Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. |
К разделам: Малая Азия | Хетты
|
Источниковедение истории Древнего Востока |
|
Раздел второй
|
||
Глава X
|
Древнейшая история Малой Азии по тем данным, которыми располагает сейчас наука, начинается с X тысячелетия до н.э., с эпохи мезолита. Ее изучение вплоть до рубежа III—II тысячелетий до н.э. возможно лишь на базе [145] одного типа источников: памятников материальной культуры, открытых в результате археологических раскопок.
Древнейшими памятниками являются места обитания людей на юге Анатолии — это пещеры Окюзлю, Белдиби и др., покрытые росписями первобытных художников. Там же обнаружены кремневые вкладыши жатвенных ножей, что свидетельствует об использовании мезолитическими охотниками дикорастущих злаков.
О зарождении земледелия и скотоводства и переходе древних насельников Малой Азии к оседлой жизни свидетельствует такой памятник, как поселение Чейюню-Тепеси, открытое американскими и турецкими археологами (Г. Брейдвуд, Г. Чамбел и др.) на северо-востоке Малой Азии и датируемое 7250—6750 годами до н.э.
Гораздо больше памятников материальной культуры Малой Азии дошло от эпохи неолита. Это поселения Чатал-Гуюк, Хаджилар, Суберде, Кан-Хасан и др. Особенно важные и показательные результаты дали раскопки Чатал-Гуюка, производившиеся английской археологической экспедицией под руководством Дж. Мелларта в 60-х годах XX в.
Чатал-Гуюк — «Двойной холм» — расположен в долине реки Конья, в районе потухших вулканов Гасандаг и Караджидаг. Двенадцать археологических слоев 19-метровой высоты скрывали остатки неолитического поселения, время существования которого методом радиоуглеродного анализа определено 6500—5700 годами до н.э. Чатал-Гуюк был крупным поселением, занимавшим площадь в 13 га и являвшимся, видимо, центром целого ряда меньших поселений такого же типа (площадь 1–1,5 га), которых сейчас насчитывается 22.
Находки в Чатал-Гуюке показывают уже достаточное развитие производящих форм хозяйства: земледелия (разводили пшеницу, полбу, ячмень, горох, чечевицу, виноград — до 22 видов растений и даже цветы), скотоводства (крупный и мелкий рогатый скот), ремесла («кремневая индустрия» — орудия из камня, обсидиана, находимого близ потухших вулканов, из нефрита, кости; ткачество из шерсти, изготовление ковров, войлока, вязка и т.д.). Но и охота на оленей, онагров, леопардов, диких быков, кабанов оставалась для жителей немаловажным промыслом, о чем свидетельствуют находки их изображений и костей.
Находки жилых и хозяйственных построек дают материал об их архитектуре, использовании при строительстве сырцового кирпича с примесью ила и тростника, деревянных [146] несущих конструкций, а также камня. Интересно, что стены домов плотно примыкали друг к другу, не имели окон и образовывали снаружи глухую как бы оборонительную стену.
Чатал-Гуюк дал и находки культовых сооружений, причем в большом количестве. На каждые 3-4 дома приходилось святилище, которых насчитывается примерно 48. Изнутри они украшены росписями, дающими прекрасное представление об искусстве того времени: преобладают динамичные охотничьи и магические сцены, орнаментика в виде отпечатков рук красного и черного цвета, расположенных сверху и снизу росписи. По тематике изображений святилища были названы археологами: «храм охоты», «храм предков», «храм богини плодородия» и др. Уникальное изображение — это план селения Чатал-Гуюк, самый древний в мире план. Обнаружены настенные рельефы, изображающие людей и животных, и статуэтки из различных пород камня, мела, глины, носившие культовый характер. Чаще всего встречаются изображения быков, медведей и леопардов, а также мужского божества — покровителя охоты и скотоводства. Имеются и изображения женщины-богини в виде роженицы, возле которой находятся два леопарда — прообраз Великой Матери, богини плодородия, земледелия. Это богатый материал по ранней религии. Исключительно важное значение имеют найденные в Чатал-Гуюке изделия из металла: проколки, пронизки, шильца, бусы из меди и свинца. Найдены медные шлаки, остатки печей для обжига, что свидетельствует о выплавке металла, а не о простом использовании самородной меди. Видимо, в Малой Азии раньше, чем где-либо на Ближнем Востоке, стали использовать металл.
