Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

К разделу Средняя Азия

Древняя история Средней Азии освещена источниками недостаточно и крайне неравномерно. Особенно остро ощущается отсутствие местной историографической традиции, иноземные же источники касаются истории народов Средней Азии только эпизодически, главным образом в связи с чужеземными походами на территорию этого региона. В результате этого некоторые длительные периоды слабо отражены в письменных источниках, другие же, сравнительно короткие (например, поход Александра Македонского), — относительно подробно. В силу этого для истории Средней Азин большую ценность имеют археологические и нумизматические материалы.

§ 1. Свидетельства античных историков

Важное значение для истории народов Средней Азии имеют греческие источники. Видимо, самым ранним автором, у которого содержатся некоторые достоверные сведения относительно исторических судеб этого региона, является Геродот. Однако во всей его «Истории» имеется только один сравнительно обширный отрывок, в котором описываются события, происходившие в Средней Азии, — рассказ [250] о последнем походе основателя персидского царства Кира. В основе рассказа Геродота лежат скорее всего не документальные материалы, а устная традиция. При этом вполне вероятно, что эта традиция не официальная персидская, поскольку основатель державы Ахеменидов обрисовывается достаточно отрицательно. Геродот и здесь (как и во многих других случаях) сознает относительную ценность сообщаемых им сведений. Заканчивая сообщение о гибели Кира, он отмечает: «Из многих рассказов о кончине Кира этот мне кажется наиболее достоверным», — что подразумевает, во-первых, использование им устной традиции и, во-вторых, определенную степень сомнения автора даже относительно выбранной им для пересказа версии.

В рассказе Геродота бесспорно присутствуют фольклорные мотивы (вещий сон Кира, мнимое сватовство, военная хитрость), некоторые части рассказа полностью выдуманы автором (речь Креза на военном совете).

Можно думать, что в исторической части этого сообщения Геродота бесспорным является только сам основной факт — гибель Кира в результате столкновения со среднеазиатскими кочевниками, все же остальное требует самой строгой проверки, поскольку между историческим фактом и рассказом о нем у Геродота лежит посредствующее звено — устная фольклорная традиция. Гораздо большего внимания заслуживают этнографические сообщения Геродота. Некоторые из них рассматриваются современными исследователями как достоверные и согласующиеся с археологическими данными, другие же (например, отсутствие у массагетов железа) явно недостоверны, и нужны длительные исследования, которые объяснят причины этих искажений реальности у Геродота (они, видимо, являются результатом использования какой-то специфической информации).

В труде Геродота имеется еще целый ряд упоминаний народов Средней Азии, правда, всегда в связи с какими-то иными, более важными для автора сюжетами. В частности, важны короткий рассказ о гидротехническом строительстве Ахеменидов на реке Акес и плате местного населения за воду, воспринимаемый современными исследователями как отражение реальной практики персидской администрации, а также краткие сообщения Геродота относительно административной структуры (и налогообложения) Средней Азии в ахеменидское время. В связи с борьбой при дворе сообщается о волнениях в Бактрии. При всем том Геродот не сообщает самых важных событий в Средней Азии, если они даже находятся в самой тесной связи с событиями в [251] центре державы Ахеменидов. Так, например, он ничего не знает о восстаниях в Средней Азии при восшествии на престол Дария I, хотя он подробно рассказывает о заговоре семи знатных персов, о восстании в Вавилонии и Мидии.

Некоторое значение для изучения истории Средней Азии имеют свидетельства Ктесия из Книда, собранные в его сочинении «История Персии», сохранившемся во фрагментах, Это сочинение использовалось в качестве источника такими авторами, как Диодор (I в. до н.э.), Плиний Старший (I в. н.э.), Афиней (II—III вв. н.э.), Клавдий Элиан (II—III вв. н.э.). Однако при анализе текста этих авторов зачастую сложно бывает установить, насколько точно данный фрагмент отражает подлинный текст Ктесия.

Современные исследователи приходят к выводу, что произведения Ктесия стоят ближе к художественной литературе, чем к научной. Утверждается, что «История Персии» представляет собой нечто среднее между исторической работой и романом, самого же Ктесия они называют «отцом исторического романа». В рассказах Ктесия к тому же чувствуется налет анахронизма. В описываемые им ранние события он переносит отношения, существовавшие в современной ему Персии. Значительным недостатком Ктесия как историка является постоянное стремление дать обязательно нечто новое, оригинальное, отличающее его от более ранних авторов, особенно Геродота. В результате Ктесий иногда просто выдумывает факты или их объяснения.

Отрицательное в целом отношение к сочинениям Ктесия, однако, не должно приводить к полному игнорированию его свидетельств. В них разбросаны отдельные важные крупицы достоверных сведений о древних народах Средней Азии, об их расселении, о политической организации среднеазиатского общества. Современные археологические исследования заставляют думать, например, что сообщения Ктесия о существовании Бактрийского царства до ахеменидского завоевания Средней Азии отражают историческую реальность. Ряд рассказов Ктесия, ранее воспринимавшихся как занимательные вставные новеллы, в действительности оказались передачей местной народной традиции.

Значительный материал по истории Средней Азии содержится в сочинениях греческих историков, описывавших походы Александра Македонского.

