Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Искендеров А.А.
Тоётоми Хидэёси

Часть вторая.
В зените славы

В борьбе за объединение Японии Ода Нобунага, а в еще большей мере Тоётоми Хидэёси опирались на растущую экономическую и финансовую мощь городов, которые были весьма заинтересованы в ликвидации феодальной раздробленности и образовании единого централизованного государства как необходимого условия широкого развития внутреннего рынка и внешнеторговых операций. Экономический рост японских городов явился серьезной предпосылкой политического объединения страпы, содействовал укреплению центральной власти. Города начинают играть все более заметную [249] роль в хозяйственно-экономической жизни страны. За городскими стенами и рвами, писал Ф. Энгельс, «развивалось средневековое ремесло, — правда, достаточно пропитанное бюргерски-цеховым духом и ограниченностью, — накоплялись первые капиталы, возникла потребность в торговых сношениях городов друг с другом и с остальным миром, а вместе с потребностью в торговых сношениях постепенно создавались также и средства для их защиты».¹⁾

Необычайно быстрое развитие городов — одна из примечательных особенностей Японии второй половины XVI века. По некоторым оценкам, к концу XVI века в стране насчитывалось от 500 до 600 городов;²⁾ многие из них имели по нескольку десятков тысяч жителей. Не менее половины феодальных городов, главным образом так называемые призамковые поселения, возникло в период междоусобных войн, и их происхождение было тесно связано с образованием крупных самостоятельных феодальных княжеств-даймиатов, этих «государств в государстве».

В XVI веке ремесло, составлявшее производственную основу феодального города, получило довольно широкое распространение и развитие. Для этого времени характерен как количественный, так и качественный рост ремесленного производства, повсеместно возникали относительно крупные его центры. Развитие ремесла происходило одновременно с быстрым ростом горного дела, судостроения, расширением внутренней и внешней торговли.

Из всех существовавших еще внутри мелких феодальных поместий ремесленных специальностей наиболее распространенными были кузнечное и литейное дело. Кузнецы и литейщики изготовляли самое необходимое — сельскохозяйственные орудия и всевозможные предметы домашнего обихода. Именно поэтому обе специальности обособились раньше других.

Как и кузнечное ремесло, литейное дело первоначально возникло в небольших феодальных владениях и обслуживало нужды местных феодалов и крестьян. Однако спрос на изделия кузнецов и литейщиков был ограничен рамками небольшого феодального владения, поэтому они все чаще вынуждены были бродить по дорогам страны, переходя из одного поместья в другое в поисках покупателя своей продукции. Постепенно они оседали в местах, наиболее пригодных и безопасных для их деятельности в суровое время непрерывных междоусобных войн. Особенно широкое развитие литейное производство получило в провинциях Кавати, Ямато, Харима, расположенных в центральной части страны.

Кроме изготовления предметов первой необходимости мастера по литью занимались отливкой всевозможных изделий, предназначавшихся для буддийских и синтоистских храмов. По их заказам они отливали колокола, гонги, статуи Будды, делали фонари, лампады [250] и т. д. С усилением, в известном смысле даже с возрождением влияния местных религий, после того как Хидэёси повел настоящее наступление на миссионеров, насильственно изгоняя их из страны, широким фронтом начались работы но восстановлению старых, разрушенных миссионерами буддийских храмов и монастырей и строительство новых, что резко увеличило спрос на продукцию ремесленников.

Дальнейшее развитие в этот период получает также производство лакированных и фарфоровых изделий, тканей и некоторых других видов ремесленных изделий. Рост горной промышленности в XVI веке, оживление торговли (как внутренней, так и внешпей), распространение новых сельскохозяйственных культур (чай, табак, хлопчатник) — все это способствовало развитию ремесла и промышленности. Судостроение, производство бумаги, выработка хлопчатобумажных тканей и другие виды хозяйственной деятельности получили широкое распространение именно в XVI столетии. Но едва ли не самым важным и престижным ремеслом становится с середины XVI века изготовление огнестрельного оружия: многие феодалы и монастыри налаживали производство такого оружия непосредственно у себя.

Значительно выросли в XVI веке и города. Киото, Сакаи, Хаката, Ямагути представляли собой уже крупные центры промышленности и торговли. Сакаи, где в широких масштабах велось в ту пору производство различных видов оружия — от мечей и охотничьих ружей до винтовок и пушек, славился также своими высококачественными тканями и изделиями из лака, известными под названиями сакаи-нури и сюнкэй-нури.³⁾ Для того времени там было достаточно хорошо поставлено производство всевозможных изделий из металла, сама техника обработки металла находилась на высоком уровне.

Текстильное производство было сосредоточено главным образом в Киото. Большой известностью пользовались также ткани, которые вырабатывались в городе Хаката. Центрами изготовления бумаги становятся города Футю (провинция Этидзэн), Осима (провинция Овари), Токияма (провинция Мино). Значительно повысился уровень гончарного производства, чему в немалой степени способствовало освоение опыта искусных ремесленников Кореи, которые славились своими фарфоро-фаянсовыми изделиями.

Источники позволяют установить несколько десятков ремесленных специальностей, которые были представлены в японских городах в XVI веке. Среди них кузнецы, литейщики, оружейники, гончары, мастера, изготовлявшие различные предметы из лака, резчики по дереву и металлу, ювелиры, ткачи, шляпники, кожевники, плотники, столяры, кровельщики, маляры, виноделы, маслоделы [251] и др. Следует особо выделить кузнецов — мастеров по ковке меди, серебра и железа, так как в то время, судя по историческим документам, уже существовало разделение труда внутри этой ремесленной специальности.

В деятельности ремесленников значительное место занимало производство изделий по заказу потребителя. Ремесло как первая форма промышленности, отрываемой от патриархального земледелия, есть, по словам В. И. Ленина, «производство изделий по заказу потребителя. Материал может принадлежать при этом потребителю-заказчику или ремесленнику, а оплата труда ремесленника происходит либо деньгами, либо натурой (помещение и содержание ремесленника, вознаграждение долей продукта, напр., муки и т. д.)».⁴⁾

Именно к этому виду ремесленного производства следует отнести деятельность мастеров-литейщиков, которые были заняты отливкой колоколов, статуй Будды и других предметов, предназначавшихся для храмов. Получая соответствующий заказ от храмов, они часто отправлялись в далекий и долгий путь, колеся по всей стране. Так, литейщиков из провинции Ямато можно было видеть в провинциях Сануки, Тоса, Идзуми, Оми, а литейщиков из провинции Кавати — в провинциях Ямасиро, Ямато, Кии, Харима, Идзуми, Сэтцу, Оми, Микава, Мино, Тоса, Иё, Сануки. Мастера из Камакура выполняли заказы в провинциях Мусаси, Ава и т. д.⁵⁾ К этому же виду деятельности можно отнести труд ремесленников, занимавшихся выделкой дорогих тканей для представителей знати, изготовлением оружия (особенно огнестрельного), некоторые строительные специальности, потребные исключительно при выполнении заказов на строительство феодальных замков, буддийских и синтоистских храмов, дорог и т. д.

Преобладание этого вида ремесленной деятельности было связано прежде всего с недостаточно высоким уровнем развития товарного производства. Рынок оставался узким, спрос на изделия ремесла рос медленно. В это время ремесло в деревне еще в довольно значительной степени продолжало оставаться дополнением к натуральному крестьянскому хозяйству.

Вместе с тем было бы неправильным недооценивать уровень развития товарного производства в стране в XVI веке, особенно во второй его половине, когда ускорился процесс расширения внутреннего рынка, чему в немалой степени содействовали прекращение феодальных междоусобиц и образование единого централизованного государства. Этот период отмечен значительным ростом товарно-денежных отношений; производство на рынок начинает занимать все большее место в деятельности специалиста-ремесленника. Пропорция между первым и вторым видами ремесла [252] заметно менялась: удельный вес производства непосредственно на рынок непрерывно возрастал, хотя оно, возможно, и не стало еще преобладающим.

Городские ремесленники были объединены в особые корпорации — цехи, представлявшие собой феодальную форму организации ремесла. В Японии такие объединения именовались «дза», их число резко возросло в XV и особенно в XVI веке. Только в одной провинции Ямато их насчитывалось 80.⁶⁾ В XVI веке в Японии не было, пожалуй, ни одной провинции, ни одного более или менее крупного города, где не существовали бы объединения ремесленников.