Раскопки ряда поселений свидетельствуют, что в конце эпохи неолита они обзаводятся оборонительными сооружениями, несут на себе следы разрушений, пожаров, некоторые из них были покинуты жителями по неизвестной причине. Встречаются останки погибших жителей. Невозможно, однако, установить, кто были эти жители Малой Азии эпохи неолита по языку и этнической принадлежности.
Раскопки энеолитических поселений V—IV тысячелетий до н.э. (выделяются три археологические культуры этого времени: Мерсин, Хаджилар, Бейчесултан) свидетельствуют, с одной стороны, об известном прогрессе в развитии производительных сил. Идет, например, процесс сокращения каменных орудий и увеличения числа металлических изделий (в Мерсине обнаружены медные топоры и тесла, [147] в Бейчесултане — клад медных предметов и серебряное кольцо), достигает высокого уровня производство керамики. Но с другой стороны, поселения этого времени малы по масштабам (от 0,5 до 5 га); археологические культуры Малой Азии этого периода испытывают влияние более передовых, обогнавших их в своем развитии центров Месопотамии (Телль-Халаф, Эль-Убейд).
III тысячелетие до н.э. — эпоха ранней бронзы в Малой Азии представлена примерно десятью археологическими культурами (Троя I–V, Бейчесултан, Алишар и др.), что свидетельствует об отсутствии единой, «генеральной» линии в развитии Малой Азии в этот период, об известной географической, этнической и культурной разобщенности.
Раскопки этих памятников показали усиление тенденции к сооружению укрепленных центров, что свидетельствует об учащении межплеменных войн. Особенно показательно в этом плане городище Бейчесултан на юго-западе Малой Азии, площадь которого достигала 24 га и которое было обнесено каменной стеной 5-метровой толщины. Значительно укрепленными поселениями были Алишар и Кюль-тепе на востоке полуострова. Троя II была окружена оборонительными стенами толщиной от 5 до 10 м и высотой до 8,5 м, сложенными снизу из крупных камней, вверху — из кирпичей, имела 4 сторожевые башни и двое ворот. Найдены остатки крупных светских и культовых сооружений: дворец правителя в Трое, святилища в Бейчесултане, Алишаре, Кюль-тепе.
Наряду с поселениями обнаружены некрополи (Дорак на западе, Алача-Гуюк на востоке, Махматлар и Хороз-тепе — на северо-востоке Малой Азии и др.). Находки различных изделий в поселениях и погребениях позволяют отметить развитие ремесленных производств, особенно металлургического, а внутри него — оружейного (производство боевых топоров, копий, кинжалов, шлемов и пр.) и ювелирного (например, так называемый «клад Приама», открытый в городской стене Трои и состоявший из 9000 драгоценных предметов и украшений).
Обращает на себя внимание богатый ассортимент обрабатываемых металлов (медь, бронза, олово, свинец, драгоценные металлы, метеоритное железо) и многообразие методов его обработки. Любопытна находка в «кладе Приама» 6 слитков серебра в форме ножей одинакового веса. Некоторые исследователи видят в них первые «троянские деньги». Прослеживается наличие привозного сырья и изделий (янтарь, лазурит, киликийская керамика в Трое, [148] египетская шкатулка в Дораке), что свидетельствует о развитии внешних контактов малоазийских центров с другими, даже весьма отдаленными древневосточными центрами.
Наличие насыщенных сокровищами кладов, прослеживающихся в захоронениях Дорака, Алача-Гуюка, пышный погребальный ритуал и исключительно богатый заупокойный инвентарь свидетельствуют о развитии социальной дифференциации, о явно и бурно идущем процессе разложения родового строя и возникновении классового общества и государства в Малой Азии.
Многие поселения конца III тысячелетия до н.э. несут на себе следы сожжения, разрушения и запустения. Такая судьба постигла, например, Трою, на месте которой до 1800 г. до н.э. существовали лишь небольшие поселки; другие, как, например, Бейчесултан, Алишар, Кюль-тепе, даже усилились. Этот процесс был связан, видимо, с крупными этническими передвижениями и межплеменными, войнами.
Памятников письменности в этот период еще нет: древнейший — печать со знаками иероглифического характера, найдена в Бейчесултане в слоях начала II тысячелетия до н.э.