Древнейшим среди этих авторов является Диодор (I в. до н.э.). В XVII книге его «Исторической библиотеки» содержится описание похода Александра Македонского, в более поздних книгах — некоторые сведения об эпизодах [252] борьбы диадохов, затрагивающих и Среднюю Азию. Произведения Диодора считаются современными исследователями ценным источником, и можно только пожалеть, что большая лакуна в его тексте приходится как раз на описание военных действий в Средней Азии. Рассказ Диодора о событиях в собственно Средней Азии заканчивается на Гиркании. В этом рассказе приведены сведения о природных условиях и хозяйственной жизни, но появляются также и явно легендарные подробности, в данном случае рассказ о свидании в Гиркании Александра Македонского с царицей амазонок Фалестридой.

Из сообщений о событиях в Средней Азии в период после смерти Александра особое внимание привлекает рассказ о восстании греков — поселенцев в Бактрии, основанный на хороших источниках.

Сведения об истории Средней Азии эллинистической эпохи имеются в произведении Помпея Трога «Historia Philippicae» (на латинском языке, в 44 книгах). Оно было написано при Августе и представляло собой попытку дать общую картину истории человечества от легендарных Нина и Семирамиды до времени жизни автора. Во II или III в. н.э. оно было сокращено неким Марком Юнианом Юстином, и после этого оригинал был утрачен. Эпитоматор иногда сокращал текст, но самое главное — усиливал морализующие стороны оригинала.

История Средней Азии входит в круг рассмотрения Помпея Трога преимущественно с момента похода Александра Македонского. Ценность этого источника определяется в первую очередь тем, что он единственный дает нам связный очерк ранней истории Парфянского царства, в нем содержится информация по истории Греко-Бактрии, о походах ее царей в Индию, о нападении кочевников на Парфию и Греко-Бактрию.

Некоторые сведения Помпея Трога имеют особую ценность для историка. Современные исследования показали, например, что версия возникновения Парфянского царства, представленная у Помпея Трога, более точна, чем иные версии. Ее, в частности, подтвердили новые эпиграфические памятники. В некоторых случаях об информации, пропущенной Юстином при сокращении, можно получить представление на основании «Прологов», составленных на основе оригинального текста. Именно так обстоит дело, в частности, с сообщением Помпея Трога о кочевническом завоевании Бактрии.

По всей видимости к I в. н.э. (хотя некоторые исследователи [253] отдают предпочтение более поздним датам) относится произведение Квинта Курция Руфа «История Александра Македонского». Оно является важным историческим источником для понимания событий, происшедших в Средней Азии в годы завоеваний Александра Македонского. Иногда в этом произведении (несколько неожиданно) проскальзывает информация и о более поздних временах. Так, например, рассказав о строительстве по приказу Александра крепостей в Маргиане, Квинт Курций Руф затем добавляет, что в настоящее время они служат тем, над кем ранее должны были господствовать.

Среди многочисленных написанных Плутархом произведений наибольшее значение для изучения истории Средней Азии имеет биография Александра, хотя некоторый (очень небольшой) материал имеется и в других его сочинениях (например, в биографиях Евмена, Красса, Антония, «О судьбе или удаче Александра» и некоторых других). Биография Александра (как и другие биографии) представляет собой конечно не собственно историческое произведение, а описание характера («этоса») человека. Из жизнеописания Александра поэтому исчезают целые большие периоды или по крайней мере освещаются весьма односторонне. Так, практически полностью исчезла вся война в Средней Азии, остались только конфликты среди греко-македонян. Плутарх мало говорит о жестокостях Александра в период завоевания Средней Азии, делая основной упор на благодеяния царя и о отношению к завоеванным.

Видимо, важнейшим источником по истории Средней Азии эпохи Александра Македонского является сочинение Флавия Арриана «Анабасис Александра» (II в. н.э.). Оно дает ясное и трезвое изложение событий похода Александра, почти лишенное риторических прикрас и морализирования. Все это относится и к рассказу Арриана относительно военных действий на территории Средней Азии. В сочинении Арриана присутствуют и некоторые географические и этнографические сведения, представляют ценность его сообщения о городах Средней Азии, существовавших до походов Александра, о сущности его градостроительной политики и т.д. Достаточно подробно и объективно описывает Арриан и народное сопротивление завоевателям, интересно его свидетельство о посольстве царя хорасмиев Фарасмана.

Некоторые сведения об истории Средней Азии содержатся и в других произведениях Арриана. Так, им была написана история Парфии. От нее сохранилось только несколько фрагментов, изложенных Фотием. Здесь передана [254] иная версия (нежели у Юстина) возникновения Парфянского царства. Высказывалось предположение, что эта версия передает позднюю официальную Аршакидскую легенду.

Из других античных авторов, сочинения которых важны для истории Средней Азии, необходимо упомянуть Полибия. Интересно его описание похода Антиоха III против Парфии и Греко-Бактрии. Определенная, хотя и незначительная, информация содержится также в произведениях Тацита, Полиена, некоторых поздних византийских авторов (Стефана Византийского, Синкелла и т. п.). Источником может служить сочинение Аммиана Марцеллина, но источниковедческий анализ его (с точки зрения истории Средней Азии) по- настоящему еще не проведен. В описании границ Сасанидского царства явно использованы источники и Аршакидского времени, однако и этот вопрос нуждается в специальном исследовании.

