, которые, так же как и они, не желали считаться с верховной властью новых правителей страны. Хидэёси имел возможность лично убедиться в этом, когда, сражаясь против войск феодала Мори, столкнулся с тем, что князь Симадзу, чьи владения находились на юге Кюсю, активно помогал Мори противостоять планам Ода Нобунага по объединению страны. Уже тогда Хидэёси было ясно, что в лице Симадзу они имеют одного из самых сильных и опасных противников, с которым рано или поздно придется сразиться на поле брани.

Однако были и еще некоторые причины, побуждавшие Хидэёси с особой тщательностью готовиться к покорению этой части страны.

Во-первых, Кюсю служил как бы конечным пунктом на торговом пути из Японии в заморские страны и первым привалом на японской земле для японских и иностранных судов, которые с товарами прибывали в Японию. Это обстоятельство ловко использовали местные князья в интересах личного обогащения. Не считаясь с волей центральных правителей, они самостоятельно снаряжали морские экспедиции и отправляли их на поиски выгодных объектов заморской торговли. Более того, эти князья поощряли даже пиратские набеги на соседние приморские страны, когда они сулили им экономическую выгоду.

Тоётоми Хидэёси, понимавший толк во внешней торговле и ее выгодах для экономического развития страны, не мог смириться с тем, чтобы кому-то только благодаря выгодному географическому расположению их владений доставались огромные прибыли от заморской торговли. Для него было принципиально важно, чтобы выгоды от внешней торговли получало централизованное государство, находившееся под его владычеством, а не отдельные феодалы, тем более что потребность в денежных средствах ощущалась очень остро.

Во-вторых, Кюсю стал своего рода прибежищем, где находили защиту и помощь христианские миссионеры, усиленно насаждавшие здесь католическую религию. И хотя Хидэёси, особенно на первых порах, открыто не выступал против христианства и [201] продолжал проводить линию Ода Нобунага в этом вопросе, он тем не менее начал склоняться в сторону негативного отношения к миссионерской деятельности европейцев, которые все больше укрепляли и расширяли свои позиции в Японии, чему в немалой степени способствовали феодалы Кюсю, часть которых приняла новую веру.

Следует указать еще на одну причину. За год до начала похода на Кюсю, в 1586 году, Хидэёси принял в своем замке в Осака представителей ордена иезуитов Гаспара Вилела и Коэлхо. Во время этой беседы он рассказал о своем намерении осуществить карательную экспедицию на Кюсю, а после покорения острова двинуть войска на материк с целью захвата Кореи и Китая. Хидэёси раскрыл перед ними свои планы покорения территорий, лежащих в южной части Тихого океана, и даже распространения своего влияния на обширный район Юго-Восточной Азии.20) Видимо, это было сделано специально в расчете на то, чтобы получить реальную помощь от Португалии.

По свидетельству иезуитов, Хидэёси добивался их содействия в том, чтобы Португалия предоставила ему два больших корабля,21) на которых можно было бы перебросить войско на материк для покорения Кореи и Китая. Со своей стороны, он обещал не только не препятствовать распространению христианства в Японии, но и всячески содействовать этому. Он обещал после захвата Кюсю распределить земли провинции Хидзэн (на северо-западе острова) между феодалами, принявшими христианскую религию, и даже город Нагасаки передать в собственность ордену иезуитов, а в случае покорения Китая обратить в новую веру чуть ли не половину населения всей Японии.22)

Все это придавало особое значение походу на Кюсю, который для Хидэёси означал не только важную веху на пути осуществления объединительной миссии, но и начало реализации давно вынашиваемых им планов территориальных захватов на Азиатском материке. Острову Кюсю отводилась при этом важная роль военно-стратегического плацдарма, откуда должна была осуществляться агрессия на материк.

Главным и самым могущественным князем, которому принадлежала большая часть территории острова, был Симадзу. Покорить остров можно было, лишь разгромив войска Симадзу, который фактически держал в повиновении весь остров и располагал довольно внушительной военной силой.23) Против него и был направлен главный удар; остальных феодалов Кюсю Хидэёси практически не принимал в расчет. К тому же некоторые из них, например Отомо Сорин, на себе испытавшие военное могущество клана Симадзу и постоянные притеснения с его стороны, только и ждали [202] момента, чтобы отомстить ему. Они выступили на стороне Хидэёси.

В конце 1586 года Хидэёси принял окончательное решение о покорении Кюсю и приказал своим администраторам во главе с Исида Мицунари, который в правительстве Хидэёси ведал общественными работами, запастись необходимым количеством продовольствия для 300-тысячной армии и фуражом для 20 тыс. лошадей.24)

Отпраздновав встречу нового, 1587 года в кругу преданных ему военачальников, Хидэёси объявил им порядок выступления войск. Вся 300-тысячная армия, предназначавшаяся для похода на Кюсю, состояла из семи отдельных корпусов. Первый из них под командованием Укита Хидэиэ выступил 25 января. Затем через каждые 15 дней в поход отправлялись один за другим армейские корпуса, которыми командовали такие опытные военачальники, как Хасиба Хидэнага, Хасиба Хидэкацу, Маэда Тосииэ, Гамо Удзисато и Куки Ёситака.25)

Сам Хидэёси во главе своей армии и в сопровождении группы боевых военачальников, в которую входили Асано Нагамаса, Сасса Наримаса и др., выступил из Осака 1 марта 1587 года. Хидэёси восседал на коне в роскошном одеянии, словно отправлялся не на поле боя, а на какую-то торжественную церемонию. Особую приподнятость и величавость шествию должно было придать присутствие на нем принца, который специально прибыл в Осака, чтобы проводить Хидэёси и вручить ему послание императора Гоёдзэй, а также высших сановников императорского двора.

Поравнявшись с кортежем посланника императора, Хидэёси со всей своей многочисленной свитой остановился, быстро спешился и принял из рук принца императорское письмо. Эта сцена больше напоминала хорошо отрепетированное театральное представление, чем искреннее проявление знаков особого уважения и почтения к высокому гостю, хотя тот и представлял самого императора. (Как уже отмечалось, Хидэёси направился в поход на Кюсю 1 марта 1587 года, а спустя ровно три года, тоже 1 марта, началось покорение последнего оплота феодальной оппозиции — востока страны, где находились владения одного из влиятельнейших князей — Го-Ходзё. Историки давно обратили внимание на это совпадение исторических дат и пытались найти ему какое-то объяснение. Некоторые из них считают, что оно вряд ли было случайным. Высказывается, в частности, предположение, что оно связано с определенным поверьем, согласно которому первый день весны служит счастливым предзнаменованием, предвещая успех делу, которое начинается в этот день).26)

К концу марта Хидэёси с войсками прибыл на Кюсю и [203] расположился в замке Кокурадзё в провинции Будзэн (на севере острова). По пути следования Хидэёси встретился с бывшим сёгуном Асикага Ёсиаки, который, находясь в изгнании, жил в местечке Томо в провинции Эттю.27) Прибыв на Кюсю, Хидэёси намеревался немедленно атаковать ударные силы армии Симадзу, выдвинувшиеся в район соседней провинции Бунго. Однако к моменту высадки Хидэёси войска Симадзу, преследуемые корпусом под командованием Хасиба Хидэнага, вынуждены были отступить на юг, в провинцию Хьюга.

