Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Глава V
Месопотамия в древнейшую эпоху. Шумер и Аккад

Соловьева С.С.
§ 1. Месопотамия в древнейшую эпоху (до рубежа IV—III тысячелетий до н.э.)

Древнейший период истории Месопотамии — от палеолита и до начала III тысячелетия до н.э. — может быть изучен только на основе памятников материальной культуры, поскольку письменные источники появляются лишь в самом конце этой эпохи.

Древнейшие памятники эпохи палеолита — это стойбища охотников (Барда-Балка, Шанидар) на территории современного Курдистана.

Эпоха мезолита (XI—VIII тысячелетия до н.э.) изучена по раскопкам поселений Зави-Чеми-Шанидар, Млефаат, Карим-Шахир, где представлены новые формы обитания людей; зимние стоянки в пещерах и летние по берегам рек; зарождение производящей экономики — земледелия (находки зерен ячменя, пшеницы, зернотерок, кремневых вкладышей серпов, пестов и ступок) и скотоводства (кости одомашненной овцы).

Эпоха неолита (VII—V тысячелетия до н.э.) представлена в Месопотамии несколькими археологическими культурами, из них важнейшие — Джармо (VII—VI тысячелетия до н.э.), Хассуна (VI тысячелетие до н.э.), Телль-Халаф (V тысячелетие до н.э.). Основные материалы по изучению этой эпохи дают поселения и погребения, из которых и происходят важнейшие группы памятников.

Уже само географическое расположение поселений показывает, что в VII тысячелетии до н.э. начинается постепенное, с востока на запад, заселение долины Междуречья горными племенами, спустившимися с Загроса.

Раскопки поселений дают не только данные о формах хозяйства этого времени, но и об эволюции этих форм. Находки зерен культурных растений позволяют проследить освоение человеком их новых видов и сортов, находки орудий труда — прогресс в обработке почвы и технике сбора урожая, наличие разных типов зернохранилищ свидетельствует [60] об увеличении урожая и улучшении способов его хранения. Находки остатков дамб и следов каналов свидетельствуют о зарождении искусственного орошения уже в хассунский период.

От Джармо до Халафа по костям одомашненных животных прослеживается по стадиям процесс развития скотоводства.

Находки ремесленных изделий свидетельствуют о развитии гончарного дела, ткачества, ювелирного и камнерезного ремесел. При этом особенно многочисленны материалы, говорящие о развитии керамического производства: от простой, изготовленной без гончарного круга керамики Джармо до лепных и фигурных сосудов, применения полихромной росписи и техники глазури в халафский период. На прогресс в развитии ремесел указывают находки металлических изделий. Для периода Джармо это две медные бусины и печать, найденные при раскопках Телль-Сотто, для периода Хассуна — медные бусины и нож, а также свинцовый браслет из Ярым-тепе I, для Халафа — кинжалы и долота из меди.

Находки керамики свидетельствуют об экономических контактах Месопотамии с Малой Азией, Сирией, Ираном, Кавказом и Закавказьем.

Остатки жилых, хозяйственных и культурных построек, фрагментов вымостки улиц и дорог позволяют судить о формах архитектуры, технике строительства и использовавшихся в то время строительных материалах. Изучение погребений позволяет сделать выводы о возможном наличии различных этносов в Месопотамии, о зарождении социальной дифференциации в месопотамском обществе, о древнейших религиозных верованиях и особенно об эволюции заупокойного культа.

Как в поселениях, так и в погребениях находят предметы быта — украшения (бусы, браслеты, подвески и др.), печати, игральные фишки, — что позволяет более живо представить облик людей и образ их жизни в те далекие времена.

Итак, благодаря перечисленным видам памятников материальной культуры вырисовывается картина жизни и исторического развития Месопотамии в период VII—V тысячелетий до н.э., в эпоху неолита.

Памятники материальной культуры — главный источник также и для истории Месопотамии в период последней трети V — начала III тысячелетия до н.э., т.е. в эпоху энеолита, представленную последовательно развивавшимися [61] археологическими культурами Эреду, Эль-Убейд, Урук и Джемдет-Наср.

Географическое расположение вышеперечисленных поселений на юге Месопотамии говорит о дальнейшем передвижении племен на юг, в глубь региона.

Земледельческое хозяйство переживает расцвет за счет создания системы искусственного орошения. Есть данные о развитии ремесел. В керамическом производстве в эпоху Эль-Убейд наблюдается появление гончарного круга, стандартных форм, геометрической росписи, в период Урука — появление быстро вращающегося гончарного круга, гончарных мастерских и массового производства серой и красной керамики. Изобилие каменных сосудов, украшенных скульптурами и барельефами, печатей из полудрагоценных камней с изображением мифологических, военных, бытовых сцен и орнаментов, монументальных фигур животных говорит об успехах камнерезного ремесла. Но особенно показательно развитие металлообработки: наличие большого набора орудий из меди, освоение техники литья (Эль-Убейд), развитие ювелирного производства на базе обработки драгоценных металлов (период Урук), изобилие медных орудий труда и оружия и появление изделий из бронзы (Джемдет-Наср). Дошли изображения и глиняные модели лодок и повозок — важнейших транспортных средств этого периода.

Для эпохи Эль-Убейд характерно как наличие мелких, так и появление крупных поселений площадью до 10 га. В период Урук появляются ранние города — средоточия ремесел и торговли. Встречаются разные типы жилищ: хижины, многокомнатные дома, построенные из обожженного кирпича, даже дворцовые сооружения с толстыми и мощными стенами (например, в Телль-Укайре). Все более возрастает роль храма: если в первой половине IV тысячелетия до н.э. их возводят на искусственных платформах, то в период Урук уже создаются целые храмовые комплексы, украшенные фресками, колоннами, мозаикой, а на рубеже IV—III тысячелетий до н.э. возводятся великолепные храмы в различных центрах: «Белый храм» бога Ана в Уруке, три храма в Тепе-Гавра, храм «священного ока» в Телль-Браке. Становится очевидной роль храмов как административно-хозяйственных, политических и идеологических центров. Появляются элементы фортификации, что говорит о нестабильной внутри- и внешнеполитической обстановке.

Социальная дифференциация определяется на основе изучения погребений: бедных ямных и гробниц, сложенных [62] из каменных плит или сырцового кирпича, наличия печатей — знаков собственности, изображений на рельефах и печатях жрецов-правителей по сравнению с фигурами их подданных в гораздо большем размере, а также изображений скованных, связанных людей.

В конце IV тысячелетия до н.э. в урукский период появляются первые памятники письменности, записанные на глиняных табличках рисуночным (пиктографическим) письмом, получившим название протошумерского. Число знаков в нем, обозначающих целые понятия, насчитывается предположительно около 2000. По своему характеру это документы хозяйственной отчетности: обмер полей, учет выдачи и поступления продуктов, инструментов, списки профессий, названия местностей и др. Наиболее ранние хозяйственные архивы, главным образом храмовые, дошли из Урука и Джемдет-Насра. В ряде хозяйственных документов встречается упоминание «мужчин (женщин) горной страны», что истолковывается как обозначение пленников, рабов. Если в более ранних текстах их число выражается в десятках, то в более поздних оно доходит до 700. Протошумерское письмо еще до конца не дешифровано.

Как явствует из анализа памятников материальной культуры и отчасти письменности древнейшего периода истории Месопотамии, на их основе вполне возможно восстановление исторически верной картины процесса разложения первобытно-общинного строя и возникновения раннеклассового общества в Двуречье — одном из древнейших очагов цивилизации.

Клочков И.С.
§ 2. Общие сведения о древнемесопотамских источниках III тысячелетия до н.э.

Используемая современными историками сетка столетий и тысячелетий весьма условна: границы этих хронологических единиц часто не совпадают с началом и концом реальных исторических этапов. В истории Месопотамии, однако, III тысячелетие до н.э. можно рассматривать как вполне законченный самостоятельный период. Начало его ознаменовано возникновением на юге Двуречья нескольких шумерских городов-государств, а конец — гибелью царства III династии Ура (2003 г. до н.э.).

В целом III тысячелетие до н.э. в истории Месопотамии представляется временем преобладания шумерской культуры, хотя в формирование месопотамской цивилизации внесли [63] крупный вклад и другие народы, прежде всего дошумерское население Двуречья и семиты-аккадцы.

Картину жизни месопотамского общества III тысячелетия до н.э. восстанавливают на основании изучения памятников древневосточной письменности (письменных источников) и вещественных остатков и следов деятельности людей той эпохи (археологических источников). Интересные наблюдения были сделаны в ходе исследования древних языков. Так, лингвистический анализ ряда шумерских слов, обозначающих, в частности, такие понятия, как плуг, кузнец, ткач и др., показал, что эти термины были заимствованы шумерским языком от дошумерского населения Двуречья. Это позволило прийти к важным историческим выводам относительно роли дошумерского этноса в создании основ древнемесопотамской цивилизации.

Почти все письменные источники, проливающие свет на месопотамскую цивилизацию III тысячелетия до н.э., месопотамского происхождения и написаны на шумерском или аккадском языке. Исключение составляют несколько эламских и аккадских надписей из Элама и довольно многочисленные шумерские и древнеханаанейские тексты из Эблы (Западная Сирия), которые, однако, только начинают поступать в научный оборот. Другие древневосточные письменные памятники этого времени либо не упоминают о Месопотамии (египетские), либо пока не поддаются прочтению (индские). Античные авторы, свидетельства которых имеют большую ценность для изучения поздних периодов месопотамской истории, о древнейшей эпохе ничего не сообщают. Лишь у Иосифа Флавия и Евсевия сохранились легендарные сведения о ранних шумерских царях, почерпнутые ими из сделанных Александром Полигистором и Абиденом пересказов утраченного исторического сочинения, написанного по-гречески вавилонским жрецом Беросом в III в. до н.э.

Общее количество письменных памятников, содержащих информацию о месопотамской цивилизации III тысячелетия до н.э., невозможно подсчитать сколько-нибудь точно, но оно несомненно исчисляется многими десятками тысяч и постоянно продолжает расти. Опубликована сравнительно небольшая часть этих текстов; большинство хранится в фондах музеев, причем далеко не все они идентифицированы и внесены в каталоги. Открытия новых важных клинописных источников в музейных хранилищах бывают почти столь же часто, как и в ходе археологических раскопок.

Вся эта масса клинописных текстов не представляет собой однородного материала; напротив, источники резко [64] отличаются друг от друга по тематике, по широте охвата отображенной в них действительности (сравните, например, царскую надпись, повествующую о военных походах, и табличку из храмового архива, регистрирующую выдачу зерна работнику) и по степени надежности сообщаемых ими сведений. Ценность того или иного вида источников зависит от конкретной научной задачи, которую ставит перед собой исследователь.

Единой теоретически обоснованной системы классификации клинописных источников до сих пор нет. Тексты разделяют на группы по таким признакам, как язык, тематика, время записи, место находки и т.д. Несмотря на свое несовершенство, эта классификация в общем пока отвечает практическим потребностям, позволяя ориентироваться в необозримом море источников при поиске нужного материала.

При работе над клинописными источниками исследователи встречаются с многочисленными и порой непреодолимыми трудностями. Трудности прежде всего языковые: отнюдь не всегда удается добиться однозначного понимания текста; особую сложность представляет древняя терминология. Трудноразрешимой проблемой является и датировка текстов, так как многие из них сохранились только в поздних копиях. Палеография помогает определить время создания списка, но часто нельзя установить, запись ли это текста, ранее передававшегося изустно, список ли с более древнего оригинала или же оригинальный текст. Внутренние свидетельства (указания на какие-либо события, реалии и пр.) также нередко недостаточны для датировки источника.

Многие тексты дошли до нас не полностью, с большими лакунами, которые затрудняют понимание их содержаниям общей направленности. Даже тексты (чаще всего литературные), сохранившиеся во многих фрагментарных списках, не всегда могут быть восстановлены полностью. Нередко случается так, что фрагменты одной таблички попадают в разные музеи; опознать их и собрать текст целиком бывает невероятно трудно.

Таковы некоторые общие проблемы, с которыми сталкиваются исследователи древнемесопотамских письменных памятников. Перейдем теперь к разбору отдельных категорий источников. [65]

Клочков И.С.
§ 3. Письменные источники

К числу наиболее информативных месопотамских письменных источников III тысячелетия до н.э. относятся так называемые царские надписи, т.е. тексты, составлявшиеся по различным поводам от имени царей или правителей городов-государств. Такие источники отличаются широтой отображения исторической действительности и содержат немало сведений о важных, с точки зрения их составителей, событиях в жизни города или страны. «Царские надписи» могут быть разделены на две группы: тексты, обращенные к современникам, — письма, указы, судебники, договоры, и тексты, адресованные богам и далеким потомкам, — закладные, строительные, вотивные (посвятительные), а также памятные надписи на стелах и пр., увековечивающие деяния и подвиги царей.

Древнейшие вотивные и закладные надписи датируются XXVII—XXV веками до н.э., т.е. восходят ко II и III раннединастическим периодам. Это краткие надписи на ценных предметах, которые цари посвящали божествам (дарили храмам). Самая древняя из известных вотивных надписей была обнаружена немецким ученым Д.О. Эдцардом в Багдадском музее на обломке какой-то поделки из алебастра: «Мебарагеси, царь Киша»; вероятно, речь идет о двадцать втором царе I династии Киша Энмебарагеси (конец XXVII в. до н.э.). Закладные надписи выполнялись на медных статуэтках, каменных табличках в виде небольшого плосковыпуклого кирпичика, на глиняных конусах и обожженных кирпичах, которые замуровывались в фундамент возводившихся храмов, дворцов и т.п. При раскопках развалин древних шумерских городов — Эреду, Ура, Урука, Лагаша, Гирсу и др. — были найдены сотни таких закладных надписей; они позволяют определить, при каком правителе происходила постройка или перестройка раскапываемого здания, а также его название и назначение.

Ранние вотивные и закладные надписи очень немногословны и строятся по схеме — такой-то царь богу такому-то то-то и то-то посвятил (построил): «Шаркалишарри, царь Аккада, богу Шамашу в Сиппаре [это] подарил». Эта схема сохраняется и в дальнейшем, вплоть до нововавилонского периода, однако с течением времени в нее включаются все новые и новые подробности. Надписи неимоверно разрастаются — от десятка клинописных значков на стеатитовой или известняковой табличке до пространных текстов в несколько сот строк на больших глиняных конусах и цилиндрах. Обращение к божеству превращается в торжественный [66] гимн в его честь, изобилующий мифологическими намеками; появляется родословная и пышная титулатура царя, перечисляются его добродетели, благочестивые дела и воинские подвиги; подробно описывается процесс строительства и украшения храма или иного сооружения (дворца, оборонительной стены, канала).

Порой закладные и строительные надписи содержат самую неожиданную информацию, казалось бы, совершенно не связанную со строительной деятельностью царя. В 1878 г. при раскопках Телло (древний Гирсу, ранее отождествлявшийся с соседним Лагашем) были найдены три глиняных конуса правителя города Уруинимгины (ок. 2318—2312 гг. до н.э.) с почти идентичными строительными надписями о проведении канала. Большую часть текста, однако, составляет отчет о проведенных Уруинимгиной реформах, — смягчении налогового бремени, отмене некоторых повинностей, ограничении самоуправства чиновников. Текст тщательно перечисляет поборы и злоупотребления, существовавшие до проведения реформ, а затем сообщает, как изменилось положение после вмешательства благочестивого царя. Таким образом, строительная надпись дает ценнейшую информацию о социально-экономической жизни шумерского города-государства.

