Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Семь тысяч островов — страна одна

Географически Филиппинские острова делятся на три основные группы: северную — Лусон, центральную — Висайи, южную — Минданао и архипелаг Сулу. Ведущая политическая, экономическая и культурная роль принадлежит Лусону. От суровых гор Илокоса и высокогорных лесов Кагаяна через зеленые равнины Тарлака и Пампанги простерся остров Лусон. Он занимает больше трети площади архипелага, здесь расположена столица страны Манила.

По природным условиям и уровню развития хозяйства на Филиппинах выделяют шесть районов: Северный, Центральный и Южный Лусон, Бисайские острова, острова Минданао и Сулу и Большую Манилу, связанную со всеми районами.

Северный Лусон — район горный. Это родина илоков. На западе острова узкой прибрежной полосой пролегла равнина Илокос: с одной стороны ее омывает бурное Южно-Китайское море, с другой — «подпирает» хребет Центральной Кордильеры, на склонах которой живут бонтоки и ифугао. Горы высотой в два с половиной километра сложены из гранита, вулканических пород, песчаника и сланца. Скудная почва, тайфуны часто вынуждают илоков мигрировать в другие районы страны. На востоке Северного Лусона высятся скалистые и почти безлюдные горы Сьерра-Мадре, подступающие к океану. Из-за сильных штормов и отсутствия закрытых гаваней район мало освоен. Между горами течет река Кагаян, образуя плодороднейшую долину. В этих краях живет «речной народ» — ибанаги; в горах — калинга, апайао, тингианы и илонготы.

Северный Лусон занимает одну шестую часть страны, но по численности населения и развитию экономики он стоит на одном из последних мест. Здесь нет крупных городов, кроме Лаоага и Багио, в основном — рудничные или рыболовецкие поселки. Жизнь крестьян этого района издавна связана с выращиванием табака. Поля Илокоса — главный производитель чеснока, без которого немыслима филиппинская кухня. Кроме того, крестьяне растят хлопок, рис, кукурузу и сахарный тростник. Развивается и промышленность района: работают текстильные, фанерные фабрики, цементный завод. Здесь на севере Лусона, в Апарри, берет начало {66} трансфилиппинская магистраль, которая пройдет через весь архипелаг и свяжет север с югом.

Центральный Лусон — житница страны и самый густонаселенный район. Здесь живут семь миллионов человек: на востоке — тагалы и илоки, на северо-западе — пангасинаны и пампанганы, на западе — самбалы, в горах — филиппинские пигмеи-аэта. Два крупных города, Анхелес и Олонгапо, связаны с обслуживанием американских военных баз. Город Малолос известен тем, что здесь была подписана первая в истории республики конституция.

Ядро района — Манильская равнина, щедро орошаемая водами Пампанга и Агно. С запада ее окружают Самбалесские горы, с востока — Сьерра-Мадре и Восточная Кордильера.

Девять десятых земель района занято под рисом. На Центральном Лусоне расположен крупнейший промышленный центр, «экспортная зона» страны — Батаан. Здесь действуют шестьдесят предприятий транснациональных корпораций: нефтеперерабатывающий, электронный, автосборочный заводы, целлюлозно-бумажная фабрика, доки по строительству каботажных судов. Рабочих, занятых на предприятиях иностранных монополий, бесчеловечно эксплуатируют, зачастую не выплачивая им даже минимума зарплаты.

К югу от Манилы Лусон протянулся как гигантская зеленая змея. «Голова змеи» покоится в пределах столицы — это район Лагуны с заливом, берега которого издавна обжиты рыбаками. Лагуна — это родина Хосе Рисаля, район со славным революционным прошлым. В часе езды от Манилы стиснутый горами лежит городок Паэте, славящийся резчиками по дереву. Неподалеку от него — стометровый водопад Пагсаньян, двадцатью струями сбегающий с гор. На шоссе вас начнут «отлавливать» гиды: преграждают путь машине, машут руками, требуя остановиться. Вы притормаживаете, чтобы узнать, в чем дело. Выясняется, что энтузиасты заботятся о том, чтобы вы не проехали мимо. За небольшую плату они готовы провезти вас в узкой лодке под всеми струями так, чтобы ни одна капля не упала на вашу голову. Южный Лусон — гористый и озерный край. Низменности расположились вокруг озера Бай и в долине реки Бикол. К этому району примыкает богатый минеральным сырьем остров Миндоро и остров Палаван. Окружающие Палаван 1770 маленьких коралловых атоллов простираются почти до Калимантана. Палаван пока еще необжитой горный край. Несколько лет назад на шельфе близ острова были обнаружены нефтеносные пласты и начата их разработка, ведется разведка и бурение глубоководных скважин. Запад района, Южный Тагалог, называют царством кокосовых пальм. Восток района, Бикол, специализируется на выращивании абаки — «текстильного банана», или манильской пеньки. Кроме {67} того, крестьяне растят рис, кукурузу, маниоку, кофе, цитрусовые. Основное население Южного Бикола — тагалы и биколы. Самые крупные города: Батангас, с двумя нефтеперерабатывающими заводами, Ирига и Кавите — судостроительный центр, город Марикина — центр кожевенной промышленности, обувь с маркой «марикина» — лучшая в стране. В городке Лос-Баньос (по-испански «купальни») около горячих источников расположился Международный исследовательский институт риса. В провинции Лагуна работает крупная ГЭС Калирайя, открыт национальный центр прикладных искусств.

Бисайский район — Самар, Негрос, Панай, Лейте, Себу, Бохоль и еще тысячи мелких островов — занимает пятую часть площади страны.

Остров Себу известен крупнейшей в мире фабрикой кокосового масла, заводом по выпуску медного концентрата, кукурузными плантациями. Город Себу — второй экономический и культурный центр страны, а остров Панай — второй по значению рисоводческий район. Его главный город Илоило — крупный порт. Негрос называют «сахарницей» страны. На известковых почвах острова в крупных асьендах выращивают сахарный тростник.

Лейте — восьмой по величине среди Бисайских островов. Название его главного города Таклобана происходит от слова «таклоб» — «сачок для ловли бабочек». Но население острова — два миллиона человек — меньше всего занимается ловлей бабочек. Здесь ловят рыбу, растят рис, кукурузу, сахарный тростник, а главное — абаку и кокосовую пальму. Лейте изобилует гейзерами и термальными водами. Серные кипящие источники целебны, остальные используются для нужд энергетики. По соседству с Лейте расположен остров Бохоль, славящийся своими «шоколадными» холмами. Овальные холмы-хамелеоны меняют цвет в зависимости от времени года. Секрет — в покрывающей их траве когон. В сезон дождей, когда трава свежая, холмы ярко-зеленые; в засуху, когда трава сохнет, они буреют. Легенда говорит, что холмы — это затвердевшие слезы гиганта, любовь которого отвергла молодая островитянка.

