Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Назад К оглавлению Дальше

Глава вторая.
Древнейшая правда и ее источники

Итак, к концу XI в. Краткая Правда уже существовала. Для того чтобы выяснить, когда же она была составлена как единое целое, необходимо представить себе историю сложения ее источников. Обычно Краткую Правду делят на четыре части: Древнейшую Правду (или Правду Ярослава), включающую в себя первые 17 или 18 статей Краткой Правды (статью 18, не имеющую параллелей в Пространной Правде, иногда считают позднейшим дополнением); Правду (или Устав) Ярославичей (следующие статьи — 19-41); Покон вирный (ст. 42) и Урок мостникам (ст. 43). Впрочем, в историографии существуют иные попытки представить себе составные части Краткой Правды. Нет единства взглядов и по вопросу о времени создания памятника и его отдельных частей. Анализ составных частей Краткой Правды начнем с Древнейшей Правды.

В старой историографии существовали три основные точки зрения на происхождение Древнейшей Правды. Согласно одной из них, возникновение этого памятника следует относить еще к докняжеским временам. Ученые, придерживавшиеся другой точки зрения, считали, что Правду дал новгородцам князь Ярослав Мудрый. Наконец, существовало мнение о том, что Ярослав внес только коррективы в древнейшие русские законы.

Наиболее обстоятельная работа о Древнейшей Правде написана была Л. К. Гетцем. Он считал, что нормы права, отраженные в этом кодексе, восходили к глубокой старине (VIII—IX вв.).¹⁾ Это Гетц доказывал анализом социальной структуры общества, которая отразилась в памятнике (наличие только свободных «мужей» и челяди-рабов, упоминание в ст. 13 «мира»). Гетц обратил внимание на то, что Древнейшая Правда не знает еще вир и продаж, т. е. штрафов в пользу князя. В Древнейшей Правде он обнаруживал следы позднейших [53] напластований. К ним он относил, в частности, текст об «изгое» и «словенине» в статье 1, упоминание о варяге и колбяге (в ст. 10 и 11). Позднейшими Гетц считал статьи 10 (об избиении мужа), 14 (о своде), 16 (сыске челяди) и ст. 18 (о копье). Ст. 10, по его мнению, нарушает порядок изложения материала в кодексе, к тому же статья 2 знает одного свидетеля, а статьи 10 и 14 — уже двух. Статья 13 говорит просто о «поимании» чужой вещи, а статья 14 предусматривает уже «свод» в случае обнаружения пропавшей вещи. Также и в случае нахождения бежавшего холопа статьею 16 предусматривается не просто «изымание» (как в ст. 11), а «свод». Появление «свода» и некоторых других норм Гетц стремился объяснить влиянием Салической Правды (в статьях 10, 14, 16), которое он связывал с появлением на Руси варягов. Статью 18 Гетц считал позднейшей, ибо она противоречит нормам статьи 13 и знает иную монетную систему («скот» вместо «гривен»).²⁾

Общий тезис о древности норм Древнейшей Правды у Гетца верен. Возможность вставок в Древнейшую Правду также весьма вероятна. Вопрос состоит только в том, делались ли эти вставки в уже существовавший письменный текст или являлись новациями по сравнению с нормами обычного права. В наличии же в Древнейшей Правде следов Салической Правды можно сомневаться. Так, «свод» был институтом, существовавшим не только у германцев, но и у славян, и связывать его с появлением на Руси варягов нет никаких оснований.³⁾ Вряд ли можно говорить о противоречии статьи 2 со статьями 10 и 14, ибо статья 2 не говорит об одном свидетеле, как то считал Гетц, а только устанавливает саму необходимость свидетельских показаний, тогда как статья 10 говорит о числе свидетелей.

Разным сюжетам посвящены статьи 13 и 14: первая устанавливает порядок возмещения ущерба при обнаружении вещи в пределах мира, а вторая — за ее пределами.

По Л. К. Гетцу, Древнейшая Правда превращается в своеобразный «слоеный пирог» из разновременно написанных текстов. На деле же это — целостный памятник. Несогласованность ряда статей при внимательном рассмотрении оказывается или мнимой, или связанной с разновременностью сложения норм права, а не составления отдельных статей. [54]

И. А. Стратонов, И. И. Яковкин, Б. А. Романов датировали создание Древнейшей Правды 1016 годом и связывали ее с деятельностью князя Ярослава.⁴⁾

Истоки Древнейшей Правды (во всяком случае, ее статьи 1 о кровной мести) Б. Д. Греков относил к VIII—IX вв.⁵⁾ В специальной статье, посвященной Русской Правде и ее славянскому окружению (1952), Б. Д. Греков датировал Древнейшую Правду даже VII—VIII вв.⁶⁾ Дошел этот памятник, по его мнению, в записи начала XI в.,⁷⁾ сделанной для Новгорода.⁸⁾ Упоминание об изгоях в ст. 1 он связывал с новгородскими событиями 1015 г.⁹⁾

М. Д. Приселков считал, что законы Ярослава не ограничивались первой частью Краткой Правды. Он относил к законодательной деятельности этого князя статью 30 Пространной Правды об ударе мечом со штрафом за него в 3 гривны. К законодательству Ярослава, по его мнению, можно отнести все статьи Краткой Правды, где упоминались «муж» или преступления вооруженных людей, если даже в них не говорится о 3 гривенном штрафе, характерном для Правды Ярослава (ст. 2, 9, 14, 16, 30). В числе законов Ярослава, очевидно, находилась и статья 38 об убийстве татя, ибо она встречается уже в договоре Олега 911 г. По формулировке штрафов «за обиду» к законодательству Ярослава Приселков относил также и статьи 2, 3, 7, 11, 13, а также начало статьи 33 и частично ст. 41 (о «мечнике»). Статьи 1,17, 31-33 в первоначальной форме, по Приселкову, также находились в кодексе Ярослава, но в их тексте можно обнаружить следы более позднего времени.¹⁰⁾

При определении круга статей, входивших в Правду Ярослава, Приселков исходил из недоказанного им тезиса о том, что штраф в 12 гривен появился после смерти Ярослава. Нет оснований считать и «ярославовыми» статьи второй половины Краткой Правды только на том основании, что они знают штраф в 3 гривны, характерный для [55] законодательства Ярослава. Черты сходства статьи 38 с нормами договора 911 г. тоже сами по себе не позволяют включать ее в Правду Ярославову, ибо далеко не все нормы права, бытовавшие к началу XI в., были внесены в этот памятник.

Разбор Древнейшей Правды M. H. Тихомиров начинал с утверждения, что перед нами «уже несколько испорченный текст». В частности, он указывал на несоответствие между 5 и 6 статьями (о руке и ноге), получившееся потому, что перед нами «довольно большой пропуск» (после слов «40 гривен»¹¹⁾). Но, может быть, дело в неточном делении текста на две статьи. При ином делении текст получается логичным: «Оже ли утнеть руку и отпадеть рука, любо усохнеть, то 40 гривен, аще будет нога цела». Следующая статья тогда будет читаться: «Или начьнеть храмати, тогда чада смирять».¹²⁾

У M. H. Тихомирова складывалось «впечатление... пропуска, но уже более сознательного и не столь механического» при обращении к ст. 14¹³⁾ о своде. Ст. 35 Пространной Правды, по мнению исследователя, лучше сохранила протограф статьи о своде. Приведем тексты:

M. H. Тихомиров первичными считал слова «свое, что будеть погубил или украдено у него что, или конь или порт или скотина», «се», «но» (пойди). Но они носят поясняющий характер и вполне могли [56] появиться под пером редактора Пространной Правды. В самом деле формула «или конь или порт или скотина» характерна для Пространной Правды, она встречается в новой по сравнению с Краткой Правдой ст. 37 («или конь или порт или скотину»). В Краткой Правде вместо «скотины» названо «оружие» («чюжь конь, любо оружие, любо порт» в ст. 13 Краткой Правды и сходной ст. 34 Пространной Правды). Текст и без глоссы о коне в ст. 14 Краткой Правды абсолютно ясен. К тому же, если б эта глосса была в Краткой Правде, то она противоречила бы тесно связанной со ст. 14 статье 13, где говорится не о «скотине», а об «оружии». Наконец, Краткая Правда не знает термина «украсть» (в отличие от Пространной Правды там употреблен глагол «пояти»), а в Пространной Правде он есть (см. ст. 38, 69, 79, 81, 82).

Передача текста архетипа Краткой Правды в дошедших до нас списках могла быть в отдельных случаях дефектной. Но примеры, приведенные M. H. Тихомировым, которые должны были доказать их наличие, неудачны.

M. H. Тихомиров отмечал присутствие в дошедших до нас текстах Краткой Правды позднейших вставок. К числу их он относил слова об изгое и словенине в ст. 1, ибо уже в первой части статьи устанавливалась ответственность за убийство людей, «находившихся под защитой князя даже при отсутствии мстителя». Остальной текст Древнейшей Правды, по его мнению, «не дает ясных признаков каких-либо вставок».¹⁵⁾

Разделяя мнение Н. А. Максимейко о новгородском происхождении памятника, M. H. Тихомиров обращал внимание на ряд терминов, которые он склонен считать специфичными для Новгородской земли («видок», «поручник», «извод», «скот», «мир», «мъзда»).¹⁶⁾

М. Н. Тихомиров стремился опровергнуть наблюдения Гетца о близости Древнейшей Правды к договорам Руси с греками X в. и отстоять мысль «о более позднем характере Древнейшей Правды».¹⁷⁾ Сравнивая ст. 1 Краткой Правды со ст. 13 договора 944 г., он утверждал, что «договор говорит о мести от ближних», тогда как ст. 1 «ограничивает [57] месть только ближайшими родственниками» и устанавливает денежную шкалу «за убийство, если не будет мстителя».¹⁸⁾

Однако сравнение норм обоих памятников показывает их близость между собою. Круг мстителей в них один и тот же. Он ограничен большой семьею. С договорами X в. Краткую Правду связывают и другие нормы. Пятая статья договора 911 г. говорит об ударе мечом или сосудом и содержит прямую ссылку на «закон русский», а ст. 3 договора 944 г. посвящена бегству челядина.¹⁹⁾ Конечно, ст. 1 в окончательной редакции содержит и более поздние нормы, чем договор 944 г. Но весь вопрос-то и сводится к тому, когда была эта окончательная редакция произведена.

M. H. Тихомиров возражал Гетцу, писавшему о примитивной структуре общества по Древнейшей Правде. Особенности памятника M. H. Тихомиров объяснял не его архаичностью, а новгородским происхожением. В этой связи он ссылался на договор Новгорода с немцами 1189—1199 гг., где также упоминается просто «русин» без каких-либо «намеков на социальное расслоение новгородского общества».²⁰⁾ Но заметим, что договор знает уже купцов и попов, убийство которых каралось двойной вирой. К тому же надо учитывать, что перед нами памятник международного права, в котором «варяги» и «русины» выступали как субъекты права без социального подразделения. Поэтому сравнение его с Древнейшей Правдой при рассмотрении вопроса об уровне социального расслоения внутри общества не всегда правомерно.

В споре с Гетцем M. H. Тихомиров верно подметил, что архаические нормы права могли существовать и в позднее время. Все зависит от того, что, кроме этих старых норм, содержится в памятнике, т. е. есть ли в нем более поздние законы, отражающие изменившиеся со временем условия жизни общества.

M. H. Тихомиров отвергал мнение И. Л. Стратонова о создании Древнейшей Правды в 1016 г. на том основании, что «известие летописи об Ярославовой грамоте 1016 г. не находит себе опоры».²¹⁾

Речь идет, конечно, об анализе НIЛ, проделанном самим M. H. Тихомировым. Считая первичным сведение о даче Ярославом грамоты [58] новгородцам в 1036 г., M. H. Тихомиров именно к этому году и относил время возникновения Древнейшей Правды. Но, как мы пытались показать ранее, дату 1016 г., так сказать, «дезавуировать» M. H. Тихомирову не удалось. А участие в 1036 г. варягов в победе новгородцев над печенегами вряд ли может объяснить «особое внимание к ним в Краткой Правде», ибо за содействие варягов военному успеху князь не стал бы издавать закон, ущемляющий их права. Вряд ли льготой варягам нужно считать статью 10, гласящую, что они должны идти «на роту», доказывая, что подверглись избиению, а не выставлять двух свидетелей. Варягам, в случае возникновения драки с местным населением, просто трудно было найти свидетелей, что и учитывал закон.

Верное наблюдение M. H. Тихомирова о том, что «время привилегированного положения варягов в Новгороде должно быть отнесено к княжению Ярослава», не дает еще конкретной даты составления Древнейшей Правды.

Сравнивая Закон Судный людем с Краткой Правдой, M. H. Тихомиров в ранней работе приходил к выводу, что составитель Древнейшей Правды использовал Закон Судный, «притом в редакции Пушкинского сборника».²²⁾ Заимствования из Закона «заставляют видеть в нем представителя духовенства». Это M. H. Тихомиров сопоставляет с тем, что в летописи известия о поставлении в епископы Луки Жидяты и о выдаче Ярославом грамоты «связаны» между собой (точнее, помещены рядом).

Вопрос о соотношении Закона Судного людем со ст. 12 и 18 Краткой Правды весьма сложен. Во всяком случае, статья 12 о «вседании» на чужого коня типична вообще для варварских Правд и не может быть возводима к этому памятнику.²³⁾ Статья 18 вряд ли была в первоначальном тексте Древнейшей Правды.²⁴⁾ [59]

Общий тезис автора о том, что «Древнейшая Русская Правда явилась первым опытом законодательства в Новгороде», следует считать верным, но вот раскрытие его вызывает недоумение: «Она представляла собой запись обычного новгородского права, дополненного некоторыми статьями Закона Судного людем».²⁵⁾ Но о Законе Судном как источнике Древнейшей Правды мы бы так определенно не говорили и не ограничивали бы этот памятник записью норм обычного права.