§ 2. Географическая и другая специальная античная литература

Ценным источником этого типа для истории древней Средней Азии является «География» Страбона. Основная часть сведений Страбона о Средней Азии содержится в XI книге его труда, хотя некоторая информация встречается и в других книгах. В XI книге, в частности, рассказывается о Гиркании, приводятся некоторые сведения о кочевниках среднеазиатских степей, описывается Парфия, Маргиана, Бактрия, Согдиана. Свидетельства Страбона чрезвычайно ценны, хотя в большинстве случаев трудно установить те источники, которыми он пользовался.

В рассказе Страбона соединяются свидетельства о природных условиях и образе жизни народов Средней Азии с различными эпизодами их политической истории. Ценность собственно географических свидетельств уменьшается тем обстоятельством, что Страбон, ориентируясь на доступную ему географическую литературу, иногда смутно представлял себе действительную географическую ситуацию, иногда же разделял ходячие представления того времени, часто весьма далекие от действительности. Так, он считал Каспийское море не замкнутым бассейном, а заливом океана и ничего не знал об Аральском море, что, естественно, приводило к искажению общей картины. Проблема источников Страбона (в применении к Средней Азии, в частности) еще далека от решения, что часто не позволяет поставить вопрос о достоверности его отдельных свидетельств.[255]

У Страбона содержится значительное количество свидетельств о различных политических событиях, происшедших в Средней Азии. Иногда его сведения уникальны, они не находят подтверждений у других авторов, но тем не менее основаны на достоверных источниках и подтверждаются другими материалами. Так, рассказ о строительстве стены вокруг всего Мервского оазиса селевкидскям царем Антиохом Сотером получил подтверждение благодаря археологическим работам. Иногда свидетельства Страбона освещают неизвестные стороны событий, известных по другим источникам. Например, в «Географии» содержатся данные о возникновении Парфянского царства, об истории Греко- Бактрии, кочевых племен, сокрушивших ее. В таких случаях обычно довольно сложной является проблема согласования данных различных источников. В последнем случае, например, особая трудность состоит в том, что нужно согласовывать данные, не только полученные из текста античных авторов (в частности, Юстина), но и из текстов китайских авторов.

Важным источником является также произведение Исидора Харакского «Парфянские стоянки». Исидор, видимо, жил на рубеже нашей эры, он происходил из города Харакса, расположенного на берегу Персидского залива и являвшегося важнейшим торговым центром Востока. Его произведение имеет сугубую практическую направленность, являясь своего рода путеводителем по «царской дороге» Парфянского царства, идущей от западных границ его до крайних юго-восточных рубежей. В пределах Средней Азии эта дорога проходит через Парфиену, достигает Маргианы и отсюда сворачивает на юг, заканчиваясь в районе Кандагара. «Парфянские стоянки» основаны на официальных парфянских документах, кроме того, содержат некоторую информацию и о политических событиях. Важные выводы можно сделать, анализируя названия населенных пунктов, через которые проходила «царская дорога».

Некоторые сведения о Средней Азии содержатся и в труде римского энциклопедиста Плиния Старшего «Естественная история» (I в. н.э.). В частности, представляет интерес его сообщение о походе селевкидского полководца Демодама за Яксарт, о плавании Патрокла по Каспийскому морю, о разрушении Александрии Маргианской «варварами». Важно его свидетельство о том, что Парфия в его время представляла собой не единое государство, а скорее конфедерацию из 18 отдельных царств. [256]

Ценным, хотя и сложным источником является сочинение Птолемея «География» (конец I — II в. н.э.). Средняя Азия описывается в VI книге этого сочинения. В этом тексте даны географические координаты городов, рек, горных цепей, озер, указаны границы различных областей Средней Азии. Ценность этих сведений бесспорно очень велика, однако пользоваться ими необходимо с большой осторожностью, так как Птолемей без серьезной критической проверки сводил воедино данные различных источников, в результате чего один и тот же город иногда присутствовал на карте, составленной на базе описаний Птолемея, в двух местах, например в Бактрии и Согдиане. В то же самое время можно ожидать, что после проведения специальной источниковедческой работы данный источник сможет дать огромную информацию, поскольку некоторые из использованных им источников были, по всей видимости, очень точны. Во всяком случае поражает удивительно правильный рисунок направления Амударьи в ее верховьях и в среднем течении ее южных притоков. После источниковедческого анализа, возможно, изменятся многие наши представления о политико-географических границах Средней Азии. Например, сейчас выдвигаются предположения (основанные на анализе Птолемея) о том, что Согдиана имела гораздо большие размеры, чем это обычно считается, и что в ее состав входил даже Бадахшан.

§ 3. Китайские источники

Определенную роль в изучении древней истории Средней Азии начиная со II в. до н.э. играют китайские источники. Китайские авторы были в общем лучше осведомлены об обстановке в Средней Азии, чем античные. Развитие экспансии Китая на запад вызвало потребность в точном знании ситуации как в Восточном Туркестане, так и собственно в Средней Азии. Первые достоверные сведения о народах Средней Азии были получены от Чжан Цяня, руководителя первого китайского посольства «на запад», посланного императором У-ди (140—86 гг. до н.э.). Эти сведения составили основу текста 123-й главы «Исторических записок» (Ши-цзи) великого китайского историка Сыма Цяня, жившего в конце II — начале I в. до н.э. Они были дополнены материалами из официального отчета и рассказами участников китайского похода в Фергану (самый конец II в. до н.э.). Столь же важна для более позднего времени «История старшего дома Хань» (Цянь-Ханьшу), написанная Бань Гу [257] (?—92 г.). К материалам, заимствованным у Сыма Цяня, здесь добавлены новые сведения (главным образом I в. до н.э.), попавшие в распоряжение китайского правительства. Наконец, в «Истории младшего дома Хань» (Хоуханыиу), написанной Дань Хуа (жил в первой половине V в. н.э.), в дополнение к старым сведениям добавлены материалы (главным образом II в. н.э.).

