Сайт подключен к системе Orphus. Если Вы увидели ошибку и хотите, чтобы она была устранена, выделите соответствующий фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter. К разделу Каменный век

Кажется естественным и необходимым начинать анализ древних форм изобразительного искусства с самой отдаленной и сложной для интерпретации и в то же время наиболее значительной в формировании Homo sapiens и его мировоззрения эпохи — палеолитической. Именно в период верхнего палеолита сложилось ядро того мифа, который существовал потом много тысячелетий (сначала как идеология, а затем как основа героического эпоса и фольклора), но зачастую в такой завуалированной форме, что его не всегда удается расшифровать и проследить. Вот почему так существенны находки даже небольших фрагментов, облегчающих реконструкцию мира древних. Именно таким является новый материал из Монголии, необычайно интересный с точки зрения анализа закономерностей развития палеолитического искусства вообще, но еще более — с точки зрения анализа памятников искусства всех последующих эпох на территории Монгольской Народной Республики.¹⁾

В настоящее время, спустя 100 лет после открытия первых в мире пещерных рисунков, на палеолитическое искусство и тайны древнейшего творчества обращают внимание не только историки первобытности, но и антропологи, нейропсихологи, литературоведы и т.д. Ученые подвергли комплексному анализу сотни предметов мелкой пластики, рельефы, рисунки и гравировки в пещерах, оставленные первобытным человеком в разных концах ойкумены.

До недавнего времени палеолитическая живопись была известна только в Западной Европе, причем не везде, а лишь в районе Пиренеев и Альп. И хотя на центральноевропейских, донских и сибирских стоянках (Костенки, Сунгирь, Гонцы, Мальта, Буреть, Мезин и т.д.), да и по всей приледниковой зоне Евразии вплоть до Индигирки в Заполярье были многократно обнаружены скульптурные изображения из камня и кости и гравированные рисунки на кости, пещерная живопись долго оставалась характерной чертой Франко-Кантабрийской области, наводя некоторых исследователей на мысль об исключительности этого Эльдорадо четвертичного искусства. Правда, иногда высказывались предположения о палеолитическом возрасте гравировок и рисунков из (16/17) гротов Кавказа, Приазовья, Узбекистана и даже наскальных рисунков с берегов р. Лены.²⁾ Один из серьезных доводов оппонентов против палеолитической даты этих последних — полное отсутствие среди них изображений вымерших видов животных.

Первыми палеолитическими рисунками, найденными за пределами Западной Европы, явились изображения представителей вымершей фауны в Каповой пещере на Южном Урале, открытые А.В. Рюминым. Обнаружены сделанные красной краской зарисовки семи мамонтов, двух носорогов, диких лошадок, а также тектиформ — знаков, аналогичных западноевропейским. Признание их палеолитического возраста исследовавшим их О.Н. Бадером [Бадер, 1962] открыло новую страницу в первобытной археологии и внушало надежду на возможность существования палеолитической пещерной живописи в других районах мира. И действительно, такая живопись была обнаружена в центре Азии, в горах Монгольского Алтая.

Рисунки в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй.
Проблема датировки и интерпретации

Открытые случайно монгольскими пастухами, рисунки в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй далеко не сразу были определены как палеолитические. Монгольский ученый О. Намнандорж, побывавший здесь летом 1952 г., дал первое геологическое, географическое и историческое описание пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй и сделал первые схематические зарисовки [Намнандорж, 1953, с. 51-57, рис. а-г]. Рисунки О. Намнаидоржа, экспонированные в Кобдоском музее, были скопированы и опубликованы чешским востоковедом Павлом Поухой, который неточно описал пещеру, указав неправильные ее размеры (он пишет, что ее длина — 132 м). П. Поуха справедливо предположил, что эти рисунки сделаны рукою первобытного человека [Роийа, 1957, с. 190-193], однако, вероятно, он просто следовал датировке О. Намнаидоржа, который без серьезной аргументации определил их возраст как 3-4 тыс. лет [Намнандорж, 1953, с. 56]. Наконец, летом 1966 г. пещеру посетили участники Советско-монгольской археологической экспедиции во главе с А.П. Окладниковым [Окладников, 1967].

Пещера Хойт-Цэнхэрийн-агуй (по А.П. Окладникову, Хой-Цэнхер) находится в 1200 км на запад от Улан-Батора. На территории Манхан сомона, в 90 км от г. Кобдо, расположена широкая долина, окруженная горами, с которых стекают горные потоки и реки. По дну ущелья течет горная река Хойт-Цэнхэр (Голубая северная), давшая название и палеолитической пещере. Хойт-Цэнхэрийн-агуй (Пещера Голубой северной реки) расположена в глубине долины на левом берегу реки, выше уровня третьей надпойменной террасы. Отверстие входа виднеется на высоте около 60 м от подножия скалы Гантик (что значит Мраморная). Пещера эта карстового происхождения, скала сложена из розового (17/18) и белого мраморовидного известняка (возможно, что это мраморизованная известь), разработки которого ведутся до сих пор, что угрожает сохранности уникального памятника.

Пещера выглядит живописно. Ее аркообразный вход, обращенный на северо-восток, имеет высоту не более 6-7 м. Пещера состоит из большого зала с двумя ответвлениями и несколькими неглубокими нишами. Пол большого зала (приблизительные размеры его 30*50 м) покрыт толстым слоем голубиного помета. Большие каменные глыбы — размытые обвалившиеся части потолка преграждают путь. Западная часть пещеры круто опускается вниз, восточная же почти не пострадала от обвалов, сохранив свой древний вид. Именно в этой части пещеры, недалеко от входа, и обнаружены все рисунки. Причем все они скрыты от первого взгляда, так как нарисованы на стенках и потолках ниш. Даже днем рисунки видны плохо, ибо только слабый отраженный свет солнца ненадолго освещает стены ниш.

Рисунки первой ниши. Первая ниша (или грот) расположена ближе остальных к входу, слева от него. Дно ниши возвышается над сегодняшним уровнем пещеры более чем на 2 м. Глубина ниши менее 1 м, высота ее также не достигает 1м и в разных частях не одинакова, так что художник мог наносить рисунок главным образом лежа на спине. Рисунки выполнены на потолке красной охристой краской разных тонов, вплоть до коричневого. Рисунок хорошо виден на фоне розовато-желтого камня, сохранность его удовлетворительная.