Впрочем, M. H. Тихомиров не исключал и иного решения вопроса. Он склонен был в Древнейшей Правде находить два слоя: первый (кончается статьей 11) и второй (ст. 12-18). «Заимствования» из Закона Судного (ст. 12, 18) есть только во втором слое. Упоминание же о варягах и колбягах в статьях, помещенных в первом слое, «ведет нас к рассказу летописи о восстании новгородцев против варягов и позднейшем соглашении Ярослава с новгородцами в 1016 году».²⁶⁾ На протяжении многих страниц своего исследования M. H. Тихомиров доказывал, что дата 1016 г. появилась в летописи в результате искусственных размышлений летописца, что внимание к варягам объясняется событиями 1036 г. — и в заключение: «основа Древнейшей Правды восходила к более раннему времени, чем 1036 год» (письменная или обычно правовая — неясно), а точнее: к 1016 году! «В этом случае приходит на память 1016 год, к которому летопись приурочивает пожалование Ярослава, быть может, на основании ранних припоминаний».²⁷⁾ Но что же мешает тогда составление всей Древнейшей Правды отнести к 1016 г., не ограничиваясь первыми 11 статьями? «Другое содержание» статей 12-17 (18) укладывается в структуру всего памятника и ни в коей мере ей не противоречит. В самом деле, в нем помещены сначала статья об убийстве (1), затем статьи о ранении и ударах (ст. 2-10), потом о нарушении прав собственности (ст. 11-12), за этим следуют статьи о порядке сыска и компенсации за ущерб (ст. 13-17) и, наконец, статья о холопе, оскорбившем свободного мужа, прямо связанная с именем Ярослава (ст. 17, ср. ст. 65 Пространной Правды), т. е. вводящая новое правило. Она — единственная (если не считать статью 18), которую можно считать нарушающей общую структуру памятника (о побоях говорилось ранее — в ст. 2-10). [60]

Итак, Древнейшая Правда — памятник целостный, носящий только следы редакционной правки. Нет оснований его считать составленным в 1036 г.²⁸⁾ Ведь под этим годом в СIЛ говорится о том, что Ярослав, давая новгородцам грамоту, сказал: «по сей грамоте дадите дань». Ни о какой «дани» в Древнейшей Правде не говорится. Остается — 1016 год.

Как и M. H. Тихомиров, С. В. Юшков решительно возражал против тезиса Гетца о раннем происхождении Русской Правды. Отсутствие сведений о князе в Древнейшей Правде С. В. Юшков объяснял не тем, что его тогда не было вовсе, а тем, что сам характер статей этого памятника «не требовал упоминания о князе или княжеской власти». С. В. Юшков считал, что можно говорить «только о близости некоторых общих правовых принципов» Древнейшей Правды и договоров X в., «а не о близости и тем более о тождестве норм». Возражал он и против мнения о простоте социальной структуры Древнейшей Правды, ибо в ней называются русины—горожане, гриди, мечники и др. Упоминание о некрещеных варягах и колбягах говорит, скорее, о распространенности христианства, чем о древности памятника.²⁹⁾

С. В. Юшков не соглашался и с теми исследователями, которые принимают дату 1016 г. как дату создания Древнейшей Правды. Он обращал внимание на то, что в летописи под этим годом помещена не только Правда, но и Устав Ярославичей. «Следовательно, в его (летописца. — А. З.) распоряжении не было подлинного документа».³⁰⁾ Рассуждение не убедительное, ибо в распоряжении летописца действительно мог находиться только текст Краткой Правды, и вместе с тем [61] у него было известие о выдаче новгородцам грамоты в 1016 г. То, что древнейший список (Синодальный) НIЛ не содержит текста Русской Правды, опять-таки ничего не решает, ибо составитель протографа младшего извода этой летописи мог иметь дополнительный источник, откуда и попала Русская Правда. Далее С. В. Юшков писал, что «из текста списков, содержавших сообщение о даровании Ярославом новгородцам грамоты, не трудно установить, что дело идет о какой-то льготной грамоте, резко выделявшей положение новгородской земли из ряда других земель». Но «Древнейшая Правда не содержит ничего льготного для Новгорода и новгородцев».³¹⁾ Не могла она быть документом типа уставной грамоты, ибо подобного рода грамоты — «специфические документы Московского государства, относящиеся к концу XV или к первой половине XVI в.».

Не будем настаивать на параллелях с уставными грамотами (которые, кстати сказать, известны уже в конце XIV, а не только в конце XV в.). Но к разбору вопроса, содержала ли Древнейшая Правда льготы новгородцам, мы еще вернемся.

Точку зрения M. H. Тихомирова С. В. Юшков отвергал на том основании, что в 1035 г. (к которому относит составление Древнейшей Правды Тихомиров), судя по СIЛ, была выдана грамота, имевшая «только финансовый характер».³²⁾ Не согласен он был и с выводом о новгородском происхождении документа. Доводы, основанные на терминологии, его не убеждали, ибо словарный материал этого периода ограничен, а различия в обычном праве для отдельных частей Киевской Руси того времени установить невозможно. «Почему, — писал он, — только в Новгороде могли возникнуть юридические памятники такого типа, как Древнейшая Правда?»³³⁾ Конечно, такого типа памятники в Киеве могли существовать и не сохраниться.

Отметив, что Древнейшая Правда вводила штрафы в пользу князя, С. В. Юшков считал, что «основным источником Древнейшей Правды является не обычное право, а законодательство». Только приняв предположение, что нормы Древнейшей Правды являются новыми, «можно понять смысл издания особого Устава».³⁴⁾ [62]

В состав Правды Ярослава, по С. В. Юшкову, кроме первых 18-ти статей Краткой Правды, могли входить и другие, в том числе статьи 41-43 Краткой Правды («то ти урок Ярославль»). Но Покон вирный мог быть издан Ярославом, а в его Правду не входить. Ссылка на ст. 2 («ино все яко же Ярослав судил») показывает позднейшую интерпретацию всего законодательства отца Ярославичей и не обязательно означает ссылку на одну его Правду. В самой общей форме С. В. Юшков допускал, что некоторые статьи Правды Ярослава были опущены при составлении Краткой Правды, ибо они противоречили законодательству Ярославичей, а также, что ряд статей в законодательстве сыновей Ярослава на самом деле принадлежал его отцу или помещен ими в переработанном виде.

В итоге С. В. Юшков делал вывод, что Ярослав в начале своего княжения не мог заняться законодательством, ибо это было «тревожное время». Поэтому, вероятнее всего, он «издал Устав об установлении новых норм уголовного права в 30-х годах XI в.», т. е. в период, «когда сидел прочно на Киевском столе». Правда Ярослава — «это этап в истории права всего Киевского государства».³⁵⁾

Верные наблюдения о связи Древнейшей Правды с деятельностью Ярослава чередуются у С. В. Юшкова с чисто декларативными утверждениями о времени и месте создания этого памятника и с ошибочными представлениями о характере правовых норм этого памятника.

Сложную картину истории текста Древнейшей Правды нарисовал Л. В. Черепнин. Он считал, что в 1016 г. Ярославом дана новгородцам грамота, содержавшая текст Древнейшей Правды (ст. 1-7, 9-16 Краткой Правды). Статьи 8, 17 и 18 он относил к числу позднейших добавлений.³⁶⁾ Подбор норм в Правде должен был, с одной стороны, гарантировать новгородцам «охрану от притеснений со стороны княжеских дружинников и особенно со стороны наемных варягов», а [63] с другой стороны, создать условия, которые обеспечили бы дружинникам, варягам «защиту от выступлений против них новгородцев».³⁷⁾

Критикуя представления Л. В. Черепнина, изложенные в одной из его ранних работ,³⁸⁾ С. В. Юшков считал, что в пользу датировки Древнейшей Правды 1016 г. он, кроме ссылки на работы И. Л. Стратонова и И. И. Яковкина, никаких других доказательств не привел.³⁹⁾ Это несправедливо. Вывод Л. В. Черепнина основан на внимательном анализе как летописного рассказа 1015—1016 гг., так и самой Правды. Неверно и то, что Л. В. Черепнин обошел молчанием вывод А. Е. Преснякова о том, что избиение варягов произведено было княжеской дружиной. Л. В. Черепнин убедительно показал, что во главе выступления 1015 г. были посадник и местные новгородские верхи.

Наконец, бездоказателен упрек С. В. Юшкова и в том, что якобы мнение Л. В. Черепнина «основано на крайнем преувеличении» роли варяжской дружины в жизни Новгорода. Поколебать основные положения Л. В. Черепнина С. В. Юшкову не удалось.

Б. А. Рыбаков считает, что на первых статьях Краткой Правды лежит отпечаток новгородских событий 1015 г. Связаны эти статьи «с обязательствами Ярослава по отношению к новгородцам».⁴⁰⁾ Они охраняли жизнь новгородцев от «бесцеремонных посягательств варягов». Эта «частная инструкция о разборе драк и столкновений в Новгороде» не охватывала всего существовавшего тогда древнерусского законодательства.⁴¹⁾ В последнее время Древнейшую Правду датирует 1016 г. М. Б. Свердлов, рассматривая ее как одну из варварских Правд.⁴²⁾

Вопрос о времени сложения Древнейшей Правды и о ее источниках может быть решен только после рассмотрения норм обычного и княжеского права, существовавших на Руси в IX—X вв. и получивших тогда название «закона русского». [64]

«Закон Русский» IX—XI вв.

Древнейшее русское право складывалось в период разложения первобытнообщинного строя и зарождения древнерусской государственности. Само слово «закон», первоначально обозначавшее общинное право, известно, кроме русского, болгарскому, сербскохорватскому, чешскому и польскому языкам⁴³⁾ и восходило еще к временам славянской общности. К середине X в. его знали и печенеги.⁴⁴⁾ Слово «закон» к этому времени имело уже три значения: «вера», «обычай» и «закон». Составитель «Повести временных лет», говоря о восточных славянах, счел нужным упомянуть, что они «имяху бо обычаи свои и закон отець своих и преданья кождо свои нрав».⁴⁵⁾

Попытаемся, используя, кроме Древнейшей Правды, договоры с греками, реконструировать русское обычное право, существовавшее еще до создания Древнерусского государства.

Перед нами общество, где еще силен кровный принцип родства. За убийство мстят близкие родственники (ст. 1 Краткой Правды: «Убьеть мужь мужа, то мьстить брату брата, или сынови отца, любо отцю сына, или братучада, любо сестрину сынови»). Судя по этой статье, в восточнославянском обществе существовали еще пережитки матриархата, когда родство велось по женской линии («сестрину сынови»). Выражение «братучада»⁴⁶⁾ означало двоюродных братьев («чада», т. е. дети «брату», братьев), а не племянника, ибо последний упомянут в той же статье («сестрину сынови»).⁴⁷⁾ Основой общества является уже не род, а большая семья. Статья 1 Краткой Правды в своей основной части рисует семейный, а не родовой принцип мести. Трудно сказать, была ли эта община уже всецело территориальной. Если мы отнесем появление изгойства, выходцев из большой семьи, к изучаемому периоду, то, вероятно, перед нами уже «мир» [65] (ст. 13 Краткой Правды) или «вервь» (ст. 20 Краткой Правды), где еще силен кровный принцип, но уже начинал складываться территориальный. Все члены большой семьи ограждаются от нападений со стороны лиц из других общин. Складывающийся принцип кровной мести говорит о столкновениях между общинами, т. е. уже о разложении первобытнообщинных отношений. Первоначально обычай не знал защиты тех, за кого некому было мстить.⁴⁸⁾ Это естественно, ибо при общинном строе «изгой» — выходец из общины — не защищался (упоминание об изгое в ст. 1 Краткой Правды появилось только при князе Ярославе). Если избитый или раненый человек не пожелал или не смог мстить своему обидчику, то на этом дело и кончалось.

К такому выводу приводит анализ статьи 2 Краткой Правды. Вот ее текст:

«Или будеть кровав или синь надъражен, то не искати ему видока человеку тому; аще не будеть на нем знамениа никоторого же, то ли приидеть видок; аще ли не можетъ, ту тому конець; оже ли себе не можеть мъстити, то взяты ему за обиду 3 гривне, а летцю мъздаь. Курсивом выделен текст, который, по нашему мнению, представляет собой позднейшее дополнение.

В настоящем виде статья 2 посвящена двум сюжетам: мести за избиение и выставлению свидетеля происшедшего. Оба они в тексте не согласованы.

Слова «ту тому конець» нельзя отнести к приведению видока. Почему же все дело должно было кончаться на этом, ведь далее должно было быть вынесено решение, а его нет? Слова «приидеть видок» не согласованы и с предшествующим «не искати ему видока», которые требовали другой антитезы (типа: «привести ему видока» в ст. 29 Пространной Правды). Нескладность фразы была подмечена составителем списка А, который заменил глагол «приидеть» на «приведеть», но смысл фразы стал еще темнее («аще ли приведеть видок, а он не можеть»). Очевидно, рассуждения о видоке, затемнившие смысл статьи, следует считать позднейшей вставкой.

Вставочный характер носит и концовка статьи. Текст «оже ли себе не можеть мъстити» соответствует дополнению в ст. 1 «аще не будеть кто мьстя» и ст. 3 «аще его не постигнуть». Их вставной характер [66] виден также из дополнительного союза «аще». Добавление к ст. 2 о плате «за обиду» видоизменяет ее первоначальный смысл (так же, как в ст. 1); но если в нем упоминается о том, что потерпевший не может мстить, то первое слово «может» («аще ли не можеть») должно относиться тоже к мести. Наконец, этот глагол не имеет в виду видока, и поэтому вместо повторного «ли» (как перед видоком) помещено «аще». Отсюда следует, что «ли» и перед видоком не перечислительное, а соответствующее формуле «аще ли». Таким образом, редакция этой статьи позднейшая. Первоначальный текст статьи имел в виду тот же казус, что и ст. 1: если избитый не мог мстить, то дело на этом и кончалось. Статьи 1 и 2 связаны и переходным союзом «или». Слова «аще ли не можеть, ту тому конец: оже ли себе не можеть мьстити», говорящие о кровной мести, отсутствуют в ст. 29 Пространной Правды Дело оканчивалось, если обидчику не могли мстить и родственники избитого: «аще ли сего (обидчика. — А. З.) не постигнуть (не настигнуть местью. — А. З.)... то ту конец» (ст. 3).⁴⁹⁾

Таким образом, царил принцип «око за око», на удар отвечали ударом. Он позднее сформулирован был в ст. 26 Пространной Правды: «Не терпя ли противу тому ударить мечемь, то вины ему в томь нетуть».⁵⁰⁾ Тут еще не встает вопрос о зачинщике драки, появляющийся только в ст. 29 Пространной Правды.