История Китая в последние века до новой эры — первые века новой эры была наполнена борьбой с хуннами. Поэтому в официальной китайской историографии был весьма велик интерес не только к самим хуннам, но и к их соседям и противникам. Именно в связи с этим достаточно подробно освещаются столкновения хуннов с юеджами, движение юеджей на запад, захват ими областей по среднему течению Амударьи. «Имперские» интересы Китая приводили к тому, что в исторических сочинениях присутствуют не только собственно военно-политические события, но и сведения о географических условиях, образе жизни, хозяйственной деятельности, политической организации различных народов Средней Азии. Исторические части дополняются настоящими «военно-статистическими» описаниями, чрезвычайно важными для современных историков. Сопоставление различных по времени сочинений позволяет выявить динамику изменения военно-политической ситуации в Средней Азии. Так, на основе сопоставления данных Шицзи и Цянь-ханьшу (а также Хоуханьшу) можно представить себе процесс постепенного проникновения юеджей на юг. В первом случае юеджи плотно осели на северном берегу Амударьи, территории же на южном берегу находятся от них только в зависимости, во втором уже ставка правителя юеджей находится на южном берегу реки. Китайские источники иногда доносят до нас и народную устную традицию. Такой характер носят многие известные сообщения о Моде-шаньюе. Чрезвычайно важны китайские источники для понимания процесса сложения и ранней истории Кушанского царства.

Вместе с тем при интерпретации китайских источников необходимо учитывать некоторые их специфические особенности. Первой из них является сложность передачи на китайском языке иностранных имен и названий. В силу этого еще больше, например, усложняется проблема согласования китайских и античных свидетельств относительно кочевых народов, сокрушивших Греко-Бактрию. Другим важным обстоятельством является изменение звучания китайских иероглифов с течением времени, что часто ставит исследователя в трудное положение, поскольку нелегко [258] установить, как в действительности звучали в древности по-китайски те или иные имена и названия и, соответственно, сколь справедливо их сопоставление с именами и названиями, известными по текстам, написанным на иных языках. Наконец, важно учитывать основные принципы китайской официальной идеологии (отражающиеся и в историографии). Китайская идеология строилась на постоянном противопоставлении «срединной империи» как воплощения цивилизации миру «варваров» (каковыми являлись, с точки зрения китайцев, и среднеазиатские народы) как миру дикости. Эта концепция не только находила свое отражение в описаниях нравов и обычаев соседних с Китаем народов, но часто приводила к прямому искажению исторической реальности. Например, в официальной историографии (вплоть до нового времени) приезды чужеземцев к императорскому двору всегда рассматривались как выражение вассальных отношений.

§ 4. Документальные материалы

Эта категория источников очень немногочисленна. Она включает три комплекса документов: парфянский архив из Старой Нисы (Митридатокерта), небольшой архив из Топрак-Калы (Хорезм) и так называемые «старые согдийские письма».

Парфянский архив из Старой Нисы состоит примерно из 2500 остраконов, найденных в различных местах царского винохранилища и рядом с ним — в отвале битой тары, куда они, видимо, попали при какой-то чистке винного склада. Остраконы представляют собой первичные учетные документы. На них указывается, кто и откуда произвел взнос вина в царскую казну, этот черепок сопровождал сосуд с вином и в дальнейшем, на нем указывалось его прохождение на винном складе (списание, выдача, отлив и долив, перенос содержимого в другой сосуд и т.п.). По миновании надобности черепок выбрасывался, иногда он использовался вторично, при этом старый текст смывался. Изредка текст смывался небрежно, и сейчас удается прочесть оба текста. Очень сложную проблему представляло определение языка этих документов. В настоящее время общепринятым является мнение о том, что документы написаны на парфянском языке, но при использовании арамейской графики. Встречающиеся в большом количестве арамейские слова и целые выражения представляют собой гетерограммы, «шифрующие» парфянское чтение слов.[259]

Документы, естественно, дошли в случайном подборе, они охватывают время от 100 до 13 г. до н.э. Формуляры основной массы остраконов стандартны. Они включают следующие данные: после выражения «в этом сосуде» следуют указания на количество вина; название виноградника (и его категория) и имения; имя и звание человека, доставившего вино; дата. Иногда появляются дополнительные сведения: сорт вина, место происхождения или службы его доставщика, кем производилось взимание поставок или кому предназначено вино.

Несмотря на всю ограниченность сведений, содержащихся в этих документах, они благодаря их массовости дают информативный материал для понимания различных сторон парфянского общества. Благодаря им можно представить некоторые особенности функционирования царского хозяйства; выявляются различные категории земли; фиксируется аренда царской земли и т.д. Эти документы позволяют получить представления об административной структуре Парфянского царства и организации управления (упоминаются сатрапы, дизпаты, марзпаны и еще целый ряд категорий чиновников). Выявляется также система налогообложения, имеются данные по социальной структуре парфянского общества.