Рисунок представляет собой переплетение фигур животных, знаков, рогов и длинных извивающихся линий. Преобладают «рога», «стрелы», «бумеранги» и змееобразные изображения. Размеры (18/19) всей композиции 48*51 см. К наиболее светлым рисункам относятся антилопа и баран. Все изображения выполнены контурной линией, толщина которой колеблется от 15 до 10 мм (в редких случаях 13-14 мм). Характерны плавные изгибы линий, хорошо передающие гибкость и пластичность фигур [Nowgorodowa, 1980, с. 45].

Рис. 1. Рисунки охрой в первой нише пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй

У переданной в движении антилопы подчеркнуты признак мужского пола, три ноги, рога и ухо. Экспрессией она напоминает красочного быка из пещеры Фон-де-Гом в Лез Эйзи (Peyrony, Casalis, 1977, с. 85]. Что касается барана, то он нарисован в углу ниши (особняком от всей композиции) и представляет фигуру, составленную из нескольких плавных линий: одна линия передает голову и рога, другая — спину и заднюю ногу, третья — шею и передние ноги. Характерно, что и это животное показано трехногим (с двумя передними и одной задней ногой). По стилях и изобразительной манере можно сравнить рисунок из Монголии с оленем из Дордони, у которого показаны лишь выгнутые вперед рога и линия спины. Остальная часть рисунка легко домысливается с помощью рельефа камня [Casalis- Peyrony, с. 50].

Рисунки второй ниши. Вторая ниша, находящаяся рядом с первой, просторнее предыдущей. Рисунками покрыты потолок и часть стенок, причем можно выделить несколько групп изображений.

Расположенные преимущественно на потолке, рисунки не имеют ориентации «верх–низ». Они помещены как будто совершенно хаотично, перекрывая друг друга так же, как изображения во многих пещерах Западной Европы (например, в Руфиньяке, Ляско, Нио) и на предметах мелкой скульптуры эпохи верхнего палеолита (например, гравировка на гальке из грота Коломбьер, которая хранится в Музее Человека в Париже [Brézillon, 1969, с. 74]). Рисунки выполнены охрой разных тонов: от светлого до темно-коричневого.

Кроме массы знаков и точек, о которых пойдет речь отдельно, обращают на себя внимание изображения горных баранов, козлов, лошадей, страусов, слонов (или мамонтов). Все животные, кроме одного барана, показаны в профиль, контурной линией. Баран же изображен (как бы в проекции сверху, карабкающимся по скалам) с помощью трех плавных линий: одна передает спину и изогнутый рог, вторая проведена от рога до передней ноги, третьей линией показаны передняя нога, живот и задняя нога. Лаконизм доведен до предела в передаче головы с помощью поперечной линии, пересекающей оба рога. Сходная манера встречается среди гравировок французских пещер: Ляско [Leroi-Gourhan, Allain, 1979, с. 225, рис. 233], Пеш-Мерля [Archeologia, 1978, с. 264]. Слева от горного барана изображен бык с рогами в виде месяца, длинным хвостом и двумя ногами, справа — еще один баран, у которого не проведена линия живота. Третий баран показан более темной линией и с непрорисованной спиной; правда, в данном случае рисунок перекрыт изображением слона (19/20) (если это слон) и может быть дополнен той линией, которая передает спину последнего.

Рис. 2. Изображения животных и птиц в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй

Наибольшие сомнения, на мой взгляд, вызывают атрибуции изображений слонов (мамонтов) и страусов. Фигура одного слона показана в переплетении с фигурами барана и страуса. Слон имеет длинный хобот, большой бивень и массивное туловище. Отсутствие шерсти под животом и куполообразного выступа на спине, столь характерных для всех изображений мамонтов в пещерах Франко-Кантабрийской зоны и Урала, а таже на скульптурах Сибири, не позволяет признать эту фигуру мамонтом. Еще меньше похож на мамонта второй рисунок в той же нише: небольшая фигура с хоботом и профилем слона.

Хотя, по мнению палеонтологов, в Монголии было гораздо меньше мамонтов, чем в более северных широтах — в Сибири, сам по себе факт существования мамонта в Монголии одновременно с человеком верхнего палеолита не вызывает сомнений. Остатки костяков мамонтов найдены в отложениях Северной Монголии, на Орхоне и даже в самом Улан-Баторе. Проблема состоит в определении возмояшой верхней даты обитания мамонтов в (20/21) Монголии. Плейстоценовая фауна здесь изучена гораздо слабее, чем в Сибири, сибирские же даты для мамонта значительно более молоды: стоянка Волчья Грива, где найдена масса костей мамонта, датируется 14200±150 лет назад, Мальта — 14750±120 [Ермолова, 1974]. В памятниках Южной Сибири геологи отмечают отсутствие мамонта и шерстистого носорога позже 13 тыс. лет назад. Для более северных стоянок эта дата может быть занижена до 11 тыс. лет, а для Монголии вымирание крупной плейстоценовой фауны следует относить до 15 тыс. лет назад, что и является самой верхней датой обитания мамонта в Монголии [Цейтлин, 1973, с. 303; Цейтлин, 1975, с. 31-33]. Правда, как полагает В.И. Громов, палеолитический человек уже после вымирания мамонтов мог извлекать их трупы из вечной мерзлоты и использовать их в голодные периоды [Громов, 1948]. Так, по его мнению, появились кости мамонта на относительно поздних стоянках, гравировки на мамонтовой кости (например из Каменной Могилы в Приазовье), а также изображения животного, которого художник сам не видел и которое стало мифическим персонажем. Однако подобному объяснению появления изображения мамонта в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй противоречит одна деталь: «мамонт» из монгольской пещеры показан со стрелой, следовательно, надо предположить, что изображен зверь, на которого охотились современники древнего художника. Поэтому, вероятно, был прав А.П. Окладников, утверждавший, что в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй изображен слон [Окладников, 1972, с. 22].