Помимо археологических материалов важную роль в реконструкции древнейших периодов истории Малой Азии играет лингвистическое изучение позднейших письменных памятников. В хеттских текстах II тысячелетия до н.э. ясно различим хаттский (протохеттский) субстрат. В научной литературе хатты обычно рассматриваются как аборигенное население Малой Азии, жившее здесь до прихода хеттов. Трудно, однако, ответить на вопрос, насколько многочисленным был собственно хаттский этнос в различных областях Малой Азии. Во всяком случае обращает на себя внимание крайняя редкость хаттских имен, встречающихся в «каппадокийских табличках». Поселения хаттов располагались, по-видимому, главным образом на северо-востоке Малой Азии, поскольку именно здесь в позднейшие времена находились хаттские культовые центры (Аринна, Нерик, Ципланда). Можно отметить и то, что из анатолийских языков влияние хаттского сильнее всего сказывается в палайском (область Пала располагалась именно на северо-востоке Малой Азии). Устанавливаемое лингвистами родство хаттского с группой абхазо-адыгских языков также служит [149] подтверждением данной локализации. Полагают, что с хаттами можно соотнести культуру Алача-Гуюка конца III тысячелетия до н.э.
Воздействие хаттов на хеттскую культуру, и прежде всего на религию и литературу, было весьма значительным, особенно в древнехеттскую эпоху. С исторической точки зрения особенно важно то, что сильное хаттское влияние обнаруживается в сфере политической терминологии хеттов. Наименования царя и царицы, важнейших должностей и титулов оказываются по происхождению хаттскими. Хаттскими являются и основные официальные празднества и придворные ритуалы хеттов. Это заставляет предполагать, что государства в восточной части Малой Азии складывались в III тысячелетии до н.э. при политическом господстве хаттов (протохеттов), а соответствующие традиции и терминология были затем унаследованы хеттами, создавшими в начале II тысячелетия до н.э. свою державу.
Лингвистический анализ позволяет реконструировать и дописьменную историю самих хеттских народов. Хеттские тексты являются древнейшими письменными памятниками на индоевропейских языках, и в этом их огромное значение для индоевропеистики. Сравнительно-исторический анализ языков, входящих в индоевропейскую семью, дает возможность определить время распада языковой общности и выделения из нее самостоятельных языков. Для выяснения путей миграции существенное значение имеет изучение следов языковых контактов с неродственными языками (в данном случае семитскими, картвельскими и т.д.).
Решение проблем происхождения хеттов, путей и времени их появления в Малой Азии в огромной степени зависит от определения прародины индоевропейцев. Разные решения вопроса о прародине (Балканский полуостров, области к северу или к юго-востоку от Черного моря) приводят к совершенно различным точкам зрения о путях миграции хеттов (соответственно через Западную Малую Азию, через Кавказ или небольшое смещение на запад от первоначальной территории расселения). Анализ общеиндоевропейской лексики в хеттских текстах дает некоторое представление о характере занятий, социального строя и религии хеттов ко времени их отделения от других индоевропейцев. Основными источниками по проблемам индоевропеистики, естественно, являются лингвистические данные, однако современный уровень исследований требует привлечения археологических материалов. Языковым общностям не должны непременно соответствовать определенные археологические [150] культуры, но общее направление этнических миграций, как и характер экономики дописьменных обществ, может быть выяснено лишь в результате совместной работы археологов и лингвистов.