В исторических документах, относящихся к рассматриваемому периоду, встречаются десятки всевозможных наименований корпораций ремесленников, которые специализировались на изготовлении того или иного вида товара. Были, например, дза кузнецов, дза, объединявшие мастеров-литейщиков, кровельщиков, плотников, лиц, занимавшихся производством различных металлических изделий, выделкой хлопчатобумажных и шелковых тканей, изготовлением керамических изделий, предметов из дорогих пород дерева, лака, а также специализировавшихся на производстве сакэ, масла, дрожжей и т. д. Одни дза были заняты исключительно производством бумаги, другие — выделкой кожи, третьи — изготовлением различных изделий из бамбука и т. д.

В условиях феодальной организации всей страны дза могли найти покровительство лишь среди влиятельных храмов и монастырей, могущественных феодалов, а иногда и придворной аристократии. Такое покровительство гарантировало ремесленникам и торговцам, объединенным в дза, относительную устойчивость, но за это они должны были платить своим патронам всевозможные пошлины в виде изделий ремесла, а также выплачивать единовременные сборы. Кроме того, за деятельностью дза был установлен строгий контроль. Все это определило сильную зависимость их от феодальной власти. Может быть, в этом состояло одно из важных отличий японских дза от западноевропейских цехов и гильдий, которые завоевали относительно большую самостоятельность.

Особенно много дза было образовано в крупных городах страны: Киото, Камакура, Нара, Хаката, Сакаи, Хёго и др. В Камакура их насчитывалось 27.⁷⁾ В Киото, где было приблизительно 44 дза, кварталы города, густо населенные ремесленниками, назывались «матидза». В них проживали ткачи, деревообделочники, работники других ремесленных специальностей.⁸⁾ Доказательством концентрации ремесленников одной профессии в определенных кварталах японского города (что явилось одной из предпосылок образования дза) служат названия, которые давались этим кварталам [253] и сохранились в наши дни: «кузнечный» (кадзйматй), «плотницкий» (дайкумати), «красильный» (конъямати), «оружейный» (тэппомати), «серебряный» (сироганэмати), «бумажный» (камису-кимати) и т. д., причем три первых названия встречаются особенно часто.

Дза представляли собой объединения мелких товаропроизводителей, перед которыми постоянно стояла проблема сбыта своей продукции, от чего, собственно, зависело их существование. Поэтому основной и главной заботой дза было обеспечение за собой монопольного права на производство и продажу определенного вида товаров. «Мелкий товаропроизводитель чувствует, что его интересы, в противоположность интересам остального общества, требуют сохранения этого монопольного положения, и потому он боится конкуренции. Он употребляет всяческие усилия, как единоличные, так и коллективные, чтобы задержать конкуренцию, чтобы „не пустить" соперников в свой район, чтобы укрепить свое обеспеченное положение мелкого хозяйчика, имеющего определенный круг покупателей».⁹⁾

Недостаточный спрос на изделия ремесленников порождал сильную регламентацию их деятельности и вызывал ожесточенную борьбу дза против «чужаков». Документы зафиксировали такой, например, факт. В городе Оямадзаки ремесленники-маслоделы, объединенные в дза, захватили и уничтожили оборудование, принадлежавшее ремесленникам, которые осмелились производить масло, не имея на то разрешения.¹⁰⁾

Не всегда дза могли сами справиться с «чужаками». И для того чтобы укрепить свое монопольное право, они все чаще прибегали к силе и влиянию своего покровителя. Феодалы и храмы нередко издавали распоряжения, запрещавшие кому бы то ни было заниматься торгово-ремесленной деятельностью на территории принадлежавших им владений, не имея на то специального разрешения. В одном из документов храма Хиёси-дзиндзя, датированном 1549 годом, говорится, что если на рынке в городе Исидэра будут обнаружены лица, торгующие бумагой и не входящие в дза, то весь их товар будет конфискован.¹¹⁾

В основном монополия дза распространялась на вполне определенную территорию, хотя известны случаи, когда крупные дза обслуживали фактически всю страну. Например, дза маслоделов города Оямадзаки действовали не только в районе Кинки (за исключением провинции Ямато), но и во всей западной части страны.¹²⁾

Совершенно очевидно, что феодалы и храмы, предоставляя дза монопольное право на производство и продажу тех или иных товаров, пытались извлечь из этого дополнительный, и притом [254] немалый, источник доходов: дза превращались в их постоянных налогоплательщиков. Это, собственно, обусловливало и сильную регламентацию дза со стороны храмов и феодалов, которые не только устанавливали зону деятельности того или иного объединения, но и предписывали, какой товар им надлежит производить, какова должна быть численность корпорации и т. д.

В среднем дза насчитывали по 10 членов, иногда они объединяли более 50 человек. Значительно реже встречались крупные объединения — свыше 100 ремесленников.

В первый период своего существования дза сыграли положительную роль, поскольку способствовали развитию ремесленного производства, а следовательно, и экономическому росту феодального города. Но к концу XVI века они, как справедливо отмечает японский историк Эндо Мотоо, стали тормозить развитие товарно-деножпых отношений и рост производительпых сил, сковывать экономическое развитие страны.¹³⁾

В эти годы Ода Нобунага, а в дальнейшем и Хидэёси, борясь против крупных феодалов и монастырей, препятствовавших объединению страны и установлению единых внутригосударственных хозяйственных связей, приняли ряд важных экономических мер, в том числе направленных на ликвидацию цеховой замкнутости, на роспуск дза¹⁴⁾ и отмену многих ограничений в производственной и торговой сферах.

Почти одновременно с этим в японских городах были созданы новые объединения ремесленников и торговцев, известные под названием «накама» или «кабунакама». Что представляли собой эти корпорации, находившиеся под непосредственным контролем центрального правительства? С первого взгляда может показаться, что они ничем особенным не отличались от прежних дза, поскольку также создавались сверху и находились в столь же сильной зависимости от властей, как и дза. Так, собственно, и объясняет происхождение новых объединений японский историк Тоёда Такэси: старым корпорациям запретили именовать себя «дза», поэтому торговцы и ремесленники стали объединяться в новые ассоциации, которые получали от центрального правительства официальное разрешение (кабу) и именовались «кабунакама».¹⁵⁾ В какой-то степени это верно, но верно также и то, что изменения коснулись не только формальной стороны, но и существа, т.е. самих функций, дза.

Появление этих корпораций было результатом значительного роста товарности ремесленных изделий. Ремесленники все реже реализуют свою продукцию сами и все чаще прибегают к услугам торговцев. Несомненно, прав Эндо Мотоо, утверждая, что к концу XVI века, когда ремесло достигло своего наивысшего расцвета, ремесленные [255] изделия все чаще стали попадать к потребителям через торговцев и рынок.¹⁶⁾

В положении и деятельности объединений ремесленников, существовавших в японских феодальных и европейских средневековых городах, было немало сходных черт. Они касались прежде всего общих причин возникновения этих ассоциаций, которые были порождены самим феодальным строем, когда низкий уровень развития товарно-денежных отношений с объективной необходимостью обусловливал суровую регламентацию как самого производства, так и продажи ремесленных изделий. В то же время объединения японских ремесленников и торговцев имели некоторые особенности, наиболее существенная из которых состояла в том, что они находились в гораздо более сильной зависимости от феодалов, храмов и монастырей, чем европейские цехи и гильдии. Японские феодальные города почти не знали случаев, когда бы ремесленники в какой-либо форме участвовали в управлении городом. Это было вызвано тем, что в Японии, как, впрочем, и во многих других восточных государствах, феодальные устои оказались куда более крепкими и продержались дольше, чем в Европе.

Одним из важных показателей экономического роста феодального города служит уровень развития городской торговли, ее организации. При этом особое значение имеет состояние внутреннего рынка, ибо, как бы ни была велика роль внешней торговли, экономический облик японского феодального города определяла торговля внутренняя. Привозные товары находили спрос главным образом в приморских городах, основная же масса японских городов XVI века была тесно связана с прилегающей сельскохозяйственной округой, являясь для нее центром ремесла и торговли.

Это тем более необходимо подчеркнуть, что, несмотря на дальнейшее развитие ремесла и товарно-денежных отношений, господствующим в стране укладом оставалось натуральное хозяйство. До XVI века городские рынки функционировали, как правило, не чаще одного-трех раз в месяц. К концу XV и началу XVI века в связи с расширением товарного производства они работали уже шесть и более раз в месяц. Появились ежедневные рынки; возникли рынки специализированные: рыбный в Ёдо, рисовый в Киото, конский в Нара; имелись рынки по продаже волов и др.