В пространных строительных надписях царя II династии Лагаша Гудеа (конец XXII в. до н.э.) содержится немало сведений о связях с далекими странами, откуда доставлялись строительные материалы, о привлечении населения к работам и т.д. Особенно интересны два цилиндра Гудеа, найденные Э. де Сарзеком в Телло в конце XIX в. В надписях на этих цилиндрах Гудеа рассказывает о полученном во сне повелении богов построить храм богу Нингирсу, о ритуалах и церемониях, сопровождавших строительство, о знамениях, получаемых им от богов, и о молитвах, с которыми он к ним обращался.

Важную историческую информацию можно почерпнуть даже из кратких стандартных надписей. Так, найденная в Сузах короткая закладная надпись Шульги (2093—2046 гг. до н.э.) сообщает о постройке этим царем III династии Ура храма богу Иншушинаку; сам факт обнаружения такой надписи в Сузах проливает свет на характер взаимоотношений между царством «Шумера и Аккада» и Эламом в первой половине XXI в. до н.э. Родословная и титулатура царей, нередко встречающиеся в надписях подобного рода, позволяют устанавливать последовательность правлений царей и границы их владений, а также догадываться об [67] отдельных крупных политических событиях, происшедших в их правление.

При интерпретации свидетельств подобных надписей надо, однако, иметь в виду следующие особенности: прежде всего им присуща устойчивость фразеологии и формулировок. Раз возникнув, определенная титулатура принимается и сохраняется последующими царями той же династии, хотя бы они уже потеряли на нее основания. Более того, титулатура прославленных царей древности служила образцом для подражания в течение многих столетий в разных городах и районах Месопотамии. Так, титул царей первой «послепотопной» династии — «царь Киша» не только использовался позднейшими шумерскими царями (Месанепадой и др.), но и дожил до ассирийских времен, получив значение «царь Вселенной». Заявления о благочестии царя, его заботах о храмах и справедливости, о защите им «бедных от сильных», истреблении врагов и т.п. весьма рано превратились в застывшие формулы.

Вотивные, закладные и строительные надписи предназначались для богов и потомков, которые будут когда-нибудь перестраивать воздвигнутые царем сооружения; неудивительно, что в них рисуется героизированный и идеализированный образ правителя — победоносного воина, богобоязненного попечителя храмов и защитника справедливости. Цель таких надписей — представить правителя в самом выгодном, с точки зрения существовавших норм и понятий, свете, и все, что не отвечало этому идеальному образу, не находило в них отражения. Работая над подобными источниками, исследователю приходится тщательно взвешивать, что в них более или менее верно отображает реальность, что искажено, о чем умолчали, а что представляет собой окостеневшую фразеологию, набор принятых условностей и словесных штампов.

Все сказанное может быть отнесено и к коммеморативным (памятным) надписям, которые вырезались на каменных стелах и плитах, украшенных барельефами, или высекались на скалах. Если первые три вида надписей не предназначались для обычного чтения и как правило были скрыты от человеческих глаз, то памятные надписи часто (но далеко не всегда) помещались так, чтобы люди могли их прочитать. Такие стелы устанавливались на местах победоносных сражений, на границах или в пунктах крайнего продвижения армии того или иного царя. В торжественном тоне эти надписи повествуют об обстоятельствах (иногда и о предыстории) победоносного сражения или похода и их [68] результатах — покорении страны или области, наложении дани, установлении границы или заключении мира. В конце текста часто содержатся проклятия тому, кто попытается уничтожить или повредить стелу или надпись.

К числу наиболее замечательных памятников этого рода следует отнести так называемую «Стелу коршунов» правителя Лагаша Эаннатума (ок. 2400 г. до н.э.), найденную Э. де Сарзеком в Телло в конце XIX в. На одной стороне двухметровой стелы изображен бог Нингирсу, держащий в руках боевую сеть с барахтающимися в ней врагами, на другой — несколько сцен из похода Эаннатума; верхняя сцена представляет поле битвы, на котором коршуны терзают трупы вражеских воинов. Стела, как это явствует из надписи на ней, была сооружена в честь победы лагашитов над войском города Уммы. Столкновение произошло из-за спорного пограничного поля Гуэден, которое и прежде, и позднее не раз являлось причиной военных конфликтов между двумя соседними городами. На границе неоднократно ставились и уничтожались пограничные стелы. Об истории этих столкновений мы узнаем из надписи на двух глиняных цилиндрах, составленной при Энтемене (2360—2340 гг. до н.э.). Один из цилиндров, содержащих идентичные надписи, был найден в 1895 г. в окрестностях Лагаша; место находки другого неизвестно. Вероятно, и тот и другой были замурованы в основание каких-то пограничных сооружений.

Выдающимся памятником искусства аккадской эпохи является победная стела Нарам-Суэна (2236—2200 гг. до н.э.), надпись на которой повествует о походе аккадцев в горы Загра и разгроме племен луллубеев. Интересны также памятные надписи других аккадских царей — Римуша и Саргона. Сохранились старовавилонские копии победных надписей Саргона и Нарам-Суэна о походах на Запад, в которых упоминается и о разгроме Эблы.

Целью коммеморативной царской надписи было служить будущей памяти о прошлом, прославить для грядущих поколений воинские доблести и удачи царя. Составители надписей не скупились на похвалы и не стеснялись искажать истину, выдавая, например, сражения с сомнительным исходом за блистательную победу. Любопытно отметить, что Нарам-Суэн в своей надписи о походе на Запад говорит: «Никогда от сотворения человека ни один царь не разорял страны Арманум и Эблу», хотя лет за 80 до того его дед, Саргон, тоже писал о покорении Мари, Ярмути и Эблы до Кедрового леса и Серебряных гор. Весьма осторожно [69] следует подходить к цифровым данным, встречающимся в царских надписях, в особенности когда это «круглые», т.е. кратные 60, числа. Если, например, Энтемена говорит о том, что бог «избрал его из 3600 мужей», Уруинимгина — «из 36000», а Гудеа — «из 216000 (3600*60)», то это конечно не статистические данные, которые можно использовать для различных расчетов, а просто образное выражение, означающее великое множество людей.

До сих пор речь шла о надписях сакрального характера, предназначенных главным образом для богов и потомков. Перейдем теперь к рассмотрению царских надписей, создававшихся для текущих нужд, — официальных писем, дипломатических документов и т.п.

Царских писем III тысячелетия до н.э. сохранилось мало, причем дошли они в копиях старовавилонского времени и их подлинность не бесспорна. Пожалуй, наиболее выдающимися памятниками этого рода следует считать письма последнего царя III династии Ура, Ибби-Суэна (2027— 2003 г. до н.э.), и его военачальника Ишби-Эрры, в которых отразились драматические события, предшествовавшие падению «царства Шумера и Аккада». Царь послал своего полководца закупить большое количество зерна в Иссине и доставить его в Ур. Ишби-Эрра сообщает царю о невозможности исполнить поручение из-за того, что вторгшиеся амореи перерезали все пути на юг, и просит царя доверить ему защиту Иссина и Ниппура от кочевников. В ответ Ибби-Суэн предложил Ишби-Эрре обратиться за помощью к правителям северных городов и назначил его начальником обороны Ниппура и Иссина, чем тот вскоре воспользовался, объявив себя царем в Иссине.

Во II тысячелетии до н.э. месопотамские писцы переписывали попадавшиеся им подлинные царские письма, а также составляли от имени царей древности вымышленные послания. Хотя такие послания нередко основывались на сравнительно достоверной традиции, они все же не могут считаться первоисточниками и их следует рассматривать как литературные произведения.

От III тысячелетия до н.э. дошло несколько международных договоров. Условия ряда пограничных соглашений между Лагашем и Уммой были включены в текст двух закладных (?) цилиндров, излагавших историю борьбы этих городов за поле Гуэден.

При раскопках храма бога Иншушинака в Сузах была обнаружена поврежденная глиняная табличка с эламским текстом договора о союзе, который заключили между собой [70] Нарам-Суэн и какой-то эламский царь, вероятно Хита. Договор начинается призывом к эламским и аккадским богам быть свидетелями принесенных клятв. Далее в документе сообщается, что Нарам-Суэн, царь Аккада, направил в Сузы посла с дарами. Царь Элама дал Нарам-Суэну вспомогательное войско под командованием доверенного военачальника, который совместно с представителями аккадского царя разработал в деталях договор о союзе между двумя странами. В тексте договора читаем: «Пусть здесь царит единодушие… Опасному раздору пусть наступит конец!.. Враг Нарам-Суэна — и мой враг, друг Нарам-Суэна — и мой друг!..» Вероятно, договор нельзя назвать равноправным, однако он показывает, что могущественному аккадскому царю приходилось все же серьезно считаться со своим восточным соседом. До находки эблского архива этот договор признавали самым древним письменно засвидетельствованным международным договором.

В 1952 г. американский ученый С.Н. Крамер обнаружил в фондах Стамбульского музея древнейший в мире свод законов — Судебник Ур-Намму (ок. 2112—2094 гг. до н.э.) основателя III династии Ура. Сильно поврежденная глиняная табличка из Ниппура содержит пространное вступление, несколько напоминающее надпись на конусах Уруинимгины, и текст самих законов. Позже были найдены и другие фрагменты судебника. Всего сохранилось около тридцати статей: в них регулируются брачные отношения, устанавливается вознаграждение за поимку и возвращение хозяину беглого раба, определяются размеры штрафов за нанесение увечий, за лжесвидетельство и причинение финансового ущерба. Можно предположить, что если не в общих принципах, то в отдельных положениях судебник Ур-Намму, по всей вероятности, выходил за рамки норм, установленных существовавшими обычаями, и являлся плодом творчества царя или его ближайшего окружения.

Клочков И.С.
§ 4. «Царские списки» и другие тексты исторического содержания

Исключительную ценность для изучения древнейшей истории Месопотамии имеют «царские списки». Самый ранний из них, так называемый «Шумерский царский список», представляет собой перечень царей, правивших в разных городах Месопотамии с момента, «когда царственность низошла с небес», до эпохи III династии Ура, когда «Список», вероятно, и был создан. Позднее он был продолжен и стал [71] включать также царей начала II тысячелетия до н.э. В подражание «Шумерскому царскому списку» создавались списки ассирийских и вавилонских царей вплоть до эпохи Селевкидов; отголоски этой традиции можно найти и у писавшего по-гречески вавилонского жреца Бероса (III в до н.э.).

«Шумерский царский список» дошел до нас в многочисленных фрагментарных копиях позднего времени, восходящих к нескольким заметно отличающимся друг от друга редакциям. «Список» открывается именами 8-10 царей, последовательно царствовавших в Эреду, Бад-тибире, Лараке, Сиппаре и Шуруппаке «до потопа». Затем перечисляются цари «послепотопных» династий, начиная с царей I династии Киша. Назвав всех царей какого-либо города и указав продолжительность правления каждого, составитель «Списка» подводит итог продолжительности правления данной «династии». Далее следует стереотипная формула: «Город такой-то был поражен оружием; его царственность была перенесена в город такой-то». Таким образом, многие династии, правившие в различных городах одновременно, представлены в «Списке» как последовательно сменявшие друг друга. Возможно, это объясняется политической тенденцией: в эпоху III династии Ура в противовес сепаратистским чаяниям некогда независимых городов выдвигается новая, «имперская» идея извечной единой «царственности», переходившей по очереди от города к городу. Политическая тенденциозность «Шумерского царского списка» видна и в том, что в некоторых редакциях «Списка» опущены династии враждебных городов. «Допотопным» царям и царям первых «послепотопных» династий приписываются фантастические (по много тысяч лет) сроки правления, что, очевидно, надо объяснить спецификой месопотамского понимания времени: в древности, мол, и годы, и люди были иные. «Допотопных» и первых 20 царей I династии Киша исследователи считают мифологическими персонажами; высказывалось мнение, что начальная часть «Списка» была прибавлена в более позднюю эпоху. При всем этом «Шумерский царский список» остается ценным источником не только для изучения представлений древних обитателей Месопотамии о своем прошлом. Цепочка царских имен, сохраненная в «Списке», — это порой все, что известно о целом периоде в истории того или иного города, и все новые данные, получаемые из других источников, исследователи обязательно сопоставляют со свидетельствами «Списка».[72]

Для правильной интерпретации «Шумерского царского списка» и изучения раннего периода истории Месопотамии большое значение имела «Надпись из Туммаля», изданная в 1914 г. А. Пёбелем (недостающую часть таблички в 1955 г. нашел в музее Иенского университета С.Н. Крамер). На рубеже III—II тысячелетий до н.э. основатель I династии Иссина Ишби-Эрра решил составить перечень многократных перестроек храмового комплекса богини Нинлиль в Туммале (район Ниппура). Порядок, в котором следуют имена царей-реставраторов храма, позволил прийти к заключению, что три первые «послепотопные» династии были практически одновременны.

К «царским спискам» примыкают хроники, возникшие, вероятно, не без влияния первых. Три из них — «Династическая хроника», «Хроника ранних царей» и «Хроника Вайднера» — содержат некоторые сведения о политической истории III тысячелетия до н.э. «Династическая хроника» называет месопотамских правителей «от дней до потопа» вплоть до Эриба-Мардука (VIII в. до н.э.), во многих случаях отмечая места погребения поздних царей. Она дошла в единственном списке, на фрагментированной табличке из библиотеки Ашшурбанапала в Ниневии. Две другие хроники также сохранились только в новоассирийских и нововавилонских копиях. В «Хронике Вайднера» главное внимание уделяется тому, как тот или иной царь относился к храму Мардука в Вавилоне. Составители старались показать, что щедрые жертвоприношения обеспечивали успех и длительное царствование, а пренебрежение, проявленное к храму, имело следствием неудачи и гибель. «Хроника ранних царей» менее тенденциозна и отображает некоторые важные события, происходившие в Месопотамии в период от воцарения Саргона до Агума III (после 1450 г. до н. э).

Своеобразным дополнением к «царским спискам» и хроникам являются списки датировочных формул. В Месопотамии до прихода эллинов (IV в. до н.э.) не существовало единой системы летосчисления: в Ассирии счет лет велся по эпонимам, а на юге, в Вавилонии, начиная с касситского периода — по годам правления царей («1-й год царя такого-то», «2-й …» и т.д.). В более ранний период в государствах и независимых городах Месопотамии каждый год получал название по какому-либо знаменательному событию в местной жизни («Год, когда такой-то стал царем», «Год, когда было разбито войско Элама», «Год, когда был прорыт канал такой-то» и т.п.). Списки датировочных формул (неплохо сохранились списки времени III династии Ура), таким [73] образом, помогают наполнить реальным содержанием хронологическую канву, которую дают «царские списки». Датировочные формулы встречаются на многочисленных деловых документах. Исследователи изучают их и сами составляют подобные списки, стараясь расположить датировочные формулы в хронологической последовательности.

Клочков И.С.
§ 5. Хозяйственные документы

Хозяйственные и деловые документы численно во много раз превосходят все остальные группы клинописных источников. Большинство их происходит из храмовых и дворцовых архивов, но сохранилось и много документов частных лиц. Древнейшие хозяйственные архивы найдены в Уруке и Джемдет-Насре. Эти таблички содержат хозяйственные отчеты, написанные архаическими знаками, и плохо поддаются дешифровке. Крупные архивы хозяйственных документов; досаргоновского времени были обнаружены при раскопках Лагаша, Гирсу, Шуруппака, Ура, Адаба. От аккадской эпохи сохранился огромный царский архив из Эблы (тысячи хозяйственных и деловых документов) и небольшой архив из Гасура. Период III династии Ура представлен десятками тысяч хозяйственных текстов из разных городов Двуречья.