Экономика Висайев стала активно развиваться после обретения страной независимости. На островах сосредоточена треть кокосовых плантаций страны и две трети всех посадок сахарного тростника. Висайи — крупный добытчик медной и марганцевой руд. В городе Толедо на базе месторождения пиритов создан химический комбинат, выпускающий удобрения — суперфосфаты.

Район Минданао — Сулу занимает треть архипелага. Этот край еще недостаточно исследован. Слабо освоены его богатейшие ресурсы — леса с ценной древесиной, плодородные плато и могучие водопады. Это земля древних родов, непоколебимых традиций. Живут на юге мусульманские народы {68} моро, в крови которых неистребим дух свободолюбия. Моро нельзя стать — ими нужно родиться, чтобы ощутить неразрывную связь с природой, с ее горами, морем, землей.

Сулу, как и Палаван, — архипелаг внутри архипелага; 2600 вулканических и коралловых островков рассыпаны в морях Сулу и Сулавеси, как зеленые нефриты в воде. Архипелаг состоит из двух групп островов: Холо и Тавитави. Некогда Сулу был «дорожкой» к соседней Индонезии. И сейчас с побережья острова Таганак ночью хорошо видны мерцающие огни Калимантана. Остров Таганак зовут «черепашьим». Уже тысячи лет гигантские морские черепахи выползают здесь на берег по ночам, чтобы в теплом желтом песке отложить яйца, похожие на белые мячики для пинг-понга, и возвратиться назад, в море.

Сулу — царство ислама. День в этом краю начинается с голоса муэдзина, зовущего правоверных к утренней молитве. В любой деревушке есть мечеть, на луковичной главе которой сияет полумесяц со звездой — символ ислама.

Море Сулу изобилует жемчугом. Издревле жемчуг считался эталоном красоты и богатства. Из-за него велись войны, им выкупали рабов, его дарили возлюбленным. В одном из романов Жюль Верн писал: «Для поэта жемчуг — морская слеза, для женщин — драгоценное украшение, для естествоиспытателя — болезненное образование у некоторых мягкотелых».

Ну а для ловцов жемчуга — это изнурительный труд и вечная надежда. По двенадцать часов кряду ныряют в пучину смельчаки с сумкой на бедре, чтобы среди тысяч раковин найти одну драгоценную, с жемчужиной, похожей на лунный свет или отражение звезд в тихой лагуне. Техника добычи раковин почти не изменилась за века. Главные «орудия» ловца жемчуга — выносливость, здоровые легкие и приметливый глаз. Каждое утро сотни лодок-винта выходят на поиски морского сокровища.

Остров Минданао стал активно осваиваться только в последние десятилетия. В поисках удачи сюда переселились тысячи безземельных крестьян из северных районов страны. Обосновавшись в провинциях Ланао и Котабато, они занимаются рисоводством. Минданао поставляет продукты на внутренний рынок. Культивируют на острове и каучуконосные деревья — гевеи.

Северные провинции острова — Суригао и Агусан — богаты никелем, медью, серебром и золотом. Западные провинции — Давао, Котабато — славятся плантациями абаки, бананов и ананасов. Вдоль плантаций выстроились нескончаемые ряды аккуратно подвешенных на стеллажах гроздей бананов, весящих до ста килограммов. О близости ананасовых плантаций напоминает свежий аромат. Растение дает всего один плод. Листья ананаса похожи на алоэ — с шипами по {69} краям, только чуть суше. Красочное зрелище — уборка ананасов. Сборщики одеты в брюки с кожаными накладками, предохраняющими от уколов шипов. Специальным ножом рабочий срезает плод и кидает в корзину. Делает он это так быстро, что через десять минут наполненную корзину несут к грузовикам, стоящим рядом.

На севере острова, в Илигане, создан промышленный комплекс — «малый Питтсбург». На энергии, которую дает ГЭС Мария-Кристина, работают алюминиевый, сталелитейный, машиносборочный заводы, химический комбинат. Минданао по праву считается центром лесной промышленности. Немалую роль в развитии острова сыграет трансфилиппинская магистраль, которая, закончившись у города Давао, свяжет крайний юг архипелага с его севером.

Минданао часто называют районом будущего. Потенциальные возможности острова очень велики, и ему еще предстоит сыграть свою роль в экономическом развитии Филиппин.

«Всё зелень, всё — сад»

«Если есть рай на земле, то он здесь» — эти слова молва приписывает Магеллану.

Их вспоминаешь, когда путешествуешь по островам. Базальтовые горы и синие лагуны, засушливые плато и обильные зеленью равнины, кокосовые плантации и хвойные леса, неприступные утесы и песчаные пляжи — это все Филиппины.

Треть земли занята горами, часто вулканического происхождения. На архипелаге 19 действующих вулканов. Самые значительные: на Лусоне — Майон, Тааль и Булусан; на Негросе — Канлаон; на Минданао — Макутуринг и трехглавый, самый высокий, около трех километров,— вулкан Апо.

Недалеко от Манилы, в провинции Батангас, есть чудо природы, озеро Тааль — вулкан в вулкане. Само озеро — кратер давно разрушившегося вулкана. Девять лет назад в нем родился вулкан-младенец. Ночью люди проснулись от сильного подземного гула. Остров потрясла серия взрывов. Спасаясь от горячего пара и пепла, жители бросились к лодкам. Но на озере началась буря и расшвыряла лодки с беженцами, как щепки. А когда вулкан утих, люди увидели над водой островок-кратер, похожий на подкову. Тааль невысок — всего 260 метров. Но это лишь его вершина, как у айсберга. «Безобидный» поплавок — самый молодой, а потому самый необузданный вулкан. Когда смотришь на тихое, безмятежное озеро с подступившими к берегам зелеными лесами, трудно поверить, что оно может быть столь свирепым. {70}

Филиппинские вулканы входят в Тихоокеанский огненный пояс, насчитывающий 320 огнедышащих гор. Геологи считают, что архипелаг образовался в результате движения пластов земной коры в конце палеозоя. Он тектонически неустойчив, его постоянно «потряхивает», раз в два года случаются сильные землетрясения. И теперь три могучие силы — землетрясения, тайфуны и наводнения — продолжают менять облик островов. Пожалуй, нет на земле другой страны, которая так же страдает от тайфунов, как Филиппины.

«Природа на Люсоне, — писал Гончаров, — богата, как нигде. Здесь всё зелень, всё — сад».

В самом деле, необычайно обильна флора архипелага. Ботаники насчитывают десять тысяч видов растений, причем почти половина из них эндемичны, то есть встречаются только здесь.