Городской рынок удовлетворял не только потребности горожан в продовольствии. Крестьяне прилегающей округи могли покупать на нем изделия труда ремесленников. Источники позволяют установить относительно полный перечень товаров, обращавшихся па рынках японских городов в XVI веке. Это рис, табак, уксус, муги (злаки), сладкий картофель, сакэ, соевые бобы, чай, масло, овощи, рыба, дрожжи, хлопок, птица, соль, дрова и лесоматериалы, древесный [256] уголь, шелковые, хлопчатобумажные и льняные ткани, лакированные изделия, изделия из бамбука, фарфоровые изделия, циновки, котлы, таганы, мечи, мотыги, топоры, кастрюли, гвозди, бумага и т. д.

К сожалению, нет данных, на основании которых можно хотя бы приблизительно установить размеры товарного обращения.

Тем не менее совершенно очевидно, что со второй половины XVI века товарное производство и товарное обращение в стране получают значительное развитие, чему в большой мере способствовала объединительная деятельность Ода Иобунага и Тоётоми Хидэёси, видевших в расширении торговли важный фактор экономического подъема централизованного государства.

Среди японских историков нет единого подхода к оценке характера и целей тех мер, которые приняли новые правители Японии для оживления торговли и экономического развития городов. Одни из них явно преувеличивают их значение, другие, наоборот, принижают важность мероприятий, направленных главным образом на то, чтобы снять ограничения с торговли, отменить ряд рыночных налогов и предоставить большую самостоятельность торговому капиталу. Очевидно, новые правители страны, в том числе и Хидэёси, если и не вполне сознательно, то по крайней мере интуитивно, ощущали потребность в оздоровлении экономической системы, в которой наряду с аграрными преобразованиями большое место отводилось развитию городского производства и торгового капитала, постоянно усиливавшего свои позиции. Некоторые японские авторы не без основания полагают, что если эти меры содействовали расцвету городов, то и сама экономическая политика новых правителей Японии в значительной мере основывалась в то время на росте городов.¹⁷⁾

Активизация предпринимательской деятельности в японских городах, накопление огромных богатств в руках крупных купцов, усиление экономического могущества и политического влияния торгового капитала имели своим источником значительное расширение внешней торговли, которой Хидэёси придавал особое значение и всячески покровительствовал. Внешняя торговля во второй половине XVI века достигла высокого уровня, оказывая большое влияние на развитие японских городов, поскольку содействовала усилению общественного разделения труда, появлению новых видов и отраслей производства, расширению товарно-денежных отношений.

В XVI столетии Япония имела довольно широкие внешнеторговые связи. Кроме Китая, Кореи и островов Рюкю она торговала со многими странами Южной и Юго-Восточной Азии. Она импортировала шелк-сырец, шерстяные ткани, бархат, хлопок, ковры, ртуть, [257] сахар, слоновую кость, изделия из стекла и т. д., а вывозила мечи, лакированные изделия, створчатые ширмы, веера, предметы из золота и серебра и др.¹⁸⁾

С середины XVI века Япония устанавливает торговые связи с некоторыми европейскими государствами, раньше всего с Португалией и Испанией. Европейские купцы ввозили главным образом огнестрельное оружие и занимались реэкспортом товаров из ряда азиатских стран. Прямое влияние на развитие приморских городов страны, таких, как Сакаи, Хёго, Хаката, Хирадо, Нагасаки, Фунаи, где, кстати, были особенно сильны позиции торгового капитала, оказала именно внешняя торговля.

В XVI веке заметно вырос объем японо-китайской торговли. Так, если в 1433 году Япония экспортировала в Китай 2,5 т медной руды, в 1453 году — 91,2, то в 1539 году — уже 179,1 т. Резко увеличился также экспорт мечей: в 1433 году он составлял 3502 шт., в 1453 году — 9900, а в 1539 году — 24862 шт.¹⁹⁾ Косвенным показателем роста объема японо-китайской торговли в этот период служат и такие данные: в 1468 году японское посольство в Китае насчитывало 200 человек, а в 1539 году — 456, из которых 197 представителей выполняли функции, связанные исключительно с торговыми сделками.²⁰⁾

Центрами внешней торговли были крупные, главным образом приморские, города, они же являлись основными потребителями привозных товаров. Но эта торговля оказала влияние и на развитие японской экономики в целом, особенно горнодобывающей промышленности. Внешняя торговля способствовала расширению внутренней, росту товарности сельскохозяйственного производства, углублению процесса общественного разделения труда.

Показателем роста феодальных городов Японии в XVI веке является относительно высокая численность городского населения. Как известно, численность и плотность городского населения относятся к числу факторов, влияющих на процесс общественного разделения труда, а следовательно, и на развитие города, хотя это влияние не следует абсолютизировать.²¹⁾

Вопрос о численности населения феодальных городов — один из наиболее сложных. Практически невозможно сколько-нибудь точно подсчитать городское население периода раннего феодализма. Это справедливо в отношении не только Японии, но и других стран. Известный советский историк акад. М.Н. Тихомиров отмечал, в частности, что «численность населения в древнерусских городах фактически почти не поддается учету и по этому вопросу можно сделать кое-какие приблизительные выкладки».²²⁾

Исследователи феодального города не располагают материалами, которые непосредственно характеризовали бы численность [258] городского населения. В лучшем случае в их распоряжении оказываются исторические документы, позволяющие установить ее лишь на основании косвенных показателей. Ввиду этого данные о численности населения в ранних феодальных городах почти всегда очень приблизительны.

В японских источниках, в сущности, нет конкретных сведений о числе горожан в XVI веке, не говоря уже о более раннем периоде. Поэтому исследователь сталкивается с весьма противоречивыми данными даже в тех случаях, когда речь идет о численности столичных жителей. Японский исследователь Такэкоси Ёсабуро отмечает, например, что, по одним данным, в столице Киото уже во второй половине XV века должно было проживать свыше 1 млн. человек, по другим — 90 тыс.²³⁾

Исследователи применяют обычно несколько методов при подсчете численности населения в феодальных городах. Нередко она определяется на основании сведений о числе домов или дворов, уничтоженных в результате сильных пожаров или других стихийных бедствий (что, как правило, находило отражение в летописях и хрониках), о размере войска, выставленного тем или иным городом, а также исходя из материалов археологических раскопок. Конечно, наиболее достоверными оказываются данные, полученные при помощи всех этих трех методов. Но неправильно было бы противопоставлять один метод другому. Выбор способа подсчета городского населения зависит не столько от исследователя, сколько от тех источников, которые оказываются в его руках. Для Японии важнейшими из них служат хроники и храмовые документы. Они не содержат, правда, прямых указаний о численности населения в том или ином городе, но все же дают некоторые сведения, позволяющие при известных допусках сделать приблизительные выкладки.

В документах можно найти данные о числе домов в определенной местности или поселении. Например, в одном из документов храма Дайдзёин отмечается, что в городе Ёдо (провинция Ямасиро) к годам Энтоку (1489—1491) насчитывалось 1 тыс. домов. Еще чаще встречаются данные о домах, пострадавших от стихийных бедствий и сильных пожаров. Так, имеется упоминание о том, что в 1180 году в городе Оцу (провинция Оми) в результате пожара сгорело 2853 дома, в городе Омити в 1319 году — свыше 1 тыс., в городе Касивадзаки в 1488 году — 3 тыс. домов и т. д.²⁴⁾

Харада Томихико, специально исследовавший эту проблему, собрал большой документальный материал, в котором содержатся такого рода сведения, и на основании его попытался определить численность населения в некоторых городах Японии как в XVI веке, так и в более ранний период. При этом он исходил из числа уничтоженных при пожаре или стихийных бедствиях домов, принял [259] за средний показатель пять жителей на один дом. Эта цифра тоже взята из одного документа, датированного 1499 годом, в котором говорилось буквально следующее: «В Оминато в результате наводнения свыше тысячи домов было уничтожено и пять тысяч человек погибли».²⁵⁾

Харада считает, что такое соотношение (пять человек на одну семью) оставалось неизменным в течение длительного периода, включая новое и даже новейшее время. Этой точки зрения придерживаются н некоторые другие японские историки.