Нисийские остраконы дают информацию по культуре Парфии. Они свидетельствуют, в частности, о зороастризме парфян (об этом говорят и использование так называемого младоавестийского календаря, и теофорные имена лиц, упомянутых в документах). Помимо обычных документов в состав нисийского архива входят и остраконы иного типа (краткие этикетки, ученические упражнения, памятная записка о восхождении царя на престол).

Остраконы встречены на ряде памятников Парфиены, в частности при раскопках Новой Нисы и поселения Коша-депе, по своему содержанию они несколько отличаются от документов из старой Нисы. В целом эта категория источников дает исследователям значительный материал по истории Парфии.

В архиве, обнаруженном при раскопках крупнейшего центра Хорезма Топрак-калы, найдено 122 документа на коже и 18 на дереве. Они также написаны с использованием арамейского алфавита. Разобранные и опубликованные документы представляют собой списки мужчин, принадлежащих определенным домам-семьям. В их составе постоянно упоминаются рабы (иногда в значительном [260] количестве). Полная публикация этих документов безусловно поможет решить ряд вопросов социальной истории Средней Азии.

Интересным источником являются также так называемые «старые согдийские письма». Ранее они датировались 312—313 годами н.э. Однако, как показал известный венгерский ученый И. Харматта, правильнее датировать их 196—197 годами н.э. Несмотря на трудности их прочтения, вызванные плохой сохранностью, эти документы дают определенную информацию о социальной структуре согдийского общества (упоминаются, например, «свободные-благородные»), о праве, положении женщин в обществе, о хозяйственной деятельности. Однако этот архив уже, строго говоря, не является собственно среднеазиатским, ибо он найден в согдийской колонии в Дуньхуане (Восточный Туркестан).

Имеется некоторое количество документальных материалов, освещающих историю Средней Азии, но происходящих с других территорий. Для раннего периода наиболее важным источником этого типа является Бехистунская надпись, в которой, в частности, говорится о восстаниях народов Средней Азии против Дария I. Анализ этого источника показал, что восстание и в Парфии, и в Маргиане носило подлинно массовый, народный характер. Важны также свидетельства этой надписи о борьбе Дария I с саками и об изменении политического режима у них после персидского похода. Некоторые сведения о саках содержатся также и в вавилонских документах ахеменидского времени.

Для более позднего времени важны греческие надписи, найденные при раскопках Ай-Ханум, греческого города, исследуемого французской археологической экспедицией на территории Северо-Восточного Афганистана. Одна греческая надпись обнаружена при раскопках городища Тахти-Сангин. Наконец, определенную ценность представляют бактрийские и индийские надписи кушанского времени, обнаруженные в ряде пунктов Афганистана и Индийского субконтинента. Особенно важна надпись кушанского династийного святилища в Сурхкотала. Использование этой категории материалов затрудняется все еще нерешенной проблемой кушанской хронологии (так называемая проблема «даты Канишки»). В самое последнее время довольно пространная кушанская надпись была найдена на юге Узбекистана (в Айртаме). Некоторое количество разноязычных коротких надписей было обнаружено при раскопках буддийского святилища Кара-тепе возле Термеза. Они были [261] выполнены на керамике и на стенах помещений и позволяют понять некоторые стороны процесса распространения буддизма в Средней Азии.

§ 5. Данные Авесты и буддийской традиции

В современной литературе достаточно широко пользуются данными Авесты для реконструкции характера хозяйственной жизни, общественных отношений и идеологии среднеазиатского общества первой половины I тысячелетия до н.э. (доахеменидского времени). В советской исторической литературе преобладает мнение о том, что зороастризм родился в Средней Азии, однако этот вывод не является бесспорным. Имеются, например, веские основания для того, чтобы считать родиной зороастризма Систан и прилегающие районы (Восточный Иран). Во всяком случае использование Авесты как памятника, освещающего древнейшую историю Средней Азии, требует особой осторожности.

В древности на территории Средней Азии был достаточно широко распространен буддизм. В силу этого некоторые сведения об истории ее народов могут быть почерпнуты и из буддийских сочинений различного характера. Данные буддийской традиции распадаются на две категории: 1) непосредственно относящиеся к среднеазиатским народам; 2) касающиеся кушанских царей, под властью которых находились и некоторые среднеазиатские области, но без специальных ссылок на них.

Данные первого типа связаны в основном с вопросами распространения буддизма на территории Средней Азии и экспансии его отсюда на Восток, в частности в Китай. Например, в цейлонской хронике «Махавамса» сообщается о том, что на Цейлон при царе Дуттхагамани (приблизительно 101—77 гг. до н.э.) прибыл «мудрый Махадева» с множеством монахов-буддистов из страны Паллавабхогга. Некоторые исследователи считают, что здесь имеется в виду Парфия, тем самым перед нами древнейшее свидетельство о распространении буддизма на территории Парфии. Значительную роль играли выходцы из Средней Азии (парфяне, согдийцы, бактрийцы) в проникновении и укреплении буддийского вероучения в Китае. Среди миссионеров-буддистов встречались заметные фигуры, в частности принц Аршакидского дома. Их деятельность нашла многообразное отображение в буддийских сочинениях (в том числе и на китайском языке). Изучение этих материалов позволяет получить [262] некоторую информацию и о культурной ситуации в самой Средней Азии.