Богатство страны — вечнозеленые, диптерокарповые леса, покрывшие половину территории. В горах растут пальмы, дуб с подлеском. Выше — клены, мирты, сосны, еще выше — мшистые, влажные, труднопроходимые леса. За последние двадцать пять лет запасы леса, особенно ценных пород «филиппинской махагони», сократились почти наполовину. Их изводят бессистемная вырубка и подсечно-огневой способ земледелия — каиньгин, применяемый до сих пор горными народами. На месте уничтоженных лесов вырастает сорная, рыжая трава когон.

В филиппинский лес без ножа-боло не пойдешь. Тропический лес не терпит пустот. Цепко опутали деревья лианы, эпифитные папоротники, красные цветы страстоцвета. Это растения-паразиты, но есть и «растения-труженики».

Чудо-деревом называют ипил-ипил; похожее на акацию, оно необыкновенно быстро растет, и его предполагают использовать в качестве топлива в единственной в мире дендротермальной станции.

По берегам рек, в низинах, растет болотная пальма нипа. Приземистая, почти без ствола, нипа — ценный строительный материал. Доброго слова заслуживает и похожая на лиану пальма ротанг — самое длинное в мире растение, достигающее четырехсот метров. Она неприхотлива, быстро растет, то свивается в кольца на земле, то взбирается на стволы деревьев, «перепрыгивая» с одного на другое. Из ротанга делают изящную, прочную мебель, плетут циновки.

Гигантскими купами, такими густыми, что туда не проникает солнце, растет бамбук. Трудно перечислить «заслуги» бамбука: на бамбуковых циновках спят, сушат зерно, из него делают посуду, копья, водопроводные трубы, флейты и даже... орган. Часто на рынках можно увидеть съедобные молодые побеги бамбука, начиненные рисом.

Среди десятков родов пальм особое место отводится арековой. Ее орех употребляют в бетелевой смеси, которую {71} жует вся Юго-Восточная Азия. Толченый орех смешивают с известью, выжигаемой из морской раковины. Смесь заворачивают в лист бетеля (перечной мяты), и жвачка готова. По-тагальски она называется «нганга». Жвачка утоляет жажду, заглушает аппетит и повышает тонус. Не беда, что от нее чернеют зубы и становится красной слюна. У некоторых племен и сейчас считается, что человеку не пристало иметь белые, как у собак и обезьян, зубы. «У всех за щекой набито этой травы,— писал Гончаров, — от этого у всех рот похож на трубку, из которой лет десять курили жуковский табак». Теперь в городах нганга уступает место жевательной резинке, но в селах, особенно пожилые женщины, предпочитают по старинке жевать бетель.

В прибрежных местах растут приземистые, корявые мангровые деревья. Прямо с ветвей свисают черные отростки — корни — подпорки дерева, которые помогают ему удержаться в малоустойчивом иле во время прилива. Кроме того, эти деревья имеют дыхательные корни, растущие вверх и пробивающиеся наружу сквозь ил. Острые кожистые листья часто бывают покрыты белым налетом — это выводится наружу избыток соли, ведь дереву приходится питаться соленой водой. Древесина мангров идет на топливо, а кора употребляется при дублении. Мангровые деревья ядовиты, настойка их листьев, вылитая в воду, парализует рыбу.

Есть еще одно необыкновенное дерево — оно без листьев, но с красными букетами цветов. Местные жители называют его «ало-ало». Удивительный жизненный цикл у этого дерева. Зимой, в декабре, оно стоит голое, сухое, без признаков жизни. Потом в одночасье покрывается тревожно красными соцветиями и так буйно, неистово цветет, что само не выдерживает: не успев распуститься, красные гроздья роняют лепестки. Три дня цветет дерево — три дня идет медленный цветочный дождь. И так же внезапно, в одну ночь, дерево отцветает. И снова становится жалким: съеживаются, «обугливаются» цветы, становятся похожими на вороньи гнезда. Но проходит время, дерево оправляется от «потрясения», приходит в себя, набирает силы и одевается спокойной зеленой листвой.

Мудрое дерево! Но это не все. Когда ало-ало покрывается цветами, люди в горах начинают следить за луной. На десятый день после цветения дерева, в полнолуние, на поверхность океана всплывает морской червь палоло. Весь год живет он на дне, в коралловых рифах. И только раз в году ночью гигантские стаи червей всплывают наверх для метания икры. Вода становится розовой от икринок. К этому времени люди выходят в море на лодках с факелами. Червь палоло, завернутый в вяленый лист хлебного дерева, считается деликатесом, по вкусу он напоминает лососевую икру. Любопытно, что к началу брачного «танца» палоло с прибрежных {72} скал к морю спускаются стаи сухопутных крабов — тоже на ловлю червя. Могущественный лунный свет регулирует не только приливы и отливы в океане, но и жизненные процессы морского червя...

На Филиппинах много цветов: оранжевые рододендроны, белые сампагита и гардении, сиреневые бугенвиллеи, розы нежнейших оттенков — от темно-карминной, почти блоковской «черной розы в бокале», до белоснежной, как морская пена на песке.

Животный мир, как и растительный, на Филиппинах имеет много эндемиков. Он не может похвастать крупными хищниками, зато много «зоологических чудес». Здесь живут самая маленькая в мире обезьяна-тарсиус и ночной зверек из семейства полуобезьян — долгопят. На Палаване встречается диковинное создание природы — крошечный олень-мышь, или карликовая кабарга: животное с головой и глазами оленя и телом мыши. Водится здесь и миниатюрный дикий буйвол. На островах — обилие пресмыкающихся: крокодилы, питоны, черепахи, ящерицы, панголин — покрытый роговыми чешуйками ящер, живущий под землей и питающийся муравьями. Распространен дикий кабан — большеголовое животное с острым рылом и клыками. Водится редкий мелкий хищник — страннохвост (хвост животного необычно свертывается кольцом вверх и вниз). Есть лемуры, белки, цикады — гроза пахарей, — уничтожающие урожаи. Из обезьян больше всего макак. В лесах живут десятки видов рукокрылых: плотоядные крыланы, прыгающие по деревьям шерстокрылы, летучие мыши и их близкие родичи «летучие собаки» — покрытые рыжей шерстью животные с метровым размахом крыльев. В отличие от летучих мышей «собаки» не едят насекомых, предпочитая фрукты. На стенах домов живут маленькие юркие ящерки — бутики и иногда крупные, светящиеся в темноте баяваки. Но они не враги человека, а друзья: там, где живут ящерицы, мало мух и москитов.

Необыкновенно богаты на архипелаге птичье и рыбье царства. Ученые насчитывают четыреста пятьдесят видов птиц, из них более трехсот гнездится только здесь. На Минданао обитает громадный горный орел — гроза обезьян. Живут павлины, попугаи, эндемичная птица калау, рисовые птички, маленькие белые цапли-хероны, любящие восседать на широких спинах буйволов. В скалах и на крутых обрывах вьют гнезда стрижи-саланганы. Суп из их гнезд — известный деликатес, обладающий тонким вкусом и тонизирующим свойством. Птицы все яркие, красивые, но не такие певуньи, как наши северные. Великолепны на Филиппинах бабочки. Здесь можно встретить редкий экземпляр ночного шелкопряда величиной с ладонь.