Как мы говорили, вызывает некоторые сомнения и идентификация изображения птицы больших размеров с маленькой головкой. В пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй это изображение повторено несколько раз. В первом случае птица показана с длинной шеей, пышным хвостом (причем линия шеи плавно переходит в спину и заканчивается верхней частью хвоста) и крупным эллипсоидным телом. Второе изображение птицы того же вида передано с такой же длинной шеей и маленькой головкой, но без хвоста и, в отличие от первой, стоящей на одной ноге. Наконец, еще одна немаловажная деталь: вторая птица показана с одиннадцатью точками, вытянутыми горизонтальной линией вдоль спины, на уровне головы. Длинная изогнутая линия, заканчивающаяся стрелообразной формой, проведена снизу из-под головы и пересекает все тело животного. Более всего птица похожа на страуса. Вероятность существования страусов в Центральной Азии в позднем антропогене подтверждается находками скорлупы яиц страуса в неолитических поселениях Монголии (Шаврын-ус) и пещерными изображениями в гроте Шахты на Памире [Ранов, 1961]. Известно, что в третичном и начале четвертичного периода страус обитал в Забайкалье и Монголии, о чем можно судить по находкам скорлупы яиц в непотревоженных слоях [Тугаринов, 1930, с. 611-614; Сосновскнй, 1932]. Что касается периода верхнего палеолита и мезолита, то палеонтологи считают, что страусы могли быть современниками мамонтов и жить на сравнительно (21/22) близком расстоянии от них; более того, они полагают, что страусы пережили мамонтов. Стиль изображения и расположение рисунков страусов в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй не дают повода сомневаться в том, что все эти рисунки выполнены в одну эпоху.

В третью нишу можно проникнуть из второй лишь через узкую щель в скале. Рядом с наиболее интересным изображением дикого двугорбого верблюда помещены не совсем ясные фигуры: ветвистые рога, извилистые линии. В верхней части стены темной краской нанесены фигурки летящих птиц. Среди многих знаков; интересны изображения елочек: одна с пятью, другая — с семью парами ветвей.

Изображение верблюда необычно для ранних сюжетов Монголии и неизвестно в западноевропейских пещерах. Между тем это типичный обитатель монгольских степей и пустынь. Дикие верблюды и сегодня изредка встречаются в Заалтайском Гоби, в Синьцзяне, в песках Такла-Макан и в районе Лобнор. «Величиной дикие верблюды несколько меньше домашних, цвет шерсти у них красновато-каштановый, точно „опаленный”¹, как определяли его торгоуты, а горбы значительно меньше, чем у верблюдов домашних» [Певцов, 1951, с. 27].³⁾

Верблюд из пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй показан в движении, с поднятой и согнутой в колене правой передней ногой и, возможно, с головой, повернутой анфас. Сама по себе такая манера не нова для палеолитической живописи: анфас показана голова у фигуры бизона из Ля Трез, головы быка и лошади в пещере Левацо (открытые Грациози в 1950 г.) также развернуты анфас [Brézillon, 1969, с. 141].

Редкая деталь — изображение под верблюдом линии гор. Правда, среди пещерных рисунков Западной Европы известны случаи передачи ландшафта — например, в изображении оленей на гравировках в Лимён (Дордонь) [Secret, 1972, с. 91].

Контур верблюда проведен более толстой линией, чем остальные рисунки (от 10 до 15 мм).

Рисунки четвертой ниши, выполненные на сводчатом потолке, расположены хаотично, без соблюдения ориентации «верх–низ». Преобладают точки, шевроны, стрелы, изогнутые линии, треугольники, лунообразные фигуры, птицы. Можно различить одно изображение животного, возможно лошади, а также птицы на длинных ногах с преувеличенно большим клювом, похожим на клюв, пеликана.

Вкратце перечислив рисунки пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй, рассмотрим (и, если можно, датируем) изображения животных, а также все те многочисленные знаки и символы, которые представлены в гротах пещеры.

Все изображения животных в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй контурные, все выполнены красной или коричневато-красной краской. Часто контур не замкнут, однако всегда показана передняя часть животного, и при этом, как правило, достаточно ясно, чтобы распознать вид. Размеры рисунков варьируются от 34*44(45) (22/23) до 60*65 см (что, возможно, было продиктовано небольшой площадью ниш) и не отличаются от размеров рисунков в Каповой пещере на Урале. Как правило, художники монгольской пещеры не учитывали масштабность изображений одного рисунка сравнительно с другими.

Нетрудно заметить, что по стилю и технике монгольские рисунки отличаются от уральских и западноевропейских: в Монголии отсутствуют закрашенные силуэты, силуэты с расплывчатыми контурами, полихромия, рисунки углем и техника гравировки. И все-таки ближайшие аналогии живописи в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй обнаруживаются среди указанных верхнепалеолитических рисунков. Прежде всего здесь также преобладающая тематика — животные, показанные вне композиции, часты случаи наложения рисунков друг на друга. Именно такая полная свобода моделирования отличает древнейшую живопись: «открытость» рисунка состояла не только в отсутствии рамки, перспективы, границы, понятия верха и низа, центра и направления действия. Внешняя раскованность композиции выражалась и в разобщенности всех рисунков — разобщенности кажущейся, мнимой, ибо рисунки эти подчинены единой сюжетной линии, диктуемой топографией пещеры [Leroi-Gourhan, 1964, с. 109]. Как удалось проследить Леруа-Гурану, во французских пещерах каждый поворот отмечался появлением нового животного. Точно так же в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй каждая следующая ниша вводила в действие новые персонажи: слона, затем страуса, наконец, верблюда. Использование в монгольской пещере техники палимпсеста свидетельствует, что, хотя рисунки наносились один на другой, перекрывая предыдущие, и, следовательно, не могли быть одновременными, промежутки времени между их появлением, очевидно, были небольшими. Тщательные исследования в этой области французских археологов и особенно результаты анализов гравировок пещеры Ляско показывают, что рисунки, перекрывающие друг друга, иногда были переделкой и доделкой предыдущих, порою дублировали изображения, возможно стремясь передать движение или множественность стада. Именно в таких случаях появлялись изображения лошадей, бизонов или других животных с несколькими головами, рогами или ушами [Leroi-Gourhan, Allain, 1979, с. 307].

