Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Назад К оглавлению Дальше

Глава третья.
Княжеский Устав Ярославичей

Вторая часть Краткой Правды (ст. 19-41) в литературе получила название княжеского Устава Ярославичей (или Правды Ярославичей). Основанием для этого был заголовок, помещенный перед статьей 19: «Правда уставлена Руськои земли, егда ся съвокупил Изяслав, Всеволод, Святослав, Коснячко Перенег, Микыфор Кыянин, Чюдин Микула». Впрочем, и объем памятника, и время его составления, и даже причастность Ярославичей к его созданию остаются еще вопросами, вызывающими серьезные споры. Трудность состоит уже в том, что Устав Ярославичей вместе с Древнейшей Правдой помещены в летописи под 1016 г. как законодательство Ярослава.

В литературе (В. И. Сергеевичем) высказывалось мнение, что с детьми Ярослава связана не вся вторая часть Краткой Правды, а только статьи 19-22.¹⁾ Не было единомыслия и в вопросе о времени создания Устава Ярославичей. Н. А. Максимейко, например, считал законодательство княжичей киевским по происхождению и датировал его XI в.²⁾ В отличие от В. И. Сергеевича А. Е. Пресняков уверенно писал, что вся вторая часть Краткой Правды «носит однородный характер в самом существенном: это — такса княжих доходов».³⁾

По Л. Гетцу, перед ст. 19 Краткой Правды заголовок появился по недоразумению из-за того, что один из переписчиков Краткой Правды, не найдя в ее второй части упоминания о кровной мести, счел, что именно вторая часть кодекса была принята на съезде княжичей, о котором он знал из ст. 2 Пространной Правды. Но откуда в заголовке появился Микула Чудин, которого не знает ст. 2, он не объяснил. Пометой на полях, по Гетцу, была и ст. 23 Краткой Правды со ссылкой на Изяслава. В целом же он относил вторую часть Краткой Правды ко временам [99] Владимира и Ярослава.⁴⁾ И. А. Стратонов относил съезд Ярославичей к 1035 г. В доказательство этого он (вслед за Н. И. Ланге) ссылался на сообщение Татищева о выдаче тогда грамоты новгородцам.⁵⁾

О законодательстве Ярослава В. Н. Татищев в своей «Истории Российской» говорил дважды: под 1019 и под 1035 гг.

Вторая редакция татищевского рассказа, как можно убедиться, появилась в результате литературной обработки первой.

В примечаниях к «Истории» В. Н. Татищев добавлял, что «грамота судебная приобщена к древнему закону, данному в 1019 году», и что «сия грамота, содержащая в себе закон, находится в древнем новогородском Иоаннове летописце».⁹⁾ Известие 1035 г. В. Н. Татищев извлек из Воскресенской летописи по Алатырскому списку,¹⁰⁾ один из предшественников которой использовал летописный свод 1448 г. [100]

Зная, что в Новгородской летописи «попа Иоанна» (Новгородской I летописи по Академическому списку) находится Правда Русская, связанная с именем Ярослава и состоящая из двух частей, он посчитал их отдельными «грамотами». Первую, по мнению В. Н. Татищева, Ярослав дал новгородцам в 1019 г., а вторую по его распоряжению составили сыновья в 1035 г., как о том можно было судить по преамбуле к ст. 19 Краткой Правды.

Поэтому, когда И. А. Стратонов опирался на сведения В. Н. Татищева, датируя Устав Ярославичей 1035 г., то он делал это неправомочно, так как перед нами был плод ученых размышлений историка XVIII в., а не след какого-то несохранившегося источника. M. H. Тихомиров справедливо писал, что «известие о съезде 1035 года у Татищева носит все черты его домысла».¹¹⁾

Б. Д. Греков датировал Правду Ярославичей серединой XI в.¹²⁾ По его мнению, княжичи собрались на съезд, где утвердили свои законы, непосредственно после смерти отца.¹³⁾ Поэтому памятник отражал явления в жизни общества, происходившие не только во время правления Ярославичей, а и в период княжения самого Ярослава.¹⁴⁾

К деятельности Ярославичей М. Д. Приселков склонен был относить ряд статей не только из второй, но и из первой части Краткой Правды. Так как ст. 1 за убийство вводила виру, а ст. 5 карала этим штрафом отсечение руки, то последний закон Приселков считал более поздним и рассматривал его, как результат «законодательной деятельности Ярославичей»,¹⁵⁾ введших якобы виру за отсечение руки и полувирье за другие значительные повреждения. К той же деятельности Ярославичей он относил и связанную со ст. 5 ст. 4 (со штрафом в 12 гривен) и «сильно испорченную» ст. 6. 12-гривенные штрафы Приселков считал новацией Ярославичей на том основании, что лицо, их собиравшее, в ст. 41 названо «емцом», тогда как сборщик штрафов при Ярославе, по его мнению, назывался «мечником» (один законодатель, полагал он, не мог называть по-разному одного и того же администратора). М. Д. Приселков считал, что ст. 15 Пространной Правды [101] («А за ремественика и за ремественицю, то 12 гривен») «вполне могла быть» в составе статей, введенных Ярославичами.

Построения М. Д. Приселкова основаны на нескольких произвольных допущениях. Вира (во всяком случае, за убийство дружинников) могла существовать и до Ярослава (известна при Владимире). Не доказано, что только со времен Ярославичей подобным штрафом карали отсечение руки. Потеря руки в дружинных представлениях (и в варварских Правдах вообще) была равнозначна фактической смерти. Поэтому вира за ее отсечение вполне могла существовать и при Ярославе, и даже ранее. Нет никаких доказательств тому, что именно Ярослав установил штраф в 12 гривен и т. п.

Стремясь выяснить состав законодательства Ярославичей, объем их Правды, M. H. Тихомиров рассматривал ст. 19-28 Краткой Правды как памятник, «совершенно однородный по содержанию» (в нем содержится шкала штрафов за убийство княжеских людей).¹⁶⁾ Во второй части M. H. Тихомиров усматривал «неслаженность и неоднородность текста». В ней, в частности, помещены две статьи, имеющие сходство с Древнейшей Правдой (ст. 29, 30),¹⁷⁾ где встречаются знакомые этому памятнику термины «за обиду» и «муж». Постановка вопроса о разновременности возникновения отдельных частей, статей-казусов княжеского устава совершенно естественна. Но узаконив в общегосударственном масштабе 80-гривенный штраф, Ярославичи могли собрать воедино различные казусы, возникавшие в княжеском хозяйстве и этим ограничить свою задачу (см. ст. 23 «яко уставил Изяслав»). Эти постановления могли быть разновременными и уж, конечно, должны были основываться на предшествующем законодательстве. Поэтому считать, что вторая часть устава создана после шкалы штрафов в ст. 19-28, достаточных оснований нет. Систематизация статей не была проведена путем выстраивания их в единый хронологический ряд, а носит тематический характер (сначала помещены статьи о штрафах за убийство, затем за кражу).

Говоря о времени возникновения ст. 19-28 Краткой Правды, М. Н. Тихомиров повторял гипотезу П. В. Голубовского о съезде [102] Ярославичей в 1072 г.¹⁸⁾ Он обращал также внимание и на восстания горожан 1068 г. По M. H. Тихомирову, «"Правда Ярославичей" должна была установить порядок, нарушенный событиями 1068 года и последующих лет, в княжеских землях».¹⁹⁾ Так, ст. 19 об убийстве огнищанина «в обиду» и об убийстве огнищанина, «грабящего чужое имущество» (ст. 21) или «не в княжеском домене, а где-то на стороне», он рассматривал как уступки, которые должны были «оградить» и «хоть несколько ограничить произвол княжеских мужей».²⁰⁾ Но в первом случае вводились двойные виры (80 гривен) вместо обычных за убийство огнищанина, т. е. штраф увеличивался (что «уступкой» никак не могло быть). Второй случай имел в виду стяжательство огнищан внутри княжеской вотчины, а не притеснение ими кого-то за ее пределами.

Составление княжеского устава, относящегося преимущественно к районам, прилегающим непосредственно к Киеву, сразу после большого народного движения, охватившего различные части Древней Руси (Киев, Новгород, Белоозеро), уже само по себе маловероятно. Законодателя занимают в уставе не столько вопросы большой социально-политической важности, сколько подчас мелочная регламентация ответственности за нарушения права княжеской собственности — за кражу коня или волов (ст. 31 Краткой Правды), уток (ст. 36), свиней (ст. 40), сена и дров (ст. 39). В то же самое время, после событий 1015 г. в Новгороде и городского восстания 1113 г. в Киеве были изданы памятники (Древнейшая Правда и Пространная Правда), в которых содержались важнейшие постановления, явившиеся правительственным ответом на народные движения. Ст. 21 Краткой Правды дозволяла убивать огнищанина-дворецкого, как собаку («в пса место»). Подобное постановление вряд ли могло быть принято в условиях напряженной обстановки сразу же после подавления восстаний 1068—1071 гг.