Армия Хидэёси, разделившись на две части, продвигалась на юг в двух направлениях — вдоль восточного и западного побережий острова. Войсками, которые двигались вдоль западного побережья, командовал лично Хидэёси, а войсками, продвигавшимися по восточному побережью,— его брат Хасиба Хидэнага. Кроме того, в район боевых действий, где были сосредоточены войска под командованием Хидэёси, часть войск была доставлена морским путем.

Главные сражения с армией Симадзу развернулись в провинции Хьюга, где действовали войска Хидэнага, и в провинции Сацума, непосредственной вотчине Симадзу, где военными операциями руководил сам Хидэёси. Продвигаясь дальше на юг, армия Хидэёси расположилась всего в 50 км от Кагосима, главного города провинции Сацума. Здесь Хидэёси разместил свою ставку и отсюда руководил боевыми действиями войск.

Зажатый с двух сторон в клещи, Симадзу вынужден был признать себя побежденным и сложить оружие. Он постригся в монахи и доживал свой век в родовом имении.

Так завершилась военная операция по покорению Кюсю, которая заняла немногим более двух месяцев. Ее успешному осуществлению способствовали не только умелые и согласованные действия войсковых соединений, предоставленных в распоряжение Хидэёси различными феодалами из его лагеря, прежде всего из близлежащих районов — Тюгоку и с острова Сикоку. Большую поддержку оказали ему купцы портовых городов Сакаи и Хаката, которые организовали бесперебойное снабжение войск всем необходимым, наладив для этой цели широкие перевозки продовольствия, фуража, оружия и самих воинских подразделений по Внутреннему Японскому морю.

Хидэёси высоко оценил эту деятельность торговцев и в знак своего особого внимания к ним и поощрения их занятий решил восстановить портовый город Хаката, который в результате военных действий был почти полностью разрушен.

Когда по дороге из Сацума в Осака Хидэёси на короткое время остановился в местечке Хакодзаки, недалеко от Хаката, он [204] подробно обсудил с местными феодалами план восстановления этого важного торгового центра, через который не только шла почти вся торговля по Внутреннему Японскому морю, но и осуществлялись торговые связи с материком. Купцам города Хаката была предоставлена, по существу, полная свобода в торгово-коммерческих операциях, включая право на ведение внешней торговли, что способствовало расцвету Хаката и превращению его в один из влиятельных городов со своей автономией городского управления по типу так называемых вольных городов.

Во время пребывания на Кюсю Хидэёси столкнулся с одной из серьезнейших проблем — миссионерской деятельностью португальских патеров, всю опасность которой он ранее не представлял себе так явственно и осознанно, как здесь. По существу, их деятельность на Кюсю ничем не была ограничена. Речь шла уже о безопасности страны.

Хидэёси, как и его предшественник Ода Нобунага, вначале благосклонно относился к миссионерам, часто встречался с ними, радушно принимал в своем замке Осака и знал о том, что среди японцев, главным образом жителей юго-западных провинций, где особенно активно действовали миссионеры, многие приняли новую веру. Патеры-иезуиты в то время казались ему безобидными людьми, даже несправедливо притесняемыми местными властями, тем более что они охотно прикидывались униженными и оскорбленными, взывали о помощи и защите. Он не представлял себе, в сколь огромных и угрожающих размерах развернулась деятельность миссионеров, которые не только проповедовали свою религию, но и активно занимались широкими торговыми операциями, наживаясь даже на продаже японцев в рабство.

Город Нагасаки, расположенный на западе Кюсю, превратился не только в центр миссионерской деятельности, но и в своеобразный перевалочный пункт, через который осуществлялась работорговля. Этот город, по существу, оказался на положении колонии Португалии, какими были в то время Гоа в Индии или Макао (Аомынь) в Китае. Все это не могло не насторожить Хидэёси, заставило его принять решения, которые многим показались странными и неожиданными.

Ночью 18 июня 1587 года он вдруг вызвал в свою резиденцию в Хакодзаки некоторых феодальных князей и обсудил с ними сложившуюся ситуацию. С гневом и раздражением он говорил о тех князьях, которые превратили свои владения в опорные пункты миссионеров, насильно обращали местное население в христианство, спокойно взирали на то, как миссионеры открыто вмешивались во внутренние дела страны, не считаясь с японскими обычаями и традициями. В ультимативной форме Хидэёси потребовал от тех [205] князей, которые сами крестились, отказаться от христианской веры. Он пригрозил, что в противном случае лишит их всех владений. На этом же совещании Хидэёси сформулировал известные пять вопросов, на которые руководитель миссионеров на Кюсю епископ Коэлхо должен был незамедлительно дать ответы. Были поставлены следующие вопросы.

Почему японцев насильно заставляют принимать христианство?

Почему уничтожаются синтоистские и буддийские храмы?

Почему преследуются буддийские священники?

Почему христиане употребляют в пищу мясо полезных человеку животных, в частности рабочего скота — лошадей и буйволов?

Почему разрешается продавать японцев в рабство?28)

Коэлхо, получив послание Хидэёси с пятью вопросами, был страшно удивлен и напуган. Ведь только накануне Хидэёси по его приглашению посетил португальский корабль, который стоял в порту Хиката, где они вместе провели несколько часов. Хидэёси ознакомился с кораблем, с его мореходными качествами и вооружением, был как будто в хорошем расположении духа, обещал разрешить миссионерам постройку церкви в Хаката и вообще всячески поддержать их деятельность. И вдруг всего через несколько часов после того, как Хидэёси покинул гостеприимный португальский корабль, такой неожиданный и резкий поворот. Коэлхо ничего не мог понять. Гонец, доставивший ему послание Хидэёси в столь поздний час, требовал немедленного ответа на все поставленные вопросы.

Для Коэлхо не представляло большого труда ответить на первый вопрос, поскольку, как он считал, вся миссионерская деятельность на Кюсю строилась в полном соответствии с разрешением, полученным от самого Хидэёси еще в мае 1586 года. Патер отрицал, что иезуиты применяют хоть в какой-то мере насилие над японцами. Что касается употребления в пищу мяса рабочего скота, то Коэлхо утверждал, что если миссионеры и едят это мясо, то только сами, и то очень редко. В их стране так принято. Но если Хидэёси видит в этом проявление неуважения к японцам, их обычаям и привычкам, то миссионеры готовы воздержаться от употребления такого мяса в будущем.