Однако при применении этого метода необходимо не только учитывать число уничтоженных домов, но и принимать во внимание известный процент строений, которые могли не пострадать от пожара или стихийного бедствия.²⁶⁾

Таким образом, данные, приводимые Харэда, кажутся нам несколько заниженными. Впрочем, он и сам считает их минимальными. Вместе с тем необходимо помнить, что при определении численности населения в японском феодальном городе часто оказывается невозможным отделить город от прилегающей к нему округи. Поэтому в состав горожан включаются иногда не только обитатели города в строгом смысле этого слова, но и жители близлежащей округи, охватывающей довольно значительное число деревень, тем более что средневековые японские города в отличие от европейских и русских не были, как правило, обнесены стеной, а это мешало четко отграничить городское население от негородского.

Тем не менее численность населения японских городов в XVI веке была относительно высокой. Не говоря уже о столице Киото, где проживало свыше 100 тыс. человек, в стране в то время существовали и другие крупные города. В 1532 году пожар охватил почти всю северную и треть южной части Сакаи, в результате которого сгорело 4 тыс. домов. Из этого можно сделать вывод, что численность горожан Сакаи составляла не менее 30-40 тыс. Ему, видимо, ненамного уступали такие города, как Тэннодзи, Хаката, Касугаяма, Аннодзу и некоторые другие. Не менее 10 городов насчитывали более чем по 10 тыс. жителей.

Следовательно, численность населения в японских городах в XVI веке была несколько выше, чем та, о которой говорит Харада. Но вряд ли можно согласиться с некоторыми европейцами, посетившими в то время Японию, например с испанцем доном Родриго де Виверо-и-Веласко, который утверждал, что в этой стране было много городов с населением в 200 тыс.²⁷⁾ По его данным, в конце XVI — начале XVII века население Киото составляло 300-400 тыс., Осака — 200 тыс., Эдо — 150 тыс., Сидзуока — 120 тыс., Сакаи — 80 тыс. и т. д. Эти числа явно завышенные.

В XVI веке в городах Японии проживало примерно 1,5-2 млн. [260] человек, что составляло более 10% общей численности населения страны. Это довольно высокий процент городского населения, если учесть, что в указанное число не входят самураи, которые в ту пору в массе своей оседали в городах.

Города росли главным образом за счет притока в них крестьян. «В течение всего средневековья, — отмечали К. Маркс и Ф. Энгельс, — непрерывно продолжается бегство крепостных в города. Эти крепостные, преследуемые в деревнях своими господами, приходили поодиночке в города, где они заставали организованную общину, по отношению к которой они были беспомощны и в рамках которой они вынуждены были подчиниться тому их положению, которое определялось потребностью в их труде и интересами их организованных городских конкурентов».²⁸⁾ Бегство из деревень как одна из специфических форм классовой борьбы японского крестьянства в XVI веке приняло большие размеры. Об этом свидетельствует серия указов, строжайше запрещавших крестьянам покидать свои деревни и селиться в городах. В одном из них, датированном 1533 годом, в частности, говорилось: «Горожанам запрещается переходить в крестьяне, а крестьянам — становиться горожанами».²⁹⁾

Феодалы боролись прежде всего против бегства «своих» крестьян, опасаясь, что оно может привести к упадку сельскохозяйственного производства и сокращению доходов, которые складывались в основном из многочисленных поборов с крестьянства. К тому же, какие бы выгоды ни приносил феодалу город, они не шли в сравнение с тем, что он получал от сельского хозяйства путем постоянного усиления податного гнета. Кроме того, уже в силу своей классовой принадлежности феодал не мог не цепляться за сохранение натурального хозяйства. В то же время это не мешало ему вводить льготы для жителей городов, расположенных на территории его владений, тем самым привлекая в них крестьян из чужих владений.

С усилением феодального гнета учащались случаи бегства из деревень бедных крестьян. Крестьяне этой категории, убегая от своих господ, селились, как правило, в тех местах, где уже имелись или по крайней мере складывались поселения ремесленников-профессионалов, которые не находили достаточного применения своему труду в деревне, где им становилось все труднее сбывать свои изделия, особенно те, изготовление которых требовало высокого мастерства и значительной затраты сил и времени. Поэтому ремесленники-профессионалы стремились избавиться от феодального гнета и стать самостоятельными, т. е. уйти из деревни и поселиться там, где находили более благоприятные условия для своей деятельности и лучший спрос на изделия своего ремесла.

Таковы были мотивы бегства ремесленников из деревни. Однако [161] их желание не осуществилось бы, если бы не было для этого экономической предпосылки. Чтобы уйти из деревни и поселиться на новом месте, надо было владеть движимым имуществом, а оно раньше всего могло появиться у крестьян-ремесленников. Причем, чем выше была их квалификация, тем естественно, больше было у них движимого имущества.

К. Маркс и Ф. Энгельс писали: «Не нужно забывать, что уже необходимость сохранить существование крепостных и невозможность крупного хозяйства, которая влекла за собой распределение allotments (мелких участков земли) между крепостными, очень скоро свели повинности крепостных по отношению к феодалам к такому среднему уровню оброка и барщины, который сделал возможным для крепостного накопления движимого имущества, что облегчало ему побег от своего владельца и давало ему возможность устроиться в качестве горожанина, а также порождало дифференциацию среди крепостных; таким образом, беглые крепостные были уже наполовину буржуа. При этом ясно также, что крепостные крестьяне, владевшие каким-нибудь ремеслом, имели больше всего шансов приобрести движимое имущество».³⁰⁾ Эту мысль К. Маркса и Ф. Энгельса следует подчеркнуть, поскольку некоторые японские историки, анализируя социальный состав населения феодального города, недостаточное внимание уделяют характеристике именно ремесленников и торговцев, составлявших основу населения феодального города.

Ремесло и торговля, которые в древности считались зазорными занятиями, в средние века стали важнейшей деятельностью городских жителей, и, несмотря на то что в японском городе XVI века аграрный элемент был еще значителен, именно они определяли экономическое и социальное лицо феодального города. Если раньше ремесленники и торговцы полностью исключались из числа полноправных граждан и находились, по существу, в полурабской завивисимости от феодалов и монастырей, то в XVI веке их положение резко изменилось. Появились даже свободные ремесленники. В крупных городах, таких, как Сакаи, Хаката и другие, их было особенно много.

Конечно, феодальный гнет давил на ремесленников и торговцев неодинаково. Часто японские историки определяют их одним термином «горожане». И это правильно. Во-первых, потому, что даже в XVI веке ремесленник нередко выступал и в роли торговца, а во-вторых, имущественная дифференциация среди ремесленников и отчасти торговцев не всегда проявлялась столь отчетливо. Тем не менее разделение труда между этими категориями городских жителей, а также имущественное и правовое неравенство между ними становились все заметнее. [262]

Быстрое развитие товарно-денежных отношений вело к росту влияния крупных купцов, в руках которых сосредоточивались значительные по тем временам богатства. В XVI веке они начинают играть заметную роль в экономической и политической жизни японского города, в некоторых городах подчиняют своему контролю многих торговцев и ремесленников. Особенно сильным их влияние было в Киото, Сакаи, Хаката. Экономическое могущество сакайских купцов дало им возможность откупиться от феодалов и создать орган самоуправления, в который избирались крупные торговцы и ростовщики — наиболее богатые и влиятельные жители города.

Таким образом, два общественных слоя — ремесленники и торговцы — представляли собой основу населения феодального города Японии. Феодалы были экономически заинтересованы в торгово-ремесленной деятельности, видя в ней дополнительный источник своих доходов. Этим можно объяснить их стремление привлекать в города все новых жителей за счет «чужих» крестьян.

Говоря о ремесленниках и торговцах в средневековых городах, некоторые японские историки применяют по отношению к ним также термин «класс» (кайкю). Можно ли в самом деле считать, что ремесленники и торговцы представляли собой самостоятельный общественный класс феодального общества? Этот вопрос встает в связи с тем, что некоторые советские исследователи западноевропейского средневекового города также были склонны рассматривать ремесленников как один из самостоятельных классов феодального общества.³¹⁾

Основным признаком различия между классами В. И. Ленин считал «их место в общественном производстве, а следовательно, их отношение к средствам производства».³²⁾ Но можно ли сказать, что у ремесленника было принципиально иное отношение к средствам производства, чем у крестьян? Ремесленник являлся мелким собственником, владевшим нехитрыми орудиями производства, и в этом смысле он мало чем отличался от крестьян, которые тоже были мелкими товаропроизводителями. Ведь нельзя же думать, что господство натурального хозяйства в деревне в эпоху феодализма начисто исключало всякую возможность превращения продуктов сельскохозяйственного производства в товар. Как бы ни была сильна зависимость крестьян от феодала, с развитием товарно-денежных отношений ему было выгоднее взимать с крестьян подать не натурой, а деньгами. Таким образом, принципиально и у крестьян и ремесленников было одинаковое отношение к средствам производства как мелких собственников, мелких товаропроизводителей. Это не значит, конечно, что между ними не было никаких различий, но эти различия касались главным образом характера их производственной [263] деятельности, а не отношения к средствам производства и их места в общественном производстве.