Советский исследователь Э.Е. Фрадкин подошел к расшифровке той же загадки с другой стороны. Анализ гравировок на бивнях мамонта и камне из Костенок I позволил ему выделить изображения животных, птиц, фантастических существ, мужчин, женщин [Фрадкин, 1975, с. 16]. Они часто объединены в единую композицию, «характерной особенностью которой является взаимный переход одного образа в другой посредством использования одних и тех же объемов и линий» (этот прием Э.Е. Фрадкин называет полиэйконией). У скульптуры, открывающей, допустим, при разных ее поворотах два образа, нет, естественно, ни верха, ни низа, так же как на многочисленных рисунках и гравировках (23/24)

Рис. 3. Сравнительная таблица палеолитических рисунков в пещерах Западной Европы (1-9), Урала (10-13) и Центральной Азии (14-20) (24/25)

верхнепалеолитических пещер. Таким образом, изображение слона и барана на потолке монгольской пещеры можно рассматривать не как случайное перекрещивание сюжетов, а как намеренное соединение рисунков, где детали, изображающие одно животное, в то же время являются частью другого. Точно так же стрела с длинным древком (она же — линия спины слона) может быть связана с обоими образами, а возможно, именно она связывает их воедино.

Еще один факт роднит пещерные рисунки Западной Монголии и палеолитическую живопись Европы: изображения, как правило, расположены не там, где они могли быть обозримы, а в скрытых, потаенных и малодоступных частях пещер, в гротах, галереях, колодцах и т.д. И хотя, как указывалось, имеется ряд черт, отличающих рисунки пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй от палеолитического искусства Запада в его классическом варианте (отсутствие изображений женщин и вообще людей, контурность рисунка, слабое использование рельефа — выступов и впадин на стенах), во всем основном они близки друг другу. Коротко можно сказать так: абсолютно не похожие на все прочие петроглифы Монголии, датированные от эпохи неолита до средневековья, рисунки пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй в то же время имеют много общего с верхнепалеолитической живописью Европы и предметами мелкой пластики из палеолитических стоянок.

В верхнепалеолитической дате убеждает и анализ многочисленных знаков, обнаруженных нами на стенах и потолках гротов монгольской пещеры и сопровождающих, как и на Западе, реалистические изображения животных.

Изучение палеолитического искусства показало, что условная струя в изображении деталей, гривы, волос животных уже в палеолите превратилась в «настоящий синтаксис штрихов». Она не ограничивается символическими знаками и схематическими изображениями фигур зверя и человека. По мнению А. Леруа-Гурана, «эта система сокращенных изображений — не случайное явление в искусстве палеолита, ибо с ним вместе появляются символические знаки, и самые древние из них используются до конца последнего (палеолитического. — Э.Н.) периода» [Leroi-Gourhan, 1965, с. 160]. Человек верхнего палеолита уже «обладал способностью переводить окружающее в символы и строить из них параллельный вещному мир символов» [Топоров, 1972, с. 98].

Обнаруженные в палеолитических пещерах изображения символов, сопровождающих зверей, являются отражением формирования- абстрактного мышления. Но для того чтобы появились символические образы, необходимо было существование мифологии. Формирование мифа как идеологии родового общества относится к эпохе палеолита.⁴⁾

Модель мира, выраженная в мифе, была полностью замкнута в пространстве пещеры, а изображение всеобщего порядка явлений символически передано через человеческие и звериные (25/26) персонажи. «Храм этот (пещера. — Э.Н.) одновременно микрокосмос и пантеон» [Леруа-Гуран, 1971, с. 88]. Все силы Вселенной нашли отражение в пещерной палеолитической живописи: небесный мир — в образе птиц, подземный и подводный — в образе змей и рыб, земной — в виде зверей, прежде всего копытных. Весьма редко встречаемые в пещерной живописи изображения птиц и змей в сознании палеолитического человека были противопоставлены главным персонажам — копытным животным, которые, бесспорно, преобладают. В основе этого противопоставления лежит идея борьбы жизни и смерти, их антагонизма. Можно предположить также, что стержнем палеолитического мифа была идея мирового дерева с его трехчленным делением, а следовательно, опять же мысль о жизни и смерти, о поисках истоков того и другого. Отсюда у всех первобытных народов конвергентно возникал культ плодородия. Таинства этого культа создавали табу —

Рис. 4. Знаки и схематические рисунки в нишах пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй (1,2,3,4 — нумерация ниш) (26/27)

запреты на определенные стороны жизни. Потому-то древние художники оставили самые сакральные закодированные символы мифа — основного закона всей жизни — в наиболее глухих и потаенных частях пещеры. Таков, например, знаменитый рисунок в колодце пещеры Ляско.

Приоткрыть завесу над сложным палеолитическим мифом в значительной степени помогают работы А. Леруа-Гурана и его учеников, которые ведут к стиранию семантических граней между абстрактным искусством, выраженным в знаковой системе, геометрических фигурах, штрихах и точках, и реалистическими изображениями.

А. Леруа-Гуран проследил строгий порядок в расположении всех пещерных росписей, гравировок, который приравнял к порядку повествования мифа, где самые сакральные элементы имеют четко определенное место. Выделив семь основных зон рисунков, автор доказал, что наиболее важные из них (пятая и шестая) всегда занимают центральную часть повествования и что в нее входят бизоны, лошади и другие копытные. Второе по значимости место в этой иерархии отведено людям, переданным в отличие от изображений животных чаще всего через посредство символических знаков, при этом женские знаки — треугольники, тектиформы, клавиформы, скутиформы, мужские — пенниформы, линии, линии точек, пунктиры, елкообразные фигуры, стрелки, многоножки. И те и другие знаки изображаются чаще всего рядом с животными.

Рис. 5. Варианты изображения рогов в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй

При такой расшифровке знаков хозяин жизни — копытное животное — показан часто в соединении с источником жизни — женщиной. В сознании палеолитического человека эти образы (27/28) неделимы. Женщина, рождение, очищение, смерть ассоцируются с образом крови, красного цвета, огня, очага. Отсюда красные силуэты бизонов, противопоставленные черным фигурам, в пещере Фон-де-Гом, отсюда окраска охрой женских скульптур, посыпка охрой покойников и т.д.

Рис. 6. Сравнительная таблица знаков и символов в пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй (1) и пещерах Франко-Кантабрийской области (2, по А. Леруа-Гурану)

Итак, в центре пещерной мифологии был образ первопредка — копытного животного. Второй по значимости персонаж палеолитической эпохи — образ женщины-матери, прародительницы, охранительницы огня, главы материнского рода. Но в пещерном искусстве-мистерии женщина выступает не только как прародительница, но и как олицетворение многообразных связей рода с животным-предком, животным-источником существования. Отсюда вытекает воплощение культа плодородия в образе двух сторон одного явления: женщины и зверя. Возможно, отсюда и происходят символика и схематизм в выражении одной идеи в двух образах, то, что Леруа-Гуран обозначил соединением символов α (мужское) и β (женское).