Ответ на последний вопрос был чрезвычайно показательным. Коэлхо фактически признавал факт существования работорговли, заявив, что патеры не в состоянии воспрепятствовать продаже японцев в рабство и вывозу их в Португальскую Индию и другие страны, что прекратить это можно, лишь издав соответствующие распоряжения, которые бы строго соблюдались в портах, через которые осуществляется работорговля.29) [206]

Ответы Коэлхо не удовлетворили Хидэёси. Он тут же распорядился отправить вице-епископа в Хирадо, там же собрать всех миссионеров и приказать им в течение шести месяцев покинуть Японию. На следующий день, 19 июня 1587 года, был принят указ, который строжайше предписывал всем миссионерам под угрозой смертной казни покинуть страну в течение 20 дней. В нем говорилось о том, что португальские миссионеры проповедуют законы, которые находятся в противоречии с японскими, что они ведут себя вызывающе, что позволяют себе разрушать храмы и монастыри, возведенные в честь японских богов и Будды. Такое грубое попрание закона и прав японцев заслуживает самого сурового наказания, но, если миссионеры за 20 дней покинут Японию, им не будет причинено никакого вреда или ущерба. По истечении этого срока каждый иезуит, который появится в любой из провинций страны, должен быть арестован и подвергнут наказанию как самый опасный преступник.

Что же касается португальских торговцев, то за ними сохранилось право приезжать, как и прежде, в японские порты и вести обычную торговлю. Однако им предписывалось заключать торговые сделки самим, а не через посредников, в роли которых нередко выступали христианские миссионеры, наживавшиеся на этих операциях. Если португальские купцы будут уличены в том, что нелегально ввозят в Японию иностранных священнослужителей, они будут подвергнуты наказанию в виде конфискации их судов и товаров.30)

Чем была вызвана столь неожиданная вспышка гнева у Хидэёси по отношению к христианским миссионерам? Что явилось той каплей, которая переполнила чашу терпения и побудила его принять такие строгие меры против христиан?

Надо сказать, что и раньше, до похода на Кюсю, он слышал жалобы на иезуитов, которые чинили насилия, бесчинствовали, держали в страхе местное население, оказывали сильное влияние на некоторых крупных феодалов, которые, в сущности, во всем были им послушны. И тем не менее Хидэёси продолжал поддерживать миссионеров.

Он, вероятно, не мог представить себе, что их действия приняли столь угрожающие размеры и осуществляются в таких грубых, насильственных формах. Только на Кюсю он, очевидно, понял, сколь опасными могут стать для страны миссионеры, если не принять против них немедленных и решительных мер. Особую озабоченность вызвали у него факты, связанные с работорговлей, которая принимала все более широкие размеры, а также те действия португальцев, в которых он усмотрел неприкрытое вмешательство во внутренние дела Японии, а следовательно, и реальную возможность [207] того, что в один прекрасный день страна может оказаться в полной зависимости от иностранной державы.

Португальские миссионеры хотя и признали, что продают японцев в рабство, но пытались доказать, что это единичные случаи. Между тем работорговля на Кюсю приняла широкие размеры. Один из тех, кто сопровождал Хидэёси во время его военного похода на Кюсю, Омура Юки, сообщал, в частности, о том, что «японцев сотнями, включая женщин и детей, покупают и доставляют на черные корабли, заковывают в цепи, загоняют в трюмы, подвергая жесточайшим наказаниям».31)

Мэрдок приводит выдержки из одного документа, обнаруженного в архиве Академии истории в Мадриде; в нем говорится о том, как португальцы осуществляли позорную работорговлю в различных районах мира, в том числе и в Японии.32)

Работорговля, которую не знала до этого Япония, не могла не настроить ее правителей против тех, кто пытался навязать стране это позорное явление. Выдающаяся заслуга Тоётоми Хидэёси состояла в том, что он был первым среди японских политических и государственных деятелей, кто ликвидировал работорговлю — одно из самых омерзительных и позорных проявлений колониальной политики.

В действиях португальских миссионеров на Кюсю, открыто вмешивавшихся во внутренние дела Японии, поддерживавших одних феодалов и выступавших против других в ходе междоусобной борьбы,33) Хидэёси увидел опасность закабаления Японии иностранной державой. В этой мысли он окончательно утвердился тогда, когда ему донесли, что один подвыпивший матрос с португальского судна кичливо заявил: «Наши короли начинают с того, что посылают в страны, которые они хотят завоевать, священников, соблазняющих народ к принятию нашей религии; и когда те уже достигают значительного успеха, они призывают войска, которые вступают в союз с новыми христианами; и тогда нашим королям уже нетрудно довершить остальное».34) Как писал Б. Чемберлен, когда эти хвастливые речи португальского матроса дошли до Хидэёси, «ярость его была безгранична, и он тут же издал эдикт, строжайшим образом запрещавший христианство и его проповеди в Японии и предписывавший высылку всех миссионеров из страны».35)

Конечно, описанный случай мог послужить той каплей, которая переполнила чашу терпения, но никак не причиной. Внутренне Хидэёси был готов к принятию такого решения. А это известие могло лишь окончательно утвердить его во мнении, что главная задача португальских миссионеров состояла именно в том, чтобы проложить дорогу порабощению его родины, которая в любой [208] момент могла лишиться своей независимости, как это неоднократно случалось с другими странами.

Достаточно вспомнить военные захваты португальцами восточного побережья Африки, многих районов Индии и Юго-Восточной Азии или походы испанских конкистадоров Ф. Писарро и Э. Кортеса, приведшие к покорению Мексики и других латиноамериканских стран. А ведь Мексика или Индия были ничуть не слабее Японии. В колониальной политике Португалии, как справедливо замечает советский исследователь А. М. Хазанов, большое место отводилось всевозможным лицемерным приемам с целью усыпить бдительность народов и их правителей разговорами о своей особой, «цивилизаторской» и «христианской» миссии.36) Автор приводит слова португальского хрониста XVI века, который писал: «Король предусмотрительно отправлял своих посредников с посланиями к вождям и старался зарекомендовать себя их близким и надежным союзником во всех делах и войнах».37)

Ту же тактику применяли португальцы и в Японии. Но то, что Япония сохранила свою независимость и не оказалась под иностранным владычеством, несомненно, связано и с той политикой, которую проводил Тоётоми Хидэёси, вовремя разгадав коварные замыслы португальских экспансионистов и своевременно приняв решительные меры по защите японского государства.

Историки буржуазно-клерикального направления пытаются объяснить такое резкое изменение позиции Хидэёси в отношении христианства и миссионеров всякого рода измышлениями, мало объясняющими суть дела. Выдвигаются малоубедительные версии, которые всю сложность проблемы сводят к личным качествам Хидэёси, его взбалмошным причудам и сумасбродному характеру. Некоторые авторы считают, например, что причиной столь неожиданного решения, принятого Хидэёси в отношении португальских миссионеров, явилось будто бы то, что капитан одного португальского корабля отказался плыть из Хирадо в Хаката. Согласно другой версии, Хидэёси, изображавший себя чуть ли не богом, понимал, что никто, кроме христиан, не станет противиться этому и отрицать его как божественное лицо, поэтому он решил всех их истребить. Выдвигалась даже версия, согласно которой причину искали в сексуальной распущенности Хидэёси, утверждая, что он и в Осака содержал триста наложниц, и на Кюсю вел распутную жизнь. По этой версии, некий Тогуун, который якобы был лечащим врачом Хидэёси, тем только и занимался на Кюсю, что развлекал своего шефа, поставляя ему все новых женщин. Однажды с этой целью он направился в город Арима, славившийся хорошенькими девушками, но там его встретили холодно, и он, вернувшись в Хаката в дурном настроении, поклялся отомстить [209] священнослужителям-католикам, которые всем верховодили в этом городе и очень грубо с ним обошлись. Тогуун вернулся ни с чем в Хаката и застал Хидэёси в состоянии сильного опьянения, после того как тот три часа провел на борту португальского корабля, где Коэлхо щедро его угощал. Воспользовавшись его состоянием, Тогуун стал рассказывать Хидэёси о своей неудачной поездке в Арима, обвиняя во всем Такаяма Укон38) и иезуитов.39) Этот сводник якобы сумел настроить Хидэёси против миссионеров, и тот под пьяную руку издал приказ о высылке всех католиков из страны.