Конечно, помимо основных классов в каждой формации могут существовать и существуют, сохраняя определенную самостоятельность, неосновные классы — оставшиеся от предшествующих общественных систем и зародыши новых. Так, в эпоху капитализма существует неосновной класс крестьянства, который был основным в период феодализма. Сами феодальные отношения на протяжении довольно длительного времени во многих странах Востока, в том числе в Японии, сочетались с отношениями рабства.

Что же касается ремесленников, то их следует, вероятнее всего, рассматривать как промежуточный слой, который, выделившись из крестьян, затем в большинстве своем превратился в класс наемных рабочих.

Помимо ремесленников и торговцев в состав населения японских городов в XVI веке входили также крестьяне. В некоторых японских городах аграрный элемент, как отмечалось выше, составлял довольно значительный процент. В летописи годов Тэммон (1532—1554) говорится, что в городе Такацуки (провинция Сэтцу) «проживало много людей и все население города подразделялось на три общественных слоя: самураи, крестьяне, имевшие рисовые поля в его окрестностях, и ремесленники».³³⁾ Сведения о крестьянах как городских жителях содержатся и в некоторых других источниках, например в документах Уэсуги, датированных 1566 годом, где упоминается город Касивадзаки (провинция Этиго), и др.

Большой процент крестьян в составе городского населения вполне объясним. Как бы ни был значителен уровень экономического и политического развития японского города XVI века, его связь с деревней была самой непосредственной и органичной. Контакт поддерживался не только крестьянами, но и ремесленниками и торговцами, которые еще длительное время сохраняли весьма прочные связи с деревней. Известны случаи, когда наиболее влиятельные торговцы, а иногда и богатые ремесленники покупали землю в близлежащей округе и выступали одновременно и в роли землевладельцев, правда не очень крупных.

К тому же социальное обособление горожан в особое «третье сословие» происходило в Японии гораздо позже, хотя некоторые японские авторы придерживаются той точки зрения, что в Японии в XVI веке, во всяком случае в два последних его десятилетия, шло достаточно бурное развитие «третьего сословия», включавшего в себя даже некоторые элементы нарождавшейся буржуазии. Для этого периода, как считают некоторые японские историки, были уже характерными как стремление горожан вырваться из узких и замкнутых отношений средневековья, так и проявление консолидации [264] городских жителей, основу которой составлял городской уклад жизни, складывавшийся и укреплявшийся под воздействием товарно-денежных отношений.³⁴⁾ Наиболее ярко эта тенденция проявилась в борьбе городов за свое самоуправление.

В японских городах в XVI веке существовало несколько типов самоуправления, определявшегося как степенью экономического развития того или иного города, так и уровнем борьбы городов против феодалов. Городское самоуправление складывалось в ходе этой борьбы, причем она не всегда принимала форму открытых вооруженных столкновений. Города располагали таким мощным оружием, как деньги, что давало им возможность откупиться от феодалов. Иногда городам удавалось добиваться полного самоуправления, иногда же им приходилось ограничиваться неполным. Наиболее характерным примером так называемых вольных городов был Сакаи — один из немногих городов на Востоке, пользовавшийся полным самоуправлением. Выгодность географического положения и раннее установление торговых связей с внешним миром (еще в XIV веке тогдашний хозяин города, один из крупнейших феодалов страны, Оути, признал за ним право вести торговлю с Китаем и Кореей) способствовали усилению купцов, явившихся той основной силой, которая выступила против феодалов и добилась для Сакаи полного самоуправления. Сакайские купцы наживались главным образом на посреднической торговле огнестрельным оружием. Среди товаров, вывозившихся Японией в другие страны, были не только предметы собственного производства, но и товары, приобретенные в других странах, — черный перец, дорогие породы дерева (купленные, видимо, на островах Рюкю, куда они доставлялись из стран бассейна Тихого океана) и т. д.³⁵⁾

Огромные прибыли получали купцы Сакаи от торговли огнестрельным оружием, которое, как отмечалось выше, в большом количестве доставляли в Японию европейцы. Учитывая все возраставшие потребности в нем феодалов, купцы наладили его изготовление в своем городе.³⁶⁾

С развитием ремесленного производства и ростом товарно-денежных отношений Сакаи в XVI столетии превратился в один из крупнейших центров ремесла и торговли. Сосредоточив в своих руках значительные денежные богатства, сакайские купцы вначале выплачивали феодалу определенного размера подать, а в дальнейшем полностью откупились от него. Город перешел к системе самоуправления. По своему характеру он весьма напоминал европейские вольные города. Не случайно первые европейцы, посетившие Японию в то время, описывали его как «свободный и республиканский Сакаи» и называли «японской Венецией».³⁷⁾

В середине XVI века вся страна была превращена в театр [265] военных действий. В этом море феодальной междоусобицы Сакаи представлял собой остров, где какое-то время сохранялся мир. «Во всей Японии нет более безопасного места, чем город Сакаи, — отмечал в 1552 году миссионер Вилела Падре Гаспар. — Несмотря на то что все провинции охвачены войной, здесь царит спокойствие. И если бы в этот город прибыли и победители и побежденные, то и они жили бы в мире и согласии».³⁸⁾

Это оказалось возможным благодаря тому, что Сакаи был вольным городом, во главе которого стоял выборный орган — городской совет, насчитывавший 36 членов. В него избирались наиболее богатые и влиятельные жители, преимущественно крупные торговцы. Совет устанавливал налоги, вел судебные разбирательства, руководил обороной города и т. д. В условиях непрерывных междоусобных войн Сакаи постоянно угрожала опасность военного нападения. Чтобы защитить свою независимость, город должен был иметь собственные вооруженные силы, которые также находились в ведении городского совета. Одним из средств защиты от возможного нападения войск соседних феодалов служил ров, которым был окружен город.

Однако мирная жизнь города продолжалась недолго. Ода Нобунага, боровшийся против своих основных противников — крупных феодалов и монастырей — и стремившийся подчинить всю страну, решил раз и навсегда покончить с независимостью Сакаи. В какой-то мере это было продиктовано тем, что крупные сакайские купцы финансировали некоторых враждебных ему феодалов. Первое ультимативное требование Ода Нобунага, адресованное жителям Сакаи в 1568 году, сводилось к тому, что город должен немедленно выплатить ему так называемый военный налог в размере 20 тыс. кан.³⁹⁾ Городской совет Сакаи отклонил ультиматум. Тогда Нобунага повторил свое требование, увеличив сумму налога до 30 тыс. кан.

В одной из летописей того времени по этому поводу говорится следующее: «Все цветущие населенные пункты, расположенные в районе Кинаи, включая храмы, были обложены военным налогом. И каждый понимал, что это было необходимо. Все исправно выплачивали налог. Это была действительно вынужденная мера. Что же касается города Сакаи, расположенного в провинции Идзуми, то там проживали богатые торговцы, и потому он должен был выплатить налог в размере 30 тыс. кан. Можно считать, что для него это была небольшая сумма».⁴⁰⁾

В Сакаи, как говорится в той же летописи, было созвано экстренное заседание городского совета, на котором требование Ода Нобунага вновь было отклонено. Тогда Нобунага решил применить силу и двинул против непокорного Сакаи свои войска. Городской [266] совет, предвидя неизбежность военного нападения, стал активно готовиться к защите города. Создавалось ополчение, строились укрепления. На защиту Сакаи поднялось, по существу, все его население. Городской совет рассчитывал, вероятно, на то, что Ода Нобунага, занятый в то время более важной и трудной для него борьбой против войск феодала Миёси, не решится немедленно выступить против непокорного города. Однако эти надежды не оправдались. Сакаи, как и другие города, вынужден был подчиниться власти Ода Нобунага. В 1568 году с самоуправлением Сакаи было покончено.

Сакаи в XVI веке играл большую роль не только в экономической и политической жизни страны. С его названием в большой степени связано зарождение и развитие демократических тенденций в японской национальной культуре, чему способствовало в особенности то обстоятельство, что город пользовался правом самоуправления. Имея широкие по тому времени внешнеторговые связи с рядом стран Азии и Европы, Сакаи испытал влияние восточной и западной культур. Раньше, чем в каком-либо другом японском городе, там появились ростки культуры «третьего сословия», которая к концу XVI века приобрела более яркие очертания.