Опираясь на справедливое замечание А. Леруа-Гурана, что интерпретация знаков должна быть основана не на изолированных случаях, но на глобальном изучении многообразных форм в контексте и в то же время в пространстве, вернемся к описанию рисунков пещеры Хойт-Цэнхэрийп-агуй. (28/29)

У самого входа в пещеру едва видны пятна охры и расплывчатые знаки: треугольники (β), палочка с точкой (α), прямоугольник (β) и шеврон — незамкнутый внизу треугольник (β). Аналоги подобных знаков известны в Ляско, Нио, Фон-де-Гом, Арси-сюр-Кюр [Leroi-Gourhan, 1958].

В первой нише встречены комбинации двух и трех полос (α), длинной полосы с двумя маленькимй штрихами по бокам (α), изогнутые линии, стрелы (α) и большое число рогов. Рога, очевидно, заменяют весь образ копытного зверя (часть вместо целого) .

Во второй нише нарисованы елкообразная фигура (α), комбинации точек (α), аналогичные знакам из Нио и Кулалверы, рога и лунообразные знаки. Ряд точек вытянулся над спиной страуса, восемь точек (а) — под слоном. Стреловидная фигура (α) пронзает одновременно и слона, и барана. Интересно, что один и тот же ряд точек находится между слоном и страусом, возможно соединяя фигуры (но, может быть, и разъединяя).

Больше всего символических знаков находится в третьей нише: несколько точек (α) вокруг верблюда, несколько птиц, крестообразная фигура, пенниформы (α), аналогичные знакам из Марсулы и Пеш-Мерля, ряды точек, как в Ляско (α), стрелы (α), треугольники (β), вульвы (β), елкообразные фигуры (α), рога. Все знаки перемешаны в сложных комбинациях. Елкообразные знаки (α) неоднократно повторены в комбинации со зверем, птицей и точками.

В четвертой нише, расположенной в самой глубине пещеры, минимум фигуративных рисунков, преобладают птицы и знаки. Ряды точек (α) чередуются со стрелами (α), линиями по две и по три (α), шевронами (β), треугольниками (β), вульвообразными знаками (β), елками, клавиформами. Кроме множества женских и мужских символов нарисованы птицы и змеи и одно животное (возможно, лошадь с длинным хвостом), отражающие все вместе, хотя и весьма лаконично, идею трехчленного дерева жизни.

Как видим, рисунки пещеры Монгольского Алтая весьма близки по скрытому в них сакральному смыслу другим памятникам искусства палеолитического времени [Новгородова, 1981(I), с. 66-67]. Изображения, нанесенные на потолки и стены небольших ниш, не были, конечно, ни украшением, ни мемориалом. Что касается охотничьей магии и обрядов инициации, то зал, заваленный огромными глыбами и имеющий неровный наклонный пол, вряд ли подходил для подобных целей. В то же время для совершения сакральных ритуалов этот зал имеет все необходимое.⁵⁾

Сходство сюжетов и способов выражения одной и той же идеи в противоположных концах Евразии свидетельствует об одинаковых путях развития и сложения древнего мифа — мифа, зашифрованного в изображениях диких копытных и женщин-прародительниц.⁶⁾ В этом и состоит один из главных выводов, вытекающих (29/30) из анализа древнейших пещерных рисунков Монголии — оригинальных, но вписывающихся в общемировые каноны.

Петроглифы эпохи мезолита. Памятники Аршан-хада

В течение некоторого времени рисунки пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй не имели сколько-нибудь близких аналогов в Центральной Азии. Такое положение сохранялось до лета 1974 г., когда отряд СМИКЭ⁷⁾ исследовал ранее открытое местонахождение петроглифов в местности Аршан-хад, находящейся в 1500 км от пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй. Здесь, в Хэнтэйском аймаке, среди ровной степи возвышается скальный выход с рисунками, среди которых и были обнаружены изображения каменного века [Nowgorodowa, 1980, с. 42, 43, 52, 53].

Гора, называемая Аршан-хад (Гора священных источников), развернута дугой вдоль западной части долины р. Онон и ее притоков и сложена юрскими песчанико-графитовыми конгломератами, которые содержат включения сланцев и кремнистых пород, выходящие прямо на поверхность. В эпоху неолита кремень использовался для изготовления орудий труда, так же как туфовые породы и траппы, выходы которых обнаружены у основания горы. Остатки неолитической мастерской прослежены на большой площади вдоль подножия скал. Рисунки разных эпох покрывают все гладкие поверхности: это геометрические фигуры и пятна, нанесенные охрой, процарапанные и выбитые изображения. Среди них и петроглифы скифского времени, и древне- тюркские тамги; на отвесной скале выбито изображение Будды. На отдельно стоящем камне видны надписи на арабском, тибетском, китайском и старомонгольском языках. Десятки жертвенников «обо» воздвигнуты на вершине горы и у ее подножия; видимо, гора эта с древних времен почиталась священной и была местом жертвоприношений.

Святилище Аршан-хада неоднократно посещалось археологами. Чехословацкий востоковед Л. Йисл уже в 1965 г. опубликовал одно изображение раннего железного века [Jisl, 1965], а монгольский историк X. Пэрлээ в 1973 г. предпринял раскопки неолитической стоянки у подножия одного из камней с рисунками. При этом выяснилось, что две трети камня были перекрыты культурным слоем с двух сторон. Этот на редкость счастливый случай позволил датировать не только рисунки на камне, но и аналогичные им изображения, неоднократно встреченные нами в гобийской зоне. Поскольку стоянка относится к развитому неолиту, то дата рисунков — ранний неолит, а возможно, и мезолит.

Проведенное отрядом СМИКЭ в 1977 г. исследование рисунков на камне показало, что среди них полностью отсутствуют реалистические изображения зверей и людей. Вся поверхносдь камня заполнена знаками, выбитыми так, что они не (30/31) накладываются и не перекрывают друг друга. Проследить какую-либо закономерность довольно трудно; создается впечатление, что знаки расположены хаотически. Лучше сохранилась та часть «записи», которая была перекрыта землей, в то время как верхняя горизонтальная полоса плиты заросла лишайником.