Своеобразным источником исторических сведений может служить сама письменность. Хеттская (неситская) клинопись II тысячелетия до н.э. восходит в конечном счете к староаккадской. Хеттами она была приспособлена к передаче звуков своего языка. Например, знаки, отражающие в аккадском звук «ш», в хеттской клинописи использовались для передачи «с» и т.д. (отсюда, кстати, известная путаница в транскрипции хеттских имен в научной литературе). В хеттской клинописи используется огромное количество шумерских идеограмм, сопровождаемых иногда фонетической передачей окончаний соответствующих хеттских слов. Поэтому до сих пор неизвестно хеттское звучание многих наиболее употребительных слов (брат, раб, бык и др.), которые всегда писали идеограммами. С этим связана и важная источниковедческая проблема — насколько точно соответствует шумерский или аккадский термин (например, для раба), тому, что обозначалось им у хеттов. Чрезвычайно важен вопрос о путях и времени проникновения староаккадского письма в Малую Азию. Известно, что до образования Хеттской державы и появления наиболее ранних памятников хеттской клинописи на территории Малой Азии находились крупные торговые колонии, документация которых велась на староассирийском языке. Замечено, однако, что хеттская клинопись заимствована не от староассирийского варианта аккадского письма. Она обнаруживает значительно большее сходство с хурритской и с аккадской клинописью документов из Алалаха. Сопоставление этих систем письменности заставляет некоторых исследователей (Т.В. Гамкрелидзе, В.В.Иванов и др.) предполагать в качестве их общего источника письменность Северной Сирии конца III тысячелетия до н.э. Сравнительный анализ хеттской письменности во всяком случае позволяет делать выводы о характере культурных связей Малой Азии с областями Средиземноморья и Месопотамии в ту эпоху, от которой мы не имеем собственно хеттских письменных памятников. [151]
Для восстановления истории Малой Азии в конце III — начале II тысячелетия до н.э. огромное значение имеет исследование Каниша (совр. Кюль-тепе — «холм пепла») в 20 км к северо-востоку от турецкого города Кайсери. Здесь в 1925 г. работала экспедиция Б. Грозного, а с 1948 г. проводят систематические раскопки турецкие археологи (Т. Эзгюч и др.). На территории Кюль-тепе вскрыты кварталы частных построек: небольшие склады, лавки, мастерские, жилые дома, возможно, помещение школы. Эту часть города занимали купцы и ремесленники. Административный центр Каниша был расположен на соседнем холме, где находилась укрепленная цитадель с дворцом правителя и храмом. Цитадель являлась также историческим центром города, его древнейшим городищем.
Едва ли не первое упоминание Каниша встречается в найденном недавно тексте договора между правителями Эблы и Ашшура конца III тысячелетия до н.э. Расцвет города относится, по принятой в настоящее время хронологии, к XIX—XVIII вв. до н.э., когда он стал крупнейшим международным торговым и ремесленным центром. Именно к этому времени относятся обширные частные архивы Каниша, содержащие преимущественно деловые документы торговцев (так называемые каппадокийские таблички). В настоящее время в научный оборот вошло несколько тысяч «каппадокийских табличек» и более 13 тыс., найденных турецкими археологами, еще не опубликовано. «Каппадокийские таблички» составлены на староассирийском диалекте аккадского языка, по содержанию они весьма разнообразны — счета, обязательства, распоряжения, расписки, соглашения о разделе имущества, письма и т.д. Документы рисуют структуру и деятельность «карума» — торговой общины Каниша. Сохранилось три фрагмента специального «Устава карума». В связи с тем что Каниш находился на пересечении важнейших торговых путей, в городе были целые кварталы, заселенные иноземными купцами, судя по именам — в основном ассирийцами и северо-сирийцами (амореи, хурриты). Упоминается значительное количество имен местных купцов, а также купцов из других областей Малой Азии (хетты из Хаттусы и т.д.). Иноземные купцы вели торговлю по договоренности и под контролем местного правителя, причем последний не только получал пошлину и рыночные сборы, но и отбирал лучшую часть товаров. Торговая община периодически проверяла состоятельность своих [152] сочленов, очевидно, определяя размер взноса каждого в общую казну «карума». Торговцы Каниша составляли сообщества на родственной основе, своего рода кланы, возглавлявшиеся «отцами». В «каппадокийских табличках» содержится значительный материал и об организации ремесел, в особенности связанных с обслуживанием царской резиденции.
Благодаря документам из Кюль-тепе можно составить представление о географии Малой Азии, в том числе и политической. Чрезвычайно интересно появление в ассирийских текстах индоевропейской (хеттской и лувийской) лексики, что позволяет делать выводы об этническом составе местного населения. Экономическая мощь «карума» Каниша, очевидно, способствовала тому, что столицей хеттов стала именно Неса (т.е. Каниш). Однако в новой социально-политической обстановке в Малой Азии, созданной образованием Хеттской державы, старые колонии, ведшие широкую посредническую торговлю, быстро приходят в упадок.
«Каппадокийские таблички» издавались и изучались многими учеными. Среди работ последних лет следует отметить труды П. Гарелли и Н.Б. Янковской.
Написать нам: halgar@xlegio.ru