Сакаи был не единственным в Японии городом, пользовавшимся правом самоуправления. К таким городам следует отнести также Хирано (провинция Сэтцу), расположенный недалеко от портов Сакаи и Хёго и тоже (правда, не в такой степени, как они) участвовавший во внешнеторговых операциях. В XVI веке Хирано превратился уже в довольно крупный центр ремесла и торговли. Ему, как и Сакаи, удалось заключить с феодалом, во владениях которого он находился, договор о выплате установленной подати, за что город получил право на самоуправлеиие. Приблизительно в середине XVI века он откупился от феодала и стал самостоятельным. Во главе города находился совет старейшин, в который входили богатые купцы. Большим влиянием в городе пользовался купеческий дом Суэёси, вложивший значительные суммы денег в судоходную компанию Сакаи, которая занималась в основном внешней торговлей.

В архиве дома Суэёси обнаружен чрезвычайно интересный документ, который с несомненностью подтверждает, что Хирано был самоуправляющимся городом. Документ этот представляет собой послание городского совета Сакаи совету старейшин города Хирано. Из текста вытекает, что оно было написано во второй половине XVI века, вероятнее всего в 1568 году, когда Ода Нобунага выступил против Сакаи, желая подчинить город своей власти. В послании говорится следующее: «Городскому совету Хирано. Как нам стало известно, Ода... скоро предпримет против нас наступление. Поэтому [267] мы обращаемся к вам, надеясь договориться о том, чтобы обе стороны направили свои войска к нашим границам для совместной защиты наших территорий.

С глубоким уважением

Городской совет Сакаи».⁴¹⁾

Документ интересен с двух точек зрения. Во-первых, он подтверждает наличие городского совета в Хирано, а это дает все основания полагать, что город, как и Сакаи, был вольным. В тех условиях Сакаи вряд ли стал обращаться непосредственно к какому-либо городу, если бы тот не имел того же статуса, что и он сам. Во-вторых, документ позволяет предположить, что в Японии в XVI веке, как верно замечает Хани Горо, «были даже попытки создания союзов вольных городов».⁴²⁾

Близок к Хирано по своему положению был и город Хаката в провинции Тикудзэи на Кюсю, хотя полностью самоуправляющимся его вряд ли можно считать. Хаката занимал очень удобное географическое положение. Уже в XIII—XIV веках он стал важным портом. Суда, которые направлялись из Сакаи в Китай, заходили в Хёго, Муро, Ономитики, Ямагути и Амагасаки на побережье Внутреннего Японского моря, а затем в Хаката и уже оттуда шли в порты Китая и Кореи. Таким образом, Хаката был последним японским портом для судов, покидавших страну, и первым пунктом на пути их следования на родину. Он был своего рода морскими воротами Японии.

В период междоусобных войн Хаката постоянно подвергался нападениям и разрушениям. В 1587 году Хидэёси провел 20 дней в этом городе, куда прибыл после того, как наголову разбил войска феодала Симадзу. В руках купцов, живших тогда в Хаката, были сосредоточены довольно крупные денежные средства. Наиболее богатыми из них был купеческий дом Симаи. Во время военного похода Хидэёси на Кюсю он оказывал финансовую поддержку Отомо, который действовал на стороне Хидэёси. Когда Хидэёси вошел в Хаката, богатые купцы, прежде всего те, кто принадлежал к дому Симаи, устроили ему восторженный прием. В ответ Хидэёси издал распоряжение, согласно которому городу были предоставлены некоторые льготы. Его жители освобождались от ряда повинностей, вводилась свободная торговля и т. д.⁴³⁾

Анализ системы самоуправления, существовавшей в японских городах Сакаи, Хирано и некоторых других, опровергает довольно распространенное мнение о том, что вольные города — это специфически западноевропейское явление, в то время как восточные города никогда не были самостоятельными.⁴⁴⁾

В Японии в XVI веке было немало городов с ограниченным, или неполным, самоуправлением. Они оставались под контролем [268] феодалов, но в то же время добивались от них некоторых нрав. К такому типу городов можно отнести Касивадзаки (провинция Этиго), Мацуяма (провинция Мусаси), Амагасаки (владения феодалов Оути) и т. д. За этими городами признавалось, например, право самообложения. В них создавался специальный орган, который ведал в основном сбором налогов с населения. В некоторых случаях городам передавались полицейские функции по поддержанию порядка в их стенах и пр. Правом неполного самоуправления пользовались обычно портовые города. Это и понятно, поскольку здесь концентрировались наиболее крупные купцы, которые имели возможность откупиться от феодалов. В их руках находились органы городской власти. Контроль за городскими жителями феодалы осуществляли через посредство назначаемых ими градоначальников (бугё).

Предоставляя городам ограниченное самоуправление, феодалы стремились получить как можно большую экономическую выгоду, поскольку за каждую такую привилегию города обязаны были откупаться от них. Вместе с тем феодалы стремились заручиться известной поддержкой городского населения, ибо совершенно не считаться с ним уже не могли.⁴⁵⁾

Несмотря на то что японские города в то время в большинстве своем продолжали обслуживать феодалов и развитие этих городов не означало еще разложения феодализма, феодалы боялись их экономического и политического роста, так как видели в них силу, угрожавшую самим основам социального строя. Тем не менее они вынуждены были предоставить отдельным городам (главным образом тем из них, где роль крупных купцов была особенно значительной) некоторые, хотя и весьма ограниченные права самоуправления.

На развитие самоуправления в японских городах большое влияние оказало крестьянское движение. Во-первых, крестьянское самоуправление явилось в известной мере прообразом городского самоуправления в вольных городах, а во-вторых, рост крестьянского движения расшатывал феодальные устои, ослаблял власть феодалов, что не могло не способствовать успеху борьбы горожан. Не случайно восстания крестьян нередко подкреплялись выступлениями городских жителей.⁴⁶⁾

Отдельные японские историки, в их числе Харада Томохико, справедливо отмечают, что система самоуправления, которая складывалась в японских городах, имела много общего с формами управления в деревне.⁴⁷⁾ Аналогичное явление было характерно и для Западной Европы, где марка — община с ее учреждениями — легла в основу города и городских учреждений.⁴⁸⁾

Наряду с борьбой крестьян большое влияние на развитие самоуправления в японских феодальных городах оказали крупные торговцы, которые имели достаточно средств, чтобы откупиться [269] от феодалов или, во всяком случае, деньгами добиться от них некоторых привилегий.

Как отмечает Тоёда Такэси, усиление влияния богатых купцов и ростовщиков наряду с расширением крестьянских восстаний вынуждало феодалов идти на предоставление городам самоуправления. «С развитием товарно-денежных отношений, — продолжает автор, — богатые купцы все более увеличивают свое влияние и в конце концов начинают играть главную роль в управлении городом».⁴⁹⁾ С мыслью автора вполне можно было бы согласиться, если бы он не так настойчиво подчеркивал исключительную роль богатых купцов в борьбе с феодалами. Конечно, значение купцов в экономической и политической жизни городов, как это особенно отчетливо видно на примере Сакаи, было достаточно велико, но не настолько, чтобы недооценивать другие силы, и в частности городские низы, которые не просто пользовались плодами добытого другими самоуправления, но активно боролись за него и защищали его. Поэтому нам кажется справедливой критика Мацуяма Хироси, который, полемизируя с Тоёда Такэси, замечает, что в борьбе против феодалов участвовали не только крупные купцы, но и низшие слои городского населения.⁵⁰⁾ Другое дело, что купцам удавалось держать в своих руках управление городом и использовать свое привилегированное положение для эксплуатации беднейшего населения города.

Итак, городской строй в японских городах в XVI столетии развивался достаточно быстрыми темпами; города играли довольно заметную роль не только в экономической, но и в политической жизни страны. Особенно велико значение японских феодальных городов в политическом объединении страны и создании централизованного государства.

Государственное объединение Японии во второй половине XVI столетия оказалось бы невозможным, если бы к этому времени не созрели необходимые социально-экономические предпосылки. Немалая роль в их создании принадлежала городам. К концу XVI века японский феодальный город, пройдя длительный путь эволюции, достиг достаточно высокого уровня экономической, политической и культурной зрелости. Однако этот рост осуществлялся на феодальной основе. Экономическое развитие японских феодальных городов в XVI столетии не означало еще разложения феодальных отношений, которые оставались сильными и продолжали укрепляться.