Ст. 29-30 Краткой Правды, по мнению M. H. Тихомирова, «совершенно не связаны с предшествующими», ибо ст. 29 устанавливала [103] штраф в 12 гривен, а по ст. 26 стоимость холопа равнялась пяти гривнам. Это якобы показывает, что ст. 29 не принадлежит законодательству Ярославичей, а «взята из какого-то другого источника, близкого к Древнейшей Правде».²¹⁾ Но получается, что стоимость холопов падала, а не повышалась: по источнику, близкому к Древнейшей Правде, штраф платился в 12 гривен, а при Ярославичах стоимость холопа равнялась 5 гривнам. На наш взгляд, M. H. Тихомиров сравнивал разные вещи: стоимость холопа и штраф за его увод. В разбираемом случае штраф был выше этой стоимости, хотя ранее он мог равняться 5-6 гривнам. Противоречия ст. 29 со ст. 26 нет: они говорят о разных вещах.²²⁾

«Безличие» ст. 29 также ничего не доказывает, ибо ст. 26 также безлична (т. е. в ней не говорится, что смерд принадлежал князю), а тем не менее M. H. Тихомиров ее включал в шкалу штрафов «за убийство княжеских людей».²³⁾ M. H. Тихомиров находил противоречие между двумя частями Правды Ярославичей в том, что по шкале первой части за смердьего коня платилось 2 гривны и за вола 1 гривна (ст. 28), а по ст. 31²⁴⁾ за кражу коня и вола платился штраф в 3 гривны 30 резан. Но в первом случае речь шла об уроке (возмещении убытка), а во втором — о штрафе. И в данном случае противоречия между статьями нет. Одна дополняет другую.

Статью 33 M. H. Тихомиров также считал позднейшей, ибо в ней упоминается платеж «за обиду», который, хотя и встречается в Древнейшей Правде, но «стоит в противоречии со всем предыдущим текстом».²⁵⁾ В чем же выражается это противоречие, M. H. Тихомиров не пояснил.

Переходя к статье 37, M. H. Тихомиров говорил, что выражение «чюжь пес» «несомненно, обозначает не княжеского пса, а принадлежащего [104] какому-то лицу, которому наносится ущерб».²⁶⁾ Однако пес в статье стоит в одном ряду с ястребом и соколом, что указывает на княжую охоту. К тому же возможно, «чюжь» — описка «княж» (в аналогичной ст. 81 Пространной Правды пса нет вовсе).

Памятник, положенный в основу Правды Ярославичей (точнее, ее второй части), был, по мнению M. H. Тихомирова, более поздним по происхождению, чем Древнейшая Правда. В самой общей форме с этим выводом можно согласиться. Но доказательства его не вполне убедительны. M. H. Тихомиров считал, что за «увод» холопа был установлен более высокий штраф (12 гривен), чем в Древнейшей Правде (3 гривны). Но речь идет о разных правонарушениях: ст. 11 Краткой Правды говорит об укрывательстве беглого челядина, а ст. 29 — о его краже.

Многообразие штрафов во второй части Правды Ярославичей (княжеского устава) и их разные наименования («продажа», «за обиду») M. H. Тихомиров убедительно объяснял тем, что «мы имеем дело со слиянием самых разнообразных источников в один юридический сборник».²⁷⁾ Верно также и то, что в основе дополнительной части памятника «лежали какие-то особые записи, в некоторых своих частях близкие к Древнейшей Правде». Конечный вывод M. H. Тихомирова сводился к тому, что «Правда Ярославичей была дополнена статьями определенного направления, составленными в защиту княжеских интересов» (речь шла о статьях 31, 32, 34).²⁸⁾ Но если так, то и тезис о том, что вторую часть Правды Ярославичей нельзя считать княжеским уставом, как бы перечеркивался.

M. H. Тихомиров также высказывал соображения о времени и месте сложения дополнительных статей, которые в дошедшем до нас виде представляют собою «соединение, по крайней мере, двух разнородных частей». Сходство некоторых статей с Древнейшей Правдой говорит о ее новгородском происхождении. Для M. H. Тихомирова «забота о сене и дровах... характернее для русского севера, чем для [105] юга».²⁹⁾ Но новгородский источник мог использовать и кодификатор, живший в любой другой земле Древней Руси. А заботу о дровах и сене проявляли не только на севере.

По мнению M. H. Тихомирова, «упоминание о ладье (лодке) ведет нас к новгородским пределам с развитыми водными путями». Но ладьи уже в IX—X вв. избороздили весь путь «из Варяг в Греки»,³⁰⁾ и ездили ни них далеко не одни новгородцы.

Итак, M. H. Тихомиров обосновал неоднородность состава княжеского Устава Ярославичей. Но ни датировку его первой части 1072 г., ни позднейшее происхождение его второй части ему доказать не удалось.

А. Е. Пресняков и Б. А. Романов сопоставляют ст. 33 Краткой Правды с событиями 1068—1071 гг. на Белоозере. Дело вкратце сводится к следующему. Захваченные Яном Вышатичем волхвы, бывшие, по его утверждению, смердами не только его, но и его князя,³¹⁾ говорили, что этот княжеский администратор не имел права ничего с ними делать без особого распоряжения князя Святослава Ярославича.³²⁾ В этих их словах исследователи справедливо усматривали своего рода комментарий к ст. 33 Краткой Правды, запрещавший мучить смердов «без княжа слова». Но если дело обстояло именно так, то встает недоуменный вопрос: как могло случиться, что волхвы около 1068—1071 гг. ссылались на постановление, изданное только в 1072 г.? Б. А. Романов говорит, что слух (курсив Романова. — А. З.) о новом, принятом в Киеве, решении мог молнией облететь леса и болота.³³⁾ Никакой «молнией» нельзя обогнать время и объяснить, как в 1068—1071 гг. волхвы могли знать о законодательстве 1072 г.

С. В. Юшков разделял мнение П. В. Голубовского, М. А. Дьяконова и M. H. Тихомирова о том, что Правда Ярославичей принята была [106] на съезде князей в Вышгороде в 1072 г.³⁴⁾ Как и Тихомиров, он ограничивал ее содержание статьями об убийстве княжеских людей (ст. 19-27). Однако дополнительные статьи он склонен был связывать не с Новгородом, а с Киевом.³⁵⁾ Основной задачей уголовного законодательства после издания Правды Ярославичей, по Юшкову, «являлось распространение ее норм на боярство». Отдельные судебные решения «вероятно приобщены к тексту во время составления и окончательного отредактирования Краткой Правды».³⁶⁾ Никаких следов распространения княжеского законодательства на боярскую вотчину во второй части Устава Ярославичей нет, равно как не доказано и «приобщение» отдельных судебных решений к тексту во время составления Краткой Правды в целом.

Л. В. Черепнин связывал создание Правды Ярославичей, к которой он относил два устава, с народными движениями конца 60-х — начала 70-х годов XI в. Первый, возникший из отдельных княжеских постановлений, состоял из ст. 19, 28, 31, 38, 40 Краткой Правды.³⁷⁾

По Л. В. Черепнину, заголовок перед ст. 19 Краткой Правды и ст. 2 Пространной Правды говорят об одном съезде, отменившем кровную месть (ст. 2 намекает и о другом съезде княжичей, состоявшемся еще при жизни их отца). Хотя об отмене кровной мести прямо в Краткой Правде не говорится, но она «молчаливо свидетельствует» об этом, ибо «само содержание» устава княжичей «отрицало месть как [107] правовой институт».³⁸⁾ Замена убийства холопа его наказанием (ст. 65 Пространной Правды) отразилась в изменении формулировки ст. 17 Краткой Правды («да бьють его»).

Датировка Правды Ярославичей (Устава) 1072 г., на наш взгляд, не может быть принята даже после развернутой аргументации Л. В. Черепнина. Изменение порядка размещения князей в заголовке перед ст. 19 Краткой Правды Л. В. Черепнин объяснял тем, что во время событий 1068 г. на княжеском дворе находились Изяслав со Всеволодом. «Впечатления от недавних классовых битв оказались сильнее междукняжеских местнических счетов».³⁹⁾ Но получается, что Всеволода поставили в списке князей перед Святославом в знак признательности за его «осадное сидение», что крайне сомнительно. Первый устав, по Л. В. Черепнину, «явился продуктом законодательной деятельности Изяслава». Намек на это он видел не только в статье о старом конюхе («яко уставил Изяслав» в ст. 23), но и в словах летописи под 1078 г., говорящей, что Изяслав «криваго ненавиде, любя правду».⁴⁰⁾ Но первый довод говорит всего только об одном казусе, легшем в основу конкретного постановления об убийстве старого конюха. Второй довод представляет собой ссылку на трафаретное выражение, применявшееся в летописи ко многим князьям.