Бывали случаи, когда раненый человек сам не мог мстить. В таких случаях вместо него мстили родичи. Если отрубали руку или ногу, тогда виновного должны были «чада смирять» (ст. 5, 6 Краткой Правды). Но мстили не только, когда убийца был налицо. Если ему [67] удалось скрыться, мстили той общине, на чьей территории находили тело убитого. Позднее это отразилось в ст. 20 Краткой Правды, согласно которой виру платили те, в чьей верви («в ней же вири») «голова начнеть лежати».⁵¹⁾

Итак, убийство и ранение влекло за собой месть по принципу «око за око». Никакие свидетели здесь еще не нужны («видок» ст. 2 появился позднее, когда случаи применения кровной мести стали систематически сокращаться). Возможно, уже в период разложения общинного строя появились первые признаки ограничения кровной мести. Если был убит кто-либо мстителем «за обиду», то убийце не мстили; то же, как если ударит обидчика, не стерпев (ср. позднейшую реминисценцию этого случая в статьях 19 Краткой Правды и 26 Пространной Правды).⁵²⁾ В этом обществе еще не было штрафов. Если и проникали деньги, то для них были термины «скот» и «куны», тесно связанные с продуктами охоты и скотоводства (ср. ст. 16 Краткой Правды «своего скота», ст. 18 Краткой Правды «приати скота» и «куны», в ст. 28, 36, 39, 41, 42 Краткой Правды).⁵³⁾ Изучаемое общество уже знает кражу, а следовательно, и понятие собственности. Однако слова «красть», «татьба», «тать» Древнейшей Правде не знакомы. Также термин «господин» встречается лишь в ст. 17, возникшей уже при Ярославе. По принципу «око за око» требовался возврат похищенной вещи лицом. Ст. 13 Краткой Правды гласила: «Аще поиметь [68] кто... то взяти ему свое».⁵⁴⁾ Вор и действительный владелец вещи внутри мира были хорошо известны.

Несмотря на зарождение собственности, общество еще не знало оформившихся классов; ст. 1 Краткой Правды говорит о «мужах» вообще. Если взятой вещи или ее части не будет налицо, то вели на суд старейшин и тот решал, как поступить в этом случае. Такова, вероятно, первоначальная основа позднейшей процедуры свода («аже где възыщеть на друзе проче, а он ся запирати почнеть, то ити ему на извод пред 12 человека», — ст. 15 Краткой Правды). 12 человек и составляли общинный суд. В изучаемом обществе есть уже патриархальная челядь (см. ст. 11, 16 Краткой Правды). В этом обществе есть уже изгои (ст. 1 Краткой Правды) — лица, вышедшие из общины, не связанные с нею. Может быть, сам этот термин образовался в момент превращения рода в общину. В числе изгоев были и пленники, срок рабства которых ограничивался «определенным временем».⁵⁵⁾ В этот ранний период у восточных славян не было правила обращать своих сородичей в рабов — классовое расслоение не зашло далеко. Появилась уже собственность, а следовательно, и институт наследства. Владимир Мономах, который широко использовал общинные установления о своде, также переработал издавна установившееся и бытовавшее веками наследственное право восточных славян.⁵⁶⁾ Если отбросить его нововведения, о которых мы еще будем говорить ниже, то древнейшее наследственное право восточных славян будет идти по мужской линии. Вероятно, именно община распоряжалась имуществом своего члена, не оставившего наследника мужского пола. Отсутствие прямого указания на наследование сестры говорит о том, что первоначально она не наследовала ни в каком случае: («аже будеть сестра в дому, то той заднице не имати» — ст. 95 Пространной Правды). [69]

Таковы были нормы обычного права у восточных славян накануне образования Древнерусского государства.

«Уставы» первых киевских князей

В. И. Ленин начинал феодальный период в истории России IX веком.⁵⁷⁾ Феодальные отношения распространились в Древней Руси не сразу, и не везде одинакова была их глубина. В. И. Ленин специально подчеркивал, что «можно было говорить о родовом быте в Древней Руси».⁵⁸⁾ Речь идет не о господстве первобытнообщинных отношений в Киевской Руси, а о длительности процесса внедрения феодализма и изживания черт «родового быта».

С появлением в Киеве первых князей после объединения Киевской и Новгородской земель обычное право начинает резко изменяться. Общество в это время уже вступило в раннефеодальный период. Изменения в праве, которые отныне все более приобретают феодальные черты, частично отражены в Правде Ярослава, отчасти в «Повести временных лет» и особенно ясно в договорах Руси с греками.

Вопрос о существовании письменных законов русских в начале X в. остается спорным.⁵⁹⁾ Однако сложность текста Ярославова кодекса⁶⁰⁾ дает основание полагать, что еще до 1016 г. могли существовать какие-то записи общинного права, вероятно, сделанные киевскими князьями. Об этом же говорят и русско-византийские договоры. Так, согласно ст. 6 договора 944 г., преступник наказывался «по уставу и по закону Рускому».⁶¹⁾ В соответствующей (6) ст. договора 911 г. такой ссылки на нормы русского права нет. Однако в ст. 5 договора 911 г., а также и в ст. 14 договора 944 г. есть ссылка на «закон Руский».

Летописец сообщает, что еще в 907 г. в связи с заключением русско-византийского договора князь Олег не только приводил к присяге императора, но и «водивше на роту и мужи его по Рускому закону».⁶²⁾ Это наводит на мысль, что во время княжения Олега еще существовало [70] обычное право («законы») и лишь при Игоре появляются княжеские законы — «уставы», «поконы».⁶³⁾ Это отразилось и в предании о том, что Рюрик, Синеус и Трувор были призваны новгородскими славянами для установления «наряда».⁶⁴⁾ Л. В. Черепнин предполагал, что в начале X в. (около 882—911 гг.) «существовал какой-то правовой кодекс, служивший руководством для суда».⁶⁵⁾ Все княжеские узаконения первой половины X в., вероятно, состояли из отдельных казусов. Общинное право еще далеко не полностью утратило свою силу, «Уставы» князей пока лишь дополняли его, не вводя новых правил, в корне ломающих обычноправовые устои общины. Для этого княжеская власть еще не чувствовала себя достаточно сильной. Еще в 40-х годах X в. ал-Масуди писал, что в столице Хазарии специальный судья судил «славян», русов и других язычников по закону язычества, т. е. по закону разума.⁶⁶⁾

Одно из основных узаконений первых киевских князей, очевидно, попало в ст. 1 Краткой Правды. В. И. Сергеевич предложил толкование слов «аще не будеть кто мьстя», как «когда нет желающих мстить». Нам представляется оно надуманным. «Если некому мстить, то и выкуп платить некому», — считал В. И. Сергеевич.⁶⁷⁾ Это неверно: в семье могло не быть мстителя (здорового мужчины), но могли быть женщины, дети, старики, которым и шла компенсация. [71] По И. Я. Фроянову, ст. 1 (в ее первой части) подразумевает альтернативу: либо реализацию принципа кровной мести, либо компенсацию родственникам, причем вопрос решается полюбовно.⁶⁸⁾ Отныне семья потерпевшего, если не имела мстителя, получала от убийцы вознаграждение: «аще не будеть кто мьстя, то 40 гривен за голову». Складывался, таким образом, прообраз позднейшего головничества.⁶⁹⁾ Не вполне ясно происхождение размера головничества (40 гривен).⁷⁰⁾ Этим правилом сохранялась кровная месть, но вводилась замена мести другой карой (штрафом), пусть пока лишь в случае отсутствия мстителей.⁷¹⁾ Этим самым государство нарушало правовой строй старого общества. Первоначально из-за слабости княжеской власти новый принцип вводился как дополнение, даже распространяющее возмездие на случай, когда отмщение родичами не могло осуществляться. Таким образом, князь первоначально выступал в качестве [72] «защитника» старого принципа. Но под флагом этой защиты готовилась его полная ликвидация.

Второй новый момент в правовой деятельности киевских князей — замена в некоторых случаях кровной мести денежным штрафом. Эти два момента характеризуют и другие нововведения, которые могут быть возводимы к деятельности киевских князей первой половины X в.⁷²⁾ Так, старый принцип мести еще сохранялся, когда дело шло о ранении (ст. 2, 3, 5-6 Краткой Правды). Однако и в данном случае, если месть оказывалась невозможной, платили денежный штраф. Это новое постановление как бы механически добавлялось к прежнему обычаю. В ст. 2 Краткой Правды после старого принципа «аще ли не можеть, ту тому конець», идет новое дополнение: «оже ли себе не можеть мьстити, то взяти ему за обиду 3 гривне, а летцю мъзда». Или в ст. 3 в старый обычай как бы вклинивалась вставка: «аще ли кто кого ударить... то 12 гривне: аще сего непостигнуть, то платити ему, то ту конець» (вставка дана разрядкой^#)). Особенно наглядна вставка в ст. 5-6: «оже ли утнеть руку, и отпадеть рука любо усохнеть, то 40 гривен, аще будеть нога цела или начьнеть храмати, тогда чада смирять».⁷³⁾ Денежная компенсация разрывает текст единой статьи, затемняя ее смысл.

В других статьях Древнейшей Правды прямо не указано, что потерпевший получал вознаграждение только в тех случаях, когда не мог мстить. Но поскольку в законе все статьи о ранах и оскорблениях составляют единое целое, то и ст. 4, 7, 8, 9, 10 Краткой Правды подразумевают возможность отмщения обидчику.⁷⁴⁾ В условиях развивающихся понятий рыцарской чести совершенно невозможно представить себе, чтобы дружинник требовал расплаты, а не смытия оскорбления кровью. Вознаграждение платили только тогда, когда обидчик не найден (платили его родичи) или удар, нанесенный оскорбленному лицу, делал [73] невозможным со стороны последнего отмщение (например, удар нанесен старику или удар превратил избитого в калеку).

Уже статья 3 договора 911 г. устанавливала принцип признания доказанным обвинения, если преступление совершено было публично («яве будеть показании явлеными»). Этот принцип близок к ст. 2 Краткой Правды, которая в случае явных признаков побоев («кровав мужь») считала факт избиения установленным. Для спорных случаев в договоре 911 г. вводилась присяга («да егда кленеться по вере своей» в ст. 3 или в ст. 5, в другом случае нужно было «роте ходить своею верою»). Этот, укоренявшийся для иностранцев обычай, впоследствии в ст. 10 Краткой Правды князь Ярослав ввел в свою Правду.

Появление денежной компенсации за удар отмечено в ст. 5 договора 911 г., имевшей в виду столкновение «русина» с «гречином»: «аще ли ударить мечем или бьеть кацем любо сосудом, за то ударение или бьенье да вдасть литр 5 сребра по закону Рускому»,⁷⁵⁾ т. е. 12 гривен, как в ст. 3, 4 Краткой Правды. То же постановление находится и в ст. 14 договора 944 г.⁷⁶⁾ Если оскорбитель был «неимовит», то конфисковалось все его имущество. Аналогия с установлениями об убийстве несомненная. Л. В. Черепнин справедливо подметил, что «постановления договоров полнее норм Древнейшей Правды».⁷⁷⁾

Отсутствие упоминания о мести в статьях русско-византийских договоров, посвященных краже, совершенно естественно для этих памятников международного права. Кара за убийство в договоре 944 г. уже приобретает характер казни, а не мести. Складывается такса платежей за оскорбление и ранение: наивысший штраф равнялся 40 гривнам — расценка, равная плате за убийство. Он взыскивался и за отсечение руки, ибо потеря руки была равносильна потере трудоспособности (устанавливалась из расчета цены жизни свободного человека). Второй по величине штраф в 12 гривен шел: а) в случае удара батогом (т. е. бичом), жердью, пястью (кулаком), чашей, охотничьим рогом и тылеснию (мечом плашмя);⁷⁸⁾ б) в случае удара мечом [74] в ножнах;⁷⁹⁾ в) за повреждение усов и бороды.⁸⁰⁾ Точная регламентация различных случаев нанесения удара, ранений, и появление понятия оскорбления (вырывание уса и бороды по ст. 8 Краткой Правды) свойственны дружинной среде, в которой и надо искать законодателя.⁸¹⁾ Закон устанавливал не компенсацию за членовреждение (при ударе рукоятью меча его вовсе могло не быть), а кару за оскорбление. Штраф даже мог превышать «цену» поврежденного члена (пальца, который позднее «стоил гривну», а штраф платился размером в 3 гривны — ст. 7 Краткой Правды). Он отныне получает название «за обиду» (ст. 4 Краткой Правды), т. е. вознаграждение за нанесенное оскорбление (публичное) или обиду.⁸²⁾

По С. В. Юшкову, выражение «за обиду» означало «за это преступление». Им составители закона хотели подчеркнуть, что «предусматриваемое деяние является преступным и отныне будет подлежать наказанию». Ущерб не мог бы вообще укладываться в цифры (3 и 12 гривен). Следовательно, штрафом «предусматривался не личный ущерб пострадавшего, а уже "уголовный" интерес феодального государства». В пользу того, что штрафы в 3 и 12 гривен являются штрафом в пользу князя, по мнению С. В. Юшкова, говорит и то, что в Пространной Правде они называются «продажей».⁸³⁾

Аргументация С. В. Юшкова не во всех звеньях убедительна. Конечно, 3 и 12 гривен — не просто возмещение ущерба. Но они могли быть зародышем нового штрафа, шедшим пока еще в пользу [75] потерпевшему. Ссылка на Пространную Правду, скорее, доказывает обратное тому, что хотел доказать С. В. Юшков: замена штрафа «за обиду» «продажей» могла говорить и об изменении характера штрафа, а не о тождестве двух понятий. С. В. Юшков смешивал материальную компенсацию с дополнительным штрафом за преступление, шедшим также потерпевшему. То, что в Пространной Правде он был заменен «продажей» (князю), говорит не в пользу толкования С. В. Юшкова, а против него: штраф потерпевшему, в связи с развитием феодального права был заменен штрафом, поступавшим в княжескую казну. Это не замедлило сказаться и на смене терминов. Несостоятельна попытка кафедры Московского юридического института определить «обиду», как «всякое уголовное преступление... и кроме того, как гражданско-правовой деликт».⁸⁴⁾ Понятие «обиды» не покрывает целый ряд важнейших уголовных преступлений, в том числе убийство.

По С. А. Покровскому, «публичный штраф всегда взыскивается за обиду», так как обида «может быть нанесена только свободному человеку».⁸⁵⁾ Верно, что «обида» наносилась свободным людям, но считать этот штраф в полной мере публичноправовым (шедшим в княжескую казну) у нас оснований нет.

В Древнейшей Правде еще нет четкого разделения на плату за оскорбление и на материальную компенсацию. Только «летцю мьзда», шедшая не потерпевшему, а врачу, подготавливала будущее расчленение штрафа на две части.