Среди 161 знака верхней поверхности камня нет даже двух совершенно одинаковых изображений. Преобладают круги, «копыта», треугольники, круги с точкой, круги с «ножкой». На другой стороне плиты выбиты 72 фигуры,⁸⁾ в отличие от «лицевой» стороны заполняющие не всю поверхность. Кроме того, на «оборотной» стороне можно отметить два стиля изображений. Круги, кресты, треугольники выбиты, как и на «лицевой» стороне, глубоким рельефом и имеют нестрогий геометрический контур. Вторую, малочисленную группу составляют фигуры, процарапанные тонким предметом: это ряды пиктограмм с треугольным или кареобразным низом и верхней частью в виде круга, ромба или треугольника. Аналоги им можно найти среди древнейших китайских пиктограмм и графических изображений.

Второе скопление знаков было обнаружено в нескольких метрах от выше описанной плиты, на отвесной скале под естественным навесом. Здесь сохранились рисунки, выполненные охрой, в основном такие же круги, круги с «ножкой», два круга, соединенные линией, круг со стрелкой. На той же скале выбита «запись», состоящая из линий, шевронов, кругов с линиями и более сложных фигур. Справа примыкает прочерченный тонкой линией ряд знаков: круг с вертикальной фигурой над ним, круг с точкой и на «ножке», круг с точкой внутри на «ножке», имеющей основание и «перечеркнутой» посередине, 8-образная фигура и внизу круг на длинной «ножке».

В 30 м от скалы с рисунками, у подножия горы, лежит горизонтальная плита, сплошь покрытая знаками, выбитыми глубоким рельефом. Преобладают круги, «копыта», полукруги; имеется также несколько длинных двойных полос (протяженностью 1-2 м), которые в общем, могут ассоциироваться с идеей «санного следа», подобно следу копыта и следу медведя. Изображение следа медведя в виде пяти маленьких кругов, расположенных дугой вокруг большего круга, встречается на скалах Аршан-хада также неоднократно, равно как на других местонахождениях петроглифов [Новгородова, 1981(I), с. 67].

Выделив в особую группу изображения, прочерченные тонкой линией и сходные с китайскими пиктограммами, рассмотрим остальные знаки. Некоторые из них встречены в единственном числе, другие образуют значительные группы.

Самым распространенным знаком среди петроглифов Аршан-хада являются «отпечатки копыт», которые встречены 55 раз. Подобный знак обнаружен мною также на скалах в местности Цагаан-айриг (Среднегобийский аймак), где «копыта» сопровождаются изображением стрелы, треугольника, квадрата, круга и свастикообразного знака. (31/32)

Рис. 7. Основные типы знаков эпохи мезолита, выбитых на плитах и скалах в Аршан-хаде (Восточная Монголия) и Цагаан-айриге (Южная Монголия)

Круги выбиты в Аршан-хаде 23 раза, незамкнутые круги — 27 раз, круги с точкой внутри — пять раз. 16 раз повторен кружок с «ножкой» и 17 — кружок на «ножке» с загнутым концом. Круг на двух «ножках», который можно сравнить со схематическим изображением человека, встречен один раз, треугольник на одной или двух «ножках» — три раза. Последний знак напоминает силуэты людей в «маскировочных плащах» из Зараут-Камара (Узбекистан), где они показаны птицеголовыми или вообще без голов (одна фигура просто показана с треугольником вместо головы и линией, пересекающей туловище, которая изображает руки). Из других знаков в Зараут-Камаре присутствуют скобы, близкие по форме копытам, стрелообразные фигуры, квадраты, лунообразные знаки (всегда парами), круг с «ножкой» и крест [Рогинская, 1950]. (32/33)

Исследователи считают силуэты из Зараут-Камара изображением ряженых людей. Человек, ряженный под птицу (страуса), нарисован также на стейках грота Шахты в Таджикистане [Ранов, 1961]. Нижнюю дату тех и других рисунков определяют как мезолитическую [Формозов, 1969, с. 74]; высказано мнение, что рисунки в Шахтах древнее зараутсайских [Джуракулов, 1966, с. 25], однако без серьезных аргументов.

Ритуальные танцы ряженых в птичьих масках, с крыльями и хвостом птицы были распространены на разных материках и характерны для религиозных верований и культов в первобытном обществе. Об этом свидетельствуют и археологические данные, и этнографические параллели. Нам здесь важно отметить, что сюжеты с птицами и элементами, связывающими человека с птицей, встречавшиеся в изобразительном искусстве палеолита, продолжали бытовать и в период мезолита и неолита, а также, как увидим далее, в последующие эпохи.

Круг с точкой и круг с тремя точками, круг на «ножке» и треугольник на «ножке», возможно, могут быть сравнимы с антропоморфными фигурами эпохи палеолита, так как напоминают женские и мужские символы, о которых говорилось выше. Заметим кстати, что встреченный в Аршан-хаде 17 раз шеврон — незаконченный равнобедренный треугольник — совершенно аналогичен верхнепалеолитическому символу женского начала из пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй.

Из единичных знаков нужно отметить разные варианты стрелы с точкой у острия (идея, пришедшая из палеолита), квадриформы, квадраты в совокупности со стрелой, елкообразные знаки, рога, деревья с симметрично расположенными ветвями.

В пещере Хойт-Цэнхэрийн-агуй имеются весьма близкие аналогии всех этих форм.

Рис. 8. Изображения медвежьего следа в местности Узур-цохиор (Восточная Монголия, Хэнтэйский аймак)

Интересно, что на плоско лежащем камне в пустынной местности Цагаан-айриг обнаружены большие стрелы, квадраты, «копыта» и параллельные линии, круги с точкой и «елки» [Дорж, Новгородова, 1975, табл. XXIV]. Цодобные знаки встречены в Узур-цохиор Бат-Ширээт сомона (Хэнтэйский аймак), где преобладают круги, круги с «ножкой», круги с одной или тремя точками внутри, стрелы с кругом на конце и т.д. [Дорж, Новгородова, 1975, табл. XXXI]. Среди рисунков, выполненных охрой на скалах Дзунмод (Центральный аймак), встречаются горизонтальные линии, квадраты, крест, круги на «ножке», елкообразные знаки. Можно ли все эти знаки датировать так же, как рисунки из Арглан-хада, т.е. считать (33/34) их относящимися к мезолитическому времени или к началу эпохи неолита? На мой взгляд, да. В этом убеждают аналогии этих знаков с рисунками в гроте Шахты и на скалах Зараут-Камара мезолитического времени, сходство с рисунками и знаками на раскрашенных гальках типа Мас-д’Азиль, а также с некоторыми самыми характерными символами из пещер палеолитического времени.