Данные второго типа связаны главным образом с именем кушанского царя Канишки. В буддийской традиции подчеркивалась его роль покровителя буддизма. В частности известно, что он руководил работой IV буддийского собора. Эта традиция предстает перед нами в китайских, тибетских, согдийских и уйгурских текстах.

§ 6. Нумизматические источники

Нумизматические материалы могут быть использованы в качестве источника по истории Средней Азии только начиная со времени Александра Македонского. Редкие сведения о нахождении здесь дариков и сиклей малодостоверны. Но даже и в том случае, если эти сведения подтверждаются, все равно число этих монет столь незначительно, что говорить о существовании денежного обращения в Средней Азии ахеменидского времени нельзя.

Более сложна проблема, связанная с чеканкой монеты в период Александра Македонского. Как известно, Александр создал монетный двор в столице Бактрии — городе Бактрах, но монеты его очень редки. Влияние монетного дела Александра можно предполагать на основе появления «варварских подражаний», копирующих тип александровских монет, но ситуация осложняется тем, что первые монеты селевкидских царей также повторяют александровские типы (за исключением легенды), и поэтому трудно решить, какие именно монеты послужили «прообразом» для этих «варварских подражаний».

Обширный материал для исследований представляют греко-бактрийские монеты. Сложность здесь заключается в том, что число правителей, чеканивших свои монеты, в несколько раз превышает число правителей, известных на основании письменных источников. В силу этого попытки восстановить политическую историю Греко-Бактрии базируются главным образом на нумизматических данных: районы, входившие в состав владений того или иного царя, выявляются на основе изучения ареалов распространения монет; хронологическая последовательность правлений и династические линии восстанавливаются в основном на базе сопоставлений типов монет и т.д.

В силу этого использование греко-бактрийских монет для решения других вопросов истории древней Средней Азии является еще более проблематичным. Дополнительный [263] материал для этого времени представляют так называемые «варварские подражания». Их использование в качестве исторического источника определяется некоторыми достаточно твердыми принципами, равно применимыми ко всем «подражаниям» античных монет: 1) чекан «варварских подражаний» всегда возникает за пределами политических границ общества с развитым денежным обращением; 2) фиксируемые ареалы разных групп «варварских подражаний» должны, как правило, очерчивать границы, в пределах которых сохранял свое действие авторитет (власти или традиции), определивший условный курс этих подражаний, т.е. границы политические; 3) «варварские подражания» соответствуют определенной стадии не только экономического, но и социального развития. Такое общество обычно знает не царей, а только вождей; выделилась знать, но четкого расслоения на классы еще нет; как правило, городская жизнь в таком обществе слабо развита и нет своей письменности.

В соответствии с этими принципами делаются многочисленные попытки определить, например, границы между владениями греко-бактрийских царей и местных племен на территории Средней Азии или границы различных владений, возникших после разгрома кочевниками Греко-Бактрии. Так, достаточно четко, видимо, выделяются на территории Южного Узбекистана и Южного Таджикистана две зоны: в одной выпускаются монеты, подражающие чекану Евкратида, в другой — Гелиокла. На основе этого анализа делаются попытки связать эти выводы с данными китайских источников относительно пяти юечжийских владений.

Однако анализ «варварских подражаний» весьма сложен. Первые образцы варварской чеканки, как правило, близки своим прототипам, поэтому провести четкую грань между начальными выпусками «подражаний» и собственно греко-бактрийскими монетами бывает затруднительно. Кроме того, хронологическое распределение отдельных выпусков среди «варварских подражаний» определяется степенью деградации изначального типа. Составление такой цепочки все более удаляющихся от первообраза монет трудно и субъективно.

Несколько легче анализ следующей стадии — появляются местные самостоятельные чеканы, как бы вырастающие из стадии подражаний. В одних случаях прежние типы остаются неизменными, но к ним добавляются тамга или местная легенда (например, раннесогдийские монеты по типу тетрадрахм Евтидема), в других новые эмиссии только обнаруживают преемственность по отношению к местным [264] «варварским подражаниям», уже существенно от них отличаясь. Так, монеты Гиркода и раннесогдийские монеты с изображением лучника — это продолжение местных подражаний драхмам Антиоха I, раннехорезмийские монеты восходят к подражаниям тетрадрахмам Евкратида и т.д.

При всем том исследование среднеазиатских монет этой эпохи показывает, что в настоящее время еще нет сколько-нибудь общепринятой картины хотя бы самых основных событий после падения Греко-Бактрии и до возниковения Кушанского царства. Недостаток письменных источников резко снижает и информативность нумизматических источников.

Несколько лучше обстоит дело с изучением нумизматики (и использованием нумизматических данных в качестве исторического источника) крупных государственных образований: Парфии, Кушанского царства, отчасти Хорезма. Однако и здесь имеется еще много нерешенных проблем. В отношении парфянских монет, например, еще не ясен вопрос о деятельности монетного двора в Нисе (точное определение его продукции); в Маргиане не ясно соотношение между местной и центральной чеканкой. Для монетного дела кушан основная сложность порождается все еще нерешенной проблемой абсолютной хронологии кушанского царства и спорами о том, сколько в действительности было царей, носящих одинаковые имена, и как они распределяются хронологически. Еще очень недостаточно исследован медный кушанский чекан.