Третий штраф (3 гривны) взыскивался в трех случаях: а) при простом ударе («или будеть кровав или синь надъражен... оже ли себе не можеть мьстити, то взяти ему за обиду 3 гривне», ст. 2 Краткой Правды); б) за преднамеренный толчок («аще ли ринеть мужь мужа любо от себе, любо к собе, 3 гривне», ст. 10 Краткой Правды);⁸⁶⁾ в) за отсечение пальца («аще ли перст утнеть который любо, 3 гривны за обиду», ст, 7 Краткой Правды).⁸⁷⁾ Платился штраф и в отсутствие «видоков» (ст. 2 Краткой Правды). Четвертым штрафом (одна гривна) наказывалась попытка нанести удар («оже ли кто вынезь мечь, а не [76] тнеть, то тьи гривну положить», ст. 9 Краткой Правды). И в этом случае штраф шел за «обиду».

Особенно характерно появление штрафа «за обиду» при совершении кражи. Если здесь сохраняется принцип возврата лицом похищенной вещи (ср. ст. 13 Краткой Правды), то наряду с этим вводится уплата 3 гривен «за обиду» («за обиду 3 гривне», ст. 15; «3 гривне за обиду», ст. 11; «положити 3 гривны», ст. 12; «взяти ему свое, а 3 гривне за обиду», ст. 13). Возможно, что этот штраф первоначально платился в том случае, когда нельзя было вернуть вещь.⁸⁸⁾ Связь новой пени при совершении кражи со штрафом, платившимся при ранении, видна из сходства терминологии («за обиду») и тождества ее величин (3 гривны). Аналогичные установления встречаем в договорах Руси с греками 911 г. (ст. 6) и особенно в 6 ст. договора 944 г.: «Аще ли ключится украсти... достойно есть да възвратить [е] не точью едино, но и цену его; аще украденное обрящеться продаемо да вдасть и цену его сугубо, и то [и] покажнен будеть по закону Гречьскому [и] и по уставу и по закону Рускому».⁸⁹⁾ Ссылка на устав и закон Руский подтверждается текстом Древнейшей Правды; в ней встречаем требование возврата украденной вещи (ст. 13 Краткой Правды).

В статье 6 договора 911 г. говорится: «аще приготовиться (надо: «противиться». — А. З.) тать(бу) творяи и убьен будеть, да не взищеться смерть его». Эта норма бытовала еще в XI в. (см. ст. 21, 38 Краткой Правды). Договор 944 г. содержит любопытную подробность — указание на то, что потерпевший получает за похищенную вещь «сугубо», т. е. двойную стоимость ее.⁹⁰⁾ Это дает ключ к пониманию происхождения штрафа «за обиду», который, вероятно, возник из стоимости украденной вещи. И действительно, штраф в 3 гривны взыскивался при краже коня (ст. 13), а высшая стоимость коня в те времена как раз и достигала 3 гривен (ст. 28 Краткой Правды). Да и позднее этот способ удвоения штрафа применялся при отсутствии «продажи». Так, за кражу, совершенную холопом, штраф «за [77] обиду» платился в двойном размере (ст. 46 Пространной Правды). Или если холоп ударил свободного человека, то потерпевшему передавался сам обидчик и в дополнение к этому платилось 12 гривен, что составляло высшую стоимость холопа (см. ст. 17 Краткой Правды).

Таково происхождение штрафа «за обиду». Позднее, во всяком случае ко времени князя Ярослава, он стал равняться всегда одной и той же сумме (12 гривен, 3 гривны, 60 резан). Кара штрафом «за обиду» в случае кражи не имела уже никакого отношения к порядкам, существовавшим в эпоху господства кровной мести, которые еще не были изжиты в правовых нормах, касающихся убийства и ранения. Институт частной собственности властно вторгался в старые общинные порядки, а складывающееся феодальное право возникало на развалинах старых, дофеодальных обычаев.

Вероятно, в X в. появляются и штрафы, шедшие в пользу судебно-административных чиновников. Так, по архаичной статье 113 Пространной Правды за поимку холопа или рабы одна гривна платилась «переемная». Возможно, аналогичную норму знает и ст. 3 договора 944 г. («2 паволоце за челядин»). Ст. 11 договора 911 г. дает уже твердую расценку за выкупаемого пленника — 20 золотников.⁹¹⁾

Обществу IX—X вв. уже известно социальное и имущественное неравенство. Это сказывалось и на нормах складывающегося права. Если «неимовитый» преступник не мог заплатить штрафа, то по ст. 5 договора 911 г. и ст. 14 договора 944 г. распродавалось все его имущество, включая одежду.⁹²⁾ Возможно, именно этот порядок и повлиял на возникновение позднейшего штрафа «продажа» (следы этого порядка сохранились в ст. 54 Пространной Правды).

Претерпело некоторые изменения и наследственное право. К началу X в. появилось уже наследование по «ряду» или «обряжению», т. е. завещанию («аще кто умреть, не урядив своего именья», ст. 13 договора 911 г.). Теперь, если умерший не составил «ряда», наследовали [78] члены его семьи («свои», т. е., судя по ст. 92 Пространной Правды, «все дети»), а если у покойного не было детей, «именье» переходило родичам, причем только ближайшим («малым ближикам»). Судя по договору 911 г., сначала новый порядок наследования получил распространение среди дружинников (в частности, среди находившихся на службе в Византии). В Пространной Правде развивается право наследования дочерьми. Ст. 91 прямо говорит, что наследство бояр или дружинников «оже не будеть сынов, а дчери возмуть». По Винодольскому статуту дочери также наследуют только в том случае, если у покойного не было сыновей.⁹³⁾

Утверждение права наследия по женской линии тесно связано с процессом феодализации и в первую очередь с интересами господствующего класса. Так, З. Войцеховский отметил, что до XIII в. по польскому праву женщина исключена была из состава наследников, а в XIII в. феодалы уже добиваются утверждения в правах наследования своих дочерей.⁹⁴⁾

Таковы главнейшие черты зарождающегося феодального права во время первых киевских князей X в. Отныне вводилась денежная кара за нарушение права собственности и нанесение увечий. Кровная месть еще не отменялась, но в отдельных случаях заменялась денежной компенсацией. Являясь главным правовым устоем старого дофеодального строя, кровная месть представляла серьезную опасность новому господствующему классу. Насилия, совершавшиеся князем и его дружиной, в любое время могли найти мстителя, который опирался на освященное веками право кровной мести.

В том же плане ограничения кровной мести следует рассматривать и другие нововведения, связанные с деятельностью первых Рюриковичей. Одним из них является появление института видоков и свода, ограничивавших применение мести. Основу свода составлял суд старейшин (таково и первоначальное значение — «извода перед 12 человек» в ст. 15). Свод пока еще не ограничивается процедурой расследования, а сохраняет старинные функции третейского разбирательства. Постепенно он приобретал черты розыска. Так, ст. 14, развивающая [79] нормы ст. 13 и 15, уже касается междумирских дел, для решения которых устанавливался свод.

К судебному разбирательству стали привлекаться очевидцы-видоки (сначала по делам об избиении). Требование показаний очевидца ограничивало кровную месть. Ранее обычай не знал различия между явными и неявными побоями: месть карала любого обидчика. Теперь в этот порядок вводились коррективы.

С появлением на Руси варягов — полукупцов, полуразбойников в русском праве можно заметить еще один новый элемент — присягу. Роту знают уже договоры с греками — «кленеться по вере своей» (ст. 3 договора 911 г.). Старый обычай, вероятно, присяги не знал. Ограничением мести являлся и новый принцип, утверждавший, что зачинщик драки теряет право на вознаграждение. Этого правила в Краткой Правде нет, но оно встречается в ст. 29 Пространной Правды («аче же и кровав придеть, или будеть сам почал, то ему за платежь оже и били»). Эта статья восходит к временам, когда предпринимаются первые попытки ограничить месть. Суровыми наказаниями начали караться нарушения частной собственности.

Вор, оказывавший при поимке сопротивление, мог быть убит (если «ят будеть в том часе тать, егда татбу сътворить... и убьен будеть, да не взищеться смерть его», ст. 6 договора 911 г.⁹⁵⁾). Позднее это правило стало относиться и к другим преступникам.

В военно-дружинной среде русов все большее место начинал занимать поединок как способ решения споров. Арабский писатель начала X в. сообщает следующее: «Когда кто из них имеет дело против другого, то зовет его на суд к царю, перед которым и препираются. Когда царь произнесет приговор, исполняется то, что он велит; если же обе стороны приговором царя недовольны, то по его приказанию должны предоставить окончательное решение оружию: чей меч острее, тот и одерживает верх. На борьбу эту родственники (обеих тяжущихся сторон) приходят вооруженными и становятся. Тогда соперники вступают в бой и победитель может требовать от побежденного, чего хочет».⁹⁶⁾ [80] «Русы»-дружинники еще в X в. могли не считаться с решением княжеской власти, полностью зависящей от их мечей. В период законодательной деятельности первых киевских князей X в. не были разрушены и основные устои общинного права. Нововведения сводились к попыткам ограничить кровную месть, усиленному вниманию к вопросам чести и столкновениям с дружиной (конь, оружие, порт — в ст. 13 Краткой Правды),⁹⁷⁾ использованию свода, выросшего из общинного суда.

Княжеская власть еще слаба, она не сумела целиком подчинить себе общину, зато сильны в быте и праве черты военной демократии. Незрелость феодального права объяснялась социально-экономическими условиями Руси того времени. Еще князь и дружина не осели на землю, лены состояли из даней, а масса населения оставалась свободной. Походы на соседние земли и торговля занимают значительное место в жизни князя и дружины.

«Уставы» и «уроки» княгини Ольги

Деятельность княгини Ольги отдалена многими десятилетиями от времени составления первого русского летописного свода. Сделавшись правительницей Киева в 945 г. после восстания в Древлянской земле, Ольга в течение всего своего регентства вела напряженную борьбу с силами, противившимися утверждению новых феодальных порядков. Она разгромила союз племен во главе с древлянами, приняла христианское вероисповедание, видя в нем надежное средство упрочения феодального строя.

Летопись сообщает, что после победы над древлянами Ольга возложила на них тяжелую дань. Она прошла по всей «Деревьстей земли», «уставляющи уставы и уроки; и суть становища ее и ловища». Эти порядки вскоре были распространены и на другие земли: «Иде [81] Вольга Новугороду и устави по Мьсте повосты и дани и по Лузе оброки и дани; [и] ловища ея суть по всей земли, знаменья и места и повосты, и сани ее стоять в Плескове и до сего дне, и по Днепру, перевесища и по Десне и есть село ее Ольжичи и доселе».⁹⁸⁾ Как можно догадываться, это была важная реформа. Одна из ее сторон — хозяйственная. Часть пленных древлян была передана в рабство киевской дружине («работе предасть мужем своим»). Пленники, возможно, использовались в новых княжеских и боярских «селах». Правда, в княжеском хозяйстве охота еще играет значительную роль («перевесища», «ловища»). Следы законодательства Ольга («уставы» и «уроки») по вопросам княжьего хозяйства, как мы увидим ниже, сохранились в домениальном Уставе Ярославичей.⁹⁹⁾ И. И. Смирнов и Л. В. Черепнин обратили внимание на сходство реформ Ольги с нормами статьи 70 Пространной Правды (ср. «знамение, им же ловлено»).¹⁰⁰⁾

Вторая сторона реформы — установление погостов и даней. Возможно, реформа проводилась в связи с восстанием покоренных племен против все возраставших поборов киевских князей. Поэтому необходимо было точно регламентировать сбор дани. Была введена норма дани, сроки ее получения, определены пункты, где останавливался князь («становища»); возможно, они были связаны с местами княжеской охоты («ловища»).¹⁰¹⁾ После этой реформы, судя по рассказу Константина Багрянородного, сбор дани — «полюдья» происходил в строго установленные сроки.¹⁰²⁾ Сбор даней теперь происходил в совершенно определенных пунктах-погостах, вероятно, каких-то старых племенных центрах.¹⁰³⁾ [82]

Наконец, третья сторона реформ Ольги была связана с изданием «уставов» и «уроков». Частично они определяли жизнь княжеского хозяйства, но вместе с тем имели и общегосударственное значение.¹⁰⁴⁾ Ведь «устав» — это княжеский акт (см. заголовок Устава Ярославичей: «Правда уставлена Руськои земли», а также «Устав Володимерь Всеволодича», ст. 53 Пространной Правды и т. п.). «Уроками» также именовали законодательные акты, связанные с судебным процессом,¹⁰⁵⁾ а иногда — с регламентацией штрафов в пользу князя или расценкой за кражу.¹⁰⁶⁾ Иногда «урок» — просто вообще возмещение убытка¹⁰⁷⁾ или даже вид дани.¹⁰⁸⁾ Связь «урока» с какими-то княжескими установлениями (может быть, судебными) несомненна. Этимологически его происхождение возводится к уставленному («уреченному») вознаграждению за ущерб. Введенные Ольгой после гибели князя Игоря «уставы» и «уроки» должны были предотвратить повторение случаев убийства дружинников и князей в покоренных землях.

Очевидно, к деятельности княгини Ольги можно отнести добавление в ст. 1 Краткой Правды: «аще будеть русин, любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник... то 40 гривен положити за нь». Смысл этой статьи заключается в защите княжеских дружинников от посягательств на их жизнь, в первую очередь со стороны закабаляемых общинников. Речь идет о различных категориях русинов, т. е. дружинников; они могли быть гридями — просто высшими дружинниками,¹⁰⁹⁾ [83] могли быть ябетниками, судебными исполнителями;¹¹⁰⁾ могли быть и мечниками, сборщиками дани, по долгу службы присутствовавшими на суде.¹¹¹⁾ Они, наконец, могли быть «купчинами» — полукупцами, полувоинами.¹¹²⁾ В этом установлении Ольги впервые для русского законодательства можно обнаружить следы варяжской терминологии: ябедник — от древнескандинавского aembaet, гридин — от древненорвежского gridh, убежище; gridhmadhr — служитель.¹¹³⁾ Закон твердо и недвусмысленно провозглашал защиту нарождавшегося господствующего класса, объявляя, что отныне всем лицам, покушавшимся на жизнь княжеских дружинников, придется иметь дело с законом и государственным аппаратом, стоявшим на его страже. Штраф за убийство дружинников и стал именоваться «вирой».