Документы хозяйственной отчетности из храмовых и дворцовых архивов — это главным образом расписки, регистрирующие поступление или выдачу продуктов и товаров, материалов, инструмента, скота и рабов, деловые письма, хозяйственные распоряжения администрации и отчеты об их исполнении. Иногда хозяйственный документ неожиданно проливает свет на важные политические события. Так, табличка из дворцового архива, отмечающая выдачу нескольких баранов послу из Элама, сообщает нам о посольстве Гирнамме к царю Ура Шу-Суэну. Но не отдельные сообщения подобного рода заставляют относиться к хозяйственным документам как к ценнейшему разряду источников. Ученых привлекает массовый характер этого вида источников и надежность содержащихся в них данных. Сам по себе каждый документ содержит весьма ограниченную и узкоспециальную информацию, однако изучение целого комплекса таких документов позволяет понять действие сложного механизма храмового или дворцового хозяйства и увидеть отношения, которыми различные группы населения были с ними связаны. Без широкого использования этого на первый взгляд однообразного материала невозможно [74] исследование экономики и социально-экономических отношений в Древней Месопотамии. Следует, однако, помнить, что картину, получаемую на основе документов из храмовых и дворцовых архивов, нельзя абсолютизировать: в хозяйственной жизни страны могли существовать секторы, деятельность которых почти или даже совсем не нашла отражения в этих документах.

Документы частных лиц — различные контракты, купчие, долговые расписки, письма дают возможность проникнуть в мир рядового человека древнего Двуречья, понять проблемы, с которыми он сталкивался, его интересы, заботы и радости. Деловые документы в установленной форме коротко и точно оговаривают характер и условия сделок; несравненно большую трудность для интерпретации представляют письма, так как в них речь часто идет о вещах и обстоятельствах, известных только адресату и отправителю.

Говоря о хозяйственных документах в целом, отметим, что для исследователя драгоценным оказывается иногда не столько их содержание, сколько какая-либо внешне незначительная подробность — датировка, имя писца или список свидетелей. Приведем такой пример. По тому, как в разных городах отказывались от принятой в Уре системы датировки документов (в Эшнунне — на второй год правления Ибби-Суэна, в Сузах — на третий, в Лагаше — на пятый, в Умме — на шестой, в Ниппуре — на седьмой), можно проследить историю крушения царства III династии Ура.

В клинописных документах обычно указывалось не только имя покупателя, продавца, свидетелей сделки и т.п., но и их профессия или должность либо имена предков. Располагая большим количеством документов одной эпохи, происходящих из одного места, в которых одни и те же лица выступают то в одном, то в другом качестве (заимодавца, наследника и т.д.), можно установить не только генеалогию многих из этих лиц, но и их матримониальные и деловые связи, степень зажиточности, преемственность в передаче профессии или ее отсутствие. Большую помощь в этих просопографических исследованиях оказывают многочисленные цилиндрические печати, на которых вырезались имя владельца и его должность, имена предков и пр., а также оттиски таких печатей на глиняных табличках.

Имена как признак этнической принадлежности — особый вопрос: само по себе аккадское или шумерское имя еще не означает, что его носитель был аккадцем или шумером. Часто шумерские имена давались детям родителями с аккадскими именами, и наоборот. Так, шумерская царица [75] Ку-Баба дает своему сыну аккадское имя — Пузур-Син, а тот своего сына называет шумерским именем Ур-Забаба. В Месопотамии, судя по документам более позднего времени, новые местные имена нередко получали рабы-иноземцы.

Клочков И.С.
§ 6. Юридические документы

Из Месопотамии III тысячелетия до н.э. дошло много юридических документов — судебных решений и приговоров по гражданским и уголовным делам, протоколов судебных разбирательств и пр. В 1894 г. при раскопках в Телло на «Холме табличек» был найден обширный архив судебных документов эпохи III династии Ура. Большую часть архива составляют таблички с судебными решениями (дитилла) по бракоразводным процессам, искам о нарушении условий брачных контрактов, делам о наследстве, заявлениям рабов о том, что они не являются таковыми. (Среди последних особенно интересны два документа времени Амар-Суэна и Шу-Суэна по делу некоего Ахумы, на протяжении 15 лет неоднократно пытавшегося оспаривать перед судом то, что он раб.) Есть в этом архиве и таблички с делами о кражах, убийствах и т.д.

Юридические документы III тысячелетия до н.э. дают богатый материал для изучения семейных отношений, отношений между отдельными людьми и между различными социальными группами, а также позволяют хотя отчасти реконструировать правовые нормы и судебный процесс. Их значение невозможно переоценить: если законы представляют собой в известном смысле идеальную схему, о степени реализации которой в действительности бывает трудно судить, то судебные документы отображают живую реальность, положение, существовавшее на практике.

Клочков И.С.
§ 7. Памятники шумеро-аккадской словесности

Почти все памятники шумеро-аккадской словесности III тысячелетия до н.э. сохранились в копиях более позднего времени. Свыше 2000 табличек с текстами мифологического содержания, записями эпических песен, гимнов, плачей о разрушениях храмов и городов, сборниками пословиц и поучений было найдено экспедицией Пенсильванского университета в ходе многолетних (1889—1900) раскопок Ниппура. Среди ниппурских табличек был обнаружен древнейший список литературных текстов, составленный около 2000 г. [76] до н.э., в нем перечислено более двух десятков царских гимнов, гимнов богам, эпических песен и плачей о разрушении городов. Из других важных находок литературных текстов надо указать на 300 фрагментов из Киша (изданы Женуяком в 1924 г.), примерно 400 табличек из Ура (хранятся в Британском музее) и несколько сот табличек, купленных Берлинским музеем и Лувром у антикваров. Сами таблички датируются серединой XVIII в. до н.э., но записанные на них сочинения восходят ко второй половине III тысячелетия до н.э.

Наиболее тесную связь с историческими событиями имеют плачи о разрушении городов и царские гимны. Плачи представляют собой поэтические произведения, сочинявшиеся в память о разрушениях городов и храмов. Известны плачи о разрушении Лагаша правителем Уммы Лугальзагеси, плачи о разорении Ура и Ниппура, плачи о бедствиях города Аккада и гибели Шумера. В них рисуется впечатляющая, хотя и несколько общая, картина разорения и запустения некогда славных городов и областей.

Гимны, составлявшиеся для царей III династии Ура и I династии Иссина, как и гимны богам и храмам, по форме часто представляли собой пышные и пространные самовосхваления. Несмотря на свойственные всем гимнам преувеличения и склонность к риторике, в них встречаются любопытные подробности, намекающие на важные исторические события или характеризующие обстановку в стране: «Идущий по дороге идти может и ночью и чувствовать себя как в укрепленном граде» (из гимна Шульги).

В шумерских эпических поэмах, таких, как «Энмеркар и верховный жрец Аратты» или «Гильгамеш и Ага», дается картина жизни месопотамского общества в раннединастическую эпоху, изображаются конфликты между городами-государствами и внутри них. Необходимо, однако, учитывать, что в героико-эпических текстах историческая реальность предстает в причудливо преломленном свете — изображение событий подчиняется внутренним структурным законам фольклорных жанров. Для таких текстов характерны: анахронизмы (переплетение реалий событийного времени, времени, предшествовавшего описываемым событиям, времени создания и времени записи повествования); сжатие событийного времени (целая эпоха порой конденсируется в один эпизод); введение в повествование наряду с историческими персонажами вымышленных лиц или героев, живших в иную эпоху; тенденция фольклорных повествований к циклизации вокруг популярных персонажей; условный, [77] формульный характер географических и хронологических указаний («семь гор», «девять дней» и т.д.)

Сказанное выше в полной мере относится и к сочинениям более позднего времени об излюбленных героях-царях III тысячелетия до н.э. — Саргоне и Нарам-Суэне. Поздний рассказ о борьбе Нарам-Суэна с нашествием луллубеев и других врагов, записанный на стеле и получивший у ассириологов название «Кутийской легенды о Нарам-Суэне», представляет собой смесь фактов и вымысла, требующую тщательного и осторожного анализа. О подвигах Саргона повествует поэма «Царь битв», а новоассирийский текст VIII в. до н.э. описывает чудесное рождение и детство этого великого царя, используя ряд распространенных фольклорных мотивов.

Многочисленные тексты мифологического содержания проливают свет на представления обитателей Месопотамии о мире богов, происхождении цивилизации и своем древнейшем прошлом. При интерпретации этих мифов следует избегать прямолинейного подхода, трактующего их как прямое отражение происходящего на земле: связь между реальностью и мифом гораздо более сложна и трудноуловима. Значительное число шумерских мифов было изучено и издано в английском переводе С.Н. Крамером в книге «Шумерская мифология».

В начале II тысячелетия до н.э. в Месопотамии создаются большие сборники шумерских и аккадских пословиц и поговорок. Хотя датировать содержащиеся в них паремии невозможно, есть основания полагать, что почти все они были в ходу уже в III тысячелетии до н.э. К этим сборникам примыкают приписывавшиеся «допотопному» царю Шуруппаку поучения и наставления, представляющие собой собрания сентенций по различным вопросам. Древнейшая версия «Наставлений Шуруппака» была найдена в Абу Салабихе и датируется серединой III тысячелетия до н.э.; позже она была значительно расширена и дополнена.

Изучение пословиц и поучений позволяет узнать немало интересного о психологии древних, об отношениях в семье и обществе, о моральных ценностях и вкусах шумеров и аккадцев. «Мудрость (дословно — «дар слов») — что звезды небесные»,— гласит одна из сентенций абу-салабихской версии «Наставлений Шуруппака». И там же: «С хорошо установленным имуществом, сынок, ничто не сравнится!» Наряду с такими общими высказываниями встречаются и чисто практические советы, например совет покупать чужеземных рабов, а не соплеменников или рабов, «рожденных в [78] доме». Изучением шумерских пословиц занимался Э. Гордон, выпустивший обширное собрание древнемесопотамских поговорок, пословиц и притч.

Клочков И.С.
§ 8. Научные тексты

К научным текстам принято относить древнемесопотамские силлабарии (списки идеограмм с указанием, как их читать), словари, списки богов, должностных лиц, названий профессий, топонимов, названий растений, минералов, рыб, птиц и животных, а также сборники медицинских предписаний.

Древнейшие научные тексты происходят из Абу Салабиха, Фары и Телль Мардиха (Эбла) и датируются XXVII—XXIII веками до н.э. Назначение подобных списков не всегда ясно; возможно, что они, как и силлабарии, создавались в учебных целях. Наибольшую ценность представляют найденные на Телль-Мардихе древнейшие в мире двуязычные (шумеро-эблаитские) словари, включавшие около 3000 слов. Интересны также списки богов из Эблы, в которых шумерские божества отождествляются с местными: «Уту — это Сипиш; Нергал — это Рашап» и т.д. Один из эблских списков перечисляет названия 63 должностных лиц, по-видимому, в иерархическом порядке. Списки топонимов помогают восстановлению исторической географии и дают представление о географических горизонтах эпохи.

У историков медицины большой интерес вызвала изученная С.Н. Крамером табличка из Ниппура времени III династии Ура с текстом медицинских предписаний. В ней приводится большое количество рецептов, сложных смесей органических и неорганических компонентов, применявшихся месопотамскими лекарями. Судить о действенности рекомендуемых средств трудно, так как не указаны болезни, против которых их следовало применять.

Клочков И.С.
§ 9. Археологические источники

Значение археологических источников для реконструкции картины прошлого Месопотамии III тысячелетия до н.э. весьма велико. Несмотря на то, что из Месопотамии III тысячелетия до н.э. дошло огромное число письменных памятников, археологические источники не превратились в не имеющий самостоятельного значения «иллюстративный» материал. Да и сами письменные источники поступают в распоряжение филологов лишь благодаря работе археологов; [79] клинописные таблички в известном смысле — такие же археологические находки, как и прочие артефакты; и проходят такую же археологическую обработку, регистрацию и консервацию.

Археологические исследования ведутся на территории Месопотамии уже 140 лет; назовем здесь лишь несколько крупнейших экспедиций, результаты работы которых имели большое значение для изучения/месопотамской цивилизации III тысячелетия до н.э. С 1877 по 1900 г. французская экспедиция под руководством Э. де Сарзека провела 11 раскопочных сезонов в Телло (Гирсу). Археологи нашли много надписей шумерских правителей (см. выше) и десятки тысяч клинописных документов; около 30000 табличек было расхищено и продано антикварам местными кладоискателями. В 1899—1900 гг. экспедиция Пенсильванского университета работала в Нуффаре (Ниппур), где Г. Гильпрехту посчастливилось найти храмовую библиотеку (около 20 000 табличек). В 1902—1903 гг. экспедиция Немецкого восточного общества вела успешные раскопки Фары (Шуруппак), давшие разнообразный материал. Наибольшую известность получили раскопки Мукаяра (Ур), проводившиеся в 1922—1934 гг. объединенной экспедицией Британского музея и Музея Пенсильванского университета под руководством Л. Вулли. Археологи открыли некрополь с царскими могилами раннединастического времени, погребальный инвентарь которых включал многочисленные предметы искусства и драгоценную утварь. Одновременно в Эль-Охеймире (Киш) работала экспедиция С. Лэнгдона (1923—1933), а Немецкое исследовательское общество до начала второй мировой войны (1928—1939) вело интенсивные раскопки в Варке (Урук). Из послевоенных исследований отметим раскопки датчан на острове Бахрейн (Дильмун) в 1953—1969 гг. и работы итальянских археологов на Телль-Мардихе (Эбла) с 1963 г.

Руины древних городов Месопотамии представляют собой гигантские телли (холмы) высотой 10-30 м и площадью от нескольких десятков до сотен гектаров (Вавилон — 1000 га, Урук — 440 га, Ашшур — 60 га). Раскопки даже на сравнительно небольшой площади слоев IV—III тысячелетий до н.э., перекрытых многометровыми отложениями более поздних эпох, требуют огромных затрат средств и времени. Поэтому археологи обычно стремятся раскапывать наиболее перспективные участки — территории храмов и дворцов, где вероятность обнаружить тексты или памятники искусства намного выше, чем при проведении раскопок [79] такого же масштаба на территории жилых кварталов. Этим несомненно отчасти объясняется то, что количество документов из храмовых и дворцовых архивов превышает число частных документов.

В XIX в. создание богатых коллекций переднеазиатских древностей считалось в европейских странах делом национального престижа. Археологические экспедиции стремились найти для своего музея как можно больше памятников искусства и клинописных текстов. Рост интереса к рядовому археологическому материалу (керамике, орудиям труда и т.п.) и осознание важности содержащейся в нем информации происходили медленно. С 20-х годов XX в. археологи в Месопотамии при выборе объектов исследования руководствуются не столько надеждами на «богатую добычу», сколько необходимостью решения тех или иных конкретных научных задач.

Превращению «археологии вещей» в «археологию проблем» после второй мировой войны способствовал введенный повсеместно на Ближнем Востоке запрет на вывоз древностей за пределы страны. Вместе с тем расширение источниковедческой базы в результате новых открытий (и не только на территории Месопотамии), совершенствование методики полевых исследований и применение новых методов в археологии необычайно повысили информативную ценность археологических источников. Находки на юге Двуречья и Бахрейне индских печатей в слоях III тысячелетия до н.э. и месопотамских печатей в городах индской цивилизации проливают свет на проблему связи между Шумером и долиной Инда в древности. Химический анализ металлических предметов или поделок из редких минералов дает возможность устанавливать местность, откуда они происходят, и таким образом выявлять направление торговых и культурных контактов. Палеоботаника и палеозоология помогают не только представить древнюю флору и фауну, но даже определить примерный рацион питания жителей разных кварталов того или иного поселения.