Второй устав, вошедший в Правду Ярославичей, составляют, по Л. В. Черепнину, ст. 32, 34-37, 39 Краткой Правды. Если первый памятник посвящен крупным преступлениям, то второй — правонарушениям, совершавшимся в отдельных отраслях дворцового хозяйства. Но необходимость деления единого памятника на две части, исходя из тематического принципа, не может быть доказана. В нем сначала могли помещаться (в соответствии с традицией Древнейшей Правды) статьи об убийстве, а затем о краже, т. е. новеллы на разную тему.

Второй устав Л. В. Черепнин считал созданным «по распоряжению князя Святослава». Основанием для этого вывода послужила статья 33, согласно которой платился штраф за муку смерда (ее, кстати говоря, в устав он не включает). Эта статья была принята, по Л. В. Черепнину, на съезде 1072 г., как ответ на требование восставших [108] смердов на Белоозере о непосредственной подсудности Святославу. Но по контексту летописного рассказа статья во время восстания уже существовала, ибо смерды совершенно определенно говорили Яну Вышатичу не в виде какого-то требования ввести новый порядок, а ссылаясь на существующий порядок: «нама стати пред Святославом, а ты не можьшь створити ничтоже».⁴¹⁾

Итак, ни дата 1072 г. как время составления Устава Ярославичей, ни его происхождение из двух уставов, автором не доказаны.⁴²⁾

В. И. Горемыкина полагает, что «относить появление Правды Ярославичей (она имеет в виду княжеский устав. — А. З.) на 1072 г. и связывать ее написание с восстаниями 1068 и 1071 гг. нет достаточных оснований». Она считает, что этот закон был принят в 1054 г., ссылаясь только на мнение ряда ученых.⁴³⁾

Продолжая наблюдения Л. К. Гетца, М. Б. Свердлов считает заголовок перед ст. 19 Краткой Правды помещенным «ошибочно, возможно, при редактировании или переписывании в новгородском летописании».⁴⁴⁾ Княжеский устав, по его мнению, создан был в годы правления Ярослава, хотя это и не отмечено в заголовке.⁴⁵⁾ Совершенно естественно возникает вопрос: откуда же и почему попал этот заголовок в Краткую Правду и почему в ней есть прямая ссылка на Изяслава, если княжеский устав не имеет отношения к законодательству детей Ярослава? На эти вопросы М. Б. Свердлов ответа не дает.

Статьи 19-41 М. Б. Свердлов считает частью Правды Ярослава, исходя из того, что вира в 80 гривен (ст. 19 Краткой Правды) в Пространной Правде отнесена ко временам этого князя (согласно ст. 1 Пространной Правды, помещенной перед ст. 2, в которой говорится о нововведениях Ярославичей). Но двойная вира могла быть установлена во время княжения Ярослава и не входить в состав его Правды. [109]

M. Б. Свердлов не находит в ст. 19-41 никаких признаков, «указывающих на самостоятельное их существование в виде отдельного судебника», изымая из арсенала этих признаков такую «деталь», как заголовок перед ст. 19.⁴⁶⁾ Вслед за М. Н. Тихомировым М. Б. Свердлов делит вторую часть Краткой Правды на княжеский устав (в него он включает и ст. 32, 33)⁴⁷⁾ и «новые судебные дополнения», восходящие к «закону русскому» X в.

К концу княжения Ярослава относит появление некоторых статей устава Б. А. Рыбаков.⁴⁸⁾

Сравнивая ст. 28-40 Краткой Правды со сходными статьями Пространной Правды, А. С. Орешников предположил, что в основе обоих памятников находился устав, созданный еще в середине XI в.⁴⁹⁾ Его композиция лучше передана Пространной Правдой, хотя по содержанию древние черты обнаруживаются в Краткой. Но композиционная стройность циклов домениальных статей в Пространной Правде может объясняться работой позднейших редакторов, а отрыв ст. 31 Краткой Правды от близкой по содержанию ст. 40 Краткой Правды — особенностями создания устава, в котором тематический подбор материала соседствовал с хронологическим.

Прежде чем определить время сложения княжеского устава, попытаемся представить себе контуры его содержания.

В отличие от Правды Ярослава Устав Ярославичей регламентирует сравнительно узкий круг вопросов, непосредственно распространяющийся только на территорию княжеского домена. Правовые устои домена выросли из норм разлагавшегося общинного права и начали складываться еще во времена законодательной деятельности Ольги и Владимира. Некоторые статьи устава, находящиеся в соответствии с Правдой Ярослава (ст. 29, 30, 31, 33 Краткой Правды), как будто не носят значительных следов позднейшей обработки.⁵⁰⁾ Княжеский [110] устав складывался из отдельных казусов, постепенно наслаивавшихся один на другой. Казуальный состав устава не всегда охватывает важнейшие предметы обихода княжеского хозяйства, являвшиеся объектом хищений. Перед нами еще начальный момент формирования княжеского домениального права, относящийся к длительному процессу оседания князя и дружины на землю.⁵¹⁾

В настоящее время трудно определенно сказать, какую часть княжеского устава сохранила нам Краткая Правда. Возможно, существовал более полный текст памятника, использованный составителем Пространной Правды. Так, нормы ст. 28 Краткой Правды переданы в ст. 45 Пространной Правды с рядом добавлений; некоторые из них могли быть очень ранними. Во всяком случае, заглавие «То ти уроци смердом» соответствует, скорее, ст. 28 Краткой Правды, где упомянут «смердеи конь», чем самой ст. 45, где говорится о плате за коня «инех», а не о смердьем. В ст. 28 Краткой Правды нет расценок свиньи и овцы, которые находим в ст. 45 Пространной Правды. Но штраф («продажа») за них помещена в ст. 40 Краткой Правды. Казалось бы, и их расценка должна быть в первоначальном варианте княжеского устава. Словом, статья 45 Пространной Правды дает иногда лучший текст устава, чем ст. 28 Краткой Правды.⁵²⁾ В домениальном уставе могли читаться некоторые из статей о борти и перевесах Пространной Правды (ст. 69-84 Пространной Правды). Ряд статей этого цикла прямо перекликается с Правдой Ярослава (ср. ст. 8 Краткой Правды и ст. 67 Пространной Правды) и с княжеским уставом (ст. 32 Краткой Правды и ст. 75 Пространной Правды, ст. 33 и 78, ст. 34 и 72, ст. 35 и 79, ст. 36, 37 и 81, ст. 39 и 82). В Краткой Правде отсутствуют статьи, соответствующие ст. 69, 70, 71, 73, 74, 77, 80, 84, 89 Пространной Правды. Но все статьи «домениального цикла» второй части Пространной [111] Правды взяты из одного устава, ибо ими разбивается целостный рассказ о послушестве (ср. ст. 66 и ст. 85 Пространной Правды).

Если существование расширенного домениального княжеского устава или нескольких его вариантов может считаться доказанным, то остается неясным, к какому времени следует относить те наслоения, следы которых сохранились⁵³⁾ в Пространной Правде. Разновременность их составления не исключена. В настоящей главе мы будем говорить только о тех статьях домениального устава, которые сохранились в Краткой Правде. В них обнаруживаются нововведения, связанные с деятельностью Ярославичей. Главное из них — установление 80-гривенной виры за убийство огнищанина (ст. 19),⁵⁴⁾ княжего тиуна (ст. 22)⁵⁵⁾ и старого конюха (ст. 23). Толчком к реформе были какие-то столкновения местного населения с домениальной администрацией князей. Как протест против усиления феодального гнета следует рассматривать убийство дорогобужцами старого конюха Изяслава, послужившее поводом к реформе (случай, кстати сказать, напоминающий реформы княгини Ольги после убийства Игоря).