Версия, связанная с Тогууном, встречается и у Б. Чемберлена, который отмечал, что еще до поездки на Кюсю один из лечащих врачей Хидэёси, фанатичный буддист, давно внушал ему, что духовные отцы-католики прилагают огромные усилия к тому, чтобы обращать в свою религию лиц благородного происхождения. Но все их разговоры о спасении душ лишь предлог, хитрая выдумка, в то время как главная их цель — покорение Японии. Это делалось для того, замечал Б. Чемберлен, чтобы вызвать у Хидэёси подозрительность к христианским миссионерам. Однако Хидэёси тогда не воспринял эти доводы всерьез и даже посмеивался над своим врачом. Но когда он прибыл на Кюсю и лично убедился в том, что многие феодалы вместе со своими вассалами приняли христианство и вступили в очень тесные контакты и слишком доверительные отношения с отцами церкви, тогда он вспомнил, что говорил ему Тогуун, и понял, что проповедь новой религии может оказаться нагубной для безопасности его империи. В этом состояла, писал Б. Чемберлен, истинная причина того, почему Хидэёси так резко изменил свое отношение к миссионерам.40)

Кто же такой этот загадочный Тогуун, который оказал, согласно расхожей версии, столь сильное влияние на Хидэёси, что заставил его круто изменить свою позицию в отношении христиан? Среди лечащих врачей Хидэёси, а их у него, по некоторым данным, было восемь, врач по фамилии Тогуун не значился.41) Предполагалось, что речь могла идти о самом известном в ту эпоху враче по имени Нагата Токихон, который прожил 118 лет (1512—1630). Но этот врач служил у Такэда Сингэн, владетельного феодала из провинции Каи, а затем у Токугава Иэясу и никогда не лечил Хидэёси.

Возможно также, что имелся в виду один из лечащих врачей Хидэёси, которого звали Сэякуин Дзэнсо. Миссионеры дали ему имя Дакуин Токун. Он был родом из провинции Оми, служил священником в знаменитом монастыре Хиэйдзан, изучал медицину, а в дальнейшем прислуживал Хидэёси, который очень высоко его ценил. В свое время он возглавил своеобразное благотворительное учреждение, где бедные могли бесплатно получать лекарства и [210] медицинскую помощь. Это учреждение, представлявшее собой одновременно и аптеку и больницу для бедных, называлось Сэякуин, отсюда и происходит фамилия, которую взял себе этот врач. Некоторые авторы, например Мэрдок, полагали, что профессиональная ревность к нему со стороны других врачей, в частности Манасэ Досан, который был тесно связан с миссионерами, могла вызвать у Дакуин Токун еще большую неприязнь к иностранным священнослужителям, что, в свою очередь, могло повлиять и на настроения самого Хидэёси.42)

Все эти точки зрения мало что объясняют. Неубедительно звучит и то, что кто-то из ближайшего окружения Хидэёси случайно подслушал подвыпившего капитана иностранного судна, который спьяну хвастливо рассуждал, какой огромной силой располагает испанский король и как с помощью миссионеров и новообращенных христиан он приобрел обширные владения во всех частях света и что та же участь уготована Японии.

Изменение отношения японских правителей к миссионерам было вызвано не каким-то случайным фактором или личным поведением того или иного деятеля. С одной стороны, в отличие от Ода Нобунага, который искал в христианских миссионерах опору в своей борьбе против буддийского духовенства, не желавшего признавать его власть, Хидэёси не нуждался в такой поддержке. Он чувствовал себя уже достаточно уверенно, да и позиция японских религиозных деятелей, смирившихся с существующим положением, стала иной: они все чаще становились сторонниками новой власти.

С другой стороны, к тому времени, когда у власти оказался Хидэёси, миссионеры, ранее поощряемые и поддерживаемые Нобунага, почувствовали свою силу и влияние в этой стране и потому стали действовать грубо и неприкрыто, вмешиваясь во внутренние дела, участвуя в заговорах, сея распри, разжигая конфликты между различными феодалами.

Пребывание Хидэёси на Кюсю, его непосредственное ознакомление с деятельностью миссионеров, которая не могла не поразить его своей масштабностью, ие оставила у него сомнений в том, что если не будут приняты незамедлительные и самые крутые меры, то это может привести к тому, что Япония будет в конце концов порабощена и ограблена европейскими державами. Если португальские купцы при содействии христианских миссионеров, рассуждал Хидэёси, свободно занимаются в его стране работорговлей — скупают и увозят на своих судах в Китай, Корею и другие страны и там продают в рабство тысячи японцев; если миссионеры и поддерживающие их феодалы развернули настоящее наступление на местные религии, преследуя верующих и насильственно заставляя их принимать христианство; если они плетут сети заговоров [211] и открыто вмешиваются во внутренние дела страны, то становится все более очевидным, что такой ход событий может в конце концов лишить Японию независимости ж суверенитета. Именно этими соображениями руководствовался Хидэёси, когда принимал решения, направленные против христианских миссионеров. Хотя, разумеется, стечение отдельных фактов могло иметь место, но они лишь ускорили принятие решения, которое было подготовлено более глубокими причинами.43)

Из истории хорошо известно, что колонизаторы и их адепты часто обвиняли в безнравственности местных антиколониалистски настроенных политических деятелей, чтобы скрыть позорную сущность своей политики, которая всеми, в том числе глубоко аморальными и отвратительными, приемами и методами стремилась поработить народы Азии, Африки и Латинской Америки, навечно сделать их объектом колониальной эксплуатации.

При всей жесткости мер, к которым вынужден был прибегнуть Хидэёси, чтобы спасти страну от европейской экспансии, он отчетливо осознавал, что борется не с Европой и европейцами и даже не с христианством, а с теми, кто прибыл в эту страну не для достижения взаимопонимания и развития отношений подлинного сотрудничества, а с целью подчинения ее интересам европейских держав. Хидэёси был ревностным поборником широких экономических и культурных контактов и связей с европейскими странами. Он прекрасно понимал значение внешней торговли как важного инструмента экономического роста нового централизованного государства. В этом отношении его внешняя политика коренным образом отличалась от политики строгой изоляции страны от внешнего мира, которую проводили после него сёгуны из феодального дома Токугава. Характерно, что в эдиктах, которыми Хидэёси предписывал всем миссионерам под угрозой смертной казни покинуть Японию, содержались пункты, прямо указывавшие на то, что за португальскими купцами сохранялось право, как и прежде, посещать японские порты и вести торговые сделки.