Особого слова заслуживает морская фауна архипелага. В море обитают две тысячи видов рыб. Из них {73} промысловые — сардина, макрель, тунец, лапу-лапу, салмен, бонито, скумбрия, рыба-меч и много других. Здесь водятся самая маленькая на земле рыбка-табиос, длиной всего два сантиметра, и самая крупная — тигровая акула. Кстати, мясо акулы съедобно, суп из ее плавников — деликатес китайской кухни. Заветная цель рыбака — добыть омара-лобстера. Шея у омара блестящая, с коричневыми полосами, спинка синяя, глаза выпучены, впереди топорщатся длинные красноватые усы. Неплохая добыча и шримсы, креветки. В реках ловят бурого краба-алиманго — любимое блюдо деревенской детворы.

Часами можно стоять у городского аквариума, где собрана великолепная коллекция морской фауны — от громадных скатов до изящных коньков, будто сошедших с шахматной доски. Изысканный и загадочный рисунок на телах рыб — что это: отпугивающая окраска для защиты от хищников или каприз природы? Каких только рыб нет в океане! Вот рыба красная с голубыми полосками, шафранная с зеленым пояском, эта вся в шипах, как еж; у той глаза на животе. Вот рыба-шар с агрессивно выступающими вперед зубами. Рыбы-сержанты с «нашивками», рыбы-кардиналы, облаченные в пурпур. Крутолобые зеленые «попугаи», усатые «кошки», вычурные морские «петухи». Рыба-клоун с белыми пятнами. Рыба-хирург с острыми костными «скальпелями» у хвоста. Нет предела разнообразию этого феерического царства. Природа, позволяя себе самые смелые сочетания красок, никогда не бывает безвкусной.

Филиппинский архипелаг лежит в водах Тихого океана, близ экватора, что обусловило его муссонный, тропический климат — обильное осадками лето и сухую зиму. Погодой на Филиппинах, как и во всех островных странах, ведает океан. Гигантский аккумулятор, он хранит тепло круглый год: среднегодовая температура в Маниле 27°.

Говорят, на Филиппинах два сезона — жарко и очень жарко. Ну а если серьезно, времена года различают по направлениям ветров и осадкам. Здесь два сезона: сухой (декабрь — май) и дождливый (все остальное время). Из ста сорока шести дождливых дней в году больше ста падает на июнь — сентябрь. В среднем на архипелаге выпадает 2500 миллиметров осадков. К летним муссонам приурочен сев, к сухому времени года — сбор урожая.

В октябре — апреле дуют зимние, северо-восточные муссонные ветры. В ноябре приходит относительно прохладный, «бархатный» сезон, длящийся до февраля. К началу марта столбик термометра уже доползает до 30°, остаются еще прохладными вечера, но скоро и их не станет.

Май — месяц экваториального штиля, разделительный рубеж, меняющий направление ветров: начинают дуть летние, юго-западные ветры, обильные влагой. С ними обычно приходят тайфуны. {74}

Апрель — май — самые жаркие месяцы. У Киплинга есть рассказ «Город страшной ночи», в котором тропическая духота уносит сотни жизней. В томительные часы, когда Маниле не хватает электроэнергии и отключены кондиционеры, кажется, что это написано о ней.

Майон — «королева» вулканов

Пятьсот шестьдесят километров отделяют Манилу от Легаспи — главного города провинции Бикол, на юго-востоке Лусона. Тронувшись в путь до восхода солнца, на двух машинах, мы пересекли весь остров и только к полуночи прибыли на место.

Лусон — обычный тропический остров. И лишь старинные испанские церкви напоминают, что мы на Филиппинах.

Филиппины — одна из немногих развивающихся стран Азии, которым удалось в семидесятые годы сделать шаг вперед в развитии экономики. Но вот в чем парадокс: подъем экономики здесь, как и в любой капиталистической стране, ведет к еще большей поляризации бедности и богатства. Черты нового входят в дома, но причудливым образом. Крестьяне живут без канализации и водопровода, зато нередко с телевизором. Под крышу соломенных хижин, где ничего нет, кроме нескольких циновок, заменяющих стол, стулья и постель, вторглась реклама швейцарских часов и парижских туалетов. Людей, у которых не всегда найдется горсть риса к ужину, уговаривают есть цыплят компании «Магнолия». Упитанные телевизионные мальчики и девочки под веселую рекламную песенку со смаком поедают брызжущие соком горячие сосиски фирмы «Свифт» (по иронии судьбы фирма носит имя великого сатирика), а деревенские дети у экранов глотают слюнки. И так, увы, ежедневно.

Лусон — родина тагалов. Если верить легенде, слово «тагалог» произошло так. Жила на Лусоне красавица. Многие просили ее руки. Но, желая выбрать самого достойного и храброго, она сказала: «Моим мужем станет тот, кто принесет живого удава». Вызвался выполнить условие юноша Илог. Через некоторое время он появился в селе, неся на плечах огромного удава. Внезапно змея стала душить юношу, и тогда девушка в страхе закричала: «Тага, Илог!» — «Руби его, Илог!» В этот час мимо шли испанцы и спросили, как зовут жителей этой местности. Но, увлеченные единоборством юноши с удавом, все кричали: «Тага, Илог!» Испанцы подумали, что это ответ на их вопрос. С тех пор народ, живущий на Лусоне, называют «тагалог».

Почти половина населения архипелага живет на Лусоне. Здесь возделан каждый клочок пригодной земли. Чем ближе {75} к Легаспи, тем меньше рисовых полей и больше кокосовых плантаций, маленьких фабрик, где примитивные прессы отжимают из копры масло. Крестьяне арендуют у помещиков участок с пальмами в два-три гектара. Следят за деревьями, подрезают сломанные и высохшие ветви, собирают орехи, сушат копру и сдают заготовителям. Раньше арендаторы расплачивались с владельцем земли половиной урожая. Теперь издольщина заменена денежной рентой.

Пальма сама по себе, в отдельности, красива, но лес из пальм удивительно скучен, однообразен, и невольно взгляд ищет любое другое дерево. Вот могучий кедр, стиснутый лианами, как Лаокоон в клубке змей, а это растение с высохшим стволом напоминает буддийского монаха.

Дорога в Легаспи пролегла через национальный Кесон-парк, вдоль опытных полей Института риса в Лос-Баньосе. Мимо проносятся плантации табака, рыжие поля убранного хлопчатника с виднеющимися кое-где пятнами белой «ваты», деревни в рощицах мускатных орехов. Тянутся посадки кофейного дерева с невзрачными синеватыми цветами — будущими драгоценными зернами. Много деревьев какао. Его коричневые плоды, крупнее бананов, растут прямо из ствола. Если плод расщепить, внутри обнаруживаются семядоли со знакомым всем кондитерским запахом. Местные жители сушат плоды, растирают в порошок, заваривают кипятком — и напиток готов.