Датируя княжеский Устав Ярославичей 1072 г., M. H. Тихомиров считал, что упоминаемое в ст. 23 Краткой Правды убийство конюха князя Изяслава дорогобужцами («яко уставил Изяслав в своем [112] конюсе, его же убиле дорогобудьци») произошло в 1068-1069 гг., когда Изяслав возвращался из Польши в Киев (Дорогобуж лежал на его пути). Поэтому княжеский устав являлся «ответом перепуганной феодальной верхушки на крестьянское движение, развернувшееся на юге Руси в непосредственной связи с восстанием в Киеве».⁵⁶⁾

Развивая догадку M. H. Тихомирова, H. H. Воронин ссылался на «чудо о сухорукой рабе», жившей «в граде Дорогобужи». Это «чудо» помещено в Сказании о Борисе и Глебе и, по мнению H. H. Воронина, написано около 1115—1117 гг. H. H. Воронин на основании этого «чуда» считал, что «в Дорогобуже, как и в княжеской вотчине под Дорогобужем, в 60-х годах поднялось народное восстание». Однако он не приводит дополнительных данных, говорящих о том, что в Дорогобуже действительно происходило волнение, к тому же падающее на 60-е годы XI в.⁵⁷⁾

Текст о конюхе в Дорогобуже в ст. 23 настолько глухой, что его можно датировать только широкими рамками. Так, в 1058 г. «победи Изяслав голядь».⁵⁸⁾ Голядь, как известно, жила в верховьях Протвы.⁵⁹⁾ Это было неподалеку от Дорогобужа. Если допустить присутствие Изяслава в Дорогобуже в 1058 г., то его конюх мог быть убит именно тогда. Как известно, Изяслав еще до смерти Ярослава княжил в Турове (во всяком случае, до 1052 г., т. е. пока княжил в Новгороде Владимир Ярославич). Поэтому М. Б. Свердлов считает, что дорогобужцы могли убить конюха еще в это время.⁶⁰⁾ Словом, вариантов можно предложить много, но ни одному из них нельзя отдать предпочтения. Поэтому будет осмотрительнее сказать, что события в Дорогобуже, о которых пишет ст. 23, имели место между 1024 (рождение Изяслава) и 1078 г. (его гибель), и воздержаться от дальнейшей их локализации во времени без учета истории текста княжеского устава. Смысл статьи 23 сводился к тому, что отныне за представителя старшей княжеской [113] дружины платилась двойная вира (равная вире и головничеству, шедшим за убийство общинника). Но этим высший дружинник не просто приравнивался к общиннику. В условиях, когда «княжи мужи» превращались в бояр-землевладельцев, связанных поземельными и семейными узами, за убийство их платилась не только вира, но и семье головничество (всего 120 гривен), т. е. значительно больше, чем за простого общинника. Закон недвусмысленно подчеркивал разницу в социальном положении убитого. Мало того, князь проявлял теперь заботу не просто о своей дружине, а о тех дружинниках, которые были связаны с княжеским хозяйством. Таковы огнищанин (княжеский мажордом) и старый конюх (коннетабль). Гридь и мечник защищались по-прежнему 40-гривенной вирой (ср. ст. 1 Пространной Правды). Когда-то единая княжеская дружина постепенно расслаивалась на младшую и старшую.

И еще один примечательный факт. В прежнем законодательстве вира за убийство княжеских дружинников как бы является исключением из общего правила; она помещена после оговорки «аще не будеть кто мьстя». Теперь же в ст. 19-27 этой фразы о мстителях не существует. С обычаями кровной мести в случае покушения на представителей господствующего класса уже de facto не считаются. При этом кровная месть еще формально продолжала существовать, изымая из княжеской юрисдикции значительный круг дел, касающихся общинников. Это было не в интересах господствующего класса и княжеской власти. В некоторых случаях такой порядок делал невозможным апелляцию к князю и со стороны близких убитого общинника. Кровная месть была обречена, и нужен был лишь толчок, чтобы она окончательно пала.

В соответствии со старинным обычаем об ответственности общины в случае, если убийца не обнаружен, а мертвец находится на ее территории, было установлено: «а иже убьють огнищанина в разбои или убийца не ищуть,⁶¹⁾ то вирное платити, в ней же вири голова начнеть лежати» (ст. 20 Краткой Правды). Отныне, если убийца не был найден, виру платила община, на территории которой найден был труп. Княжеская власть, не имея еще возможности покончить с общинными институтами, стремилась использовать их в целях борьбы с покушениями на жизнь представителей господствующего класса, которых убивали сначала «древляне», а потом «дорогобудьцы», «кияне» и «новгородцы». [114]

Статья 21 Краткой Правды вызвала в литературе оживленную полемику. Б. А. Романов, А. Е. Пресняков, Л. В. Черепнин и С. В. Юшков⁶²⁾ считали, что речь в ней идет о разрешении убить, как собаку, того, кто убьет огнищанина во время защиты им княжеского имущества. К этому мнению примкнул Б. Д. Греков, указавший на аналогичный закон, бытовавший в Полице в XV в.⁶³⁾ Более убедительна точка зрения M. H. Тихомирова, видевшего в статье ограничение произвола княжеских людей и разрешение убивать огнищанина-грабителя.⁶⁴⁾ Статья 21 гласит: «Аже убиють огнищанина у клети, или у коня, или у говяда, или у коровье татьбы, то убити в пса место. А то же покон и тивуницу».⁶⁵⁾ Речь идет не об убийце огнищанина, а о нем самом, ибо тот же покон позднее установлен и тиуну-грабителю.

Б. А. Романов считал, что статьи 19-21 Краткой Правды образуют некое единство, предметом которого неизменно является убийство огнищанина.⁶⁶⁾ Это единство сохраняется и при другой трактовке раздела, приобретая даже большую стройность: ст. 19 говорит о случае, когда за убийство огнищанина платит сам убийца, ст. 20 — когда платит вервь, а ст. 21 — когда никто не платит, причем слова «в пса место» означают, что если огнищанина убьют за кражей, то и пусть. На ст. 21 Краткой Правды основана ст. 40 Пространной Правды, но последняя явно говорит об убийстве грабителя, а не защитника княжеского имущества («аже убиють кого у клети или у которое татбы, то убиють во пса место»). [115]

Статья 19 Краткой Правды имеет в виду случай, когда известен убийца огнищанина («аще убьють огнищанина в обиду, то платити за нь 80 гривен убиици, а людем не надобе»). Убийство «в обиду» — это то же самое «оже будеть убил или в сваде или в пиру явлено», которое знает ст. 6 Пространной Правды. Теперь, следовательно, убийство «за обиду» наказывалось вирой, тогда как ранее отмщение было дозволено. Статья усиливала персональную ответственность преступника за содеянное им («людем не надобе»).⁶⁷⁾ Это было новым ударом по праву мести. Но убийство все же допускалось и не считалось разбоем.

Вторая большая группа новшеств связана с вопросами нарушения феодальной собственности. В соответствии с постепенно утверждавшимся принципом возмещения потерпевшему стоимости похищенной вещи (если ее обнаружить не удалось), княжеский устав вводит четкие расценки, по которым шла расплата за украденный у князя скот (ст. 28 Краткой Правды), птицу (ст. 36) и т. п. Еще в X в. начинал слагаться штраф «за обиду», шедший на возмещение потерпевшему ущерба от кражи в дополнение к цене украденного. В условиях княжеского хозяйства потерпевшим был князь, и штраф платился ему.⁶⁸⁾ «За обиду» платилось и в дополнение к реальному возмещению убытка и тогда, когда нарушение права собственности не сопряжено было с уплатой «урока» («а иже межу переореть любо перетес, то за обиду 12 гривне», ст. 34 Краткой Правды).

Если правовое обособление княжеской дружины приводит к появлению «виры», то складывание феодальной вотчины князя повлекло за собой возникновение «продажи».⁶⁹⁾ Уже во времена Устава Ярославичей «продажею» начинал называться штраф «за обиду», шедший князю за кражу, совершенную в пределах его хозяйства. Впервые термин «продажа» стал применяться для минимальных и, очевидно, нововведенных [116] штрафов (Правда Ярослава их не знает) в 60 резан. Происхождение названия говорит о прямой связи его с собственностью⁷⁰⁾ в отличие от «обиды», которая этимологически связана с личностью, а не с вещью. Это новое наименование еще соседствует со старым,⁷¹⁾ что показывает начальную стадию его распространения. «Продажа» четко отделяется от «урока», стоимости вещи,⁷²⁾ а следы ее «урочного» происхождения начинают сглаживаться. В самом деле, курица стоила 9 кун, а продажа достигла 60 резан (ст. 36 Краткой Правды).

В уставе уже выработана строгая шкала штрафов за нарушение прав собственности: 60 резан (продажа), 3 гривны и 12 гривен (за обиду). Наивысший штраф платился за нарушение межи (ст. 34) и кражу холопа (ст. 29).⁷³⁾ Земельная собственность и рабочая сила вотчины охранялись феодальным правом в первую очередь.