Борясь против католических миссионеров, правящие силы Японии, в том числе Хидэёси, не могли не ощущать и ту опасность, которая была связана с воздействием христианства на широкие народные массы. Она заключалась для них, возможно, не в христианстве, как таковом, а в его растущем влиянии на массы, что могло создать колонизаторам широкую социальную базу, которая в подходящий момент использовалась бы ими для проникновения в страну европейских держав и насаждения колониальных порядков. Этого не произошло, что позволило Японии сохранить свою независимость и развиваться самостоятельно. ... В течение двух дней — 18 и 19 июня 1587 года — Хидэёси [212] подписывает два антихристианских указа, предписывающие миссионерам немедленно прекратить всякую деятельность в Японии и в течение 20 дней покинуть страну. В первом указе, состоявшем из 11 статей, говорилось, в частности, о том, что феодальные князья заставляют своих крестьян отказываться от буддийской веры и насильственно принуждают их принимать христианство. В указе содержалась также скрытая угроза князьям, которые могут лишиться своих поместий, если и впредь будут поддерживать христианских миссионеров. Владетелям поместий размером свыше 200 те и с годовым доходом более 2 тыс. кан запрещалось принимать христианскую веру. Все остальные могли становиться христианами, если при этом строго соблюдаются принципы добровольности, ибо, как отмечалось в указе, «принимать или не принимать христианскую веру — личное дело самого верующего».44)

В то же время подчеркивалось, что многие даймё, насильно обращая своих подданных в христианскую веру, не заботятся о том, чтобы на территории их владений строились буддийские храмы, и тем самым наносят вред интересам государства. Что касается христианских миссионеров, то им вменялось в вину то, что они вмешиваются во внутренние дела, занимаются подстрекательством, побуждая население к неуплате налогов, к организации беспорядков, и т.д.

Указ строжайше запрещал работорговлю. В нем говорилось, что продажа японцев в Китай, Корею и другие страны Южных морей является позором и лица, уличенные в этом, должны наказываться со всей строгостью. Запрещалось также продавать, убивать и есть лошадей и буйволов.

Этот указ был преднамеренно составлен так, что имел как бы только внутригосударственное значение: он был направлен в основном против влиятельных князей, на которых возлагалась главная ответственность за создавшееся положение. Хидэёси собрал у себя в резиденции близ Хаката даймё, ознакомил их с указом и тут же обнародовал другой, обращенный уже, так сказать, вовне, т. е. к самим христианским миссионерам и, более того, вообще к иностранцам.

Во втором эдикте, состоявшем из пяти пунктов, отмечалось, что Япония является «страной Ками», т. е. придерживающейся синтоистской веры, и «дьявольские законы» христианского государства она не приемлет. Поэтому, говорилось далее, неслыханно, чтобы жителей такой страны заставляли обращаться в чужеземную веру и уничтожать синтоистские и буддийские храмы.

Поскольку патеры, как утверждал указ, самовольничают, превышают свои права, не признают и нарушают местные законы и обычаи, они не могут более оставаться в Японии и им надлежит в [213] течение 20 дней уладить все свои дела и вернуться в свою страну. Никто в этот период не должен чинить им какие-либо препятствия или возводить на них напраслину.

Два последних пункта эдикта разъясняли, что все эти строгости касаются лишь миссионеров и не распространяются на других иностранцев, в особенности на купцов, которые, как и прежде, могут беспрепятственно приезжать в Японию, и им будут оказаны все необходимые знаки внимания.45)

Португальские миссионеры, пытаясь спасти положение, стали во всем обвинять соперничающих с ними испанских миссионеров, которые-де одни повинны в том, что могло возмутить и раздосадовать Хидэёси. С этой целью глава португальской миссии Коэлхо направился к Хидэёси в надежде разжалобить его и добиться того, чтобы тот сменил гнев на милость. Но Хидэёси был непоколебим и твердо стоял на своем.

В последующие годы политика Хидэёси в отношении христианских миссионеров еще более ужесточилась. За год до смерти он приказал подвергнуть пыткам и казнить несколько миссионеров и японских христиан в назидание тем, кто уклонялся от выполнения его указов об изгнании миссионеров из Японии и запрещении христианской пропаганды в стране. Двадцать шесть христиан — шесть испанских францисканских монахов, три португальских иезуита и семнадцать японцев, обращенных в христианство, были схвачены и подвергнуты жестоким истязаниям. Их, изуродованных до неузнаваемости пытками, возили по многим городам, сея ужас среди населения. Затем всех доставили в Нагасаки и там распяли на крестах.46)

Преследование христианства, начало которому положил Хидэёси, продолжалось все последующие столетия, когда страной правил пришедший ему на смену феодальный дом Токугава. Как отмечают некоторые исследователи, потомки казненных христиан в течение семи поколений считались подозрительными и находились под надзором полиции вплоть до падения токугавского сёгуната. Каждый год они должны были являться в определенный буддийский храм и отрекаться от христианства. При этом их заставляли попирать ногами христианские иконы.47)

Когда Коэлхо, руководивший христианской миссией на Кюсю, прибыл в резиденцию Хидэёси в Хаката в надежде, что тот смилостивится, и убедился в бесполезности своих усилий, он выдвинул последний аргумент, с помощью которого пытался выиграть время. В то время в портах Японии стоял только один португальский корабль, и Коэлхо убеждал Хидэёси, что потребуется не менее шести месяцев, чтобы вывезти всех миссионеров. Хидэёси признал этот аргумент убедительным, но тут же приказал, чтобы сам [214] Коэлхо покинул Японию первым же рейсом; остальным миссионерам было разрешено остаться в стране и ждать, пока не прибудут за ними португальские корабли. Это было первое послабление, которым не преминули воспользоваться миссионеры, усмотрев в нем некоторую возможность маневрирования.

Тем временем, несмотря на строжайшие указы Хидэёси, лишь небольшое число католиков покинуло пределы Японии. Выехали главным образом те, кто направлялся в Китай для продолжения миссионерской службы. Основная же масса миссионеров укрылась в феодальных владениях даймё, которые покровительственно относились к миссионерам, тем более что некоторые из этих князей не только не понесли никакого наказания, но даже, как, например, Кониси Юкинага и Курода Ёситака, расширили свои владения на Кюсю, хотя сами приняли христианство. Кониси Юкинага (христианское имя Дон Аустин) стал наместником Кюсю, что дало ему возможность в какой-то мере смягчить удары, обрушиваемые на миссионеров Хидэёси. Пострадал лишь Такаяма Укон, которого, как отмечалось выше, Хидэёси лишил всех владений на Кюсю, разжаловал и сослал на поселение в глухую провинцию Кага.

Единственным, пожалуй, местом на Кюсю, где более или менее точно исполнялись указы Хидэёси, был Нагасаки, поскольку именно здесь сосредоточилось особенно большое число иезуитов и сам город выглядел как иностранное владение. После антихристианских указов Хидэёси Нагасаки перешел на положение правительственной территории, управляемой непосредственно из центра.