По дорогам тащатся двуколки, запряженные медлительными буйволами-карабао. Ходят рейсовые междугородные автобусы. В них обычно сорок мест, но пассажиров набивается вдвое больше. Сзади все заваливается сумками, мешками, корзинами с зеленью.

По пути к Легаспи минуем немало городков и баррио, различающихся только названиями: Лопес, Люцена, Гумака... Планировка баррио везде одна: в центре — ратуша, собор, несколько вилл со звонкими именами: «Кармен», «Санта-Лючия», «Санта-Елена». А дальше по шоссе тянутся безымянные соломенные хижины с выстиранным и развешанным на деревьях или разостланным на земле, чтобы быстрее просохло, бельем, с голой ребятней, с лавчонками сари-сари, в скудном ассортименте которых всегда найдется коробка спичек и бутылка кока-колы. Хижины тянутся без конца. И порой трудно понять, где кончается один городок и начинается следующий. Мелькают оросительные каналы, дамбы, водохранилища, пруды с нежно-сиреневыми, как небо на закате, кувшинками; сторожевые времянки, в которых то ли ночует сторож при поле, то ли живет семья.

Почти к каждой хижине прибит плакат, рекламирующий шампуни, мотоциклы, часы, пиво. Но вот что странно — мало цветов. Видимо, заботы о хлебе насущном вытеснили все иные. Бедняки живут в хижинах, собранных из прессованных {76} бамбуковых щитов — савали, крытых листьями пальмы-нипы, с окнами без стекол. Вместо них вставлена каписа — тонкий срез склеенных перламутровых раковин, а чаще газета или картон. Окна обычно делают маленькими, а то и вовсе обходятся без них. В последнее время традиционные строительные материалы дополняются цементом, шифером, черепицей. Но пока они доступны не каждому. Если вы увидите дом под железной крышей, можете не сомневаться: здесь живет зажиточная семья. На севере Лусона, больше всего подверженного тайфунам, дома часто каменные. Но в основном островитяне, привыкшие к разгулам стихии, строят дома легкие, безопасные, которые нетрудно заменить. Это хижины традиционного малайского типа — на сваях, с открытой верандой, к которой ведет крутая лесенка в несколько ступеней. Полы в хижине делаются со щелями для вентиляции. Едят и спят на полу на циновке. Оттого на Востоке при входе в дом или храм снимают уличную обувь — ноги должны быть чистыми. Под полом держат скот, соху, мотыгу, иногда велосипед и реже мотоцикл.

Хижины нередко ставят в прибрежных низинах, затопляемых во время приливов. Вода в тропиках всегда была главным условием жизни: это и рыбная ловля, и дешевая дорога, и, наконец, прохлада. К тому же выкорчевать место для хижины в лесу иной раз труднее, чем вбить сваи в илистый грунт.

В домах у тагалов чисто, опрятно. Утварь скромная: циновки, медные и плетеные подносы, несколько кастрюль с дырками для варки риса на пару. В каждой хижине вы обнаруживаете изображение Христа и девы Марии, дипломы в рамках — свидетельство об окончании школы кем-нибудь из детей и японский календарь.

Во дворах изредка лениво перелаиваются собаки, бродят некрупные черные свиньи, кудахчут куры. В придорожных лужах лежат буйволы-карабао. Их черная кожа лоснится, челюсти перетирают бесконечную жвачку. В сумерки, когда остывает земля, буйволы перебираются погреться на шоссе (асфальт отдает тепло медленнее) и нередко становятся причиной автомобильных аварий. У водителей есть еще один объект повышенного внимания — дети. На дорогах часто встречаются знаки: «Осторожно, школа!»

Школа есть в каждом селе. Дети начинают учиться с семи лет. Два года их учат на родном языке, потом на английском. Занятия начинаются с приходом дождей, в июне, когда на полях уже высажен рис, а заканчиваются в апреле, с приходом засухи и жары. Здания школ, как правило, не приспособлены к занятиям, классы переполнены, учебников не хватает, а те, которые есть, написаны американскими авторами и часто тенденциозны. Плохо изучаются естественные науки и математика. Тысячи детей в деревнях вообще {77} остаются вне стен школы, так как вынуждены работать, помогая семье.

Когда до Легаспи оставалось километров сто, одна из наших машин встала: что-то вышло из строя. Полтора часа шофер Феликс безрезультатно копался в моторе. Между тем дело шло к вечеру.

— Может, заночуем здесь? — не то в шутку, не то всерьез предложил кто-то из нас. — Ночь в тропическом лесу — романтично и пикантно.

—Это невозможно, — сказал Феликс и показал на узкие тропы, круто ведущие в горы. — Там, наверху, живут «горные люди», все может случиться... — И Феликс сделал выразительный жест, проведя ребром ладони по шее.

Но он явно преувеличивал. Живущие здесь в горах бонтоки раньше действительно были воинственны и охотились за головами. Был у них обычай: юноша, чтобы завоевать сердце избранницы, должен был принести и положить к ее ногам скальп иноплеменника. Теперь этот обычай унесло время.

Оставив испорченный автомобиль на попечение Феликса и втиснувшись всемером в одну машину (благо, нет ГАИ), в темноте и тесноте мы покатили дальше. В Легаспи прибыли с опозданием на два часа, но в отеле «Империал» нас все еще ждали. Отель ни в чем не уступал столичному: тот же безупречный сервис, великолепный интерьер. Надо сказать, что филиппинцы превосходно используют дешевый подручный материал. Стены здания сложены из вулканического камня. Балконы и двери декорированы резьбой из нарры. Откуда-то с потолка льется приглушенная музыка, там упрятаны стереодинамики. На полу в лифтах лежат коврики-календари. В начале недели вас приветствует коврик с надписью: «Понедельник — прекрасный день. Не так ли?» Завтра вы читаете: «Вторник — день удач. Не правда ли?» Таким образом все дни недели объявлены превосходными и удачливыми.

Утром я расшторила окна, вышла на балкон и ахнула: совсем рядом стоял грозный вулкан Майон. Спокойный и величественный, он словно плыл в облаках. И сразу все вокруг показалось таким непрочным и зыбким. Нет, не зря говорилось в туристском проспекте: «Приобретите опыт землетрясения. Вкусите комфорт и сервис под боком у взрывов и катастроф».