Наряду с этими главными переменами в праве Устав Ярославичей знает еще ряд других. Кроме особого Покона вирного с регламентацией поборов в пользу сборщика вир, зарождаются пошлины другим судебным чиновникам. Так, княжеский устав знает уже судебную пошлину — «емцу», изымающему краденое.⁷⁴⁾ В ст. 40 Краткой Правды [117] прямо говорится: «60 резан продажи; а хто изимал, тому 10 резан», т. е. княжескому судебному чиновнику предназначалась 1/6 штрафа. Чем выше штраф, тем большая часть шла емцу; по ст. 31 от штрафа в 3 гривны приходилось «платити мужеви» 30 резан, т. е. в данном случае отчисление повышалось до 1/5 штрафа. По ст. 41 от 12 гривен емцу шло 70 кун, т. е. примерно 1/4. «Емца» мы встречаем в одной надписи на деревянном цилиндре («емьця гривна 3»), связанном, очевидно, с хранением ценностей.⁷⁵⁾ Так постепенно складывался аппарат администрации, осуществлявшей судебную юрисдикцию князя.

Исследователи уже давно считали одним из источников княжеского устава судебные решения по конкретным вопросам. Так, казалось бы, эту точку зрения подкрепляет ст. 31 Краткой Правды, в которой говорится о 18-ти ворах. Однако еще И. Ф. Г. Эверс заметил, что, скорее всего, перед нами ошибка (18 вместо «и 10»).⁷⁶⁾ Его наблюдения повторил M. H. Тихомиров, также предложивший читать «или их будет и 10» (вместо 18): буква «и» ошибочно попала под титло. Слова «и 10» означали «и много» (в таком смысле упомянуты и 10 воров в ст. 40).⁷⁷⁾ Эти соображения подтверждаются опиской, имеющейся в Уставе князя Всеволода.⁷⁸⁾

Таким образом, в ст. 31 следов какого-то конкретного дела нет. Зато она тесно связана со ст. 40 (первая говорит об отчислениях от штрафа в 3 гривны, а во второй — от штрафа в 60 резан).

Новостью устава было введение таксы оценок убийства княжеских слуг несвободного происхождения (ст. 24-27 Краткой Правды).⁷⁹⁾ Даже оскорбление лучшего из них каралось в четыре раза ниже, чем [118] представителя высшей дружины (ст. 33 Краткой Правды).⁸⁰⁾ Можно согласиться с И. И. Смирновым, что «вотчина XI в. — это феодальное хозяйство, основанное на эксплуатации труда различных групп челяди».⁸¹⁾ В ее жизни не заметно еще участия свободных общинников («людей») и выходцев из общины («изгоев»). Зато велика роль челяди, посаженной на землю (смердов), выкупающихся на свободу холопов (рядовичей), дворни (в том числе кормильцев и старост).⁸²⁾ Княжеская вотчина — уже сложное хозяйство, основу которого составляли земледелие и скотоводство.⁸³⁾

Истоки домениального права, известного Уставу Ярославичей, уходят в предшествующее столетие. Так, ст. 38 Краткой Правды об убийстве татя, оказавшего сопротивление, имеет свои истоки в праве, известном еще договорам Руси с греками X в. (см. ст. 6 договора 911 г.), но в домениальном уставе она применяется в связи с событиями на княжеском дворе.⁸⁴⁾ Однако и в данном случае вводится ограничение убийства преступника «самосудом» («держать до света»), связанное с тем, что при Ярославе ограничивается убийство холопа.⁸⁵⁾

Ст. 30 Краткой Правды сохранилась в форме более краткой, чем сходная с ней ст. 2. Исследователей удивляло появление в одном памятнике двух статей, как бы повторяющих одна другую. Предложены были разные варианты объяснения этого странного факта. Так, М. А. Дьяконов, считая, что ст. 30 буквально повторяла начало статьи [119] 2, писал: «...очевидно, составитель, заметив, что это правило уже записано, не счел нужным дописать его вторично».⁸⁶⁾ Такое представление о «рассеянном» составителе законодательного сборника, который по ошибке «забыл» выскоблить кусочек написанного текста или просто оборвал этот текст на половине, крайне сомнительно.

Ряд исследователей пытался истолковать ст. 30 как «новое постановление», по сравнению со статьей 2 Краткой Правды. Н. А. Максимейко считал, что статья 2 отличается от ст. 30 тем, что в первой из них говорилось о «видоках», а во второй — только о «послухах».⁸⁷⁾ Гипотеза Максимейко не может быть принята уже потому, что термины «видок» и «послух», обозначавшие, по Максимейко, далеко не тождественные понятия, в Русской Правде употребляются альтернативно как понятия однозначные (см. ст. 10 Краткой Правды и ст. 31 Пространной Правды),⁸⁸⁾ и изменение этих терминов не дает основания говорить об изменении в ст. 30 юридического смысла постановления об окровавленном «муже».

Неудовлетворительно и построение Н. А. Рожкова, считавшего, что статья 30 Краткой Правды уничтожает право мести за удары до синяков и крови, существовавшее при Ярославе, т. е. что она — «нововведение Ярославичей».⁸⁹⁾ Все это было бы так, если бы, во-первых, Устав Ярославичей говорил об отмене кровной мести, чего он не делает (кровная месть была отменена позднее), и, во-вторых, если бы ст. 29 Пространной Правды не повторяла ст. 2 Краткой Правды.⁹⁰⁾ Поскольку составитель Пространной Правды повторяет законодательство 1016 г., зафиксированное в ст. 2 Краткой Правды, изменений в законе [120] об избиении свободного мужа в дальнейшем не было.⁹¹⁾ А отсюда следует вывод, что ст. 30 Краткой Правды возникла еще до 1016 г. (не могла же она возникнуть после сложения Пространной Правды).⁹²⁾

О том, что ст. 30 Краткой Правды сохранила черты более ранней редакции, чем сходная ст. 2 Краткой Правды, говорит сопоставление их текстов:

Лаконично сформулированная ст. 30 может быть истолкована двояко. Она могла гласить, что избитому человеку не могли помочь взыскать денежную компенсацию никакие послухи, ибо он должен был сам отомстить обидчику. Но такое толкование статьи противоречит стремлению княжеского устава ограничить кровную месть. Вероятнее поэтому другое объяснение статьи 30: она как бы считала разумеющейся денежную компенсацию избитому, полагающуюся по ст. 2, и предусматривала только то, что он, при наличии явных следов побоев, никаких свидетелей выставлять не должен. Тем самым князь ставил в привилегированное положение людей своего двора, подвергшихся избиению.

Киевский составитель Устава Ярославичей использовал старинное право (X в.), не приняв во внимание те новшества, которые были введены Ярославом под влиянием чрезвычайных событий в Новгороде.

Термин «послух» в ст. 30 Краткой Правды — новация. Если ранее, в период господства обычного права, свидетель обязательно должен быть очевидцем («видоком»), то теперь в рамках княжеского [121] хозяйства достаточно было знать о преступлении, чтобы выступать с показаниями на суде. «Видок» превращается в «послуха».⁹³⁾

В целом же Устав Ярославичей свидетельствует о сложении домениального права в княжеском хозяйстве. Введением двойной виры за убийство представителя высшего слоя дружины был нанесен новый удар началам кровной мести. Постепенно слагалось правовое оформление классового неравенства. Автор Начального свода, писавший в конце XI в., с грустью вспоминал былые времена: «како быша древний князи и мужие их ... тем бо князи не збираху многа имения, ни творимых вир, ни продаж въскладаху люди, но оже будяше правая вира, а ту возмя, дааше дружине на оружье».⁹⁴⁾ Итак, при «древних князьях» было золотое время, когда князь не взыскивал в свою пользу «продаж». Да и вообще князья еще не обладали большим числом имений. Тогда еще не существовало «творимых вир», но лишь «правая вира» на вооружение. Если вспомним рассказ о том, что при Владимире сбиралась уже вира на вооружение дружины, то перед нами почти точное указание на время этого «золотого века». Не случайно и былины делают своим героем Владимира Красное Солнышко.⁹⁵⁾ Дружина еще не осела на землю. Ярослав еще не ввел виру за всех общинников, не было «творимых вир», виры взимались еще лишь за убийство гридей, бояр, мечников и шли на оружие дружины. Однако после этого наступили другие времена. Уже при Ярославе начали появляться «творимые виры». С этого же времени распространяются и княжеские имения, в которых сбирались «продажи». В стране утверждались и распространялись феодальные порядки.