Почти откровенное игнорирование феодалами Кюсю указов Хидэёси о запрещении христианства и высылке из страны всех миссионеров48) было вызвано их явной заинтересованностью в сохранении дружбы с миссионерами, которые обеспечивали им немалые доходы от внешней торговли, а главное — бесперебойно снабжали огнестрельным оружием, потребность в котором постоянно росла. Феодалы не замедлили учесть послабления со стороны самого Хидэёси, интересы которого после покорения Кюсю были устремлены на восток и северо-восток Японии, где все еще властвовали два влиятельнейших феодала — Го-Ходзё и Датэ, не признававшие главенства нового правителя страны.

Самым грозным из оставшихся противников Хидэёси был могущественный феодальный клан Го-Ходзё, владевший огромной территорией на востоке страны. Влияние его на востоке было так же велико, как феодального дома Мори на западе. Ходзё создал целое государство в государстве. Центром феодальной вотчины клана был знаменитый замок Одавара в провинции Сагами с выросшим вокруг него призамковым городом с тем же названием, развивавшимся как крупный административный, экономический и [215] культурный центр обширного района Канто. Отец и сын, Удзимаса и Удзинао, так уверовали в свое военное могущество, что держались совершенно независимо и вызывающе, позволяя себе дерзкие выпады против Хидэёси. Они грубо отклонили приглашение Хидэёси посетить его дворец в столице, несмотря на то что такую честь Хидэёси оказал даже сам император.

Приглашая отца и сына Ходзё в Киото, Хидэёси, вероятно, рассчитывал на то, что ему удастся уладить их отношения, не прибегая к военным действиям. Во всяком случае, иногда это ему удавалось, например когда он имел дело с таким сильным противником, как клан Мори. Однако в данном случае эта тактика оказалась безуспешной.

Почувствовав явную враждебность со стороны Ходзё, Хидэёси решил действовать быстро и решительно. Он бросил все силы на подавление последнего, но очень грозного своего противника. 1 марта 1590 года Хидэёси отдал приказ войскам выступить против клана Ходзё. В конце марта армия Хидэёси, двигаясь по дороге Токайдо, вступила во владения Ходзё, захватила ряд важных опорных пунктов, подошла к замку Одавара, где укрылись основные силы Ходзё, и окружила его.

Силы были неравные. Армия Хидэёси насчитывала более 200 тыс. человек. Основной ее костяк составляли войска Токугава Иэясу, Тоётоми Хидэцугу и Ода Нобукацу. Они насчитывали около 150 тыс. воинов и были сосредоточены на главном направлении, наступая по дороге Токайдо. Кроме того, на стороне Хидэёси сражались войска под командованием Маэда Тосииэ и Уэсуги Кагэкацу численностью до 30 тыс., которые двигались по дороге Тосандо. Примерно 10 тыс. своих воинов послали на фронт бывшие противники Хидэёси, впоследствии перешедшие в его лагерь, — феодалы Мори Тэрумото и Тёсокабэ Мототика. Их войска направлялись к месту сражений морем.

Хидэёси разработал подробный план военных операций по захвату замка Одавара и покорению восточной части страны. Согласно этому плану провинции, лежащие к востоку от провинции Ига, а также провинции Оми и Мино должны были выставить воинские подразделения, которым надлежало следовать по дороге Токайдо к месту боевых действий. Авангард этих войск составляли 30 тыс. всадников, которыми командовал Токугава Иэясу. Войска, сформированные на базе двух провинций — Этиго и Синано, под командованием Уэсуги Кагэкацу и Маэда Тосииэ, продвигаясь по дороге Тосандо с севера на юг, должны были занять позиции в провинциях Кодзукэ и Мусаси для последующего наступления. Кроме того, в район боевых действий направлялись военно-морские силы из района Тюгоку и с острова Сикоку. Время выступления [216] войск было назначено на период с 1 февраля по 1 марта 1590 года. Необходимо было привести в порядок все почтовые станции, расположенные на дороге Токайдо, каждая из которых должна была иметь 50 почтовых лошадей для военных нужд. Специально оговаривались меры по подготовке провианта. Необходимо было собрать 200 тыс. коку риса. Сверх этого были выделены деньги в количестве 10 тыс. золотых монет для покупки риса в провинциях Исэ, Овари, Микава, Тотоми и Суруга.

Наиболее многочисленными были войска, которые продвигались по дороге Токайдо. Они насчитывали 140 тыс. Численность моряков составляла 10 тыс. Такое же примерно количество приходилось на войска, которые несли гарнизонную службу в замках и крепостях вдоль всей дороги Токайдо.49)

Против этой огромной армии клан Ходзё мог выставить войско численностью не более 35 тыс. и какое-то число дружин соседних феодалов. Общая численность этих войск не превышала 50 тыс.50) Конечно, при таком соотношении сил ни о каком действительно серьезном сопротивлении Хидэёси со стороны феодала Ходзё не могло быть и речи. Армия Ходзё фактически распалась еще до того, как вступила в открытый бой с превосходящими силами Хидэёси. Собственно, последний тоже, похоже, избегал открытого сражения и не собирался штурмом брать замок Одавара, а избрал тактику длительной его осады. Осада этой хорошо укрепленной цитадели продолжалась сто дней.

Удзимаса и Удзинао, надежно укрывшись в своем замке, который по тем временам считался неприступной крепостью, рассчитывали на то, что войска Хидэёси, отрезанные от своих основных баз, лишенные регулярного снабжения продовольствием, не смогут долго продержаться, вынуждены будут снять осаду и отступить.

Хидэёси легко разгадал этот замысел и наладил регулярное снабжение своих войск: продовольствие бесперебойно поступало из столицы и западных провинций страны. Понимая, что осада замка Ходзё может принять затяжной характер, Хидэёси велел разбить военный лагерь неподалеку на возвышенности, чтобы можно было постоянно наблюдать за замком, и приготовился к длительной осаде. Он вызвал из Осака свою любовницу Ёдогими, мастера по приготовлению чая Сэн-но Рикю, многих торговцев из Киото и Сакаи, и жизнь его вошла в привычное русло. Он нисколько не сокрушался о том, что осада замка может оказаться весьма продолжительной.

А тем временем в самом замке шли длительные и бесплодные дебаты по вопросу о том, что же в этой ситуации следует предпринять, какой избрать образ действий. Более трех месяцев осажденные [217] обсуждали свое положение, пытаясь найти хоть какой-то выход. Так и не придя ни к какому решению,51) обитатели замка вынуждены были в конце концов признать себя побежденными.

11 июля 1590 года владелец замка Одавара Ходзё Удзимаса, видя всю бессмысленность дальнейшего сопротивления, покончил жизнь самоубийством. Так закончился почти 22-летний период безраздельного господства могущественного феодала, который превратил этот край в свою вотчину, не считался с центральной властью, держал в страхе своих соседей.

Победа над Ходзё означала не просто ликвидацию еще одного оплота противника, хотя и очень сильного. По существу, это означало, что процесс объединения страны вступил в последнюю, завершающую стадию.