Особую важность приобрела аэрофотосъемка, позволяющая быстро и точно определять планировку городов, учитывать и картографировать мелкие древние поселения, каналы и русла рек, следы дорог и полей древнего земледелия. Ряд исследовательских проектов, осуществленных в 60-х годах под руководством Роберта М. Адамса, позволил собрать ценнейшие данные об освоении долин Тигра и Евфрата и возникновении древнейших городов. [80]

Весьма плодотворным оказывается сопоставление данных письменных и археологических источников. Так, из хозяйственных текстов известны некоторые производственные нормы, существовавшие в Шумере (например, норма выработки и транспортировки кирпичей); определив объем раскопанного сооружения, можно вычислить количество затраченного на строительство времени и рабочей силы. Интересны также работы финского ассириолога А. Салонена, в которых собранные упоминания клинописных текстов о повозках, лодках, мебели, утвари сравниваются с имеющимися археологическими материалами. Такие исследования способствуют лучшему пониманию древних текстов и более глубокому знанию древнемесопотамских реалий.

Клочков И.С.
Глава VI
Аморейский и касситский Вавилон

§ 1. Общие сведения

После крушения «бюрократической империи» III династии Ура Месопотамия распалась на несколько областей, каждая из которых отличалась значительным культурно-историческим и этническим своеобразием. Юг страны в начале II тысячелетия до н.э. захлестывает волна аморейских племен, пришедших с запада. Один из аморейских князьков, обосновавшись в незначительном до того времени городе Вавилоне, стал родоначальником I вавилонской династии, на короткий срок объединившей всю Месопотамию. Примерно с середины XVIII в. до н.э. начинается проникновение в Междуречье горных племен с востока, касситов. С 1595 по 1157 г. до н.э. в южной части Месопотамии — Вавилонии — правит касситская династия. Именно в этот период, по-видимому, происходит и закрепляется в сознании обитателей Месопотамии разделение страны на Вавилонию и Ассирию. Конец касситской династии положили набеги эламитов с востока и вторжения арамеев из-за Евфрата.

Реальная языковая ситуация в Вавилонии II тысячелетия до н.э. была весьма сложной, однако местные письменные памятники по-прежнему создавались лишь на двух языках — шумерском и аккадском (старовавилонский и средневавилонский диалекты). Соотношение между количеством текстов на том и другом языках было различным в разных группах источников. В качестве общей тенденции можно отметить постепенный рост количества аккадоязычных [82] текстов. Правда, в силу традиции при составлении некоторых видов текстов вавилоняне продолжали пользоваться преимущественно шумерским языком; например, царские строительные и посвятительные надписи на аккадском языке стали численно преобладать над шумероязычными только в самом конце II тысячелетия до н.э.

Наблюдения над различными языковыми фактами, засвидетельствованными в клинописных текстах, позволили прийти к ряду интересных исторических выводов. На основе данных ономастики и топонимики удается иногда определять этническую принадлежность тех или иных групп населения, обитавших или вторгавшихся и осевших в пределах Месопотамии (амореев, хурритов и пр.). Изучая ономастику текстов касситского периода, некоторые исследователи предполагают присутствие индоевропейского элемента в массе вторгшихся в Месопотамию касситов.

Для освещения исторического процесса, протекавшего в Вавилонии II тысячелетия до н.э., привлекаются многочисленные иноземные источники, в первую очередь ассирийские, а также эламские и хеттские; несколько важных писем вавилонских и ассирийских царей сохранилось в амарнском архиве в Египте. Кроме того, ценные данные, касающиеся вавилонской истории рассматриваемого периода, содержатся в более поздних вавилонских и ассирийских источниках.

§ 2. Юридические тексты

К числу наиболее ценных источников, дающих широкую картину жизни древнемесопотамского общества II тысячелетия до н.э., относятся своды законов. Сохранилось несколько таких древних судебников: законы Эшнунны, законы царя города Иссина Липит-Иштара и широкоизвестные законы Хаммурапи.

Во время раскопок 1945—1949 гг. на холме Абу Хармал (древний Шадуппум) иракские археологи нашли две фрагментированные таблички, содержавшие текст законов Эшнунны, небольшого царства, существовавшего в начале II тысячелетия до н.э. в бассейне реки Диялы и по течению Тигра. По некоторым косвенным признакам судебник должен быть датирован XX веком до н.э., но точно установить, при каком царе были созданы эти законы, пока не удалось.

А. Гётце, изучавший и издавший текст судебника, разделил его на 60 статей. Судебник открывается шкалой цен [83] на основные продукты: ячмень, масло, шерсть, медь и пр. Далее, по-видимому, с учетом данной системы цен устанавливаются наемная плата некоторых категорий работников (лодочников, жнецов, погонщиков), арендная плата за пользование лодками, повозками и т.п., размеры штрафов за различные правонарушения и преступления. В качестве всеобщего эквивалента, согласно судебнику, выступают серебро и ячмень.

Ряд статей судебника регулирует внутрисемейные имущественные отношения, в других обеспечиваются права владельцев рабов, за кражу и укрывательство которых предусматривались крупные штрафы. В целом законы Эшнунны представляют собой исключительной важности источник для изучения хозяйственной жизни Южной Месопотамии в начале II тысячелетия до н.э. Сопоставление данных судебника с «ценниками» и данными хозяйственных текстов других периодов позволяет представить динамику цен и судить о скрывающихся за этим изменениях в экономике страны.

В отличие от аккадоязычных законов Эшнунны судебник пятого царя I династии Иссина Липит-Иштара написан на шумерском языке. Законы Липит-Иштара (1934 — 1924 гг. до н.э.) дошли до нас на четырех табличках из Ниппура; таблички эти были найдены в начале нынешнего столетия, но идентифицированы и изучены Ф. Стилом только в 1947 г. Как и таблички из Абу Хармала, ниппурские таблички с текстом судебника едва ли являлись теми официальными списками-копиями, которыми пользовались древние судейские чиновники. Пока удалось восстановить и прочитать 25-26 статей судебника, в котором, по расчетам исследователей, должно было быть приблизительно 100 статей. Судя по сохранившейся части судебника, законы Липит-Иштара очень близки законам Хаммурапи; отдельные статьи судебника Липит-Иштара сходны с законами Эшнунны.

В 1901 г. французская археологическая экспедиция Ж. де Моргана, работавшая в Сузах, обнаружила двухметровую базальтовую стелу, на которой были начертаны законы вавилонского царя Хаммурапи (1792—1750 гг. до н.э.). Эламский царь Шутрук-Наххунте (1185—1155 гг. до н.э.), отличавшийся страстью к собиранию подобных памятников, после успешного военного похода на Вавилонию увез в свою столицу эту стелу Хаммурапи; ранее она, вероятно, находилась в городе Сиппаре.

Текст кодекса Хаммурапи состоит из трех частей: пространного введения, собственно законов и заключения. Законодательная [84] деятельность Хаммурапи началась, очевидно, вскоре после воцарения; датировочная формула второго года его правления гласит: «Год, когда Хаммурапи установил справедливость в стране». Однако сама знаменитая стела, судя по содержанию преамбулы, была изготовлена не ранее 31-го года его царствования. Таким образом, найденный в Сузах памятник не является editio princeps; вероятно, подобные стелы стояли во многих городах. В заключительной части кодекса от лица Хаммурапи говорится: «Угнетенный человек, имеющий судебное дело, пусть подойдет к моему, царя справедливости, изображению, пусть заставит прочитать надпись на моем памятнике, пусть он услышит мои драгоценные слова, и пусть мой памятник покажет ему его дело, пусть он увидит свое решение…»

В кодексе Хаммурапи современные исследователи насчитывают 282 статьи, но на стеле из Суз сохранилось только 247; пять колонок клинописи на лицевой стороне памятника были стесаны, по-видимому для того, чтобы поместить на этом месте победную надпись эламского царя. Лакуна частично восстанавливается на основе фрагментов глиняных табличек, найденных в библиотеке Ашшурбанапала в Ниневии и в некоторых других городах. Законы дают богатейший материал, позволяющий увидеть повседневную жизнь вавилонского общества во всей ее полноте. Хаммурапи, очевидно, считал свои законы абсолютно всеобъемлющими, исчерпывающими все возможные в настоящем и будущем конфликтные ситуации: «На будущие дни, навсегда царь, который будет в стране, пусть хранит справедливые слова, которые я начертал на своей стеле; пусть не изменит законов страны, которые я установил, решения страны, которые я принял; пусть не отвергнет моих указов».

Первые пять статей кодекса устанавливают ответственность истца, свидетелей и судей, т.е. посвящены вопросам, связанным с ведением судебного процесса. Суровые наказания, предусмотренные за ложные обвинения, лжесвидетельство и изменение принятых приговоров, должны были обеспечить точное исполнение закона и отбить охоту к сутяжничеству и возбуждению необоснованных исков. Далее (статьи 6-25) законодатель переходит к рассмотрению различных случаев хищения собственности, за которые полагалась смертная казнь. Следующие (§ 26-41) статьи определяют положение, права и обязанности воинов; затем идут статьи, касающиеся земельного и торгового права, статьи, регламентирующие отношения между должником и кредитором, правила приема и хранения залога. Статьи 127-194 [85] отведены семейному праву, включая законы о наследований имущества и усыновлении; статьи 195-214 говорят о наказаниях за членовредительство, побои и бесчестье. Ряд статей (215-277) определяет меру ответственности лекарей, ветеринаров, строителей и корабельных мастеров, а также устанавливает размеры причитающихся им вознаграждений; здесь же устанавливается наемная плата пахарей, мастеровых и т.д. Последние пять статей посвящены правилам покупки и обращения с рабами. В целом нужно отметить своеобразную логику построения кодекса, в котором каждая статья и каждый раздел поставлены в строго продуманном порядке, естественно следуя из предшествующих.

Среди историков и юристов долгое время велись споры о природе и характере законов Хаммурапи: считать ли их плодом творчества царя-законодателя и его ученых, пользовавшихся в своей работе сборниками «царских решений», т.е. приговоров, вынесенных по различным делам прежними царями, или же это кодификация обычного права, т.е. запись и систематизация издавна существовавших в Месопотамии обычаев. Другой вопрос, вызывающий расхождения во мнениях среди ученых, касается действенности кодекса — насколько обязательным было следовать букве и духу этих законов. Многочисленные деловые и судебные документы старовавилонской эпохи дают немало примеров отступлений от соответствующих статей кодекса при решении дел и заключении сделок. По-видимому, в реальной жизни законы Хаммурапи представляли собой собрание настоятельно рекомендуемых «идеальных» решений, во многих случаях не обладавших силой некоего категорического императива и допускавших существенные отклонения. Так или иначе, но кодекс Хаммурапи на протяжении столетий служил авторитетнейшим руководством в судебной практике вавилонян.

§ 3. Официальные надписи и дипломатические документы

Важную информацию можно извлечь из старовавилонских датировочных формул. Датировочные формулы времени Хаммурапи были особенно пространны и отмечали многие исторические события. Вот, например, датировочная формула 32-го года царствования Хаммурапи: «Когда Мари и Мальгум он победил в сражении и обязал Мари и [...], а также города Субарту повиноваться его повелениям». [86] Древние списки датировочных формул предстают перед нами, таким образом, как своеобразный «конспект» по истории Вавилонии, позволяющий в общих чертах воссоздать ход политических событий.

Довольно многочисленные официальные вавилонские надписи старовавилонского и касситского периодов редко содержат прямые указания на какие-либо военные предприятия, что резко отличает их от ассирийских царских надписей. Это главным образом благочестивые посвятительные и закладные надписи, повествующие о перестройках и украшении храмов, укреплении городов, проведении новых каналов и т.п. Из этого разряда источников, пожалуй, наиболее информативными оказываются так называемые «эдикты о провозглашении справедливости», или акты-«мишарум». По-видимому, почти все древнемесопотамские правители вскоре после вступления на трон объявляли «мишарум», что дословно переводится как «справедливость», а на деле означает отмену некоторых долговых обязательств и установление цен на основные продукты. Такими актами правители пытались регулировать хозяйственную жизнь страны и не допускать закабаления беднейших слоев общества, «чтобы сильный не угнетал слабого». Все рассмотренные выше судебники стоят, вероятно, в определенной связи с практикой объявления «мишарум». Древнейшим из известных примеров «провозглашения справедливости» считают реформы Уруинимгины (см. гл. V, § 3); от старовавилонской эпохи дошел подобный эдикт вавилонского царя Амми-цадуки (1646—1626 гг. до н.э.).

В касситский период появляется новый тип официальных надписей — надписи на межевых камнях «кудурру». «Кудурру» — это каменный столб большей или меньшей высоты, обычно украшенный рельефными изображениями символов божеств. Надпись на нем представляет собой запись дарственной на участок земли, которым царь награждал своего военачальника или чиновника; часто это пожалование или подтверждение особых прав на землю какого-либо «дома», т.е. рода, племени или общины. В дарственной указывались точные границы пожалованного участка, оговаривались условия пожалования (освобождение от налогов, от выполнения общественных работ или государственных повинностей и пр.), часто отмечалось, за что оно было дано. Надел обычно объявлялся находящимся под защитой тех или иных богов, а в конце надписи содержались проклятья по адресу того, кто осмелится нарушить условия пожалования. Первоначально «кудурру» устанавливались, на границах [87] владений; позднее их помещали в домах владельцев или в храмах. Для изучения сравнительно скудно обеспеченного источниками касситского периода надписи на «кудурру» имеют большое значение; они проливают свет на социально-политические отношения в касситской Вавилонии и подчас содержат ценную историческую информацию. Так, из надписи на одном из послекасситских «кудурру» мы во всех подробностях узнаем о том, как проходил поход Навуходоносора I на Элам; за воинские заслуги в описываемом походе командир отряда колесниц Шитти(?)-Мардук и получил эту «иммунитетную грамоту».

Для изучения политической истории Месопотамии времени Хаммурапи и той долгой и трудной борьбы, которую вел этот энергичный царь, создавая свою державу, первостепенное значение имеют дипломатические документы из царского архива города Мари. Найденные здесь письма месопотамских царей и правителей — современников, союзников и противников Хаммурапи, а также донесения марийских послов и различных агентов проливают яркий свет на сложную военно-политическую ситуацию в Месопотамии накануне подчинения всей страны господству Вавилона (подробнее см. гл. VII).

О внешнеполитической ситуации на Ближнем Востоке и отношениях между Египтом, Вавилонией, Ассирией, Митании и Хеттской державой в XIV в. до н.э. мы осведомлены благодаря находке в Египте Телль-Амарнского архива (см. гл. III, § 1). Среди документов есть копия письма фараона Аменхотепа III вавилонскому царю Кадашман-Эллилю (начало XIV в. до н.э.) и адресованные Эхнатону письма царя касситской Вавилонии Бурна-Буриаша II (1363—1335 гг. до н.э.). Цари-«братья», как они называли друг друга, постоянно обменивались подарками: из Вавилона присылали лошадей, лазурит и драгоценные камни; фараоны слали слоновую кость, эбеновое дерево и золото. Египетские фараоны брали в жены вавилонских принцесс. Отношения между двумя дворами не были, однако, безоблачными: Бурна-Буриаш то протестует против приема фараоном послов и подарков от ассирийцев, которых он считал своими подданными, то жалуется на задержку послов и обиды, чинимые его купцам, то сетует на недостаточность ответных даров. Просьбы касситского правителя о присылке золота производят порой впечатление бесстыдного попрошайничества: «…брат мой две мины золота в подарок мне прислал. Теперь, если золота много, столько же, сколько твой отец, пришли мне. А если золота недостаточно, [хоть] половину [88] того, что отец [присылал], пришли мне. Почему ты прислал только две мины золота?».