Сходство и определенная преемственность между символическими фигурами Хойт-Цэнхэрийн-агуй и Аршан-хада давали основание предположить, что в мезолитическом искусстве Монголии, как и в палеолитическом, присутствуют и зооморфные изображения. И действительно, в Аршан-хаде всего в 20 м от скалы со знаками нами обнаружен наклонно лежащий камень (верхняя поверхность его обращена на юго-восток), на котором под слоем; лишайника были выбиты едва заметные три фигуры. Их размеры 63*29, 76*34 и 57*29 см, выбиты они контуром, приблизительная глубина которого 4-5 см. Одна из фигур сохранилась не полностью, трещина в камне разрушила часть ее головы.

Так же как в верхнепалеолитическом искусстве, сюжет внешне отсутствует: два зверя идут друг за другом, направляясь слева направо, третий показан ниже наискосок. Фигуры связаны единым стилем. По плавности линий, по простоте и лаконизму рисунка, отсутствию антропоморфных фигур, уточняющих деталей (глаз, ушей) эти изображения более всего напоминают пещерные рисунки Западной Монголии, фигуры быков мезолитического времени из Кобыстана (Азербайджан), а также контурные рисунки из грота Шахты.

Относительно того, какие животные представлены на этом камне, палеонтологи высказали разные мнения: одни предположили, что это носороги, другие решили, что кабаны, большинство же склонились к мнению, что выбиты дикие бодающиеся быки.⁹⁾ На территории Забайкалья и Монголии найдены костные остатки всех перечисленных животных; кроме того, в неолитических погребениях неоднократно обнаружены украшения из клыков и скульптурные фигурки кабана [Волков, 1975; Nowgorodowa, 1980, с. 62, 63], причем также на территории Восточной Монголии. Однако чисто морфологические признаки: короткие крепкие ноги, форма и длина хвостов, пропорции тела — заставляют все же считать эти рисунки изображением быков.

Стиль изображений, сравнение их с кобыстанскими мезолитическими быками и пещерными рисунками Монголии позволяют предположить их мезолитический возраст. Что касается сходства с росписями пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй, то оно, возможно, указывает на преемственность традиций при переходе от верхнепалеолитического рисунка к искусству мезолита, что, собственно, уже было црослежено в развитии и преемственности знаковой системы. Дальнейшие исследования, очевидно, позволят говорить об этом с большей уверенностью, так же как и более уверенно решать вопрос о дате рисунков. Пока же остается открытым вопрос о возрасте многих ранних изображений, например (34/35) выбитых на скале Бага-газарын-чулуу в Среднегобийском аймаке оленя длиной 160 см и фигуры, напоминающей палеолитический знак. Изображение это не может быть отнесено ни к скифскому времени, ни к эпохе бронзы, тем более не может быть принято за хуннское. Но можно ли считать его относящимся к каменному веку, пока сказать трудно.

Рис. 9. Рисунки эпохи неолита, выбитые на горе Чандамань и в долине р. Хойт-Цэнхэр напротив палеолитической пещеры

После вышеупомянутой дискуссии о семантике и датировке древнейших из аршанхадских петроглифов и публикации их в нашей книге о древнем искусстве Монголии [Nowgorodowa, 1980] А.П. Окладников в книге о петроглифах с горы Тэвш опубликовал одну фотографию рисунка из Аршан-хада [Окладников, 1980, с. 58]. К сожалению, на ней виден только контур, выполненный мелом (современная подрисовка археологов), к тому же в нескольких случаях за рисунок древнего человека принята трещина в камне. Второй раз этот материал был издан А.П. Окладниковым в 1983 г. в виде прорисовки в статье, посвященной специально петроглифам Аршан-хада. Автор сделал вывод, что изображения быков в Аршан-хаде следует датировать эпохой палеолита, однако не привел достаточно веских аргументов. Он писал в связи с этим: «Взятые как стилистически единое, рисунки животных в Аршан-хаде, в общем, производят очень архаическое, в полном смысле слова первобытное впечатление» [Окладников, 1983, с. 33]. Внимательно проанализировав эту статью, мы не нашли возможным менять свою первоначальную (35/36) датировку и считаем древнейшей возможной датой аршанхад ских быков все-таки эпоху мезолита.

Рис. 10. Неолитические рисунки на горе Чандамань

Рисунки, отнесенные к концу каменного века

Прежде чем переходить к анализу этих рисунков, необходимо заметить, что их датировка вызывает наибольшие сложности. Местонахождения, о которых пойдет речь, расположены на западе страны, в Кобдоском и Баян-Улэгэйском аймаках.

В нескольких километрах от г. Кобдо — административного центра одноименного аймака, в местности Тэмээний-хузуу, на небольшой скальной поверхности высечены изображения животных: (36/37) лося (?), диких баранов, диких лошадей, горных козлов. Звери показаны широким контуром с невыбитой скальной поверхностью в середине туловища, все головами налево, с непроработанными деталями [Дорж, Новгородова, 1975, табл. IX, 1, 1а].

Рисунки, выбитые на другой скале в окрестностях г. Кобдо, Чандамань хар-узур, расположенной у моста через р. Зумья-гол, очень похожи по стилю на рисунки Тэмээний-хузуу. Фигуры животных переданы таким же широким контуром, сплошные силуэты встречаются редко. Все звери показаны в профиль, чаще всего идущими справа налево. У лошадей подчеркнуты короткие ноги и длинные хвосты. Весьма характерна морда, напоминающая морду диких лошадей степных пород (например, лошади Пржевальского). Массивные быки имеют прямоугольной формы туловище с треугольной головой и рогом, направленным вперед. Голова, как правило, показана силуэтом, хвост длинный, без кисточки.

По стилю и сюжету весьма сходны с кобдоскими изображения животных и знаки в местности Баян-энгэр (Баян-Улэгэйский аймак). Единственное отличие этих изображений, выбитых на левом берегу оз. Толбо-нур, — большое число знаков: точек, кругов, шевронов, изогнутых линий.