Проблема феодальных городов имеет не только самостоятельное научное значение, но и непосредственное отношение к вопросу о генезисе капитализма в Японии, тем более что, как отмечают некоторые японские авторы, в Японии в то время уже существовали [270] предприятия мануфактурного типа, в основном по производству сакэ.⁵¹⁾ И хотя эта точка зрения оспаривается многими японскими историками, которые чаще всего мануфактурную стадию капитализма в Японии датируют последними десятилетиями XVIII и первой половиной XIX века, это не означает, конечно, что до конца XVIII и начала XIX века Япония,⁵²⁾ оставаясь страной с чисто феодальной организацией землевладения, была полностью лишена элементов или признаков капиталистических отношений, возникавших в недрах феодального хозяйства.

Как отмечал В. И. Ленин, признаки капитализма появляются на той стадии развития товарного производства, когда товаром становятся уже не только продукты человеческого труда, но и сама рабочая сила человека. Поэтому в историческом развитии капитализма важны «два момента: 1) превращение натурального хозяйства непосредственных производителей в товарное и 2) превращение товарного хозяйства в капиталистическое. Первое превращение совершается в силу того, что появляется общественное разделение труда — специализация обособленных [NB: это — непременное условие товарного хозяйства], отдельных производителей по занятию одной только отраслью промышленности. Второе превращение совершается в силу того, что отдельные производители, производя каждый особняком товары на рынок, становятся в отношение конкуренции: каждый стремится дороже продать, дешевле купить, и необходимым результатом является усиление сильного и падение слабого, обогащение меньшинства и разорение массы, ведущее к превращению самостоятельных производителей в наемных рабочих и многих мелких заведений в немногие крупные».⁵³⁾

В связи с этим немалый интерес представляет анализ процесса классового расслоения деревни, которое предполагает не простое имущественное неравенство, а качественные различия: зажиточное крестьянство во все более значительной степени пользуется наемным трудом, а бедняки вынуждены все чаще прибегать к продаже своей рабочей силы. Естественно, что, пытаясь наметить признаки капитализма в экономике феодальной Японии, исследователи уделяют важное место анализу аграрных отношений. «Капитализм простой кооперации и мануфактуры, — отмечал В. И. Ленин, — нигде и никогда не был связан с полным отлучением работника от земли».⁵⁴⁾ Это особенно характерно для раннего периода развития капитализма, когда работник был очень тесно связан с землей.

Но было бы неправильно недооценивать вторую, более существенную сторону проблемы — развитие капитализма в городе, поскольку капиталистические отношения складывались прежде [271] всего в городе. При этом важно исходить не просто из уровня экономического развития города и даже страны в целом, в данном случае Японии, а из того, что «капитализм существует и при низкой и при высоко развитой технике».⁵⁵⁾

Экономический рост японских городов в XVI веке еще не означал разложения феодализма. Они продолжали обслуживать феодалов. Не существовало еще достаточно широких экономических связей городов друг с другом.

Но в то же время в истории развития японских городов XVI век был в известной мере переломным. В сфере экономики это нашло свое отражение в росте промышленности и торговли, появлении новых видов производств, более широком развитии товарно-денежных отношений, укреплении позиций торгового капитала. И хотя экономический подъем Японии осуществлялся на феодальной основе, тем не менее в нем можно уже усмотреть тенденцию последующего исторического развития страны.

Экономический рост японских городов в XVI столетии, являясь результатом развития производительных сил и общественного разделения труда, сам оказал на них активное воздействие. Политика изоляции страны, которую проводили правители феодальной Японии из дома Токугава, могла лишь на время оттянуть, но не остановить начавшийся рост производительных сил. Таким образом, толчком для их развития в XVII—XVIII веках послужили именно качественные процессы, происходившие в XVI веке — веке бурного роста и расцвета японских городов.

Назад К содержанию Дальше

¹⁾ Ф. Энгельс. О разложении феодализма и возникновении национальных государств. — Т. 21, с. 406.

²⁾ См.: Харада Томохико. Нихон хокэн сэйка-но тоси то сякай (Го рода и общество феодальной Японии). Токио, 1960, с. 14.

³⁾ См.: Хондзё Эйдзиро. Никон кэидзаиси (Экономическая история Японии). Токио, 1954, с. 125.

⁴⁾ В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. — Т. 3, с. 329.

⁵⁾ См.: Тоёда Такэси. Тюсэй Нихои сёгёси-но кэнкю (Изучение истории торговли в средневековой Японии). Токио, 1954, с. 84-85.

⁶⁾ См.: Осима Нобудзиро. Нихон тоси хаттацуси (История развития японских городов). Токио, 1955, с. 176.

⁷⁾ См.: Накамура Такая. Нихон сякай кэйдзайси гайсэцу (Очерк социально-экономической истории Японии). — Синко Дайнихонси (Новый курс лекций по истории Японии). Т. 12. Токио, 1942, с. 18.

⁸⁾ См.: Takeshi Toyoda. Japanese Guilds. — The Annals of Hitotsubashi Academy. Vol. 5. 1954, № 1, с 74-75.

⁹⁾ В. И. Ленин. Развитие капитализма в России. — Т. 3, с. 332-333.

¹⁰⁾ Takeshi Toyoda. Japanese Guilds, с. 77.

¹¹⁾ Кокуси сирёсю (Сборник документов по истории Японии). Т. 3. Ч. 1. Токио, 1944, с. 70.

¹²⁾ Takeshi Toyoda. Japanese Guilds, с. 77.

¹³⁾ Эидо Мотоо. Кинсэй сёкунин сива (Рассказ о ремесленниках нового времени). Токио, 1946, с. 46.

¹⁴⁾ Конечно, нельзя думать, что были запрещены все существовавшие в стране дза. Оно Хитоси называет целый ряд городов, где все дза были распущены [см.: Оно Хитоси. Кинсэй дзёкамати-но кэнкю (Изучение призамковых городов нового времени). Токио, 1928, с. 83]. Но его список далеко не исчерпывает всех городов, где существовали дза. Известно также, что в 1583 г. Хидэёси признал за Киото право иметь дза (см.: Эндо Мотоо. Кинсэй сёкунин сива, с. 47). Таким образом, совершенно очевидно, что в ряде городов дза продолжали существовать наряду с кабунакама.

¹⁵⁾ См.: Takeshi Toyoda. Japanese Guilds, с. 80-81.

¹⁶⁾ Эндо Мотоо. Нихон тюсэй тосирон (Средневековые города Японии). Токио, 1940, с. 228-229.

¹⁷⁾ См.: Вакита Харуко. Нихон тюсэй тосирон (Средневековые города Японии). Токио, 1981, с. 384.

¹⁸⁾ См.: Накамура Такая. Нихон сякай кэйдзайси гайсэцу, с. 18.

¹⁹⁾ См.: Wang Yi-t’ung. Official Relations between China and Japan, 1368—1549. Cambridge (Mass.), 1953, с. 104-106.

²⁰⁾ Там же, с. 106.

²¹⁾ Известный исследователь феодального города в Западной Европе В. В. Стоклицкая-Терешкович показала зависимость роста феодальных го родов от роста народонаселения: «Рост городов, к которому в коночном счете приводит отделение ремесла от сельского хозяйства, проявляется тем резче, чем больше возрастает население» (В. В. Стоклицкая-Терешкович. Происхождение феодального города в Западной Европе. — «Вестник Московского университета». Серия общественных наук. Вып. 1, 1955, с. 360). Этот свой вывод автор делает, опираясь па известное положение К. Маркса, гласящее: «Если для разделения труда внутри мануфактуры материальной предпосылкой является определенная численность одновременно занятых рабочих, то для разделения труда внутри общества такой же предпосылкой является численность населения и его плотность, которые здесь играют ту же роль, какую играет скопление людей в одной и той же мастерской» (К. Маркс. Капитал. Т. 1. — Т. 23, с. 365). Но К. Маркс, придавая серьезное значение народонаселению и его роли в общественном разделении труда, в то же время подчеркивал, что сама «плотность населения есть нечто относительное. Страна, сравнительно слабо населенная, но с развитыми средствами сообщения, обладает более плотным населением, чем более населенная страна с неразвитыми средствами сообщения; в этом смысле северные штаты Американского союза населены плотнее, чем, например, Индия» (там же). То же самое можно, очевидно, сказать о плотности городского населения. Численность населения не всегда определяла уровень развития города, тем более феодального. Численность населения японских городов в рассматриваемый период была в ряде случаев выше, чем в европейских средневековых городах, но это, как справедливо замечает японский историк Харада Томохико, вовсе не говорит о том, что в период феодализма японские города находились на более высокой ступени развития по сравнению с европейскими.