Отчаянное старание касситских царей держаться ровней с египетскими фараонами выглядит весьма жалко: они то и дело сбиваются с «братского» тона на заискивающий, и, надо полагать, в Египте, да и в других сопредельных странах эти их притязания не принимались всерьез. Судя по документам Амарнского архива, соседи зорко следили друг за другом, были в курсе всех внутри- и внешнеполитических изменений и хорошо знали истинную силу и цену каждой стороны. В целом данный архив — сложный комплекс ценнейших источников, дающий среди прочего редкую возможность увидеть взаимную оценку внешнеполитического престижа древними ближневосточными державами.

О войнах, которые вела Вавилония во второй половине II тысячелетия до н.э., мы узнаем и из иноземных источников. Столкновения с Вавилонией в современных эламских, хеттских и ассирийских официальных надписях почти никогда не упоминаются (исключение составляют царские надписи Эллиль-нерари, 1329—1320 гг. до н.э., и Тукульти-Нинурты I, 1244—1208 гг. до н.э.), однако важную информацию несут более поздние тексты исторического содержания. Здесь следует отметить уникальный памятник, так называемую «Синхронистическую историю», дошедшую в трех фрагментарных списках из библиотеки Ашшурбанапала. «Синхронистическая история» представляет собой краткий рассказ об отношениях между Ассирией и Вавилонией начиная со времени правления Пузур-Ашшура III (конец XVI — начало XV в. до н.э.) и до Адад-нерари III (810—783 гг. до н.э.). Текст памятника разделен горизонтальными линиями на множество разделов, в каждом из которых идет речь об одном из ассирийских царей и его вавилонском современнике (или современниках), например: «Пузур-Ашшур, царь Ассирии, и Бурна-Буриаш, царь Кардуньяша (Вавилонии), поклялись и границу установили» и т.п. В документ включены только те ассирийские цари, которые так или иначе вступали в сношения с Вавилонией. «Синхронистическая история» была создана на основе ассирийских документов и отличается ярко выраженной проассирийской направленностью: целью составителя было показать, что всякий раз, когда вавилоняне нарушали установленную границу, их ожидало тяжкое поражение. Тенденциозность освещения событий «Синхронистической историей» видна из сравнения ее с вавилонской «Хроникой Р», рассказывающей о событиях касситского периода. Небольшой отрывок [89] этой хроники сохранился на поздневавилонской табличке. Автор хроники был вавилонянином, что, однако, не помешало ему отметить четыре поражения вавилонян (два из них — от ассирийцев), тогда как составитель «Синхронистической истории» ни разу не упоминает о каких-либо военных неудачах ассирийцев. Это заставляет исследователей считать «Хронику Р» более объективной, чем «Синхронистическую историю».

Некоторые сведения по истории Вавилонии II тысячелетия до н.э. имеются также в уже упомянутой выше «Хронике ранних царей».

§ 4. Деловые документы и памятники специальной литературы

Современные исследователи располагают большим количеством (не менее 40000) старовавилонских деловых, судебных, хозяйственных, административных и частных документов и писем, происходящих из разных городов Месопотамии, главным образом из Мари, Ларсы, Сиппара, Ниппура, Ура и др. Изучение этих текстов позволяет отвечать на многие вопросы, связанные с социальной структурой вавилонского общества рассматриваемого периода, деловой и хозяйственной жизнью страны и частной жизнью рядовых обитателей месопотамских городов. Весьма любопытны документы из Ларсы: в некоторых из них мы находим сведения о продаже домочадцев и самопродаже во временное рабство. От касситского времени источников этого типа дошло меньше, и они только сравнительно недавно стали объектом широких исследований.

Среди вавилонских научных текстов II тысячелетия до н.э., по-видимому, самое почетное место занимали такие тексты, которые в наши дни не только не относят к научным, но противопоставляют им, — сборники предсказаний. В древности отношение к этому предмету было иное: различные сборники предсказаний и примет тщательно переписывались не только по всей Месопотамии, но и в Эламе, в Сирии и Палестине, у хеттов. Известны даже переводы таких сборников на хеттский и эламский языки.

Литература предсказаний огромна; каждый вид предсказаний (по внутренностям жертвенных животных, по форме масляных пятен на воде, по разного рода знамениям, по движению небесных тел и т.д.) порождал большие сборники, включавшие иногда десятки клинописных табличек. Большая часть подобных предсказаний строилась по одному [90] образцу: в первой части отмечается наблюдаемое знамение («Если случится то-то и то-то»), во второй указываются ожидаемые последствия («то произойдет то-то и то-то», например умрет царь, наступит голод и т.п.). Как писал А.Л. Оппенхейм, «предсказание... считается только предупреждением, что в точности соответствует значению латинского слова «omen»; с помощью нужных ритуалов дурные последствия можно было предотвратить».

Фразеология и структура вавилонских предсказаний повлияла на форму и стиль некоторых медицинских, исторических и литературных месопотамских текстов. Сборники предсказаний иногда использовались составителями хроник; в позднейшей литературе встречаются упоминания о случаях предсказания древними жрецами конкретных исторических событий. Но в целом их трудно назвать источниками, содержащими обильную историческую информацию.

Очень близко к литературе предсказаний стоят медицинские тексты. По существу, они также представляют собой сборники предсказаний исхода болезни по симптомам или по знамениям, не имеющим отношения к заболеваниям. В некоторых медицинских «сериях» после описания симптомов следуют детальные инструкции врачу, как лечить больного. Имеются таблички, в которых ставится диагноз болезни, но чаще указывается причина заболевания — главным образом вредоносная магия и прегрешения больного. Огромный корпус медицинских текстов заставляет предполагать, что среди древних медиков, как и среди предсказателей, существовало разделение на различные направления и специальности: одни лечили преимущественно заговорами и магическими средствами, другие придерживались более позитивного метода, используя травы, минералы и т.п. Впрочем, нередко они объединяли свои усилия, взаимно дополняя друг друга.

Месопотамия славилась во всем древнем мире своими астрологами. Хотя наивысшего развития астрология достигла в более поздний период, от II тысячелетия до н.э. также дошли астрологические тексты. Интересно, что обнаружены они в основном вне Месопотамии — в Малой Азии, Катне, Мари и Сузах. Помимо астрологических предсказаний довольно примитивного типа в старовавилонскую эпоху, создавались тексты, отмечающие наблюдения за небесными светилами. С какой бы целью эти наблюдения ни делались, значение таких текстов для современных исследователей исключительно велико. Достаточно сказать, что запись наблюдений за планетой Венера, сделанных в царствование [91] вавилонского царя Амми-цадуки, послужила основанием для расчетов, на которых покоится вся современная хронология раннего периода месопотамской истории (до второй половины II тысячелетия до н.э.).

§ 5. Литературные тексты

Старовавилонский и касситский периоды — время становления и формирования аккадской литературы. Впрочем, в ученых кругах продолжали создавать произведения и на шумерском языке, подобно тому как в средневековой Европе продолжали пользоваться латынью для литературных целей. В этой связи следует отметить новую, расширенную старовавилонскую версию «Наставлений Шуруппака» (см. выше).

Старовавилонский «Эпос об Атрахасисе» (около 1200 строк) рассказывает о начале мира, сотворении человека и потопе, который пережил лишь один благочестивый человек, Атрахасис. Любопытно, что в этом тексте, повествующем о событиях, очень далеких от повседневной жизни вавилонян, есть эпизод, дающий наглядное представление о том, как происходили народные возмущения в Древней Месопотамии. В начале мира, «когда боги, как люди, свершали труд, влачили бремя… семь Ануннаков великих труд свершать заставляли Игигов». Долгие годы боги-Игиги проводили реки и каналы и, наконец, взбунтовались, «в огонь орудия свои побросали, сожгли лопаты, спалили корзины» и отправились к Энлилю требовать облегчения своей участи. Толпа Игигов окружила ночью храм Энлиля. Встревоженный Энлиль велел запереть ворота, вооружиться, созвать остальных Ануннаков, а затем вступил в переговоры с бунтовщиками. Едва ли можно усомниться в том, что, изображая бунт богов, поэт имел перед глазами знакомую всем картину вполне земного мятежа.

К старовавилонской эпохе относится поэма «Нисхождение Иштар в преисподнюю», дошедшая фрагментарно в списках I тысячелетия до н.э. Из нее мы узнаем, как вавилоняне представляли себе загробный мир. На основе цикла шумерских эпических поэм в старовавилонскую эпоху складывается классический аккадский «Эпос о Гильгамеше». В конце касситского периода «Эпос о Гильгамеше» получил новую редакцию, которую традиция связывает с именем жреца-заклинателя Син-лики-уннинни.

По-видимому, в это же время (или чуть позднее) возник и «Эпос о сотворении мира» («Энума элиш» — «Когда [92] вверху»). В этом тяжеловесном поэтическом произведении дается генеалогия богов и рассказывается об обстоятельствах, приведших к возвышению бога Мардука. В отличие от «Эпоса о Гильгамеше» «Энума элиш» — произведение культовое; в позднюю эпоху чтение его в храме Мардука входило в новогодний ритуал. Теологические и иные концепции, содержащиеся во внекультовых произведениях, по мнению некоторых исследователей, вовсе необязательно должны были иметь широкое распространение, но произведение, читавшееся важнейшему божеству в главном храме Вавилона, конечно, занимало особое положение. Это уже то, что можно назвать официальной идеологией, вне зависимости от того, многими ли она принималась и разделялась.

К касситскому времени относится и небольшая поэма «Ниппурский бедняк», представляющая собой литературно обработанную запись народной сказки. Сюжет ее (№1538 по указателю сказочных сюжетов С. Томпсона) сохранился до наших дней; известно немало аналогичных сказок, в том числе и русская.

В касситский период интенсивно записываются художественные тексты, передававшиеся ранее изустно, что, вероятно, связано с нарушением многих древних традиций и желанием спасти наследие прошлых веков. Первостепенную роль в сохранении корпуса древних произведений сыграла вавилонская «школа-академия» (эдубба — «дом табличек»), обучение в которой строилось на копировании текстов самого различного рода. Ряд литературных текстов (в частности «Эпос о Гильгамеше») был обнаружен далеко за пределами Месопотамии, в Богазкёе, в Амарне, в городах Сирии и Палестины, где писцы, обучавшиеся аккадскому языку, так же копировали литературные тексты, как и их вавилонские коллеги.

Наряду с дальнейшим развитием и записью фольклорных текстов в Месопотамии II тысячелетия до н.э. появляется все больше произведений, являющихся плодом индивидуального творчества. Это главным образом дидактические сочинения (поэмы «О невинном страдальце»), но можно указать и на попытки создать эпические поэмы («Эпос об Эрре», приписываемый Кабти-илани-Мардуку и связанный, по всей вероятности, с разграблением Вавилона эламитами при Шутрук-Наххунте). Плодом индивидуального творчества были многие молитвы и заклинания. Отнесение подобных текстов, имевших совершенно внелитературную «сверхзадачу», к литературе может показаться несколько странным, но границу между литературой и нелитературой [93] вообще трудно провести. Когда же речь идет о древних письменных памятниках, нужно руководствоваться при проведении такого разграничения не столько соображениями о функциональном назначении того или иного вида текстов, сколько формально-поэтическими признаками — наличием или отсутствием в них каких-либо художественных приемов. К словесности, таким образом, может быть отнесена и строительная надпись, и письмо, и рассказ о военной кампании в царской надписи.

Как памятники «фольклорного» типа, так и произведения, созданные индивидуальными творцами, почти не содержат прямой исторической информации. Но они важны для изучения истории литературы, для понимания психологии древних обитателей Месопотамии, а подчас в них содержатся и ценные сведения об отдельных сторонах жизни вавилонян.

§ 6. Археологические источники

В археологическом отношении Вавилония II тысячелетия до н.э. изучена еще недостаточно хорошо. Такие важные центры, как Иссин и Ларса, остаются почти неисследованными. В самом Вавилоне экспедиции Немецкого восточного общества за 18 лет работы (1899—1917) не удалось добраться до слоев, которые были бы намного древнее слоев нововавилонского времени (VII—VI вв. до н.э.): поднявшиеся грунтовые воды делают невозможным проведение раскопочных работ на значительной глубине от поверхности. Памятники старовавилонского периода лучше всего исследованы в Мари экспедицией А. Парро (1933—1938) и в Уре экспедицией Л. Вулли (1922—1934). Интересные результаты дали также раскопки Эшнунны (совр. Телль-Асмар), которые велись в 1930—1936 гг. Чикагским восточным институтом. Из археологических исследований памятников касситской эпохи следует назвать раскопки города Дур-Куригальзу, проведенные в 1942—1945 гг. иракскими археологами под руководством Тахи Бакира и Сэтона Ллойда.

В Эшнунне были найдены крупные сооружения начала II тысячелетия до н.э. — храм, посвященный обожествленному царю III династии Ура Шу-Суэну, и пристроенный к храму дворец основателя местной династии Илшу-илии. Этот комплекс сооружений представляет большой интерес для истории архитектуры; в руинах дворца был обнаружен архив. Здания подвергались неоднократным перестройкам, для которых использовались кирпичи с оттиснутыми на них [94] трафаретами именами правителей. Благодаря этому обстоятельству удалось полностью восстановить генеалогию местных правителей.

Особый интерес представляют результаты раскопок слоев старовавилонского периода в Уре. Здесь на весьма обширной площади были раскопаны жилые кварталы рядовых горожан. Это позволило воссоздать облик старовавилонского города и внешний вид жилищ обычных вавилонян. Взорам исследователей открылась следующая картина: сеть узеньких улочек, разбегающихся от более широких улиц, на пересечении которых стоят маленькие святилища. Дома из сырцового кирпича лепятся вплотную друг к другу, выходя на улицы слепыми стенами без окон. Постройки нередко двухэтажные, с внутренним открытым двориком, вдоль одной из сторон которого часто идет открытая галерея. Обитателей дома хоронили тут же, прямо под полом нижнего этажа или во дворе.

Тщательно проведенные раскопки позволили не только снять планировку жилых домов и кварталов старовавилонского города, но и сделать определенные заключения об уровне грамотности его населения. Все находки клинописных текстов картографировались, и в ряде случаев оказалось возможным установить имена и профессию обитателей раскопанных домов, что в свою очередь дало основания для сравнения условий жизни различных социальных групп населения. Долговые расписки, купчие и другие деловые документы в большем или меньшем количестве встречаются в очень многих домах, как зажиточных, так и бедных. Находка таких документов не может, однако, свидетельствовать о грамотности хозяев дома: вступать в сделки и хранить расписки должны были и неграмотные люди. Иное дело обнаружение литературных текстов: едва ли в доме стали бы хранить таблички с записью поэмы или даже заговора, если бы никто в нем не умел читать. Раскопки в Уре показали, что в богатых домах и домах людей среднего достатка, принадлежавших жрецам и служащим храмов, торговцам и ростовщикам и т.п., часто встречаются одна-две, а то и несколько литературных табличек. По-видимому, в старовавилонский период грамотность в Вавилонии не была уделом лишь узкого круга избранных.