§ 7. Археологические материалы

Археологическим источникам принадлежит ключевая роль в реконструкции прошлого народов Средней Азии. Только археологические материалы позволяют судить о ряде сфер материального производства, им принадлежит основная роль в выявлении систем расселения, в частности типов поселений и их эволюции во времени, типов жилищ и соответственно характера семьи. Без археологических материалов невозможно решить вопросы, связанные с характером и масштабами обмена, ряд важнейших проблем истории культуры и т.д. Археологические исследования в Средней Азии приобрели настоящую масштабность только после Великой Отечественной войны. В настоящее время здесь действует большое число крупных экспедиций, исследующих практически все области Средней Азии и все категории памятников.[265]

Археологические раскопки дают большие материалы для суждения о сельском хозяйстве Средней Азии. В сочетании с немногочисленными упоминаниями античных и китайских авторов они позволяют, например, решить вопрос о том, какие сельскохозяйственные культуры использовались в различных областях: исследования найденных на поселениях костей животных позволяют судить о составе стада. Комплексное изучение всех этих материалов позволило сделать вывод о наличии двух основных хозяйственных зон в древней Средней Азии. В районах с развитыми ирригационными системами (Бактрия, Маргиана, Хорезм, возможно, Согд) ведущую роль в сельском хозяйстве играли зерновые культуры (пшеница, ячмень, просо). В южной части Северной Азии к ним добавлялся пришедший из Индии рис. Очень важны были виноградарство и виноделие. Широко распространены были садово-огородные, бахчевые и технические культуры. Было развито и животноводство, причем основное место в стаде занимал мелкий рогатый скот. В периферийных же областях вырабатывается иная модель хозяйственной деятельности: гораздо большую роль играет животноводство. Здесь, кроме того, и иная структура стада — важнейшее место в нем занимает крупный рогатый скот. В земледелии же ведущее место принадлежит возделыванию ячменя и проса, некоторую роль играют и бахчевые культуры.

Очень важно исследование сельскохозяйственных орудий, хотя их пока найдено немного. Интересны, в частности, данные о железных орудиях труда в разных областях Средней Азии. Так, в первой половине I тысячелетия до н.э. они более всего распространены в передовых областях, а бронзовые и каменные — в периферийных районах, где земледелие не имело глубоких традиций. На памятниках чустской культуры, например, было найдено до 800 каменных серпов.

Интересные наблюдения сделаны и относительно распространения орудий по переработке сельскохозяйственной продукции. На протяжении всего I тысячелетия до н.э. для помола зерна используются каменные зернотерки. В начале I тысячелетия н.э. впервые появляются жернова, которые стали применяться преимущественно в зоне развитого ирригационного земледелия.

Важные выводы могут быть сделаны и при исследовании самих ирригационных систем. Наиболее изучены они в Хорезме. В ряде других областей Средней Азии (особенно в Бактрии, Согде, Маргиане) их изучению мешает «эффект непрерывного орошения», в результате которого ирригационные [266] сооружения последующего времени в значительной мере уничтожили остатки более ранних сооружений. Анализ следов оросительных систем важен для выявления общей тенденции развития того или иного общества, ибо увеличение или уменьшение орошаемых площадей свидетельствует о важных процессах (внутри- или внешнеполитических), вызвавших это. В Хорезме к концу архаической эпохи общая длина магистральных каналов достигала 120-150 км, а к концу кушанского периода — 250-300 км, что бесспорно говорит об общем прогрессе Хорезма. Важны также и наблюдения над техникой строительства ирригационных систем, показывающие возрастание к концу античной эпохи знания принципов гидротехники. В частности, хорезмский материал показывает, что магистральные каналы становятся уже, но глубже, отводные каналы отходят от магистральных не под прямым углом, а под острым, строятся защитные дамбы и т.д. Все это в целом показывает, как с течением времени общество учится более экономно и рационально расходовать и воду, и человеческий труд. Сочетание всех этих материалов, данных этнографии и документальных источников, полученных из иных, но также базирующих на ирригации свою экономику обществ (древняя Вавилония, птолемеевский Египет и т.д.) позволяет предпринимать исследования относительно объема человеческого труда, необходимого для строительства и поддержания в порядке ирригационных систем, характера организации коллективов, занятых этим трудом, и позволяет делать некоторые выводы относительно социально-экономических условий жизни общества.

Археологические материалы служат важнейшим источником для суждения о характере и уровне развития ремесла. Исследуются как сами предметы, произведенные ремесленниками (оружие, украшения, орудия труда, монеты и т.д.), так и остатки ремесленных мастерских. Особенно подробно изучено керамическое ремесло. Например, изучение керамики юга Средней Азии (в том числе и с помощью технических средств) показало, что в III—II вв. до н.э. происходят значительные изменения в технологии ее производства (новые способы подготовки сырья, новые виды гончарного круга, новые способы ангобирования и т. д.). Вполне вероятно, что эти изменения в технологии связаны с влиянием греков, переселившихся сюда в раннеэллинистическое время. Отличаются и керамические печи конца I тысячелетия до н.э. от печей, характерных для первой половины тысячелетия.[267]

Анализ расположения центров керамического производства показывает, что керамическое ремесло, как правило, не было сконцентрировано только в городах, в ряде мест керамические печи находились и в сельской местности.