Некоторые японские историки победу Хидэёси над кланом Ходзё приравнивают по своему значению к возникновению сёгуната в Камакура или провозглашению правительства в Токио.

Победа в этом сражении, считают они, ускорила ликвидацию большой обособленности района Канто, в результате которой наметились существенные различия в области культуры между востоком и западом Японии. После гибели рода Го-Ходзё и утверждения в указанной части страны власти и влияния Токугава Иэясу эти культурные различия, замечают авторы, стали быстро сокращаться.52)

Говоря о причинах победы Хидэёси над таким мощным противником, каким являлся клан Го-Ходзё, многие исследователи обращают внимание на то, что армия Хидэёси была более современной как по своей организации и методам управления, так и по характеру вооружения. Кроме того, в армии Ходзё господствовали старые отношения порабощения самураями крестьян, которые в армии Хидэёси в значительной мере были упразднены.

После покорения Ходзё Удзимаса для Хидэёси уже не представляло большого труда покончить с самостоятельностью северовосточных провинций Японии, принадлежавших феодальному дому Датэ. Один из основателей этого клана, Датэ Танэмунэ, был сюго провинции Муцу в период Муромати. Во время междоусобной борьбы этот клан значительно преуспел и расширил свои владения за счет близлежащих провинций, владельцы которых в военном отношении оказались слабее. Когда войска Хидэёси, овладев замком Одавара, двинулись на северо-восток страны, во владения феодального дома Датэ, во главе этого клана стоял внук Танэмунэ, двадцатипятилетний Масамунэ. В детстве он перенес натуральную оспу и ослеп на правый глаз. Но это нисколько не смягчало его воинственности. Он совершал один за другим захватнические походы против соседей, пока к своим и без того [218] обширным владениям не «прирезал» всю соседнюю провинцию Айдзу.

Несмотря на свою молодость, он держался весьма уверенно и не очень считался с грозными приказами Хидэёси, который требовал прекращения междоусобицы в этом районе и признания законности новой власти. Когда к Масамунэ прибыл гонец, доставивший послание Хидэёси, содержавшее почти в ультимативной форме категорическое требование немедленно прекратить захваты чужих территорий, особенно принадлежавших тем даймё, которые приняли сторону Хидэёси и активно с ним сотрудничали, и угрозу, что в случае непослушания Масамунэ ожидает жестокое наказание, тот надменно ответил: «Нашему клану Датэ, который происходит от самого губернатора Оу, неведомы поражения».53) Однако после того как поступило известие, что замок Одавара нал и 200-тысячная армия Хидэёси быстро продвигается на северо-восток, эта бравада быстро выдохлась.

В своих владениях и на завоеванных им территориях Масамунэ установил жесточайший режим военной диктатуры и с невероятной свирепостью подавлял малейшие проявления недовольства введенными им порядками. В июле 1590 года, за два месяца до того, как войска Хидэёси вступили в его владения, Масамунэ жестоко подавил восстание крестьян, выступивших против разорительных междоусобных войн и призывавших к установлению мира в этом районе. По свидетельству исторических источников, Масамунэ лично убил более 500 человек из числа восставших крестьян и приказал отрубить головы еще 2 тыс., не щадя ни женщин, ни детей.54) В сентябре 1590 года Хидэёси разгромил силы Масамунэ и полностью овладел всем северо-востоком страны, выйдя на самую северную оконечность острова Хонсю.

Здесь, на севере Японии, куда он прибыл после успешно проведенной южной экспедиции, Хидэёси завершил свои военные походы по подавлению всех своих противников. Так закончилась долгая и трудная борьба за объединение страны, которую начал Ода Нобунага и успешно завершил его последователь Тоётоми Хидэёси. Эта борьба длилась долгих 30 лет. Двадцать два года ее вел Ода Нобунага, начиная с битвы под Окэхадзама в 1560 году, в которой наголову была разгромлена армия феодала Имагава Ёсимото и которую можно считать первым боевым сражением на этом пути, и до своей трагической гибели в 1582 году. Восемь лет вооруженную борьбу за объединение страны возглавлял Хидэёси, начиная с битвы при Ямадзаки, в которой он разбил мятежные войска генерала Акэти, организовавшего заговор против Нобунага с целью захвата власти, и кончая последним сражением на территории феодальных владений клана Датэ. [219]

Восемь лет, которые потребовались Хидэёси для завершения процесса объединения страны, срок как будто немалый. Но если сравнить его с 22 годами, затраченными на эту борьбу Нобунага, и учесть при этом, что незавоеванных территорий осталось на долю Хидэёси больше, чем тех, которые удалось подчинить, то исторические заслуги последнего, его роль в создании единого централизованного японского государства поистине огромны. Он выступил не просто как собиратель и объединитель японских земель, хотя и решавший эту чрезвычайно важную и сложную задачу исключительно военными методами. Впрочем, и чисто военных успехов его было бы достаточно, чтобы войти в японскую историю как одна из выдающихся национальных исторических личностей.

Основные военные сражения и походы, которые вел в этот период Хидэёси, показаны на публикуемой карте. Это — сражение при Ямадзаки (1582), битва при Сидзугадакэ (1583), сражение в провинции Эттю против феодала Сасса Наримаса (1583), битва Комаки-Нагакутэ (1584), покорение острова Сикоку (1585), поход на Кюсю (1587), сражение при Одавара (1590), завоевание северо-восточных провинций (1590).

Хидэёси выступил — ив этом состоит одно из его отличий от многих других правителей Японии — как крупный реформатор, который даже в то суровое время, когда, казалось, все решает грубая военная сила, понимал, что государство не может успешно функционировать, не осуществляя социальных реформ, которые обеспечивали бы рост экономического, политического, военного и культурного потенциала страны. И он много и плодотворно трудился на этом поприще, не ставя перед собой, разумеется, цели изменить саму природу существовавшего тогда общественного строя в Японии, сохраняя и укрепляя его.

Среди этих реформ главное место он отводил земельным отношениям, проблеме крестьянства, которое он всячески стремился усмирить и если не превратить из противника социального строя в опору новой власти, то по крайней мере нейтрализовать его, подчинить своей воле и обезвредить как грозного социального противника нового режима. Именно этим целям должен был служить так называемый земельный кадастр Хидэёси.


Назад К содержанию Дальше

1) В свои время эти монастыри, действуя сообща с одним из влиятельнейших буддийских храмов — Хонгандзи, активно боролись против Ода Нобунага.

2) A. L. Sadler. The Maker of Modern Japan. The Life of Tokugawa Ieyasu. L., 1937, с. 124.

3) См.: Нихон-но кассан (Японские баталии). Т. 7. Токугава Иэясу. Токио, 1978, с. 26.

4) Там же, с. 27.

5) Там же.

6) См.: Кувата Тадатика. Сэнгоку бусё-но тэгами (Письма военачальников периода межфеодальных войн). Токио, 1962, с. 264.

7) Там же, с. 264-265.

8) См.: Эдзаки Сюнпэй. Тоётоми Хидэёси. Токио, 1983, с. 86.