Происхождение слова «вира» не вполне ясно. Большинство исследователей, и в их числе Л. Гетц, возводят его к древненемецкому wergelt и связывают его возникновение с появлением варягов на Руси.¹¹⁴⁾ Действительно, «вира» в славянских языках отсутствует. М. Фасмер высказал весьма правдоподобное предположение, что термин «вирьная [плата]», возможно, старше «виры», образовавшейся из нее.¹¹⁵⁾

Реформу подготовили уже предшествующие мероприятия, которыми вводилась денежная кара за убийство тех, у кого не было мстителей. Теперь это правило не только сделалось законом, но и было [84] преобразовано на новой основе. Речь отныне шла о княжеских дружинниках и других представителях господствующего класса. Казалось бы, дружинники теперь лишь приравнивались к общинникам, — за убийство тех и других платилось 40 гривен. Но за убитого дружинника приходилось теперь ответ держать перед самим князем, тогда как за убийство общинника плата шла его сородичам, а к князю в лучшем случае можно было обращаться с жалобой на несоблюдение законов. Сохранившаяся формально в законе оговорка о том, что штраф платился лишь тогда, когда у убитого не было мстителей, постепенно теряла смысл, ибо дружинник не был членом общины. В обстановке постоянных походов, когда процесс оседания дружины на землю еще не получил сколько-нибудь заметного распространения, у сподвижников князей Олега, Игоря, Ольги, у этих Фарлофов, Руалдов, Стемидов, Сфандров, Свенов, как правило, не было родичей, кто бы мог мстить за них. Прообраз виры пока платился князю еще только за убийство дружинника,¹¹⁶⁾ но тем не менее старый обычай «мести» должен был потесниться, дать простор новым представлениям, рожденным в недрах классового общества. Так был сделан еще один шаг вперед по пути сложения феодального права.¹¹⁷⁾

Попытка ликвидации «вир» князем Владимиром Святославичем

Время княжения Владимира Святославича (978—1015 гг.) является расцветом Древней Руси. Киевский князь подчинил своей власти Полоцк, племенные княжения вятичей и радимичей. Около 989 г. он принял христианство, ставшее идеологической санкцией новых феодальных порядков. Распространение письменности привело к более тесным связям между Русью и ее соседями. Возможно, уже в конце X в. на Руси появляется летописание, а вслед за этим переводится на русский язык юридический сборник — Закон Судный людем (Краткой редакции).¹¹⁸⁾ Таким образом, складывались условия, настоятельно требовавшие [85] кодифицировать бытовавшие уже долгое время нормы нового древнерусского права. Обострение классовой борьбы в конце X в., проходившее в форме усиления «разбойничества» и под флагом защиты язычества, ставило на повестку дня задачу укрепления княжеской власти и дальнейшего ограничения кровной мести.

В годы правления князя Владимира сделано было несколько попыток реформ русского права. Не все они оказались успешными. Сага об Олаве Триггвассоне рассказывает о следующем случае, происшедшем при дворе князя Владимира. Олав убил некоего Клеркорна. Тогда «народ по обычаю и законам их (т. е. русских. — А. З.) ...хотел лишить его жизни, как повелевал закон», ибо «в Холмгарде так строго наблюдалось всеобщее спокойствие, что каждый, убивший другого человека без суда, наказывался смертью». Картина древнерусских порядков довольно точно передана в саге. Наряду с обычаями уже существуют законы; по законам за кровь полагалась кровь, причем без всякого суда, т. е. в порядке внесудебной мести. Князья уже боролись с институтом кровной мести. Так, Владимир отказался выдать Олава и «присудил денежную пеню за убийство».¹¹⁹⁾ Дело шло об убийце из среды наиболее близких к князю лиц.

Противоположная тенденция наблюдалась, когда преступники покушались на жизнь самих княжеских дружинников. «Повесть временных лет» под 996 г. приводит следующий рассказ: «живяше же Володимер в страсе божьи. И умножишася зело разбоеве и реша епископи Володимеру: "Се умножишася разбоиници; почто не казниши их?" Он же рече им: "Боюся греха". Они же реша ему: "Ты поставлен еси от Бога на казнь злым, а добрым на милованье. Достоить ти казнити разбойника, но со испытом". Володимер же отверг виры, нача казнити разбоиникы, и реша епископи¹²⁰⁾ и старци: "Рать многа; оже вира, то на оружьи и на коних буди". И рече Володимер: "Тако буди". И живяше Володимер по устроенью отьню и дедню».¹²¹⁾ Текст этот, по предположению А. А. Шахматова, восходит к Древнейшему летописному своду 1039 г. [86]

Текст летописи вызвал в литературе разноречивые толкования. В. О. Ключевский (точку зрения которого разделяла Е. Д. Романова) полагал, что первоначально «вира» платилась в пользу частных лиц, и только Владимир стал взыскивать ее в пользу князя.¹²²⁾ Но аргументы В. О. Ключевского лишены необходимой убедительности. По Саге об Олаве, штраф за убийство действительно платился не князю, а общине. Однако в данном случае платилась «годовщина», а не «вира». Оговорка летописца «оже вира, то на оружьи и на коних буди», отсутствующая при первом упоминании о вире, не означала разного характера этого штрафа. Ведь в летописи прямо сказано, что князь восстановил старый порядок («по устроенью отьню и дедню»). Ссылка Е. Д. Романовой на ст. 4 договора 911 г. ничего нового не прибавляет, ибо в этом памятнике (так же, как в саге) идет речь об убийстве лица, у которого есть «ближний», которые и получали головничество, если преступник бежал.

E. H. Щепкин считал, что слова летописи о Владимире «отверг виры» означают, что князь первоначально отверг совет в пользу введения вир и лишь позднее стал их взыскивать.¹²³⁾ По его мнению, до реформы Владимира существовала лишь кровная месть. Действительно, византийский писатель Лев Диакон, писавший свою «Историю» в первый период княжения Владимира, замечает, что «тавро-скифы (т. е. руссы. — А. З.) еще и ныне обыкновенно решают свои распри убийством и кровью».¹²⁴⁾

По мнению Л. Гетца, Владимир заменил бытовавшую на Руси компенсацию за ущерб в пользу частных лиц штрафом, шедшим в княжескую казну. В результате реформы обычное право сменилось княжим, государственным.¹²⁵⁾

Кровная месть действительно еще существовала в конце X в., но то, что до Владимира о «вирах нет слуху»,¹²⁶⁾ не соответствует действительности, ведь составитель Начального свода (конец XI в.) [87] писал о «правых вирах» старых князей. По совету епископов (не без влияния византийского права) князь Владимир Святославич решил заменить виру, т. е. штраф за убийство дружинников, смертной казнью. Эта строгая мера явилась следствием обострения классовой борьбы в стране. Однако при Владимире традиции старины были еще сильны (вспомним хотя бы двойственное отношение князя к язычеству). Поэтому по совету старейшин Владимир вернулся к старому порядку («устроенью отьню и дедню»), когда вира за убитого воина шла на содержание всей дружины. Смертную казнь как высший вид наказания не знает еще и Пространная Правда.

Неудачной попыткой отмены вир не ограничивалась законодательная деятельность князя Владимира Святославича. В летописи сообщалось: «бе бо Володимер любя дружину, и с ними думая о строи земленем, и о ратех и о уставе земленем».¹²⁷⁾ В переломную эпоху Владимира Святославича князь и дружина начинают обращать свои взоры к земле. «Земленой устав» продолжал, очевидно, строительство княжеского хозяйства, начатое еще бабкой Владимира Ольгой. Какие именно статьи позднейшего домениального устава восходят к установлениям Ольги о «перевесах» и «уставу земленому» Владимира, сказать трудно. Но, возможно, их следует искать в статьях о княжеской борти (ст. 32 Краткой Правды), ладье (ст. 35), охоте (ст. 36-37).¹²⁸⁾ [88]

Древнейшая Правда и новгородские события 1015 г.

После смерти князя Владимира (1015 г.) в Новгороде началось большое восстание, вызванное беззастенчивым хозяйничаньем княжеской дружины, которая в значительной части состояла из варягов.¹²⁹⁾ Возглавляли ее представители местной новгородской знати («нарочитые мужи»).¹³⁰⁾ Князь Ярослав Владимирович подавил движение новгородцев. Однако, получив известие об угрожающих ему действиях киевского князя Святополка, он был вынужден собрать «вече на поле», публично признать ошибочность предпринятых им репрессий¹³¹⁾ и таким образом заручиться поддержкой Новгорода в предстоящей борьбе со Святополком. Взамен этого Ярослав, возможно, обещал некоторые гарантии новгородцам (и в первую очередь новгородской знати) как от насильственных действий дружины, так и от повторения репрессий.

В 1016 г. Ярослав с помощью новгородцев захватил Киев, но решительная борьба его со Святополком еще предстояла. Тогда-то, стремясь упрочить свои позиции, князь и дает новгородцам «Правду Русскую», содержавшую серьезные правовые льготы местному населению.

Текст Правды Ярослава дошел до нас в составе первых семнадцати статей Краткой Правды, которые распадаются на три отдела: 1. Постановления об убийстве (ст. 1); 2. Статьи об оскорблении (ст. 2-10); 3. Законы о нарушении прав собственности (ст. 11-17).¹³²⁾ Состав Правды легко объясняется теми условиями, в которых она появилась. Она служила правовой гарантией от повторения убийств, оскорблений [89] и хищений со стороны княжеской дружины. Чрезвычайный характер закона объясняет сравнительную ограниченность его содержания. В нем нет многих норм права, существовавших в начале XI в. (например, о наследстве, о правовом положении челяди, о зачинщике драки и т. д.). Они не имели прямого отношения к задачам, которые ставил перед собой князь, создавая в 1016 г. свою Правду. Да и сама поспешность издания закона наводит на мысль о том, что Ярослав мог выбрать и кодифицировать лишь часть из комплекса правовых норм Руси X — начала XI в., внеся в них ряд изменений, отразивших требования момента.

Сложные условия, в которых протекала первая попытка кодификации древнерусских законов, наложили печать не только на состав, но и на содержание законов. Так, в ней мы находим отражение требований «нарочитых» новгородцев о защите их от насилий со стороны дружины.¹³³⁾

Во всяком случае, уже ст. 10 и 11 Краткой Правды прямо ограничивают произвол варяжской дружины. Но новгородцы требовали защиты не только своего имущества, а и самой жизни. Ведь и Ярослав на вече 1015 г. говорил, что даже золотом он не может заменить убитых новгородцев («не топерво ми их златом окупите»). Речь идет в данном случае о том, что за совершенные им убийства Ярослав откупился золотом, но, с горечью замечает он, никакое золото не заменит людей, необходимых для походов. Этот летописный текст помогает разобраться во вставке к ст. 1 Краткой Правды, которую уже многие исследователи относили к эпохе Ярослава: «аще изъгои будеть, любо словенин, то 40 гривен положити за нь».¹³⁴⁾ Согласно этому [90] постановлению, вирой каралось убийство не только дружинника, но и рядового новгородца, кем бы он ни был — изгоем (не членом общины) или словенином¹³⁵⁾ (общинником¹³⁶⁾). До этого вира платилась лишь за убийство дружинника, кем бы он ни был — воином-профессионалом (гридином), административно-хозяйственным чиновником (ябетником), судебным чиновником (мечником) или, наконец, полувоином, полукупцом (купчина). Ранее дружина злоупотребляла своей безответственностью (как это было в случае с Олавом Триггвассоном) — да и кто стал бы считаться с членами семьи убитого? Новгородцы требовали ответственности убийц не только перед семьей, но и перед князем. Это требование и было удовлетворено Ярославом. Так сложилась вира-штраф за убийство любого человека в пользу князя. Конечно, речь шла о том случае, когда у убитого не нашлось того, кто бы отомстил за его жизнь. Ведь кровная месть еще продолжала существовать (см. ст. 2 Пространной Правды). Теперь в случае убийства новгородца, если у него не было родственников, способных мстить обидчику, последний должен был отвечать перед самим князем, тогда как прежде платилось головничество малолетним или беспомощным членам семьи убитого. Это постановление было совершенно недвусмысленно направлено против преступлений княжеской дружины в Новгороде. Если раньше родичи убитых новгородцев не могли добиться наказания вооруженных и сплоченных обидчиков, получить головничество в свою пользу, то теперь убийцы карались штрафом в пользу князя, который имел в своем распоряжении достаточно [91] средств, чтобы его взыскать. Именно поэтому вставку в ст. 1 Краткой Правды историки совершенно справедливо расценивают как известную гарантию, данную Ярославом Мудрым новгородцам. Конечно, нельзя забывать декларативного характера установления Ярослава. Классовые интересы князя и дружины в целом совпадали. Однако в сложных условиях борьбы за Киев Ярослав вынужден был пойти на известные уступки новгородцам, и прежде всего новгородскому боярству.

Л. В. Черепнин находил «двойную вставку, сделанную Ярославом в 1016 г. в основной текст Правды, подготовленный для выдачи новгородцам». Первоначально общее положение о мести и уплате 40 гривен распространено было как на киевлян, так и на новгородцев («аще будеть русин... любо Словении»). Затем эти понятия дифференцированы были рядом союзов «любо» («любо гридин, любо купчина, любо ябетник, любо мечник»). Упоминание об изгое, по Л. В. Черепнину, позднего происхождения.¹³⁷⁾ Схема создания статьи 1, предложенная Л. В. Черепниным, крайне сложна (она подразумевает существование проекта статьи, который дважды пополнялся в одно и то же время). Кроме того, она не учитывает разницы в характере штрафов, упомянутых в статье. Поэтому нет необходимости отказываться от традиционного рассмотрения слов «аще изъгои будеть любо словенин», как вставки времен Ярослава (1016 г.).¹³⁸⁾

Анализируя древнейшую часть Краткой Правды (в первую очередь Правду Ярослава), Б. Д. Греков считал, что она говорит главным образом о «мужах», «под которыми нетрудно вскрыть дружинную рыцарскую среду».¹³⁹⁾ В статьях Краткой Правды (ст. 2-9), устанавливающих штрафы за ранение и оскорбление, Б. Д. Греков склонен видеть «условный кодекс рыцарской чести».¹⁴⁰⁾ Однако в ст. 1 упоминается [92] круг мстителей за убитого «мужа» из числа так называемой большой семьи, что уже исключает принадлежность «мужей» к дружинной среде. Рассказывая под 1018 г. о подготовке похода Ярослава на Киев, летописец противопоставляет обыкновенных новгородских общинников-«мужей» «старостам» и боярам.¹⁴¹⁾ Ст. 2-9 Краткой Правды никак нельзя назвать «рыцарским кодексом чести». Большинство этих статей (ст. 3, 4, 9) действительно имеет в виду вооруженного воина, но не как оскорбленное лицо, а как оскорбителя, пустившего в ход свое оружие и за это наказанного высоким штрафом (в четыре раза больше обычного).¹⁴²⁾

Тот же характер носят статьи Правды Ярослава, рассматривающие меры наказания за оскорбления и ранения. За оскорбления, нанесенные новгородцам вооруженными воинами, т. е. дружинниками, полагался особо высокий штраф — 12 гривен (ст. 3, 4 Краткой Правды), что было в четыре раза выше обычного штрафа за побои (ст. 2, 7, 10 Краткой Правды). Больше того, если даже на избитом не было явных следов побоев, то теперь достаточно было двух «видоков»-свидетелей, чтобы взыскать штраф с обидчика-варяга.¹⁴³⁾ Варяг или колбяг,¹⁴⁴⁾ подавший [93] жалобу на избиение кем-либо из новгородцев, отныне должен был подтвердить свои слова присягой (ст. 10).