Раскопки Дур-Куригальзу (совр. Акаркуф), крупного города, основанного касситами, показали, что пришельцы почти во всем следовали прежним вавилонским образцам. Несколько необычной была лишь планировка дворцов, в которых центральный двор окружали длинные галереи. [95] Вполне вероятно, что некоторые новые технические приемы в строительном деле касситы принесли с собой с Востока: некоторые исследователи видят тут эламское влияние.

До нас дошло сравнительно немного произведений искусства старовавилонского периода, главным образом скульптура. Наиболее интересны статуи правителей Мари — Иштуп-илума, Или-илума и Пузур-Иштара (последняя была найдена в «дворцовом музее древностей» одного из поздних вавилонских царей). Две статуи правителей Лагаша археологи обнаружили в Сузах. Названные скульптуры отличаются высоким мастерством исполнения и намного превосходят другие известные образцы скульптуры этого времени.

Каменных барельефов старовавилонского периода почти не найдено, если не считать изображения Хаммурапи перед божеством, высеченного на стеле с законами. Но в это время значительное распространение получают небольшие терракотовые барельефы, которые археологи находят при раскопках частных домов. Большинство из них, по всей вероятности, имело культовое назначение, представляя собой своего рода образки, амулеты-обереги с изображением божеств и демонов, ритуальных сцен и т.п. По этим барельефам можно составить некоторое представление о вавилонской демонологии и характере частной, домашней религиозной практики.

Круглая терракотовая скульптура достигает расцвета в касситский период; это, как правило, мелкие, тщательно проработанные фигурки или головки людей и зверей. В касситское время заметно изменяется характер изображений на цилиндрических печатях. Вместо традиционных культовых сцен это в основном фантастические крылатые животные в сочетании с мотивом креста. Печати и многочисленные ювелирные изделия интересны не только для историков искусства; изучение того, как они были изготовлены, позволяет сделать определенные выводы об уровне развития технических знаний и изменениях в навыках обработки камня и металлов.

Глава VII
Государства Мари и Митанни

Грибов Р.А.
§ 1. Мари

По сообщениям клинописных источников, город-государство Мари входил в первую десятку древнейших городов Месопотамии. Важное стратегическое положение на [96] торговых и военных путях между Месопотамией, Средиземноморьем и Малой Азией обеспечило городу процветание на многие сотни лет. В то же время Мари на протяжении всей своей истории являлся объектом захватнических устремлений со стороны более крупных государств, пока около 1757 г. до н.э. он не был захвачен и разрушен вавилонским царем Хаммурапи.

Развалины Мари находятся на холме Харири, в 2,5 км к западу от Евфрата, недалеко от сирийско-иракской границы. Регулярные археологические раскопки ведутся здесь французскими экспедициями с 1933 г. Исследуются главным образом северо-западная (храмы Иштар, Дагана, Нинхурсаг, зиккурат) и северная (дворец) части холма.

Стратиграфическая характеристика раскопанных объектов в отчетах о раскопках не всегда представлена четко, но на основании архитектурных особенностей помещений, техники изготовления керамики, по изображениям на цилиндрических печатях, надписям и т.п. можно выделить 8 культурных напластований, относящихся к периодам Джемдет-Насра (ок. XXX в. до н.э.), раннединастическому (XXVIII—XXIV вв. до н.э.), династии Аккада (XXIV— XXII вв. до н. э), III династии Ура (XXII—XXI вв. до н.э.), I вавилонской династии (XIX—XVIII вв. до н.э.), касситскому (XVIII—XVI вв. до н.э.), вавилоно-ассирийскому (XVI—XIII вв. до н.э.) и парфянскому (III в. н.э.).

Памятники материальной культуры. Культура Мари эпохи Джемдет-Насра и раннединастического периода наиболее полно представлена в храме богини Иштар. За время своего существования он перестраивался не менее 4 раз. К самому раннему археологическому слою относятся постройки из обожженного кирпича характерного для Джемдет-Насра типа. Три последующих слоя датируются XXVIII—XXIV веками до н.э. Храм в том виде, в котором он дошел до нас, делится на две части. Западная часть состоит из помещений культового назначения, алтаря, жертвенника и водоема для омовений. В восточной части находились комнаты для жрецов и подсобные помещения.

При династии Аккада и III династии Ура в Мари строятся храмы бога Дагана, богини Нинхурсаг и зиккурат.

Подавляющее число находок относится ко времени I вавилонской династии. Последнее обстоятельство является наиболее важным, так как один город Мари дал больше вещественных памятников, чем вся Месопотамия XIX—XVII вв. до н.э. Наиболее интересные находки сделаны на территории царского дворца, они знакомят исследователя со [97] строительной техникой, планировкой и архитектурой помещений, уровнем развития ремесел, скульптурой, настенной росписью и т.д.

Дворец Мари считается «сокровищницей древневосточной архитектуры». Прежде всего он поражает своей грандиозностью: в плане дворец имеет форму трапеции, занимает площадь 4 га и состоит из более 300 помещений, дворов и коридоров. Это единый архитектурный комплекс, отделенный от внешнего мира сплошной крепостной стеной высотой от 2 до 10 м. Попасть во дворец можно было через единственный вход шириной около 6 м в северной части стены. Таким образом создавалась возможность наилучшим способом обороняться от врагов.

При сооружении фундамента дворца использовался камень, который добывался в расположенных поблизости каменоломнях. При строительстве стен применялся крупный кирпич-сырец, непрочность которого заставляла строителей доводить толщину стен до 3-4 м. Стены достигают высоты 5 м в одноэтажных помещениях и почти 10 м — в двухэтажных. Потолочные перекрытия, опорные балки, террасы и галереи делались из дерева. Пол, как правило, вымощен обожженным кирпичом или плитками из битума. Окон не было, свет проникал в комнаты через широкие двери, выходившие во двор. При строительстве дворца древние архитекторы использовали известный прием размещения комнат вокруг открытого двора (таких дворов обнаружено более 20).

Официальная жизнь дворца протекала в его северной части. Сразу же за входом с вестибюлем начинался «Передний двор» площадью около 300 кв. м. К северо-востоку от него находилась «Гостиница» с комнатами для посетителей, кухней и банями, а к северо-западу — царские покои с мозаикой и панно из морских раковин на стенах. Центр дворца занимал «Большой двор» площадью 1500 кв. м, вокруг которого группировались важнейшие помещения: зал для аудиенций с царским троном на каменном цоколе, несколько небольших святилищ, царские апартаменты, канцелярии. К западу от «Большого двора» находились помещения «школы» с рядами скамеек на 1, 2 и 4 человек. Тут же найдены глиняные чернильницы и глиняные таблички для записи школьных упражнений. Под хозяйственные нужды отводилась южная часть дворца, где обнаружены комнаты для слуг, мастерские, склады, погреба. Особый квартал занимали лавки. Хорошо налаженная коммуникационная система (наличие связанных между собой широких коридоров и [98] дворов) позволяла использовать внутри дворца транспорт. Если добавить, что дворец имел автономную канализацию и был отгорожен от остальной части города стеной, то можно согласиться с мнением ученых, называющих его «городом в миниатюре».

Важное значение для истории материальной культуры имеют многочисленные предметы быта, найденные на территории дворца. Все орудия труда, главным образом топоры, тёсла, швейные иглы, рыболовные крючки, сделаны из бронзы. Керамическая посуда изготовлена на гончарном круге, подвергнута обжигу и отличается разнообразием и изяществом форм. Часто она украшена геометрическим орнаментом или стилизованными изображениями животных. О достижениях в области прикладного искусства говорят находки ювелирных изделий из золота, серебра и ценных пород камня. Для истории искусства интересны вотивные статуэтки из базальта, стеатита, белого и розового известняка, гипса и терракоты, а также настенная мозаика. Особый интерес вызвала настенная живопись — сцены «посвящения царя Мари» и т.д. Значительную ценность представляет коллекция стилистически разнообразных цилиндрических печатей с мифологическими сюжетами.

В целом находки на Телль-Харири свидетельствуют в пользу несомненного шумеро-аккадского влияния на культуру Мари. В то же время многие факты, например изображения мужчин и женщин с тюрбанами на голове, портрет мужчины негроидного типа, отдельные образцы керамики и глиптики, заставляют рассматривать культуру Мари как синтез более разнородных культурных элементов.

Итак, около 1757 г. до н.э. город Мари прекратил свое существование. В касситский период на этом месте находились мелкие поселения; к XVI—XIII вв. до н.э. относятся захоронения с предметами вавилонского и ассирийского происхождения; в XIII в., согласно ассирийским надписям, на месте Мари долгое время стоял ассирийский гарнизон; парфянский период представлен несколькими могилами в центре холма.

Памятники письменности. За время раскопок археологам удалось найти уже более 30000 глиняных клинописных текстов. Государственный архив Мари занял почетное место в ряду таких крупных клинописных собраний, как архивы из Лагаша, Ура, Ниппура, Эблы и Ниневии. С 1941 г. французские и бельгийские ассириологи начали издание текстов в прорисовках, транслитерации и переводах. Тексты публикуются отдельными изданиями под общим названием [99] «Царский архив Мари». После выхода в свет первых пяти томов к ним был составлен специальный том со списком клинописных знаков, идеограмм, имен собственных, географических названий, силлабарием и словарем. Все последующие тома снабжаются справками технического порядка (относительно календаря и датировок, мер веса и длины, терминологические разъяснения).

Хронологически изданные тексты охватывают разные периоды. Раннединастический период представлен единичными хозяйственными текстами. От династии Аккада сохранилась небольшая коллекция глиняных моделей печени животного с записями гаданий, где упоминаются имена видных аккадских царей. Более 500 текстов датируется временем III династии Ура. Большая часть текстов относится ко времени ассирийского царя Шамши-Адада I (1813—1781 гг. до н.э.), когда Мари входил в состав Ассирии, и Зимрилима (1780—1757 гг. до н.э.), последнего царя Мари.

Этот обильный документальный материал включает в себя краткие исторические и строительные надписи, памятники литературы на шумерском, аккадском и хурритском языках, юридические документы, но основную массу текстов принято делить на две большие группы: письма и хозяйственные тексты.

Формат писем весьма разнообразен. Сохранились письма, написанные на небольших квадратных табличках с длиной стороны квадрата до 3 см. Большинство писем начертано на прямоугольных табличках размером 15*20 см. Составлены они на местном диалекте аккадского языка и, как правило, не датированы. Авторами и адресатами писем являются цари и члены их семей, высшие военные и административные чины.

Письма содержат богатейший материал о политической, хозяйственной, общественной и культурной жизни того времени. Упоминания десятков городов и государств (от Мари до Каниша в Малой Азии, Крита и средиземноморских городов на западе, Аррапхи и Нузы на востоке, берега Персидского залива на юге) позволяют воссоздать историческую географию Передней Азии XIX—XVIII вв. до н.э. Для политической истории несомненную ценность представляют многочисленные сообщения о военных союзах и столкновениях, торговле и дипломатических связях между различными государствами. Очень существенны сведения об организации царского хозяйства и хозяйств вельмож, общественных отношениях, о структуре государственного аппарата и [100] армии, религии, достижениях в области медицины, фармакологии, парфюмерии и т.д.

Формат хозяйственных текстов также различен — от маленьких квадратных табличек с длиной стороны квадрата в 1 см до большой прямоугольной таблицы 25*20 см. Между этими крайностями имеется большое число промежуточных размеров. Хозяйственные тексты написаны на шумерском или аккадском языке, датируются они по годам правления царя (эпоха Зимрилима), или по специальным чиновникам-эпонимам (эпоха Шамши-Адада I), или по дню и месяцу составления документа (эпоха III династии Ура), иногда вообще не имеют даты.

Хозяйственные тексты по своей структуре и содержанию аналогичны документам хозяйственной отчетности III династии Ура. Поименные списки персонала царского хозяйства, отчеты об операциях с рабочей силой, перечни натуральных и денежных поступлений в царские кладовые, расписки о выдаче довольствия различным лицам и т.д. дают возможность определить роль и значение царского сектора экономики в городе-государстве Мари.

Город Терка — один из центров государства Мари. Древний город Терка (совр. Телль-Ашара на западном берегу Евфрата, в 60 км от сирийско-иракской границы) был основан в первой половине III тысячелетия до н.э. и просуществовал до начала I тысячелетия до н.э. Все это время он играл важную роль в ближневосточной торговле. Здесь начинались караванные пути из Месопотамии на запад, в Египет и Малую Азию. Город был также главным культовым центром бога Дагана, почитавшегося в Северной Месопотамии и Сирии. Название города эпизодически упоминается в клинописных источниках с XXII в. до н.э. (архивы Ура, Эблы). В конце XIX — первой половине XVIII в. до н.э. город входил в состав государства Мари. Тексты из Мари содержат богатейший материал по социально-экономической и политической истории Терки указанного периода. После разрушения Мари царем Хаммурапи город попал к касситам; в XIV—XIII вв. до н.э. на него претендовали хетты и Митанни; в IX в. до н.э. вошел в состав Ассирии. В последний раз Терка (в ассирийской транскрипции Сирку) упоминается в надписях Ададнерари III.

Открытие города связано с раскопками в 1910 г. известного немецкого археолога Э. Херцфельда. Среди найденных им мелких вещей оказалась глиняная табличка с названием города. Так удалось идентифицировать Телль-Ашару с Теркой. Регулярные раскопки ведутся с 1975 г. американскими [101] экспедициями. Исследуются в основном края холма, так как его центр занимает небольшая деревня. Общий план города еще не определен. Древнейший археологический слой, датируемый временем династии Аккада (XXIV—XXII вв. до н.э.) представлен обожженной керамикой, металлическими и глиняными фигурками животных, захоронениями с бедным погребальным инвентарем. К XVIII—XV вв. до н.э. относятся остатки крепостных стен и частных домов из кирпича-сырца. В 1980 г. обнаружен храм богини Нинкаррак (аналог шумерской богини врачевания Гулы), состоящий из алтаря и помещений для храмового персонала. В Терке найдены также изготовленные из привозных полудрагоценных пород камня бусы, египетские скарабеи, хеттская печать, свидетельствующие о том, что Терка не терял своего значения в торговле на протяжении многих веков.

Соловьева С.С.
§ 2. Митанни

Государство Митанни возникло в XVII в. до н.э. в северо-западной части Месопотамии на месте небольших древнехурритских государственных образований: Кумме, Алзи, Уркиш и др. Основным этническим компонентом населения Митанни были древние обитатели Северной Месопотамии — хурриты, которые смешались также с семитоязычными амореями и отчасти с индоевропейским этносом. Государство Митанни распалось и перестало существовать под ударами более сильных соседей (Хеттского царства, Ассирии) в XIII в. до н.э.

История этого интересного и игравшего немаловажную роль в истории региона Месопотамии и в системе международных отношений II тысячелетия до н.э. государства освещена источниками явно недостаточно и неравномерно. Обращает на себя внимание небольшое количество раскопанных к настоящему времени археологических комплексов, а следовательно, памятников материальной культуры Митанни. Документы хозяйственного и социально-экономического характера происходят в основном из восточных, периферийных районов Митаннийского государства, в частности из Аррапхи, которая некоторое время была самостоятельным хурритским государством, лишь позднее вошедшим в состав Митанни. Политические документы характеризуют в основном внешнеполитическую историю Митанни и происходят главным образом из иноземных дипломатических архивов: египетского Телль-Амарнского и хеттского Богазкёйского. Более того, преобладающими являются документы [102] на аккадском, хеттском и египетском языках, письменные же памятники на языке основного этнического контингента Митанни — хурритском — очень немногочисленны.