²²⁾ М. Н. Тихомиров. Древнерусские города. М., 1956, с. 138.

²³⁾ Такэкоси Ёсабуро. Нихон кэйдзайси (Экономическая история Японии). Т. 2. Токио, 1928, с. 175-176.

²⁴⁾ См.: Эндо Мотоо. Нихон тюсэй тосирон, с. 114.

²⁵⁾ Цит. по: Харада Томохико. Тюсэй-ни окэру тоси-но кэнкю (Изучение средневековых городов). Токио, 1942, с. 133.

²⁶⁾ М. Н. Тихомиров, ссылаясь на древние русские летописи, в которых упоминается, в частности, о большом пожаре 1211 г. в Новгороде, в результате которого сгорело 4300 дворов, приходит к выводу, что в начале XIII в. население Новгорода составляло приблизительно 20-30 тыс. Такое предположение вполне оправдано, ибо, как справедливо замечает автор, «пожар был „великим", но охватил не весь город» (М. Н. Тихомиров. Древнерусские города, с. 139).

²⁷⁾ Родриго де Виворо-и-Веласко находился в Японии с 1608 по 1610 г. (см.: В. Бартольд. История изучения Востока в Европе и России. Л., 1925, с. 95).

²⁸⁾ К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология. — Т. 3, с. 51.

²⁹⁾ Цит. по: Харада Томохико. Тюсэй-ни окэру тоси-но кэнкю, с. 254.

³⁰⁾ К. Маркс и Ф. Энгельс. Немецкая идеология. — Т. 3, с. 78.

³¹⁾ Этого мнения придерживалась, в частности, В. В. Стоклицкая-Терешкович, которая следующим образом аргументировала свою точку зрения: «В борьбе с феодалами и в совместной работе ремесленников разных специальностей, организованных в цехи, постепенно создавалось — по мере расширения рынка и обмена — единство всей ремесленной массы. Создавался класс ремесленников — мелких товаропроизводителей, владевших орудиями производства и составлявших основную массу населения средневековых городов. Это был не основной класс феодального общества, подобно классу крепостных крестьян и феодалов-землевладельцев, но это был все же особый класс его, сыгравший большую роль в экономической, политической и культурной жизни средневекового города» (В. В. Стоклицкая-Терешкович. Происхождение феодального города в Западной Европе, с. 14).

³²⁾ В. И. Лени н. Вульгарный социализм и народничество, воскрешаемые социалистами-революционерами. — Т. 7, с. 45.

³³⁾ Цит. по: Харада Томохико. Тюсэй-ни окэру тоси-но кэнкю, с. 146.

³⁴⁾ См.: Харада Томохико. Сэкигахара кассэн дзэнго. Хокэн сякайни окэру нингон-но кэнкю (До и после битвы при Сэкигахара. Положение человека в феодальном обществе). Токио, 1956, с. 151.

³⁵⁾ См.: Wang Yi-t'ung. Official Relations between China and Japan. 1368—1549, с. 97.

³⁶⁾ Прав советский исследователь А. Л. Гальперин, отмечавший, что в тот период такие отрасли производства, как «кораблестроение и производство оружия, развивались и в свободных городах Сакаи, Хаката и др., где они создавались, очевидно, купцами, а не феодальными властями» [см.: А. Л. Гальперин. Очерки истории Японии в 1640—1700 гг. — «Ученые записки Института востоковедения». Т. 15 («Японский сборник»). М., 1956, с. 16].

³⁷⁾ Цит. по: Е. Norman. Ando Shoeki and the Anatomy of Japanese Feudalism. Tokyo, 1949, с. 4.

³⁸⁾ Цит. по: Тоёда Такэси. Сакаи. Сёнин-но синсюцу то тоси-но дзино (Сакаи. Активизация торговцев и свобода городов). Токио, 1959, с. 57.

³⁹⁾ Кан — денежная единица, равная 3,75 кг серебра.

⁴⁰⁾ Кокуси сирёсю. Т. 2. Ч. 2. Токио, 1944, с. 1029.

⁴¹⁾ Там же.

⁴²⁾ Хани Горо. История японского народа. Пер. с яп. М., 1957, с. 63.

⁴³⁾ Такэкоси Ёсабуро. Нихон кэйдзайси. Т. 2, с. 619-620. Текст приказа Хидэёси имеется также в английском издании книги: Yosaburo Takekoshi. The Economic Aspects of the History of the Civilization of Japan. Vol. 1, L. 1930, с. 368-369.

⁴⁴⁾ Такой точки зрения придерживался даже известный советский исследователь западноевропейского феодализма А. И. Неусыхин, считавший, что города Востока никогда не были самостоятельными общинами, автономными корпорациями, ибо этому мешала ритуальная связанность членов одного рода или даже одного племени. «Так, в Китае, Японии и Индии, — писал он, — вовсе не существовало города как автономной корпорации с населением из бюргеров как носителей определенных сословных привилегий. Были гильдии, профессиональные объединения (Япония), чиновничьи, сословные организации (Китай), касты (Индия), но не автономные общины» (см.: A. И. Неусыхин. Проблемы европейского феодализма. М., 1974, с. 474).

⁴⁵⁾ Интересную мысль высказал исследователь древнерусских городов B. И. Сергеевич, который на основании детального изучения веча пришел к выводу, что само существование веча было вызвано тем, что позиции князя были еще недостаточно прочными, а «свободное население являлось довольно внушительной силой, которая могла оказать князю или деятельное сопротивление, или существенную поддержку. Где сила, там и власть, и в начале истории народные массы составляли силу» (цит. по: М. Н. Тихомиров. Древнерусские города, с. 218).

⁴⁶⁾ Например, восстание в городе Нара в 1532 г. было тесно связано с выступлениями крестьян. Наряду с беднейшим населением этого города в вем принимали участие и богатые купцы [Тоёда Такэси. Нихон-но хокэн тоси (Феодальные города Японии). Токио, 1954, с. 62].

⁴⁷⁾ Харада Томохико. Тюсэй-ни окэру тоси-но кэнкю, с. 113-114.

⁴⁸⁾ Рассматривая политическую историю феодальных городов Западной Европы, В. В. Стоклицкая-Терешкович писала: «Крестьяне принесли с собой старые обычаи управления по марковому праву. На этой основе конституировались новые общины будущих городов. Марковый строй был первым строем управления городского общества. Он предшествовал сеньориальному режиму, с которого обычно буржуазные историки начинают политическую историю города. Как видно из некоторых документов по истории западноевропейских городов, отдельные черты маркового строя сохранились в городском управлении при сеньориальном и даже при цеховом режиме. Главным органом общины, конструировавшейся на основе маркового строя, было общее собрание всех ее членов. Оно решало важнейшие в жизни общины дела: тяжбы, касавшиеся пользования альмендой, т. е. общинными землями, дела о мерах и весах, касавшиеся торговли, и выборы должностных лиц, обязанных приводить в исполнение решения общего схода» (В. В. Стоклицкая-Терешкович. Происхождение феодального города в Западной Европе, с. 12).

⁴⁹⁾ Тоёда Такэси. Нихон-но хокэн тоси, с. 58.

⁵⁰⁾ Мацуяма Xироси. Хокэн тоси сэйрицу-ни цуйтэ-но косацу (Исследование о становлении феодальных городов). — «Рэкисигаку кэнкю». 1955, № 180, с. 12-13.

⁵¹⁾ Акияма Кэндзо. Нихон тюсэиси (Средневековая история Японии). Т. 2. Токио, 1936, с. 216-220.

⁵²⁾ Такой известный исследователь, как Хаттори Сисо, считал, что об этой стадии развития капитализма в Японии можно говорить начиная с годов Тэмпо (1830—1843) [см.: Хаттори Сисо. Мануфакутю сирой (История мануфактуры). — Собрание сочинений. Т. 2. Токио, 1955, с. 150].

⁵³⁾ В. И. Ленин. По поводу так называемого вопроса о рынках. — Т. 1, с. 87.

⁵⁴⁾ В. И. Ленин. Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов? — Т. 1, с. 214.

⁵⁵⁾ В. И. Ленин. Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве. — Т. 1, с. 459.

Назад К содержанию Дальше