Теперь можно попытаться уточнить время создания Устава Ярославичей. На основании анализа денежного счета Н. П. Бауер полагал неправильным слишком отодвигать время его составления от середины к концу XI в. Верхней границей времени его сложения он считал 1025—1040 гг.⁹⁶⁾

Памятник мог возникнуть не ранее княжения Ярослава. Несомненно также, что до 1036 г., как некое единое целое, он еще не существовал. Среди княжичей, упомянутых в заголовке к нему, нет старшего сына Ярослава — Владимира, получившего новгородское [122] княжение только в 1036 г. Следовательно, устав (киевский по своему происхождению) составлен был уже после того, как Владимир покинул Киевщину, т. е. после 1036 г.

Если предполагать, что устав составлен был в 1036 г., то Изяславу было тогда 11 лет, Святославу 9, а Всеволоду всего 5-6 лет. Тогда они могли присутствовать на съезде только как номинальные представители княжеской власти, а власть фактически находилась в руках их отца и бояр-мужей, упомянутых в заголовке.⁹⁷⁾ Но устав мог быть составлен не обязательно в 1036 г., а и позднее (до 1054 г.), т. е. когда младшему из Ярославичей было свыше 16 лет. А в этом случае они могли уже принимать в составлении (или редактировании) устава более реальное участие.⁹⁸⁾

Инициатором съезда княжичей был, вероятно, их отец Ярослав. Незадолго до смерти он мог созвать своих детей, санкционировать и видоизменить домениальный устав уже потому, что речь шла об их княжеском хозяйстве, т. е. о деле всей семьи в целом.

Кроме княжичей и Ярослава Мудрого, на съезде присутствовали и «мужи» — бояре Изяслава, Святослава и Всеволода: Никифор Киянин — «муж» Всеволода, Коснячко Перенег — Изяслава, Микула Чудин — Святослава.⁹⁹⁾

Необходимость в издании устава была совершенно очевидна. В 1016 г. Ярослав, дав новгородцам Правду, тем самым ввел виру в 40 гривен за убийство рядового новгородца (в случае отсутствия у них мстителей). Но эта льгота, данная новгородцам, привела к неожиданному и совершенно ненормальному, с точки зрения представителей [123] господствующего класса, положению вещей: за убийство общинника платилось в случае отсутствия за него мстителей 80 гривен — 40 гривен головничества («за голову») и 40 гривен виры («за нь»), тогда как за русина, т. е. за княжеского дружинника, платилась только вира в 40 гривен (общины, куда шло головничество за убитого рядового новгородца, у дружинника, естественно, не было). Эта «ненормальность» была впервые исправлена отдельными княжескими постановлениями, которые явились ответом на народные выступления (см., например, постановление Изяслава, который ввел 80-гривенную виру за убийство старого конюха). При создании княжеского устава Ярослав со своими детьми установил виру в 80 гривен за убийство высших княжеских слуг вообще (ст. 19-22 Краткой Правды).¹⁰⁰⁾ За убийство младших дружинников (гридей, мечников, отроков и пр.) платилась по-прежнему вира в 40 гривен (см. ст. 1, 11 Пространной Правды).¹⁰¹⁾ При этом установлена была прямая ответственность общины-верви за убийство княжеских слуг в случае, если не удалось отыскать виновного (ст. 20 Пространной Правды). Так, уже в первой половине XI в. законодательство отмечает складывавшееся на Руси различие в положении старшей и младшей дружин.

Итак, княжеский устав резко отличался по своему содержанию от Древнейшей Правды. Он представлял собою комплекс распоряжений, касавшихся княжеского хозяйства, и не имел распространения за пределами домена. Составленный в конце правления Ярослава, он должен был обеспечить защиту княжеских владений, слуг, челяди и скота от покушений со стороны, в первую очередь, окрестного населения. Принят был устав на съезде Ярославичей, которые ввели двойную виру за убийство высших администраторов, что должно было по их представлениям быть серьезной устрашающей и карающей мерой. К этим установлениям добавлены были существовавшие ранее распоряжения по делам княжеского домена. [124]

В целом же Устав Ярославичей свидетельствовал о развитии феодальных отношений на Руси, первыми очагами которых были княжеские владения.

Источниками устава были отдельные распоряжения князей, а возможно, и старинные «уставы и уроки», восходившие еще ко временам княжения Ольги и Владимира.

Дошедший до нас текст Устава Ярославичей сохранил отнюдь не весь комплекс существовавших в первой половине XI в. домениальных постановлений. Об этом свидетельствует ряд норм Пространной Правды, касающихся княжеского хозяйства, несомненно древнего происхождения. Принцип отбора статей в княжеский Устав Ярославичей не вполне ясен. Возможно, законодатели использовали один из текстов предшествующего устава с неполной записью распоряжений по княжескому домену. Может быть, некоторые нормы существовали в виде отдельных княжеских решений (письменных или устных) и не были к этому времени сведены воедино.

Домениальный характер Устава Ярославичей надо иметь в виду, обращаясь к этому памятнику, и не распространять его нормы на всю Древнюю Русь первой половины XI в., в которой княжеское (а тем более, боярское и церковное) землевладение только зарождалось.

Отражая первые успехи феодальных отношений на Руси, княжеский устав сыграл заметную роль в закреплении норм феодального права в княжеской вотчине, а тем самым содействовал дальнейшему углублению процесса феодализации и, в частности, сложению норм сеньориального права в боярской вотчине. [125]

Назад К оглавлению Дальше

¹⁾ Сергеевич. Лекции и исследования... 4-е изд. С. 60-61.

²⁾ Максимейко. Опыт критического исследования... С. 33, 38, 72, 78.

³⁾ Пресняков. Лекции... С. 215; Он же. Княжое право... С. 290.

⁴⁾ Goetz. Das Russische Recht... Bd. I. S. 248-254, 262-266.

⁵⁾ Стратонов. К вопросу о составе... С. 400 и след.

⁶⁾ Татищев. История Российская. Т. IV. С. 146, 147.

⁷⁾ Там же. Т. II. С. 75, 77.

⁸⁾ В одном из списков «Истории» имя Владимира приписано, в другом его нет.

⁹⁾ Татищев. История Российская. Т. II. С. 239, 241 (примечания № 225, 240).

¹⁰⁾ «Людем написа грамоту, рек: "по сей грамоте дадите дань"» (ПСРЛ. Т. VII. С. 330).

¹¹⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 62.

¹²⁾ Греков. Киевская Русь. С. 88.

¹³⁾ Там же. С. 143.

¹⁴⁾ Там же. С. 144.

¹⁵⁾ Приселков. Задачи и пути дальнейшего изучения... С. 247-248.

¹⁶⁾ M. H. Тихомиров колебался, включать ли статью 28 о краже скота в первую часть памятника. Он то исключал ее из княжеского устава (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 63), то включал (С. 66-67).

¹⁷⁾ Остается неясным, какая редакция статьи о «кроваве муже» (статья 2 или 30), по M. H. Тихомирову, сохранила первоначальный текст.

¹⁸⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 63-64, 198.

¹⁹⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 65. M. H. Тихомиров употреблял термин «Правда Ярославичей» весьма расплывчато. Вся глава монографии, посвященная второй половине Краткой Правды, у него носит название «Правда Ярославичей». Он говорил также о первой части Правды Ярославичей, т. е. о ст. 19-28 (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 63), и о ее второй части (С. 67). Но по существу-то он считал Правдой Ярославичей только ст. 19-28.

²⁰⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 66.

²¹⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 67.

²²⁾ См.: Зимин. Холопы на Руси. С. 65, 77-78.

²³⁾ Возражая тем, кто считал Правду Ярославичей княжеским уставом, M. Н. Тихомиров писал, что «можно удивляться и внесению в список лиц, охраняемых князем, кормилицу и кормиличича» (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 66). Но о княжеских кормильцах Древней Руси хорошо известно. А вот чем объяснял сам M. H. Тихомиров упоминание о них в уставе, остается неизвестным. Неясно, кого M. H. Тихомиров считал «кормиличицем» — «молочного брата» (Тихомиров. Пособие... С. 82) или кормильца? (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 66, 201).

²⁴⁾ У M. H. Тихомирова ошибка: «в статье о 10 ворах» (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 67).

²⁵⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 68.

²⁶⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 68.

²⁷⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 68. По M. H. Тихомирову, упоминание о гривнах и резанах говорит о статьях с различным денежным счетом, которые уже поэтому не могли «возникнуть в одно время». Но денежный счет в Краткой Правде один.

²⁸⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 68-69. Только вряд ли можно сказать, что в ст. 33 «иное отношение к смерду, чем в Правде Ярославичей»: в обоих случаях смерд помещен после огнищанина.