По преданию, название Майон произошло от слов «дараганг магайон», что на языке биколов означает «прекрасная девушка». Люди рассказывают: влюбился в девушку богатый и коварный человек Пагтуга. Но она отвергла его, потому что любила тагальского юношу. Обманом Пагтуга захватил отца девушки и пригрозил его убить, если она не согласится на свадьбу. Узнав об этом, тагальский юноша объявил обидчику {78} войну. В жестоком бою они убили друг друга, погибла и девушка. Влюбленных похоронили в одной могиле. Холм над ней стал расти и достиг неба. Теперь, когда над вулканом идет дождь, в народе говорят: это плачет юноша; когда слышится внутри грохот, говорят: Пагтуга гневается на непокорную избранницу.

Майон — вулкан классической формы. Будто кто-то с неба высыпал на землю гигантскую горсть песка, и он ровно осыпался. Конус Майона безупречнее, чем у Фудзиямы. Филиппинцы шутят: «Должно быть у нас хоть что-то лучше, чем у японцев». Майон называют «королевой гор». Изображение горы печатают на деньгах, марках, открытках, о ней слагают песни. Вершиной «надежд и отчаяния» назвал поэт «королеву» вулканов.

Геологи полагают, что Майону около десяти тысяч лет. Подножие вулкана зеленое, лесистое. Склоны серые, безжизненные. В сморщенных расселинах тускло отсвечивает излившаяся на поверхность и затвердевшая лава. Над вершиной постоянно висит белое облачко. Старожилы говорят: если Майон курится — все в порядке, если исчезает белый дымок — значит, быть огню. Каждые десять лет Майон просыпается и «заговаривает». Впервые его извержение было зафиксировано в 1616 году. С тех пор было более 50 сильных извержений. В 1714 году огненная лава накрыла город Кагсава, погребла церковь вместе с людьми, искавшими в ней спасения. Тогда погибло тысяча двести человек.

Вулкан не только враг, но и друг человека. Потоки лавы и тучи пепла, остыв, оседают на землю и, щедро насыщая ее золой, делают плодородной. Ученые утверждают, что, не будь на островах вулканов, они пришли бы в упадок. В тропиках почва легко выщелачивается сильными ливнями, истощается и потому нуждается в постоянном обновлении. Этому и служат продукты вулканизма. Вот почему, несмотря на катастрофы, люди упорно возвращаются на прежние места, чтобы на удобренной пеплом земле вырастить богатый урожай. Кроме того, вулкан — неиссякаемый источник энергии. В местечке Тиви открылась первая геотермальная станция. Ее турбина приводится в действие паром, поступающим по подземным трубам. Геотермальной энергией в стране надеются заменить часть потребности в газе и нефти.

Недалеко от Майона выстроен кемпинг «Кагайонан» для богатых туристов и местной элиты. Но нас больше интересовала жизнь простых тружеников, рядовых филиппинцев, а не обитателей роскошных кемпингов. Заехали на фабрику «хэндикрафта» — предметов прикладного искусства, сработанных вручную. Здесь делают циновки, сумки, шляпы, салфетки и даже обои из абаки — манильской пеньки. Плетеные кресла местной работы украшают виллы миллионеров в Европе и Америке. А шляпы? «Что может быть лучше манильской {79} соломенной шляпы? — писал Гончаров. — Она тонка и гладка, как лист атласной бумаги, и плотна, солнце не пропекает через нее». На фабрике работают в основном подростки и дети. Трудятся по пятнадцать часов в день... под музыку из японского транзистора. А со стен цехов на них смотрят плакаты: «Бог есть любовь», — изрекает один, «Люби ближнего своего», — советует другой. Третье изречение звучало так: «Если ты знаешь, как работать, ты всегда найдешь работу, если знаешь, для чего работать, — станешь менеджером». Не лишено смысла. Хозяева фабрики, казалось, знают, для чего они эксплуатируют детей.

Законодательством страны использование детского труда объявлено уголовно наказуемым. И все равно, по данным филиппинской печати, в стране работают свыше миллиона детей в возрасте от десяти до четырнадцати лет, причем эта цифра не учитывает многих тысяч детей: уличных продавцов в городах и детей, нанимаемых в селах на поденную сезонную работу. Дети работают с утра до ночи, получая мизерную плату.

Филиппины иногда в шутку называют «маечной республикой» или «страной вышивки». Майки с ярлыком «сделано на Филиппинах» пользуются спросом во всем мире. Вышитые филиппинские изделия не имеют себе равных. Особенно известны платья с приподнятыми рукавами стиля терно, или «Мария-Клара», и вышитые мужские рубашки баронг-тагалог. В этой национальной одежде можно ходить на приемы любого уровня.

Статистический сборник «Филиппины» сообщает: «Кустарными промыслами на дому — вышиванием, плетением, изготовлением поделок из дерева и перламутра — занято в стране около двух миллионов человек». Но ничего не говорится в сборнике о том, почему рабочим и ремесленникам платят ничтожно мало, а цены на вещи, которые они делают, в магазинах высоки. Впрочем, нетрудно догадаться: между производителями и потребителями стоит много посредников — скупщиков, ростовщиков, торговцев, и все они наживаются на этом дешевом труде.

В сосновом Багио

— Нет, вы не можете уехать, не повидав Багио, — сказал мне ректор, или, как здесь говорят, президент университета Багио, доктор Рэй Баттиста.

Доктору немногим более тридцати, но выглядит он совсем юным.

— Город наш необыкновенный, — продолжает он, — приезжайте, увидите сами. {80}

От Манилы до горного города-курорта Багио — двести пятьдесят километров. Выехали, как принято в тропиках, до рассвета, пока не разгорелся пламенный день и не очень загружены дороги. Сразу же за Манилой потянулись небольшие городки, похожие друг на друга, как бананы из одной вязки. Градостроительный набор в каждом одинаков: церковь и муниципалитет на главной площади, бензоколонка, школа и нескончаемые ряды лавок. На шоссе то и дело мелькают рекламные щиты, убеждающие население пить кока-колу и покупать японские автомобили. Нужды в таких призывах нет: большинство филиппинцев давно пьют по утрам кока-колу вместо чая, а каждая вторая машина на дорогах — японская.

Жарко... С трудом переступают буйволы-карабао, увязая в рыхлом грунте и волоча за собой широкий деревянный плуг. Вдали на поле работают женщины. Ноги их до колен облеплены грязью, широкополые шляпы-баланготы и стянутые вокруг лица платки — слабая защита от солнца. Но женщины, кажется, не замечают зноя. Согнувшись, они высаживают в грунт рассаду: левой рукой держат зеленый пучок, а правой ловко и быстро «пришлепывают» стебельки к земле. Нет, не изобрели пока машин, способных заменить чуткие крестьянские руки, которые так бережно высаживают рассаду, что не повредят ни единой зеленой стрелки.

Как и сто лет назад, идут пахари за буйволами, усердно налегая на ручки плуга. И живут они, как и сто лет назад: в тех же бамбуковых хижинах, крытых соломой. Правда, сегодня большинство крыш пронзили телевизионные антенны — примета нового времени.