Князь Ярослав защищал также имущественные права знатных новгородцев, владельцев челяди. Именно они, очевидно, добились издания строгого постановления, согласно которому, в случае невыдачи беглого челядина в течение двух дней, варяги и колбяги платили штраф за укрывательство (ст. 11 Краткой Правды). Была также упрощена процедура розыска беглого челядина (ст. 16 Краткой Правды). Наконец, в интересах новгородской знати были составлены ст. 12 и 13, которые запрещали отнимать у них коней, оружие, на которые особенно были устремлены жадные взоры княжеских дружинников.¹⁴⁵⁾

Из всего этого ясно, насколько неправ был С. В. Юшков, утверждавший, что «Древнейшая Правда не содержит ничего льготного для Новгорода и новгородцев».¹⁴⁶⁾ Выдача Ярославом Правды Новгороду, справедливо отмечает Л. В. Черепнин, являлась результатом национальной и классовой борьбы, развернувшейся в 1015 г. в новгородском обществе. Таков был лишь первоначальный смысл этих установлений Ярослава. Сформулированные в самой общей форме («аще ли кто...»), они сразу же включили в свой состав гораздо больший круг преступников, чем тот, о котором говорили новгородцы на вече 1015 г. Князь брал на себя решение важнейших дел, касавшихся нарушения прав собственности личности, постепенно ставя закон на службу господствующему классу.

Год создания Правды (1016) приходится на период лишь временного захвата Ярославом Киева. Святополк бежал «в Ляхы», рассчитывая [94] на поддержку своего тестя, польского короля Болеслава. Предстояла решительная схватка с беглым киевским князем и его польским союзником. В таких условиях Правда, изданная Ярославом, была не только исполнением каких-то данных ранее обещаний, но также залогом, обеспечивавшим ему поддержку Новгорода в грядущих битвах. В Киеве около 1016 г. могла существовать сильная группировка, поддерживавшая Святополка. Не случайно позднее этому князю удалось сравнительно легко захватить Киев и изгнать Ярослава. Киевляне косо смотрели на льготы и щедрые дары, которые делал Ярослав Новгороду, старинному сопернику «матери городов русских». Поэтому они активно не участвовали в борьбе Ярослава со Святополком в 1018 г.¹⁴⁷⁾ Понадобилось испытать «прелесть» хозяйничанья польских феодалов, чтобы киевляне отвернулись от Святополка. Зато новгородцы с одобрением встретили законодательный акт князя Ярослава. В 1015 г. Ярославу пришлось просить их о помощи в борьбе со Святополком, а в 1018 г., когда Ярослав «хотяше бежати за море», новгородский посадник Константин «с новгородьци расекоша лодье Ярославле, рекуще: "хочем ся и еще бити с Болеславом и с Святополком"»,¹⁴⁸⁾ организовали сбор денежных средств («начаша скот събирати»), снарядили сами войско, которое одержало победу над киевским князем. Теперь новгородцы стремились сами обеспечить победу Ярослава, давшего им серьезные льготы. Успех же Святополка мог привести к полному подчинению Новгорода Киеву.

Направленность Правды против самоуправства варягов не может вызывать недоумений. Дело не ограничивалось одной «уступкой» князя новгородцам. Эймундова сага рассказывает, что после первых побед Ярослава над Бурислейфом (Святополком), но еще до новой войны с этим князем и его союзниками «биармийцами», «турками», «белокуманами» и др., т. е. около 1016 г., между варяжской дружиной и Ярославом Мудрым были серьезные трения. Автор саги пытался объяснить их скупостью «конунга Ярислейфа», который отказался платить жалованье дружине и заявил, что «наш торг (т. е. договор. — А. З.) уничтожен». Эймунду пришлось долго убеждать князя, прежде [95] чем «они приторговались еще на 12 месяцев».¹⁴⁹⁾ Напряженные отношения Ярослава с наемной дружиной отразились не только в Правде 1016 г. Следы их мы встречаем и в летописи. Когда в 1018 г. встал вопрос о новом походе Ярослава на Киев, новгородцы сами позаботились, чтобы у князя была варяжская дружина, обеспеченная жалованьем («Приведоша варягы и вдаша им скот»).¹⁵⁰⁾

Древнейшую Правду князя Ярослава Владимировича можно в известном смысле назвать правовым оформлением процесса создания Древнерусского государства. Княжеская юрисдикция отныне распространялась как на дружину, так и на все восточнославянское общество. Князь переставал быть главою полуразбойной дружины, хотя немного ранее не только Святослав, но и Владимир еще заботились по преимуществу о дружине. Если по уставам княгини Ольги правовые нормы для киевской дружины вырабатывались на основе обычного права, то уже теперь развитие феодальных отношений зашло настолько далеко, что начинает происходить обратный процесс: новое феодальное право, вырабатывавшееся в княжеской и дружинной среде, начинает воздействовать на обычай, разлагая и приспособляя его к изменившимся социальным отношениям. Происходил процесс захвата феодалами крестьянских и свободных земель. Рабочую силу княжеских владений еще составляла челядь, т. е. в первую очередь холопы, посаженные на землю. В «Повести временных лет» под 1031 г. рассказывается, как Ярослав и Мстислав в результате успешного похода захватили в плен многих ляхов, причем Ярослав «посади своя по Ръси». И, добавляет летописец, «суть до сего дне». Уже на следующий год (1032) Ярослав «поча ставити городы по Ръси».¹⁵¹⁾ Все это делает понятным то внимание к положению челяди, которое мы обнаруживаем в Правде Ярослава. К началу XI в. в законодательстве (ст. 17 Краткой Правды) появляется новый термин «холоп», постепенно сменяющий старое патриархальное наименование «челядь».¹⁵²⁾ Складывающееся вотчинное хозяйство князей и их дружинников обслуживалось по преимуществу трудом холопов,¹⁵³⁾ которые постепенно становятся все большей ценностью. [96] Именно поэтому Ярослав в ст. 17 Краткой Правды допускает возможность уплаты высокого денежного штрафа в 12 гривен (вместо смерти) за холопа, оскорбившего свободного человека.¹⁵⁴⁾ Статья 11 специально имеет в виду варягов и колбягов,¹⁵⁵⁾ которые укрывали беглых рабов с целью их перепродажи на рынках Востока и Византии. Статья 16 устанавливала процедуру возврата хозяину челядина (бежавшего или похищенного кем-либо) от перекупщика. Закон твердо стоял на страже интересов владельца челяди.

Иллюстрацией к ст. 16 о своде при обнаружении беглого или похищенного челядина, купленного на торгу, служит берестяная грамота № 109 (вторая половина XI в.). В ней упоминается купленная неким Жизномиром во Пскове рабыня, из-за которой он был задержан княгиней. Так как рабыня, вероятно, была беглой или похищенной, Жизномиру предстояло пройти процедуру свода: «А се ти хочоу, коне коупивъ и къняжъ моужъ въсадивъ, та на съводы».¹⁵⁶⁾

Таковы основные черты Правды Ярослава (Древнейшей), отразившие сдвиги в социально-политической структуре древнерусского общества начала XI в. Кровной мести нанесен был ряд сильных ударов, но она все же продолжала существовать. Создавались противоречия вследствие несовместимости классовых и общинных начал, которые были преодолены только после окончательного уничтожения общинных пережитков. В самом деле, складывалось положение, когда в некоторых случаях жизнь дружинника была защищена менее, чем общинника (за него платилось 40 гривен князю, а за общинника, в случае отсутствия мстителя, 40 гривен князю и 40 головничества, шедшего членам общины). Только запрет кровной мести мог привести [97] к ликвидации этого противоречия. Того же настоятельно требовало и дальнейшее развитие феодальных отношений в стране.

Итоги исследования текста Древнейшей Правды могут быть сведены к следующему. В 1016 г. князь Ярослав Владимирович составил первый на Руси опыт кодификации древнерусских законов (Древнейшую Правду, или Правду Ярослава). Ярослав не преследовал цели сведения воедино всех бытовавших в то время норм обычного права и княжеских постановлений. Это доказывается уже тем, что договоры Руси с греками X в., а также более поздние правовые памятники (в том числе Устав Ярославичей и Пространная Правда), несомненно, сохранили некоторые нормы права, бытовавшие в X — начале XI в., но не вошедшие в Древнейшую Правду.

Составляя свою Правду, князь Ярослав преследовал совершенно конкретную цель — путем выдачи определенных правовых гарантий, предохраняющих новгородцев от насилий, творившихся княжеской (особенно варяжской) дружиной, обеспечить поддержку Новгорода в предстоящей борьбе за Киев и великокняжеский престол. Поэтому Древнейшая Правда ограничивается изложением норм, касающихся правовых санкций за убийство, оскорбления и кражу. Поэтому выводить заключения о правовом и социальном строе Древней Руси на основании одной Древнейшей Правды без учета особенностей ее составления — нельзя.

При всем этом Древнейшая Правда сыграла большую роль в истории древнерусского правотворчества. До начала XI в. на Руси обычное право сосуществовало с нормами международного права, а также отдельными распоряжениями, относившимися к жизни княжеской вотчины. Теперь же впервые создан был законодательный кодекс, который после победы Ярослава над Святополком приобрел общерусское значение. Этот кодекс базировался на нормах местного права (обычного и княжеского), развитых и дополненных Ярославом. В свою очередь Древнейшая Правда стала основой развития древнерусского права XI — начала XII в. [98]

Назад К оглавлению Дальше

¹⁾ Goetz. Das Russische Recht... Bd. I. S. 126, 150.

²⁾ Goetz. Das Russische Recht... Bd. 1. S. 174-175.

³⁾ Подробнее см.: Филиппов. Русская Правда... С. 38-46.

⁴⁾ Стратонов. К вопросу о составе... С. 387-398; Яковкин. Договор... С. 22-23; Романов. Люди и нравы... С. 80.

⁵⁾ Греков. Киевская Русь. С. 82, 158, 188.

⁶⁾ Там же. С. 540.

⁷⁾ Там же. С. 121, 122.

⁸⁾ Там же. С. 345.

⁹⁾ Там же. С. 250.

¹⁰⁾ Приселков. Задачи и пути дальнейшего изучения... С. 248-250.

¹¹⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 48; Он же. Пособие... С. 76.

¹²⁾ В академическом издании текст делится на статьи так: «Оже ли утнеть руку и отпадеть рука любо усохнеть, то 40 гривен» (ст. 5), «Аще будеть нога цела или начьнеть храмати, тогда чада смирять». С союза «или» в Краткой Правде начинаются иногда особые казусы (ст. 2 — «Или будеть кровав или синь», ст.17 — «Или холоп ударить»). Разъясняющее «аще» после 40 гривен есть в ст.1 («аще будеть русин... мечник»).

¹³⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 48.

¹⁴⁾ Далее идут дополнения о коневом и клетном тате.

¹⁵⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 49.

¹⁶⁾ Там же. С. 49-51.

¹⁷⁾ Там же. С. 52.

¹⁸⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 53; см. критические замечания М. Б. Свердлова (Свердлов. К истории текста... С. 139).

¹⁹⁾ ПРП. Вып. I. С. 7, 32, 34.

²⁰⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 53.

²¹⁾ Там же. С. 55.

²²⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 59. Позднее он говорил лишь об «аналогии» между статьями (Тихомиров. Пособие... С. 79).

²³⁾ Свердлов. К истории текста... С. 144.

²⁴⁾ Нам представляется, прав M. H. Тихомиров в своей поздней работе, в которой писал, что статья о коне возникла самостоятельно на русской почве, «где столкновения из-за чужих коней, взятых без спросу, были таким же обычным явлением, как и в других странах раннего средневековья» (Закон Судный людем Краткой редакции. С. 23). Статья же из Закона судного восходит к Эклоге. См. также главу «Правда Русская в Новгороде, Пскове, Смоленске и Галиче в XII—XV вв.» части третьей.

²⁵⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 61.

²⁶⁾ Там же. С. 61.

²⁷⁾ Там же. С. 61.

²⁸⁾ Позднее М. Н. Тихомиров внес коррективы в свои построения. Он уже считал прямо, что «нет оснований отрицать показание летописи о том, что Ярослав дал новгородцам "правду и устав списав" тотчас же после победы над Святополком». Причем по точному смыслу летописи, оказывается, они «были даны в Киеве». На это, может быть, указывает и упоминание в первой статье русина и словенина (ранее М. Н. Тихомиров считал это упоминание позднейшей припиской). «Можно предполагать, — продолжает он, — что подобное же пожалование было дано киевским горожанам и Святополком, но только не дошло до нашего времени» (Тихомиров. Древняя Русь. С. 89). В этот памятник входили первые десять статей Краткой Правды» (Тихомиров. Пособие... С. 20).

²⁹⁾ Юшков. Русская Правда. С. 275. Фраза «крещения не имея» есть только в Сокращенной Правде, поэтому довод С. В. Юшкова нельзя считать достаточно убедительным.

³⁰⁾ Юшков. Русская Правда. С. 277.

³¹⁾ Юшков. Русская Правда. С. 277, 278.

³²⁾ Там же. С. 283.

³³⁾ Там же. С. 284.

³⁴⁾ Там же. С. 290-291.

³⁵⁾ Юшков. Русская Правда. С. 292-293.