²⁹⁾ Впрочем, сам же M. H. Тихомиров оговаривается: «забота о сене, дровах и ладье не является исключительной особенностью Новгорода» (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 69).

³⁰⁾ Об этом термине см.: Срезневский. Материалы для словаря... Т. II. Стб. 42.

³¹⁾ Ян «испытав, чья еста смерда, и уведев, яко своего князя, послав к ним, иже около ею суть, рече им: "выдайте волхва та семо, яко смерда еста моя и моего князя"» (ПСРЛ. Т. I. Стб. 175).

³²⁾ «Нама стати пред Святославом, а ты не можьшь створити ничтоже» (Там же. Стб. 177).

³³⁾ Романов. Люди и нравы... С. 98.

³⁴⁾ Юшков. Русская Правда. С. 303.

³⁵⁾ Он, в частности, решительно отводил аргумент M. H. Тихомирова о сене, дровах и ладье (Юшков. Русская Правда. С. 306-307). Об этом также писал и Л. В. Черепнин (Черепнин. Русская Правда... С. 93-94).

³⁶⁾ Юшков. Русская Правда. С. 304, 305.

³⁷⁾ Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 187. Так, упоминание о «клети» в ст. 31 (ограбление кладовой) он рассматривал как отзвук событий 1068 г., когда был ограблен двор князя Изяслава (Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 191). В казусах с упоминанием о 10-ти или даже 18-ти преступниках (ст. 31, 40), по его мнению, «нельзя не усмотреть отголосков антифеодальных выступлений недавнего времени» (Там же). Но шайки грабителей действовали не только в 1068 — начале 70-х годов XI в. Рассматривая ст. 28 Кр. Пр., упоминающую «смердьих коней», Л. В. Черепнин ставил вопрос о возможности связи этого постановления с требованием горожан выдать коней, с которым обратились киевляне к Изяславу в 1068 г. для продолжения борьбы с половцами (Там же. С. 192). Однако связь между ст. 28, содержащей расценку за кражу княжеского скота, с событиями 1068 г. установить невозможно.

³⁸⁾ Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 171. Впрочем, он допускал и то, что в уставе: «закон об отмене мести, возможно, был сформулирован в виде специальной статьи».

³⁹⁾ Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 185.

⁴⁰⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 202.

⁴¹⁾ ПСРЛ. Т. I. Стб. 177.

⁴²⁾ К законодательной деятельности княжичей на съезде 1072 г. Л. В. Черепнин относил статью 8 Кр. Пр. «А во усе... а в бороде», которая, по его мнению, близка к ст. 33 о «муке» огнищанина и смерда (Ян Вышатич «мучил» волхвов, бил, велел выдирать у них бороды и т. п.) и «могла явиться известным откликом... на жалобы смердов» (С. 195). Но связь эта совершенно невозможна: штраф за выдирание бороды (по ст. 8) составлял 12 гривен, что выше урока за убийство смерда.

⁴³⁾ Горемыкина. К проблеме истории... С. 49.

⁴⁴⁾ Свердлов. К истории текста... С. 155.

⁴⁵⁾ Там же С. 151.

⁴⁶⁾ Свердлов. К истории текста... С. 153.

⁴⁷⁾ Домениальный устав, по его мнению, возможно составлен был «как следствие восстания 1024-1026 гг. в период пребывания Ярослава в Новгороде», о чем свидетельствует новгородский термин «огнищанин» (Свердлов. К истории текста... С. 158).

⁴⁸⁾ Рыбаков. Обзор общих явлений русской истории... С. 41.

⁴⁹⁾ Орешников. К вопросу о составе... С. 121-130; Он же. К истории текста... С. 151-155.

⁵⁰⁾ Ср., например, ст. 30 Кр. Пр. со ст. 2 Кр. Пр. «Мечника» мы находим и в раннем тексте ст. 1 (связанной еще с X в.) и в ст. 33 Кр. Пр.

⁵¹⁾ Весь Устав Ярославичей (ст. 19-41) посвящен именно княжескому имению. Статьи 19-27 защищают жизнь княжеских слуг (например, ст. 25 «в рядовници княже», ст. 22 «в княжи тивуне», ст. 23 «уставил Изяслав в своем кон юсе», ст. 33 о побоях огнищанина и смерда («смерд умучать, а без княжа слова»). Статьи 28 и 32 прямо говорят о княжеском имуществе (ст. 28 «княжь конь», ст. 32 «в княже борти»). Устав, наконец, знает «княжь двор» как центр судопроизводства (ст. 38).

⁵²⁾ Впрочем, и в ст. 45 есть позднейшие наслоения (в связи с распространением домениального права на все государство) и пропуски (нет, например, расценки яря).

⁵³⁾ Подробнее о домениальных статьях в более поздних памятниках см. главы «Правда Ярославичей и восстания 60-х — начала 70-х годов XI в.» и «Пространная Правда и реформы Владимира Мономаха» части второй.

⁵⁴⁾ По С. В. Юшкову, сначала слуги назывались «тиунами огнищными», а затем огнищанами (Юшков. Русская Правда. С. 297). По M. H. Тихомирову, в уставе первоначально речь шла о «княже муже», как в Пространной Правде (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 67). Огнищанин, по его мнению, появился только при составлении Краткой Правды в целом. Но ст. 12 Пр. Пр. знает виру в 80 гривен за «тиуна огнищного». Это говорит за то, что «огнищанин» мог читаться в ее источнике, а это был княжеский устав еще до того, как он был включен в Краткую Правду. В ст. 78 Пр. Пр. упоминается прямо «огнищанин», известный ст. 33 Кр. Пр. И это говорит за то, что термин «огнищанин» находился уже в княжеском уставе. Огнищане вместе с гридями и купцами упоминаются в Н1Л под 1166, 1195 и 1234 гг. (НПЛ. С. 32, 42, 73). Отсутствие их в других источниках можно объяснить скудостью сохранившегося материала о домениальной жизни княжеских вотчин.

⁵⁵⁾ «Княж тиун», по С. В. Завадской, в это время означал княжеского администратора с нерасчлененной формой деятельности (хозяйственно-административной и судебной); см.: Завадская. О значении термина «княж тиун»... С. 157-164.

⁵⁶⁾ Тихомиров. Древняя Русь. С. 116; Тихомиров. Пособие... С. 81; Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 187.

⁵⁷⁾ Воронин. «Анонимное» сказание о Борисе и Глебе... С. 19.

⁵⁸⁾ НПЛ. С. 183; ПСРЛ. Т. I. Стб. 162.

⁵⁹⁾ Подробнее см.: Вилинбахов и Энговатов. Предварительные замечания... С. 233-269.

⁶⁰⁾ Шахматов. Разыскания... С. 585; Свердлов. К истории текста... С. 154. Б. Д. Греков предполагал, что у Изяслава было имение в Дорогобуже еще до середины XI в. (Греков. Крестьяне на Руси. С. 105). Это предположение само основано на догадке, что Устав Ярославичей составлен в середине XI в.

⁶¹⁾ Чтение Археографического списка «изыщуть» вернее передает суть дела.

⁶²⁾ Пресняков. Княжое право... С. 241; Юшков. Общественно-политический строй... С. 495; Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 189.

⁶³⁾ Греков. Избранные труды. С. 223.

⁶⁴⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 66; Он же. Древняя Русь. С. 117.

⁶⁵⁾ Слова «у коровье татьбы», возможно, позднейшая описка, ибо они повторяют предшествующее «у говяда» (Goetz. Das Russische Recht... Bd. II. S. 46-54). К тому же в соответствующей статье 21 Кр. Пр. ст. 40 Пр. Пр. читалось вместо «коровье» «у которое» (татьбы), т. е. во время совершения какой-либо кражи. Вряд ли ст. 21 говорила об убийстве огнищанина, «грабящего чужое имущество», или «не в княжеском домене, а где-то на стороне» (Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 66). Речь идет именно о краже в пределах княжеской вотчины, чем и может быть объяснена суровость наказания дворецкого, который по своему положению должен был быть хранителем княжеского имущества.

⁶⁶⁾ Правда Русская. Уч. пособие. С. 48-49.

⁶⁷⁾ Черепнин, Общественно-политические отношения... С. 190; Л. В. Черепнин различал понятия: «в сваде» (во время ссоры), «в обиду» («акт умышленный расправы со своим врагом»). См.: Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 188.

⁶⁸⁾ Ср. ст. 37 Кр. Пр.: «а оже украдуть чюжь пес, любо ястреб, любо сокол, то за обиду 3 гривны»; то же в ст. 29: «а оже уведеть чюжь холоп любо робу, платити ему за обиду 12 гривне».