А вот еще одна примета — высокая ажурная станция «Голоса Америки», вещающая на тридцати двух языках. Антисоветизм — главная тема передач. Хозяева «голоса» разместили на Филиппинах три ретрансляционные станции, которые днем и ночью ведут радиовойну против Советского Союза, Вьетнама, Кампучии... Это закон: наращивание военной мощи всегда подкрепляется «промывкой мозгов» и усилением пропаганды.

В предместье Багио проезжаем прииск, где добывают золото, серебро, медь. Филиппины входят в первую десятку золотодобывающих стран. Медь, родившаяся в этих горах, считается одной из лучших в мире. Медная руда — статья номер один в филиппинском экспорте. Продают ее концентрат, а ввозят рафинированную медь по более высокой цене. Часть рудников принадлежит транснациональным корпорациям. Иностранных бизнесменов привлекли сюда не красоты пейзажей и не благодатный климат Багио, а избыток дешевых рабочих рук. Горняков и шахтеров издалека видно по их желтым каскам.

Рабочий класс Филиппин насчитывает свыше трех миллионов {81} человек. Но он пока недостаточно организован и силен, чтобы отстаивать свои права. Заработки шахтеров невероятно низки, их едва хватает, чтобы послать семье и оставить себе на миску похлебки и койку в общем бараке. Мало что изменилось в судьбе рабочих и теперь.

Половину пути до Багио мы едем по широкой скоростной автостраде, носящей имя президента Маркоса. Как и большинство новых шоссе, эта дорога платная. Время от времени притормаживаем у пропускных постов с турникетами, делаем очередной взнос, получаем квитанцию с указанием уплаченной суммы и неизменным «спасибо» и следуем дальше. Постепенно равнина сменяется холмами. Остаются позади рисовые и кукурузные поля, плантации табака.

Неожидан и восхитителен переход из духоты низин в прохладу гор Багио: воздух вдруг начинает пахнуть хвоей, травами, сосновой смолой. Сбиться с дороги невозможно, в горах она одна и так узка, что на ней с трудом разъедутся две машины. Наверху угрожающе нависли выщербленные ливнями скалы. Едем по краю оврага. Сейчас он высох, но придут муссоны, он наполнится до краев, станет яростным мутным потоком и заглушит лягушачье кваканье. Выбившись из скалы, бежит веселая прозрачная речка. Через нее перекинут в ущелье длинный шаткий мостик с веревочными перилами. Кажется, пройти по нему под силу только канатоходцам, но видим, как легко идут дети и старики, даже не держась за перила. У хижины аккуратно сложена горка распиленных дров. Прохладными ночами нелишне поддерживать огонь в очаге. Забором хижине служит частокол из кактусов. Это растение всегда поражает гармонией красоты и уродства. Но, как сказал поэт, «простим ему колючие иглы, это только попытка к самозащите».

Во всем столько света и блеска, что зрачкам больно. Даже сползшие с крутизны и остановившиеся на полдороге камни поросли яркими цветами. В горах Багио растут кипарисы, клены, можжевельник. Есть даже дуб, в плоских вытянутых плодах которого только по шершавым шапочкам с трудом узнаешь желуди. Но главная достопримечательность гор Багио — экзотическая для здешних мест сосна. Вспоминаются строчки Валерия Брюсова:

Хвоя тропической сосны «пламеннее» и мягче, чем у ее северных сестер. Слово «пайн» (по-английски «сосна») часто встречается в Багио: так названы улица, отель, магазины, кинотеатр.

С каждым метром подъема дышится легче. После раскаленной, загазованной Манилы с ее многолюдьем, грохотом и суетой маленький зеленый Багио, лежащий на высоте почти {82} двух тысяч метров, кажется раем. Этот город сосновой прохлады, парков и озер часто называют летней столицей Филиппин. Здесь расположились дворец президента «Меншн-хаус», виллы местной элиты и первоклассные отели для туристов. Зимой, в январе, когда над архипелагом дуют ветры, называемые здесь «сибирскими», температура в Багио падает до 10°. В это время в горах ветрено, моросит дождь, мокнут площадки для гольфа, а в полупустых отелях затапливают по вечерам камины. В апреле — мае, когда Манила задыхается от зноя, здесь дышится легко, как в Подмосковье в пору «бабьего лета». И тогда в Багио становится особенно оживленно.

Когда-то американский губернатор «открыл» игоротское поселение в соснах и выстроил здесь свою резиденцию. Постепенно Багио стал городом-курортом. Коренных жителей оттеснили подальше, но так, чтобы они могли снабжать продуктами модный курорт. На улицах Багио и сегодня часто встречаются игоротские крестьянки. В домотканой шерстяной кофте, с сигарой-самокруткой во рту, в сандалиях на босу ногу, они идут на рынок. На голове несут плетеную корзину, похожую на бочонок, полную фруктов и овощей.

Рынок Багио... Надо быть поэтом, чтобы описать запахи и многоцветье его торговых рядов. А названия улиц? Несравненная Зеленая, Великолепная Оранжевая, Душистая Розовая. Кажется, земля и море спорят, кто щедрее одарил человека. На прилавках груды креветок, кальмаров, крабов и, конечно, рыбы (благо до моря полчаса езды). Рыба свежая, соленая, вяленая, растертая в муку — на все вкусы и кошельки. В Багио вызревают самые лучшие фрукты и овощи. Не зря его называют «салатницей» Филиппин. Отборная клубника, налитые соком помидоры, крепко сбитая цветная капуста, хрусткие огурчики-корнишоны, благоуханная зелень. Местные жители с удовольствием едят петрушку, сельдерей, киндзу, а вот укроп не жалуют, говорят: сосной пахнет.

Не одними овощами славен Багио. Вам предложат электронную технику и старинный китайский фарфор, филигранные серебряные украшения и светильники из перламутра. Но главное, удивят резьбой по дереву. Сюжеты композиций неисчерпаемы: вот истово молится девушка, обратив лицо к небу; выслеживает добычу охотник с копьём; скрестив ноги, сидит в позе «лотоса» молодая женщина — тонкая шея вытянута, напряжена, на губах — печать тайны; куда-то едет семья, взгромоздившись на спину карабао; торжествует воин, держа в руке отрубленную голову врага, а на этой полке печальный лик Христа соседствует с ярко раскрашенными масками демонов. Особое место занимают ножи, ложки и вилки метровой длины — символ гостеприимства народа. Конечно, многое сделано с прицелом на невзыскательный туристский вкус. Часто можно наблюдать, как продавцы, {83} сидя в лавках, превращают обыкновенное дерево в «черное» или «красное» — смотря по тому, какая краска под рукой. Но встречаются вещи подлинно художественные. Игороты — большие мастера в искусстве резьбы. Этому ремеслу учатся с детства.