Памятники материальной культуры. По сравнению с другими древневосточными странами памятники материальной культуры Митанни немногочисленны. Не раскопана и даже не обнаружена еще столица Митаннийского царства — неоднократно упоминаемый в письменных источниках город Вашшуганни, хотя высказывается предположение, что его руины могут скрываться под городищем к западу от Нисибина.

Наиболее важный вещественный материал по истории Митанни дали раскопки в районе современного Киркука (Ирак) к востоку от Тигра, где находилась в древности Аррапха, вначале самостоятельное небольшое царство, а затем составная часть государства Митанни. Здесь в 20–30-е годы XX в. вела систематические раскопки американская археологическая экспедиция Пенсильванского университета под руководством Р.Ф. Старра. Раскопки дали материал по четырем преемственно и последовательно существовавшим здесь культурам: энеолитической, шумеро-аккадской, хурритской и парфянско-сасанидской.

Наиболее интенсивные раскопки производились на холме Иорган-тепе и на двух холмах, расположенных севернее его (холм А) и северо-восточнее (холм Т). Под холмом Иорган-тепе скрывались руины поселения — торговой колонии и крепости шумеро-аккадской эпохи, носившей название Гасур, во II тысячелетии до н.э. ставшей хурритским крупным населенным пунктом и переименованной в Нузу. Центром этого поселения была цитадель, где располагались дворец правителя и храм. Дворец представлял собой комплекс общественных построек с обилием парадных помещений. Особенного внимания заслуживает парадная комната, вход в которую был украшен двумя колоннами, а дверь отделана серебряными и медными гвоздями. В ней справа от входа, вдоль одной из стен имелась сырцовая скамья 7-метровой длины и метровой ширины с жертвенником перед ней. Рядом находилось помещение, где были обнаружены медный жертвенник и предметы, относящиеся к культу богини-матери. Высказывается предположение, что это мог быть так называемый «Дом двадцати» — место заседания совета старейшин и судей. Другой замкнутый комплекс помещений со своим небольшим двором получил наименование «Дома жриц». Наиболее обширную часть построек занимала хозяйственная половина дворца, где находились [103] хлебопекарни, кладовые, жилища для обслуживающего персонала: ремесленников, рабов, жителей соседних поселений, которые вызывались во дворец для выполнения различных трудовых повинностей, «Дом колесничих», конюшни и т.д. Во дворце имелись специальные помещения для посланцев и гонцов из других стран. Вторую половину цитадели занимали храмовые помещения. И дворец, и храм отличались мощностью стен. Улица, разделяющая храм и дворец, многочисленные дворы при этих постройках, пол в помещениях были мощеными. Местами сохранилась роспись стен: фигурируют изображения стилизованного священного дерева, бога-громовика Тешуба с головой быка, богини плодородия Хебат с коровьими ушами.

Под холмами А и Т были обнаружены постройки частного характера: дома глав знатных семей, в том числе напоминающий по облику нузийский дворец, хотя и меньший по размерам, дом Шильватешуба, сына царя.

Во время раскопок были найдены многочисленные изделия из меди и бронзы, что свидетельствует о принадлежности памятников Аррапхи к развитой эпохе, бронзы. Большой редкостью являются предметы из железа: это лишь рукоятка медного кинжала и железные бусины, найденные на территории цитадели Нузы. Оригинальна керамика: высокие кубки с геометрическими и растительно-животными узорами на белом и черном фоне.

Хурритами изготовлялось множество цилиндрических печатей, чаще всего из гематита. На них обычно изображались мифологические сюжеты и существа: грифоны, люди-скорпионы и люди-орлы, священное дерево, крылатые сфинксы. Часто на печатях встречается антропоморфное изображение богини любви Шавушки. Характерен и орнамент: это так называемая хурритская «плетенка» — волнистые линии, как бы сплетенные в косу. Лучшие образцы печатей датируются серединой II тысячелетия до н.э. и относятся к так называемому сиро-митаннийскому изысканному стилю. Митаннийскне печати широко распространились по всей Передней Азии. Они найдены в погребениях Лчашена и Ширака в Армении, в одном из могильников Осетии, при раскопках международной торговой колонии Каниш на востоке Малой Азии и в других местностях. На Финикийском побережье при раскопках близ города Акры так называемых могил торговцев-воинов в 1970 г. была обнаружена митаннийская печать из гематита с обилием типичных для митаннийской глиптики композиций: священного дерева со стоящими по обе стороны от него антилопами, двух львов, нападающих [104] на какое-то крупное животное, четырехкрылого божества и крылатых грифонов.

Митаннийская материальная культура в целом оказала определенное влияние на культуру Кавказа и Закавказья, о чем свидетельствуют, например, типы колесниц, воинского вооружения, парадной одежды из погребений в Триалети и Лчашене, на культуру Сирии (Алалах, Алеппо), Финикии (Библ, Угарит), на хеттов и ассирийцев, на Западный Иран (Хасанлу) и даже на Египет, что подтверждается некоторыми вещами, принадлежавшими фараонам XVIII династии: Яхмосу I, Аменхотепу III, Тутанхамону.

В свою очередь Митанни испытало в сфере материальной культуры влиянио хеттов, вавилонян, египтян. Любопытным примером этого смешанного влияния является опять-таки митаннийская глиптика из Нузы, где на печатях фигурируют ритуальные процессии богов или людей (как у хеттов), крылатый солнечный диск (как у египтян), сцены борьбы героя с чудовищем (месопотамский сюжет). Типична в этом отношении печать митаннийского царя Сауссадаттара из Нузы.

Данные о хурритах домитаннийского времени. Одна из древнейших хурритских надписей — это строительная надпись Тишари, царя Уркиша из Северной Месопотамии, датируемая второй половиной III тысячелетия до н.э.

Дошли также перечень даров в храм Энлиля в Ниппуре (конец III тысячелетия до н.э.), диалог из Мари, заклинания из Мари и других центров Вавилонии, датируемые XIX—XVII веками до н.э., среди них заклинания от зубной боли, любовных чар, змей, скорпионов, которые дают интересные сведения о религии и магических ритуалах хурритов.

Данные ономастики и топонимики как исторический источник. Хурритские имена собственные встречаются в некоторых шумерских и аккадских текстах, а также в текстах из Алалаха и Каниша (XIX—XVIII вв. до н.э.), что свидетельствует о широком ареале расселения хурритских племен на территории Месопотамии, Сирии, восточных областей Малой Азии. Некоторые глиняные таблички, например из Чагер-Базара и Телль-Брака, упоминают о домитаннийских хурритских политических объединениях в долине Хабура и к западу от Евфрата.

Хурритская ономастика и топонимика послемитаннийского времени сохранилась в ассирийских и урартских источниках IX—VII вв. до н.э.

В свете данных ономастики и топонимики представляет [105] значительный интерес проблема наличия индоарийских элементов в государстве Митанни. Присутствие индоиранских числительных и нарицательных терминов в «Трактате о коневодстве» митаннийца Киккули, имена арийских богов (Митра, Индра и др.) в тексте договора Суппилулиумы I с митаннийским царем Шаттивасой, имена митаннийских царей XV—XIII вв. до н.э. в сочетании со свидетельствами о развитии коневодства, применении легких колесниц представляются для ряда ученых убедительным свидетельством пребывания индоиранцев на территории Митанни. Другие считают эти данные либо спорными, либо совершенно застывшими анахронизмами в живом хурритском языке и не принимают их за неоспоримый и достоверный источник по вопросу об индоевропейском этносе в Митанни.

Письменные документы из Аррапхи. При раскопках Аррапхи, Нузы и других поселений к востоку от Тигра найдена большая группа преимущественно хозяйственных и юридических документов, датируемых серединой и второй половиной II тысячелетия до н.э. Это свыше 4000 табличек, написанных на аккадском языке с сильной примесью хурритизмов. Они представляют собой дворцовые, храмовые и семейные архивы, охватывающие время жизни пяти-шести поколений, и открывают широкую возможность для восстановления социальной структуры хурритского общества Аррапхи — одного из периферийных царств, впоследствии вошедших в состав Митаннийской державы. Изучением их занимались многие зарубежные ученые (П. Кошакер, Э. Шпайзер, X. Леви и др.) и советские исследователи (Н.Б. Янковская, О.В. Цкитишвили и др.).

Документы из Аррапхи позволяют судить о наличии и организации дворцового и храмового хозяйства, о сельской и большесемейной общине, формах землевладения, характере и уровне развития экономики. Довольно много в документах сведений о характере рабовладения в Аррапхе и положении рабов. Они содержат также материалы о системе государственного управления, организации и комплектовании армии.

В хозяйственных текстах из Нузы встречаются сведения и о некоторых событиях политической истории Митанни. Например, упоминается о смерти царя Параттарны (конец XVI — начало XV в. до н.э.), о пребывании в Аррапхе Шаттивасы, бежавшего туда во время династических смут в Митанни.

При раскопках крепостей Гасура и Нузы была также обнаружена в небольшом количестве и дипломатическая [106] корреспонденция, а также жилища для иноземных посланцев. Сохранился оттиск печати митаннийского царя Сауссадатара на его письме Итхии (Итхи-Тешубу), царю Аррапхи.

В документах из Аррапхи содержатся также материалы, позволяющие восстановить календарь аррапхитов, имеющий хозяйственное и культовое значение и отличающийся от ассирийского и вавилонского календаря. Из календаря можно также извлечь данные о пантеоне Аррапхи, отличающемся известной пестротой в связи со смешением культурных влияний в этом центре скрещения месопотамских торговых путей.

Письменные источники по истории Митанни с территории Древнего Египта. В письменных документах из Египта чаще всего государство Митанни упоминается под названием «Нахарина» — «страна рек». Они содержат в основном материал о политических взаимоотношениях Египта и Митанни в XVI—XIV вв. до н.э. Главным образом это анналы Тутмоса III из Фив, надписи Аменхотепа II из Мемфиса и Фив и ряд документов, относящихся к правлению Аменхотепа III: победная стела, перенесенная из его заупокойного храма в заупокойный храм другого фараона — Мернептаха в Фивах, пять однотипных скарабеев, посвященных прибытию в Египет свадебной процессии митаннийской царевны Келухебы, памятный скарабей в честь свадьбы Аменхотепа III с Тией, надпись из гробницы вельможи Хаемхата — современника Аменхотепа III.

Во всех этих документах упоминается Нахарина-Митанни как край, предел, до которого доходят северные границы Египетской империи. На скарабее в честь приезда Келухебы фигурирует имя ее отца — митаннийского царя Шуттарны II. Особенно интересно описание восьмого похода Тутмоса III в Азию, который завершился форсированием Евфрата на финикийских кораблях и победоносным вторжением египетского войска непосредственно на территорию Митанни. В надписях Аменхотепа II Митанни уже фигурирует как государство, подвластное Египту, однако о принесении им дани Египту повествуется как о грандиозном событии, «о котором не было слышно со времен богов».

Исключительно многообразный материал о взаимоотношениях Митанни с Египтом и о международной ситуации на Ближнем Востоке содержится в Телль-Амарнском архиве. Как источник по истории Митанни важны письма митаннийского царя Тушратты к Аменхотепу III (их семь), его письмо к царице Тие, два списка подарков, три письма Тушратты к Эхнатону и, вероятно, одно письмо Шуттарны II [107] к Аменхотепу III. Все митаннийские письма Написаны на аккадском языке с сильной примесью хурритизмов. Одно из писем Тушратты написано на хурритском языке. Оно содержит около 500 строк и является одним из важнейших источников для изучения хурритского языка.

Для истории Митанни имеют также значение письма вавилонских царей Кадашман-Харбе I и Бурна-Буриаша II, письма ассирийского царя Ашшурубаллита I, письмо хеттского царя Суппилулиумы к Аменхотепу IV, письма из Катны, Библа и других городов восточносредиземноморского побережья.

Пользование амарнской корреспонденцией затруднительно, поскольку весьма сложным является установление датировки и последовательности писем. Осложняет изучение аккадоязычных писем обильное содержание в них хурритизмов и ханаанеизмов. Письма несут на себе печать субъективной оценки событий, тенденциозности в их освещении. Порой речь в них идет о событиях, известных лишь переписывающимся сторонам и совершенно неизвестных для нас. Однако в целом амарнская переписка, позволяющая охватить события египетско-митаннийских взаимоотношений со времен Тутмоса IV и Артадамы I (конец XV в. до н.э.) до конца правления Тушратты и Эхнатона (середина XIV в. до н.э.), ведшаяся на самом высоком уровне между царями обоих государств, содержащая сведения об экономике, социальных отношениях, политическом строе, религии Митанни, является одним из ценнейших источников по истории Митанни.

Некоторые сведения о взаимоотношениях хеттов, Митанни и Египта содержатся в летописи Рамсеса II — при описании Кадешской битвы.

Сведения о стране Митанни (Нахарине) можно почерпнуть и из литературных египетских памятников. Так, Нахарина является местом действия египетской сказки «Обреченный царевич», записанной на папирусе Харрис 500 и палеографически датируемой временем правления XIX династии, возможно, даже временем Рамсеса II или чуть позже. В сказке описываются путешествия в Нахарину египетского царевича, его приключения в этой стране, женитьба на дочери митаннийского царя, прием, оказанный ему там.

Письменные источники по истории Митанни с территории Хеттского царства. Богатый материал по истории Митанни можно почерпнуть из Богазкёйского архива.

Большой материал о взаимоотношениях Митанни с Хеттским царством, с государствами сиро-палестинского [108] региона, юго-востока Малой Азии и Армянского нагорья дают договоры хеттов непосредственно с Митанни. Это договоры между Суппилулиумой I и Шаттивасой, а также договоры хеттских царей Циданты (I?), Телепину и Суппилулиумы I с Пиллией I, Испутахсу и Сунассурой II, с царями Киццуватны, страны, за которую вели ожесточенную борьбу хетты и митаннийцы (особо важно отметить наличие еще неопубликованного текста договора между Сауссадатаром и царем Киццуватны Сунассурой II), и др.

Большой интерес для историков представляет договор хеттского царя Суппилулиумы с сыном Тушратты — Шаттивасой, поскольку он составлен в двух версиях — краткой и пространной от лица каждого из участников договора. Краткая версия составлена от лица Шаттивасы и рисует яркую картину развития междоусобиц в Митаннийском царстве между двумя претендентами на трон: Шуттарной, сыном Артадамы II, и Шаттивасой, сыном Тушратты. Характерно, что в этой внутриполитической усобице принимают самое активное участие внешние силы: Хеттское царство, Ассирия, Вавилония и др.

Важна как источник летопись Хаттусили I, которая дошла до нас как в хеттском, так и в аккадском варианте. Основное содержание летописи составляет описание борьбы с хурритами, трофеев, захваченных в районах юго-востока Малой Азии, Северной Сирии и Северной Месопотамии, где жили хурриты. О борьбе с хурритами упоминается и в текстах других хеттских царей: Мурсили I и Телепину.

Из некоторых литературных произведений явствует, что хетты боялись хурритов, представлявших собой значительную военную силу. Об этом говорят, например, один из назидательных рассказов времен Хаттусили I (XVII в. до н.э.) и ритуальная песня «Гадание о будущей войне с хурритами», где есть такие слова: «Войско хурритов придет сворою псиной. Войско хурритов страну хеттов укусит».