⁶⁹⁾ К выводу о том, что «появление «продажи» закономерно связано с процессом складывания феодальной вотчины», пришел и И. И. Смирнов. Он, как и автор данной работы, относил этот факт к середине XI в. и к княжескому уставу, который он называет Правдой Ярославичей (Смирнов. Очерки... С. 7).

⁷⁰⁾ Речь шла о похищенной и проданной вещи, за которую и платилась продажа. Исходя из презумпции о том, что «смерды» — свободные люди, С. А. Покровский считал, что все перечисленные продажи (кроме случаев с княжескими мужами) платили смерды (Покровский. Общественный строй... С. 72).

⁷¹⁾ См. термин «за обиду» в ст. 29, 33, 34, 37 Кр. Пр.

⁷²⁾ Например, в ст. 36 Кр. Пр.: «а в голубе и в куряти 9 кун... а продажи 60 резан»; ст. 35: «за лодью платити 30 резан, а продажи 60 резан», ст. 40: «аже украдуть овъцу... да полежать по 60 резан продажи».

⁷³⁾ В берестяной грамоте № 155 (третья четверть XII в.) находится иллюстрация к статье 29 Кр. Пр. или сходной с ней 38 Пр. Пр.: «От Полоцька к... Пояле девъку у Домаслава. На мне ти Домаславе възяле 12 гривне» (Арциховский и Борковский. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1955 г.). С. 34-35; Янин. Я послал тебе бересту... С. 163; [см. также: Янин. Я послал тебе бересту... 3-е изд. М., 1998. С. 179-180. — Прим. ред.]; Черепнин. Новгородские берестяные грамоты... С. 63; Кафенгауз. Заметки... С. 172-173.

⁷⁴⁾ Возможно, этот емец первоначально назывался мечником (ср. ст. 41 «а от гривне мечнику куна... а от 12 гривну емъцю 70 кун»). Однако в дальнейшем при интерполяции статьи церковниками (введение десятины) первая фраза стала бессмысленной. Вероятно, ранее стояло «а от 3 гривни мечнику 15 кун, а князю 3 гривны; а от 12 гривен — емъцю (мечнику) 70 кун, а князю 12 гривен». При изменении текста 15 кун отошло в первом случае церкви и дало «в десятину 15 кун», а на долю мечника осталось неопределенное «куна». Что это было так, видно из того, что 15 кун вовсе не десятина ни от гривны, ни от трех, a 1/5 от штрафа в 3 гривны, т. е. известные нам 30 резан ст. 31 Кр. Пр. В случае с 12-ю гривнами поступили иначе: емец оставлен в покое, ибо здесь уже 70 кун совсем не составляли десятину, и попросту штраф, первоначально шедший одному князю, разделили на две части: основная часть по-прежнему шла князю, a 1/5 — Церкви. О десятине см.: Щапов. Княжеские уставы... С. 122-127.

⁷⁵⁾ Арциховский и Тихомиров. Новгородские грамоты на бересте. С. 44-45.

⁷⁶⁾ Эверс. Древнейшее русское право... С. 366.

⁷⁷⁾ Тихомиров. Исследование о Русской Правде. С. 67. «Много» воров упомянуты в сходной статье 42 Пр. Пр. (ср. 43 ст. Пр. Пр., где говорится «колико их будеть»).

⁷⁸⁾ ПРП. Вып. II. С. 172 (в Соловецком списке вместо «и 10-ти» написано «18-ти»).

⁷⁹⁾ Подробнее см.: Зимин. Холопы на Руси. С. 73-80, 82-84, 102-106, 115-118.

⁸⁰⁾ Штраф за оскорбление дружинника в ст. 78 Пр. Пр. назван «продажей», т. е. шел он князю, так же как и за его убийство. Князь был естественным защитником дружины.

⁸¹⁾ Смирнов. Очерки... С. 80-81.

⁸²⁾ Подробнее см.: Зимин. Холопы на Руси. С. 73-142.

⁸³⁾ Греков. Киевская Русь. М.,1953. С. 35-69; Фроянов. Киевская Русь. С. 45-87.

⁸⁴⁾ См.: Черепнин. Общественно-политические отношения... С. 141-142. Появление в одном памятнике двух статей, говорящих об убийстве вора (ст. 21 и 38 Кр. Пр.), объясняется разновременностью их сложения: ст. 21 более поздняя, чем ст. 38. Первая возникла на основе второй, как ее частный случай (применительно к огнищанину), тогда как ст. 38 восходит к нормам X в. Статья 38, по мнению М. Б. Свердлова, говорит о том, что «преступления против собственности подразумевались вне княжеского двора» (Свердлов. К истории текста... С. 156). С этим согласиться трудно. Свердлов слишком расширительно понимает выражение «вести его на княжь двор». Речь шла не о всей вотчине, а именно о доме феодала.

⁸⁵⁾ Ср. ст. 17 Кр. Пр.

⁸⁶⁾ Дьяконов. Очерки... С. 50. Модификацией предположения Дьяконова является суждение С. В. Юшкова о том, что ст. 30 (у автора описка — 29) является «сокращением статьи 2-й Правды Ярослава», возникшей «при составлении Краткой Правды» (Юшков. Русская Правда. С. 291).

⁸⁷⁾ Максимейко. Опыт критического исследования... С. 58.

⁸⁸⁾ «Видок» — термин новгородского происхождения, а «послух» — киевского. В Правде Ярослава, памятнике новгородской редакции, термин «послух» отсутствует. В Уставе Ярославичей, памятнике киевской редакции, свидетель называется «послухом»; хотя термин «видок» в нем отсутствует, но «послухи»-свидетели являются очевидцами (см. «а люди будуть видели связан», ст. 38 Кр. Пр.).

⁸⁹⁾ Рожков. Исторические и социологические очерки. С. 91.

⁹⁰⁾ В ст. 29 Пр. Пр. встречаем термин «видок», как в ст. 2 Кр. Пр., а не «послух», как в ст. 30 Кр. Пр. и т. д., следовательно, ст. 29 списана со ст. 2 Кр. Пр., а не со ст. 30.

⁹¹⁾ Если ст. 30 Кр. Пр. возникла после 1016 г., а составитель Пространной Правды ее не использовал, то выходило, что он помещал в действующем законодательном корпусе явно устаревшие законы (ст. 2 Кр. Пр.).

⁹²⁾ М. Б. Свердлов считает, что ст. 30 появилась среди статей 19-41 Кр. Пр. «ошибочно, возможно при переписке» (Свердлов. К истории текста... С. 154). Это — чистая догадка, не подкрепленная никакими доказательствами.

⁹³⁾ О послухе и видоке см. также: Prochazka. Posluchъ et vidokъ... S. 231-251.

⁹⁴⁾ НПЛ. С. 104.

⁹⁵⁾ См.: Рыбаков. Древняя Русь. С. 50 и след.

⁹⁶⁾ Бауер. Денежный счет Русской Правды. С. 240.

⁹⁷⁾ B X-XI вв. «мужи»-бояре бывали опекунами князей малолетних, выступая вместо них в крупных государственных предприятиях (см., например, деятельность Олега при князе Игоре, Свенельда и Добрыни при Святославе и Владимире).

⁹⁸⁾ Составитель Краткой Правды и одновременно Новгородского летописного свода, где она была помещена, не упомянул о Ярославе в заголовке устава, поскольку он уже раньше дал его. Но если в первой части Краткой Правды Ярослав был единоличным составителем, то во второй (княжеском уставе) он выступал вместе с сыновьями. Поэтому сводчик и оставил запись о съезде княжичей, опустив имя их отца.

⁹⁹⁾ Порядок перечисления «мужей» соответствует порядку размещения княжичей. Это подтверждается и записью ст. 53 Пр. Пр., в которой упомянут Иванко Чудинов, Олгов «муж». Из нее следует, что Микула Чудин (предполагаемый отец Иванки) служил отцу Олега князю Святославу (см. Стратонов. К вопросу о составе... С. 400).

¹⁰⁰⁾ Слова «а то же покон и тивуницу» (ст. 21 Кр. Пр.) означали позднейшее распространение порядка уплаты штрафов за убитого огнищанина и на высших княжеских слуг-тиунов (см. ст. 1 Пр. Пр.: «80 гривен, аче будеть княжь мужь или тиуна княжа»).

¹⁰¹⁾ Покон вирный еще не знал виры в 80 гривен, тогда как в Пространной Правде эта вира в Поконе вирном уже встречается (см. ст. 10 и 12 Пр. Пр.), что является свидетельством сложения Устава Ярославичей после 1036 г.

Назад К оглавлению Дальше