Меньше материалов о других видах ремесла. К числу немногочисленных исследовавшихся ремесленных мастерских относится так называемая мастерская ремесленника-металлиста в древнем Мерве. Здесь в рамках одного хозяйственного комплекса засвидетельствованы остатки целого ряда ремесел: металлообработка (плавка, литье, золочение и т.д.), косторезное, изготовление сложных луков, наконец ткацкое. Скорее всего в данном случае мы имеем дело с государственным (царским) хозяйством, для которого и характерно сочетание в одном месте ряда ремесел.

Изучение ремесленных кварталов и отдельных ремесленных мастерских важно и для понимания процессов развития товарно-денежных отношений. При изучении Мерва позднепарфянского времени исследовался квартал, расположенный у северных городских ворот. В каждом из небольших жилищ этого квартала было найдено значительное число ручных мельниц — в количестве, превышающем потребности жителей квартала. Здесь же найдено большое количество бронзовых монет мелких номиналов. Все это привело исследователей к выводу о том, что данный квартал был районом ремесленников, специализировавшихся на помоле зерна.

Велико значение археологических материалов для решения проблем расселения, характерных для различных областей Средней Азии. Здесь необходимо сочетание работ по составлению подробных археологических карт, фиксирующих все памятники на данной территории, и широкомасштабных раскопок памятников различных категорий. К сожалению, ни один из древних городов Средней Азии не раскопан еще до такой степени, чтобы на основании его материалов можно было бы сделать историко-социологические выводы. Наиболее изученным в настоящее время, видимо, является Дальверзин-тепе — один из крупнейших центров Бактрии кушанского времени. Здесь раскопаны дворцы, храмы, рядовые жилища, ремесленные мастерские, исследовались и пригороды, загородные святилища и некрополи.

Важную роль играет и изучение сельских поселений. В древней Средней Азии выявлено многообразие типов сельских поселений, что явно отражает сложность социальной структуры общества. Например, в Парфиене выделено четыре типа: 1) укрепленная усадьба; 2) отдельно стоящий [268] дом (домохозяйство); 3) неукрепленное поселение с очень плотной застройкой; 4) неукрепленное поселение с разреженной застройкой. Близкая (но не идентичная) картина наблюдается и в других областях Средней Азии. Два поселения последнего типа полностью раскопаны — в Парфиене и в Бактрии. Их считают общинными поселками, состоящими из нескольких жилищ, каждое из которых было занято большесемейной домашней общиной. Но бесспорных подтверждений этому выводу нет, он делается исходя из общих соображений и данных письменных источников, рисующих ситуацию в соседнем, но все же ином регионе (в данном случае в Индии).

Наблюдения над жилищами важны для выявления типов семьи, существовавших в различных областях Средней Азии. Видимо, справедливом является мнение, что для сельской местности правилом была большая семья. Однако и здесь отсутствие синхронных письменных памятников порождает иногда разные точки зрения.

Анализ типов жилищ позволяет сделать выводы и об имущественной дифференциации среди населения, Например, на поселении Аккурган (Бактрия) выявляются дома бедных и богатых жителей. Один из них, особенно значительный по размерам и с большим количеством дорогих вещей, получил несколько условное наименование «дома старосты». При раскопках поселения Гарры-Киряз (Парфиена) в одном из домов найден крупный монетный клад.

Разные по размерам (хотя и близкие по планировочным принципам) дома обнаружены и при раскопках городов, например на городище Дальверзин-тепе (Бактрия). В одном из богатых домов здесь найден богатейший клад, состоящий из слитков золота и украшений.

Интересным источником могут быть и городские укрепления. Они, например, фиксируют границы функционально различных частей города, что важно для понимания общих процессов развития среднеазиатского общества. Археологи уже давно отметили, что процесс классообразования и становления государства на территории Средней Азии сопровождается появлением цитаделей, возвышающихся над поселениями. Трехчастная структура ряда среднеазиатских городов (цитадель, собственно город и полусельский пригород) также находит свое выражение в особой системе укреплений для каждого из элементов городской структуры.

При археологических раскопках городов и сельских поселений оружие находят редко. Исключение составляют только дворцовые (например, Старая Ниса) и храмовые (например, [269] Каменное городище — Тахти-Сангин) сокровищницы, Для суждения о характере военного дела, о вооружении и оборонительном доспехе наибольшее значение имеют раскопки кочевнических захоронений.

Для изучения культуры ценную информацию дают раскопки святилищ и дворцов. В ряде пунктов Средней Азии (Старая Ниса, Халчаян, Дальверзин-тепе, Топрак-кала, Кара-тепе и Фаяз-тепе в районе Термеза и др.) найдены памятники монументальной скульптуры и живописи. Они характеризуют специфику искусства Средней Азии, эстетические и идеологические представления общества. Благодаря этим находкам, например, стало ясно, что буддизм был широко распространен в Средней Азии. С другой стороны, стало известно и «официальное искусство», обслуживающее потребности правящих родов государств, расположенных на территории Средней Азии. О народном искусстве и верованиях народных масс наиболее полное представление может быть получено при изучении мелкой терракотовой пластики, распространенной почти во всех областях Средней Азии (за исключением Парфиены). Однако здесь еще целый ряд вопросов остается нерешенным. Например, наиболее популярны в коропластике были женские изображения. Обычно считается, что они воспроизводят богиню Анахиту, но никаких серьезных аргументов в пользу этого отождествления еще не было предложено.

Назад К оглавлению Дальше