Со II тысячелетия до н.э., возможно с походов Хаттусили I, начинается проникновение элементов хурритской культуры и религии в культуру хеттов. В Богазкёйском архиве е изобилии встречаются глиняные таблички с литературными хурритскими текстами. В хеттскую литературу проникли хурритские версии сочинений о Саргоне Древнем и других царях Аккада, хурритское переложение эпоса о Гильгамеше. Хеттам хорошо было известна хурритская мифологическая поэма о боге Кумарби, о смене поколений богов. Они делали краткие пересказы хурритских поэтических произведений, например сказки о добром и злом [109] братьях, «Песни об охотнике Кесси». Создавались совместные хурритско-хеттские фольклорные произведения, например о боге-Защитнике, Иштар и чудовище Хедамму и др.

Влияние хурритской религии на хеттскую проявилось также в исторических произведениях: в автобиографии Хаттусили III прославляется богиня Иштар — хурритская Шавушка. Сильное хурритское влияние усматривается в хеттских гимнах в честь бога Солнца. В рельефных изображениях скального храма Язылыкая фигурирует весь хурритский пантеон, и в первую очередь Иштар-Шавушка и бог грозы Тешуб, причем имена богов также написаны по-хурритски, но хеттскими иероглифами.

Из Богазкёйского архива дошли также списки богов и жертвоприношений, ритуальные, астрологические и гадательные тексты, датируемые XIV—XIII веками до н.э.

В архиве хеттских царей сохранился так называемый «Трактат о коневодстве» на хеттском языке, составленный для хеттского двора митаннийцем Киккули или группой лиц хурритского происхождения, датируемый XIV веком до н.э.

Источники по истории Митанни из Восточного Средиземноморья. Угарит и Алалах были населены хурритским этносом, имели контакты с Митанни и сохранили некоторые уникальные сведения о митаннийской истории. На оттиске печати из Алалаха фигурирует, например, имя первого известного нам царя Митанни — Шуттарны I. В надписи алалахского царя Идрими встречается имя и титулатура преемника Шуттарны I — Параттарны. В одном из договоров между царем Алалаха Никмепой и царем Тунипа Ир-Туш-шубом есть сведения о могущественном царе Митанни середины XV в. до н.э. — Сауссадаттаре.

В архиве Угарита (сов. Рас-Шамра) найдены посвящения и гимны богам, фрагменты шумерско-хурритского словаря, поучений, письма, датируемые XIV веком до н.э. Обнаружена даже клинописная табличка с записью текста и музыки одной из хурритских обрядовых песен.

Некоторые тексты угаритского архива двуязычны или многоязычны и записаны квазиалфавитной и слоговой клинописью, что открывает некоторые дополнительные возможности для изучения фонетики хурритского языка.

В исследованиях 70-х годов XX в. французского ученого О. Массона и советского ученого Г.Б. Джаукяна высказывается предположение о родстве языка слоговых кипро-минойских (II тысячелетия до н. з.) и этеокипрских надписей [110] (I тысячелетия до н.э.) с хурритским языком и упоминается об отнесении его к одному из хурритских диалектов. Родство с хурритским обнаруживает язык загадочной алфавитной лемносской надписи VI в. до н.э.

Соловьева С.С.
Глава VIII
Древняя Ассирия

Почти трехтысячелетняя история Ассирии делится на несколько периодов. III тысячелетие до н.э. составляет древнейший период — время существования города-государства Ашшур на Тигре, ядра будущего могущественного ассирийского государства. Время с XX по XVI в. до н.э. образует староассирийский, с XV по XI в. до н.э. — среднеассирийский периоды в истории Ассирийского государства. X—VII века до н.э., когда Ассирийское государство выросло и превратилось в гигантскую Ассирийскую мировую державу, носят название новоассирийского периода.

С этой исторической периодизацией связана также и периодизация источников, в отношении которых употребляются, например, наименования «среднеассирийские законы», «новоассирийские летописи» и др.

В ассирийском диалекте аккадского языка, на котором написаны письменные документы из Ассирии, также различаются старо-, средне- и новоассирийский диалекты.

§ 1. Памятники материальной культуры

Памятники материальной культуры Ассирии происходят главным образом из раскопок ее крупнейших городов, с изучения которых берет начало вообще вся археология Месопотамии.

Переломным событием в изучении ассирийских древностей было открытие английским дипломатом Г.О. Лэйярдом в 1847 г. при раскопках холма Куюнджик, северо-восточнее современного Мосула, ассирийской столицы Ниневии. Лэйярд обнаружил погибший от пожара дворец Синаххериба (так называемый Юго-Западный дворец), служивший также долгое время резиденцией Ашшурбанапалу, а в двух смежных комнатах этого дворца — часть огромной царской библиотеки из «глиняных книг». Остатки порталов, возле которых стояли гигантские статуи крылатых быков и львов с человеческими головами (всего их было найдено [111] 60), барельефы на алебастровых плитах, фрагменты глазурованных изразцов и другие части архитектурного декора, изделия из слоновой кости, раковин, бронзы, печати и другие — все это говорило о былом великолепии дворца. Всего Лэйярд открыл руины 5 дворцов IX—VII вв. до н.э., остатки искусственных каналов, развалины ворот и храмов и т.д. Исторические находки Лэйярда легли в основу коллекции Британского музея. Материалы раскопок опубликованы в ряде книг: «Ниневия и ее развалины» (1848), «Памятники Ниневии» (1849) и др. После Лэйярда раскопки Ниневии вела целая плеяда исследователей: Г. Раулинсон, В. Лофтус, Дж. Смит, Л. Кинг, Р. Кэмпбелл-Томпсон и др. Наиболее ценные открытия были сделаны сотрудником Лэйярда О. Рассамом, открывшим при последующих изысканиях на холме Куюнджик дворец Ашшурбанапала (так называемый Северный дворец) с великолепными настенными рельефами, изображавшими охотничьи и военные сцены, и обширной царской библиотекой. Основные результаты раскопок им были опубликованы в книге «Ашшур и страна Нимрода» (1897). В настоящее время ученые иногда обращаются к обследованию старых памятников. Так, иракский ученый Тарик Мадхлум предпринял новые раскопки дворца Синаххериба и обнаружил плиту с изображением одного из последних походов Ашшурбанапала в район Приморья.

Руины Ниневии покоились не под одним холмом. Исключительно плодотворными оказались раскопки холма Неби-Юнус. В 50-х годах XX в. иракские археологи (Фуад Сафар, Мохаммед Али Мустафа и др.) открыли сильно разрушенный в ходе мидийско-вавилонской войны против Ассирии дворец Асархаддона, арсенал и конюшню этого времени. Интересна находка в районе дворца трех одинаковых, сильно разрушенных каменных статуй египетско-кушитского фараона Тахарки и бронзовой, украшенной золотой инкрустацией фигурки египетской богини Анукис — трофеев, увезенных ассирийцами из Египта.

Другой выдающийся памятник ассирийской истории и культуры был открыт в 1843 г. французским дипломатом П.Э. Ботта в районе деревни Хорсабад. Это был Дур-Шаррукин, крепость и царская резиденция, построенная Саргоном II в 20 км северо-восточнее Ниневии. План города представлял собой правильный квадрат, ширина окружавших его стен достигала 23 м, дворцовые строения занимали 10 га. Дворец возвышался на платформе 14-метровой высоты, имел более 200 парадных, жилых и хозяйственных помещений и 30 дворов. Вход во дворец охраняли достигавшие [112] более 5 м в высоту пятиногие крылатые человеко-быки — «шеду» (духи-охранители). К дворцу вела двойная парадная лестница и боковые пандусы. Внутри дворцовые помещения были украшены алебастровыми рельефами, стенными росписями, цветными глазурованными кирпичами. Во дворце был найден склад со всевозможными металлическими орудиями труда и хозяйственной утварью, что является определенным показателем развития металлургии. В городе находилось несколько храмов, из них главные были посвящены богу солнца Шамашу, богу Луны Сину и его супруге Нингаль, богу мудрости Набу. Поражает своей масштабностью зиккурат Дур-Шаррукина: 42 м высоты; длина основания каждой стороны 43 м, высота каждой башни, окрашенной в разные цвета,— 6 м. Сам П.Э. Ботта и его преемник по раскопкам Дур-Шаррукина В. Плас были уверены, что открыли Ниневию, поэтому 5-томный труд Ботта был назван «Памятники Ниневии, открытые и описанные Ботта, измеренные и зарисованные Э. Фланденом» (1847—1850), а 3-томный труд В. Пласа — «Ниневия и Ассирия» (1867). Памятники Дур-Шаррукина составили основу Луврской коллекции. В 1928—1935 гг. раскопки Дур-Шаррукина продолжались. Были найдены громадные статуи «шеду», одна из которых весила 29 т. Две из них украсили арку Ассирийских ворот в Багдаде. Были расчищены фрески тронного зала дворца.

Большой материал дали раскопки холма Нимруд, под которым был погребен город Кальху. Открыт этот город был Г.О. Лэйярдом в 1845—1847 гг., затем он продолжал там раскопки в содружестве с О. Рассамом, далее их вели Ю. Вебер, Дж. Смит. Были открыты дворцы Ашшурнацирапала II, Салманасара III, Асархаддона и др. Найдены 26 гигантских фигур крылатых «шеду». Особенно эффектный результат принесло возобновление раскопок Нимруда английской археологической экспедицией под руководством М. Маллована в 50–60-х годах XX в. Раскапывались городские крепостные стены, мощная цитадель — «форт Салманасара» с царским дворцом, казармами, арсеналом, конюшнями, сокровищница, храмы Набу, его супруги Ташметум, Иштар, Нинурты, остатки построек Салманасара I — основателя Кальху, дворец Ашшурэтилилани — одного из последних ассирийских царей, мастерские ремесленников, дома торговцев, множество финикийских, египетских, палестинских, сирийских предметов ремесленного и ювелирного производства, составивших трофеи ассирийских царей. Особенно много вещей изготовлено из слоновой кости: [113] панели, плакетки, скарабеи, части парадного конского убора и др.

Найдены также пластины из слоновой кости, покрытые слоем воска, которые составляли целую «книгу». О таком своеобразном материале для письма у ассирийцев ученые узнали благодаря этой находке. Раскопками было установлено, что город погиб во время войны с мидянами и вавилонянами вследствие учиненного ему двойного разрушения: в 614 и 612 гг. Результаты раскопок опубликованы в трехтомном издании М. Маллована «Нимруд и его развалины» в 1966 г.

В 14 км северо-восточнее Кальху в современном местечке Балават О. Рассамом в 1847 г. и М. Маллованом в 1956 г. раскапывался небольшой ассирийский город Имгур-Энлиль, где были найдены руины дворца и храма времен Ашшурнацирапала II. Там О. Рассаму посчастливилось обнаружить 4 бронзовые плиты — обшивку храмовых, так называемых Балаватских ворот с изображением сцен военных походов Салманасара III.

Большой материал по ассирийской истории и культуре принесли раскопки древнейшей столицы Ассирии — Ашшура на западном берегу Тигра (холм в пустыне Калаат-Шергат), которые были осуществлены в 1903—1914 гг. немецкой археологической экспедицией под руководством А. Андрэ. Раскопками выяснено, что город существовал с III тысячелетия до н.э. Одной из древнейших построек был храм Иштар. К первой половине II тысячелетия до н.э. относятся дворец Шамши-Адада I и храм верховного бога Ашшура, к середине II тысячелетия — храмы Сина и Шамаша. Найдены также дворцы Тукульти-Нинурты I, Тиглатпаласара I, храм Ану-Адада (XIII—XII вв. до н.э.), культовые постройки ассирийских царей IX—VIII вв. до н.э., жилые городские кварталы и улицы, остатки городской канализации и водопровода, искусственных террасных садов, сооруженных в городе Синаххерибом. Стены дворцов были покрыты росписью, выполненной в традиционных черных, красных и белых тонах. Обнаружен был царский некрополь со склепами и саркофагами, изготовленными из огромных долеритовых глыб. Саркофаг Ашшурнацирапала II был, например, сделан из 18-тонной долеритовой глыбы.

Раскапывались также другие ассирийские города. Так, еще в начале XX в. изучался город Кар-Тукульти-Нинурта (совр. Тулуль-Акир) в 3 км севернее Ашшура на восточном берегу Тигра, где были найдены руины двух дворцов со стенными росписями, зиккурата и храма бога Ашшура, остатки [114] жилых построек. Исследовался археологами Тиль-Барсиб, или Кар-Салманасар (совр. Телль-Ахмар), на восточном берегу Евфрата, бывший некогда столицей арамейского княжества Бит-Адини, а в IX—VIII вв. ставший резиденцией ассирийского наместника в этой провинции. Как показали раскопки, это была цитадель. Стены дворца покрывала многоцветная роспись с преобладанием охотничьих сцен. В первой трети XX в. при раскопках Телль-Халафа в истоках Хабура помимо памятников древнейшей эпохи были обнаружены руины дворца, статуи богов на священных животных, датируемые I тысячелетием до н.э., когда здесь находился город Гузана, сначала столица арамейского княжества Бит-Бахиани, а с VIII в. до н.э. — центр ассирийской провинции, резиденция ее наместников.

Ряд крупных ассирийских городов не раскапывался, например, Арбелы — культовый центр Ашшура и Иштар, резиденция ассирийских царей и наместников, впоследствии целиком оказавшийся погребенным под крупным современным иракским городом Эрбилем.

Для истории Ассирии определенное значение имеют раскопки города Каниша на территории Малой Азии, где в начале II тысячелетия до н.э. находилась многочисленная колония ассирийских купцов. К настоящему времени наиболее основательно раскопан именно ассирийский квартал в пригороде Каниша.

Важное значение в качестве исторического источника имеет ассирийская глиптика. Ассирийцы искусно резали печати из различных полудрагоценных камней: черного серпентина, зеленого полевого шпата, желтого талька, халцедона, сердолика и др. Печати и их оттиски на глиняных документах несут огромную изобразительную информацию, из которой можно почерпнуть сведения о мифологии и религии древних ассирийцев, о популярных литературных сюжетах, специфике искусства, культурных влияниях, международных контактах. Так, находка печати Саргона I Ассирийского и оттисков его печати на деловых документах торговой колонии Каниш свидетельствует о контактах метрополии с купцами-колонистами. Именно на печатях Ашшурубаллит I называет себя впервые «царем Ассирии» (шарру), а не «наместником» (ишакку), что говорит и о тенденции к усилению царской власти, и о более независимом положении Ассирии среди государств Передней Азии. Находка в руинах дворца Синаххериба оттиска на глине двух печатей — египетско-кушитского фараона Шабаки и, видимо, ассирийского царя Синаххериба — свидетельствует, [115] что, возможно, этими печатями был скреплен какой-то договор между Египтом и Ассирией, текст которого не уцелел. Оттиски печатей на глиняной документации из «дома торговцев» в Кальху демонстрируют хурритские, финикийские, эгейские, египетские и даже аравийские сюжеты, что вполне характерно для широких международных контактов времен Ашшурбанапала.

Завершая обзор памятников материальной культуры как исторического источника, следует остановиться на ассирийском рельефе, образцы которого представлены рельефами на алтарях Тукульти-Нинурты I—XIII в. до н.э., а также разнообразными рельефами во дворцах ассирийских царей IX—VII вв. до н.э. Основные сюжеты ассирийских рельефов — военные, охотничьи и ритуальные сцены. Так, на основе рельефов Ашшурбанапала из так называемых «Эламской», «Арабской» и «Вавилонской» комнат можно составить представление о характере войн, о военной технике и тактике ассирийцев и их противников, о политике по отношению к пленным и покоренному населению, их военных трофеях, о конкретных событиях этих войн. Причем рельефы представляют все эти события очень последовательно, к тому же они снабжены краткими, а порой и развернутыми пояснительными надписями, что существенно дополняет письменные источники этого времени.

Назад К оглавлению Дальше