³⁶⁾ Основанием для этого вывода являлся для Л. В. Черепнина тот факт, что статьи 8 и 17 в первой части Пространной Правды отсутствуют (т. е. их мог не знать в тексте Древнейшей Правды составитель этой части памятника. По своему построению ст. 8, 17, 18 отличаются от других статей Древнейшей Правды (начинаются не с «Аще», а с «А въ» в ст. 8 и «Или» в ст. 17). К тому же, в ст. 17 употреблен термин «холоп», которого нет в других статьях Древнейшей Правды, где фигурирует «челядин». О вставочном характере ст. 8 см.: Орешников. К вопросу о составе... С. 128.

³⁷⁾ Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 133.

³⁸⁾ Черепнин. Русские феодальные архивы... Ч. 1. С. 240-249; см.: Он же. Русская Правда... С. 90-91.

³⁹⁾ Юшков. Русская Правда. С. 281.

⁴⁰⁾ История СССР с древнейших времен... С. 514.

⁴¹⁾ Там же. С. 516.

⁴²⁾ Свердлов. К истории текста... С. 138.

⁴³⁾ Преображенский. Этимологический словарь... Т. I. С. 241; Фасмер. Этимологический словарь... Т. II. С. 75; Срезневский. Материалы для словаря... Т. I. Стб. 921-923.

⁴⁴⁾ Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 8. [См. также: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 45. — Прим. ред.]

⁴⁵⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 13.

⁴⁶⁾ Так список А. АН: братучаду, С: браточаду, Т: братучадо.

⁴⁷⁾ Мрочек-Дроздовский. Материалы для словаря... С. 11-12.

⁴⁸⁾ Слова «аще не будеть мъстя» рисуют позднюю картину. Первоначально господствовал принцип: «аще не будеть кто мьстя... то тому конець» (см. ст. 2, 3 Краткой Правды).

⁴⁹⁾ Статья 3 отличалась от 2 тем, что имела в виду не простое избиение, а сопровождавшееся оскорблением (говорится однократно — «ударит», а не «изобьет», причем указание на орудие удара также естественно при оскорблении, как и высокий штраф (12 гривен). Слова «то платити ему» — вставка, разбивающая текст фразы. Структурное и юридическое сходство со статьями 2 и 1 очевидно. И в этом случае в ст. 29 Пр. Пр. слова о мести («аще сего не постигнуть... то ту конець») отсутствуют. «Постигнуть» не может иметь в виду бегство, ибо никогда бегство не являлось прекращением мести, а особенно, если учтем, что позднее в этой статье речь шла о публичном оскорблении.

⁵⁰⁾ Эта статья в своей основе отражала обычное право, и только ее редакция (с мечом) отражала устремления позднейшего времени. Статья 26 помещена после ст. 25 Пр. Пр. (т. е. ст. 3 Кр. Пр.): если в последней говорилось о том, что было, «если не постигнуть» обидчика, то в ст. 26 речь шла о том, что происходило, если его «постигнуть».

⁵¹⁾ Позднее потерявший руку или ногу получал компенсацию в размере 40 гривен, т. е. как за его жизнь, ибо он за себя не мог уже мстить (ст. 5 Кр. Пр.). Статьи 5-6 представляют единое целое, разбитое вставкой «то 40 гривен»: «Оже ли утнеть руку, и отпадеть рука либо усохнеть... Аще будеть нога цела (т. е. даже в случае, если не повреждена нога. — А. 3.), или начнеть храмати, тогда чада смирять». 40 гривен — позднейшее дополнение, предусматривавшее все тот же случай невозможности мстить (ср. ст. 1, 2, 3 Кр. Пр.). Фраза «чада смирять» (дети мстят) исчезает в Пространной Правде.

⁵²⁾ Позднее этот принцип был в некоторых случаях распространен на огнищанина (ст. 21 Кр. Пр.).

⁵³⁾ Н. П. Бауер считает, что термин «скот» для обозначения денег является заимствованием скандинавского scattr, что означало деньги, подать (Бауер. Денежный счет Русской Правды. С . 193). По мнению В. Л. Янина, в основе понятия «скот» и сходных лежит еще древний индоевропейский термин, который был собирательным для разных видов имущества и богатства. Русская денежная система, полагает он, начала складываться уже в IX в. (Янин. Денежно-весовые системы... С. 36, 203-204).

⁵⁴⁾ Украденные вещи по ст. 13 Кр. Пр. (конь, оружие, порты) состояли из предметов дружинного быта. Этот набор относится к эпохе, когда уже оформлялось дружинное право. Тогда же сформировалось и понятие чести. Кража челядина и поездка на чужом коне (ст. 11, 12 Кр. Пр.) отдифференцировались также позднее. В изучаемое время виды кражи чужого имущества вряд ли расчленялись.

⁵⁵⁾ Жебелев. Маврикий... С. 36. [См. также: Свод древнейших письменных известий о славянах. М., 1994. С. 369. — Прим. ред.]

⁵⁶⁾ И. И. Смирнов также считал возможным производить «сближение статей Пространной Правды с Древнейшей Правдой» (Смирнов. Очерки... С. 71).

⁵⁷⁾ См.: Ленин. Левонародничество и марксизм. С. 237.

⁵⁸⁾ Ленин. Что такое «друзья народа»... С. 153.

⁵⁹⁾ М. Б. Свердлов считает, что «Закон русский» до 1015—1016 гг. существовал «в виде устного права» (Свердлов. К истории текста... С. 148).

⁶⁰⁾ Сложный характер, как мы показали выше, носят ст. 1, 2, 3 Кр. Пр. Выделение ст. 10, 11 и 17 связано с Ярославом.

⁶¹⁾ ПРП. Вып. I. С. 33; Зимин. Письмо в редакцию... С. 142.

⁶²⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 32.

⁶³⁾ Позднее «уставы» издавала княгиня Ольга. При князе Владимире, судя по «Саге об Олаве Триггвассоне», суд происходил по законам (Извлечение из «Саги Олава...». С. 41-43; [см. также: Джаксон. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). М., 1993. — Прим. ред.] По Л. В. Черепнину, «закон», согласно договорам Руси с греками, — это «правда», комплекс юридических норм, а «устав» — их запись (Черепнин.Общественно-политические отношения... С. 141).

⁶⁴⁾ ПСРЛ. Т. II. Стб. 14.

⁶⁵⁾ Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 141, 143.

⁶⁶⁾ Гаркави. Сказания мусульманских писателей... С. 130; [см. также новый перевод: Минорский. История Ширвана и Дербенда... М., 1963. С. 194. — Прим. ред.]

⁶⁷⁾ Сергеевич. Лекции и исследования... СПб.,1894. С. 228; Максимейко. Опыт критического исследования... С. 83. По Л. В. Черепнину, «в случае отсутствия лиц, имеющих право мстить или нежелающих своим правом воспользоваться» (Черепнин.Общественно-политические отношения... С. 133; ср.: Инкин. Новi матерiали... С. 89, 96; Греков. Киевская Русь. М.,1953. С. 82). Первая статья Кр. Пр., по Б. Д. Грекову, «говорит о необязательности мести, о возможности заменить ее выкупом». Тезис о необязательности кровной мести и возможности ее выкупа нам представляется сомнительным.

⁶⁸⁾ Фроянов. Киевская Русь. С. 35.

⁶⁹⁾ Е. Д. Романова, исходя из отождествления правового строя Краткой и Пространной Правды, считала этот штраф вирой. Сам термин «вира», по ее мнению, не был упомянут потому, что составители Правды его опустили, «сами того не замечая» (Романова. Свободный общинник... С. 78). «Виру» Е. Д. Романова отождествляла с вергельдом варварских Правд, долей которого было вознаграждение родственникам убитого (Там же. С. 78-86). Но в Русской Правде «вира» и «головничество» четко различаются. Фактически Е. Д. Романова отказывалась от определения смысла «головничества», считая, что это была «какая-то гораздо менее значительная, чем вира, плата» (Там же. С. 80). Однако ее ссылка на ст. 10 Пр. Пр. («а за голову 3 гривны») лишена убедительности, ибо статья говорит не о возмещении родственникам, а о плате штрафа вирнику за находку трупа на территории общины или где-либо еще. «Гораздо менее значительной» (чем вира) платой головничество не могло быть, ибо даже за потерю руки преступник платил полувирье (20 гривен) и «за век» — 10 гривен (ст. 27 Пр. Пр.).

⁷⁰⁾ E. H. Щепкин считал, что вира в 40 марок возникла в Англии, а позднее, распространившись по всему скандинавскому миру, занесена была на Русь (Щепкин. Варяжская вира. С. 152-153). Однако это построение очень искусственно, а саму виру в 40 марок знают только поздние памятники.

⁷¹⁾ Договоры Руси с греками уже отражают этот новый принцип. Еще на убийство отвечают убийством, но если убить нельзя (в данном случае, конечно, не только нет мстителя, но и преступник мог сбежать), то его имущество берут ближние сородичи убитого (ср. ст. 4 договора 911 г. со ст. 13 договора 944 г.). Если же убийца бедняк, то закон ограничивался риторикой, — если его найдут, то убьют. См. также: Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 140. Сравнение норм Древнейшей Правды и договоров с греками см. также: Свердлов. К истории текста... С. 138-148.

⁷²⁾ С. В. Юшков считал, что в Киевском «дофеодальном государстве существовала только послесудебная месть» (Юшков. Общественно-политический строй... С. 476-479). Однако никакими конкретными данными эта догадка не подкреплена.

^#) В электронной версии — жирным. HF.

⁷³⁾ Первоначально речь шла о том, что если отсекут руку, несмотря на то, цела нога или нет, — то тогда следует мстить. Поэтому прав M. H. Тихомиров, объединяющий ст. 5 и 6 Кр. Пр. в одно целое (Тихомиров. Пособие... С. 76).

⁷⁴⁾ Оскорбленный мстил в соответствии с обычаем, позднее записанным в ст. 29 Пр. Пр.

⁷⁵⁾ ПРП. Вып. I. С. 7. О соотношении: 5 литр серебра = 12 гривен и реальных размерах гривны см. Янин. Денежно-весовые системы... С. 49 и след.

⁷⁶⁾ «Ци аще ударить мечем или копьем, или кацем любо оружьем... да того деля греха заплатить сребра литр 5 по закону Рускому» (ПРП. Вып. I. С. 34).

⁷⁷⁾ Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 140.

⁷⁸⁾ «Аще ли кто кого ударить батогом, любо жердью, любо пястью, или чашей, или рогом, или тылеснию, то 12 гривне» (ст. 3).

⁷⁹⁾ «Аще утнеть мечем, а не вынем его, любо рукоятью, то 12 гривне за обиду» (ст. 4).

⁸⁰⁾ «А во усе 12 гривне, а в бороде 12 гривне» (ст. 8).

⁸¹⁾ Возникновение этих статей можно отнести к эпохе первых киевских князей, так как аналогичные им постановления встречаются в договорах с Византией. Е. Д. Романова сомневалась, чтобы ст. 3 Кр. Пр. и соседние имели в виду отношения внутри дружинной среды: ведь «если дерущийся брался за дреколье, то это выдавало уже простого человека» (Романова. Свободный общинник... С. 87). Но если жердью в пылу ссоры могли драться и дружинники, то пристальное внимание к чести (четырехкратная разница в штрафе за оскорбление и простой удар) и строгая дифференциация различных ударов мечом (плашмя, в ножнах и обнаженным) не могут указывать на общинную среду.

⁸²⁾ Вывод Л. Гетца об отсутствии в Древнейшей Правде «продаж» в пользу князя позднее поддержан был M. H. Тихомировым (Тихомиров. Древняя Русь. С. 88-89).

⁸³⁾ Юшков. Русская Правда. С. 288-289.

⁸⁴⁾ Советское государство и право. 1954. № 1. С. 152.

⁸⁵⁾ Покровский. Общественный строй... С. 72.

⁸⁶⁾ Статья 31 Пр. Пр. более определенно говорит, что речь идет о толчке («попъхнеть мужь мужа»), а не о синяке.

⁸⁷⁾ Это еще не материальное возмещение за потерянный палец: оно появится только в ст. 28 Пр. Пр., где сверх 3 гривен («за обиду») платилась 1 гривна.

⁸⁸⁾ О том, что найденная вещь возвращалась, ср. ст. 13 Кр. Пр. и ст. 79 Пр. Пр. («а лодию лицемь воротити»), а в общей форме ст. 44 Пр. Пр. («оже будеть лице, лице поиметь»). В данном случае Пр. Пр. отразила старинный обычай, а не нововведения.

⁸⁹⁾ ПРП. Вып. I. С. 32-33.

⁹⁰⁾ По византийскому праву VIII в., вор возвращал украденное и его двойную стоимость (Эклога. С. 69).

⁹¹⁾ Во время похода на Бердаа 943-944 гг. русы назначили выкупную цену за пленника в 20 диргемов (Якубовский. Ибн-Мискавейх... С. 66). По ст. 7 договора 944 г., выкупная цена пленника колебалась от 10 до 5 золотников.

⁹²⁾ См. ст. 5 договора 911 г.: «Аще ли [будеть] неимовит тако сотворивыи, да вдасть, елико можеть, да соиметь [с] себе и ты самыа порты, в них же ходить» (ПРП. Вып. I. С. 7); ст. 14 договора 944 г.: «Аще ли есть неимовит, да како можеть, в толико же [и] продан будеть, яко да и порты, в них же ходить; да и то с него сняти» (Там же. С. 34).

⁹³⁾ «Малые ближики» договоров с греками составляли тот же круг ближайших родичей, который очерчен ст. 1 Пр. Пр. и соответствовал «ближикам» Винодольского статута XIII в. и Полицкого статута XV в. (Греков. Избранные труды. С. 48, 50, 158-159).

⁹⁴⁾ Wojciechowski. Państwo Polskie... S. 190-191.

⁹⁵⁾ Этот же случай, очевидно, имел в виду и Ибн Фадлан: «Если они поймают вора или грабителя, то они поведут его к длинному толстому дереву... и подвесят его на нем навсегда» (Ковалевский. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана... С. 143).

⁹⁶⁾ Хвольсон. Известия о хазарах... С. 37, 38.

⁹⁷⁾ Е. Д. Романова возражает против точки зрения Б. Д. Грекова о дружинном характере ст. 13 Кр. Пр. (Греков. Киевская Русь. М.,1953. С. 92), считая, что она могла иметь в виду вооружение не только дружинника, но и рядового члена общины (Романова. Свободный общинник... С. 86-87). Статья ограничивает произвол дружинников, указывает на предметы, которые прежде всего привлекали к себе их жадные взоры. К тому же ст. 13 Кр. Пр. находится в окружении целого ряда других установлений, ограничивающих произвол дружинника.