9) Там же.

10) Нихон-но кассэн. Т. 7, с. 28.

11) См.: A. L. Sadler. The Maker of Modem Japan..., с 133.

12) Эдзаки Сюнпэй. Тоётоми Хидэёси, с. 88.

13) Там же; Нихон-но кассэн. Т. 7, с. 28.

14) См.: Ямамото Такэси. Тёсокабэ Мототика. Токио, 1972, с. 119.

15) Там же, с. 120.

16) Там же, с. 175.

17) См.: Нихон-но кассэн. Т. 6. Тоётоми Хидэёси. Токио, 1978, с. 230-231.

18) Там же, с. 232.

19) См.: Эдзаки Сюнпэй. Тоётоми Хидэёси, с. 105.

20) См.: Цудзи Дзэнноскэ. Нобунага, Хидэёси, Иэясу. Токио, 1943, с. 70.

21) Во второй половине XVI века Португалия располагала лучшим в мире флотом. Ее корабли были оснащены самым совершенным парусным снаряжением, обладали хорошей маневренностью и скоростью. Как отмечал Ф. Энгельс, «все усовершенствования, какие были введены, принадлежали итальянцам и португальцам, которые теперь стали самыми смелыми моряками... Эра колониальных предприятий, которая теперь открылась для всех морских наций, также явилась эпохой образования крупных военных флотов для защиты только что основанных колоний и торговли с ними». Ф. Энгельс. Военно-морской флот. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Т. 14, с. 381-382.

22) Судзуки Рёити. Тоётоми Хидэёси. Токио, 1975, с. 136-137.

23) Армия Симадзу состояла не из одних только самураев. Благодаря введенной им хорошо налаженной системе воинской повинности он мог в случае необходимости мобилизовать довольно крупные воинские силы численностью свыше 100 тыс. человек за счет набора в армию крестьян, в основном обеспеченных, а также представителей других слоев населения [см.: Мики Ясуси. Сацума Симадзу удзи (Род Симадзу из провинции Сацума). Токио, 1972, с. 237].

24) Одзаки Сиро. Тоётоми Хидэёси. Токио, 1961, с. 180.

25) Там же, с. 180.

26) Там же, с. 181.

27) См.: Эдзаки Сюнпэй. Тоётоми Хидэёси, с. 106.

28) Судзуки Рёити. Тоётоми Хидэёси, с. 136.

29) Ответы Коэлхо см.: J. Murdoch. A History of Japan. Vol. 2. L., 1925, с. 242.

30) Там же, с. 243; Судзуки Рёити. Тоётоми Хидэёси, с. 137-138.

31) Цит. по: Окамото Ёситомо. Дзюроку сэйки Нитио коцуси-но кэнкю (Исследование по истории сношений Японии с Европой в XVI в.). Токио, 1936, с. 734.

32) В этом документе говорится, в частности, о том, что даже матросы с португальских кораблей приобретали и вывозили в рабство местных жителей. В дороге многие рабы умирали, так как обращались с ними как со скотом. Им не давали никакой пищи. Португальские моряки развратничали, совращая молоденьких девочек, которых приобретали на «землях язычников», в том числе и в Японии, а затем отправляли в Макао, где продавали в рабство. См.: J. Murdoch. A History of Japan, Vol. 2, с. 243.

33) Описывая деятельность португальских миссионеров, в частности их лидера Коэлхо, английский исследователь истории христианства в Японии Ч. Боксер отмечал, что Коэлхо забыл о наказе Валиньяни не вмешиваться в местные политические дела. См.: С. R. Boxer. The Christian Century in Japan. 1549—1650, с 141. Дело тут вовсе не в чьей-то забывчивости, а скорее в преднамеренной деятельности.

34) Чемберлен. Вся Япония. СПб., 1904, с. 407.

35) Там же, с. 214.

36) А. М. Хазанов. Исторические корни португальского колониализма. — Борьба за освобождение португальских колоний в Африке. М., 1975, с. 140.

37) Там же.

38) Феодала Такаяма Укон, который принял христианство, Хидэёси за его активное сотрудничество с миссионерами лишил всех владений на Кюсю и в 1587 г. отправил в ссылку в провинцию Кага; позднее Такаяма Укон был выслан в Манилу, где и умер в 1614 г.

39) J. Murdосh. A History of Japan. Vol. 2, с. 244.

40) B. H. Chamberlain. Japanese Things. Being Notes on Various Subjects Connected with Japan. Tokyo, 1975, с 323-321.

41) J. Murdoch. A History of Japan. Vol. 2, с. 244.

42) Там же.

43) Тоётоми Хидэёси был всерьез встревожен усилением позиций португальцев в Нагасаки и других портовых городах на Кюсю, а также тем, что в любой момент они могли открыть путь португальской армаде из Индии для покорения Японии. Он сказал: «Добродетель иностранных миссионеров есть всего лишь маска притворства и служит скрытию их вредных замыслов против империи» (см.: J. Murdoch. A History of Japan. Vol. 2, с. 239).

44) См.: Судзуки Рёити. Тоётоми Хидэёси, с. 137.

45) Тексты указов опубликованы в: Судзуки Рёити. Тоётоми Хидэёси, с. 137-139; Ёсида Когоро. Кириситан даймё. (Крещеные князья). Токио, 1957, с. 102-104.

46) W. Scott Morton. Japan. Its History and Culture. Newton-Abbot, 1973, с. 114.

47) См.: Архимандрит Сергий. По Японии (Записки миссионера). Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1903, с. 80. Автор описывает сохранившиеся иконы, литые из меди, которые попирались ногами потомками японских христиан. Эти иконы были стерты ногами, особенно по краям, выступавшим вокруг икон в виде рамы. Не решаясь, пишет он, открыто отказаться от попирания своей святыни, отрекавшиеся становились на ее края и избегали, таким образом, касаться самой иконы. Автор утверждает, что эту меру воздействия на потомков японских христиан подсказали японскому правительству протестанты-голландцы.

48) Из 120 иезуитов, доставленных по приказу Хидэёси в Хирадо и подлежавших высылке из страны, 70 были отправлены в город Арима, где специально для них выстроили два удобных и просторных здания, одно из которых предназначалось для них, а другое — для семинаристов; девять человек — в Амакуса, 2 — в Курума, четверо остались в Хирадо и пятеро были направлены в провинцию Бунго (см.: J. Murdoch. A History of Japan. Vol., 2, с. 248).

49) См.: Нихон-но кассэн. Т. 6, с. 327-329.

50) См.: Нихон ракиси дзэнсю. Т. 10. Нобунага и Хидэёси. Токио, 1969, с. 231.

51) В японском языке появилось с тех пор выражение «Одавара хёдзё», которое стало употребляться для обозначения затяжных и бесплодных переговоров, пустых словопрений.

52) Нихон-но кассэн. Т. 6, с. 349.

53) Цит. по: Нихои рэкиси дзэнсю. Т. 10, с. 236.

54) Там же, с. 242.


Назад К содержанию Дальше

























Написать нам: halgar@xlegio.ru