Статистический анализ рисунков всех трех местонахождений, вместе взятых, показал их значительное отличие. Прежде всего здесь резко преобладают фигуры лошадей (включая куланов, возможно ослов и киянгов). На втором месте — горные бараны, на третьем — точки, линии точек, которые чаще всего выбиты под животными или в тесном соседстве с ними. Быки занимают четвертое место, змеи — пятое, шевроны (незамкнутые треугольники) — шестое. Далее идут горные козлы, фантастические звери, короткие линии, птицы (в том числе водоплавающие), рога, стрелы, олени и т.д. Вот как выглядит список различных изображений в порядке убывания:

Рис. 11. Основные типы изображений эпохи неолита на скалах горы Чандамань: 1 — лошади, 2 — бараны, 3 — точки под животными, 4 — быки, 5 — змеи, 6 — птицы, 7 — фантастические животные, 8 — олени, 9 — лоси, 10 — заяц и черепаха

Интересно, что дикие лошади чаще всего изображены табуном: по пять, четыре и три. Особая роль, которую, вероятно, играла в представлениях людей этого времени змея, подчеркнута тем, что в одной из композиций Чандамани она показана во много раз крупнее диких лошадей.

Чисто композиционно характерен факт изображения почти всех персонажей как бы идущими из правого нижнего угла композиции в левый. В этой направленности и согласованности движения присутствует скрытый ритм. Плавность линий, формирующих изображения зверей, дополняется плавностью и ритмичностью всего «панно». Возможно, что отсутствие загромождающих деталей, таких, например, как линия брюха у быков, еще более подчеркивает эту идею. Отдельные фигуры переданы одной плавной линией, бык показан одной линией от передней до задней нош [Дорж, Новгородова, 1975, табл. VIII, 8]. Лаконизм и скупость линий позволяют сравнить рисунки указанных местонахождений с верхнепалеолитическими росписями из пещеры Хойт-Цэнхэрийн-агуй и быками из Аршан-хада.

Имея некоторое фигуративное сходство с Окуневскими изображениями, быки Чандамани в отличие от них выбиты сплошным силуэтом или более широким контуром. Что особенно характерно, они ни разу не показаны ни с ярмом, ни в упряжке (которые (38/39) появились лишь в эпоху металла), ни в сопровождении людей. Скорее всего в рисунках типа чандаманьских переданы дикие быки — туры.

Особенно важно отметить обилие символических знаков, многие из которых аналогичны знакам верхнепалеолитического и мезолитического времени. Весьма симптоматично, что точки и ряды точек выбиты под животными или около них, треугольники и шевроны также выступают в уже знакомом сочетании, равно как и рога, стрелы и копыта.

Стиль рисунков, отсутствие антропоморфных и человеческих фигур, обилие знаков и символов, а также изображений диких животных с явным преобладанием лошади, барана и быка позволяют относить петроглифы Западной Монголии к эпохе неолита. Сохраняя еще традиции верхнепалеолитического искусства, но уже вынесенного за рамки пещер, они являют собой переходную ступень к искусству следующего этапа—энеолита. Как видим, сложившиеся в конце палеолита культы сохранились и в последующие эпохи: культ копытного животного, культ матери-прародительницы. Представление о вселенной, расчлененной на силы земные (в облике копытных), подземные (в виде змей и рыб) и небесные (в образе птиц), также сохраняло свою значимость и в период мезолита, и в эпоху неолита.

Определенное подтверждение верности расшифровки мифа древнекаменного века обнаруживается и при анализе изображений энеолитической эпохи, о чем будет сказано далее.

Назад К оглавлению Дальше

¹⁾ Употребляя термин «памятники искусства», я полностью разделяю мнение В.Н. Топорова, «что было бы целесообразно само слово „искусство" понимать с известными ограничениями, помня, что палеолитическая наскальная живопись, скульптурные фигурки или орнамент относятся к искусству в той же степени, как и заговор, ритуальное действие, похоронный обряд» [Топоров, 1972, с. 78].

²⁾ Идея о палеолитическом возрасте петроглифов Сибири отстаивалась А.П. Окладниковым.

³⁾ Долгие годы история развития верблюдов была предметом оживленных споров. По мнению М. Хильцгаймера, древнейшим видом на Земле были одногорбые верблюды, а двугорбые выведены человеком из одногорбых пород после одомашнивания их в Месопотамии. Изображение двугорбого дикого верблюда, равно как и находка геологами летом 1973 г. на юге Монголии костей дикого верблюда в слое раннечетвертичной эпохи, показывает большую древность этого вида на территории Центральной Азии. И хотя трудно с уверенностью датировать изображение верблюда (148/149) в пещерных росписях Хойт-Цэнхэрийн-агуй, можно допустить, что оно выполнено не позднее эпохи мезолита, а возможно, и в эпоху верхнего палеолита, ибо существенно не отличается от остальных рисунков. Следовательно, этот рисунок можно считать древнейшим в мире изображением дикого двугорбого верблюда.

⁴⁾ Подробнее эта проблема рассматривается, в частности, в рукописи Н.А. Иофан «Миф каменного века в изобразительных системах», обсуждавшейся в Отделе древнего Востока ИВ АН СССР.

⁵⁾ Одной из главных отличительных черт палеолитической живописи Монголии можно считать большое число изображений рогов, чаще всего оленьих. Правда, в пещере Труа Фрер головной убор «колдуна» увенчан оленьими рогами. Культ гор — древний языческий культ в Центральной Азии — отмечен в горах Монголии и Тибета сотнями жертвенников «обо», увенчанных рогами оленя (реже — барана) или черепом лошади. Культ оленя и матери-оленихи — один из самых стойких в верованиях Центральной Азии, о чем еще не раз пойдет речь ниже.

⁶⁾ Возможно, наиболее близко подошел к расшифровке этой стороны палеолитического мифа Э.Е. Фрадкин, трактующий полиэйконические композиции Костенок I как сюжеты перевоплощения человека и зверя, а также перевоплощения зверей друг в друга [Фрадкин, 1975, с. 24].

⁷⁾ В работе отряда принимали участие В.В. Волков, Э.А. Новгородова, В.И. Свинин. Все эстампажи, рисунки и графики выполнены Э.А. Новгородовой.

⁸⁾ Количество знаков указать очень трудно, так как порою трудно определить, где выбит один знак, где два или три в ансамбле. Условно я считаю за один знак фигуры, объединенные какой-то линией.

⁹⁾ Все эти мнения были высказаны во время обсуждения моего доклада на конференции «Соотношения древиих культур Сибири с культурами сопредельных территорий» (Новосибирск, 1975).

Назад К оглавлению Дальше