В деревушке, недалеко от Багио, я наблюдала, как работает семья. Один приносит бревна, другой раскалывает их на чурки, третий, орудуя топориком, придает обрубкам первые очертания будущей фигурки. Затем заготовка поступает к мастеру, и тот, осторожно работая долотом и молотком, доводит фигурку до совершенства. Наблюдая за движениями резчика, я сделала ему комплимент, на что он ответил: «А как же иначе? Мы просто обязаны хорошо резать. Ведь за это дерево расплатилось жизнью».

Раз в неделю сюда, в деревню, наведывается торговец из Багио и скупает оптом весь товар. Маску, за которую перекупщик платит мастеру десять песо, в Багио он продаст за сто.

...Жил в Багио человек, имя которого было хорошо известно за пределами Филиппин. Тони Агпауа — хирург-хилер (от английского to heal — «лечить»). Он оперировал без ножа, руками. Тони был обычный человек, хороший муж и отец. Внешне он ничем не отличался от себе подобных, но преображался в момент наивысшего напряжения сил, во время «операции». Работал Тони всего один час, с девяти до десяти утра, и то не каждый день. За час он проводил шесть-семь «операций». Недостатка в пациентах не было. В надежде на чудо к нему приезжали отчаявшиеся люди со всех концов земли. Кстати, Тони был очень богатым человеком. У него была своя клиника с двумя операционными, свой отель на семьдесят номеров и даже церковь. Перед тем как лечь на операционный стол, больные проходили у него многодневный курс «медитации» — психотерапии. Больной должен был безоглядно уверовать в хирурга, только тогда он брался ему помочь. Именно потому, что Тони богат, сказали мне его коллеги, ему было все труднее «собирать» энергию в последнее время. Зачем? Денег у него предостаточно, и надо успеть их потратить.

А потому его все чаще видели в ночных барах и казино.¹⁾

Итак, Тони разрешил мне присутствовать на операциях. Вхожу в вестибюль и — вот уж чего не ожидала — слышу пение. Больные, окружив паренька с гитарой, негромко поют что-то похожее на псалом с повторяющимся ритмом. Между ними неслышно скользят медицинские сестры, меряют давление, пульс, температуру. Не чувствуется никакого волнения, {84} страха, смятения. Напротив, настроение у всех приподнятое, почти праздничное — они пришли сюда с твердым убеждением, что избавятся от недуга.

Итак, ровно в девять утра на пороге клиники возникает Тони. Я стою у операционного стола — обычного, крытого простыней жесткого топчана с отлогим валиком-изголовьем.

Первый пациент — тучный пожилой человек, фермер из Канады. У него опухоль на щитовидной железе. Тони подходит к столу, встает в торце, там, где покоится голова больного, и приступает к «священнодействию». Он накладывает руки на горло фермера (вижу, как они едва заметно вибрируют) и, не касаясь кожи, делает движения, напоминающие массаж. Затем, массируя горло и как бы разглаживая ткань, хирург непостижимым образом раздвигает (а может, мне это кажется) полость и погружает в нее пальцы. Через две-три минуты Тони вынимает из зияющей полости твердое образование величиной с орех и подает его стоящим рядом родным больного «на память». Я стою рядом и отказываюсь верить тому, что видят глаза. И словно угадав мое смятение, хирург предлагает мне потрогать «операционное» поле. Естественно, я отказываюсь. Тогда Тони делает несколько движений, «сдвигающих» края раны, и на ее месте остается едва заметный розовый след. Следующему пациенту Тони открыл и закрыл, словно шкатулку, коленную чашечку. Никаких инструментов, кроме пинцета и ножниц, у хирурга нет, да и к ним он прибегает редко. Операции идут без наркоза и стерилизации. Люди лежат в полном сознании, с открытыми глазами и не чувствуют боли. Не знаю, исцеляют ли больных эти операции, полезны ли они вообще? Никакая статистика, естественно, не ведется. Операции хилеров отсняты на сотнях кино- и фотопленок, о них написаны исследования, но разгадку феномену пока никто не нашел.

Рабочий день окончен. Тони выходит из клиники, опускается в кресло, снимает шапочку, голубой халат, под которым обнаруживается спортивный костюм «адидас», и закуривает. Рука, протянутая нам на прощание, холодна и почти безжизненна. Хирургу надо отдохнуть, а мы возвращаемся на улицы города.

До сих пор помнят в Багио лето 1978 года, когда здесь шли жаркие шахматные баталии между Карповым и Корчным и когда большинство симпатий болельщиков было на стороне советского гроссмейстера. Филиппинцы — спортивная нация, и шахматы у них в почете. В шахматы играют дома, в гостях, в кафе, в школах и на улице. Гордятся филиппинцы своим молодым гроссмейстером Эугенио Торре.

В Багио мы остановились в той же гостинице «Террас-плаза», где в дни матча жила советская шахматная делегация. Вошли в холл и услышали знакомую мелодию. «Расцветали яблоньи и груши...» — пел женский голос с неуловимым {85} акцентом. Что это — совпадение? Все объяснилось просто — менеджер отеля, узнав, что приезжают соотечественники «мистера Карпова», приготовил такой звуковой подарок. О всех перипетиях матча вспомнил менеджер «Террас-плаза», мистер Антон, встретив нас в отеле. Вспомнил, как на плацу военной академии Багио был выстроен парад слушателей в честь победителя. Вспомнил, как сам он преподнес Карпову огромный торт с поверженным белым королем из крема (Карпов играл черными). А когда мы сказали мистеру Антону, что чемпион мира более 300 тысяч долларов, полученных за победу, отдал государству на развитие спорта и шахмат в СССР, он улыбнулся и заметил, что не знает никого из своих знакомых, кто поступил бы в подобной ситуации так же.

Багио — молодой город. Из 120 тысяч жителей 70 тысяч — студенты. Правда, разного толка. Работают, например, здесь Лютеранская семинария и Доминиканский центр, где студенты изучают богословие. Но не о них речь. Мы отправляемся в университет Багио, где 12 тысяч юношей и девушек овладевают современными науками и где уже знакомый нам ректор — доктор Баттиста — организовал встречу первого советского торгпреда со студентами экономического колледжа. С огромным интересом слушали молодые филиппинцы представителя Советской страны. А после лекции в фонд университетской библиотеки были переданы советские учебники.

На другой день мы были на центральной площади Багио, куда пришел весь город, чтобы принять участие в фиесте — карнавале студентов по случаю начала каникул. Шествие открыли девушки. В шитых золотом мундирах, киверах и высоких сапожках шли они грациозным танцевальным шагом, играя белыми булавами. За ними двигались колесницы в цветах, с тронами, на которых восседали королевы красоты каждого курса и колледжа. Затем шли юноши-спортсмены, духовые оркестры... Шла молодость страны, ее завтра.

¹⁾ Два года назад Тони Агпауа умер от сердечной недостаточности в возрасте сорока трех лет (прим. авт.).

Назад К оглавлению Дальше