⁹⁸⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 60. В Новгородской летописи после слова «перевесища» добавлено «и села», зато нет слова «Ольжичи» и текста «и по Лузе оброки и дани» (НПЛ. С. 113).

⁹⁹⁾ См. также: Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 150.

¹⁰⁰⁾ Смирнов. Очерки... С. 48; Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 151-152.

¹⁰¹⁾ Насонов. «Русская земля»... С. 56. О реформе Ольги см. также: Юшков. Общественно-политический строй... С. 108-110.

¹⁰²⁾ Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 10. [См. также: Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1989. С. 51. — Прим. ред.]

¹⁰³⁾ Возможно, погосты начинали превращаться не только в сборные пункты дани, но и в центры судебно-административной деятельности.

¹⁰⁴⁾ О том, что «уставы и уроки» Ольги могли быть письменными постановлениями, см.: Тихомиров. Древняя Русь. С. 60.

¹⁰⁵⁾ «Уроци ротнии» (ст. 109 Пр. Пр.), «уроди судебнии» (ст. 107 Пр. Пр.), «железный урок» (ст. 86 Пр. Пр.).

¹⁰⁶⁾ «Уроци смердом» (ст. 45 Пр. Пр.); или расписание поборов в пользу княжеских чиновников («урок Ярославль» вирникам, ст. 42 Кр. Пр., «урок мостьников», ст. 43 Кр. Пр. «мостнику уроци», ст. 97 Пр. Пр., «уроци городнику», ст. 96 Пр. Пр.).

¹⁰⁷⁾ «Господину платити за нь урок, что будеть взял» (ст. 120 Пр. Пр.); «ожебудеть без вины убиен, то за холоп урок платити» (ст. 89 Пр. Пр.); «пагубу господину урок платити» (ст. 84 Пр. Пр.).

¹⁰⁸⁾ Так, под 1014 г. в Новгородской I летописи сообщалось: «Ярославу же живущу в Новегороде и уроком дающю дань Кыеву 2000 гривен от года до года, а тысящу Новегороде гридем» (НПЛ. С. 168).

¹⁰⁹⁾ «Гриди» упоминаются уже в летописи под 996 годом (ПСРЛ. Т. I. Стб. 126).

¹¹⁰⁾ См. «ябетника» в берестяных грамотах середины XII в. (Арциховский и Янин. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1962-1976 гг.). С. 30. № 421; первой половины XII в. в Старой Руссе (Там же. С. 152. № 12); XII в. (Арциховский и Борковский. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1956-1957 гг.). № 235. С. 56-58). [См. также здесь и далее, где речь идет о берестяных грамотах: Зализняк. Древненовгородский диалект. М., 1995. — Прим. ред.]

¹¹¹⁾ Мечник упомянут в ст. 41 Кр. Пр. в качестве должностного лица при сборе дани; «а от гривне мечнику куна». В Пр. Пр., где уже нет ябетника, мечник упомянут при получении судебных штрафов («железного платити 40 кун, а мечнику 5 кун», ст. 86 Пр. Пр.).

¹¹²⁾ На Руси «варягами» называли не только иноземных воинов, но и купцов, торговавших с русскими (Максимейко. Опыт критического исследования... С. 13).

¹¹³⁾ Преображенский. Этимологический словарь... Т. I. С. 158-159; Вып. последний. С. 131.

¹¹⁴⁾ Goetz. Das Russische Recht... Bd. I. S.198; Преображенский. Этимологический словарь... Т. I. С. 85.

¹¹⁵⁾ Фасмер. Этимологический словарь... Т. I. С. 318.

¹¹⁶⁾ Родичам убитого по ст. 1 Кр. Пр. платилось «за голову» (прообраз головничества), а за убийство «русина» князю шла плата «за нь» (прообраз виры).

¹¹⁷⁾ О реформах княгини Ольги см. также: Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 146-152.

¹¹⁸⁾ Тихомиров. Пространные списки Закона Судного людем. С. 27.

¹¹⁹⁾ Извлечение из «Саги Олава...» С. 41, 43; [см. также: Джаксон. Исландские королевские саги о Восточной Европе (с древнейших времен до 1000 г.). М., 1993. — Прим. ред.]

¹²⁰⁾ А. А. Шахматов справедливо предполагал, что в этом случае слово «епископы» — позднейшая вставка в Древнейший свод (Шахматов. Разыскания... С. 570).

¹²¹⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 126-127.

¹²²⁾ Ключевский. Боярская дума. С. 528-529; Романова. Свободный общинник... С. 78-79.

¹²³⁾ Щепкин. Варяжская вира. С. 102-103.

¹²⁴⁾ К тысячелетию договора Олега 911-го года. Ч. II. С. 109. [См. также: Лев Диакон. История. М.,1988. С. 79. — Прим. ред.]

¹²⁵⁾ Goetz. Das Russische Recht... Bd. I. S. 193-211. Критику его см.: Владимирский-Буданов M. Ф. [Рецензия на кн.: Das Russische Recht...]. С. 12-16; Пресняков. [Рецензия на кн.: Goetz L. К....]. С. 164.

¹²⁶⁾ Щепкин. Варяжская вира. С. 103.

¹²⁷⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 126.

¹²⁸⁾ Об «уставе земленем» князя Владимира см. также: Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 152-154. К законодательству князя Владимира Л. В. Черепнин относил и нормы статьи 20 Кр. Пр., говорящие о разбое, а также статьи 3-8 Пр. Пр. о порядке уплаты виры вервью. При этом он считал, что первоначально в статье 7 речь шла не о «потоке» как мере наказания, а о казни разбойника (Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 153-154). Прямых данных в пользу этих догадок у нас нет. Л. В. Черепнин также считал, что в своем «Слове о законе и благодати» митрополит Иларион ссылался на «устав и закон русский» X века, когда говорил, что Ярослав был правителем, «не рушаща твоих (Владимира) устав, нъ утвержающа». Старые князья (Игорь, Святослав и Владимир) управляли землей «правдою, мужьством же и смыслом». (Müller. Das Metropoliten Illarion... S. 102, 121). Нам представляются эти рассуждения Илариона слишком общими, чтобы связывать с ними конкретные законодательные памятники.

¹²⁹⁾ О приключениях норманнской дружины во время войны Ярослава со Святополком красочно повествует «Сага об Эймунде» (Рыдзевская. Древняя Русь и Скандинавия... С. 89-104). [См. также: Джексон. Исландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть XI в.). М., 1994. С. 91-119. — Прим.ред.]

¹³⁰⁾ «Начата варязи насилие деяти на мужатых женах. Ркоша новгородци: "сего мы насилья не можем смотрити"; и собрашася в нощь, исекоша варягы» (НПЛ. С. 174). Эта запись не оставляет никакого сомнения, что восставшие принадлежали к широким кругам новгородцев, а не к числу «княжих мужей», как это полагает вслед за А. Е. Пресняковым С. В. Юшков (Юшков. Русская Правда. С. 281).

¹³¹⁾ «Любимая моя и честная дружина, юже вы исекох вчера в безумии моем, не топерво ми их златом окупите» (НПЛ. С. 174-175).

¹³²⁾ Статья 17 об оскорблении холопом свободного мужа помещена в этом разделе, ибо холоп рассматривался как объект собственности.

¹³³⁾ Для И. У. Будовница подобные случаи были невозможны, ибо тогда «нам придется допустить, что господствующий класс издавал законы для ограждения массы тружеников от произвола власть имущих» (Будовниц. О статье 12... С. 199). С этим трудно согласиться. Несмотря на то, что законодательство и на ранней ступени развития феодальных отношений было направлено прежде всего к защите интересов господствующего класса, иногда складывалась такая обстановка, когда князья вынуждены были делать значительные уступки зажиточным горожанам и даже широким кругам населения.

¹³⁴⁾ Вставочный характер слов «аще изъгои будет любо Словении» как бы подчеркивается неожиданным союзом «аще», прерывающим перечисление «любо... любо». В ст. 1 Пр. Пр. этот союз заменен обычным «любо» (ср.: Тихомиров. Пособие... С. 75). Противопоставление Руси как княжеской дружины местным «словенам» содержится в летописном рассказе XI в. о походе 907 г. («пароусы паволочиты Руси, а Словеном кропиньныя» — ПСРЛ. Т. I. Стб. 32).

¹³⁵⁾ В. Л. Янин полагает, что под «словенином» можно понимать жителя древнейшего поселения в Новгороде — Славны, а под изгоями — жителей чудского и кривичского поселков, перенесенных на территорию Софийской стороны (Янин. Новгородские посадники. С. 375). Вторая часть его гипотезы сужает понятие «изгоя» (выходца из общины) и не подтверждена этимологически.

¹³⁶⁾ Ссылаясь на ст. 1 Кр. Пр., Б. Д. Греков писал, что «Русская Правда знает такой период в истории русского общества, когда вира для всех предполагалась одна и та же» (Греков. Избранные труды. С. 424). По С. В. Юшкову, «в Древнейшей Правде вводится сорокагривенная вира за убийство» лиц разных категорий. «Очевидно, что ранее виры за убийство этих категорий взыскивались в другом каком-то размере» (Юшков. Русская Правда. С. 287). Никаких доказательств в пользу этой догадки С. В. Юшков не привел.

¹³⁷⁾ Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 134.

¹³⁸⁾ Правда Русская. Уч. пособие. С. 37.

¹³⁹⁾ Греков. Киевская Русь. М.; Л.,1944. С. 43. В следующем издании этой книги Б. Д. Греков, несколько изменив свою формулировку, писал, что под мужами «можно разуметь свободных людей — мужчин вообще, но нетрудно вскрыть тут также и дружинную рыцарскую среду в обычном понимании термина» (Греков. Киевская Русь. М.,1953. С. 92). О «мужах» как рыцарях писал также М. Д. Приселков. Критику этого взгляда см.: Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 134. Свободным человеком считал «мужа» Б. А. Романов (Правда Русская. Уч. пособие. С. 36).

¹⁴⁰⁾ Греков. Киевская Русь. М., 1953 С. 92.

¹⁴¹⁾ «Начата (новгородцы. — А. 3.) скот събирати от мужа по 4 куны, а от старост по 10 гривн, а от бояр по 18 гривн» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 143).

¹⁴²⁾ То же можно сказать и о ст. 13 Кр. Пр., где, согласно Б. Д. Грекову, упомянуты «боевой конь, одежда и оружие рыцарей». На самом деле ст. 13 называет лишь предметы, на которые покушались княжеские дружинники.

¹⁴³⁾ О вставочном характере текста «то не искати ему видока... аще ли не можеть» см. выше.

¹⁴⁴⁾ Очевидно, речь идет о каком-то племени, жившем у р. Колпь. По А. А. Шахматову, «колбяги — это скандинавы, поселившиеся в той или иной области современной России» (Шахматов. Древнейшие судьбы... С. 48-49). Есть мнение и о славяно-поморском происхождении колбягов (Вилинбахов. Некоторые соображения о «колбягах»... С. 18-25). Об антиваряжской направленности вставки говорит теснейшая связь текста со ст. 10 Кр. Пр., которая тоже говорит о побоях, как и ст. 2 Кр. Пр., но связывает их довольно явственно с варягами. И во вставке в ст. 2 Кр. Пр., и в ст. 10 говорится о «видоках»-свидетелях, которых требуется поставить в случае отсутствия явных признаков побоев. Позднейший характер редакции текста ст. 2 Кр. Пр. доказывается употреблением в нем слова «человек» вместо обычного для древнейшей части Правды Ярослава «мужа» (ср. замечания М. Д. Приселкова о ст. 15 Кр. Пр. в его рецензии на первый том академического издания Правды Русской — С. 150). Да и по существу основная часть ст. 2 противоречит приписке: она говорит о том, что в случае нанесения побоев никаких свидетелей не требуется (т. е. нужно мстить самому, не рассчитывая на денежную компенсацию), а приписка делает исключение из этого общего правила. Следовательно, первая часть ст. 2 сложилась еще до Ярослава Мудрого, т. е. в X в. В статье использован опыт дружинного права, отразившийся в более раннем виде в ст. 30 Кр. Пр. (см. ниже).

¹⁴⁵⁾ Вряд ли в ст. 12 и 13 Кр. Пр. речь идет об имуществе дружины, похищенном крестьянами-общинниками (Черепнин. Русская Правда... С. 91.) По наблюдению А. С. Орешникова (разделявшемуся Л. В. Черепниным), в Древнейшей Правде статьи 8 первоначально не было, ибо она отсутствует в первой части Пространной Правды (где находятся материалы соседних с нею статей), да и по стилю статья 8 отличается от других статей Древнейшей Правды (Орешников. К вопросу о составе... С. 128-130; Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 129). К сожалению, у нас слишком мало данных, чтобы признать догадку А. С. Орешникова вполне обоснованной.

¹⁴⁶⁾ Юшков. Русская Правда. С. 278.

¹⁴⁷⁾ Среди войск Ярослава, действовавших против Святополка и Болеслава, летописец называет «Русь и варягы и словены» (т. е. новгородцы. — А. 3.), а о киевлянах не сказано ни слова.

¹⁴⁸⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 143; НПЛ. С. 174-175.

¹⁴⁹⁾ Русская классная библиотека. С. 41-42.

¹⁵⁰⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 143.

¹⁵¹⁾ Там же. Стб. 150.

¹⁵²⁾ Зимин. Холопы на Руси. С. 63-67.

¹⁵³⁾ И.И. Смирнов писал, что «свободные мужи» XI в. владели именно холопами, являлись господами холопов (Смирнов. Очерки... С. 104).

¹⁵⁴⁾ 12 гривен, как реальная цена рабыни, упоминается в берестяной грамоте № 155, найденной в слое первой половины XII в. (Арциховский и Борковский. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1955 г.). С. 34-36; Кафенгауз. Заметки... С. 172; Черепнин. Новгородские берестяные грамоты... С. 62-64.

¹⁵⁵⁾ Колбяг упоминается в берестяной грамоте № 222 (XII в.), говорящей о тяжбе новгородцев с колбягами («Ожь ти нь бьжяли колобягь»). См.: Арциховский и Борковский. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1956-1957 гг.). С. 44-45; Черепнин. Новгородские берестяные грамоты... С. 48-50.

¹⁵⁶⁾ Арциховский и Борковский. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1953-1954 гг.). С. 38-41; Кафенгауз. Заметки... С. 172; Черепнин. Новгородские берестяные грамоты... С. 61-62.

Назад К оглавлению Дальше